Паблисити эджент

Александр Курников

Всему рассказанному не верить! Лучше не надо, а то мало ли? Вдруг правда. Но с другой стороны, может, оно к лучшему, что всё было на самом деле. Как знать..? Книга содержит нецензурную брань.

Глава 2

«И на восьмой день он открыл дверь»

Из не вошедшего, там ещё и девятый день был вроде.

Нет, что, правда, то, правда, все семь дней я не был доступен ни для кого, всё это время я строил себя заново, очищал своё сознание от ненужного хлама, от неприятных впечатлений, не удачного опыта и т. д. Если выразиться более современно, то я потихонечку удалял все папки из своего системного диска путём их подробного разбора с позиции человека не встроенного в социум. (Не путать с бомжом, пофигистом или хиппи.)

Есть такой древний, как не знаю что, способ разрешить любую ситуацию, лично я делал это так. Достаю из шкафа метроном, запускаю его, выключаю свет, сажусь в кресло, и ввожу свой мозг в тета-ритм, что позволяет мне действовать на уровне подсознания и на этом же уровне рассматривать различные сложившиеся ситуации. Прошу вас не перепутайте порядок действий, я как-то сначала выключил свет, а затем залез в шкаф и разбил любимую мамину вазу, она об этом до сих пор не знает. Увы мне, эта проблема так и осталась неразрешённой, просто данная ваза существовала лишь в единственном экземпляре, и тут мне даже глубокая медитация не помогла. Ну а тем, кто захочет познать себя самого дам один совет, избегайте тех, кто учит за деньги. Ни один просветлённый в них не нуждается, а не просветлённый ничему вас не научит. В самом лучшем случае он заберёт ваше имущество, в самом худшем вашу жизнь и жизнь ваших близки. Без шуток.

Выйдя на работу, тачка всё-таки завелась, я обзвонил своих постоянных клиентов, извинился за то, что целую неделю не брал трубку, перезаключил с одним из них договор. Он, кстати, владелец небольшого коньячного заводика и само собой новое соглашение было прилично обмыто продуктом собственного производства, посидели не плохо. Песен попели, на гитарке побренчали.

На другой день один из моих бывших клиентов и давних приятелей, попросил о встрече. Меня это несколько удивило потому как Сеня Евграфов, давно ни какого собственного дела не имел, хотя пару лет назад был весьма не дурственным адвокатом. Потом, говорят, он совсем завязал, развёлся, закрыл практику, и уехал куда-то в Китай, толи снова женился, толи забрился в Шаолиньские монахи. Никто толком не знал. Помимо этого Протасов, мой шеф, заикнулся о новом, весьма перспективном клиенте, владельце недавно отстроенного огромного супермаркета и выудить такую «рыбу» оказывается мог только я. Ну я и выудил, только шеф, судя по утреннему звонку Гешы, остался не доволен контрактом. Короче работы было море. Само собой о неудаче со «Скрипичным Ключом» он больше не вспоминал, а я не счёл нужным его расспрашивать. Зачем? Дело прошлое. Вот только кошмары одолевали, да всякие недоразумения с телефоном, машиной, а теперь ещё и телевизором.

Покрутившись по квартире, в поисках папки с документами, периодически страдая от изжоги вызванной ливерной колбасой и нехорошим настроением, я выглянул в окно.

— Ну что же ты сердешный, так и торчал под моими окнами всю ночь? — Во дворе дома сталинского типа, где я жил, которое утро подряд появлялся на лавочке человек весьма экстравагантной внешности. Даже из далека было видно, что он высок, не меньше метра восьмидесяти, восьмидесяти пяти, толст, одутловат, носил не по размеру маленькую цигейковую шапку ушанку. Она еле налезала на его грушеподобную голову, где щёки, соответственно, являлись низом этой самой груши. Одет он был в старый женский, длинный, когда-то сиреневый пуховик до пят, который застёгивался на нём только до солнечного сплетения, ну или до того места где начинался живот.

Как давно он тут возник, может неделю назад, может больше, не могу сказать, но есть одно интересное наблюдение, стоило кому-нибудь из жильцов нашего подъезда выйти из дома, как он тут же поднимался и уходил в строго противоположную сторону. Меня честно сказать забавляло его метания по двору, особенно тогда, когда из дома выходило сразу трое, и каждый из них отправлялся своей дорогой. Бедняга неожиданно терял свой жутко важный вид и, дёргаясь как потерпевший, на полусогнутых конечностях накручивал несколько кругов вокруг детской площадки или метался вдоль гаражей. Ох-хо-хо, смешно-то оно смешно конечно, но в свете последних событий этот дворовый заседатель немного меня напрягал. Вот чего он тут трётся? Ну да ладно. Я вышел во двор, оглядел свою ласточку, пытаясь угадать, заведётся она сегодня или нет. Капот, крылья и ветровое стекло забрало утренним инеем, поскрести что ли? Или само оттает? Денёк-то сегодня более-менее тёплым обещает быть. Я зябко поёжился от неожиданно налетевшего холодного ветра. М-да. Отключил сигналку, запрыгнул в машину и вставил ключ зажигания. Машина завелась. Я чуть было не гаркнул во всю мощь своих лёгких троекратное «Ура!», день обещает быть не только тёплым, но ещё и удачным. И тут же снова поёжился, только уже не от ветра, а так, сам не знаю от чего.

— Да брось ты. — Успокоил я сам себя. — Дела идут вполне сносно, и совершенно неважно, что шеф нынче попытается спустить с тебя шкуру, сколько раз он пытался это сделать? Много. И сколько раз ему это удавалось? Ни разую. Так чего ты тогда киснешь? — Я вздохнул. В самом деле чего это я?

Через секунду «дворовый заседатель» набрав спринтерскую скорость, (этакая туша) попытался столкнуться с моей машиной выруливающей со двора, но я резко дав руля влево, затормозил, а «заседатель», работающий на упреждение, вместо того что бы ухнуть мне на капот, ухнул где-то перед ним.

— Падла! — Заорал я. — День говоришь, удался! Да!? — Яростно бубнил я, вылезая из машины с намерением добить этого «заседателя» и жалея о том, что не прихватил с собой ключ-балонник от КамАЗа, неизвестно какими путями оказавшийся у меня в багажнике. Обогнув машину, я увидел этого засранца пытавшегося подняться на свои хилые конечности. — Ну чё гиревик затейник, ради этого ты тут сутки напролёт околачивался, да!? — Он стоя на четвереньках развернулся ко мне тылом и я не удержавшись отвесил ему хорошего пенделя, настолько хорошего, что даже нога заныла. Заседатель рванул с низкого старта и скрылся в арке. — Автоподставщик херов. — Выдохнул я и снова сел за руль и снова выдохнул. Моё самообладание несколько разбежалось в разные стороны и, что бы собрать его, нужно было немного времени, а иначе я точно в кого-нибудь въеду, не по злому умыслу, а из чувства противоречия, вот такая я сложная натура, мать мою за ногу. Ещё раз, вздохнув и внимательно оглядевшись в поисках очередного «заседателя», я нажал на педаль газа и выехал со двора.

Так, куда ехать? К Евграфову или шефу? То есть неизвестно к чему или к конкретным кренделям. Выбор явно падал на Сеню, но сложность моей натуры заставляла ехать к Протасову, не потому что мне так уж хотелось с ним поругаться, просто в первой половине дня я предпочитаю решать проблемы, а уж во второй их создавать. Хе-хе. Нет конечно, проблемы я себе предпочитаю вообще не создавать, и проблем от Сени, которого я сто лет не видел, я однозначно не ожидал. Зазвонил телефон. Странно, а я ведь его так и не включил, а ещё интересно списываются ли деньги со счёта.

— Алло.

— Эт я.

— Да Геш.

— Шеф больше паром не пышет и встречу вашу откладывает, а вернее даже переносит.

— А в чём разница?

— Чего?

— Забей, не важно.

— Правда?

— Да. Давай короче Геш.

— Тогда записывай.

— Запомню.

— Сегодня в восемь, в «Кингстоне».

— В пивном баре? — Удивился я. Шеф и бары у меня в голове ну ни как не укладываются вместе, примерно так же как крокодил и вегетарианство, к тому же такие паршивые бары. — Ты уверен?

— В чём? — Иногда Геша начинает бесить. — В том, что встреча откладывается?

— Нет, в том, что в «Кингстоне».

— Абсолютно. Вот так прямо и написано, «Кингстон» улица Прибоя дом семь, бар.

— Странно. Хорошо, понял, буду.

— Тогда отбой.

Я запихнул телефон в карман и, вырулив на ближайший перекрёсток развернул, машу и направил её на Суетинку, где-то там теперь обитал мой давний приятель. Интересно, почему он не захотел встретиться где-нибудь в ресторане, давно я в них не хаживал, а уж тем более не едал на халяву.

Суетинка, когда-то Суйкин переулок, одна из старых частей города, не так уж давно тут стояли деревянные, одно, двух и трёх этажные дома с каменными первыми этажами, с внутренними, обжитыми двориками, курями, собаками и огромными свиньями, валяющимися в грязи прямо на проезжей части, так как асфальтированной дороги тогда ещё не было. До революции жили здесь мелкие купчики вперемешку с мещанами и служащими, стояло несколько контор, богадельня, православное женское духовное училище, с общежитием при нём. А теперь…, теперь и глазу зацепиться не за что. Почти не за что. А ведь был когда-то целый мирок, патриархальной, кондовой, купеческо-городской жизни. Сколько поколений тут сменилось, и какими были эти люди, сейчас вряд ли кто ответит, а ведь жизнь была….

Встреча произошла как-то совсем уж обыденно, как будто мы только на прошлой неделе расстались и точно знали, что сегодня встретимся. Я подъехал к дому, позвонил, он вышел, мы пожали друг другу руки и он без лишних слов сел в машину. Всё. А с другой стороны чего я ещё ожидал? Мы ведь особо никогда не дружили, хотя были знакомы ещё со студенческих времён и частенько пересекались на разных сейшенах и вечеринках.

— Какими судьбами? — Вежливо осведомился я. Он зябко поёжился.

— Отвык я от наших холодов.

— Это, как ты знаешь, ещё не холода.

— Знаю, потому и хочу поскорее разобраться с делами.

— Хм, неужели в Китае теплее?

— В каком Китае?

— В Китайском конечно. — Он помолчал пару секунд, соображая наверно, что такое Китайский Китай, где он находится и чем отличается он другого Китая, того, который КНР.

— Причём тут Китай Вась?

— Как это причём, ты же туда уехал и вроде как женился даже, там. — Сеня заржал и, как-то сразу вся неловкость, напряжённость первой встречи поутихла, немного сгладилась. Как будто в машине ехали не Арсений Николаевич и Василий Александрович, бывшие деловые партнёры, а Сеня и Вася, добрые приятели, любители вина и женщин, как было когда-то.

— Ну граждане, я с вас прямо худею. — Досмеиваясь вытянул он. — Это кому же такая дикая мысль в голову пришла?

— Да кто ж сейчас вспомнит. — Буркнул я, удивляясь как это можно было поверить Женке Соболевой, первейшей сплетнице среди всех моих знакомых сплетниц, имеющей самый длинный язык из всех известных мне языков.

— Ох, люди, люди. — Не понятно чему вздохнул он.

В ресторан он меня всё же пригласил, только выпивать мне было нельзя, а значит пятьдесят процентов всего удовольствия, я однозначно потерял. Ну да ладно, хоть поем вкусно, а поесть было чего, Сеня расщедрился.

— Ну так где же ты был, если не в Китае? — Решил удовлетворить я своё любопытство, после того как удовлетворил первый голод маленькой порцией говяжьей отбивной с шалфеем и ещё какой-то хренью.

— Индия, Иран, Эмираты.

— Вот это да, а на ком ты там женился?

— Да кто тут у вас сивым мерином заделался!? Я и не разводился даже!

— Во как. — Сказал я многозначительно, но лишь для того, что бы поддержать разговор, и сильно не отвлекаться от жареных свиных рёбрышек в соусе барбекю. Цимус, советую, особенно вегетарианцам.

— Вот так.

— Значит и в Китае ты не был, и не разводился, и в монахи Шаолиньские не пошёл. — Тут Сеня фужер с водкой чуть мимо рта не пронёс.

— Ты это серьёзно?

— Серьёзней некуда.

— Мама рОдная. Ну трепачи, лишь бы языком почесать.

— А чего ещё делать Сень? Тут ведь скука смертная, дом, работа, работа, дом. У всех дела, заботы, дети, тёщи, ремонты, машины и прочие сады, дачи и огороды. Друзей видим редко, а про приятелей, и говорить не чего. Вот ты спроси меня о наших общих знакомых, я лишь руками разведу, хотя далеко не так занят, как они все.

— Да ладно тебе жаловаться, везде так, и всегда так, по-другому быть не может. Мы взрослеем…

— Скорее уж стареем. — Перебил я и, заказал себе двести пятьдесят коньяка, решив ехать, домой на такси, и получить-таки свои сто процентов удовольствия.

— Нет, пока ещё взрослеем, — не согласился седеющий Арсений Николаевич — стареть мы начнём тогда, когда нам жить станет не интересно, когда мы перестанем удивляться чему-либо, хотя бы той же самой неистребимой человеческой глупости. Старость это когда тебя уже абсолютно ничего не волнует. — Заключил он.

— Скажи это буддистским монахам, вот они удивятся.

— А причём тут монахи? А, ты об этом, о самоограничении. Ну да, есть что-то в буддистах и стариках общее. Хм, и правда есть. Только одним хочется, что бы хоть что-нибудь хотелось, а другим хочется что бы ничего не хотелось. — Он поднял свой фужер, я рюмку и мы выпили за религию. — Так о чём это я?

— О взрослении.

— Точно. Домашние заботы, рабочие моменты, дети, ответственность, всё это новый уровень наших взаимоотношений с социумом, вернее это и есть сам социум. Согласись, странно было бы, имея своих детей, ответственные должности, и при этом вести себя как безголовые студенты, какими мы когда-то были. — Он закусил и продолжил. — С трудом представляю себе адвоката, отца семейства в виде супруги и трёх сорванцов, не способного защитить своего подзащитного по той лишь простой причине, что ему в лом было ознакомиться с делом, и он, видите ли, бухал с друзьями адвокатами и гонялся за короткими юбками подруг адвокатесс.

— А что, нет таких?

— Появляются периодически, но сам понимаешь, такие нахрен никому не нужны, да и сами адвокаты-собутыльники, великая редкость.

— Ну и какой из этого вывод? — Поспешил спросить я, пока он не кинулся в новые рассуждения.

— Да простой. Так устроено общество. Человек должен, или принуждён, смотря под каким углом ты привык на это смотреть, пройти все стадии взросления, что бы в конце своего пути ничего не хотеть и спокойно двинуть кони.

— Или заделаться монахом и разом перешагнув все ступеньки, свалиться на самую последнюю, с которой, с чистой совестью, опять же сыграть в ящик.

— Примерно так. — Кивнул Сеня, закусывая водочку отварной телятиной и грибочками.

— Да ты сволочь Арсений.

— Вот те на! А я-то тут причём?

— Ну как, ты нарисовал такую безрадостную картину, что не только детей рожать, жить не хочется.

— Это не я, все претензии к нашей среде обитания, ибо среда обитания формирует человека, а за одно, и весь социальный строй.

— Во загнул! — Я почесал нос вилкой. — Давай, за среду обитания. — Мы сдвинули хрусталь и выпили. Не знаю как там водка, но коньячок скользнул по пищеводу и мягко ухнул в желудок, обдав теплом все внутренности. На лбу даже испарина выступила.

— На счёт среды обитания я возможно с тобой и соглашусь, — теперь уже меня потянуло философствовать — человек уже много тысяч лет пытается изменить эту среду и кое в чём даже преуспел, но отношения в нашем социуме, как были на уровне первобытнообщинного строя, так и остались. Скажешь слишком мало изменений в среде? Снова соглашусь, мало, но они есть! А стало быть, и межличностные отношения должны были измениться, а с ними и социум.

— Ты чего-то меня совсем запутал Вась. Погоди. — Он махнул фужер, выцелил вилкой рыжик в тарелке, и хряпнув его всеми четырьмя зубцами, отправил в рот. — Если я тебя правильно понял, ты утверждаешь, что среда не влияет на человека, или влияет лишь косвенно.

— Почему не влияет, влияет, но совсем не так как раньше. Меньше, я бы сказал. А всё остальное, ну то, что не от среды, создано самим человеком и, социум тоже. — Сеня подумал несколько секунд, пожевал и кивнул.

— Верно. Но всё равно, что бы ни создал человек, всё носит отпечаток среды, в которой он воспитывался из поколения в поколение. Матрица.

— Тебе не кажется, что мы начинаем по кругу ходить? — Спросил я разлив напитки по ёмкостям.

— Возможно. — Легко согласился Арсений. — И поэтому надо выпить.

— Ну, за причину и следствие, и не важно, что было раньше!

— Будем!

Дальше разговор вильнул в сторону наших общих знакомых, где я добросовестно (как и предупреждал) разводил руками. А Арсений всё пытал меня, что да как, да кто с кем, почему и отчего так вышло. У меня создалось такое впечатление, как будто он на родине лет десять не был. Хотя откуда мне знать, может там, на чужбине год за пять идёт.

— М-да, хреновый из тебя информатор Вася, ни чего-то ты не знаешь, и ни кем не интересуешься.

— А когда было иначе? Когда это я собирал слухи, о ком бы то ни было? Да и зачем мне знать про какого-то Саню Штименко, если я его даже не помню.

— Ты не помнишь Штименку. — Сказал Сеня раздельно укоризненно. — Дожил.

— А почему я должен его помнить? — Мне вдруг сделалось неловко и обидно, а ещё мне надоел его допрос, и я заказал себе ещё двести пятьдесят.

— Разве не помнишь, как Штим с Тарелкиным тебя из ментовки вытаскивали?

— Ха! Кто меня только оттуда не вытаскивал. — Чёрт, я даже не помню, сколько раз туда попадал. — Хе-хе, а ведь действительно, тех, кто меня из ментовки вытаскивал, намного больше тех, кто меня оттуда не вытаскивал.

— Ну да, я как-то этого не учёл, ты же у нас знатный «тестомес» был и почему-то от ментов никогда не бегал.

— А смысл было бегать? После третьего привода за драку, они и так знали, что это я опять кому-то накидал.

— Логично. — Мы выпили за доблестную и бескорыстную милицию. (Вы не поверите, но когда-то, на заре моего становления, она именно такой и была, а иначе сидеть мне было, не пересидеть)

— Может, всё-таки расскажешь, где ты пропадал эти два года? — Решил наконец спросить я сочтя, что уже достаточно повеселил заграничного гостя. — Если не секрет конечно.

— Не секрет, да я и не скрывал это когда уезжал, многие были в курсе. Года три назад я защитил одного индийского перца, его здесь в мошенничестве обвинили и легко могли пятёрочку впаять, хотя дело было пустяшное. Не разобрались наши органы, не захотели. Вот он в виде благодарности и свёл меня, в очередной свой визит, со своим старшим партнёром, который и порекомендовал мою скромную персону одному из своих друзей, владельцу крупной, индийской адвокатской конторы. У них, в Индии, дела связанные с подделкой драгоценных камней считаются глухими, вытянуть клиента пойманного на таком виде незаконной деятельности практически не возможно без должного количества бабла. Но в моём случае дело оказалось действительно простым, договор о сделке между нашей конторой и индийской переводил один полуграмотный деятель, ну и естественно всё там напутал, а я это доказал. Вуаля.

— Ты знаешь индийский?

— Я, нет, ну тогда не знал, тогда из иностранных языков я знал только английский, и этого вполне хватило.

— Значит, ты теперь в Индии живешь, и на Гоа по уикендам зависаешь?

— А чего я там забыл с женой и детьми? В Индии полно мест, где можно неплохо отдохнуть, к тому же нынешний Гоа совсем не тот, что был в семидесятых и восьмидесятых.

— А ты-то, откуда знаешь? — Усмехнулся я.

— Так все говорят. Теперь цены заоблачные, индийского колорита никакого, да и наркоты развелось немеряно. Хотя…, кому, что нравится. Мне так вообще отдыхать некогда, вкалываю как в забое, постоянно в разъездах, Иран, Пакистан, Сирия, Эмираты.

— Ого! Нехилый забой. Да ты оказывается большой человек.

— Да ну, брось ты, большим буду, когда партнёром стану, а до этого ещё, как до Пекина раком, если вообще когда-нибудь буду.

— Что так? Начальство не ценит?

— Ценит, как это им меня не ценить, и платят очень даже прилично, но понимаешь, там дела ведутся несколько по-другому. Где бы и кем бы ты ни работал, если ты не состоишь в родственных отношения с босом, максимум на что можно рассчитывать, это младшее партнёрство. Лично я на это не рассчитываю. У меня мечта завести своё дело.

— Тогда за Индию.

— Нет, лучше за собственное дело.

— А чего это я буду пить за твоё собственное дело?

— Как хочешь, пей за Индию, пей за эту жаркую и влажную страну, где полгода пекло и полгода дождь, и совсем нет снега.

— Как это нет снега, а Гималаи?

— Я про южную Индию.

— А. Я было уж, подумал, что в Индии вообще снег не выпадает.

Мы выпили, снова хорошенько закусили, потом выпили ещё и тут Сеня задал вопрос, который меня немного насторожил.

— В твоём поле зрения не мелькал в последнее время человек по имени Зераб Вавель. (Не этот вопрос, следующий)

— Нет. — Удивился я, в моём поле с иностранцами как-то было совсем не густо, если не считать двух поляков, Зденека и Франтишека, но они не совсем как бы и иностранцы, уже.

— Он ещё может представляться как Эррат Йяр Мегран.

— Он француз? — «ЭРРАТ, чёрт возьми!» Пронеслось у меня в голове. «Тот, кто пытался повидаться со мной в больнице?»

— Да, только сирийского происхождения.

— Говорят, заходил один такой, как раз Эрратом назвался, я тогда в больничке лежал, вот его и не пустили. Сосед по палате говорил, что он нервничал очень и весь зелёный был. Может тот? — Сеня пожал плечами.

— Может, а чего ты в больнице-то валялся? Печень? — Кивнул он на коньячок.

— Сам ты печень. — Немного обиделся я. — Производственная травма.

— Так ты чего, из рекламки снова к Любимову вернулся? Помнится, когда ты у него в частном сыске работал, постоянно такие производственные травмы получал. То ножичком тебя пырнут, то кастетом по головке приложат, а то и стрельнут.

— Ещё чего. Да и сидит твой Любимов. Уже два года как сидит, и сидеть ему ещё лет десять. Как ты вообще мог такое подумать. — Сеня нахмурился, похоже, припомнил кое-что из криминальной деятельности своего приятеля, частного сыскаря и бывшего опера Феди Любимова.

— Так это ты его туда определил? — Спросил он тихо.

— Я.

— Неужели поймал на чем?

— А ты думаешь, не на чем было?

— Не знаю. — Ушёл от ответа Сеня.

— Зато я знаю, где, как и когда он Борьке Кочетову на тот свет путёвку выписал.

— Нашли значит Борьку? — Спросил он после долгого молчания, во время которого созерцал свой фужер.

— Нашли. — Кивнул я.

Снова повисла неловкая пауза, в этот раз она была неловкая и для меня. Любимов давно крутил с криминалом свои делишки, помогал отмывать деньги, угрожал, подкупал и Борька, один из агентов нашего частного сыскного бюро, абсолютно случайно стал у него на пути, за что и поплатился. Был к этому делу каким-то боком привязан начинающий адвокат Евграфов или нет, не знаю, но слухи ходили всякие, а я им не верю. Стараюсь не верить. Я, если честно, сам одно время Любимову в рот смотрел, как же, матёрый опер, почти легенда, в одиночку выстоявший против ополчившейся на него системы. И три года назад я ушёл от этой легенды, так как своей, совсем не пропитанной спиртом печенью, чувствовал, без этого, уважаемого мной человека, мастера своего дела, не обошлось. Тяжело это, подозревать того, кому веришь как себе. Уйти-то я ушёл, но о Борькиной смерти не забыл и, уже работая рекламным агентом, почти год продолжал раскручивать его дело, пока совсем не раскрутил. К полному своему разочарованию.

— Я так понимаю, ты тогда уже в рекламе работал.

— Работал.

— И мне ничего не говорил.

— Не говорил. — Я знаю, чего он ещё хотел спросить, но не спросил, вот только не знаю, почему и боюсь узнать.

— Помянем?

— Помянем. — Сеня знал Борьку, пожалуй, даже лучше чем я.

— А чего там с этим Эрратом? Дел натворил? — Решил соскочить я со скользкой темы.

— Не знаю, тёмная какая-то история. Увёл одну уникальную вещь из музея музыкальных инструментов в Исфахане, а по документам вроде как выходит, одолжил. Как это у них? — Он прищурил глаз. — «Временная передача экспоната одного музея другому с последующей экспертизой, реставрацией и экспозицией». Вот только никто не помнит, что выдавал ему такие бумаги, это сам понимаешь, не килограмм изюму, а ценный исторический экспонат, и так просто его за границу не вывезешь.

— А чего ты его здесь ищешь, Россия вообще-то большая страна, и почему он должен был появиться именно в моём поле зрения? — Спросил я, пожалуй, чересчур агрессивно.

— Эй-эй! — Поднял он руку. — На счёт твоего поля зрения я так, наудачу спросил, а то, что он здесь околачивается, я ещё в Исфахане выяснил. У него тут толи друзья толи партнёры по бизнесу свои дела короче. Но точно знаю, что обосновались они тут недавно, но кто они и чем занимаются, я пока не выяснил. Так вот я и подумал, ты, как рекламный агент, наверное знаешь, какие конторы у вас в городе недавно открылись.

Конец ознакомительного фрагмента.