СМЕРШ – 44

Александр Леонидович Аввакумов, 2019

Автор произведения переносит читателя в годы Великой Отечественной войны, в период освобождения Белоруссии от фашистских захватчиков. Капитан Костин и возглавляемая им группа советских контрразведчиков («СМЕРШ») встают на пути немецких диверсантов, в задачу которых входило сорвать наступление советских войск.

К А З А Н Ь 2019

Автор произведения переносит читателя в годы Великой Отечественной войны, в период освобождения Белоруссии от фашистских захватчиков. Капитан Костин и, возглавляемая им группа советских контрразведчиков («СМЕРШ»), встают на пути немецких диверсантов, в задачу которых входило сорвать наступление советских войск

ПРОЛОГ

Ранняя весна 1944 года. Резиденция фюрера в Альпах.

Гитлер вошел в зал через час, после назначенного им времени совещания. Все приглашенные высшие чины государства облегченно вздохнули. Все они слышали о его состояния здоровья. Сейчас взгляды генералов и высших чинов СС и РСХА впились в его лицо, рассчитывая увидеть на нем следы болезни. Лицо вождя было серым, под глазами были темные мешки, руки слегка подрагивали. Гитлер окинул собравшихся взглядом и сел в большое кожаное кресло. Окна кабинета были широко раскрыты, но в помещении было довольно душно. Фюрер еще раз посмотрел на генералов и протянул руку к серебряному стакану, в котором словно солдаты, находились остро отточенные карандаши. Взяв в руки карандаш, он кивнул головой, давая понять, что готов к началу совещания. Все сели и стали доставать из портфелей документы.

— Начинайте, фельдмаршал. Мне не терпится послушать ваш доклад.

В кабинете стало тихо. Все собравшиеся хорошо знали, что фюрер не переносит лишнего шума.

— Мой фюрер, я бы сразу хотел заметить, что обстановка на фронтах крайне напряженная, — произнес фельдмаршал, выйдя с указкой в руке к большой карте, висевшей на стене.

Он провел по ней указкой, обозначая позиции немецких войск.

— После нашей неудачи под Курском, армии русских наращивают атакующую мощь, — он показал на красные изогнутые стрелы. — В настоящее время бои идут на подступах к Минску. Наши войска делают все возможное, но я боюсь, что удержать эти позиции даже при повсеместном героизме наших войск, сдержать противника нам едва ли удастся. Русские имеют большое преимущество в танках, орудиях и самолетах…

По лицу Гитлера пробежала едва заметная тень недовольства и раздражения.

— О каких танках вы говорите, генерал-фельдмаршал? — тихо произнес фюрер и посмотрел на генералов. — Танки не воюют в болотах или я ошибаюсь?

В зале стало тихо. Хорошо было слышно, как легкий ветерок раскачивает шторы на окнах. Все посмотрели на Гитлера. Пауза затягивалась. Фюрер сидел за столом и выглядел уставшим. Он уныло посматривал висевшую перед ним карту, на которой были нанесены красные и синие стрелы. Его, дрожащая левая рука, будто бы не отыскав нужной опоры, повисла плетью, и слегка подрагивая. Он поднял глаза и посмотрел на генерал-фельдмаршала.

— Вы слышали мой вопрос? Скажите, что мы сделали для того, чтобы удержать Минск? Вы знаете, я не привык сдавать города, тем более такие большие.

Лицо докладчика покрылось красными пятнами. Генерал-фельдмаршал сделал глубокий вздох, словно не услышав вопроса Гитлера. Он посмотрел на серьезные лица слушателей и продолжил слегка дрожащим голосом:

— Мой фюрер! Советские войска вплотную подошли к Белоруссии, идут ожесточенные бои. Не смотря на переброшенные командованием дивизии СС «Викинг», «Мертвая голова» и «Рейх» удержать позиции вряд ли удастся. Генеральный Штаб вермахта очень рассчитывал, что наступление русских войск остановит вышедшая после дождей река Березина и Двина, но, — генерал-фельдмаршал сделал небольшую паузу, — русским удалось форсировать реки закрепиться на западном берегу, потеснив наши части.

Гитлер с ненавистью посмотрел на докладчика. Он буквально вырвал из руки докладчика указку и подошел к карте. Фюрер хотел сделать отметку на карте, но указка предательски скользнула по карте и упала на пол. Он отшвырнул ее ногой и сел в кресло.

— Скажите, а что же в таком случае делают наши войска? — раздраженно спросил его Гитлер. — Почему мы отступаем? Почему сдаем русским города? Кто мне сможет ответить, на мои вопросы? Где мои верные войска?

— Мой фюрер! Наши войска яростно сражаются и беспрестанно атакуют противника. Русские несут большие потери, в нескольких местах нам удалось сбросить русских в реку.

Гитлер махнул рукой и отвернулся в сторону. Было хорошо заметно, как задергалась его правая щека. Проведя по ней рукой, он снова повернулся к генерал-фельдмаршалу Бушу, командующему группой армии «Центр».

— Что вы можете сказать о сложившейся ситуации?

За столом повисло молчание. Все смотрели на Буша, силившегося подобрать подходящие слова.

— Чего же вы молчите? — раздраженно спросил Гитлер. — Ведь это же ваши войска!

— Русские очень многому научились в этой войне, мой фюрер, — наконец произнес генерал-фельдмаршал. — Надо отдать им должное, они оказались хорошими учениками. Они научились действовать быстро, решительно и…

Гитлер встал из-за стола. Еще в начале совещания, казавшийся больным, он вдруг предстал перед ними прежним фюрером. Это перевоплощение не осталось без внимания генералитета. Все моментально посмотрели на неожиданно взмокшего Буша.

— Я вижу, что вы ничего не можете ответить мне, в свое оправдание… Я отстраняю вас от командования группы армий «Центр» за неповоротливость и не решительность. Вы потеряли веру в нашу победу, а без нее нельзя командовать войсками! Сдайте ваши полномочия фельдмаршалу Моделю. Вы, надеюсь, сможете остановить эти русские орды? — обратился Гитлер вскочившего с места фельдмаршала.

— Мой фюрер! Я заверяю вас, что мы остановим натиск русских войск.

— Надеюсь, что у нас с вами не возникнет никаких разногласий, — произнес Гитлер. — Что говорит разведка? Где ждать направление главного удара русских?

Все посмотрели в сторону адмирала Канариса. Он поднялся из-за стола и застыл по стойке «смирно».

— Что вы можете сказать о разведке русских? — спросил его фюрер.

— Разведка русских находится на самом высоком уровне, мой фюрер. Они практически безошибочно определяют тонкие места в нашей обороне и бьют именно по ним!

Правая рука Гитлера опустилась на стол. Он нервно водил по его поверхности ладонью. Около четырех месяцев назад Гитлер объявил об отстранении от должности адмирала Канариса. Часть группы «Абвера» теперь была подчинена Главному управлению имперской безопасности во главе с обергруппенфюрером Эрнстом Кальтенбрунером.

Канарис хорошо знал, чем была вызвана подобная рокировки сил армейской разведки. Одной из причин являлась весьма неэффективно работа «Абвергруппа-104», действовавшая во время Сталинградского сражения при шестой армии. Добытые ей сведения о количественном составе армий русских и о направлении главного удара были неточны, что в конечном итоге привело к её гибели. Немалые просчеты «Абвера» были во время Курской битвы. Каким-то образом русским удалось узнать об операции «Цитадель».

Адольф Гитлер посмотрел на сидевшего напротив него Кальтенбрунера. Тот, заприметив направленный взгляд фюрера, распрямил спину. Оба они были родом из Верхней Австрии. Гитлер доверял Кальтенбрунеру безоговорочно, именно в силу этой причины передал ему зарубежный отдел «Абвера» при верховном командовании вермахта.

Однако, несмотря на принятое фюрером решение Кальтенбрунер не очень торопился перебраться в Берлин, предпочитая по-прежнему служить в родной Австрии: возглавлял СС и полицию в Вене.

— Эрнст, — назвал Гитлер его по имени, что не ускользнуло от внимания присутствующих. По своему обыкновению Гитлер всех называл по фамилии, но в этот раз он сделал исключение, что должно было бы подчеркнуть их особые отношения. Обергруппенфюрер СС оценил обращение фюрера в полной мере, он еще более распрямился и произнес:

— Да, мой фюрер, — голос генерала неожиданно дрогнул.

— В вашем ведомстве есть человек, который мог бы узнать, в каком именно месте и когда именно будет нанесен главный удар русских?

— Да, мой фюрер, у меня есть такие люди, — уверенно произнес начальник Главного управления имперской безопасности, — вы можете всецело на меня положиться.

— Эрнест! Мне не нужны ни слухи или какие-то непроверенные факты, которыми нередко Канарис со своим ведомством скармливал Генеральный штаб. Меня интересуют документы, используемые русскими генералами: карты, донесения, приказы, схемы за подписью людей, принимающих ключевые решения. Такое возможно? — Спросил его Гитлер.

— У меня есть надежные люди, которые выполнят ваш приказ, — уверенно произнес Кальтенбрунер.

Лицо Гитлера просветлело. Едва заметно улыбнувшись, он произнес:

— Хорошо, Кальтенбрунер, я доверяю вам.

Заседание продлилось недолго. Чувствовалось, что Гитлер заметно устал. Он развернулся и шаркающей походкой вышел из зала заседаний.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Ранняя весна 1944 года. Капитан Костин стоял у окна кабинета. Он словно зачарованный смотрел на идущий за окном, наверное, последний в этом году снег. Крупные белоснежные хлопья, похожие на рваные куски ваты, медленно кружились в воздухе. Они делали какие-то сказочные пируэты и, не долетая до земли, превращались в капли дождя, которые монотонно стучали по стеклу и металлическому карнизу приоткрытого офицером окна. Капли, словно, уставшие от своего полета к земле, скатывались по стеклу, оставляя после себя извилистые замысловатые дорожки.

Сильный порыв ветра ворвался в помещение, сбросив со стола листы бумаги. Этот порыв ветра словно вернул Костина к реалиям жизни. Он поежился от внезапно охватившего его озноба и почувствовал ноющую боль в левом плече от ранения, которое он получил в самом начале войны. Рука его машинально потянулась к пачке с папиросами, которая лежала на письменном столе. Папирос в пачке не было. Он моментально вспомнил, что последнюю папиросу он выкурил минут сорок назад. Александр Закрыл створку окна и перевел свой взгляд на дорогу. Там, трое бойцов хозяйственного взвода пытались вытолкнуть из глубокой ямы застрявшую в ней полуторку. Промокшие и озябшие, они громко ругались матом.

— Мужики! Давай еще раз! Навалились…

Наконец, им удалось вытолкнуть грузовик и они, счастливые и грязные полезли в кузов автомобиля. Костин непроизвольно передернул плечами, так как он на какой-то миг, представляя себе на месте этих промокших и грязных бойцов.

«Вот тебе и весна, — с грустью подумал он. — Все ждут тепла и солнца, а вместо этого — дождь со снегом».

Александр отошел от окна и, открыв тумбочку стола, достал из нее новую пачку папирос. Он быстро поднял с пола бумаги и, сев за стол, закурил. Сделав несколько глубоких затяжек, он загасил папиросу в трофейной пепельнице, которую ему подарил еще в 1940 году немецкий офицер. Тогда их полк, в котором он служил в Особом отделе, одним из первых пересек Советско-Польскую границу и вышел к линии разграничения Советских и Германских войск. Тогда все они радовались этому событию, обнимались, угощали друг друга папиросами и сигаретами, так как еще никто не их них не знал, что пройдет всего чуть больше года и разразится самая кровопролитная война между СССР и Германией и бывшие товарищи по оружию станут самыми заклятыми врагами.

Сегодня рано утром Костина вызвал к себе полковник Носов, начальник Управления «СМЕРШ» 1-ого Белорусского фронта.

— Проходи, Костин, дело есть…

Иван Павлович Носов был небольшого роста с непропорционально узкими плечами. Его широкое азиатское лицо было сплошь покрыто оспинами, словно поле, испещренное воронками, после интенсивной артиллерийской подготовки. Иван Павлович рукой указал капитану на стул. Закончив разговор, он пристально посмотрел на Костина, своими узкими, словно амбразуры глазами, словно видел своего подчиненного впервые.

— Вот что, я скажу тебе, Костин, — произнес полковник, — езжай в Мозырь. Похоже, там, в городе действует немецкая разведывательно-диверсионная группа. Судя по перехваченным радиограммам, группа имеет довольно разветвленную агентурную сеть и представляет большую опасность, в связи с предстоящим наступлением наших войск. Если мы ее в ближайшее время не ликвидируем, то нас с тобой ждут большие неприятности. Это не моя прихоть, это приказ Абакумова, а он шутить не любит.

При слове Абакумов, Костин вздрогнул. Он посмотрел на Носова, ожидая дальнейшего инструктажа. Полковник поднялся из-за стола и налил в стакан из графина воды. Он сделал несколько глотков и посмотрел на Костина, словно ожидая от него, как он среагирует на его реплику.

— Надеюсь, ты хорошо понимаешь, что проколов быть не должно.

— Товарищ полковник, прошу вас дать указание на предоставлении мне всех перехваченных и расшифрованных сообщений. Я должен знать уровень осведомленности немецких агентов. По крайней мере, можно будет судить о направленности их действий.

Полковник подошел к Костину и стал рядом с ним.

— Наверное, ты прав, капитан, — немного подумав, произнес Иван Павлович и снова налил в стакан воды. — Зайдешь к шифровальщикам, там и получишь у них все, что тебя интересует. Я уже распорядился об этом. Все выходы рации были из различных точек, но все они в пригороде Мозыря. Это говорит о том, что группа мобильна, имеет автотранспорт и свободно перемещается по району. Пожалуй, все. Теперь действуй сам.

— Товарищ полковник! Я могу рассчитывать на привлечение воинских частей при зачистке местности? — спросил полковника Александр.

— Можешь, но в разумных пределах, Костин. Постарайся обойтись своими силами. Запомни, капитан, от работы твоих людей будет зависеть многое — судьбы тысяч людей.

— Я надеюсь, что опергруппа достаточно большая?

Носов улыбнулся.

— Все на месте, Костин. Там люди ждут тебя.

— Товарищ полковник, может, людей все же подбросите — площадь очень большая, а я безлошадный…. Вы же сами знаете, закрыть весь район я просто не сумею…

— Нет у меня лишних людей, Костин. Могу помочь транспортом. Возьмешь полуторку, машина во дворе. Водитель — человек надежный, проверенный.

— Разрешите идти?

— Иди, работай, капитан. Важное дело тебе поручаю. Кстати, комендант города в курсе твоего назначения. Он человек опытный, если что, поможет….

Костин вышел из кабинета Носова и направился к связистам.

***

Костин вышел из здания областного Управления и быстро нашел глазами грузовик, который стоял под деревом. Похоже, разорвавшийся снаряд, словно машинка парикмахера, своими осколками подравняло дерево и сейчас оно выглядело как-то уродливо, потеряв свою красивую верхушку. Александр, молча, подошел к полуторке и оценивающим взглядом посмотрел на водителя, который стоял около автомобиля и ветошью вытирал руки.

— Капитан Костин, — представился он. — А вы, похоже, и есть тот самый Захаров. Что ж, давай знакомиться. С этой минуты поступаете в мое распоряжение.

Александр протянул руку. Рука у сержанта была крепкой и сильной. Захарову было около сорока лет. Он был небольшого роста с мощным торсом, светлые густые волосы заметно оттеняли его загорелое и обветренное лицо.

— Где это ты так успел загореть? — поинтересовался у него Костин. — Как машина?

Захаров оценивающе посмотрел на Костина и, развернувшись, молча, забрался в кабину.

— Ты всегда такой молчаливый или только со мной? — спросил его Александр. — Я это так, на всякий случай. Ты знаешь, не люблю молчаливых людей. Сидят, молчат, думают о чем-то. Эти люди всегда непредсказуемы. Надеюсь, я тебя не обидел?

Захаров посмотрел на офицера, словно раздумывая, стоит ли ему спорить со своим начальником или нет.

— А я болтунов не люблю, — тихо ответил водитель Костину. — Несут разную чепуху, что уши вянут. Отвлекают от дороги, а мне это не нравится….

— Ну, ну, — ответил Александр и улыбнулся. — Видишь, какие мы с тобой разные, а служить придется вместе. Привыкай, сержант, я — вот из тех болтунов, как ты говоришь, а с начальниками нужно жить в мире.

Машина тронулась.

— Куда прикажите? — поинтересовался у офицера водитель.

— В Мозырь. Скажи, засветло успеем? Теперь там будем тянуть служебную лямку, пока нас начальство не потребует назад. Мне раньше приходилось бывать там — город небольшой, одним словом — провинция.

— Не знаю, товарищ капитан. Это как позволит дорога. Я туда еще ни разу не ездил.

Костин замолчал и стал разглядывать местность, которая простиралась вдоль разбитой взрывами дороги. В 1941 году ему приходилось воевать в этих краях, и сейчас он невольно вспомнил эти трудные первые дни войны. Где-то слева от дороги находилась деревня Никитовка, которая была буквально стерта с лица земли, наступающими немецкими танками. Александр закрыл глаза, стараясь воссоздать в своей памяти те трагические дни. Память, словно застрявшая в яме машина, явно не хотела возвращаться в прошлое.

…..Рано утром над деревней к востоку прошла очередная группа «Ю-87» в количестве двадцати четырех самолетов. Они шли плотным строем и были похожи на одно большое черное облако. Костин проводил их взглядом и выбрался из окопа.

— А где же наши ястребки? — спросил его сержант Агафонов.

— Это не ко мне, сержант, — ответил ему Александр.

Буквально, через короткий промежуток времени прошла еще одна группа самолетов, затем еще и еще. Бомбардировщики шли так низко над землей, что казалось, что они вот-вот коснуться, своими крыльями вековые ели и сосны. Отдельные бойцы, открыли огонь по самолетам, который, похоже, начал беспокоить немецких летчиков.

— Прекратить стрельбу! — громко выкрикнул Александр. — Наши выстрелы, что плевки по танкам.

За их спинами, окопавшейся роты, находилась деревня, населенная молчаливыми женщинами и малыми детьми. Утром он встретился с председателем сельсовета и предложил им покинуть деревню, уйти на время в лес, но женщины, ни за что не хотели вылезать из погребов, расположенных во дворах.

— Уважаемые женщины! Неужели вы не понимаете, что через час или два здесь будут немцы. Уходите в лес!

— А вы не пускайте их. Вас же много, около сотни, да и пушка у вас есть, пусть и маленькая, — произнесла одна из женщин. — Да и немцы, не будут воевать с нами, зачем мы им? У нас кроме детей, больше ничего нет.

На тот момент Костин остался единственным офицером из разбитого немцами полка и сейчас, восемьдесят его бойцов — это все, что осталось от стрелкового полка, окапывались на окраине деревни, через которую шла дорога на Мозырь. Александр прошел вдоль позиций и, заметив старшину, подозвал его взмахом руки.

— Раздайте бойцам гранаты, — отдал он распоряжение. — И еще, организуйте питание.

— Товарищ командир! Да гранат почти нет, — ответил он. — Вы можете меня расстрелять, но я не знаю чем кормить бойцов.

— Я сказал, раздай все что имеешь. Что им штыками от танков отбиваться? А в отношении провианта — поговори с населением. Пусть помогут. Ищите, старшина, ищите. Не мне же делать это….

Старшина козырнул и направился к подводе, на телеге которой лежало несколько зеленых ящиков с патронами и гранатами. Во второй половине дня, оттуда, где синий полосой извивался лес, послышался нарастающий металлический гул. Временами, когда гул спадал, можно было расслышать отдельные артиллерийские выстрелы.

— В кого это они палят? — спросил Костина, подошедший к нему старшина. — Вроде бы никого нет.

— В наших палят, старшина. Похоже, добивают кого-то… Добьют их, двинутся на нас.

Неожиданно стало тихо. От опушки леса начали отрываться и двигаться по полю темные точки. С каждой минутой их становилось все больше и больше. Костин приложил к глазам бинокль. Было уже ясно, что это люди, но шли они как-то зигзагами, рассеянно, мелкими кучками и поодиночке.

— Не уж-то немцы? — спросил его старшина.

— Не похоже…. Думаю, что это наши бойцы.

Вскоре на позициях оказалось около двух сотен красноармейцев.

— Офицеры есть? — спросил Костин, первого попавшего ему бойца, схватив его за рукав гимнастерки.

— Бог его знает, может и есть. Сами видите, что творится кругом….

— Почему вы сюда… Где фронт? — перебил бойца Александр.

— А ты где находишься? Ты что, не на фронте? А?

Костин оттолкнул в сторону бойца и, посмотрев на него, вдруг закричал:

— Где ваша винтовка, товарищ боец? Почему бросили оружие? Чем вы будете защищать Родину?

Солдат остановился и с нескрываемой злостью посмотрел на стоящего перед ним офицера.

— Ты что на меня кричишь? — произнес он хриплым взволнованным голосом. — Я воевал не с винтовкой, а командовал дивизией, лейтенант, которой, похоже, уже нет!

Александр встал по стойке «смирно». Боец и грозно посмотрел на Костина.

— Приведите себя в порядок, лейтенант! Как стоите? Я генерал-лейтенант Переверзев! Кто у вас старший? Что за подразделение? Проводите меня к своему командиру!

— Почему вы без формы, гражданин Переверзев. Почему я должен вам верить?

— Ты кто такой, чтобы задавать мне подобные вопросы?

— Я сотрудник Особого отдела 497 стрелкового полка лейтенант Костин.

Генерал с укором посмотрел на него и рукой подозвал к себе капитана, который увидев генерала, направился к нему.

— Примите команду у лейтенанта! — приказал он офицеру. — Не стоит доверять командование тем, кто похоронил Красную Армию в 1937 году. Организуйте оборону…

Он не договорил и, повернувшись, молча, направился в сторону ближайших домов.

— Товарищ генерал! — обратился к нему Костин. — Скажите, что мне делать?

— Займитесь своим делом, лейтенант. Найдите Особый отдел…, — он не договорил, так как начался артобстрел.

***

Колесо машины угодило в яму на дороге, и водитель громко выругался матом. Словно испугавшись своего голоса, Захаров посмотрел на капитана, ожидая от него замечание.

— Ты за дорогой лучше смотри, а не на меня, — со злостью произнес Костин и со злостью посмотрел на растерянное лицо шофера. — Загубишь машину, отдам под трибунал. Усвоил, молчун?

— Усвоил, — шепотом ответил сержант. — Простите, больше подобного не повториться.

— Посмотрим, Захаров….

Александр достал из летной планшетки карту и стал рассматривать нанесенные на ней значки. Машина тряслась на кочках, и палец офицера буквально плясал по карте.

— Захаров! — обратился он к водителю по фамилии. — На перекрестке свернешь направо и еще километра три, а там посмотрим. Понял?

— Зачем? Здесь одна дорога в город.

— Ты что не понял, приказа? Если я тебе сказал, значит это приказ. Усвоил?

Водитель кивнул. Александр снова закрыл глаза, и со стороны казалось, что он снова задремал, но он не спал. Память, словно машина, прокручивала его недавний разговор со связистами СМЕРШа.

— Вот, товарищ капитан, посмотрите места выхода рации в эфир, — произнес молоденький старший лейтенант, указав рукой на висевшую на стене карту. — Флажками отмечены приблизительные точки выхода. Обратите внимание, все они не так далеко от Мозыря, максимум в пятидесяти километрах от города. Судя по подчерку радиста — работали два радиста. У них подчерки разные, думаю, что это очень важно.

Костин достал из планшетки карту и стал делать на ней соответствующие отметки, то и дело, поглядывая на карту.

— И еще, товарищ капитан, судя по технике передачи, ее производили очень опытные радисты, так как скорость передач была очень быстрой.

— Уточни свою мысль, — произнес Александр.

— Сейчас трудно встретить среди радистов людей с подобной техникой передачи. Так могут работать специалисты, а не скороспелые радисты современных школ абвера.

— Интересная деталь, — произнес Костин. — Покажите тексты перехваченных радиограмм.

Старший лейтенант открыл бумажную папку и положил перед ним пять листочков. Капитан сел за стол и, сняв с головы фуражку, стал читать. Тексты были не большие по объему, но содержание невольно заставило его удивиться. В них сообщались сведения о переброске войск: назывались номера воинских частей, их численность, вооружение, а также места разгрузки и их дислокации. Костин невольно присвистнул от удивления.

«Серьезно работает группа, — подумал он. — Похоже, что сам источник информации явно находится в штабе фронта. Видимо, полковник Носов решил выйти на источник через эту группу».

Капитан вернул старшему лейтенанту папку и, поблагодарив его, направился к выходу. Около дверей Костин обернулся.

— Товарищ старший лейтенант, держите меня в курсе каждого выхода диверсантов в эфир, — обратился к офицеру Александр.

— Хорошо, товарищ капитан….

Машина дернулась и остановилась. Костин открыл глаза и посмотрел на водителя. Полуторка стояла в поле, в пятидесяти метрах от дороги темнел лес. Александр открыл дверь полуторки и выбрался из кабины. Накатанная машинами дорога петляла по полю и скрывалась за могучими деревьями.

— Куда дальше, товарищ капитан? — спросил Александра водитель.

— Сейчас определимся.

Он вышел из машины и стал внимательно осматривать местность.

«Здесь вести передачу опасно, — подумал Костин. — Если бы мне нужно было бы выйти в эфир, то я это бы сделал с опушки леса. Тебя с дороги не видно, а ты видишь все и всех».

— Давай, к лесу, — приказал он водителю, забираясь в кабину полуторки. — Посмотрим, что там…

Машина скрепя рессорами медленно двинулась в сторону леса.

«Как бы, не нарваться на бандитов, которыми кишит этот район, — подумал капитан. — Да и если застрянешь в грязи, шансов выбраться обратно без посторонней помощи, будет маловато».

Он вытащил из автомата диск и, убедившись, что тот полон патронов, снова вставил его обратно.

— Вот здесь останови, — произнес Александр. — Хочу немного прогуляться. Оружие у тебя есть?

Заметив кивок Захарова, Александр улыбнулся. Машина остановилась. Костин, взяв в руки автомат и выбрался из кабины.

***

Капитан Костин медленно шел вдоль опушки леса, внимательно осматривая местность. Прошло уже около часа его безуспешных поисков места выхода немецкого радиста в эфир. На сапогах офицера налипла земля, и он с трудом вытаскивал ноги из грязи.

«Ну, откуда ты вел передачу? Лучшего места найти сложно…, — словно заклинание, повторял он снова и снова, не отрывая своего взгляда от земли, заросшей прошлогодней травой. — Но где, же следы, ведь они не ангелы и летать над землей не могут? Может, я ошибаюсь, но лучшего места для выхода в эфир поблизости нет».

В глазах пестрило от голых стволов деревьев и сухой прошлогодней травы. Александр остановился и, махнув рукой от отчаяния, направился в обратную сторону.

«Видимо, не мой день, — решил он. — Не мог же я «промахнуться» с местом. Если они вели сеанс отсюда, то лучшего места здесь просто нет».

Костин остановился и, достав папиросу, закурил. Сняв с головы фуражку, он вытер платком вспотевший лоб. Он с сожаленьем посмотрел на свои новые хромовые сапоги, заляпанные грязью. Неожиданно, его взгляд выхватил несколько окурков, которые белели среди травы. Он нагнулся и стал шарить рукой. Сердце его радостно забилось, от неожиданной удачи.

«Два окурка папирос «Беломорканал», три окурка — немецких сигарет, на которых следы женской помады. Значит, с ними была еще и женщина. Интересно, кто она — радист? Связная? Теперь надо искать следы от антены на дереве».

Он снова направился к деревьям и стал внимательно осматривать не только стволы, но голые кроны деревьев. Через несколько минут он нашел и нужное ему дерево. На земле лежала сломанная ветвь.

«По всей вероятности сломали, когда стаскивали с дерева антенну, — решил Александр. — А вот и место, на котором стояла рация».

На влажной земле отчетливо выделялся четырехугольный след от передатчика. Костин, словно, легавая во время охоты, стал медленно двигаться вдоль дороги, чем вызвал невольную улыбку у водителя, который стоял около машины и с интересом наблюдал за капитаном.

— Захаров! — крикнул ему Костин. — Подойди сюда! Ты что, не слышал команды?

Водитель бросил недокуренную цигарку под ноги и недовольно бурча, направился к нему.

— Ну и грязища, — произнес он, подходя к Костину.

— Вот скажи мне, Захаров, что за машина? — спросил его капитан, указав рукой на четкие следы протектора колес, которые отчетливо были видны на земле.

— А, Бог ее знает, товарищ капитан, — ответил сержант и наклонился над следом. — Похоже на след от автомобиля «Виллис». Могу и ошибиться, я не большой специалист в этой области.

— Правильно, Захаров, — ответил капитан. — Что еще ты заметил? Посмотри внимательней…

— Похоже, переднее правое колесо у него от «Опеля», — неуверенно произнес водитель.

— Молодец, Захаров! Ты не только водитель, но и неплохой следопыт. Теперь знай, мы ищем эту машину. Понял?

— А что, не понять, конечно, понял.

Они вернулись к машине. Костин подобрал у дороги ветку и стал очищать свои сапоги от налипшей грязи.

— Теперь куда? — спросил Александра водитель. — Темнеет, товарищ капитан….

— В город, — произнес Костин, забираясь в кабину.

Небольшой провинциальный город встретил их неприветливо. Серые разбитые бомбами дома, изрытые взрывами дороги.

— Останови машину, — приказал Александр водителю. — Спроси у людей, как нам добраться до комендатуры.

— Все правильно едим, товарищ капитан. Через три квартала будет справа комендатура.

Они быстро нашли нужный им адрес и, оставив машину у дома, направились внутрь довольно большого двухэтажного здания. Их остановил голос дежурного офицера.

— Товарищ капитан! Прошу предъявить документы.

Александр расстегнул карман гимнастерки и протянул удостоверение офицеру.

— Я новый начальник районного отделения СМЕРШ, капитан Костин. Если я не ошибаюсь, мое хозяйство находится на втором этаже? Комендант у себя?

— Так точно, товарищ капитан. Коменданта сейчас нет, он на выезде.

Александр поднялся на второй этаж, на котором размещалось три небольших кабинета. Костин толкнул одну из дверей рукой. За большим столом сидел младший лейтенант с артиллерийскими эмблемами на погонах. Увидев вошедшего капитана, офицер медленно поднялся из-за стола.

— Капитан Костин, — представился Александр. — Ваш новый начальник.

— Младший лейтенант Богданов, «СМЕРШ», — отрапортовал офицер. — Мы ждем вас, товарищ капитан.

Александр кивнул головой.

— Где остальные сотрудники? — спросил он Богданова.

— На выезде, товарищ капитан.

— Конкретно, меня не интересуют дежурные фразы, — строго произнес Костин. — Доложите обстановку.

Богданов вытянулся в «струнку» и начал докладывать:

— Младший лейтенант Бакатин выехал на узловую железнодорожную станцию, лейтенант Званцев — в село Яровое, младший лейтенант Каримов проверяет госпиталь, а лейтенант Козырев на воинском продовольственном складе, на который вчера был совершен налет.

— А вы, Богданов, значит — за дежурного?

— Так точно, товарищ капитан.

— Покажи мне мой кабинет, — обратился капитан к нему.

Они вышли из кабинета и направились по коридору. Богданов остановился около массивной дубовой двери и посмотрел на Костина.

— Это ваш кабинет, товарищ капитан.

Офицер повернул ключ, торчавший в двери, и они вошли в кабинет.

— Как вам, товарищ капитан? — спросил он Александра. — Может, что-то убрать или наоборот занести?

На стене висел большой портрет Сталина, глаза которого с интересом наблюдали за новым хозяином кабинета. В углу стоял большой кожаный диван и кресло.

— А где сейф?

— Он здесь, в шкафу. Все это досталось от бывшего хозяина этого кабинета. Здесь во время оккупации было гестапо, — сообщил Богданов. — Нам и перестраивать ничего не пришлось.

Костин снял фуражку и положил ее на край стола.

— Электричество есть? — поинтересовался у дежурного Александр.

— Неделю, как дали. Генератор находится в подвале здания.

— Спасибо. Можете быть свободными.

Богданов козырнул и, развернувшись по уставу, вышел из кабинета.

***

Вечером Костин собрал всех сотрудников СМЕРШ в своем кабинете. Перед ним за столом сидели молодые офицеры, которые совсем недавно окончили ускоренные курсы контрразведчиков.

«Молодежь, — почему-то подумал о них он и это несмотря на то, что на груди у них, поблескивая металлом, сверкали медали. — Это не бойцов поднимать в атаку, здесь другие навыки нужны».

Александр кратко рассказал им о себе, а также доложил о поставленных перед ними задачах.

— Бакатин! Продолжайте отработку железнодорожной станции. Меня интересуют все лица, располагающие сведениями о движении грузов на нашем участке. Мне нужно знать об этих людях все: где родились, где женились и так далее. Вам все понятно?

— Так точно, товарищ капитан.

Костин перевел свой взгляд на лейтенанта Козырева. Он был самым молодым офицером в его группе. Он прибыл в отдел три недели назад и, судя по его внешности, сейчас делал все, чтобы понравиться новому начальнику. Он вкратце доложил ему о результатах выезда на продовольственный склад.

— Скажите, как работает местная милиция, а, если сказать вернее — уголовный розыск, — поинтересовался у него Костин. — Может у них есть какие-то наработки по этому складу?

Лицо Козырева вспыхнуло. Александр сразу понял, что он не готов дать какую-либо оценку. Выслушав лейтенанта, Костин произнес:

— Я согласен с вашей версией, лейтенант. Именно начальник продовольственного склада располагает сведениями о передвижении воинских подразделений. На этих складах части и пополняют продовольственное довольствие. Вот вам список частей, указанных в немецких радиограммах. Посмотрите и сравните их с частями, которые получали довольствие с этих складов. Думаю, что вы найдете полное соответствие. И еще, наладьте взаимодействие с местной милицией. Там наверняка тоже есть неплохие ребята, вот с ними и поработайте плотнее. Надеюсь, вы хорошо поняли меня?

— Так точно, товарищ капитан.

Костин выдержал паузу и посмотрел на Богданова и Каримова.

— Вот, что! Вы оба займитесь поиском автомашины, на которой передвигаются диверсанты. Совместно с городской комендатурой организуйте контрольно-пропускные пункты на выездах из города. Мы должны знать об всем прибывающем и выбывающем из города транспорте. Нам нужен «Виллис»! Ищите эту машину! У нее правое переднее колесо от машины «Опель». Поговорите с нашим водителем Захаровым, он вам расскажет, в чем разница. И еще, я прошу вас предоставить мне списки всех офицеров, чьи подразделения дислоцируются в нашем городе.

Александр закончил говорить и посмотрел на офицеров.

— У кого есть вопросы? — обратился он к ним. — Задача всем понятна?

Вопросов не было.

— Раз нет вопросов, все свободны, — подвел он черту под вечернее совещание.

Все стали расходиться. В кабинете задержался лишь Каримов.

— Что у вас, младший лейтенант?

— Я докладывал вам о госпитале, товарищ капитан. Разрешите мне продолжить его отработку. У меня есть подозрения об утечки из него медикаментов. Не исключено, что эти лекарства попадают в руки бандитских групп, что скрываются в местных лесах.

Костин внимательно посмотрел на этого черноголового офицера с карими глазами.

— У вас есть какие-то оперативные материалы? — спросил Александр у Каримова.

— Есть. Вот я и хочу проверить, насколько они достоверны.

— Хорошо… Каримов, работайте. На проверку два дня.

Каримов козырнул и вышел из кабинета. Капитан подошел к окну и посмотрел на небольшую площадь, которая простиралась перед зданием. По ней, поднимая пыль, прошла строем пехотная рота, и снова стало тихо.

***

Убрав документы в сейф, Костин вышел из здания комендатуры и неторопливым шагом направился в коммерческий ресторан, который располагался не так далеко от здания комендатуры. Со слов его подчиненного — Каримова этот ресторан функционировал еще и в оккупированном немцами городе, правда, у него тогда был другой хозяин, который ушел на запад вместе с отступающими немецкими войсками. Александр вошел в зал и, сняв фуражку, направился к свободному столу, который находился в дальнем углу помещения. С этого места хорошо просматривался практически весь зал. На маленькой сцене тихо играл небольшой оркестр, состоящий из скрипки, рояля и контрабаса. Зал показался Костину настоящим художественным произведением неизвестного архитектора: лепнина, позолота люстр, сверкающая в лучах электрического света.

«Надо же, как здесь красиво, — подумал он, окидывая помещение своим взглядом. — Живут ведь люди».

Он впервые в своей жизни оказался в такой непривычной ему обстановке.

— Что закажет, господин капитан? — обратился к нему официант, вытянувшись в струнку.

На согнутой руке официанта свисала белая накрахмаленная салфетка. Он был молод, худ. Гладкие, редкие волосы были аккуратно зачесаны назад. Он сразу же вызвал у Костина антипатию.

— Вот что милейший, запомни! Господа у нас закончились еще в семнадцатом году. Ты понял меня?

По лицу официанта пробежала тень страха. Рука, державшая блокнот, мелко задрожала.

— Прошу прощение, товарищ капитан. Привычка — вторая натура.

По лицу Костина пробежала едва заметная ухмылка.

«Одно слово — лакей, — почему-то подумал он, — ему все равно кому прислуживать: немцам, русским….».

— Принеси по своему вкусу, — произнес Костин, откладывая в сторону меню. — Только живей, я с утра ничего не ел. И еще, принеси мне пачку папирос.

— Что, товарищ капитан, предпочитает — «Казбек», «Беломорканал», «Шахтерские»?

— «Беломорканал».

Достав из кармана пачку папирос, Александр достал из нее папиросу, а пустую пачку смял и положил в пепельницу. Закурив, Костин стал рассматривать посетителей ресторана. Публика была разной. Ряд столиков занимали офицеры с дамами, которые о чем-то громко рассуждали, вызывая громкий смех у женщин. За дальним, от Александра столом, сидел мужчина. Лицо его обрамляла небольшая седая борода. Лицо его морщилось от того, что оркестр то и дело фальшивил, исполняя одну из русских народных песен.

«Похоже, музыкант, — подумал о мужчине Костин. — Смотри, как он раздражен их исполнением».

За соседним от него столиком сидела небольшая компания, а, если точнее: два офицера и две женщины, которые о чем-то негромко разговаривали. Слева от него сидел майор с медицинскими эмблемами на погонах. Офицер был уже не трезв и что-то громко рассказывал капитану, сопровождая свою речь жестами рук. Перед майором на столе стояла наполовину опустошенная бутылка с водкой, две рюмки и легкая закуска. От изучения посетителей Костина отвлек подошедший к нему официант.

— Вот, попробуйте холодец, — произнес он, ставя на стол тарелку с кусками студня. — Думаю, что он вам понравится. А это борщ.

— Спасибо, — поблагодарил его Костин. — Скажите, пожалуйста, кто тот подполковник, что сидит за тем дальним столом?

— А, этот-то. Это комендант нашей узловой станции. Большой начальник. Предпочитает употреблять коньяк и острые закуски.

— Спасибо, — поблагодарил его Александр.

Официант развернулся и быстро исчез за дверью, ведущую на кухню.

— Капитан! Выпейте со мной водки, — громко произнес майор, обернувшись к Костину. — Поверьте, не могу пить один, а этот больше не хочет.

— Извините, товарищ майор. Но, я не пью с незнакомыми мне людьми, — ответил Костин. — Это не каприз, это привычка.

Майор улыбнулся. Ему явно не понравился отказ капитана.

— Спасибо, капитан, за откровенность. Давайте, познакомимся. Майор медицинской службы Борец Владимир Леонидович. Я, начальник местного военного госпиталя. А вы, наверное, тот самый — начальник местного СМЕРШ»? Угадал?

Александр улыбнулся.

«Не успел приехать, а все уже знают», — подумал он.

— Откуда вы это знаете. Я в городе всего-то четыре часа, а вы уже знаете…

— Земля слухом полна, — ответил майор и засмеялся. — Теперь мы знакомы. Давайте, выпьем!

Борец подсел к столу Костина и налил ему в рюмку водку. Александру пить не хотелось, но какое-то внутреннее чутье подсказывало ему, что своим отказом он окончательно обидит человек. Они чокнулись рюмками. Костин выпил, поставил рюмку на стол и стал с аппетитом поесть, остывающий борщ.

— Капитан! Скажи мне честно, что твой татарчонок ищет у меня в госпитале? — обратился он Александру. — Все нюхает и нюхает. Что он ищет?

— Не знаю, Владимир Леонидович. Я же вам уже сказал, что я новый человек в городе и пока не вошел в курс дел.

Его ответ удивил Гордеева.

— Скажите, откуда вы знаете мое имя и отчество. Я вам их не называл….

— Вы же узнали про мой приезд в город, почему я не могу знать ваше имя и отчество, если представляясь мне, их назвали? В современном мире трудно утаить что-то.

— Да, да, вы правы, — произнес Борец. — Вы же должны все знать о каждом человеке: чем дышит, о чем думает. Извините меня.

Костин улыбнулся и отодвинул от себя пустую тарелку.

— Спасибо, Владимир Леонидович за водку, мне нужно идти…

Александр встал из-за стола и, надев фуражку, направился к выходу.

***

Костин вернулся к себе в кабинет, не снимая сапог, он прилег на диван, который заскрипел под ним, словно жалуясь на свою нелегкую судьбу. За окном стало медленно смеркаться, и комната, словно в сказке стала медленно погружаться в темноту. По стенам побежали тени, стараясь догнать одна другую. Александр, лежал на диване и никак не мог заснуть. Мозырь, в который его забросила военная судьба, был ему знаком. Он хорошо помнил тот день, когда его молодого младшего лейтенанта НКВД, назначили в Особый отдел одного из стрелковых полков. Именно там судьба его свела с капитаном НКВД Рюминым. Ему было чуть больше сорока лет и по возрасту, он мог быть ему отцом. Рюмин был высокого роста, худой и иногда Костину казалось, что капитан вот-вот переломится в поясе. Но это была лишь внешняя видимость, на самом деле капитан был очень сильным человеком, который мог легко справиться с двумя, а, то и с тремя противниками. Военная форма сидела на капитане, словно тряпка на пугале, чем вызывала неподдельные улыбки у сослуживцев. Три шпалы в петлицах, алый орден Красной Звезды….

— Костин! Бери комендантский взвод и вперед! — громко скомандовал капитан Рюмин. — Немцы выбросили десант в Никольском лесу! Твоя задача уничтожить его! Понял?

— Так точно! Скажите, а много их?

— Не знаю, на месте разберешься!

— Разрешите исполнять!

Два дня до этого, во время очередного налета немецкой авиации на тылы 4-ой армии, Рюмин получил контузию, и теперь страдал тугоухостью на правое ухо, а при разговоре — заметно заикался.

— Товарищ капитан! А десант большой? — снова переспросил у него Костин.

— А, кто их там считал! Перебьешь — сосчитаешь.

Александр вышел из здания и бегом направился к трем полуторкам, которые стояли в узком переулке, в тени старых раскидистых кленах. К Костину подбежал молоденький младший лейтенант, недавний выпускник пехотного училища и вскинул руку для приветствия. Костин остановил его жестом руки.

— Сколько у тебя бойцов, младший лейтенант?

— Со мной — пятьдесят три, остальные в нарядах.

Александр посмотрел на красноармейцев, которые грузили в машину два станковых пулемета. Когда те закончили погрузку, он поднялся на подножку полуторки.

— Поехали! — скомандовал он, забираясь в кабину грузовика.

Машины мирно урча, тронулись с места и, набрав скорость, направились в сторону темнеющего вдалеке леса. Вскоре, дорога запетляла среди деревьев. Костин сидел в кабине и внимательно наблюдал за дорогой.

— Тормози! — приказал он водителю, заметив на дороге людей.

По дороге, навстречу им шел старик и мальчишка. Александр выбрался из кабины и пошел им на встречу.

— Здравствуй, отец. Вы случайно не встречали в лесу посторонних? — спросил его Костин.

— А кто сейчас посторонний? — переспросил его старик.

— Я что-то тебя, отец, не понял? Сегодня утром немцы сбросили десант, вот про них я тебя и спрашиваю.

— Нет, немцев в лесу, сынок, я не видел. Утром столкнулся с военными около озера Плес. Это в десяти километрах отсюда.

— Что они делали?

— Вот и я подумал, что им делать здесь в этом лесу?

— Много их?

— Не очень. Меньше чем вас.

— И куда они направились?

— А куда здесь можно идти? Слева и справа непроходимая топь. Так что, здесь одна дорога…

— Спасибо, отец.

Старик и мальчик пошли дальше, а Костин отдал команду и взвод, рассыпавшись вдоль дороги, начал окапываться. Подозвав к себе младшего лейтенанта, Александр приказал ему отогнать машины в лес. Солдаты быстро заняли позиции и приготовились к бою.

***

Прошло более часа томительного ожидания, и на дороге показалась группа военнослужащих. Они шли, свободно, не скрываясь, громко разговаривали, шутили и смеялись, стараясь показать всем своим видом, что им некого бояться в этом большом лесу.

«Разведка, — решил Костин. — А вдруг это красноармейцы, мало ли сейчас бродит людей по лесам и полям? Но как проверить, кто это?»

Послышалась команда командира. Разговоры и шутки моментально стихли. Теперь разведчики, словно почувствовав опасность, шли очень осторожно, прислушиваясь к звукам, доносившимся из глубины леса. В тридцати-сорока метрах позади них двигалась основная группа. Старик был прав, группа была не очень большой. Александр насчитал двадцать шесть человек. Неожиданно для него, из-за дерева вдруг показалась фигура младшего лейтенанта с пистолетом в руке.

— Стой! Кто идет! — громко выкрикнул офицер. — Кто такие будете?

«Что он делает? Почему обозначил наши позиции, — подумал Костин. — Мальчишка!»

Красноармейцы остановились, многие бойцы заволновались, они явно не ожидали встретить здесь в лесу советские воинские части.

— А вы кто такие? — выкрикнул один из них, одетый в форму командира. — Я майор Тихонов, подразделение с учений возвращается в часть.

Костин обратил внимание, как по знаку офицера, немецкие парашютисты рассыпались в цепь и стали обходить лейтенанта с флангов. Майор Тихонов полез в карман гимнастерки и, достав из него документы, с улыбкой на лице направился к младшему лейтенанту. Когда между ними расстояние сократилось до пяти метров, майор упал на землю, и в этот момент раздалась пулеметная очередь. Лейтенант как-то не естественно согнулся в поясе и тихо охнув, повалился в траву.

— Огонь! — закричал Костин и выстрелом из пистолета сразил одного из диверсантов.

Тишину леса разорвала ружейно-пулеметная стрельба. В диверсантов полетели гранаты, и вскоре, все было закончено. Кроме убитого лейтенанта взвод потерял еще семь человек убитыми. К Костину подвели раненого в руку майора. Он стоял перед Костиным и надменно улыбался ему.

— Лейтенант! Неужели вы не видите, что творится на фронте? Ваши войска бегут, бросая технику и сдаваясь в плен. Они от вас хорошо понимают, что сейчас воюют с немцами лишь фанатики. Я предлагаю вам перейти на сторону вермахта, тем самым вы спасете жизнь не только себе, но и своим подчиненным.

— Цель и задачи вашей группы? — словно не слыша его, спросил майора Костин.

Он усмехнулся и посмотрел на Александра. Ранее напуганные выстрелами птицы снова запели.

— Вы положили всех моих солдат. Зачем вам все это — цель, задачи?

— Вы слышали мой вопрос?

— Уничтожить железнодорожную узловую станцию. Навести на ее наши самолеты.

Костин мысленно представил горящую станцию, взрывы и покореженные вагоны трупы наших солдат.

— Кто вас должен встретить на станции?

— Я не знаю связного. Он должен нас ждать в условном месте.

— Когда?

— Завтра в десять утра.

— Что это за место там?

— Местное кладбище. Склеп польского помещика Скрыневского. Я вам все рассказал. Могу я надеяться, что вы сохраните мне жизнь?

— Я эти вопросы не решаю, — ответил Костин и приказал солдатам погрузить трупы бойцов, раненных и пленного.

Машины тронулись, оставив в лесу трупы диверсантов, выпускников «Абвергруппа-104». По крыше кабины кто-то сильно застучал. Водитель резко ударил по тормозам. Костин выскочил из кабины. По полю зигзагами бежал раненый майор. Александр схватил лежавший на сиденье автомат и длинной очередью скосил диверсанта. Вернувшийся боец доложил, что майор убит, пуля угодила ему в затылок…

…. Александр поднялся с дивана и открыл окно. В кабинет ворвался поток свежего весеннего воздуха. Укрывшись, в зарослях кустов и деревьев, где-то недалеко пел соловей. Его трели то затихали, то звенели с новой силой. Костин достал папиросу и закурил. Песни невидимой птички заставили его вспомнить дом, мать, сестренку. Тогда, перед его отъездом в Белоруссию, также пели соловьи. Докурив папиросу, Александр снова лег на диван. Он не заметил, как заснул. Ему снился родной дом, мать с отцом и сестренка Наденька, которая была на десять лет младше его. Светило яркое летнее солнце и гладь озера блестела, словно на ней какой-то волшебник рассыпал серебро, а он лежит на берегу и, не отрываясь, смотрит в безбрежное синее небо. Где-то слышны голоса, среди которых он хорошо различает голос матери, которая завет его домой….

***

Костин проснулся от настойчивого стука в дверь. Он быстро вскочил на ноги и открыл дверь кабинета. На пороге стоял младший лейтенант Каримов.

— Разрешите доложить, товарищ капитан, — обратился он к Костину.

— Валяй, — не по уставу ответил Александр. — Говори, я слушаю.

Выдержав театральную паузу, офицер приступил к докладу:

— Я ночью не спал, наблюдал за госпиталем, товарищ капитан. Где-то в начале двенадцатого ночи к госпиталю подъехала автомашина «Виллис», в которой было четыре человека. Было темно и я не смог рассмотреть их. К машине тоже не стал приближаться, около нее дежурил один из приехавших.

— Каримов! А почему ты решил, что это наша машина?

— По следам, товарищ капитан. Протекторы шин разные.

— Я понял тебя, Каримов. Идите, занимайтесь тем, что я вам поручил.

Он козырнул и вышел из кабинета. Костин прошел в туалет, умылся и вернулся назад в кабинет.

«Надо будет подыскать себе жилье, это не дело, спать в кабинете, — подумал он, причесывая волосы. — Надо и волосы привести в порядок. Интересно, здесь есть парикмахерская или нет?»

На столе громко зазвонил телефон. Александр снял трубку и услышал голос полковника Носова:

— Как дела, капитан? Что нового? Как подчиненные?

— Пока ничего конкретного нет, товарищ полковник. Удалось пока установить, что диверсанты используют для передвижения предположительно автомобиль марки «Виллис». В состав группы входит женщина, похоже, она и есть радист. Пока отрабатываем станцию и фронтовые склады. В отношении подчиненных, пока ничего сказать не могу, время покажет, на что способны эти ребята.

— Хорошо, Костин, работай. Держи меня в курсе дел.

— Есть, товарищ полковник.

Александр положил трубку и, выбив из пачки папиросу, закурил. Он подошел к окну и посмотрел на улицу. Он любил размышлять, глядя в окно, и перед принятием какого-либо решения, почему-то всегда подходил к окну. Откуда у него появилась эта привычка, он и сам не объяснить не мог.

«Нужно прощупать госпиталь, — подумал он. — Если Каримов прав, то диверсантов и госпиталь что-то связывает между собой. Интересно, что? А вдруг, Каримов ошибся? Мало ли в городе подобных автомашин. Все это нужно проверять и проверять, как можно быстрее».

Костина оторвал от размышления легкий стук в дверь. Он обернулся, однако дверь по-прежнему была закрыта.

— Войдите! — крикнул он и направился к столу.

В кабинет вошел молодой лейтенант и, приложив руку к фуражке, представился:

— Помощник коменданта города лейтенант Хмелев. Сегодня узнал о вашем прибытии от коменданта города. Рад с вами познакомиться, товарищ капитан. Комендант интересуется, где вы остановились?

Костин с интересом посмотрел на офицера. На лейтенанте была новая форма с золотыми погонами на плечах. Его светлые волосы, большие зеленые глаза и обворожительная улыбка, наверняка, сводила с ума многих женщин этого небольшого белорусского городка.

«Какой красавчик, — подумал Александр. — Сразу видно не нюхал пороха».

— Пока, нигде, товарищ Хмелев. Ночевал прямо здесь — в кабинете, вот на этом диване. Еще не определился, где бросить якорь.

Лейтенант улыбнулся. У Хмелева были прекрасные от природы белые зубы, что вызвало в душе Костина определенную зависть.

— Вот и хорошо, что не определились. Товарищ капитан, хочу вам предложить комнату. Она свободная, меблированная. Соседями будем!

— Я подумаю, лейтенант.

— Чего тут думать, товарищ капитан. Лучше вы все равно не найдете в этом городе, да и до работы минут пять пешком. Если откажете, то просто обидите. Я же от всей души….

Костин посмотрел на улыбающееся лицо лейтенанта, на его горящие глаза и добродушно произнес:

— Хорошо, Хмелев. Считайте, что уговорили меня. Скажите, лейтенант, сколько вам лет? Вы очень молодо выглядите…

— Двадцать четыре, товарищ капитан, а вам, если не секрет?

— А мне, двадцать восемь. Мы почти ровесники с вами. Вы давно на фронте?

— Третий месяц, товарищ капитан. Вот закончил в Москве институт, затем краткосрочные курсы в Саратове и сюда.

— А, вы? Судя по наградам, давно воюете?

— Я с самого начала войны. Отступать пришлось, а вот теперь — наступаем. А в городе вы давно?

— Нет, около месяца, товарищ капитан. Тогда до вечера.

— Вот что, Хмелев, меня зовут Александр.

— А меня — Виктор.

Он еще раз улыбнулся и вышел из кабинета.

***

Вечером к Костину зашел Виктор Хмелев. Он был слегка пьян и поэтому был неестественно веселым. На его лице блуждала какая-то непонятная Александру улыбка.

— Саша! — обратился лейтенант к нему. — А, может, махнем к девочкам? Ты знаешь, здесь есть весьма красивые женщины. Да, ты не бойся, они чистые — все медички.

— Я сегодня очень устал, Виктор и сейчас бы с удовольствие отдохнул. А девушки — девушек оставим до лучших времен. Ты бы лучше проводил меня до дома, покажи комнату. Это для меня сейчас намного важнее, чем твои девушки-медички.

— Раз так, то пошли. Здесь не далеко.

Они вышли из здания и направились по улице. Было по-летнему тепло, и Александр, сняв с головы фуражку, вытер платком вспотевший лоб и шею.

— Жарковато сегодня. Сейчас бы на речку, искупаться, — мечтательно произнес Костин. — Ты Волгу видел? Вот это река, как море….

— Какая речка, Александр? Апрель на дворе… Вода, наверное, как лед. Кстати, скажите Александр, а вы давно в органах? Извини меня, но мне просто интересно. Я смотрю у вас два ордена, а их насколько я знаю, просто так не дают, — переходя то на вы, то, на ты, поинтересовался у него Хмелев.

— По меркам этой войны — давно. Я закончил специальное заведение НКВД и другой судьбы для себя я просто не видел. Так, что считай — давно.

— Как это все романтично. Засады, захваты, — произнес лейтенант. — И много вы диверсантов и «врагов народа» ликвидировали? — снова перейдя на вы, спросил его Виктор.

Костин улыбнулся и с интересом посмотрел на Хмелева.

— Не считал, — коротко ответил Александр, — всякое было. А почему ты спрашиваешь меня об этом?

«Как быстро он знакомится с людьми, — подумал Александр. — Знакомы-то мы всего чуть более часа, а, кажется, что дружим, чуть ли не с самого детства».

— Скажи, Саша, а маршал Тухачевский действительно был шпионом, то есть «врагом народа»?

Костин остановился и посмотрел на Хмелева.

— Виктор! Давай, не будем говорить о работе. Я не работал по делу Тухачевского и поэтому не могу тебе ответить на твой вопрос. А если честно, то и не хочу…

— А, почему, Саша? Мне очень интересно, как все это происходит в жизни. Откуда вы вдруг узнаете, кто есть кто? Ошибок не бывает? Расстреляют человека, а потом вдруг выясняется, что он был честным человеком?

— Идет война, и ошибки бывают. Главное — вовремя разобраться с человеком.

Наконец они дошли до дома.

— Вот и пришли, — произнес Виктор и рукой указал на дом, стоящий в большом фруктовом саду.

Здание было дореволюционной купеческой постройки. Мощные кирпичные стены, узкие, словно бойницы, окна.

— Пойдем, я покажу тебе твою комнату. Правда, дом красивый и не так далеко от комендатуры.

Они поднялись по белой мраморной лестнице на второй этаж и остановились на небольшой площадке.

— Вот ваша комната, Александр, — произнес Виктор и протянул ему ключ от двери. — Открывайте…

Костин открыл дверь и остановился на пороге. Комната была довольной большой, светлой. В углу комнаты был камин, обложенный черным гранитом.

— Ну, как? Нравится?

— Красиво. Мне еще не приходилось жить в подобных хоромах. Интересно, кто раньше жил здесь? — спросил Виктора Костин.

— Не знаю. Судя по портретам, что висели на стенах — состоятельные люди.

Костин прошел в комнату и рукой провел по красивой резной мебели.

— Спасибо, Виктор. Мне комната нравится.

Александр подошел к окну и открыл створку. Окно выходило в сад. Забытый запах увядших прошлогодних цветов ударил ему в голову.

— Ну и как? — снова переспросил его Хмелев.

— Слов нет, прекрасная комната. Спасибо, Виктор.

— Моя комната напротив. Прошу не забывать и посещать меня в минуты грусти и радости, — пошутил Хмелев. — Располагайтесь. Вот здесь туалет, а эта дверь на кухню.

Виктор развернулся и вышел из комнаты. Александр положил свою планшетку на кровать и прошел на кухню. Кухонька была не большой, но довольно уютной. В углу на столе стояла керосинка, а в шкафах была расставлена добротная фаянсовая посуда.

Костин прошел в туалет и, сняв с себя гимнастерку, умылся. Пройдя в комнату, он сел в большое мягкое кресло. Почему-то он вдруг вспомнил высказывание одного из известных большевиков, который во время своего выступления громогласно заявил, что быт развращает человека. Он улыбнулся и, встав с кресла, снова подошел к окну. Докурив папиросу, он сел за стол и достал из планшетки бумаги, разложил их на столе.

«И так, что мы имеем. Первое — «Виллис», который ночью был замечен около госпиталя. Второе, четверо диверсантов, которые с кем-то контактировали в госпитале», — вот вроде бы и все, решил он.

Он встал из-за стола и, отдернув одеяло, повалился на койку.

***

Полуторка тряслась и скрипела, словно не смазанная телега. Младший лейтенант Богданов сидел в кузове, сжимая в руке немецкий автомат. Холодный ветер, легко проникал через накинутую на плечи шинель и сейчас он уже в который раз пожалел, что не одел под шинель телогрейку. Разбитая траками танков дорога, утопала в грязи. То тут, то там вдоль дороги виднелись вбитые колышки с табличками, предупреждающие водителей и людей о минных полях, которые тянулись с обеих сторон.

«Когда это все разминируют», — подумал он.

Офицер закутался в шинель и посмотрел на небо. Оно было серым и то и дело источало влагу.

«Нужно было сесть в кабину, — с сожаленьем подумал он. — Как бы опять не заболеть. Конец апреля, весна и вдруг такие холода».

Он почему-то всегда считал, что самое опасное место в автомобиле — кабина. Ведь при любом контакте с противником, тот первым делом стреляет по кабине. Навстречу грузовику медленно двигалась легковая машина марки «Виллис». Не доезжая метров тридцать до них, автомобиль остановился. Из «Виллиса» вышел офицер и поднял руку. Грузовик несколько раз дернулся и остановился, прижавшись к обочине дороги. К полуторке подошел офицер. Он был небольшого роста с азиатскими чертами лица. Его широкое лицо было испещрено следами перенесенной оспы. Черные прямые волосы были аккуратно пострижены.

— Извини, браток, — обратился он к водителю, — огоньком не богат?

— Вот, возьмите, товарищ капитан, — произнес водитель и протянул офицеру коробок со спичками.

— Куда направляетесь? — поинтересовался у шофера офицер. — Куда тебя в такую погоду понесло?

— Мы по линии медицины, — ответил водитель. — Вот с младшим лейтенантом скупаем излишки продуктов питания у местного населения: молоко, творог, мясо…. Бедно живет народ. Пустые хозяйства нынче. Скот немцы угнали, а кто что укрыл — порезали и съели.

Офицер посмотрел в веснушчатое лицо водителя и улыбнулся.

— Война, братишка. Все хотят, есть, все люди, что немцы, что красноармейцы…

— А вы откуда? — поинтересовался Богданов у капитана. — Там вроде воинских частей нет, если мне не изменяет память?

Капитан словно не услышал реплику младшего лейтенанта. Он посмотрел на разбухшую от влаги дорогу и тяжело вздохнул.

— В такую погоду хороший хозяин собаку из дома не выгоняет, — произнес капитан.

— И как? Много купили? Просто интересно, что может сейчас продать крестьянин?

— Плохо, товарищ капитан. Не знаю, что буду докладывать начальнику госпиталя. А вы сами, откуда? — снова спросил капитана Богданов.

По лицу капитана промелькнула едва заметная тень тревоги. Рука капитана машинально потянулась к кобуре, но он вовремя остановился и посмотрел по сторонам, словно хотел убедиться в том, что на дороге кроме их никого больше нет. Офицер широко улыбнулся и по-приятельски положил руку на плечо Богданова.

— Ты прав, младший лейтенант. Там действительно нет воинских частей. Я вот заезжал к матери моего покойного друга. Товарищ перед боем попросил меня передать матери его личные вещи, если он не вернется из боя. Я то, жив, а его порвало на части, нечего было даже хоронить. А что ты меня все пытаешь? Я боевой офицер, а ты меня автоматом в предатели определить хочешь. Может ты и не из госпиталя, а из СМЕРШ?

Богданов вздрогнул, что не осталось незамеченным капитаном. Он улыбнулся младшему лейтенанту и снова похлопал его по плечу.

— Ты чего-то испугался, младший лейтенант. Не стоит бояться, мы не диверсанты. Если бы мы ими были, то давно бы с вами разобрались. Да не бледней, мы свои.

Капитан сделал небольшую паузу и посмотрел на Богданова, стараясь по его выражению лица, отгадать, какое впечатление произвела его реплика на этого молодого офицера от медицины.

— Война, товарищ капитан. Никто из нас не знает, кому, и какой выпадет жребий.

— Ты прав, война. Разучились мы верить людям, все ищем и ищем врагов. Я вот думал, прошел он 1937 год, а выходит, ошибался. Вот и ты, младший лейтенант, смотришь на меня так, словно я не красный командир, а немецкий диверсант. Ты думаешь, я не знаю, что «СМЕРШ» разыскивает «Виллис», на котором передвигаются эти гады — знаю. Если хочешь, можешь осмотреть нашу машину… Что стоишь, иди, смотри. Вот-вот. Если бы ты был из «СМЕРШ», то непременно осмотрел бы машину. Разве я не прав?

Богданов стоял, не решаясь сделать шаг в сторону «Виллиса». Он просто бы напуган проницательностью этого офицера.

— Ну, иди, смотри, смотри, — снова произнес капитан. — Что стоишь? Стыдно, наверное, не верить боевому офицеру?

Капитан оценивающе посмотрел на Богданова, словно взвешивая шансы, перед предстоящей дракой. Оценив их, он неожиданно изрек:

— Ты вообще кто такой? Вопросы вот задаешь мне? Скажи, почему я должен отчитываться перед тобой? Едешь скупать продукты, вот и езжай дальше, а то целый допрос учинил. Куда? Зачем?

Богданов моментально принял его игру.

— Извините, товарищ капитан. Я же вам говорил, что мы едим скупать продукты, вот мне и интересно стоит ехать туда или нет? — произнес Богданов и рукой указал в сторону, откуда ехал «Виллис». — Вы же были там, видели, как живет народ?

Лицо капитана снова стало доброжелательным. Он улыбнулся ему и протянул Богданову папиросы.

— Кури, лейтенант. Вот стою я рядом с тобой и не устаю удивляться. Уж больно ты похож на моего младшего брата. Погиб он у меня в первый день войны. Он служил на границе.

— Извините, товарищ капитан, я не курю. Может, он жив, на войне всякое случается.

— В отношении продуктов, ничего сказать не могу, лейтенант. Я был там по другому вопросу и продуктами не интересовался. Съездите, может, вам и повезет, а я в город. Странный ты какой-то, младший лейтенант. Пальцы желтые от табака, а сам говоришь, что не куришь.

Только сейчас Богданов заметил, что за ним внимательно наблюдает из машины еще один человек. Он сидел за спиной водителя и оценивающе смотрел на него и водителя. Взгляд этого человека был каким-то изучающим, словно он сравнивал свои возможности перед предстоящей дракой.

— Товарищ капитан. Скажите, а где вы служите, в какой части? Я вроде бы видел вас в компании моего знакомого — майора Солодухи. Он служит в городской комендатуре, — спросил его Богданов.

Капитан ухмыльнулся. Последний вопрос явно насторожил его.

— Извини, лейтенант, но ты вероятно ошибся. Я не знаю никакого майора Солодуху. Ты меня, похоже, с кем-то перепутал. Я только вчера прибыл в ваш город и сразу поехал сюда. Я еще на учет то в комендатуре не встал. Вот сейчас приеду и встану. Мне привет от тебя передавать майору Солодухе?

— Конечно. Скажите, что доктор Лазарев велел кланяться, — произнес младший лейтенант и громко рассмеялся.

— А как ваша фамилия, товарищ капитан? Вдруг увижу вас в городе, не кричать же мне, капитан — вы меня помните или нет.

Снова легкая тень раздражения пробежала по лицу капитана.

— У меня фамилия простая — Иванов я. На нашей фамилии вся Россия держится.

Он козырнул Богданову и направился к машине. Александр невольно обратил внимание на правую кисть капитана. На ней была татуировка: солнце всходило из синих волн. Богданов стоял около полуторки и внимательно смотрел на проезжавший мимо них «Виллис», стараясь разглядеть третьего пассажира, который находился в машине. Тот словно угадав желание офицера, поднял воротник шинели и надвинул на глаза фуражку.

***

— Вы что, товарищ младший лейтенант, машину не проверили? — спросил Богданова Захаров. — Испугались?

Богданов с удивлением посмотрел на водителя. Лицо офицера его стало пунцовым от негодования. Он хотел моментально ответить водителю на столь обидный вопрос, но у него не получилось. То ли от испуга, то ли по какой-то другой причине у него просто пропал голос. Он глубоко вздохнул, стараясь набрать в легкие как можно больше воздуха.

— Не забывайтесь, сержант! — произнес младший лейтенант. — Я сам трижды ходил за линию фронта и научился хорошо разбираться в людях. Этот капитан — настоящий мужик, фронтовик. Нельзя людей обижать недоверием.

На лице Захарова промелькнула усмешка.

— А я бы, проверил. Внешность человека, это не его паспорт или удостоверение личности, может быть обманчивой. Вы даже не знаете его фамилии… И почему вы решили, что он фронтовик? Сейчас вот таких фронтовиков в прифронтовой зоне сколько захочешь. Вы же видел, что он в машине был не один?

Богданов понял, что совершил поступок, который называется не иначе, как преступная халатность и во время войны это приравнивалось к измене Родины. Чтобы, как-то оправдаться перед Захаровым, он решил выбрать тактику наступления.

— Ты, кто такой, чтобы учить меня, как мне нужно было поступить! Ты кто такой, чтобы учить офицера «СМЕРШ»! Вот и я гляжу — что никто! Ты понял это или мне еще раз повторить тебе об этом. Здесь я решаю, что делать, а не ты! Он же сказал — Иванов, значит Иванов! Вот приедем в город, зайдем в комендатуру, там и посмотрим, кто такой капитан Иванов и я, чтобы больше не слышал ничего подобного! Ты понял меня или наживешь большие неприятности?

Захаров скептически улыбнулся и сплюнул в открытое окно кабины. Умудренный жизненным опытом, он сразу заметил, как побледнел младший лейтенант, когда рука капитана потянулась к кобуре, как он начал услужливо ему улыбаться.

— Я, конечно не чекист, как вы, поэтому я ему не поверил. Просто люди говорят, доверяй, но проверяй.

Лицо Богданова снова стало багровым. Он с нескрываемой злостью посмотрел на Захарова.

— Ты хочешь сказать, что я испугался? Да, испугался, если хочешь знать! И что из этого? Ты видел, как тот третий, передернул автомат. Нет! А я вот заметил это. Если бы я потребовал капитана предъявить мне документы, то сейчас бы мы с тобой лежали в кювете! Может, я не себя, а тебя пожалел!

Захаров промолчал. Спорить с этим человеком было абсолютно бесполезно. То, что эта машина принадлежала немецким диверсантам, он уже не сомневался.

— Хорошо тебе, ты хоть пожил немного, а мне вдруг — жить захотелось. Ты понимаешь, жить! — продолжил Богданов. — Жизнь дается человеку один раз, второго случая не бывает!

После паузы, водитель произнес:

— Жить можно по-разному, младший лейтенант. Сколько они убьют эти диверсанты, вы об этом подумали?

Он специально упустил слово «товарищ», так как посчитал, что не может назвать этого человеком товарищем. Они, молча, проехали еще несколько километров. Каждый из них хорошо понимал, что искать диверсантов в этой лесной глуши — бесполезно. Захаров развернул полуторку, и машина покатила в обратную сторону.

— Слушай, сержант! — доброжелательно обратился Богданов к водителю. — Ты не обижайся на меня, нервы, понимаешь. Давай забудем все это. Ты же можешь не рассказывать никому об этой встрече? Ведь мы могли их просто не встретить на этой дороге. У тебя дети есть? А я совсем молодой. Ты знаешь, за это меня могут отдать под трибунал, а там — штрафная рота или стенка. Захаров — я у матери один. Отца убили еще в финскую войну… Она не переживет, если что-то со мной произойдет. Ну, как? Забудем или нет?

Захаров молчал, ему не хотелось «сдавать» Богданова, но второе его «я» противилось первому.

«Лучше бы ты погиб, Богданов, — подумал он. — Лучше бы ты погиб».

***

Пригород Варшавы. Бывшая разведывательная школа «Абвергруппа-104». Небольшой особняк начальника школы буквально тонул в зелени вековых елей. Дорога, ведущая к особняку, была довольно узкой и явно была не рассчитана для движения автомобилей. Около входной двери стоял часовой. По знаку дежурного офицера, часовой отдал честь и широко раскрыл дверь мужчине, одетому в черное демисезонное пальто. Мужчина медленно проследовал мимо солдата и буквально растворился в полутемном вестибюле дома.

— Буду с вами предельно откровенен, — произнес мужчина средних лет, одетый в дорогой, хорошо сшитый костюм. — Два дня назад я был на совещании у Кальтенбрунера. Вы хорошо знаете, полковник, что наши дела на Восточном фронте идут не самым лучшим образом. Русские войска уже находятся в Белоруссии, а это рядом с границами рейха.

Мужчина сделал многозначительную паузу и посмотрел на морщинистое лицо своего собеседника, которое не выражало практически ничего, словно он дремал под слова своего высокого гостя.

«Как быстро летит время, — подумал он. — А ведь совсем недавно он еще выглядел моложаво с искорками в глазах и завидной активностью».

Заметив на себе пристальный взгляд гостя, полковник открыл глаза.

— Я внимательно слушаю вас, экселенц.

— Нам поставлена непростая задача, — произнес мужчина, — от которой зависит многое, в том числе и исход всей нашей летний компании 1944 года.

Гость стряхнул пепел в хрустальную пепельницу и посмотрел на собеседника, лицо которого буквально превратилось от напряжения в застывшую маску.

«Как быстро меняется лицо, то он спал, а сейчас, словно борзая почувствовавшая дичь, — подумал гость. — Он действительно напоминает старого лиса, но с острыми еще зубами».

— Именно нам с вами доверено переломить ход предстоящего сражения за Белоруссию. Русские очень многому научились в этой войне, действуют непредсказуемо. Их разведка нередко вводит нас в заблуждение, а иногда, чего кривить душой и переигрывает. Как не прискорбно признать, но служба «Абвер» оказалась бессильной перед их ухищрениями. Поэтому фюрер принял решение реорганизовать все наши ведомства и усилить внешнюю разведку. Гитлер дал нам задание выяснить направление следующего удара русских, а по возможности и сорвать его, надеюсь, вы меня понимаете.

Хозяин особняка кивнул и снова замер, словно пес, в ожидании новой команды. Гость осторожно стряхнул пепел и, взяв в руки чашку с кофе, сделал маленький глоток. Он аккуратно поставил чашечку на блюдце и продолжил:

— Сейчас на фронте короткое затишье, как долго оно продлится — никто не знает. Мы располагаем сведениями, что наступление русских продолжится на Минском направлении, не смотря на нашу глубокоэшелонированную оборону. Но, где именно они нанесут основной удар, нам пока неизвестно. Буквально пару часов назад я получил сообщение, что русские концентрируют мощную группировку западнее Бобруйска. Насколько это соответствует действительности, сказать трудно. Район сосредоточения, если он является таковым, хорошо прикрыт с воздуха. Единственная возможность проверить это — хорошо подготовленная разведывательная группа. Надеюсь, вы меня понимаете?

Полковник посмотрел на гостя и сделал небольшую паузу.

— У меня есть такая подготовленная диверсионная группа, — произнес хозяин дома. — Группа имеет большой опыт работы в тылу противника. Я думаю, что она в состоянии выполнить эту задачу, особенно, если ее усилить подготовленными людьми. Кстати, эти люди тоже есть.

В кабинете стало тихо. Было хорошо слышно, как трещит огонь в камине. Гость взял в руки каминную кочергу и поправил горевшие в камине дрова. Он посмотрел на полковника и произнес:

— Нет смысла забрасывать большую группу в тыл противника, она будет мгновенно обнаружена русской контрразведкой. Необходимо разработать план операции и представить его мне для утверждения. После чего ваши люди будут немедленно переправлены через линию фронта. Вам все понятно, полковник?

— Так точно, экселенц. Меня интересует вопрос, сколько у меня времени на разработку операции?

Гость снова сделал глоток из чашки и затянулся дымом сигареты.

— Операция должна начаться в самые ближайшие дни, у нас нет времени на раскачку. Даю вам четыре часа, чтобы вы написали подробный план действий. Меня уверили, что вы не без таланта.

— Хорошо, я подготовлю план. Этого времени мне вполне достаточно, — произнес полковник и поднялся с кресла. — Я могу приступить к работе?

— Приступайте. Как только вы будете готовы, дайте мне немедленно знать об этом.

***

Мужчина проводил взглядом сутуловатую фигуру начальника разведшколы и откинулся на спинку кресла. Этот небольшой, но уютный кабинет был хорошо знаком ему. В 1940 году ему приходилось бывать в этой Варшавской разведшколы на выпуске большой группы курсантов. Как показалось ему, кабинет еще хранил запах прежнего хозяина: запаха крепких сигар и прекрасного французского коньяка.

Через два часа начальник разведшколы поставил точку в последнем предложении плана. Он внимательно перечитал составленный им план и остался доволен. Вошедшего в кабинет полковника встретил заинтересованный, но слегка потяжелевший взгляд его гостя. Вытащив из уголка рта дымящуюся сигарету, он спросил его:

— Полковник! Выходит, что вы уже написали план или я ошибаюсь? Вы все продумали?

— Так точно, экселенц, можете, прочти, — произнес полковник, протягивая гостю исписанные листы.

— Вы, могли бы не торопиться, у вас есть еще два часа, — произнес гость и протянул руку. — Интересно, что вы предлагаете, полковник.

Он взял в руки план и углубился в чтение. Подняв глаза, он посмотрел на полковника, который почему-то продолжал по-прежнему стоять перед ним. Гость закончил читать и закрыл папку.

— Мне нечего добавить, я написал все, что считал нужным, — ответил полковник, поймав на себе тяжелый взгляд мужчины. — У вас есть какие-то замечания по плану?

Полковник внимательно наблюдал за выражением лица гостя. Он хорошо знал, что гость представляет Главное управления имперской безопасности, и сейчас для него было очень важно, как оценит план этот человек.

— Неплохо, полковник, неплохо, — ответил гость. — Здесь изложено все, что должно принести нам победу. Теперь все дело в исполнителях этого плана.

Он положил листы в папку. Мужчина выглядел спокойным, величественным, как древнеегипетский сфинкс. Вот он снова открыл папку и перевернул страницу, через минуту еще одну. В какой-то момент полковнику показалось, что мужчина из СД нахмурился. Морщина на его лбу изогнулась в неправильную острую дугу, но уже в следующее мгновение лоб разгладился, оставалась лишь тоненькая едва различимая черточка.

— Вы сами уверены, что все вами написанное осуществимо, полковник или это плод очередной фантазии абвера?

— Да, экселенц, — с готовностью отозвался хозяин. — Фронтовые склады находится в глубине советской хорошо охраняемой территории, незамеченными можно подойти только таким образом, другие пути не возможны.

Гость улыбнулся, и по этой улыбке было трудно понять, какова она на самом деле.

— Ну, что ж… Мне нравится ваш план. Вижу, что вы все продумали. Он даже лучше, чем это представлялось мне самому. Вижу, что вы не без способностей. Все, что о вас говорили — правда. Только у меня есть одно небольшое дополнение, вы пишите о том, что на осуществление акций группе нужно как минимум десять дней, — произнес гость и показал на отмеченный карандашом абзац.

— Все так и это, не считая предварительной подготовки, которую нужно провести с группой.

— Как долго вы бы хотели проводить подготовку к операции?

— Каждый участник группы с большим опытом, не однажды бывали в русском тылу. Думаю, что нам будет достаточно дней десять, от силы две недели.

— И того три с половиной недели?

— Получается, что так.

— Мне нравится ваш план, — еще раз повторил гость, — он хорошо продуман даже в деталях. В каждой строчке чувствуется ваш солидный диверсионный опыт. Что мне не нравится, так это сроки! Сделаем вот что…. Даю вам три дня на подготовку агентов и еще семь дней на осуществление акции. Всего десять, ну максимум две недели! Ситуация на фронте меняется каждый час и нам нужно быть впереди русских.

— Сделаю все, что в моих силах. Но в этом случае мне нужен человек, который бы мне подробнее рассказал об охраняемом объекте. У вас есть такой человек?

— У меня есть такой человек, — после некоторого колебания произнес гость. — Он служит в штабе девяносто первого стрелкового корпуса русских. Начиная со второго дня операции, он будет ждать вашу группу в шесть часов вечера у разрушенной церкви районного городка Яровичи.

Вытащив из кармана коробок спичек, мужчина нарисовал на этикетке три восьмерки и положил его перед полковником.

— Как его узнать?

— Одет он будет в форму капитана Красной армии. Высокий, худощавый, крепкий. Он подойдет к вашему человеку и попросит закурить. А дальше, ваш человек вытащит вот этот спичечный коробок, и скажете:

— Дедовский самосад, если он вас устроит.

Ответ: Мне все равно, главное, чтобы дымило хорошо.

— Этот офицер будет знать о нашем плане?

— Это ему не нужно. Мы не можем так рисковать. Он просто объяснит вашим людям, как лучше организовать нападение на склады, когда происходит смена караула, сколько человек остается в здании в ночное время и прочее. При необходимости он сможет даже помочь вашим людьми.

— Это хорошо.

— Значит, вы собираетесь перебросить группу через линию фронта под Несвижем?

— Да. Сейчас там бои, это лучшее время чтобы пройти и затеряться в лесах.

— В оперативном плане я прочитал, что вы хотите отправить командиром группы Феоктистова?

— Да, экселенц! Как я вам докладывал, он хорошо знает этот район и может скрытно провести группу через линию фронта.

— Какой будет его псевдоним для радиосвязи?

— «Лесник». Большинство его удачных операций проходили под этим псевдонимом. В разведшколах его тоже знали, как «Лесника».

— Хорошо, пусть так и будет, не будем ничего менять. Запомните, эта операция будет находиться непосредственно под контролем Кальтенбрунера и Гимлера.

Мужчина поднялся с кресла и, забрав с собой папку, вышел из кабинета.

***

«Виллис», который так разыскивала группа капитана Костина, буквально исчез в этом небольшом по размерам городке. Вечером, Александр собрал свою группу в кабинете.

— Как выезд? — обратился Костин к Богданову. — Что нового? Вам удалось найти точку выхода немецкой рации в эфир.

Младший лейтенант вздрогнул и растеряно посмотрел на капитана. Это не осталось незамеченным Александром. Он сразу догадался, что вопрос о выезде, вызвал почему-то какой-то страх в глазах подчиненного.

— Почему молчите? Я жду, — тихо произнес Костин, не спуская с него своего взгляда. — Я жду вашего доклада.

— Товарищ капитан! Я не нашел этого места. Сами понимаете, прошедший дождь, по все вероятности, все уничтожил. Да и что может дать это место? Там кругом лес…

Костин выдержал паузу. Он продолжал смотреть на Богданова, сверля его своим взглядом.

— А, может, вы плохо его искали, Богданов? — спросил его Костин. — О том, что может дать это место сотруднику контрразведки, мы поговорим с вами отдельно.

— Я искал, как мог, товарищ капитан…. Сами знаете, шаг в сторону, а там мины.

— Я не думаю, что немецкий радист вел передачу с заминированной территории, — произнес Костин и посмотрел на Богданова. — Может, вы считаете, что у немецких радистов за спиной крылья?

Почувствовав какую-то неуверенность в его докладе, Костин приказал пригласить к нему водителя Захарова. Когда тот вошел в кабинет, капитан попросил его доложить о результатах розыска. Водитель посмотрел на Богданова, на его побелевшее от страха лицо и вкратце доложил Костину о том, что ими была встречена автомашина «Виллис», которую почему-то не стал осматривать младший лейтенант Богданов.

— Можете идти, — произнес Костин, обращаясь к Захарову. — Я думаю, что младший лейтенант Богданов нам сам объяснит, почему он не осмотрел автомобиль.

Когда тот вышел из кабинета, Александр повернулся в Богданову.

— Сдайте оружие, младший лейтенант. Вы забыли, что идет война, и ваши действия не могут расцениваться по-другому, как должностное преступление.

Богданов побледнел. Нижняя губа его затряслась, и со стороны могло показаться, что он готов был, просто, расплакаться. В кабинете стало тихо так, что было хорошо слышно, как на улице мать успокаивала маленького ребенка. Богданов, молча, достал «ТТ» из кобуры и положил его на край стола.

— Простите меня, товарищ капитан. Я просто испугался. Их было больше чем нас, и если бы я попытался что-то сделать, они бы просто убили нас с Захаровым.

— Уведите его в камеру, — приказал Костин вошедшему в кабинет конвою.

Солдат ткнул арестованного автоматом в спину и вывел его в коридор. Костин повернулся лицом к подчиненным и окинул их всех взглядом, словно ища в них человека, сочувствовавшего Богданову.

— Если кто-то из вас не хочет служить в СМЕРШ, сдайте удостоверение и уходите, а иначе — военный трибунал. Все свободны. И еще — Каримов завтра доложите мне по «Виллису». Мне непонятно, город перекрыт, а машина свободно передвигается по нему. Неужели мы не можем найти машину в этом небольшом по размеру городке? Стыдно, товарищи офицеры!

— Слушаюсь, товарищ капитан.

Оставшись один, Костин сел за стол и стал звонить полковнику Озерову.

***

Александр расстегнул ремень, снял кобуру с пистолетом и, положил ее на стол. Посмотрев на часы, он повалился на большой кожаный диван. Идти домой ему почему-то в этот вечер не хотелось. Костин чувствовал себя окончательно разбитым. Неудачи последних двух дней, давили его самолюбие. Впервые, за последние два месяца он не знал, что делать. Услышав в приемной чьи-то тяжелые шаги, он открыл глаза и посмотрел на дверь.

— Добрый вечер, товарищ чекист. Ты что, валяешься? — спросил его вошедший в кабинет Виктор Хмелев. — Я вот с девчонками из госпиталя о вечеринке договорился. Давай, вставай. Девушки, между прочим, очень и очень хороши, не хорошо заставлять их ждать.

Костин посмотрел на сияющее лицо своего нового товарища и пристав на диване, произнес:

— Ты меня извини, Виктор, но мне что-то нездоровится. А во-вторых, мне завтра с утра нужно выехать из города. Ты хоть предупредил бы заранее, а так — сразу на бал.

Хмелев снова улыбнулся, сверкнув своими великолепными зубами.

— Да брось ты, наконец! Одно, другому не мешает. Посидим, отдохнем немного, а то я уже стал забывать, как выглядят красивые женщины, — произнес Хмелев и громко засмеялся. — Да, не будь бирюком, собирайся, пойдем. Кстати там будет и Клава, ну та, которая тебе обязательно понравится. Я ее специально пригласил для тебя.

Он схватил Костина за руку и стал его стаскивать с дивана.

— Что за Клава? — поинтересовался он у Виктора. — Почему ты считаешь, что она мне непременно понравится? Мы с тобой едва знакомы, а ты уже судишь о моих вкусах.

Он улыбнулся, сверкнув своими жемчужными зубами.

— Короче, капитан, словами не опишешь. Одно слово — прекрасная женщина. Я думаю, что ты не будешь разочарован.

Хмелев схватил Александра за руку и потянул к выходу.

— Ну, пойдем, будь другом! Я им пообещал, что приведу с собой друга.

— Ну, хорошо, хорошо, Виктор. Не тащи меня. Я сейчас приведу себя в порядок и пойдем.

Через полчаса они уже шли по улице городка в сторону военного госпиталя. Хмелев о чем-то говорил, читал вслух стихи Блока и Есенина, громко смеялся над своими шутками, привлекая к себе нездоровое внимание прохожих. Костин же шел молча. Он аккуратно обходил лужи, оставленные прошедшим накануне дождем. Александр практически не вслушивался в болтовню Виктора, размышляя о предстоящем задании.

Неожиданно Виктор схватил Костина за локоть. Александр вздрогнул и посмотрел на веселое лицо товарища. Несмотря на внешнюю слабость и какую-то женскую нежность в фигуре Хмелева, рука его была жесткой и сильной, что не мог, не отметил про себя Александр.

— Ты что, молчишь, Саша? Я и так перед тобой и так, и этак, а ты все молчишь?

— Нет, почему ты так решил. Я внимательно слушаю тебя.

Хмелев рассмеялся. Он снова заговорил, то и дело, толкая Александра в плечо.

— Ты что, заснул? Да, выкинь ты все из головы: своих шпионов, диверсантов и всякую сволочь. Давай, двигай вперед! Заходи. Я смотрю, ты и не заметил, как мы дошли до госпиталя.

Они вошли в госпиталь через запасной вход и, свернув налево, пошли по длинному и узкому коридору, вдоль стен, которого одна к другой стояли больничные койки. Похоже, что Хмелев не раз пользовался этим запасным выходом. Воздух в помещении был пропитан запахом лекарств, карболки и человеческого гноя. Этот узкий коридор с запахами, невольно напомнил ему покойного капитана Рюмина, расстрел «самострелов»…

— Ну и запах здесь, — произнес Хмелев, — дышать не чем.

— Ничего лейтенант попадешь сюда, ко всему привыкнешь, — произнес Костин, впервые за все время их знакомства, он обратился к Виктору по званию.

Хмелев словно не слышал его слов. Он продолжал двигаться по коридору, бросая свой взгляд на номера кабинетов. Нужная им дверь оказалась в самом конце коридора. Они остановились около ее, переглянулись и без стука вошли в кабинет.

***

Стоял июль 1941 года. За лобовым окном «Эмки» шел противный, совсем не летний холодный дождь. В легковой машине было прохладно и сыро. Где-то совсем недалеко гремела канонада и по ее раскатам, Александр безошибочно определял калибр орудий. Костин, то и дело бросал свой взгляд на капитана НКВД Рюмина, который сидел рядом с ним с закрытыми глазами, похоже, он дремал. Рано утром капитану позвонили из эвакуационного госпиталя и сообщили о семерых «самострелах», которые поступили на лечение в госпиталь.

— Спасибо, товарищ майор медицинской службы. Через часок мы подъедим, — ответил капитан. — Спасибо, за информацию, разберемся….

Разговор капитана происходил в присутствии лейтенанта Костина, который находился в кабинете Рюмина. Александр вопросительно посмотрел на капитана, внутренне надеясь, что капитан поедет в госпиталь один.

Рюмин посмотрел на Костина и стал быстро подписывать расстрельные списки, которые ему накануне передал старший «тройки». Вчера по решению Военного трибунала за оставления боевых позиций без приказа командира были расстреляны одиннадцать бойцов.

— Вот были люди и нет их. Как все просто в этой жизни — подпись и нет человека.

Закончив работу со списками, он посмотрел на Костина.

— Что ты так на меня смотришь, лейтенант? — произнес Рюмин, не отрывая своего взгляда, от лежащих перед ним бумаг. — Похоже, тебе еще самому не приходилось расстреливать предателей и врагов народа. Привыкай, Александр, это не сложно. Ты думаешь, что я, как родился, так в дело годился. Я изучил твое личное дело: комсомолец, с отличием окончил школу НКВД. Служил в Особом отделе полка. Разве этого мало? Запомни, лейтенант! Идет война, не на жизнь, а на смерть. Война вскрыла тайную человеческую сущность — кто есть кто. Тысячи бойцов отдают свою жизнь за Родину, другие тысячи бегут с фронта. Сейчас все эти дезертиры, паникеры представляют реальную угрозу нашему Рабоче-крестьянскому государству. Эти люди утратили веру в нашу победу, а это представь себе — очень страшно.

Дождь прекратился. Машину качало из стороны в сторону и если бы не гул канонады, то можно было бы подумать, что машина двигается не по дороге, а плывет по бескрайнему морю из грязи и сожженной немецкими самолетами некогда грозной боевой техники.

— Ты что, так смотришь на меня, Костин? Думаешь, что я не сплю? Ошибаешься — я все вижу…, — произнес капитан Рюмин. — Ты знаешь, лейтенант, я могу решить этот вопрос очень просто. Взять и арестовать тебя за невыполнение боевого приказа. Сейчас война и любой приказ командира — закон для подчиненного. Тебе это понятно или нет? Да, да, взять и арестовать. И встанешь ты, молодой, здоровый парень, вместе с этими трусами и предателями у кирпичной стены.

Рюмин открыл глаза и пристально посмотрел на Костина. Взгляд капитана был таким тяжелым, что вызывал у него какую-то робость и нерешительность.

— Ты понял, что я тебе сказал, лейтенант. Сейчас, забудь то, чему тебя учили в школе НКВД. Ты хорошо знаешь, что обозначает твоя нашивка на рукаве? Все правильно: щит и меч. Вот теперь страна требует от тебя, чтобы ты стал ее карающим мечом. Чего молчишь? Похоже, тебе не приходилось вот запросто стрелять в людей? Привыкай, Костин. Это не люди, это трусы.

Наконец, Костин взглянул на капитана и взгляды их встретились. Не выдержав взгляда, Рюмин отвернулся. Александр, чеканя каждое слово, вполне бодрым голосом произнес:

— Товарищ капитан! Я готов. Вы можете на меня положиться. Рука моя не дрогнет.

— Вот этого я ждал от тебя, Костин. Я не хотел тебя пугать, просто, я сказал тебе все, что я думаю о тебе. Запомни, государство это машина, в котором каждая шестеренка знает свое место. Сломалась — выкинут и вставят новую. Здесь выбора нет или ты, или тебя. У машины нет жалости ни к своим, ни к чужим. Мы все обезличены и машине все равно кто ты — сволочь или нет. Для нее главное чтобы ты крутился и выполнял поставленные перед тобой задачи.

Машина свернула с проселочной дороги и, сбросив скорость, медленно направилась в сторону больничных корпусов госпиталя, которые белели среди зелени молодого лесочка.

***

Госпиталь располагался в старом поместье помещика Молчанова. После революции красивый дом с белыми колонами был передан министерству здравоохранения и в нем располагался профсоюзный санаторий. Наличие недалеко от этого места минерального источника и медицинской грязи, привлекали сюда многих людей, которые рассчитывали поправить свое здоровье в этом санатории. С началом финской войны в нем располагался госпиталь для летного состава РККА, сейчас в нем находился эвакуационный госпиталь.

Около ворот госпиталя машину остановил часовой. Боец был небольшого роста, и по его внешнему виду ему можно было дать от силы лет семнадцать. Большая винтовка с примкнутым штыком делала его фигуру скорей комичной, чем грозной.

— Документы, — обратился он к водителю автомобиля, однако, заметив сидевших в салоне машины офицеров, молча, козырнул и поднял шлагбаум.

Офицеры вышли из машины и остановились в нерешительности.

— Сестричка! — остановил пробегавшую мимо них медсестру, капитан Рюмин. — Скажите, где можно найти военврача второго ранга Яшина?

— Он вон там, в том флигеле, — ответила девушка и рукой указала им на строение. — Принимает раненых…

— Спасибо, — ответил капитан и одарил медсестру своей очаровательной улыбкой.

— Ну, что, пошли, Костин? — тихо произнес Рюмин, и они направились к начальнику госпиталя.

Остановившись около двери, капитан кулаком громко постучал в дверь. За массивной дверью царила тишина. Сделав небольшую паузу, капитан снова постучал в дверь.

— Похоже, что его здесь нет, товарищ капитан, — произнес Костин и направился к раненым, которых сгружали из полуторки. — Вы постойте, я его сейчас поищу.

— Вы не скажите, как нам найти начальника госпиталя? — спросил Александр худощавого санитара, одетого во фланелевый халат, который был забрызган кровью.

Мужчина оторвал свой взгляд от школьной тетради и с любопытством взглянул на офицера.

— Зачем он вам? Вы кто такой?

— Я из Особого отдела дивизии, лейтенант Костин. Вопросы еще ко мне есть?

Мужчина с интересом посмотрел на него и, сунув тетрадку в карман, произнес:

— Ну, я — Яшин. Зачем я вам?

— Вас разыскивает капитан государственной безопасности Рюмин.

— Что значит разыскивает? Вот я, что меня искать!

Костин махнул рукой и Рюмин, заметив его жест, направился в их сторону.

— Здравствуйте, — как-то не по-военному поздоровался капитан с врачом и пожал ему руку. — Я по вашему звонку, в отношении «самострелов».

— А, все понял, товарищ капитан, — произнес Яшин. — Тогда пойдемте со мной, я покажу вам этих героев.

***

Они шли по длинному и узкому коридору, соединяющему больничные корпуса госпиталя. Вдоль него, прямо на полу, лежали раненные бойцы и офицеры, многие из них стонали от боли, другие находились в бессознательном состоянии. Ужасно пахло свежей еще не свернувшейся кровью. В какой-то миг Костину показалось, что он легко может потерять сознание от вида и запаха крови.

— И так у вас всегда? — спросил врача Костин.

— Тесно, не хватает для всех мест, — словно оправдываясь, произнес Яшин. — Много раненных. Одно слово — отступление. Да и здесь, похоже, мы тоже ненадолго задержимся, фронт совсем рядом.

Словно в подтверждении его слов, раздался яростный «лай» зенитных орудий.

— Может, спустимся в подвал? — спросил капитана Яшин. — Мало ли что?

Рюмин промолчал, так как хорошо знал положение на фронте. Сильнейшие бои шли чуть южнее Бобруйска и все знали, что город просто обречен. Яшин остановился около двери. Костин сразу обратил внимание, как у него мелко дрожали кисти рук.

— Эти здесь? — спросил его Рюмин. — Показывайте, если сами не хотите встать с ним рядом!

Это было сказано довольно грубовато, от чего по лицу врача пробела тень тревоги.

— А меня за что? Может, вы товарищ капитан будете лечить всех этих раненых бойцов? — ответил Яшин. — Могу освободить вам свое место….

Палата оказалась довольно большой, человек на двадцать. Яшин подвел их к койке, на которой лежал раненный боец. У него была перебинтованная нога.

— Вот это Филиппов, — произнес начальник госпиталя. — Огнестрельное ранение бедра. При операции в ране обнаружены фрагменты ткани и металла. Похоже, стрелял через мокрую портянку и флягу, чтобы не было поверхностного ожога.

Филиппов моментально все понял. Его губы затряслись, и он готов был прямо на месте заплакать.

— Как же ты так сынок? — по-отцовски спросил его капитан Рюмин, присаживаясь на край койки. — А кто будет защищать родину, наших матерей и детей? Давай, поднимайся! Здесь лечат бойцов Красной Армии, а не трусов и дезертиров. Ну что, ты лежишь? Вставай!

Это было сказано так тихо, и поэтому прозвучало довольно зловеще. Капитан сорвал с него серое байковое одеяло и швырнул его на соседнюю койку. Десятки глаз застыли в ожидании развязки этой истории. Филиппов продолжал лежать и по-детски всхлипывать.

— Простите меня, братцы! — громко закричал он. — Испугался я тогда. Простите меня! Я не хочу умирать!

— А они хотят, сука?! — закричал на него Рюмин прямо в лицо и схватил раненного за грудки. — Ты их спрашивал об этом, сволочь. Ты думаешь, у них нет матерей, детей?

Капитан перевел дыхание. Он встал с койки и обвел раненых взглядом, словно хотел найти хоть одного, кто бы сочувствовал Филиппову.

— Есть у них и матери и дети, поэтому они и сражаются за них, в том числе и за твоих родителей, сука!

— Ты что стоишь, Костин? Хватай его за шиворот и тащи во двор! — приказал ему капитан. — Привыкай! Это тоже наша работа по борьбе с предателями, трусами и паникерами. Да не жалей ты его, тащи.

Александр схватил Филиппова за шиворот и стащил с койки.

— Вставай, сволочь! Давай, гад, двигай к выходу.

Филиппов с трудом поднялся на ноги и прыгая на одной ноге, двинулся к выходу из палаты.

Через полчаса, все семь «самострелов» оказались в большом старом саду, который полукругом охватывал здание госпиталя. Около старых, обгорелых яблонь, сбившись в кучку, стояли врачи, бойцы хозяйственного взвода и ходячие больные, которых по приказу Рюмина собрал начальник госпиталя.

— Вот перед вами на коленях стоят трусы, которые дезертировали с линии фронта. Им очень хотелось жить и они, забыв присягу, решили обмануть всех вас, нанося себе увечья. Приказ Сталина один — всех их должен покарать карающий меч справедливости. Кто хочет привести его в исполнение? Ну, смелее, смелее товарищи.

Толпа заволновалась, зашептала. Рюмин посмотрел на Костина, словно предлагая ему принять непосредственное участие в этой акции, но Александр сделал вид, что не понял взгляда капитана.

— Ну, смелее… Кого вы жалеете? Это же не люди, это предатели и трусы!

Из толпы, прихрамывая на левую ногу, вышел боец. Он взял их рук капитана пистолет и подошел к стоявшим на коленях «самострелам». Боец, взглянул на товарищей и молча, выстрелил в затылок одному из приговоренных к смерти. Тот, молча, повалился на землю, по его белой нательной рубахи медленно расползалось кровавое пятно, которое быстро увеличивалось в размерах. Вскоре все закончилось. Все стали медленно расходиться по палатам и рабочим местам.

— Я думал, что ты сам приведешь в исполнение приказ Сталина, а ты так и простоял, молча, — раздраженно произнес Рюмин. — Что, духу не хватило, лейтенант?

— Это плохо, товарищ капитан? Вы же тоже не стреляли?

— Как тебе сказать, Костин. Жизнь она все расставит на свои места. Твоя надежда прожить ее в белых перчатках, просто, не осуществима. Нельзя носить нашивки НКВД на гимнастерке и быть кристально чистым.

— Я не привык убивать безоружных людей…

Он не договорил. Рюмин схватил его за грудки и подтянул к себе.

— Что? Что ты сказал! Хочешь быть чистеньким, лейтенант! Не выйдет! Я тоже не родился палачом, но если придется…, рука у меня не дрогнет.

Капитан оттолкнул его в сторону и направился к машине. За всю обратную дорогу, они не проронили ни слова.

***

Рюмин плеснул из фляжки, в стоявшие на столе кружки.

— Пей, Костин. Это спирт. Не сожги рот…. Ты пил когда-нибудь спирт?

— Приходилось, товарищ капитан.

— Вот и хорошо. В котелке вода…, — произнес Рюмин и протянул Александру котелок.

Они выпили и стали закусывать крупными пожелтевшими огурцами. Рюмин снова взял в руки флагу и снова плеснул спирт по кружкам.

— Ты давно в органах? — поинтересовался у него капитан, хотя хорошо знал его анкету. — Вот ты мне скажи, Костин, ты когда-нибудь слышал о «Острове смерти»? Это не «Остров сокровищ», что написано в книжках, а настоящий «Остров смерти».

Александр посмотрел на Рюмина. В глазах капитана что-то мелькнуло не понятное для Костина.

— Нет, товарищ капитан, — тихо произнес он. — Что это такое? Расскажите….

Рюмин тяжело вздохнул и, взяв в руки кружку, выпил спирт. Он взглянул на Костина, словно прикидывая про себя, рассказывать ему об этом острове или нет. Достав папиросу, он закурил. Слушай:

— Я никому и никогда не рассказывал об этой трагедии, может, боялся, а может и не хотел рассказывать об этом. Для меня это слишком тяжело. Все произошло в 1933 году. Я тогда работал в Москве.

Капитан сделал глубокую затяжку и посмотрел на сосредоточенное лицо Костина.

— В начале тридцатых годов, как ты знаешь, у нас в стране была введена паспортная система. Инициатива шла от ОГПУ, а если точнее, то от самого Ягоды. Я тогда работал в Москве. В стране свирепствовал голод и громадная масса крестьян, спасаясь от голода, хлынула в города. Они толпами мотались по улицам в поисках работы, но ее на всех конечно не хватало. Начались стихийно возникать банды, которые занимались грабежами и кражами. Теперь, ты понял, почему этой инициативой плотно занималась наша контора. Ну, как всегда, не обошлось без «перегибов». Нарушителей паспортного режима задерживали и арестовывали прямо на улицах города, вокзалах. Там на вокзалах было все предельно просто — люди выскакивали на перрон, кто за продуктами и папиросами, кто за пивом. У многих паспорта оставались в карманах костюмов, которые находились в вагонах поезда. Вот таких пассажиров и отлавливала наша милиция. Все отчитывались перед вышестоящими органами о количестве выявленных и арестованных граждан. Много хватали, а сажать было некуда. Тогда Ягода и обратился к товарищу Сталину с предложением об увеличении населения Сибири за счет этих нарушителей. Насколько я тогда слышал, речь шла о миллионах человек. Представляешь, Костин, какие планировались грандиозные цифры.

Рюмин замолчал. Он, молча, налил себе в кружку спирт и опрокинул содержимое кружки себе в рот. Запив спирт водой, он снова закурил.

— Хороший получился закон, что греха таить. Тогда решались многие вопросы, в том числе и жилищные. Ведь население городов росло быстрее, чем строились квадратные метры. В тот год даже вышло постановление Моссовета «О порядке использования жилой площади, освобождающейся в связи с введением паспортной системы». Освободившиеся квартиры должны были в течение суток передаваться в райсовет, и никаких других манипуляций с жилплощадью не допускалось.

Он снова замолчал. По лицу Рюмина пробежала едва заметная тень. Пауза явно затягивалась. Чтобы ликвидировать ее, Костин решил задать вопрос:

— Скажите, товарищ капитан, неужели люди не жаловались?

Рюмин ухмыльнулся. Вопрос лейтенанта ему показался немного не корректным, ведь сам он был человеком этой системы.

— Наверное, писали и жаловались…, но это была директива ОГПУ, и поэтому на все эти жалобы никто не обращал никакого внимания. Я помню, что у томского городского прокурора арестовали двух сыновей, и он приехал в Москву, где встретился с Ягодой. Сыновей освободили, но это был редчайший случай.

Рука капитана снова потянулась к фляге со спиртом, но неожиданно повисла в воздухе, словно ее что-то остановило. Он взглянул на Александра и снова, как-то криво усмехнулся.

— Наверное, я зря тебе все это рассказываю, Костин. Пойми меня правильно, носить все это в себе, довольно, сложно. Секретарь Западно-Сибирского крайкома партии Роберт Эйхе заверил Сталина, что готов принять около 300 тысяч колонистов, однако вождю не понравилась эта цифра. Он посчитал, что она сильно занижена и распорядился оправить туда полмиллиона человек. Никто не стал оспаривать эти цифры, да и как можно было перечить нашему вождю.

— Товарищ капитан! Откуда вы все это знаете — цифры, решения Сталина, ведь об этом никто и негде не писал? — спросил его Костин.

— Не перебивай меня, лейтенант, — произнес Рюмин. — Если тебе не интересно, я рассказывать тебе эту историю не буду.

Капитан снова закурил. Похоже, хмель делала свое дело. Рука Рюмина дрогнула и папироса удала на пол, но он этого не заметил.

— Первые потери этап понес еще в пути в Томск. На грузовой станции из вагонов выгрузили несколько десятков человек, скончавшихся в дороге. Там всех, а их было более шести тысяч человек, отдельные два предыдущих этапа, уже около месяца ждали последний третий. Всех их погрузили на баржи и хотели отправить их в Александро-Ваховскую комендатуру, это на северо-западе области. Однако, принимающая сторона оказалась не готова к приему столь большого этапа «нежелательных элементов». Поступил приказ высадить временно всех их на небольшом острове Назино, он находился посреди реки, что и было исполнено.

Через несколько дней похолодало… Сильный ветер, температура опустилась ниже нуля. Укрыться от холода и ветра было негде, и люди стали сбиваться в небольшие группы. Они сидели и лежали у костров и ели кору с деревьев и мох. Начался голод. Люди, гибли десятками, кто-то от холода, кто-то от голода.

Прошло около двадцати дней. К острову причалила баржа с ржаной мукой. Все устремились к берегу. Голодные люди толпились у мешков. Задние напирали, на стоящих людей впереди, в надежде получить свою пайку муки. Охрана открыла огонь…

В комнате стала тихо. Было хорошо слышно, как потрескивает пламя в коптилке, сделанной из артиллерийской гильзы.

— Получившие паек люди, бежали к воде. Муку несли в шапках, в рукавах, в штанинах… Муку быстро разводили в воде, делая болтушку и ели. Муку раздали не всю, она отсырела, и охрана ее просто закопала на берегу реки. Через десять дней после этого началось людоедство. Сначала это происходило в потаенных уголках острова, а потом уже где придется. Охрана выявляла людоедов и уничтожала их, однако с каждым днем их становилось все больше и больше…. Часть людей сбилась в мародерские группы, они отбирали у людей одежду, убивали их. Особо ценились золотые зубы, которые менялись на хлеб…

— Неужели люди не пытались бежать из этого ада?

— Почему не пытались, пытались, но практически это было сделать сложно. Река была широкой, вода холодной…. да и охрана стреляла всех, кто подходил близко к воде. Трупов было множество, они лежали везде — на тропинках, на берегу, плавали в воде…. В итоге из 6100 человек в живых осталось лишь 2200 человек.

Рюмин снова налил в кружку спирта и выпил, запив его водой.

— И что было дальше?

— Я непосредственно принимал участие в расследовании этого…, — он замялся, не зная, как это все назвать. — Мы нашли там, на острове 31 братскую могилу, в каждой из которых находилось более 70 остатков. Там я и узнал, что среди погибших оказался и мой родной брат.

На глазах капитана показались слезы. Он смахнул их рукой и посмотрел на Костина. В комнате было тихо. Хорошо было слышно, как за окном идет дождь. Он словно заштриховал улицу. Прозрачные капли-бусинки цепко державшиеся за ветках деревьев, поблёскивали бриллиантовой чистотой на фоне серого полотна неба.

— Скажите, капитан! Вы знали об аресте своего брата?

— Он был арестован на Казанском вокзале. Он приехал в Москву, чтобы навестить меня. Все это я узнал, прочитав протоколы его допроса. А я вот, служу этому государству, которое съело у меня брата. Разве я не сволочь после этого, Костин. Сволочь я, настоящая сволочь….

На следующий день капитан Рюмин был убит. Его машина была обстреляна дезертирами, которые скрывались в местном лесу.

***

Помещение, в которое вошли Костин и Виктор, было небольшим. Посреди комнаты стоял стол, накрытый для офицеров. Большое окно, через которое хорошо было видно большой яблочный сад, делало его светлым и уютным. Раньше, в 1941 году, в этом помещении насколько помнил Костин, была палата, в которой лежал один из «самострелов», совсем молоденький мальчишка то ли по фамилии Серегин, то ли Сергеев.

На столе, застеленным простынею, стояла большое металлическое блюдо, наполненное красивыми мочеными яблоками, прошлогоднего урожая. Желто-красные бока яблок невольно напоминали о прошедшем лете 1943 года.

— Здравствуйте девушки! — громко произнес Хмелев, снимая с головы фуражку. — Позвольте вам представить моего хорошего друга, боевого офицера Александра Костина, грозу немецких диверсантов и шпионов. Вы не обращайте на него особого внимания, он всегда внешне хмур, но душа у него добрая и веселая. А, как он поет, Орфей замолкает. Жалко, что у нас нет гитары.

«Ну и болтун, — подумал Александр. — С чего он взял, что я пою и играю на гитаре».

Перед Костиным стояли три молоденькие симпатичные девушки.

— Давайте, будем знакомиться, — произнесла одна из них в звании старшего сержанта. — Меня зовут Клава, а это Римма и Верочка.

Девушки громко засмеялись и стали внимательно рассматривать незнакомого им офицера. Клава подмигнула Костину. Он протянул ей руку. Ладонь девушки была влажной и прохладной.

«Волнуется, — решил Александр. — Даже покраснела от волнения».

Верочка была, похоже, самой молодой из них, ей от силы можно было дать лет восемнадцать. У девушки на груди матово отливался орден Боевого Красного Знамени. Насколько Александр знал, в армию девушек моложе восемнадцати лет не призывали. Ее молодили очень красивые светлые волосы, локоны которых касались ее плеч, едва прикрывая погоны.

— Ну что, красавицы, приступим! — громко произнес Хмелев, доставая из портфеля бутылку трофейного красного вина и две банки мясной тушенки. — Девочки, вы пьете испанское вино или нет? Если, да, тогда, где ваши кружки? Я их почему-то не вижу!

Клава, на правах хозяйки, достала из тумбочки флягу со спиртом и положила ее на стол.

— Это вам, мальчики. Спирт вы пьете или предпочитаете сладенькое вино? — спросила она и задорно засмеялась. — Что смотрите, рыцари, разливайте!

Разлив вино и спирт по кружкам, они выпили за Победу и товарища Сталина. Костин сидел рядом с Клавой и невольно ощущал тепло ее бедра, которым она прижималась к его ноге. Она иногда бросала на него томный взгляд, который трудно было не заметить. Он попытался немного отстраниться от женщины, чем вызвал у нее улыбку.

— Вы женаты, товарищ капитан? — спросила она его. — Впрочем, о чем это я спрашиваю? На фронте все мужчины не женаты, а женщины — незамужние. Что от меня, как черт от ладана? Или я не нравлюсь?

Она громко засмеялась, чем вызвала смех у подруг. Клава встала из-за стола и вышла на средину комнаты. Она рукой разгладила гимнастерку и как на подиуме, прошла по комнате, демонстрируя, собравшимся все прелести своей точеной фигуры. Черные густые, собранные в тугой узел волосы, блестели в лучах заходящего солнца. У Клавы были большие зеленые глаза, словно два лесных озера. Высокая грудь, красивые точеные ноги, в блестящих хромовых сапожках делали ее неотразимой.

— Ну, как я вам? — произнесла она. — Нравлюсь, Александр?

Громко засмеявшись, она снова села рядом с Костиным.

— Скажите, Александр, откуда у вас такой шрам на лице? — спросила его Клава. — Только не говорите, что вы его получили на дуэли из-за женщины. Говорят, что шрамы украшают мужчин, вот и я вам хочу сказать, что он не портит вашу внешность, а делает ее более мужественной и красивой.

Женщины снова засмеялись, заставив Александра покраснеть. Клава провела пальцем по шраму и посмотрела на Костина. Хмелев снова разлил спиртное по кружкам, и предложил выпить за приятное знакомство.

— Скажите, Саша, а ваша жена лучше меня? — задала Костину очередной вопрос Клава. — У такого красивого мужчины должна быть и красивая женщина. И еще один нескромный вопрос. А я красивая, я нравлюсь вам?

Выпитое спиртное заметно повлияло на настроение Клавы. Женщина положила руку на плечо Александра и зашептала что-то ему на ухо. Костин не ответил на вопрос Клавы. Он взял в руки бутылку, чтобы разлить остатки вина по кружкам, но бутылка оказалось пустой.

Конец ознакомительного фрагмента.