Мои сибирские дедушки

Александр Максимов

Молодая финская девушка узнает от своей бабушки, что её настоящий дедушка был русским военнопленным. Девушка решается на отчаянный шаг – поехать в Россию в далекую Сибирь и найти своего дедушку.

1944 год. ЦЕНТРАЛЬНАЯ ФИНЛЯНДИЯ

В то далёкое июльское утро Мирья вспомнила о своём дне рождения только тогда, когда её дедушка Яри, мирно куривший трубку на крыльце, пожелал ей счастья. Племянники, услышав о её дне рождения, обрадовались. Ещё бы, они надеялись вечером получить конфеты, которые Мирья держала для особых случаев.

Немного взгрустнув о воюющем муже, Мирья отправилась кормить скотину. Забрав в сарае большую охапку сена, понесла её к коровнику. Но не успела пересечь двор, как услышала звук мотора автомобиля. Бросив сено у коровника, с интересом стала наблюдать за ведущей к дому дорогой, по которой ехал большой военный грузовик. Мирья сразу обратила внимание, что в кузове сидел солдат с винтовкой, а рядом с ним — несколько человек в потрёпанных и выцветших гимнастерках, с которых были содраны погоны и другие опознавательные знаки.

На пороге дома появился дедушка Яри. Прищурившись от лучей утреннего солнца, он наблюдал за неожиданными гостями.

Из кабины грузовика выпрыгнул офицер и, открыв жёлтый портфель, стал перебирать в нём папки. Наконец, найдя нужную, офицер достал её и направился к Мирье. Первой мыслью у неё пронеслось: а не случилось ли что с её мужем?

— Вы Мирья Коскинен? — спросил офицер.

— Да, я, — испуганно ответила девушка.

— Вы слышали о решении правительства отправлять русских военнопленных на работу в народное хозяйство?

— Нет.

— В любом случае, помощь в вашем хозяйстве не помешает. Мы направляем помощников в большие семьи, у которых мужья или другие кормильцы на фронте, — сказал офицер.

Открыв папку, он достал из нагрудного кармана самопишущую ручку и протянул её ничего не понимающей Мирье.

— Но как это возможно? Они же наши враги! — попятилась назад Мирья. — На мне двое ребятишек да старик.

— Не бойтесь, — успокоил её офицер. — Все военнопленные хорошо зарекомендовали себя и не опасны. Вот, ознакомьтесь с документом и распишитесь.

Мирья механически прочитала текст. Хотя и не поняв полностью смысла официального документа, написала в конце страницы своё имя.

— И вот здесь, — сказал офицер, переворачивая страницу.

Закончив с формальностями, офицер спрятал бумагу в папку и, повернувшись к машине, подал знак. Из кузова спрыгнул на землю один из мужчин и подошёл к офицеру.

— Это Николай Смирнов, — представил незнакомца офицер. — Он остается здесь и будет у вас работать.

Мирья поймала любопытный взгляд Николая и покраснела.

— Да не бойтесь вы его. Мы отобрали тех, кто отличился в лагере трудолюбием и примерной дисциплиной. Раз в неделю я буду приезжать к вам, чтобы убедиться, что всё в порядке.

— А если не в порядке? — спросила Мирья.

— Тогда, если от вас поступит хоть малейшая жалоба, мы вернём его в лагерь, а на его место пришлём другого.

— Но он хоть по-фински говорит? — робко спросила Мирья.

— Нет.

— Как же мы будем с ним понимать друг друга?

— Для того чтобы работать, знание языка не нужно! — сухо ответил офицер. — А теперь, извините, я спешу! Мне ещё других развести нужно, — показал он на ожидающих в кузове трёх человек.

Закрыв портфель, офицер заспешил к грузовику.

Когда машина уехала, Мирья некоторое время не знала, что делать. Николай терпеливо стоял посреди двора и ждал указаний от новых хозяев. Дед Яри, попыхивая на крыльце трубкой, злобно смотрел на русского.

— Ну что, рюсся¹, довоевался? Будешь теперь пахать за все Советы!

— Дедушка, не надо так, — осторожно попросила Мирья.

— А как? Может, мне ему ещё в ноги поклониться? Дай ему самую тяжёлую работу!

— Подожди, дедушка, пусть он немного осмотрится, — сказала Мирья и бросила взгляд на исхудавшую фигуру русского.

Николай продолжал стоять посреди двора, тщетно пытаясь понять смысл слов старика и девушки.

— Есть хочешь? — спросила его Мирья, изображая поднесённую ко рту ложку.

— Ещё чего! — возмутился Яри. — Не заработал он пока на еду!

Мирья, не слушая дедушку, ушла в дом и вскоре вернулась с двумя варёными картофелинами и стеблем зеленого лука. Она показала Николаю на лавку, чтобы он сел, и протянула ему скромную закуску.

— Поешь, потом пойдёшь на работу.

Николай, без слов понявший, что картофелины предназначены ему, не чистя кожуры, набросился на них. Не прошло и минуты, как на его коленях от картофелин остались только крошки. Аккуратно собрав, он направил их в рот.

— Теперь нужно работать! — сказала Мирья, показывая знаками, что косит траву.

Николай понимающе кивнул головой. Мирья вынесла из сарая косу и каменный брусок. А потом показала знаками, чтобы русский следовал за ней.

Сразу за усадьбой начиналось большое поле, которое заканчивалось у леса. Правым боком поле выходило на озеро.

Николай взял косу и провёл по ней большим пальцем. Одобрительно хмыкнув, сбросил гимнастерку и сделал первый взмах. Сразу видно, что это было ему не в новинку. Руки помнили движения и соскучились по мирной работе. Трава ложилась ровными валками на поле. Увидев, что дело ладится, Мирья повернулась и пошла к детям. А старик Яри немного понаблюдал с крыльца за работой русского, выбил остатки табака из трубки и ушёл в дом.

Вскоре стало припекать поднявшееся солнце, становилось жарко. Да и переросшая трава оказалась тяжёлой для косьбы: косу то и дело приходилось подтачивать. В очередной раз, чертыхаясь, Николай достал из кармана широких солдатских штанов брусок, стал править косу. Проведя несколько раз бруском по лезвию косы, положил его обратно в карман. Убедившись, что она хорошо заточена, воткнул черенок в землю и направился к озеру.

Найдя среди зарослей камышей открытый выход к воде, Николай присел на корточки. Зачерпнув воду, умылся. Вода приятно холодила. Решительно стянув с себя гимнастерку и штаны, а следом за ними и подштанники, нагой зашёл в воду. Поросшие по сторонам камыши скрывали его от посторонних глаз. Фыркая от удовольствия, Николай окунулся в воду с головой. Проплыв под водой несколько метров, он вынырнул уже на открытом месте. Отсюда ему был хорошо виден весь хутор. Вдруг он заметил, как со стороны усадьбы к озеру направляется Мирья. В руках она держала корзину с бельём. Николай, не желая быть замеченным, заплыл обратно в камышовые заросли.

Мирья, зайдя на мостки, задрала полы юбки и подоткнула их за пояс. Николаю были хорошо видны её белые ноги. Опустившись на колени, Мирья достала из корзины белье и стала его полоскать. Тщательно прополоскав и выжав нательную рубашку, положила её обратно в корзину. Девушка была так увлечена занятием, что не сразу почувствовала, что за ней кто-то наблюдает.

Николай, чтобы лучше видеть Мирью из-за низкорослых камышей, выпрямился, вытянув шею. Но, потеряв равновесие, поскользнулся на илистом дне и с шумом упал в воду.

Мирья обернулась на звук и увидела сидящего в воде сконфуженного русского. Одёрнув юбку и подхватив корзину с бельём, она быстро пошла прочь.

Ужин в день рождения Мирьи ничем не отличался от обыденного. Во главе стола сидел дед Яри, по правую сторону — его два внука. Угощение было скромным. В кастрюле дымилась похлёбка, рядом в глубокой тарелке лежала отваренная картошка в мундире, на доске — зелёный лук и свежие огурцы. Яри, ловко орудуя финкой отрезал ломти чёрного хлеба.

— Может быть, русскому хлеба дадим? — нерешительно спросила Мирья.

— Ещё чего, самим не хватает! Не знаю, как до следующего урожая дотянем, — недовольно ответил Яри.

— Но он же на нас работает. Не будем кормить, какой из него будет работник?

Яри задумался: а действительно, в словах внучки была правда. Затем, отрезав небольшой ломоть хлеба, протянул его Мирье.

— Отнеси ему!

Мирья, взяв хлеб, вышла из комнаты и направилась в сарай, куда они поселили русского.

Тем временем Николай, лежа на сене, прислушивался к урчанию в животе. Похлебки, которую он получил на ужин, явно не хватало, чтобы наесться. Его внимание привлекла забредшая в сарай курица. Кудахча и не обращая внимания на человека, она разгребала лапой земляной пол. Присев на несколько секунд, курица вновь встала, оставив после себя яйцо.

Николай вскочил, и испуганная курица с недовольным кудахтаньем убежала. Схватив ещё тёплое яйцо, Николай не заметил, как в сарай зашла Мирья. В руках она держала кусок хлеба. Увидев неожиданно появившуюся хозяйку, Николай сначала растерялся, но затем, быстро опомнившись, разжал кулак и протянул ей яйцо.

Мирья яйцо не взяла, а лишь укоризненно посмотрела на Николая. Затем, показав жестом, чтобы он следовал за ней, вышла из сарая.

В дом Мирья вернулась вместе с Николаем. Она снова жестом показала, чтобы тот сел за стол. Яри, не скрывая неприязни, посмотрел на незваного гостя.

— Ты зачем его сюда привела? — еле сдерживая гнев, спросил он внучку. — Он нам чужой, он враг! А с врагом я не хочу сидеть за одним столом!

— Он пленный, а это уже не враг. И прежде всего — он человек!

Мирья повернулась к Николаю, который стоял на пороге и напряжённо слушал явно не мирный разговор на чужом для него языке. Мирья снова решительным жестом показала на свободный стул.

— Садись!

Николай покорно сел за стол и опасливо посмотрел на сердитого деда.

— Что уставился, рюсся? — проворчал дед. — Ешь, раз сел за стол!

Николай непонимающе посмотрел на Яри. Старик знаками показал, чтобы тот брал ложку и начинал есть.

Николай вынул руку из-под стола и раскрыл ладонь, на которой лежало куриное яйцо.

— Хочешь сказать, что честный? Ладно, давай обедать. Пусть хоть за этим столом наступит перемирие! — сдался старик. — Неси самогон! — приказал он Мирье.

— Нет самогона, все выпили на Юханнус², — ответила она.

— Тогда сходи к Сеппо Турунену, у него точно есть. Скажи, что скоро верну.

Обрадовавшись, что дед смягчился, Мирья выскочила из комнаты. Яри посмотрел на потрёпанную гимнастерку Николая.

— Ты грязный и плохо пахнешь! — сказал он. — Сегодня будет сауна. Можешь прийти, когда мы все помоемся.

Но по глазам русского было видно, что он ничего не понял из сказанного.

— С-а-у-н-а, — растягивая слово, произнёс Яри. — Понимаешь? Сегодня, мыться!

Старик стал жестами изображать, что моется. Николай понимающе закивал головой.

— Баня? Да-да, помыться не мешало бы, — обрадовался он.

— Ни черта я не понимаю в вашем языке! — пробормотал Яри. — Ешь, а то всё остынет!

В сауну Николая позвали после того, как Мирья и дети помылись. Яри сказал, что пойдёт позже, когда жар уляжется.

Николай стоял в предбаннике и не решался раздеться. Скрипнула дверь, он обернулся и увидел вошедшую в предбанник Мирью. В руках она держала сложенное холщовое полотенце и чистое нижнее белье. Жестом показала, чтобы Николай снял свою грязную одежду и положил его в корзину.

Когда она вышла, Николай стал раздеваться. Свою грязную пропотевшую гимнастерку он, как приказала Мирья, сложил в корзину. Дверь снова открылась, и голый Николай только успел прикрыться руками.

— Что испугался? — озорно спросила она. — Думаешь, голого мужчину никогда не видела?

И ещё раз глянув на Николая, забрала корзину и с гордым видом хозяйки закрыла за собой дверь.

В сауне Николай, зачерпнув из ведра полный ковш воды, плеснул её на горячие камни. Прикрыв лицо от ударившего жара, с удовольствием растянулся на полке. Как же ему, сибиряку, не знать толк в бане?

Дверь в парилку отворилась, и вошёл Яри.

— Чёртов русский! — морщась от сильного жара, сказал он. — Зачем столько пара? Ты даже толком в сауне париться не можешь! Пар должен быть нежным и успокаивающим. А у вас, русских, всегда всего через край.

Смущенный Николай сел на край полка. Яри забрал у него ковш.

— Вот, смотри как надо! — сказал старик и, зачерпнув ковшом немного воды, маленькими порциями стал плескать на камни.

— У тебя дома сауна есть?

Яри показал куда-то далеко рукой.

— А-а, — догадался Николай. — Сауна? Есть. Только она у нас по-другому называется — баня.

— Банья? — переспросил Яри

— Баня, — поправил его Николай.

— Банья, — упорно повторил старик. — Ну и язык у вас!

Николай, довольный тем, что старик его понял, продолжил:

— У нас баня парит, баня правит, баня всё поправит.

Яри, конечно, ничего из сказанного не понял, лишь только догадался, что Николай нахваливает русскую баню, а значит, ставит её выше финской сауны.

— Всё равно, наша сауна лучше! — категорично заявил он. — Нет ничего лучше в мире, чем финская сауна! Это все знают!

Тут Яри заметил маленький медный крестик, который висел на шнурке на груди у Николая. Ткнул в него пальцем.

— Если ты коммунист, то почему крест носишь?

Поняв только одно слово — коммунист, Николай замотал головой.

— Нет-нет, я не коммунист!

— Врёшь! — не поверил Яри. — Вы, русские, все коммунисты, во главе с вашим вожаком Сталиным.

Николай, услышав имя Сталина, по-своему понял смысл сказанного.

— А вот товарищ Сталин — самый настоящий коммунист, верный ленинец!

— Слуга Сатаны — вот кто ваш Сталин! — с ненавистью прошипел старик.

Нагнувшись, он достал из стоящей на полу кадушки с водой берёзовый веник. Подняв его чуть выше головы, потряс над каменкой. Капли воды, попав на раскалённые камни, шипя и поднимая облако пара, мгновенно испарились.

— А вот это видел? — спросил он Николая. — У вас такого точно нет!

— Веник? — догадался Николай. — Дай-ка поглядеть!

Он протянул руку за веником. Яри неохотно отдал его Николаю.

— Хорошо связан, — одобрительно кивнул Николай. — И ветки срезаны вовремя: листья не опадают. А у нас ещё дубовые веники делают, из ольхи, из ельника, кедра или пихты. А вот бабка моя лечила радикулит веником из крапивы.

Яри показалось, что Николай теперь критиковал его веник. Разозлившись, он скомандовал:

— Ничего ты не понимаешь в этом! Ложись, я сейчас тебе покажу, что такое настоящая финская сауна!

Николай недоумённо пожал плечами. Тогда старик взял его за плечо и показал жестом, чтобы тот лег на полок животом вниз. Николай послушно лег, и Яри начал яростно хлестать по спине. Но, к удивлению старика, русский только постанывал от удовольствия.

— Сильней давай! И пару ещё поддай!

Как ни странно, но Яри понял смысл сказанного и стал хлестать веником ещё сильнее. Выбившись из сил, старик сел рядом с русским. Николай приподнялся.

— А теперь давай ты ложись! — сказал он. — Я тебе покажу, как парят у нас в Сибири! И пару поддай побольше!

Напарившись вдоволь, мужчины отдыхали в предбаннике. От их распаренных тел поднимался пар.

— Ты настоящий сибирский медведь! — ещё тяжело дыша, сказал Яри. — Так у нас веником не обрабатывают. Все силы у меня выбил. Ладно, завтра идём в лес. Будем деревья валить, посмотрим, каков ты работник.

После сауны Николай вернулся в сарай, где на сеновале он обустроил себе что-то наподобие лежанки. Развалившись на прошлогоднем, ещё не утратившем аромата прошлого лета сене и отмахиваясь от назойливых комаров, он стал вспоминать свой дом.

Утром Николай снова отправился докашивать делянку. После полудня, закончив работу, вернулся в усадьбу. На скамейке сидел Яри со своей неизменной трубкой и наблюдал за играми внуков. Мирья развешивала бельё.

— Я всё скосил, — сказал Николай и скрестил руки, показывая, что работу сделал. — Что дальше?

— Можешь немного отдохнуть, — поняла Мирья.

Николай присел на скамейке у сарая.

— Хорошо русский работает, — сказал Яри Мирье. — Не ленится.

— Что правда, то правда, — согласилась она.

— Завтра в лес пойдем, на заготовку дров. Хорошо, что подмога есть, одному мне не управиться.

На следующее утро, когда чуть развиднелось, Яри зашёл в сарай. Николай, накрывшись старым одеялом, безмятежно похрапывал на своей лежанке из сена. Яри слегка пнул его ногой.

— Эй, русский, вставай! В лес пора, если хотим управиться до вечера, — сказал он и вышел из сарая.

Николай, протерев заспанные глаза, нехотя встал. Подошёл к стоящему ведру с водой, умылся и, поеживаясь от утренней прохлады, вышел во двор. На крыльце дома стояла Мирья. В руках она держала корзинку с едой, которую протянула Николаю.

— Вы там осторожней в лесу. Дедушка уже старый, присмотри за ним.

Николай, хотя и не поняв того, что она сказала, почувствовал в её взгляде и интонации какую-то особенную мягкость и заботу.

— Не волнуйся! — ответил Николай, забирая корзину у девушки.

В этот момент их руки соприкоснулись. Мирья зарделась и, быстро отдёрнув руку, ушла в дом.

Утренний лес был удивительно прекрасен. Чистый и прозрачный воздух пьянил, а капли утренней росы на траве блестели подобно миллионам маленьких алмазов. Не донимала свирепствующая, особенно по вечерам, мошка. Николай вдыхал воздух полной грудью и наслаждался свободой. Ведь не так далеко идёт война: звуки канонады иногда были слышны в ночной тишине. «Что там сейчас на фронте?» — думал он. Вот уже две недели он был лишён любой информации о том, что творилось в мире. И спросить не у кого. Но даже если бы и знал язык, то вряд ли услышал правду.

Яри шёл впереди и наносил зарубки на деревья, которые предстояло рубить.

— Вот эти будем валить. Ты когда-нибудь рубил деревья?

Старик, махая топором, стал изображать, что рубит дерево. Затем, сомкнув руки кольцом, показал, какие толстые стволы им предстояло валить.

Николай его понял и скептически улыбнулся.

— И это ты называешь большим деревом? Ты даже представить себе не можешь, какие деревья у нас в Сибири. Три человека возьмутся за руки, и то не обхватить.

Яри истолковал это по-своему. Пробормотав что-то под нос, он показал топором в сторону высокой толстой сосны.

— Это твоя, герой, — сказал он и подошёл к другому дереву.

Старик, несмотря на свой возраст, профессиональным ударом вонзил лезвие топора в сосну. Раздался звонкий звук, который вернулся лесным эхом. Вслед за ним нанёс свой первый удар и Николай. Полетели щепки.

Сделав подруб, Яри обошёл ствол и приступил к основной рубке. Время от времени он украдкой поглядывал на Николая. Интересно, как русский владеет топором.

— Хоть и враг, но лесное дело знает! — бормотал старик между ударами топора. — И зачем они к нам полезли? Что им, своего леса мало? Рубили бы лес в Сибири!

Николай нанёс последний удар топором, и высокая сосна с треском и шумом легла ровно между деревьями. Яри перестал рубить и подошёл к упавшему стволу. Придирчиво глянул на место сруба поваленного дерева.

— Ничего не скажешь, хорошая работа!

Вдруг послышался треск падающего дерева. Оставленное стариком недорубленное дерево начало медленно падать.

— Поберегись! — только и успел крикнуть Николай и, схватив Яри за плечи, с силой оттолкнул его в сторону. Но было поздно. Тяжёлый ствол пронёсся всего в несколько сантиметрах от лесорубов и рухнул на землю.

Первым пришёл в себя Николай. На его лице слегка кровоточили мелкие царапины: сосновая ветвь с иголками посекла кожу подобно тысячам маленьких бритв. Рядом ничком лежал Яри. Николай склонился над ним.

— Живой? — спросил он и стал тормошить старика.

Тот очнулся и громко застонал. Тут Николай заметил, что ступня Яри была прижата упавшим деревом.

— Потерпи, — сказал Николай. — Сейчас освобожу!

Он подобрал упавший топор и наклонился к Яри. Старик, уже немного пришедший в себя, с ужасом смотрел на человека с топором, которого считал своим врагом.

— Нет! — истошно закричал он.

Но Николай, не обращая внимания на его крики, с силой рубанул по толстой длинной ветке. Затем, подсунув конец срубленного хлыста под упавший ствол, подставил под него плечи и, используя в качестве рычага, изо всех сил натужившись, попытался оторвать ствол от земли.

— Вытаскивай ногу! — закричал он старику.

Яри понял, что хочет сделать русский, и попытался вытянуть ступню. Но тщетно: щель между упавшим деревом и землёй была настолько узкая, что вытащить ногу не получалось.

— Не могу, подними ещё! — простонал старик.

Николай и сам видел, что ствол нужно поднять выше. Он снова попытался приподнять бревно, но силы были на исходе. Сказывались усталость и скудное питание. В былые времена он это бревно поднял бы с лёгкостью. Это было раньше, а сейчас нужно было вызволять старика, который вот-вот потеряет сознание.

Николай глубже засунул хлыст под бревно и, собрав последние силы, надавил плечом. От напряжения его лицо стало пунцово-красным, на висках вздулись вены. Из его лёгких вылетел крик, более похожий на рык медведя, и бревно поддалось. Только теперь старику удалось вытащить ногу. Видимо, до этого он держался, а теперь лежал в забытьи и лишь тихо постанывал.

Николай попытался стянуть с его ноги сапог. Но старик очнулся и закричал от боли. Тогда, снова взяв в руки топор, Николай надрезал голенище острым лезвием. Только после этого ему удалось снять сапог. Не обращая внимания на крики старика, он стал осматривать начинающую опухать ногу.

— Потерпи, дед! — сказал Николай, ощупывая ступню. — Вроде кость цела. Хорошо, что мох мягкий. Но к доктору всё равно нужно! А пока — в холод.

Николай помог старику подняться и усадил его на поваленное дерево. Старик морщился от боли, но терпеливо молчал.

— Ничего, дед. Нога — не самое страшное, — успокаивал его Николай. — Главное, что сам цел. Вон у нас на заготовках деревом придавило свёкра. Кишки ему помяло изрядно, мучился бедняга. Так и не поправился, через полгода высох весь, стал как тростинка. Когда несли гроб, то вообще веса не чувствовали.

Старику было точно не до рассказов русского, тем более он и не понимал ничего. Боль дала знать о себе, и старик снова застонал.

— Что же мне с тобой делать? Конечно, я могу пойти за помощью, но пока вернусь, будет уже ночь. Так что вставай, потихоньку доковыляем.

Снова взяв в руки топор, Николай срубил толстую ветку с рогатиной на конце. Получился импровизированный костыль, который он вручил старику. Подставив плечо и обняв несчастного за талию, медленно повёл его в сторону дома, до которого лежал неблизкий путь.

Мирья то и дело выходила на крыльцо и тревожно всматривалась в сторону леса. Заходящее солнце уже спряталось за кромкой деревьев, а мужчин всё еще не было. Её не покидало чувство беспокойства. Не могли они так долго находиться в лесу: рубить деревья в сумерках, как известно, невозможно.

Наконец она увидела, как на тропинке, ведущей из леса, появились две фигуры. Двигались они очень медленно. Мирья почувствовала, как сжалось сердце, и побежала им навстречу.

Вскоре она увидела, что Яри одной рукой опирается на плечо Николая, а другой рукой держится за ветку-костыль. Мирья, поняв всё без слов, подставила дедушке плечо.

— К доктору его нужно отвести! — устало произнёс Николай. — Доктор, госпиталь… Понимаешь?

И Мирья закивала головой.

Прошёл месяц. Травма у Яри оказалась не очень серьёзной. Кость уцелела благодаря жёсткому сапогу и мягкому мху, в котором буквально утонула ступня. Теперь он передвигался по двору, опираясь на палку. Тяжёлую работу выполнять не мог, но всё равно что-то делал руками: то раму поправить, то ведро подлатать, то сбрую починить.

В этот вечер Яри сидел на скамейке возле крыльца и подшивал разрезанное Николаем голенище сапога. Щурясь от лучей заходящего солнца, он украдкой наблюдал, как хлопотала по хозяйству Мирья.

Из сарая вышел Николай. Он держал косу и точильный брусок. Увидев его, девушка приветливо улыбнулась. Яри уже не в первый раз замечал расположение внучки к русскому батраку и решил с ней поговорить.

— Мирья, подойди сюда!

— Сейчас, только сено корове отнесу.

— Пусть русский отнесёт! — приказал старик.

Девушка покорно подошла к Яри.

— Присядь!

Мирья послушно присела рядом с ним на скамейку.

— Тяжело тебе приходится, внучка, — издалека начал старик. — И я тебе не помощник.

— Не беспокойся, дедушка. Николай мне очень помогает.

Яри бросил сердитый взгляд на Мирью.

— Ты не очень рассчитывай на него. Не забывай, что он наш враг. Ему здесь ничего не угрожает, а твой муж в любую минуту может погибнуть на войне!

— Николай нам не враг, — робко возразила Мирья. — Ты забыл, как он тебя спас? И если бы не он, ты так и остался лежать под тем бревном.

— Ничего я не забыл! — раздражённо ответил старик. — Меня другое беспокоит: сено пора косить. Если пойдет дождь, то вся трава ляжет. А какой с меня работник?

— Ты не беспокойся, Николай и поможет. Он хороший работник, старательный.

Яри, не выдержав, сердито стукнул кулаком по скамейке.

— Perkelle!³ Снова этот русский! Ты слишком часто его хвалишь, не стоит он того!

— Почему? Вот скажи мне, дедушка, за что я должна его ненавидеть? Он такой же человек, как и мы. И на войну пошёл только потому, что иного выхода у него не было. В противном случае его бы сослали в лагерь, а то бы и расстреляли.

— Это было бы лучше для всех. Не было бы так много русских, то и на нас не напали бы, и муж твой был бы не на войне, а дома!

— Дедушка, не сердись. Мы все люди подневольные.

Яри замолчал и сердито засопел.

— Завтра пойдёте на дальнее поле, — хмуро сказал он. — Нужно скосить траву до дождя.

Мирья посмотрела на безоблачное небо.

— Небо чистое, вряд ли дождь будет.

— Будет, у меня кости ломит. Завтра с рассветом берёшь с собой Николая, и чтобы до вечера скосили и сгребли всё сено. Как бы я ни хотел вас отпускать двоих, но, видать, другого выхода нет. Поняла?

— Всё будет хорошо, дедушка, — попыталась успокоить Яри Мирья. — И не переживай: Николай не опасен.

— Молодая ты и наивная, — сказал Яри. — Он мужчина, а ты — женщина!

— Ну и что с того? У меня есть муж, которого я с нетерпением жду. Говорят, что война вот-вот закончится, и скоро все наши мужчины вернутся домой.

— Не все вернутся, — философски заметил Яри.

— Мой Микко обязательно вернётся!

За разговором они не заметили, как к усадьбе подъехал человек. На багажнике его велосипеда был прикреплён кожаный кофр, а к нему ремнями пристёгнута тренога. Это был известный в округе фотограф Пекка Ялава.

Сняв картуз, он поздоровался с Яри и Мирьей.

— День добрый! Собирайте всех, будем фотографироваться.

— Зачем? — удивилась Мирья.

— На память. Фотографию мужу на фронт отправишь. Пусть он увидит, что вы все живы и здоровы.

— Сколько это стоит? — поинтересовалась Мирья.

— Сто пятьдесят марок.

— Так дорого?

— Так инфляция, а у меня старые цены, потому что материалы закупил ещё до войны.

— Хорошо, — немного подумав, согласилась Мирья.

— Вот и ладненько, — обрадовался фотограф. — Зови всех, кто есть в доме.

Пока фотограф устанавливал на треногу свою камеру, Мирья забежала в дом и, открыв сундук, стала в спешке выбирать наряд. Заодно приказала племянникам переодеться в чистое и выйти во двор.

Через четверть часа на скамейке возле дома чинно уселся дед Яри с Мирьей. Племянники встали позади них.

— Вся семья в сборе? — нетерпеливо спросил уставший ждать фотограф.

— Все! — ответил Яри.

Фотограф пристроился к видоискателю и уже собрался нажать на затвор, как дверь сарая приоткрылась, и из-за неё выглянул Николай.

— Стой! — приказал фотографу Яри. — Подожди, не снимай!

Фотограф недовольно оторвался от видоискателя камеры.

— Что случилось? — спросил он.

Но Яри, не обращая на него внимания, позвал Николая:

— Эй, русский! Иди сюда! Сфотографируемся вместе!

Яри жестом показал Николаю, чтобы он подошёл к ним. Затем старик приказал, чтобы он встал рядом с племянниками. Николай, немного смутившись, встал рядом с мальчишками. Фотограф скривился: ему явно не нравилась эта затея.

— Это обязательно, с русским? — спросил он.

— Обязательно! — тоном, не требующим возражений, ответил Яри. — Пусть наши парни на войне видят, что поверженный враг батрачит на нас! Давай, фотографируй!

Фотографу ничего не оставалось, как нажать на затвор фотоаппарата. После этого быстро собрал камеру и закрепил кофр и штатив на велосипед. Не скрывая своего недовольства, что ему пришлось фотографировать, хоть и пленного, но врага, сел на велосипед и укатил восвояси. По дороге фотограф размышлял о том, что напрасно согласился на уговоры, и даже доводы старика его не переубедили. Первым желанием у него было засветить фотопластинку, но, подумав о том, что так он может потерять клиентов, передумал.

На следующее утро Мирья встала ещё затемно. Подоив корову и собрав в корзинку обед, вышла во двор. Поёживаясь от утреннего холода, направилась к сараю.

Русский крепко спал. Мирья тихо подошла к Николаю и невольно залюбовалась его крепким молодым телом. Потом осторожно прикоснулась к нему. Николай моментально проснулся. Мирья жестом показала, что пора вставать, и быстро вышла из сарая.

До дальнего поля шли не долго — не более получаса. Огороженная с четырёх сторон лесом небольшая лужайка была удивительно красива: впору картины писать. Посреди поля стоял деревянный сарай для хранения сена. На родине Николая сено хранили в скирдах, а у финнов — в подобных сараях. Поэтому, когда зимой приезжали на лошадях за сеном, то защищённое в сарае от ветров и дождей сено выглядело так, как будто его только что скосили.

Приступили к работе. Николай, размашистыми движениями косы срезая траву, укладывал её в ровные, красивые валки.

Через час поднявшееся над лесом солнце стало припекать. Николай скинул сначала гимнастерку, а через некоторое время и нательную рубашку. Мирья, не в силах удержаться, то и дело бросала взгляд на его хоть и исхудавшую, но мускулистую спину.

Николай косил как заведённый. Мирья еле поспевала за ним и вскоре почувствовала, что выбивается из сил.

— Николай! — окликнула она его.

Он, перестав косить, обернулся.

— Перерыв! — сказала она.

Николай её не понял. Недоуменно пожав плечами, повернулся и снова продолжил косить. Мирья снова позвала его и жестом показала в сторону сарая, где стояла корзина с едой.

— А-а, перекусить? — догадался Николай. — Это мы всегда пожалуйста!

Воткнув черенок косы в землю, он направился к сараю. Мирья расстелила на траве льняное полотенце и стала раскладывать ржаной хлеб, яйца, варёный картофель и пучки зелёного лука. Ловко орудуя финским ножом, девушка отрезала кусок хлеба и протянула его Николаю.

— Кушай, мужчина! — сказала она. — Тебе сила нужна!

С удовольствием откусив от краюхи, он заметил, что Мирья смотрит на него и не ест.

— Ты почему не ешь? Ты кушай, кушай!

Николай жестом показал Мирье, чтобы она тоже ела. Девушка отломила от хлеба небольшой кусочек.

— А какой у вас в Сибири хлеб? — спросила она.

Николай, конечно, не понял вопроса и продолжал есть. Тогда Мирья, показывая на хлеб, произнесла его название на немецком языке.

— Brot. Сибирь, brot…

Наконец до Николая дошло, о чём спрашивала его Мирья.

— А-а, какой у нас в Сибири хлеб? Хороший у нас хлеб, замечательный! Gutes Brot! А ещё у нас есть пельмени.

— Пельмени? — произнесла она. — Не знаю, что это такое. Это хлеб, brot?

— Нет, это не просто хлеб. Это всё вместе: хлеб, мясо и горячая похлёбка одновременно.

Мирья, смущённо улыбаясь, пожала плечами, потому что тоже ничего не поняла. Затем протянула Николаю бутыль с молоком. Тот, приложившись губами к горлышку, запрокинул голову. По его щекам потекли струйки молока. Мирья рассмеялась. Николай вернул бутыль девушке. Мирья стала тыльной стороной ладони вытирать молоко с его щеки. Николай осторожно взял её руку. Смутившись, Мирья испуганно отдёрнула её. Николай, испугавшись своего порыва, чтобы скрыть неудобство, жестом показал, чтобы она тоже выпила молока.

Девушка, запрокинув бутыль, попыталась сделать глоток, но струйки молока теперь предательски покатились и по её щекам. Она заткнула пробку и поставила бутыль обратно в корзину. Теперь засмеялся Николай и так же, как и она, попытался вытереть остатки молока на её щеке. Но Мирья уже уверенно отстранила от себя руку Николая. Их взгляды пересеклись. Николай на этот раз был настойчивее: взяв её маленькие хрупкие руки в свои широкие ладони, наклонился и поцеловал их.

Ей показалось, что по телу прошёл электрический ток. И она, казалось, совсем потеряв отчёт своим действиям, закрыла глаза и впала в некое оцепенение. Она была уже готова ко всему, но тут внезапно раздался раскат отдалённого грома. Мирья спохватилась и высвободила руки. Показав, что скоро может пойти дождь и нужно успеть сгрести скошенную траву, вскочила и подобрала грабли. Николай встал вслед за ней и с явной неохотой взялся за косу.

Раскаты грома усиливались с каждой минутой, небо быстро, как при ускоренной киносъёмке, заволакивало тучами. Мирья, с опаской поглядывая на небо, быстро сгребала скошенную траву в небольшие скирды.

Когда небо окончательно потемнело до тяжелого свинцового цвета, тишину со страшным треском рассекла молния, и вслед за ней упали первые крупные капли дождя. От неожиданности Мирья громко вскрикнула. Николай обернулся. Мирья быстро стала показывать, что работать больше нельзя и нужно где-то укрыться.

— Прекращай работать! — закричала она после очередного раската грома. — Это опасно, молния может убить!

Дождь усиливался и вскоре полил как из ведра. Они побежали к сараю.

Внутри было сухо и хорошо пахло прошлогодним сеном. Здесь было спокойно, и даже раскаты грома не казались такими громкими. Оба успели так сильно промокнуть, что стекавшая с них вода оставляла на дощатом полу большие лужи.

Мирья показала Николаю на дальний угол сарая.

— Нужно просушить одежду, — сказала она.

Ему и самому было ясно, что мокрую одежду нужно снять и высушить. Поэтому он послушно направился в то место, которое ему указала Мирья. Сама она перебралась в другой угол сарая. Их разделяла большая копна сена.

Николай снял с себя сначала гимнастерку и штаны и, хорошо отжав их, развесил на балке. Но намокшее нижнее белье противно липло к телу, к тому же становилось прохладно. Поэтому, не раздумывая, он решительно стащил с себя нательную рубаху и подштанники. Повесив их рядом с гимнастеркой, и, чтобы немного согреться, зарылся в сено, на удивление внутри оказалось очень тепло. Быстро согревшись, Николай почувствовал истому, и его сразу потянуло в сон.

А в это время по другую сторону копны раздевалась Мирья. Когда она развесила одежду для просушки и осталась совсем голой, её затрясло мелкой дрожью от холода. Прикрывая грудь скрещёнными руками, Мирья обошла копну и подошла к тому месту, где из сена торчала голова дремлющего Николая. Услышав шорох, он открыл глаза и с удивлением уставился на появившийся в сумерках сарая обнажённый женский силуэт.

— Мне холодно. Согрей меня, — тихо сказала Мирья.

Всю ночь Яри не сомкнул глаз. То и дело выглядывал в окно, которое выходило на дорогу. Он не знал, что и думать. Дождь закончился ещё поздно вечером, значит, и вернуться с сенокоса внучка с русским должна была давно. Если бы не больная нога, то он бы направился на дальние поля.

Успокаивая себя, решил, что, как только поднимется солнце, запряжёт коляску и поедет на розыски.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Ryssä — унизительное финское прозвище русских.

2

Juhannus — День летнего солнцестояния, или Ивана Купалы.

3

Perkelle (фин. — Черт побери!)