8 | Севера́. И приравненные к ним

Александр Левинтов

Восьмой том собрания избранных сочинений Александра Левинтова – подведение очередных жизненных итогов, географических, так как география – основная профессия писателя. На этот раз в ареале интересов оказались самые отдалённые окраины страны, главным образом, севера́ и территории, приравненные к ним по своей суровости, безлюдности, недоступности и экстремальности. Книга содержит нецензурную брань.

Оглавление

Отчет о командировках в Нарьян-Мар и его окрестности

Решил мужик повеситься. Настроил петлю, навесил ее на крюк, намылил, просунул голову. Глядь — а на шкафу четвертинка, старая забытая заначка. Спустился, принял, опять полез в петлю. Сунул голову — а на шкафу чинарик недокуренный. Достал бычок, вышел на балкон, закурил: «А жизнь-то налаживается…»

Первая поездка

19 сентября

Господи! Куда только не занесет на день рождения! Вот, в Нарьян Мар угодил. Фатех Вергасов предупреждал меня, что это — дыра. А то я сам недогадлив, проповедеведец силиконодолиновский.

Непогода нас встретила такая, что даже в баню не пошли, а после размещений и первых визитов праведных скромно посидели с местной рыбой в спартанской гостинице «Печора» (традиция такая была — гостиницы называть по имени местной речки, если эта гостиница — одна на весь город). Первое впечатление от города — место съемок или прототип фильма «Облако-рай»: зачем строили? зачем живем? куда уезжаем? На центральной площади Ленин идет из бывшего исполкома (ныне окружная администрация) в бывший обком (ныне городская администрация) мимо безвкусной до крика православной церкви. Никаких других украшений из роденобетона в городе нет, да, может, и не было никогда.

Нарьян-Мар живет, неправильно, присутствует на карте в ожидании следующей идеи освоения. Возник он под лозунг пролетаризации национальных окраин — и эта идея выдохлась в первые же годы. Перевалка леса с реки на море и зэков в обратном направлении — азве это повод для города? Да и выдохлось оно со смертью Незабвенного.

Озирая местные тундровые пустоты, относящиеся к «староосвоенным территориям» явно по географическому недоумению, поневоле начинаешь думать: а что считать освоенной территорией?

1) прежде всего, наличие нескольких реализованных на ней проектов; движение поморов сюда из Новгорода, несомненно, было проектным и, как всякий первый проект, оно оказалось погребенным под последующими реализациями, давая им скорее мистическую составляющую, чем нечто явственное. Так, лихих ребят из Лукойла иначе как ушкуйниками и не назовешь. Вторая, Московская волна освоения, прошедшая судорогой острогов аж по всей Сибири и ударившая даже по тихоокеанскому побережью Америки (Форт Росс), оставила за собой мрачный след ссылок, пыток и казней. Здесь это запечатлелось в Пустозерске. Наконец, третья, советская освоенческая волна — я пока затрудняюсь дать ей общую характеристику, может быть, грабительская?

2) переход от импорта проектного материала к его экспорту; ну, Нарьян-Мару до этого не то, чтобы далеко, а до никогда

3) отсутствие проектов и идей освоения — по этому критерию Нарьян-Мар и весь округ — явно еще не староосвоенная территория.

20 сентября

С утра заструились в разные стороны по охуебинам местных улиц и дорог.

Сцена первая

Два бойких и симпатичных паренька, еще не дотянувших до звания молодого человека, но уже уверенных в завтрашнем дне — не то аванса, не то получки — и его хозяине, то есть, в себе, занимают на двоих вполне компьютеризированный и бойко телефонизированный кабинет в недрах окружной администрации. Одного зовут Комитет по делам малых народов, другого — Ассоциация тех же народов, словом, Панаев и Скабичевский. Ребята при примусе: они толковы, сообразительны, энергичны, образованы (территориальный менеджмент), мобильны, открыты и без пафоса любопытства «а ваши документики, я извиняюсь?». Комитет родом с Колгуева, хорошо знает свою ненецкую родню до прапрабабушки (а отец — из пришлых русских неизвестной национальности), Ассоциация — из боярского рода Виучейских, нечто вроде Рюриковича ненецкого народа. Он побывал в Канаде, посмотрел на декоративную жизнь тамошних поролоновых индейцев, мучительно выдумывающих себе, за неимением настоящих, проблемы и трудности. Оба ориентированы на норвежские, европейские и международные гранты и помощи, отлично понимая, а) что от России вряд ли дождешься реальных спасительных действий, и даже понимая, б) что представляют своим народом капитал всего человечества, которое не даст им погибнуть и загнуться в театральной мишуре псевдодикой жизни.

Некоторые этно-культурные подробности:

номадный круг ненцев невелик — 150—200 км

семейство или группа семейств живет в открытом контакте с другими группами, обмениваясь, главным образом, девушками и новостями

шаманство почти исчезло

женские сутки начинаются утром (приготовление еды на день), к женским функциям также относятся: воспитание детей, установка и разборка чумов и все прочее относящееся к внутреннему, очаговому миру

мужские сутки — с вечера, к мужским функциям относятся: олени, собаки, охота, рыболовство, перемещения и все, что связано с внешним миром

от снега полярные ночи светлы

и одиночество с луной

дорогу делают простой

в мир звонкий, чистый и пустой

эндемичных болезней и тяги к алкоголю нет (мнение о последней напасти опровергнуто практикой обширной общины, сбежавшей от советской власти за Урал и переждавшей там, пока эта власть не кончилась)

имеется две стадии (формы) деградации номадного уклада жизни: 1) часть семьи кочует, часть живет на месте, это напоминает «урбанизацию» по-украински и по-белорусски, где «горожане» содержат на свои деньги, но силами деревенской родни поросят, прочую живность и огород и 2) вся семья переходит к оседлости.

В округе возрождается — в разных формах! — идея фактории.

Реально существует проблема этнической самоидентификации из-за смешиваниями с русскими и комяками. В быту внутри семьи часто используются все три языка. Комяки гораздо предприимчивей и шустрей ненцев, переняли у них оленеводство и придали ему товарность, распространились аж до Кольского полуострова, в свое время оттяпали в Москве исконно ненецкую Воркуту с ее окружением, сейчас зарятся на местное углеводородное сырье.

Русификация территории началась, если я правильно понял, с установления национального округа (второго в СССР вслед за Коми-Пермяцким и первого на Севере) и появлением здесь бюрократическо-репрессивной инфраструктуры, идеологической инфраструктуры, учителей, врачей, транспорта, гидрометеослужбы и т.п.:

Данные переписей (тыс. чел.)

1926 год дан с островами и без островов. Сталинская эпоха привела не только к урбанизации в одной точке, но и к уничтожению коренного этноса коллективизацией, голодом, насильственной оседлостью и непосильным продналогом.

Две последние переписи позволяют судить о национальном составе округа:

В округе развит браконьерский туризм — барский (партийно-правительственный) забавы ради — сим балуются комяцкие, архангелогородские и местные власти, а также промысловый, вплоть до организованного на предприятиях забоя оленины, порой вместе с пастухами, вылова семги. Разбой ведется с помощью транспортных средств дальней и ближней связи (вертолеты, снегоболотоходы, моторки и т.п.). Это очень напоминает то, как в 60-80-е годы чеченцы на вертолетах добывали баранов в ненавистной для них Калмыкии, ставя под расстрел у кошары всю чабанскую семью.

Сцена вторая. Журналисты

Обошли все три редакции местных газет, но разговор состоялся только в одной — «Красный тундровик» («Наръяна вындер»). Газета выходит с 7 ноября 1929 года, сейчас имеет четыре полосы четыре раза в неделю. Летом тираж упал до 2 тысяч, сейчас — 4, по пятницам — 6. До сих пор самая читаемая газета. Главный редактор — достаточно конфликтная дама, нервно реагирующая на другие газеты, имеет заочное журналистское образование. Ее заместитель, из-за которого часть редакции отвалила, образовав новую газету, удит в Интернете, выгребая все, что вещает мир о вещах, близких местным.

Сцена третья. Посредники

В ЕВРе (есть в этой аббревиатуре что-то неуловимо сионистское) симпатичная и толковая молодая ненка бойко рассказала о своей посреднической фирме по скупке оленины и реализации ее мясокомбинату, геологам и др. потребителям. «Покупаем по рублю, продаем по три и на эти два процента живем» — так можно охарактеризовать ее манеру обращения с цифрами. База (фактория) находится в Красном, в 40 км к северу от Нарьян-Мара. Имеется грузовик и коротковолновая связь с обслуживаемыми «частными предпринимателями» (так теперь называются те, кто был просто оленеводом, потом единоличником, потом «фермером»). В сфере обслуживания — 40 семейств. Помимо скупки мяса, фактория снабжает их необходимым провиантом, оборудованием и прочим прикладом, ведет их финансы, обеспечивает ветеринарный сервис, в светлом будущем намеревается организовать централизованный забой скота. Объем деятельности сомнительно невелик — 750 тыс. рублей в год, но это может быть и результат чтения не той строки в отчете.

По литературе, местная тундра выдерживала более 200 тысяч оленей (в прошлом веке) при 10 тысячах оленеводческого населения. Сейчас этих оленеводов расплодилось до 20 тысяч, а стадо оленей — всего 160 тысяч, а не возможные 400. Но уже слышны голоса, что достаточно и 80 тысяч. Так как мировых аналогов нашему оленеводству нет, то и озираться и ссылаться тут не на кого.

ЕВР размещается на первом этаже заводоуправления Рыбокомбината. А на втором этаже состоялась беседа с главным инженером Александром Александровичем Хабаровым.

Сцена четвертая. Рыбники

Гл. инженер работает здесь с 1972 года и потому знает родное производство досконально. Завод стоит. В ожидании окончательного краха красят стены масляной краской. Изредка работают на давальческом сырье — коптят рыбу местных рыбколхозов, получая в качестве арендной платы часть готовой продукции, которая в значительной мере уходит на погашение долгов городу за свет и на прочие налоги. Городские чиновники отовариваются в фирменных магазинах комбината бесплатно, на запись.

Своего лова уже давно нет — все перешло к рыбколхозам. Уловы падают — и на море, и на внутренних водоемах в строгом соответствии с ростом разведочного бурения. Океанический лов в Гольфстриме (севернее Колгуева) стройно уходит контрабандой в Норвегию: ни тебе налогов, да и оплата в твердой валюте, ситуация абсолютно та же, что и на Дальнем Востоке. Навага уже 5 лет не подходит к берегу (в магазинах она, свежемороженая, тем не менее, лежит, удивительно дешевая и нежная, как провинциальная девочка в столице). Коптят, увы, на сосновых опилках. Все оборудование старое, допотопное. От нечего делать варят пиво на мини-заводе миасского производства (проблемы с солодом) и разливают местную минералку по бутылкам. Нарьян-Марского пива попробовать не удалось, но все эти «балтики» и «ярпивы» делают по одной идее: к квасу добавляют красный (темное пиво) или белый (светлое пиво) портвейн. Стоит и этот промысел на заводе. Кое-как телепается производство деликатесов и рыбной кулинарии.

К рыбзаводу примыкает банька для местной знати, на запоре и за колючим забором, естественно.

Сцена пятая. Архитекторы

У главного архитектора города Михаила Александровича (бывший военный строитель из Амдермы) — никаких идей о концепции города, а есть лишь ожидание руководящих перспектив по этому поводу. Город растянут и разбросан, как и все ГУЛАГ-поселения. Нарьян-Мар переваливал печорский лес на Архангельск морем, а в обратном направлении — тех, кто валил этот лес. В городе много недостроек и пустых дыр, заполненных нереализованными проектами. Стилистически город — хаос самых разных идей. Строительных трудностей город не испытывает, так как стоит на аллювиальном песке. Архитектор в восторге от лукойловского пенобетона (в 2—3 раза дешевле кирпича, может быть исполнен в широкой гамме теплоизоляционных свойств). По мнению городского архитектора, если добавить «социалки», Нарьян-Мар вполне может стать базой освоения для вахтовых нефтянников.

Тут, как всегда, архитекторы не хотят понимать, что строители никогда не станут представителями вторичных и третичных технологий. Их убогая судьба и мечта — стать после строительства ремонтниками построенного ими производства. А вторичные-третичные технологии это — финансисты, журналисты, программисты, проститутки и другие тонкие специальности.

Мы вышли на охлажденную площадь. Сильно прояснилось. По небу летели циклоны, боинги, духи — и никто из них не платит налоги в местную казну. Я слегка поежился — как тут развозить пиццу и кто бы ее тут стал заказывать? На балконах густо висит повесившееся белье — наверно, его меняют только раз в неделю, до того оно отсерело.

Сцена шестая. Музейные работники

Музей тотально заперт, но не закрыт — это манера такая. И встретили нас недоуменной жестикуляцией и с явным подозрением, но вскоре страсти поутихли и каждый занялся своим делом, кто продолжил музейничать, кто обложился книгами.

21 сентября

«В окно увидела Татьяна…» — все утро покрыто свежим ярким снегом, который потом весь день радостно таял. По длинноногости женщины и девушки Нарьян-Мара могут поспорить с любым субъектом любой федерации, а по демонстративности этой длинноногости — с самыми южными субъектами, особенно под такую капель.

В Нарьян-Маре какая-то особая потаенность и укромность туалетов, размещаемых за пятой-шестой дверью от входной, что для любого нормально изможденного организма весьма изнурительно и досадно.

Визит к Ларисе Топорновой, главному редактору «Заполярных вестей», nermun@atnet.ru начался с неприятных расчетов и неприкрытой констатации ангажированности этой газеты. Атака была столь явной, что Лариса просила данное интервью не публиковать, поэтому я предупреждаю пользователей проявить деликатность в обращении с данной информацией.

Суммарный тираж трех местных газет («Красный тундровик» — 5 тысяч, «Заполярные вести» — 7 тысяч, «Новый Нарьян-Мар» — 2 тысячи) значительно превышает емкость местного рынка: население, грубо говоря, 50 тысяч, функционально грамотных — не более 40, из них читающих местную прессу — ну, допустим. 20, с учетом семейности — пусть 10 (все это с жуткими преувеличениями). В лучшие советские годы (1940 год, например) при том же населении местная газета имела 8-митысячный тираж, всего лишь. Бесплатность газеты «Заполярные вести» и полное отсутствие в ней рекламы делает ее не просто ангажированной: даже слепому видна административная цензура и подборка материалов. Анти-Лукойловские настроения в газете могут выйти газете боком: Лукойл уже завез свои полиграфические мощности, добавит к ним маненько интеллекту и распушит этот бастион официального мнения до неузнаваемости. Кстати, Лукойл в городе более, чем заметен: бензоколонки, рекламные лозунги, автомобили, строительные заборы, разговоры…

В конфликте «Губернатор-Законодательное Собрание» город берет то одну то другую сторону, не являясь ничьим саттелитом и, кажется, владея собственной позицией.

Основную массу рабочего времени провел в музее, в библиотеке, вгрызаясь сквозь толщи интереснейшего материала, в округ. Изучение статей о ненецких культах и старообрядцах позволил заметить такую особенность: экстремальность природно-хозяйственной ситуации порождает и возрождает матриархат.

щемяще-тоскливые сполохи ив

на слезах, могилах и горестных судьбах

забитых земель и забытых равнин

в чьих-то потерянных, запертых душах

напоминают Стену Плача,

опрокинутую навзничь,

до покатого горизонта,

любой огонек — как свеча и молитва

за упокой умирающих заживо

в этой суровой могиле утрат.

Город с лихвой обеспечен такси, а такси — работой. Таксисты радиофицированы, диспетчеризированы, сидят на дотации городской администрации. Тариф в любой конец города — 30 рублей, за город (в аэропорт) — 40. Дивно и просто.

Вечером состоялась встреча с мэром Амдермы («солнечной Амдермы южного берега Карского моря») Татьяной Васильевной Федоровой, симпатичной женщиной скорее кавказского, чем заполярного типа и темперамента. Было задано всего два вопроса:

ваши самые неразрешимые проблемы:

1) утилизация и уничтожение следов предыдущих и нынешних деятельностей

2) установление устойчивых контактов, связи и транспорта между населенными пунктами Воркута, Каратайка и Усть-Кара, составляющими ближайшую «Большую Землю» Амдермы, и полярными станциями, для которых Амдерма — ближайшая Большая Земля

3) опреснение воды опреснителями

4) новые нетрадиционные источники тепла и энергии (эоловая энергетика)

5) использование щебня при строительстве промыслов и трубопроводов

6) внешнее полноценное жизнеобеспечение и питание

7) разделение территорий, акваторий (шельфа и 200-мильной зоны), воздушного пространства и ресурсов этих сред между федеральным и местными властями и пользователями

ваши самые неосуществимые мечты:

1) современные датские ветряки

2) мини-технологии по утилизации отходов предыдущих и нынешних деятельностей

3) водно-ледовые и наземные вездеходные транспортные средства на колесном ходу

4) удешевление пребывания на Северах

5) охрана 200-мильной зоны и шельфа от браконьеров и контрабандной торговли рыбой и морепродуктами.

Удивительно, все проблемы и мечты (=материализация проблем, в понимании Федоровой) носят средствиальный, даже не онтологический характер и уж почти совсем лишены аксиологии. Все это — из области героического альтруизма.

В ходе этого интервью сквозь меня пронеслось несколько прожективных идей: от все продать к чертовой матери Лукойлу и на вырученные деньги откочевать в Канаду до превращения Нарьян-Мара и Амдермы в Лас Вегас.

В этом раструбе идей вполне умещаются:

экстремальный спортивный туризм (Баренцморская кругосветка несколькими местными видами передвижения)

экстремальный духовный туризм с нанайским массажем под сполохи, медитациями в торосах и общением с Иглой Ананке

установление международного моратория на хозяйственно-экономические инновации и создание международного арктического парка, аналогичного Антарктиде (исследования, туризм по буферной зоне)

установление параллельно освоению социально-экологического и этнического мониторинга

создание Ненецкого арабского эмирата

В любом случае, необходимо обсуждение стратегии и последовательности освоения: сначала исследования и система образования и профессиональной подготовки, потом — проектирование, только потом — разведка и добыча. Мы же опять начали с добычи, с героических кувырканий на пустом месте.

Походя узналось, что участники только что закончившейся сессии Законодательного собрания завтра разлетаются двумя вертолетами по пьянкам на лоне природе на предмет соединения приятного, но излечимого, с полезным и уже неизлечимым укреплением деловых и неформальных связей, принятия на грудь подлинных решений и взятия за грудь оппонентов по поло-возрастной структуре, по построению и формированию подковрового ландшафта власти. Вот прекрасный материал для «Особенностей национальной власти».

22 сентября

Мы продолжаем посиделки в краеведческом музее. С нашим присутствием уже смирились и даже возникла легкая грусть скорого расставания при, в сущности, несостоявшемся знакомстве. Как это всегда щемит и трогает — наша интеллигентская полузащита от коммуникаций и потом — сожаление: что ж мы так и не поговорили и не познакомились покороче, прошли мимо друг друга, не задев ни свою, ни чужую судьбу, пройдя по краю, может быть, самого впечатляющего каньона. Души наши, незаглядываемые и не посещаемые по нашей же воле и гордыне, так и останетесь вы одинокими, заунывно плачущими на незнаемых погостах. Нет, не по суетности мы так одиноки, а по стеснительности и недоверчивости к самим себе. Так и обретаемся в недосказанностях и недовыплеснутостях как в комплексе недодоенной коровы.

А на каждый свой вопрос мы получили здесь грамотные и исчерпывающие ответы, консультации, объяснения и пояснения. В частности, узнали, что скоро выйдет Энциклопедия Ненецкого округа. Автор — Людмила Юрьевна Корепанова drozd@atnet.ru Директор музея — Татьяна Юрьевна Журавлева, эксперт — Лена Меньшакова muzei@atnet.ru, а еще запомнилась смешно жестикулирующая и как бы вроде бы говорящая Маша.

Лена провела с нами скорострельную экскурсию по музею, где особенно запомнились экспозиции по Пустозерску, ненецкому быту, «кочевой школе», доненецкой истории.

Я листаю «Красный тундровик» за 30-е годы, мое излюбленное чтиво. Вот заметка, замечательная заголовком: «Обязательства колхоза „Безбожник“». Вот — «Туристов — на Крайний Север»: «Приезжая из рабочих центров и совершая переходы от деревни к деревне, от становища к становищу, от чума к чуму, турист несет с собой культуру и достижения современной науки и техники и передает свои знания местному населению, повышая тем самым уровень его развития и включая его в общее дело рабочего класса. Помимо этого, турист является разведчиком полезных ископаемых, гидроэнергии, лесных массивов и пр. Этой работой он участвует во время своего маршрута в строительстве социализма и индустриализации страны.» А еще, хорошо бы его использовать для охраны границы вместо собаки и для выявления яростных врагов народа.

Я листаю сводки и информационные осадки, вновь погружаясь в топь лжи всей моей жизни, такой разной по своей липкости лжи. Что ж оно все так грязно…

Ненецко-русский словарь… В начале 30-х ненцам дали письменность на латинице, предполагая создать единый всемирный язык (довавилонский интернационал), потом одумались и перешли к кириллице. В грамматике интересны глаголы:

шесть наклонений

Изъявительное

Повелительное

Побудительное

Сослагательное

Предположительное

Предположительно-долженствовательное

Основное время — неопределенное (несовершенное и совершенное, совершающееся и только что совершившееся), прошедшее (контрастное неопределенному) и будущее как несовершившееся неопределенное. Если я правильно понял, неопределенное время соответствует нашему настоящему, но это ненастоящее настоящее, а будущее и прошлое лишь состояния этого ненастоящего настоящего и, таким образом, вся глагольная конструкция — зыбкое марево полусонных полудействий, результаты которых необязательны, неинтересны и ненеобходимы. С этой точки зрения ненецкий язык находится на таком же расстоянии онтологичности от русского и греческого, как эти оба — от английского. По-видимому, к востоку от Гринвича глаголизация существенно ниже, чем к западу не то по геологическим, не то по метеорологическим соображениям Господа Бога.

Очаровательная грусть покидания музея цинично прерывается обедом из просроченных продуктов. Прощай, местный флагман общепита «Уют» с тухлятинкой миниатюрными порциями (это чтоб дозы были несмертельны).

Вот пара заготовок на потом:

1) Тыко Вылка, художник и проводник экспедиций, бессменный лидер новоземельских ненцев с 1925 по 1956 год, увел свой народ на материк в канун ядерных взрывов. В тоске по покинутой и обезображенной родине, рассеянному народу и покорности он умер через 4 года в чуждом и огромном Архангельске. Сыновья его и братья, народ его растворился и ушел в небытие, оставив несчастного Вылку в горестном и одиноком, безмолвном и безлюдном бессмертии анти-Моисея.

Грабить и отнимать такую родину как Новая Земля — совсем уже последнее дело, начинает понимать Вылка, и еще он начинает понимать, что, останься они там, их бы беспощадно взорвали на правах камней и неживой природы.

2) Ненецкая ойкумена, уютная одинокому кочевнику: мирный Колгуев, в ядерных сполохах Новая Земля, между ними и севернее — река Океан, а еще дальше, другой ее берег — белая страна Счастья (легенда о Рае), которая приходят во сне тому, кто потом становится белым шаманом; дальше идет рудный Вайгач, страна Орудий, дальше — берег Амдермы, страна Ветров, к ней примыкает Речная страна, на другом (южном) берегу которой — страшная лесная страна Колючих Несчастий (смесь Дантова Ада с Мордором), которая приходит в сны черного шамана (а есть еще всеведущий черно-белый шаман, шаман-оборотень), на западе Канин Нос — страна Оленя. Весь сюжет — одиссея кочевника, поющего эту одиссею в несовершенном презенсе своего скитания по границам ойкумены и сознания, по кромке постигаемой действительности и сочиняемого мифа.

Морской порт расположен в 100 км от моря и принимает только суда «река-море». Нынешний руководитель — специалист по автотранспорту, местный коренной житель, производит впечатление дельного и трезвого человека, точно дозирующего отношения. Грузооборот порта с начала года — 115 тысяч тонн, принимает суда до 3 тыс. т (судооборот 50—60 судов) из-за глубин (3.8 метра, раньше — 5.9). Дноуглубительные работы давно уж не ведутся. Порт работает на перевалке из/на Архангельск с\на реку. Имеется 4 причала для навала и генгрузов (мощностей хватит до 1 млн. т), крытые механизированные склады, портофлот, включая плавкраны. Сейчас в порту работает 130 человек, раньше — почти полтысячи. Пассажирское сообщение — в обе стороны. Конечный пункт на Печоре расположен всего в 20 км от ж. д. Дотация местной администрации на пассажирские перевозки — 40%. Нефтяники в эту навигацию потеряли у Варандея пять барж с грузом при рейдовой разгрузке плавкраном (сильный ветер, волнение и течения). Считает перспективным участие порта не только в погрузочно-разгрузочных работах, но и в местном лихтерном развозе.

Бюро экологических экспертиз — на окраине города, примыкающей к аэропорту. Сюда, как и в любую точку города, таксист берет 30 рублей. Дяденька, с которым мы общались, — типичная фигура грустного ахинея, озадаченного собственным существованием и пребыванием на белом свете вообще и в этом кабинете в частности. О своем коллеге экологе он, керосиновый геолог, говорит как столяр о плотнике. Мы, в общем-то, ничего у него не узнали, кроме пикантной истории с водосвятием ниже до сих пор не пущенных в эксплуатацию очистных сооружений: после этого священнодейства несчастную паству в массовом порядке свезли в больницу с разными отравлениями.

Пошастав по лесотундровой окрестности, отправились в баню лесозавода, войдя под сень банной благодати через широкую двойную радугу. Банька (3 смехотворных рубля за вход) оказалась чистенькой, с крепким, но недолго держащимся паром. Публика — самая заводская, без снобизма, да и откуда ему тут взяться?

23 Сентября 2000 г.

С утра, под сумрачную грусть попластовались с Копыловым на кладбище. По оценкам гостиничного портье до него километров пять, по оценке прохожего — пара километров, реально — в 10 минутах ходьбы от гостиницы и в двух сотнях метров от центрального Ленина.

Темный ельник, могилы живописно разбросаны, образуя уютные тупички и непролазности. 50% покойников отдыхают под крестами, 10% — коммунисты, остальные — беспартийные. Посчитали по той же выборке из 100 случайных захоронений средний возраст покойников — 48 лет, самому старому — 84 года.

Остатки визита посвящены закупке экзотов из оленины и рыбы. Радуга (тут ее часто показывают) предвещает очередной бурный снегопад. Пора улетать, пока не замело по самую ручку.

Вторая поездка

12 октября

Три дня полета в Нарьян-Мар

В Нарьян-Маре туман. К вечеру он немного слабеет, но огни ВПП так тусклы, что ночью посадка невозможна. Наш отлет откладывается каждые полтора часа. В пол-шестого, когда полет становится технически невозможным, объявляют отбой до утра. В аэропортовской гостинице люди спят на полу за 200 рублей, мы едем в приличную гостиницу, полночи проводим в заботах об отдыхе и разговорах, утром мчим в аэропорт, чтобы маячить в такой же волынке. Ближе к полудню разведка доносит отбой до утра, мы едем досыпать в гостиницу, устраиваемся с боями, получаем шифровку об отлете, летим в аэропорт, садимся в самолет, долетаем до Нарьян-Мара, кружим над ним, возвращаемся в Архангельск, ждем до половины шестого, едем в другую гостиницу, еле устраиваемся, утром едем в аэропорт, ждем до обеда погоды, получаем разведданные от Юстаса, что вылет отложен до утра, едем в гостиницу, устраиваемся. Получаем сигнал от Алекса об отлете, спешим на регистрацию последними и после всех сроков вылетаем и даже прилетаем. На часовой полет уходит трое суток — и никакой возможности с кем-то встретиться, поговорить в Архангельске…

Поселок Искателей: в поисках несчастий

По обшарпанности, зачуханности, развалюшности пос. Искателей (приключений на свою задницу) значительно опережает аналогичные образцы отечественной романтики освоения: Уренгой, Сургут, Нижневартовск, другие нефте-газовые дыры Западной Сибири, поселки БАМа, уже вошедшие в печальную историю и доказавшие собой, что, как бы ни были велики и сказочны запасы недр, вод, лесов и прочего, а Кувейт у нас не получается и даже Лас Вегас не выходит. Ничто так не свидетельствует об угрюмости постсоветского декаданса освоения, как плакаты, призывающие к перестройке и гласности да побитые на уикэнд рожи местной пьяни. Одно-двухэтажные унылости утопают в разъезженном песке и невесть откуда берущейся при освоении глубинных недр грязи. В этих хибарах невозможно ни счастье, ни надежда на него — только смурная борьба за существование, какое-нибудь бессмысленное выживание и ничем необеспеченное сохранение человеческого достоинства вопреки беспробудным побоям и потоку пьянства. В грязи и мерзости построить счастье немыслимо и бесполезно. И уж тем более рваться сюда можно только от одних несчастий к другим, как это и было всегда, во все времена и во всех странах. Калифорнийские фотинайнеры эпохи Золотой Лихорадки также не обрели счастья, как и геофизики и бурильщики Ненецкого округа, но те хоть вошли в благодарную историю и легенды — эти останутся навсегда презираемыми жертвами.

Легенда о больших деньгах Севера

А люди прут и прут на севера́ за синей птицей из длинных рублей. Вот некий Николай, врач местной больницы, рентгенолог, мечтает сколотить здесь за пять лет деньгу на свою нелепую зарплату. Он, как и большинство ломонувшихся сюда, ждет чуда и богатства, которые придут сами собой. Сами собой приходят только старость и смерть, да и то изредка, всего лишь раз в жизни.

Ныне заработки на Севере — гарантированная нищета плюс не менее гарантированные болезни: от туберкулеза (он вырос за два года здесь в полтора раза) до СПИДа.

Нефтяная лихорадка — это не приток денег, а их отток (к тем, кто немного вложил их сюда). Вкладывающие в Север себя получат только себя, но потерянных в пропорции с собой вновь прибывшим, равной притоку-оттоку денег. Мало кто догадывается, что делаемые здесь деньги берутся не из недр, а из труда человеческого. То, что лежит в пластах — вовсе не нефть, а некая природность, не стоящая ни черта. Нефтью эта природность становится только после добычи, транспорта и продажи.

Мы размещаемся в общежитии Геолого-разведки, таком же затрапезном, как и тридцать пять лет назад в Тарко-Сале. Ничего не поменялось!

Компьютерный бизнес

В низеньком шалмане два продмага и компьютерный клуб, переполненный детворой, шмаляющей в дум-дум по паре долларов в час. Какой-то пацан замещает собой хозяина. Вечером возникает и хозяин.

— У Вас Интернет есть?

— Конечно, есть.

— А какой у Вас модем?

— Слушай, а что это?

— А какая версия Виндоуз?

— У нас все есть, только я в этом не разбираюсь, подожди, я Резо сейчас вызову сюда.

Пока едет Резо, мы и сами выясняем, что на всех компьютерах инсталлированы лишь игры, а на штабном есть только намек на возможность установки Интернет-связи.

Потом мы много раз сталкивались с местным Интернетом на веревочках: то ждешь по сорок минут, пока проползет твой файл (а в самом конце — «обрыв связи»), то «Архангельск не соединяет», то еще какая заморочка. Россия построена матрешечным образом: на каждую Москву найдется свой Нарьян-Мар и в каждом Нарьян-Маре зарыта-зашита своя глубочайшая периферия. Интернет устроен прямо противоположным образом и потому несовместим с российской действительностью. Интернету нужен мир монотонной доступности.

Криминальная тишина

В Нарьян-Маре стоит непривычная криминальная тишина — нет ни организованной (кому охота лезть в эти тундровые дебри и глухоту натурального хозяйства?), ни неорганизованной преступности. Многие дома и машины не запираются. Основное правонарушение — пьяная драка или грабеж, опять же спьяну. Ни тебе проституток, ни рэкета, ни наркомании, ни всего прочего.

Конец ознакомительного фрагмента.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я