Время перемен

Александр Мазин

Артем Грива, бывший сотрудник Департамента внешней разведки Российской империи, теперь – сотрудник международного комитета по пресечению запрещенных научных исследований. Во время обычной полевой операции – зачистке одного из секретных научных центров Пентагона, Артем Грива сталкивается с существом, контакт с которым был смертелен для любого человека. Но Артем выжил…

Глава третья

СОТРУДНИК ВСЕМИРНОГО КОМИТЕТА ПО ВЫЯВЛЕНИЮ И ПРЕСЕЧЕНИЮ НЕСАНКЦИОНИРОВАННЫХ НАУЧНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ ИХ БЛАГОРОДИЕ КАПИТАН ГРИВА НА ОТДЫХЕ

Первые дни положенной релаксационной недели Артём провел абсолютно бездеятельно. Читал, бегал по горам, надев «гидру» (апрель все-таки), часами плавал в холодном море. Эскулапы его особо не донимали, а служебные проблемы он, как и положено по уставу, оставил за воротами релакс-комплекса. Пользуясь своими привилегиями «лица, чей ранг приравнен к рангу младшего камергера Императорского Двора», Артём оформил пропуск в Царский парк, где и бродил в полном одиночестве, размышляя о возвышенном и сочиняя хокку. Хокку выходили отвратительные. Восьмушке самурайской крови, наличествовавшей в жилах Гривы, было не по силам победить полное отсутствие поэтического таланта.

На четвертый день Артём, по согласованию с комендантом (считалось, что Грива — на службе), взял вертушку и слетал в Ялту, где аккурат в этот день проходил финал чемпионата стеночников.

Лет десять назад, как раз когда Грива заканчивал математико-информационное отделение Военной Императорской школы и готовился поступить на службу во Второй департамент (так тогда называли Департамент внешней разведки), стеночная борьба вдруг приобрела в России невероятную популярность. Лучших бойцов почитали не меньше, чем сумоистов в Японии. Позже энтузиазм несколько угас. Тем не менее в рейтингах гало соревнования стеночников уверенно вписывались в первую десятку, уступая, конечно, таким видам, как футбол и хоккей, но далеко опережая все прочие единоборства.

Ялта — один из самых дорогих черноморских курортов. Тем не менее на крыше местного отеля «Хайат», чья свеча торчала как раз рядом со стадионом, посадочных мест не было.

Грива поставил машину на желтый прямоугольник служебной стоянки, махнул перед носом служащего радужным пропуском в Ливадийский дворцовый комплекс (служащий почтительно козырнул), соскользнул в прозрачной капле лифта вниз, в журчащий фонтанами холл — и снова окунулся в весеннюю многолюдную Ялту.

На площади перед стадионом бурлила толпа. Билетов, разумеется, не было, но Артём полагал, что привилегии для того и существуют, чтобы ими пользоваться, поэтому через общий терминал связался с администрацией, сунул в щель личную карточку и, естественно, тут же получил допуск в «дворцовую» ложу.

Хотя десятитысячный стадион был забит до отказа, ложа, в которой с комфортом разместился Грива, была практически пуста. Только в углу притулилась довольно симпатичная девушка в сарафане, красный цвет которого демонстрировал ее симпатии к красноярской сборной.

— Привет, — настороженно сказала она.

На вид ей было лет семнадцать-восемнадцать, и сомнительно, чтобы у нее было право на место в «дворцовой» ложе. Но Артём — не инспектор и не какой-нибудь штатский сноб из министерства.

— Привет! — дружелюбно ответил он, положил на барьер полученный от контролера бинокль и активировал экран инфо. Сведения о командах-финалистах, для того, кто понимает, намного интереснее, чем рекламное представление спонсоров чемпионата. Грива понимал.

Рекламное шоу длилось минут десять, потом завыли трубы и на арену двумя компактными группами выбежали стеночники. Сборная Красноярска против московского «Святогора». По девять троек с каждой стороны. И те и другие в стандартных костюмах: порты-пояс-рубаха. Некоторые — босиком. Это не возбранялось. Так же, как и вышивка по вороту. Но в остальном — строго. Вообще-то правила в «стенке» очень жесткие. Особенно с тех пор, как отказались от применения протекторов. Раньше, до того как «стенка» окончательно оформилась, вольностей было больше. Некоторое время даже разрешалось использовать дубинки. По две-три на команду. Большие дискуссии велись на эту тему: дескать, по русским традициям «стеночники» дубинками сплошь и рядом дрались. Но в основе современной «стенки» стояли люди серьезные, понимавшие, чем отличается «фольклорная» музыка от музыки «на основе фольклора». Дубинки отменили. И протекторы, кстати, тоже. Та самая традиция однозначно требовала от участников «держать» удар.

Реклама на тридцатиметровом галоэкране сменилась «картинкой» арены, стадион взвыл и тут же стих.

Артём на экран не смотрел. Если бы он хотел увидеть чемпионат по гало, не полетел бы в Ялту.

Команды построились.

— Извините… — вдруг тоненьким голоском проговорила девушка. — Если вам не нужен бинокль…

Артём не глядя протянул ей бинокуляр. Офицер-полевик со зрением ниже тройки — это гарантированное увольнение для курирующего окулиста.

Стадион снова взвыл. Стеночники с ревом, даже без помощи динамиков перекрывшим ор зрителей, ринулись в бой. Казалось, уровень шума достиг предела, но тут врубились направленные микрофоны, и от боевого клича троек завибрировал барьер ложи.

Когда-то Грива потратил немало времени, чтобы освоить голосовую технику «стенки», но по-настоящему так ею и не овладел, хотя эффективность ее была потрясающей. От воинственного клича даже одного умелого бойца у противника опускаются руки и слабеют колени. А если пронзительный вопль разом испускает сыгранная тройка — супротивник может и сознание потерять. Рассказывали историю о том, как из Токсовского зубрятника вырвался бык и отправился прогуляться по курортной зоне. Санкт-петербургская команда стеночников успела раньше звероловов. Когда те наконец прибыли, зубр в глубокой печали лежал на травке. При этом его никто и пальцем не тронул. И правильно, что не тронул. Зубр — это не домашний бычок. Солидная зверушка. А вот против боевого клича не устоял…

Командная техника стеночного боя с виду кажется достаточно простой: куча на кучу. Но это — только с виду. Овладеть ею весьма нелегко. По сути, каждая тройка — это единый боевой организм. Двое — на прикрытии, один — на атаке. Это не значит, что защитники не могут атаковать, а атакующий — защищаться. Футбольный нападающий тоже может играть в защите, а защитник — в нападении. Но в идеале каждый делает то, что умеет лучше. С учетом групповой тактики. Иными словами, любая пуля может убить, но малокалиберная гарантированно выводит из строя при точном попадании, а крупнокалиберная — при любом. То есть, если «биток» попал, тот, в кого он попал, из игры вычеркивается. На стеночном жаргоне это называлось «сделать мясо». А «сделать мясо» из крепыша, ломающего головой доску в пять сантиметров толщиной, — серьезная задача.

Стадион стоял на ушах. Девочка-соседка приплясывала, подпрыгивала и лупила по барьеру Артёмовым биноклем. «Стенка» — безумно заводная штука. Грива, конечно, не визжал. Считал: несолидно. Но получал от зрелища большое удовольствие. Потому что будучи профессионалом видел не только прыжки и плюхи, а еще и отточенную технику. Он видел, как ловко маневрировали «тройки», сменяя друг друга в «активной зоне», чтобы у «пристяжных» и «битков» была возможность немного отдышаться. Видел, как готовились и формировались направления атак и как моментально уплотнялась линия бойцов, когда противник пытался создать в какой-то точке единовременный численный перевес. Видел он и разницу между двумя школами стеночников. Москвичи-святогорцы старались работать командно, технично, экономно, планируя долгий поединок «на выносливость». А сибиряки явно делали ставку на индивидуальную мощь двух-трех особо крепких и выносливых «битков». Большинство болельщиков, как давно убедился Грива, предпочитали именно этот вариант. Пусть «стенка» закончится через полчаса, зато это будут та-акие полчаса…

Буц! Буц! Шмяк! Шмяк! Рев взлетел еще на полсотни децибел.

«Ва-ви-ла! Ва-ви-ла!»

«Биток» Красных из красноярской сборной провел отличную комбинацию, в полсекунды уложил полную тройку святогорцев и порвал москвичам линию защиты. В следующую секунду его тройка оказалась в кольце противников. «Пристяжные» вертелись как бешеные. Одного тут же сшибли, второго тоже едва не завалили, но красноярский «биток», двухметровая машина с руками горильей длины, ухитрился «махнуть» поверх головы своего «пристяжного». Грива увидел, как святогорского «битка», тоже бугая пудов семи, кинуло на своих, кольцо лопнуло, и мгновением позже красные рубахи красноярских буквально «затопили» желтые рубахи москвичей. Те еще пытались отбиться. Три тройки святогорцев, спина к спине, встали последним желтым островком и мужественно продержались еще целую минуту.

Когда упал последний святогорец, низким басом заревели трубы и «стенка» красноярцев рассыпалась.

Из четырех ворот на усеянную телами арену бросились врачи и санитары с самоходными тележками.

— Ва-ви-ла! Ва-ви-ла! — ревел стадион.

Могучий красноярский «биток» застенчиво улыбался и вытирал лицо разорванной в клочья рубахой. Красная кровь на красной ткани была не заметна.

— И-и-и! — в восторге запищала Артёмова соседка по ложе, как обезьянка, вспрыгнула на Гриву и принялась его целовать.

Только через минуту ему удалось отделить от себя это восторженное взлохмаченное и совершенно очаровательное существо.

— Я Артём, — представился он. — А ты?

— А я — Маша! — сообщила девушка и опять полезла обниматься.

На этот раз они поцеловались с чувством и без лишней торопливости. Под тонким шелком сарафана не было ничего, кроме упругой плоти. Мир закружился и поплыл… Кто-то сунулся в ложу, но Артём вовремя сделал шаг назад, прижал дверь спиной. С той стороны еще некоторое время суетились и дергали ручку. Потом дверь оставили в покое.

Руки девушки опустились ниже, нацеливаясь на пряжку пояса, но по пути наткнулись на кобуру.

— Ой!

Удивленная Маша моментально отстранилась, но Артём ее не отпустил, придержал за гибкую талию.

— Ты — жандарм? — спросила девушка с ноткой почтения.

Грива мотнул головой.

— А кто? — В серых глазах вспыхнула искра отчаянного любопытства.

— Шпиён! — страшным шепотом сообщил Артём. — Китайский!

Девушка звонко рассмеялась:

— Нет, правда, ты кто?

— Офицер, — строго сказал Грива и тут же улыбнулся: — Будем праздновать победу, Маша?

— Ты тоже болел за красноярских! — восхитилась девушка.

— Я болел за хороший бой, — честно сказал Грива. — Надеюсь, тебя никто не ждет?

— Ну-у… — Маша смутилась.

— Купаться будем… — пообещал Артём. — И рыбу ловить. С дельфинами.

— Ой! — восхитилась Маша.

— Кефаль. Руками. Я научу. Решили?

— Решили! — Маша встряхнула соломенной гривкой.

— Тогда вперед! — заявил Артём. — У меня вертушка на стоянке.

Строго говоря, на территорию комплекса посторонним вход запрещен, но если отдыхающий офицер желает пригласить гостя или, тем паче, гостью, на это смотрят сквозь пальцы. Эмпатки-психологини из обслуги — это, конечно, здорово. Для новичка. Но большинство «отдыхающих» рано или поздно тянет на что-нибудь натуральное. Чтоб не всплывала в самый неподходящий момент мыслишка, что тебя «лечат».

Уже в вертушке Грива спросил:

— У тебя личная карта с собой?

— Угу.

— Вставь ее сюда, пожалуйста, — попросил Артём.

Некоторые правила в него накрепко, до уровня рефлекса, вбили еще в Департаменте разведки.

Маша бросила на него удивленный взгляд, но тем не менее сунула пластиковый прямоугольник в щель анализатора.

Никакой реакции не последовало. Девушка Маша в базах «Алладина» не числилась.

— Порядок такой, — успокоил ее Артём. — Военный объект.

— Правда? — Маша оживилась. — А можно спросить — чей?

Вертушку тряхнуло: опоры коснулись земли.

— Можно. Спросить.

Собственно, никакого секрета в том, что в Ливадии расположен санаторий Всемирного комитета по выявлению и пресечению несанкционированных научных исследований, не было. Но Грива не любил с ходу объявлять своим случайным знакомым, что он — офицер «Алладина». Даже в просвещенной России на «алладиновцев» взирали, и совершенно без всякого основания, как на могучих и безжалостных сверхчеловеков. При таком отношении было трудновато строить натуральные отношения.

Они вылезли из вертушки.

— Погоди минутку, — Грива заскочил в свой оплетенный виноградом домик, прихватил пару осмотических «гидр» для длительного плавания, дельфиний манок и спрятал в сейф личное оружие.

К морю они отправились пешком.

Грива знал отличную бухточку…

Артём Грива

Осмотическая модель «гидры» — отличная вещь. Ни громоздких баллонов за спиной, ни утяжелителей на поясе. Батарей хватает на несколько суток пребывания в воде нулевой температуры. Холод практически не ощущается, мерзнут только ладони, да и то если перчаток не надевать. В общем, полная свобода. Если, конечно, умеешь правильно работать моноластом. Моя новая подружка умела. Это восхитительное зрелище: стройная девушка в облегающей серебристой «гидре», скользящая сквозь пронизанную солнцем воду. Грациозный полет. То есть кажущийся грациозным, пока на горизонте не появятся дельфины. В сравнении с ними мы — как двухлетний карапуз, ковыляющий за гимнасткой. Они к нам и относятся как к детям. Наверное. Психология дельфинов даже для специалистов — темный лес. Насколько я знаю, лет сто назад их вообще считали животными, на них даже охотились… Хотя чему удивляться, если даже сейчас, во второй половине двадцать первого века, на половине Африканского континента каннибализм считается чуть ли не доброй традицией.

Я учил Машу ловить кефаль. Руками. Поймал одну жалкую рыбешку. Дельфины вертелись вокруг и, вероятно, от души потешались.

Потом им это надоело, нас «отбуксировали» в море, так далеко, что берег превратился в дымную полоску, и затеяли карусель.

Девушка Маша визжала так, что даже сквозь маску слышно было. Дельфиний танец — это нечто. Просто безумие, когда мимо тебя, почти впритирку, проносятся живые торпеды. Кажется, что для них вода — как воздух. Ни малейшего сопротивления. Чем обычно заканчивается дельфиний танец, теперь знает каждый. Благодаря гало. Но гало-программа не передает того возбуждения, которое пронизывает воду вокруг сплетающихся дельфиньих пар. Это покруче любого афродизиака. Я не знаю никого, кто устоял бы. Не говоря уже о нас с Машей. К счастью, модельеры «гидр» учли и это…