Нашедшие Путь

Александр Левин

«Нашедшие Путь» – книга мировоззренческой направленности. Проходя через множество смертельно опасных приключений, положительные персонажи допускают ошибки, в стремлении к справедливости доходят до жестокости; их философское отношение к жизни уживается с юмором и склонностью к творчеству, рационализм соседствует с мистикой. Отвергая пороки современного общества, они встречают множество врагов, что, однако, не мешает им работать над собой, заниматься боевыми искусствами, искать смысл жизни.

Алексей

Не обращая внимания на темноту, Алексей размеренно бежал привычным путём, обгоняя редких прохожих. Заметив издали в свете фонаря Катю, он, тем не менее, позволил ей себя «напугать».

Девушка уверенно вцепилась в руку Алексея и, взглянув в его глаза, спросила:

— Испугался?!

— А если бы в темноте перепутала и напала бы на кого-то другого?

— Я?! Перепутала?!. Прикалываешься что ли?.. Кошки в темноте хорошо видят… А ты ведь меня тоже увидел?.. Волч, а Волч?.. Волки тоже в темноте хорошо видят, — Катя повисла на руке Алексея.

— Уже скоро к «шараге» подойдём. Как бы опять директор или кто-нибудь из холуёв — нас вместе не увидели.

— Да наплевать на них! Их комплексы неполноценности — это их личные проблемы.

— Однако они не упустят возможности в очередной раз отыграться на ком-нибудь за собственную ущербность… Тебе в прошлый раз что сказали?

— Мне омерзительно-вежливо напомнили, что я ещё не получила диплом.

— Они ведь, действительно, могут сделать какую-нибудь гадость. Были случаи, когда некоторым слишком свободолюбивым студентам снижали оценки на экзаменах. Сам много раз наблюдал это паскудство; как-то даже возмутился, высказал своё мнение.

— Да?! А они как отреагировали?

— Сразу переключились на меня: попытались высмеять, унизить. Особенно Авоськина старалась; видимо, хотела выслужиться перед директором.

— Тебя, вроде, «заклевать» не так-то просто.

— На их насмешки мне наплевать; однако тогда я окончательно убедился, что не в состоянии кого-либо защитить.

— А студенты сами никогда не пытались как-то защищаться?

— Фактически, нет… «Огрызались», правда, многие, но… пустое всё это.

— А, по-моему, если хорошенько во всём разобраться, то весь этот «гадюшник» вполне можно было бы разогнать, а кое-кого — даже и посадить.

— Да, — для этого хватило бы одних только финансовых махинаций, которые они проворачивают, выдавая студентам какие-то «левые» деньги под роспись и тут же забирая их обратно.

— А поборы на всякие там «ремонты» и тому подобное! — возмущённо добавила Катя.

— Да, но кто же решится от своего имени написать на них в прокуратуру?.. Говорят, правда, что анонимки писали; но их ведь не рассматривают. А если подсчитать, — сколько украдено за все годы существования училища, опросив и бывших студентов, и нынешних, да сверив всё это с документами, — директора точно можно было бы сажать, да и Носову — как пособницу.

— Да… — Катя тяжело вздохнула. — Скорей бы уже окончить этот «дурдом» и постараться забыть его как страшный сон.

— Похоже, что все студенты думают приблизительно так же: в начале учёбы — ещё не понимают куда попали, а года через полтора, когда сбегать, вроде, уже поздно — времени потерянного жалко, начинают надеяться, что как-нибудь смогут отмучаться… Однако, мы уже подходим.

— Ну ладно, увидимся ещё, — Катя отбежала в сторону и присоединилась к группе студентов.

Алексей ускорил шаг, вошёл в здание училища и направился в свой кабинет, где, не включая освещение, сел, закинув ноги на край стола, и задумался. В его жизни за последние годы произошло так много самых разных событий, что периодически возникало желание остановиться, всё проанализировать и осмыслить. Преподавательская работа, вопреки ожиданиям Алексея, отнимала значительно больше времени, чем работа врача; к тому же, большая часть новой работы казалась ему абсолютно бессмысленной, поскольку направлена была не столько на обучение студентов, сколько на формирование имиджа директора. Задолго до своего прихода в училище Алексей многократно слышал отрицательные отзывы об этом заведении от тех, кто так или иначе соприкасался с его деятельностью: это были и едкие усмешки по поводу лизоблюдства и показухи, и сочувствие в адрес студентов. Собственные впечатления, однако, в первые же месяцы работы превзошли все самые худшие ожидания. Никогда раньше Алексей не попадал в коллектив на столько пропитанный холуйством, лицемерием, завистью. Раболепство сотрудников перед директором вызывало у Алексея нарастающее отвращение. Тем не менее у новой работы была и положительная сторона: Алексей впервые на столько близко познакомился с представителями молодого поколения и с удивлением обнаружил, что многие из них оказались вовсе не такими плохими, как ему казалось ранее, с некоторыми даже завязались дружеские отношения.

В коридоре послышались голоса студентов:

— Темно… Разве Волчкова нет ещё?

— Ага, щас, как же!.. Всегда в темноте сидит, пока никого нет.

«Упрямова Лариса и Арбузова Татьяна», — догадался Алексей и потянулся к выключателю.

Сразу после обмена приветствиями Лариса прикрыла дверь и обратилась к Алексею:

— Мы тут такое узнали!.. Подслушали случайно разговор Авоськиной, Носовой и Басюковой у кабинета директора… Они наши анкеты обсуждали, о личной жизни студентов сплетничали, унижали и высмеивали многих.

— Вот «удивила»!.. Для меня это — не новость.

— Он, наверное, там же был, — предположила Татьяна, обращаясь к Ларисе.

— Да? — Лариса вопросительно взглянула на Алексея.

— Возможно… Это ведь — не единичный случай, это — у них в порядке вещей… Только не подумайте, будто я тоже в этом свинстве участвую.

— Ну ничего себе!.. А мы анкеты заполняем, на все вопросы отвечаем откровенно…

— Это — вы зря… Все эти сведения могут быть использованы против вас; а когда поймёте, как именно, — будет уже поздно.

— А куда деваться?.. То Носова «допросы» устраивает, то психолог анкеты раздаёт…

— Учитесь отвечать, не давая реальной информации о себе… Да, предостерегите и других, кого возможно, кроме доносчиков.

Ещё несколько студентов один за другим вошли в кабинет; последней прибежала Анна Шелестова и, плотно закрыв дверь, объявила:

— Тихо!.. К нам Басюкова идёт.

— Это — точно? — спросил Алексей.

— Сама сейчас слышала, как она директору сказала, что сюда идёт, пока у неё время есть.

— Ладно, — значит: проводим письменный тестовый контроль прямо сейчас; тетради и учебники убираем; на столах — только ручки и чистые листы.

Алексей начал раздавать карточки с заданиями, не обращая внимания на то, что в кабинет вошла Басюкова, а студенты, мгновенно помрачнев, поднялись со своих мест.

Басюкова махнула рукой, приказывая студентам сесть, и сама устроилась на свободное место рядом с Ларисой. Студенты погрузились в работу.

Увидев, как вдруг изменилось выражение лица Ларисы, и зная, что от неё можно ожидать какой-нибудь выходки, Алексей насторожился и, пытаясь предупредить её интонацией, спросил:

— Лариса, тебе что-то непонятно?

— Нет, нет, — всё понятно, — отозвалась студентка, лукаво взглянув на Алексея.

«Сейчас что-нибудь выкинет», — подумал Алексей и не ошибся.

— Фаина Тимуровна! — зашептала Лариса достаточно громко. — Что для проводниковой анестезии используют?.. Не знаете?..

— Упрямова, сама думай! — возмутилась Басюкова.

Лариса быстро проставляла ответы, но вдруг, как бы забывшись, опять полушёпотом обратилась к Басюковой:

— Фаина Тимуровна, а в какую фазу ингаляционного наркоза нельзя делать операции?

— Да что же такое?! Совсем уже обнаглела!..

— Не знаете? Ну ладно, — я сама, — подытожила Лариса под сдержанные смешки студентов.

— Не ленись, Лариса, — думай сама, — проговорил Алексей с явным подтекстом. — Ты же умная, — я знаю.

Басюкова тем временем поднялась и направилась к двери.

Как только дверь захлопнулась, студенты начали острить и хихикать; одна лишь Татьяна сидела в задумчивости, а потом вдруг серьёзно посмотрела на Ларису и сказала:

— Она же поняла, что ты над ней издеваешься… Опять какие-нибудь неприятности будут.

— Почему «опять»?

— Забыла уже, как ты на общем собрании высмеивала КВН и другие показушные мероприятия, направленные на повышение авторитета директора, а потом всех «тиранили» две недели?

— Хватит вам, успокойтесь, доделывайте контрольную; кто уже всё «отгадал», — сдавайте, — попросил Алексей. — Успеете ещё пошуметь… Тому, кто первым сдаст, дам почитать проект, так называемого, «морального кодекса преподавателя», — вот где, действительно, умора.

Лариса тут же сорвалась с места и побежала сдавать работу, а получив взамен несколько скреплённых листов, взялась за их изучение, но вдруг, вспомнив слова Татьяны, спросила:

— Алексей Георгиевич, а меня после того собрания обсуждали у директора?

— Да, разумеется.

— И что сказали?

— Ой, на тебе, оказывается, «серьёзные провинности»: ты и «слишком умная», и законы-то ты знаешь; а вам ведь не положено законы знать, — это же «страшное преступление» — знать законы и не давать себя дурачить, используя в чуждых вам целях… Носова, правда, «заступилась»: сказала, что вовсе ты не умная, а просто в хорошей школе училась, — то есть: Лариса-то — плохая, просто школа хорошая.

— Прикольно… А вот эту-то «хрень» они за каким «сляпали»? — Лариса помахала листами.

— А разве не понятно?

— Вообще-то понятно, только проще было бы всего одну фразу написать: «Директор всегда прав».

— Хорошо суть улавливаешь.

Сделав перерыв в занятии и быстро проверив работы студентов, Алексей объявил оценки:

— Анна, Татьяна и Лариса получают «пятёрки», Николай и Михаил — «двойки», обе Лены — «тройки», остальные — «четвёрки». Давайте разберёмся с ошибками; думаю, что с этой задачей, как обычно, хорошо справятся отличницы.

Лариса забрала работы студентов, разделила их на три части и тут же принялась вслух читать работу Михаила, однако, почти совсем не рассматривая конкретные ошибки, продемонстрировала ясное понимание сути проблемы:

— Не хочу сказать, что Мишка — совсем дурак, но думаю, что если бы он почаще заглядывал в тетрадь и в учебник, да поменьше бы пялился на Ленку, то вполне мог бы написать и на «тройку».

Под смех студентов Лариса переключилась на следующую работу.

Когда обсуждение уже заканчивалось, дверь вдруг открылась и в кабинет вошла Носова. Студенты встали, поспешно застёгивая халаты и надевая колпаки. Носова сделала записи в блокноте и принялась отчитывать студентов:

— Это что за своеволие?! Вы не знаете, что у нас единая форма одежды установлена?!

— Дина Олеговна, у нас жарко в кабинете, — один за всех попытался оправдаться Михаил.

— А ты вообще помолчи!.. У вас всегда то жарко, то холодно… Ты, кстати, «двойки» свои исправил?

— Нет.

— Он сегодня ещё одну получил, — позлорадствовала Лена Златова, за что тут же получила в бок от Лены Полозовой.

— В кабинет директора после занятий зайдёшь!.. Понял?! И Полозова — тоже, — Носова ещё раз окинула взглядом студентов и, не найдя, к чему ещё придраться, вышла.

Пока студенты, снимая колпаки, ругали администрацию училища, маленькая и вертлявая Юля Инева по прозвищу Юла, вытянув вверх руку и помахивая ею, спросила:

— Можно?!. Можно?! — не дождавшись ответа, она вышла к доске. — Можно «детский» стишок прочитать?

Под аплодисменты студентов Юля раскланялась, затем сделала жест, повлекший наступление тишины, и нарочито детским голосом стала читать:

Это чей там толстый зад

Не проходит в двери?!

На уроке колпачки

Кто у вас проверит?

Остановив жестом аплодисменты, Юля продолжила:

Укусить, да побольней —

— Верх крысиной тактики.

Вспоминайте поскорей:

Кто здесь зам по практике?!

Раскланявшись под аплодисменты студентов, Юля вернулась на своё место, но вдруг, посмотрев на Алексея, спросила:

— А они, вообще-то, имеют право так вот врываться на занятия?

— Вообще-то — нет, — ответил Алексей. — По закону — преподаватель имеет право самостоятельно решать, как ему проводить занятия… То, что они сюда периодически лезут и чуть ли не над головой висят — это, видимо, они меня пытаются выжить из училища, как выжили уже многих неугодных. Получается прямо как в одной шансонной песенке:

И каждого такое ожидает,

Кто не приучен «задницы лизать»,

А кто «лизал», «на гору залезая»,

Мечтает всех за это наказать.

— Хорошо хоть, что она не заметила у нас образец их холуйского творчества, — Лариса передала Алексею «моральный кодекс». — А я на перемене эту «стыдобу» скопировала у Элеоноры; пусть и остальные посмеются.

— И деньги заплатила? — удивилась Юля.

— Само собой… Бесплатно они не копируют.

Продолжение занятия получилось вялым. Тягу к знаниям демонстрировали только Анна и Татьяна. Юля, покачиваясь на стуле, задремала и в какой-то момент, едва не ударившись лицом о стол, положила голову на руки и, перестав бороться со сном, уснула.

Делая вид, что не замечает спящую Юлю, Алексей попытался исследовать знания Михаила, однако, не обнаружив последних, переключился на Елену.

— А почему у нас Юлька спит? — недовольно буркнула Лена.

Услышав сквозь сон своё имя, Юля приподняла голову. Вовремя сориентировавшись, но не вполне поняв суть ситуации, Лариса подсунула Юле на колени учебник и ткнула пальцем в нужную строку. Уже читая по учебнику, Юля постепенно поняла суть вопроса и продолжила по памяти, вернув учебник Ларисе.

Миграция вопроса и начало ответа «на автопилоте» позабавили Алексея; однако, увидев, что учебник вернулся к Ларисе, он решил дать Юле возможность хоть немного оправдаться перед студентами, а потому спросил:

— Что у тебя там под столом?

— Ничего, — ответила Юля и встала, показывая, что, действительно, ничего не прячет.

Окончив ответ, Юля вновь распласталась по столу.

— А она опять спит! — пожаловалась Лена.

— Юль, действительно, — подхватила Анна, — имей совесть!

Понимая, что Юля уже не слышит, Лариса решила ответить за неё:

— Отстаньте вы! Ночью она почти не спала.

— Это что же она ночью делала? — ехидно поинтересовалась Лена.

— В больнице была… Она же в прошлом учебном году отказалась от принудительной «как бы волонтёрской практики»; ей взамен дали больного ребёнка.

— Чем ей одинокие старики не понравились?

— Хотя бы тем, что они — совсем не одинокие. К ним какие-то алкаши ходят.

— Ночевать-то в стационаре зачем? От нас этого не требуют.

— Действительно!.. От нас показуху требуют: лишь бы администрации училища было чем «блеснуть». Юлька не ради этих тварей ходит. Она к своему подопечному привязалась, подружилась с ним.

— Ночью-то зачем с ним сидеть? — не унималась Лена.

— У него носовое кровотечение было; надо было следить, чтоб он только на боку спал, чтоб кровь в гортань не попала.

— Кто ему нос разбил?

— Никто не разбивал. Лейкоз у него, — геморрагический синдром при лейкозе.

— А родители его где?

— Я не знаю, — ответила Лариса, пожимая плечами. — Юля говорит, что к нему только бабушка ходит, и-то редко, видимо, и сама болеет. Похоже, что с семьёй у него ситуация не лучше чем со здоровьем; хотя воспитан он хорошо, даже очень.

— Мы же видели этого ребёнка, — вмешалась Анна, видя, что преподаватель не препятствует затянувшейся беседе. — Ему лет шесть, да?

— Восемь, — ответила Лариса. — Правда, выглядит, действительно, лет на шесть… Ослаблен он, — отстаёт в физическом развитии, однако умный и очень терпеливый.

— Я, кажется, тоже его знаю, — вспомнила Татьяна. — Тёмка, да?

— Да, — подтвердила Лариса.

— Он, хоть, выживет? — задумчиво проговорил Михаил.

— Юля говорит, что сейчас излечивают от лейкоза. Излечивают ведь, Алексей Георгиевич?

— При комплексном подходе вполне можно добиться стойкой ремиссии и даже вылечить полностью, — подтвердил Алексей.

Весь остаток занятия Юлю никто не тревожил.

***

Вечером того же дня Алексей отправился на тренировку в клуб «Кимэ». Много раз он замечал, что тренировки будто очищают его после рабочего дня; гнетущая психологическая атмосфера училища вытеснялась из его сознания спокойной и доброжелательной атмосферой зала. На этот раз всё было не так.

Переодевшись, Алексей сел и задумался, вновь пытаясь осмыслить всё, что с ним происходит: «Из шараги, того глядишь, турнут… С Борисом что-то не то творится… Кошку твари прессуют по чём зря…» — мысли мелькали почти самопроизвольно, всё больше угнетая Алексея.

Вошёл Брусятин, осмотревшись, расплылся в улыбке и направился к Алексею, протягивая руку для приветствия. Отстраняясь, Алексей поднялся со скамейки, обошёл Стаса, не здороваясь, и направился в зал. Наработанные годами, стереотипы многократно избавляли его от необходимости задумываться над выбором упражнений. Алексей начал самостоятельную разминку.

— Волч, а Волч!.. В темноте меня узнаёшь, а тут прошёл и не заметил, — раздался совсем рядом голос Кати.

— Да, виноват; однако среди общей массы в кимоно ты как в белом маскировочном халате на снегу. Разминку сделала?

Катя кивнула.

— Может, поиграем, пока есть возможность?

— А давай! — Катя немного отошла, слегка сжалась и стала похожа на испуганного котёнка.

Алексей обозначил несколько ударов. Катя то уворачивалась, то блокировала сразу двумя руками, но не гасила удары, а отлетала в сторону, экономя силы. Уйдя в очередной раз от серии ударов руками и отлетев от «маваси гери», нанесённого в средний уровень, Катя одновременно приблизилась к Алексею и, отводя левой ладонью его правый локоть, локтем другой руки ударила по корпусу и успела зашагнуть за опорную ногу Алексея. Упав и кувыркнувшись, Алексей вновь принял стойку, но Катя уже обозначила удар ногой, слегка задев правый висок Алексея, и тут же принялась «вязать» руки условного противника, переключаясь на упражнение «липкие руки». Приняв, предложенные Катей, условия, Алексей позволил ей выполнить несколько ударных связок и болевых приёмов, но затем начал выполнять контр-приёмы. Слетав несколько раз на татами, Катя решила сменить тактику: из стойки «испуганного котёнка» она нанесла несколько «лоу-киков», понимая, что Алексей не посмеет отвечать тем же. Алексей покачал головой и попросил:

— Повтори помедленнее.

Катя повторила удар. Алексей прыжком сменил стойку и, указав пальцем на Катину стопу, сказал:

— Травма голеностопного сустава… Ещё раз!

Катя вновь повторила удар. На этот раз Алексей подставил голень и прокомментировал:

— Травма голени — у обоих, правда, но всё же… «Санчин дачи», — Алексей указал рукой на Катины ноги.

Катя приняла указанную стойку. Алексей выполнил медленный толкающий удар, направляя его по диагонали сверху вниз и натягивая пальцы стопы на себя. После того, как его голень столкнулась с Катиным бедром, он пояснил:

— Так получается более жёстко, да и безопаснее.

Начиналась общая тренировка.

— Когда закончим, без меня не уходи, — попросила Катя.

***

После тренировки, выйдя из клуба вместе с Катей, Алексей начал рассказывать о событиях дня, но Катя остановила его:

— Подожди… Ты зачем позволил Лариске холуйский кодекс скопировать? Над ним сегодня все, кому не лень, потешались… Выгонят ведь, — дождёшься.

— Думаю, что это — в любом случае — всего лишь вопрос времени: как только представится возможность, — обязательно выгонят или хотя бы пакость какую-нибудь сделают в очередной раз. Выговор на пустом месте уже объявляли по доносу моей бывшей; хотя, других — и за реальные проступки не наказывают, если те директору угождают, холуйствуют всячески.

— Как это «по доносу»?.. А при чём тут твоя бывшая?

— Когда я заявление в суд принёс, там тоже очень удивились, даже посмеялись и над порядками в училище, и над глупостью жены моей бывшей… Не лень же ей было шпионить!

— А суть-то твоего «проступка» в чём?

— Студенты как-то ко мне в гости пришли… Я тогда в отпуске был, а студенты — на каникулах… Потом всех вызвали к директору, заставили объяснительные писать…

— «Дурдом»!.. А какое их «собачье» дело, кто как проводит своё свободное время?!

— Патология какая-то!.. Для них в порядке вещей, когда они сами устраивают пьянки прямо в «шараге» по поводу огромного количества праздников, а фактически — для того, чтобы каждый мог полицемерить, показать своё «уважение» к директору…

— А жене-то твоей бывшей какой смысл вредить тебе?

— «Моя бывшая» и «смысл» — это понятия несовместимые… Она мне давно обещала добиться, чтоб меня из училища выгнали… Пока я работаю, она алименты из моей зарплаты получает. Что она будет получать из пособия по безработице?.. Похоже, что желание сделать мне пакость подавляет остатки здравого смысла, хотя, пожалуй, что таковых у неё и нет вовсе.

— Зачем надо было жениться на такой?

— Сразу человека не изучишь… Когда-то «прикол» был на «Русском радио»: «Поближе узнаешь — подальше пошлёшь»… Да у многих так получается… Она хотела сделать меня своей собственностью, «вещью» своей… Какой вообще смысл жить, не будучи самим собой?

— Сколько раз к тебе студенты приходили?

— Не знаю, — не считал.

— Наших горе-руководителей, похоже, раздражает, что ты со студентами на равных общаешься.

— С первых дней работы в училище знаю, что это их бесит. Они и выживают-то из училища именно тех преподавателей, которые студентов за людей считают, а не за расходный материал для возведения «пьедестала почёта» под директора… По практике до Басюковой — такая хорошая была, — выжили…

— Слышала я от старшего курса: Карасёва, кажется… Говорят, что вы с ней Юльку Жужаеву от Носовой спасли.

— Было как-то такое, было: Носова на защиту учебных историй болезни пришла в плохом настроении, долго искала на ком бы злость сорвать и таки нашла — самую маленькую, самую безобидную; наорала на неё так, что Жужа куда-то исчезла…

— Говорят, что её под лестницей нашли.

— Да, подруга её подсказала… Ну, полезли под лестницу; там: Жужа сидит вся в слезах, говорить не может, только всхлипывает; а ей надо идти отчитываться по своей истории. Слышу: Носова уже где-то кричит, что если Жужаева через пять минут не появится, то ей будет «двойка» за историю. Жужа эти вопли услышала, — говорит: «Не пойду!.. Она меня завалит». Я ей в ответ: «Успокойся; пойдём в кабинет, смотреть будешь — только на меня; если Носова будет задавать вопросы, — отвечай на эти вопросы не ей, а мне». В общем, Юля так и сделала. Не смогла Носова ни одной ошибки найти… Короче, поставил я Юле «пятёрку»; а Носова с тех пор меня возненавидела.

По мере приближения к своему дому Катя становилась всё более задумчивой, оказавшись же у самого подъезда, она нерешительно сказала:

— Не знаю: правильно ли поступаю; но думаю, что лучше сказать… В общем, по пути на тренировку Бориса видела — пьяного и с сигаретой… Не моё, конечно, это дело, но я, вроде бы, чуть-чуть его узнала как человека… Короче, я сказала и, считай, что забыла; а ты — сам думай.

— Спасибо, что сказала. Пожалуй, я понимаю, — в чём тут дело.

Попрощавшись с Катей, Алексей отправился домой. Мысли его не путались, а просто сжались в тугой клубок и выдали на поверхность единственную фразу из старого анекдота: «Зачем думать?! Трясти надо!». Алексей достал телефон и позвонил Борису:

— Привет. Завтра свободен?.. Приходи: посидим, поболтаем.

***

Подходил к завершению очередной рабочий день Алексея; оставалось лишь дочитать последнюю лекцию. Произнося почти автоматически хорошо знакомый текст, в мыслях своих он был уже далеко.

— Вас тоже уже успели «задолбать» сегодня? — вдруг спросила Лариса.

— Нет… Сегодня — не успели… Забыли, наверное… А с чего ты это взяла, что «задолбали»?

— Вроде, видно по вам.

— А ты — психолог!

— Ошиблась ведь.

— А «ошиблась» преднамеренно, чтоб небольшой перерыв устроить? От писанины устали?

В этот момент дверь распахнулась, в аудиторию вошла Носова и, окинув взглядом студентов, грозно спросила:

— Вставать уже разучились?! — она выдержала паузу, дожидаясь пока все встанут. — Садитесь. Чем у нас Упрямова недовольна?

Лариса промолчала, Алексей — тоже.

— Ладно, — понятно, — заключила Носова и подошла к Маше Ратиборовой. — Мария, почему утром опоздала?

Маша молча поднялась и, плотно сжав губы, слегка отвернулась.

— Дина Олеговна, она же на электричке ездит, — сдержанно напомнила Татьяна.

— Тебя, Арбузова, не спрашивают! — закричала Носова. — Она сама ответит.

Маша продолжала молчать. Носова опустила взгляд на стол и, найдя новый повод, вновь закричала:

— Почему семечки на столе?! Ты где находишься, — в деревне своей?!

Маша не выдержала и ответила:

— Если я — деревенская, это ещё не значит, что меня надо унижать и что на меня надо орать… Да, я из деревни, но за то я, в отличии от вас, никому «задницу не лижу» и «лизать» не собираюсь.

— Выйди из аудитории! — заорала Носова.

Брезгливо взглянув на Носову, Маша вышла; следом вышла и Носова, громко хлопнув дверью.

— Теперь эта мразь выгонит Машку, — забеспокоилась Татьяна.

— Нет, не думаю; студентов и так мало, — возразил Алексей.

— Если они будут нас выгонять за любую мелочь, — тогда их самих разгонят, — добавила Лариса.

Когда лекция закончилась, Лариса подошла к Алексею с вопросом:

— Значит, плохой из меня психолог?

— Нет, нет; психолог из тебя, пожалуй, хороший.

— Но я же ошиблась.

— Ты не можешь быть в курсе всех обстоятельств.

— А вы поспешили эти обстоятельства замаскировать?

— Верно… Умная ты, — просто не перестаю восхищаться.

— Без иронии?

— Без.

***

Будучи не в состоянии заниматься чем-то другим, Алексей обдумывал предстоящий разговор с Борисом. «Скатиться по наклонной плоскости можно очень быстро, — рассуждал он, — однако нельзя же его отчитать как школьника; нет, надо лишь слегка поддержать, а для начала — попробовать разобраться».

Когда вечером пришёл Борис, Алексей засыпал его вопросами. Борис отвечал уклончиво и сдержанно, а потом вдруг как бы подвёл общий итог:

— Короче, во всём — «облом», Лёха… Не знаю, что делать… На заводе одна «пьянь» осталась, да старики… Да, кстати, молодой один появился, — из вашего училища выгнали, — Ванька Емельянов.

— Знаю, знаю, — тут же вспомнил Алексей. — Он чуть больше года проучился еле-еле, «двоек» нахватал, — его и выгнали; теперь, вероятно, пропадёт.

— Это почему?

— А его на заводе кто-то перевоспитывать будет?

— Нет… Издеваться — будут; вернее, уже издеваются: называют «Иваном-царевичем», намекая тем самым на совсем другой сказочный персонаж.

— В «шараге» его так же называли многие, в том числе и заместитель директора.

— Разве можно так в учебном заведении?.. И, кстати, почему ты училище «шарагой» называешь?

— Студенты так называют, когда начальства рядом нет, — вот и я привык… Правильно называют… Ещё «гадюшником» называют, имея в виду тот, с позволения сказать, «коллектив», который целенаправленно формирует вокруг себя директор, выживая людей приличных и оставляя холуёв.

— Я, вообще-то, много плохого об этом заведении слышал. Многие с иронией и с издёвкой называют это училище «театральным», «показушным», некоторые даже с тюрьмой сравнивают, студентов жалеют.

— За то в газетах хвалят и по местному телевидению.

— Понимаю твою иронию… Городские средства массовой информации трудно заподозрить в правдивости и свободомыслии.

— «Народ безмолвствует», а холуи тем временем показухой занимаются; показуха же всегда держится на принудиловке. Люди терпят из-за того, что боятся работу потерять; горе-начальникам, однако, этого уже мало, — им нужны доказательства холуйской преданности.

— Лёха, а когда ты в поликлинике работал, там не лучше ли было?

— В каком-то смысле, возможно, там и лучше; такой «гнили» как в училище там не было…

— Вот и возвращайся обратно.

— Это не реально. Я и ушёл-то оттуда, прежде всего, потому, что аллергические реакции у меня были. Когда из-за аллергического коньюнктивита глаза режет так, что приходится их на какое-то время закрывать, можно и на амбулаторной операции пациента угробить, не заметив своевременно какой-нибудь кровоточащий сосуд.

— А лечиться не пробовал?

— Пробовал… Пробовал и понял, что положительные результаты в подобных ситуациях бывают только по телевидению в передаче «Здоровье», но не в реальной жизни… Жить же постоянно на антигистаминных и сосудосуживающих препаратах — довольно утомительно; а отсутствие побочных действий и осложнений — враньё с целью рекламы этих препаратов… Если бы я остался в поликлинике, вероятно, «загнулся» бы уже. Там ведь помимо испарений антисептиков ещё из неисправной вытяжки всякая гадость летела.

— Из какой вытяжки? — не понял Борис.

— Там под хирургическим кабинетом почему-то расположен зубопротезный… Зубной техник использует абразивные материалы; у него-то эту пыль затягивает, а далее через дырявую трубу всё вылетает не на улицу, а на второй этаж.

— А начальство куда смотрело?

— Говорил я главному врачу; но ему — наплевать… От зубопротезного он, видимо, какой-то доход имеет, так же как и от сдачи в аренду помещений под какие-то склады и что-то ещё; трубу по-настоящему чинить — не в его интересах.

— У тебя ведь, вроде, помимо хирургии ещё какие-то специализации есть?

— Да, да: и эндоскопия, и трансфузиология, и онкология, и массаж, и лечебная физкультура; только всё это — теперь недействительно.

— Почему?

— Вышло какое-то маразматическое постановление о том, что надо на каждую специальность ещё по четыре месяца отучиться и новые документы получить… Мне такой идиотизм уже не осилить.

— Значит, держишься за училище потому, что больше некуда податься?

— Отчасти — да, но не только. Мне ведь, слава Богу, общаться больше приходится со студентами, чем с сотрудниками и с начальством; а студенты, в основном, — хорошие. Среди них даже есть такие, которые, фактически, стали моими друзьями; в гости иногда заходят, и не только нынешние, но и бывшие.

— А фотографии есть?

— Есть… Фотографий много.

— Посмотреть можно?

— Да вон альбомы на полке: бери, да смотри… А ты, однако, хитрый… Я хотел о твоих делах поговорить, а ты, значит, на меня «стрелку перевёл».

— Да ладно, Лёха… Устал я что-то… Пойду, пожалуй; лучше спать пораньше лягу… Потом как-нибудь поговорим ещё.

— Ладно, как скажешь.

После ухода Бориса Алексей испытывал душевный дискомфорт. Вместо того, чтобы попытаться чем-то помочь, он потратил время на рассказы о собственных проблемах. Теперь он не знал, что делать. Испытывая чувство вины, Алексей почему-то незаметно уплыл в воспоминаниях к моменту своего первого прихода в училище. Он вспомнил затянувшееся ожидание у двери кабинета директора, когда, не желая зря тратить время, решил побеседовать со своим предшественником. Поднявшись этажом выше, Алексей вошёл в кабинет, поздоровался, представился и спросил:

— Могу я узнать причину вашего увольнения?

— Появилось место в стационаре; а здесь оставаться, честно говоря, и сил больше нет: надоели уже и постоянные придирки, и грубое давление со стороны администрации из-за любой мелочи, фактически — диктат; хотя закон и даёт преподавателю существенную независимость, но это — формально, а фактически — даже коллективные пьянки по поводу многочисленных праздников тут возведены в ранг обязательных мероприятий.

Алексей удивился и хотел-было продолжить разговор, но прибежала взволнованная секретарь директора и позвала Алексея:

— Что же вы ушли?! Идите быстрее! Директор вас ждёт.

Алексей извинился и, подгоняемый секретаршей, вновь направился вниз. Он вошёл в кабинет и поздоровался. Из глубины кабинета на Алексея глядело некое существо среднего рода и неопределённого возраста. Хотя директор сидел в кресле, но Алексею показалось, что взгляд его будущего начальства направлен сверху вниз и выражает какую-то крайнюю степень презрения. Вздёрнутый кверху нос и неестественно светлые волосы, казалось, подчёркивали высокомерие руководителя.

Получив приглашение сесть, Алексей опустился на стул и приготовил документы. В тот же момент в кабинет, извиняясь и на словах и всем своим видом, вошла пожилая женщина с бульдожьим выражением лица и, как-то заискивающе взглянув на директора, явно собиралась что-то сказать, но не успела.

— Присядьте, Маргарита Ивановна, — властно приказал директор.

Последовавший разговор заставил Алексея почувствовать себя то ли мебелью, то ли каким-то другим неодушевлённым предметом; он молча наблюдал, как Маргарита Ивановна, сжавшись и глядя на директора снизу вверх, ловила каждое его слово, поддакивая и кивая. Не улавливая в разговоре какого-либо смысла, Алексей отвлёкся и даже не заметил, как директор переключился на него.

–…и никакого панибратства со студентами! — продолжал тем временем директор. — Держите дистанцию!

Ещё не понимая смысла этих слов, Алексей кивнул, как бы показывая, что ещё не уснул и продолжает внимательно слушать.

— Кстати, нам ещё нужен преподаватель педиатрии, — продолжал директор. — Не знаете случайно кого-нибудь, кто подходил бы на эту должность?

— Нет, — коротко ответил Алексей и отрицательно покачал головой.

Уже в ближайшие дни Алексей узнал, что преподаватель педиатрии в училище давно имеется, к тому же, очень хороший преподаватель, пользующийся заслуженным уважением студентов, но не стремящийся угождать директору.

От воспоминаний настроение у Алексея испортилось окончательно. Желая избавиться от мыслей, он решил поработать с макиварой. Наработка правильного движения вскоре превратилась в активную медитацию; настроение выровнялось, сознание стало похожим на поверхность чистого озера при отсутствии ветра. Такое состояние вполне устроило Алексея.

***

Утро выдалось морозное. Покрывшись тонким слоем снега, улицы стали светлее. Алексей издали увидел Катю на перекрёстке и, приближаясь, поинтересовался:

— Опять поджидаешь чтоб напугать?.. Привет.

— Приветик… Гляди, — Катя указала в сторону дороги. — Минуты две как «скорая» отъехала, теперь менты тормозной путь меряют, будто так не ясно.

— А что случилось?

— Какой-то «урод» девчонку «мелкую» сбил, школьницу, прямо на пешеходном переходе; на красный сигнал светофора ехал, вернее — «летел», сволочь; хорошо хоть, что и машину разбил об столб.

— Ублюдок-то, судя по машине, из тех, которым всё с рук сходит… Пойдём-ка отсюда, пока менты не «загребли» в качестве свидетелей.

— Пошли… Дня не проходит, чтоб не увидела, как кто-нибудь так же грубо правила нарушает.

— Я помню время, когда люди берегли свои машины и соблюдали правила; деньги могли копить на машину всей семьёй долгие годы; а теперь: и шпана ездит, и жульё ездит — все те мерзавцы, которым и на деньги — наплевать, и на машины — наплевать, и на чужие жизни — наплевать.

— Хочешь сказать, что при коммунистах лучше было?

— В каком-то смысле — да; во всяком случае такого беспредела, как при нынешних псевдодемократах, я тогда точно не видел; правда, другой мерзости хватало… Надоело всё это: всё о плохом, да о плохом…

— А у нас сейчас педиатрия, — сменила тему Катя, — «классно»… — единственный нормальный преподаватель.

— Только вчера о ней вспоминал.

— Правда, что она раньше завучем была?

— Верно, была; с этой должности её выжили, а полностью из училища — до сих пор выжить не могут.

— Чем она им не угодила?

— В том-то и дело, что не угодила, не угождала и угождать, явно, не собирается, не «кланяется» директору, «смеет своё суждение иметь», — этого они терпеть не могут.

За разговорами время пролетело незаметно. Перед зданием училища Алексей замедлил шаг, а Катя убежала вперёд.

Новый рабочий день принёс Алексею новую мороку. Почти с порога, нагнетая, по своему обыкновению, нервозность, Носова направляла всех сотрудников в кабинет директора. Алексей, кивнув в ответ, прошёл, тем не менее, сначала в свой кабинет, переоделся, привёл себя в порядок и лишь потом неспеша направился к начальству. Он вошёл в кабинет последним, не обращая внимания на раздражённые реплики в свой адрес.

— Вы у нас — ответственный по гражданской обороне, начальник штаба гражданской обороны, а приходите последним! — почти прокричал директор Алексею, поднимаясь с кресла.

Алексей никогда не рвался заниматься гражданской обороной; он считал всю деятельность в этом направлении показухой и бессмыслицей, однако вынужден был этим заниматься.

— Нам оказано большое доверие! — продолжал директор. — Принято решение о проведении учений по гражданской обороне на базе нашего училища… Здесь будут присутствовать наблюдатели от городской администрации, от управления по делам ГО и ЧС города и, возможно, области!

Последние слова прозвучали так торжественно, что у Алексея возникло чувство глубокого отвращения. «Начинается очередная показуха, — думал он, — и заведение это выбрано не случайно; вероятно, руководители других учреждений холуйствуют не столь усердно. После инструктажа, видимо, начнутся усиленные тренировки».

Алексей не ошибся: всем преподавателям было велено тщательно проинструктировать студентов и готовиться к тренировочной эвакуации.

Первым занятием у Алексея была лекция. Появившись в аудитории с опозданием, он сразу принялся разъяснять ситуацию:

— Пришлось задержаться у директора… Послушайте внимательно!.. В училище намечается очередная показуха по гражданской обороне… Хочу прежде всего сказать о том, что имеет наибольшее значение для вас… Когда начнётся, так называемая, «эвакуация», вас, наверняка, погонят бегом, поскольку администрации важно показать высокие результаты по времени… Предупреждаю, что бежать всей толпой — опасно: стоит кому-то одному оступиться или подвернуть ногу — и могут упасть и травмироваться многие… Не обращайте внимания на крики Носовой или кого-нибудь ещё; выходите спокойно, постарайтесь захватить с собой верхнюю одежду и успеть сменить обувь… Никакие репрессивные меры со стороны администрации не стоят вашего здоровья и безопасности.

— Это вы, типа, инструктаж нам проводите? — спросила, дремавшая до этого, Лариса, потягиваясь и приподнимая от стола помятое лицо.

— «Типа», да, — ответил Алексей, подстраиваясь под, заданный Ларисой, тон.

— Вас за такой инструктаж «расстреляют», — Лариса ещё раз потянулась и под дружный смех студентов протяжно зевнула. — Лично я всегда выхожу последняя и тепло одетая.

— Ты, прямо, самая разумная… Не перестаю тобой восхищаться.

— Я тоже не перестаю собой восхищаться, — заявила Лариса, окончательно проснувшись и вызвав новую волну смеха.

— Ещё раз прошу не теряться, когда начнут нагнетать истерию, и помнить то, что я сказал; постарайтесь также на перемене предупредить своих знакомых с других курсов… Хотя, — Алексей вспомнил про телефон и полез в карман, — можете отправить сообщения.

***

Как и ожидал Алексей, тренировочная эвакуация взбесила директора. Не смотря на то, что Носова прилагала максимум усилий для создания паники, студенты выходили без спешки и беготни, успевали переобуться и одеться. Повторно собрав сотрудников, покрывшийся от гнева бледными и красными пятнами, директор демонстративно принял какую-то таблетку, чем сильно напугал Носову и Авоськину; Алексею же было одновременно и смешно и противно.

***

День показательных учений с самого начала был пропитан, искусственно нагнетаемой, нервозностью.

От очередного директорского инструктажа Алексея клонило в сон; расценивая своё заторможенное состояние как защитную реакцию, препятствующую раздражению от выслушивания, и без того хорошо знакомых, но зачем-то повторяемых, требований, он вяло наблюдал за окружающей суетой и даже не пытался во что-либо вникать.

Последовавшее занятие превратилось в подготовку к сигналу тревоги. К моменту включения сирены почти все студенты были уже в верхней одежде. Ускорить эвакуацию представителям администрации вновь не удалось: студенты выходили медленно и лишь некоторые, шарахаясь от орущей Носовой, переходили на бег, но уже через несколько шагов вновь шли спокойно. Алексей вполголоса призывал, проходящих мимо, студентов не спешить и быть осторожными на лестнице, однако отвлёкся, когда из-за угла появилась Катя. Катя шла медленно и, намеренно запутавшись в рукаве куртки, проворачивалась, гоняясь за рукавом, как котёнок за хвостом, замедляя тем самым движение остальных.

— Кошкина!.. — взревела громоподобно Носова.

Катя остановилась и, так и не разобравшись с курткой, вся сжалась и уставилась на Носову, создав ещё более значительную помеху, и без того вялому, потоку студентов.

К, наблюдавшему за ситуацией, Алексею подошла Лариса и, посмотрев в ту же сторону, спросила:

— Издевается?

— Кто над кем?

— Да!.. Это — ещё вопрос… Катька, конечно, на зашуганного котёнка похожа, но, пожалуй, что это она пытается над Носовой издеваться.

— Кошкина!.. Выходи уже! — вновь заорала Носова и сорвала голос.

Катя повернулась и, продолжая копаться в рукаве, поплелась к выходу.

Алексей выходил в числе последних, вынося журнал и папку с документацией по гражданской обороне. Шедшая впереди, Лариса вдруг остановилась и, указав пальцем в сторону заснеженного газона, спросила:

— Это что?

— Ой, это, похоже, пиротехнический патрон установили для большей показухи… Не смотри туда, чтоб не ослепило, и рот держи приоткрытым, иначе уши «заложит», если сейчас рванёт.

— Бежать-то не надо?

— Не надо, — нет смысла, да и скользко, — «навернёшься» ещё на своих каблуках.

— А это кто такие с камерой, — журналисты что ли?

— Похоже на то.

В этот момент взорвался пиротехнический патрон, мимо пролетели обрывки его оболочки.

— И это всё?! — разочарованно воскликнула Лариса. — Пожадничали… Я-то думала: будет что-то вроде салюта.

Засняв взрыв, люди с камерой подошли к Ларисе с вопросом:

— Вы здесь работаете?

— Я здесь учусь, а работает он, — Лариса указала на Алексея.

— Как вы оцениваете учения? — не унимался журналист.

— Глупость! — не задумываясь, выдохнула Лариса.

— А вы? — журналист приблизил микрофон к лицу Алексея.

— Согласен со студенткой.

— Как же противодействовать чрезвычайным ситуациям?

— Не показухой надо заниматься, а всю систему менять: власть менять, отношение к людям менять…

— Почему вы считаете эти учения показухой?

— Не только учения; я бы взял шире: думаю, что всё пропитано формализмом. Могу это документально подтвердить, — Алексей открыл папку и вынул один из бланков отчётности. — Вот чем приходится заниматься, — Алексей указал пальцем на некоторые строки бланка. — Видите?.. Отчитываемся о наличии у училища самолётов, вертолётов, другой техники и так далее и тому подобное; короче, приходится ставить огромное количество нулей; при этом реальной работы нет и быть не может.

— Это интересно… А давайте как-нибудь обсудим это подробнее, — журналист протянул Алексею визитку.

— Хорошо, — Алексей кивнул, взял карточку и, следом за Ларисой, направился к месту сбора студентов.

— Прикольно!.. Мой одноклассник в оцеплении стоит, — Лариса указала рукой на милиционера. — Ленка перед ним скачет — над Мишкой издевается.

Подойдя к милиционеру, Лариса повертелась около него и, вернувшись к Алексею, показала магазин от автомата:

— Глядите: тут даже патрончики есть… А как их отсюда вытащить?

— Не вытаскивай… Верни ему это быстрей.

— А поиграть?

— Вот другие менты увидят: расценят твои действия как хищение боеприпасов, а это — уголовное преступление.

Изобразив испуг, Лариса вновь направилась к милиционеру, но сначала потянула за руку Лену и что-то шепнула ей на ухо. Улыбаясь и кивая, Лена поспешила чуть отойти, после чего, указав на автомат, сказала:

— Что-то тут было приделано, а теперь — только дырка.

Парень взглянул на автомат и, резко побледнев, начал осматриваться по сторонам.

Понаблюдав за страданиями знакомого, Лариса подняла магазин над головой и, повертев им, громко сказала:

— Вот они, твои патроны!.. Вон там валялись! — Лариса указала магазином куда-то в сторону. — На, приделай хорошенько, чтоб больше не отпали!

Вернувшись к Алексею, Лариса объяснила:

— Так ему!.. Мне когда-то пришлось на улице торговать; а его отец, тоже мент, гонял меня.

— Ты — на улице?! — удивился Алексей.

— А куда деваться? Пришлось… Денег-то не было.

— Никогда бы не подумал… А с оружием баловаться не надо, — опасно это… Меня как-то тоже студенты напугали: в гости пришли, нашли мой газовый револьвер и курок взвели, чуть не стрельнули…

— Ну вот!.. А нас не зовёте! Давайте тоже соберёмся как-нибудь.

— Ладно, только после получки.

— Договорились… Теперь я, соблюдая условия конспирации, соберу человек семь-восемь.

— Кошкину не забудь.

— Ладно… А куда это все побежали? Пошли, посмотрим!

Оказалось, что для обследования здания прибыл кинолог с собакой. Студенты обступили собаку, сняли с неё намордник и пытались чем-то накормить. Взяв у кого-то печенье, Лариса попыталась засунуть его собаке в рот, но всякий раз попадала то в нос, то в глаз.

— Ну что ты ей тычешь прямо в лицо своим печеньем?! — возмутилась Юля и предложила овчарке бутерброд с сыром.

— Собака дёрнулась, вылезла из ошейника и убежала за здание училища.

— Ну вот, Юла, ешь теперь сама свой бутерброд, — съязвила Лариса и отправилась вслед за собакой и милиционером.

Остальных студентов остановили преподаватели и сотрудники милиции. К Алексею подошла Катя и, дёрнув слегка за рукав, указала на директора:

— Гляди: вся рожа пятнами покрылась, вот-вот из ушей пар пойдёт.

— Пар, может, и не пойдёт; а вот с инсультом он когда-нибудь свалится при такой нейро-циркуляторной дистонии.

— При какой дистонии?

— При вегето-сосудистой.

— Это что, по роже видно?

— Ну да: видно же, что где-то — спазм, а где-то — атония сосудов; то же самое происходит и с сосудами мозга.

— Прикольно!.. А Носовой — можешь диагноз поставить?

— Я в психиатрии не очень… Хотя, пожалуй, интоксикацию, ведущую к психозу, может создавать хронический панкреатит.

— От него и «загнётся»?

— Возможно… Пойду-ка я за Ларисой… Что-то её долго не видно.

— За Лариску беспокоишься?!

— За собаку, — пошутил Алексей и направился в сторону училища.

В этот же момент из-за угла появилась Лариса, ведущая собаку, держа её за шкуру в области шеи. Лариса что-то говорила собаке и грозила ей пальцем; следом шёл милиционер-кинолог с окровавленной рукой.

Путь Алексею преградил милицейский майор:

— Подождите!.. Пусть обследуют здание.

— Похоже, что рука у кинолога повреждена.

— А та девушка — разве не медик?

— Вообще-то — медик… почти.

Алексей вернулся к Кате.

— Она, кстати, в гости напрашивается.

— Мне-то что?

— Ты же, вроде, с ней подружиться хотела?

— Не могу я её понять… Она, вроде, чем-то интересна: она — личность, индивидуальность, она умная, — всё это привлекает, но что-то и отталкивает.

— Эгоизм?

— Возможно.

— А меня её личностные качества иногда просто восхищают; за них же — её эти ненавидят, — Алексей кивнул в сторону представителей администрации училища.

— Они всех ненавидят, кроме доносчиков… Хотя, да, видимо, Лариску — больше; а «задолбать» её, пожалуй, не смогут, — слишком умная.

Ждать пришлось довольно долго. Когда кинолог вернулся, его правая кисть была аккуратно забинтована, а собаку вела на поводке Лариса.

Кинолог отчитался перед майором и, забрав собаку, направился к машине; а в здание училища вошли ещё какие-то люди в форме.

Лариса подошла к Алексею.

— Что-то долго же вы там были! — сказала Катя, многозначительно покачивая головой.

— Мы с Джулькой буфет обследовали… Чью-то «заначку» нашли: частично — съели, частично — перепрятали.

— Чью?

— Ну не студентов же.

— Ну нормально!.. Мы, значит, тут мёрзнем; а вы там чужую «заначку» жрёте!

— Вот и пошла бы вместо меня Джульку ловить!

— Я?! Собаку?! — Катя, оскалившись, издала короткий шипящий звук.

— Понятно… Кошка собаке — не товарищ.

— Там же какой-то муляж взрывного устройства должен был быть.

— Да, его Серёга и без Джульки нашёл. Ему кто-то позвонил на «мобильник»; он сбегал куда-то и принёс какую-то коробочку с проводками, пока Джулька чужую ветчину ела.

— Повязку, кстати, хорошо сделала.

— Вот и поставь… те мне «пятёрку» за это.

— А как так получилось, что собака тебя — слушалась, а мента — укусила?

— Да его она слушалась, а не меня, и укусила его из-за меня, вернее, хотела меня укусить, а он меня защитил, но сам подставился. Потом мы с Джулькой подружились и пошли обследовать буфет.

— А с ментом? — поинтересовалась Катя.

— Что с ментом?

— С ментом — тоже подружилась?

— Не знаю… Я ему обещала в «ментовку» завтра зайти и перевязку сделать… Он в поликлинику идти не хочет.

— А почему менты «взрывчатку» ищут, а не «эмчеэсэсовцы»? — спросил Алексей.

— Откуда мне знать?.. Он об этом не говорил.

— Похоже, что за «МЧСС», по крайней мере на местном уровне, всё делают менты и пожарники, — предположил Алексей.

— За МЧС, — поправила Лариса.

— Кому — «МЧС», а кому и — «МЧСС» — если приходится писать идиотские отчёты в управление по делам ГО и ЧС.

По громкоговорителю милицейской машины объявили об окончании учений. Возвращение с холода в здание прошло значительно быстрее чем «эвакуация». После небольшого перерыва сотрудников собрали для подведения итогов. Разговор получился вялым. Изнемогающий директор, казалось, валился с ног; охрипшая Носова была не в состоянии нормально говорить, но пыталась высказать какие-то замечания.

— Отдельных студентов надо бы наказать за их поведение, — предложила Басюкова. — Что вот Упрямова тут делала, пока все на улице стояли?

— Медицинскую помощь кинологу оказывала, — сразу ответил Алексей. — Он руку поранил.

— Вы бы лучше замечания свои высказали, чем выгораживать!.. Зачем Лариса и Елена к оцеплению подходили?!

— Милиционер потерял деталь от автомата, а они нашли.

В кабинет вошла буфетчица, несколько раз извинилась и, робко подойдя к директору, что-то зашептала.

— Только этого не хватало! — директор соскочил с кресла. — Всё на сегодня… Дина Олеговна и Маргарита Ивановна, останьтесь, остальные — свободны.

***

В день получки Алексей купил много вкусного и по телефону доложил об этом Ларисе. Посиделки наметили на ближайший выходной день.

Придя в намеченное время, студенты принялись выставлять на стол всё, что принесли с собой.

— Что это у вас? — Алексей взял со стола бутылку и прочитал текст на этикетке. — Вы это пить собираетесь?

— А что?

— Эти, так называемые, «энергетические» напитки — жуткая отрава.

— Они же вкусные и бодрят.

— Дело ваше, но советую отвыкать от этой гадости, если не хотите годам к тридцати иметь жировой гепатоз, а к сорока — цирроз печени.

— Что же вы скажете, когда мы пойдём на балкон курить? — поинтересовалась Юля.

— Ты ещё и куришь?! И так самая маленькая… Бросай немедленно!

— У Юлы энергии много, — принялась язвительно комментировать Лариса, — она даже свои бутерброды собакам раздаёт.

— «Уж ты бы лучше помолчала бы!» Из-за кого нас Носова два дня тиранила?!. Собака-то, когда из «шараги» выходила, облизывалась.

— Вот это мне нравится, — когда молодёжь Высоцкого цитирует, — оценил Алексей высказывание Юли, — значит: вы ещё не совсем «пропащие».

— Вы хоть поняли, о чём я?! — не унималась Юля.

Алексей кивнул, но Юля продолжила:

— Директор поручил Носовой банкет для проверяющих устроить; Носова, видимо, перепоручила это гнусное дело буфетчице; та всего накупила, а за время дурацкой «эвакуации» — почти всё пропало!

— А при чём тут Лариса?

— Лариска собак любит.

— Ну надо же!.. Лариса, не знал, что ты — кореянка.

— Интересно, а на какие деньги всё это было куплено? — не оценив юмор Алексея, начала возмущаться Лариса. — К последней стипендии опять «довесок» давали?

— А тебе разве не давали?

— Мне не дают… Я пару раз эту, так называемую, «материальную помощь» Носовой отдать отказалась, — вот мне теперь и не дают.

— Соображала бы я так же хорошо как ты — я бы тоже не отдавала.

— Кто тебе сказал, что ты плохо соображаешь?! — возразила Татьяна. — У тебя хорошие стишки получаются… Ленка, дай гитару; пусть Юла что-нибудь «сбацает».

— Ну вы совсем обнаглели! — возмутилась Лена, подавая гитару. — На стол я одна должна собирать?!

— Я помогу, — подскочила Анна.

Юля, взяв гитару, начала с вопроса:

— А помните, как первого сентября по распоряжению Носовой Антон салют устраивал?

— Вот где было нарушение всех правил пожарной безопасности!

— Жаль, что ракеты не попали на кого-нибудь из администрации или из приглашённых «шишек».

— Так вот! — Юля повысила голос, вновь переключая на себя всеобщее внимание. — Я потом подумала, что это могло бы быть приблизительно так:

Как-то Антошка салют запустил;

Чей-то балкон тем салютом спалил

Вместе с квартирой, и после того

Ищет хозяин балкона его;

Ищут пожарные, ищут менты;

Если найдут, — ему будут кранты;

Если Антошку найдут наконец, —

Будет ему несомненно… плохо.

— Знакомая мелодия, — подметила Лариса, — да и сюжет — тоже.

— Что смогла — то исполнила… Принимайте, кто-нибудь, «эстафету», а я пока поем чего-нибудь.

Гитару взял Алексей, а Лариса тем временем продолжила своё обращение к Юле:

— Ты бы лучше высмеяла, как ежегодно первого сентября устраивают показуху с выдачей халатов студентам первого курса.

— Да, — поддержала Татьяна, — а-то они сначала собирают эти халаты, купленные самими студентами, а потом перед городским начальством и перед телевизионными камерами выдают как бы от себя; получается видимость, будто администрация дарит халаты студентам.

— Давайте-ка я вам свою историю расскажу, — вмешался Алексей, начав наигрывать мелодию, — это и про меня и про вас:

Не стоит обижаться на привратности судьбы.

Судьба слепа, глуха и глуповата;

Порой бывает: разбивает в кровь носы и лбы,

Потом на миг сожмётся виновато;

А вскоре — вновь швыряет: влево, вправо, вверх и вниз…

То жарко, то вдруг холодно, то душно…

Меня она однажды вдруг взяла, приподняла

И к вывеске красивой, как к витрине подвела;

Но был за этой вывеской «гадюшник».

И вроде, что плохого?.. Обучают молодёжь,

Подводят к медицине шаг за шагом,

Профессию дают; но молодёжь не проведёшь:

Училищем, бывало, заведение назовёшь, —

Студенты в миг поправят: «Нет, — «шарага»!

Какое уважение?! Ведь «грузят» почём зря,

Используют как материал подсобный;

Царит здесь беззаконие, откровенно говоря,

Но имидж создаётся бесподобный!»

И верно, театральщина в училище в чести;

С гуманностью вот, правда, вовсе «глухо»;

И всё на принудиловке, иначе до шести

Кто ж будет заниматься показухой?!

А «коллектив» сотрудников — отборный, — просто жуть:

Ни дня без сплетен, слухов и доносов…

Коль «задницы начальникам лизать» приучен, тут,

В «щараге», приживёшься без вопросов.

А тех, кто независим и с начальством не учтив

Считают тут за хамов и нахалов;

А возглавляет весь этот холуйский «коллектив»

Никита Никанорыч Самохвалов.

Пока «вознёсся» он немало «вылизал задов»,

Но «благосклонных» «сверху» взглядов ради

Он их и впредь «вылизывать» и «кланяться» готов;

В холуйстве совершенен, а по жизни — бестолков,

Хотя, бывало, получал «награды».

Одобрительные возгласы и аплодисменты продолжались довольно долго.

Конец ознакомительного фрагмента.