Химера

Александр Кулаков

Герой книги – неприметный «прожигатель жизни», молодой человек без особых увлечений. Дни идут, похожие один на другой, пока очередное утро не приносит цепь странных событий: бурное ночное ненастье, поведение родственника, смс от бывшей жены, а главное – встреча с загадочной особой, после чего жизнь героя срывается в крутое пике приключений. Молодые люди попадают в опасный мистический парадокс, приводящий к неизбежному выбору: расписать свою жизнь свежими красками либо вернуться к прежней рутине.

Глава 4

Вначале их окружал туман, серый, унылый и настолько плотный, что теснил дыхание. Но очень скоро мгла рассеялась, рассыпалась на хлопья, и оказалось, что плывут они посреди удивительной красоты местности. Водный поток неспешно струился меж берегов, поросших диковинными, окутанными паутиной деревьями, похожими на гигантские папоротники. Крупные перламутровые бабочки неслышно порхали среди листьев, а к воде выходили из чащи неведомые животные и провожали их плот удивлёнными, грустными, почти человечьими глазами.

Славкина спутница на этот раз не пряталась за спиной, она была рядом, стоило лишь руку протянуть. Она сидела на краю плота и задумчиво смотрела в изумрудную воду. Славка наклонился ближе и увидел на её кофточке знакомую вышитую розу.

Незабудка! — позвал он и не услышал своего голоса. А она не откликнулась и даже не взглянула в его сторону, наоборот — отвернулась и принялась смотреть на берег. Он заставил себя протянуть к ней руку, и рука поймала пустоту. Почему-то он не испугался, ведь она всё равно была рядом, она казалась реальной, и незримый лёгкий ветерок шевелил её рыжеватые волосы.

Между тем на плывущем мимо берегу стали появляться люди. Вначале их было мало, они выходили то по одному, то парами, но очень скоро молчаливой толпой оказался заполнен весь берег. И на всех без исключения лицах застыла одна единственная эмоция. И эмоцией этой было удивление — единообразное, глухое и безмолвное.

Стояли дети, стояли молодые, и зрелые были, и глубокие старики, а некоторые даже держали на руках младенцев. Славка глядел заворожённо, недоумевая, почему все они молчат, и вдруг увидел отца с матерью. Они спокойно стояли среди прочих, ничем особо не выделяясь, разве что длинные плащи с капюшонами делали их похожими на рыбаков или странствующих монахов. И, несомненно, они видели его, но оставались по-прежнему безучастными — ни жеста, ни взмаха, ни даже кивка головой. Славка вскочил, немо закричав что-то, и плот опасно закачался. Тотчас откуда-то из глубины поднялась узкая стреловидная тень и принялась хищно рыскать вокруг, держась близко к поверхности. Только сейчас Лилия — или кто она была — обратила внимание на своего спутника.

Сиди спокойно, — полуобернувшись, сказала она, и голос её прозвучал в плотной тишине ясно и чётко, не расплываясь в пространстве, как если бы они находились в шаре из ваты, — если упадём, останемся здесь навсегда.

И ничего ему не оставалось, как покорно молчать и провожать взглядом удаляющиеся родные лица, и они смотрели в его сторону отстранённо-равнодушно.

Да они же слепы, догадался он. Они слышат нас, но не видят.

Мир, окружавший Славку, находился за невидимой прозрачной стеной, женщина, сидевшая рядом, была отстранённой и безразличной, а люди на берегу казались одушевлёнными марионетками, совершающими по чьей-то воле одинаковые движения. То была картинка, и художник, изобразивший её, не пожалел красок, но двухмерная эта красота не восхищала, а лишь вызывала тоску и ощущение невыносимого одиночества. Они проплывали по нарисованному раю, немому, глухому и чуждому. А может, тот рай сам плыл мимо них?

Слава, Сла-авик, — послышался из ниоткуда знакомый голос, и он был несомненно живым, и Славка рванулся к нему, прочь из этого мёртвого сонного пузыря, и нарисованная женщина начала таять и отдаляться.

Лилия стояла над ним в зелёном с птичками халатике, с кружкой в руке, и судя по выражению её лица, привычно насмешничала. Славка лежал, хлопал глазами, её слова доходили до него словно бы с опозданием.

— Ну ты и дрыхнуть! Весь день вчера ныл и клянчил, а как до дела дошло, с утра даже подняться не в состоянии.

— Ещё как в состоянии, — пробормотал Славка и потянулся к ней, попытавшись ухватить за хлястик халата, но Лилия ловко увернулась. Разлетевшиеся птицы на миг обнажили стройные загорелые ножки.

— Время поджимает, мне скоро уходить. Иди подкрепись, казанова, я там кое-что сообразила — из того, что было.

Славка прошмыгнул в ванную, наскоро принял душ и зашёл на кухню. На столе остывала яичница с ломтиками поджаренной останкинской колбасы, а Лилия, уже облачившаяся в джинсовый костюм, с отрешённым видом смотрела маленький угловой телевизор, который сам Славка включал довольно редко. Он мельком вгляделся: не в первый раз за эти дни повторяли ставший популярным сюжет об очередном «добровольном» ограблении.

Стоя спиной к камере, жертва, гражданка в ярком брючном костюме, потерянно поясняла в протянутый микрофон, как, выпорхнув из своего «лексуса» у супермаркета в Черкизове с целью проведения разнообразных покупок, немедленно подпала под обаяние некой многословной молодой особы, симпатичной и вполне приличной на вид. Приятственная во всех отношениях процедура шопинга осталась неосуществлённой, а взамен произошло нечто ошеломительно-гнусное.

«Хотите верьте, хотите нет, но я как во сне была. Сама её домой привезла, сама сейф открыла… Ума не приложу, как такое могло произойти. Когда пришла в себя, у меня истерика случилась. А её уж и след простыл. Самая обычная девчонка, даже примет никаких в голове не осталось. Помню только, что брюнетка. Вроде. А может, в парике она была… Но не цыганка и не азиатка, это точно».

Озабоченный интервьюер сочувственно кивал, хмурился, сучил ножкой и топтался как застоявшийся жеребец, по большому счёту чихать ему было на горести и треволнения данной гражданки, умудрившейся приволочь в набитые добром хоромы совершенно незнакомую девку с улицы. Не она первая, не она последняя. Алчный его интерес был направлен на обнародование Суммы. А сумма экспроприированного, надо понимать, превышала на сей раз некую допустимую норму приличия. Более двух миллионов наличными в рублях, тысяч пятьдесят зелёными плюс кое-что ювелирное. Хотя похоже было, что броская дама и сама не знала, сколько же у неё в точности спёрли. Именно сумма и придавала сюжету популярность, второе место занимал сам метод ограбления из разряда «ультра-си», ну а на третьем витало неозвученное восхищение хитроумной злодейкой.

— Три магнитофона, три куртки, кожаных. Всё, что нажито непосильным трудом… — пробубнил Славка, уплетая яичницу, — уж сколько раз твердили миру — не хлопайте ушами на улице, не создавайте ветра.

Суровый голос за экраном меж тем вещал с назидательной нотой: — Уважаемые москвичи и гости столицы! Будьте бдительны, игнорируйте подозрительные уличные лотереи и так называемые розыгрыши призов. Не заговаривайте на улице с незнакомыми лично вам людьми, особенно с лицами цыганской национальности. Да, жизненный уровень людей заметно вырос, но наряду с этим расплодились и мошенники всех мастей, успешно орудующие как группами, так и поодиночке…

Лилия выключила телевизор и повернулась к Славке.

— Ну всё, мне пора. Не скучай тут, у тебя законный выходной, ложись и отсыпайся. А вечером, — она улыбнулась чуть лукаво, — мы продолжим начатое. У меня только одна, но очень большая просьба — не вздумай ни с кем трепаться о том, что случилось вчера в баре. Ни по телефону, ни лично, никак. Это важно в первую очередь для тебя, а не для меня. Намёк понятен?

Славка послушно кивнул, не совсем, впрочем, понимая, почему это важно именно для него. Кроме как скрытую угрозу, иначе её слова расценить было нельзя.

— Лиль, а у меня тоже есть просьба, вернее, предложение. Я не могу и не хочу оставаться в четырёх стенах, я свихнусь здесь со скуки, ожидая тебя. И спать я тоже не могу, потому что мне третью ночь подряд снится какая-то заковыристая хрень.

Он смотрел на неё, нахмурившись.

— Я боюсь засыпать в одиночестве, вот что.

Лилия смотрела озадаченно, потом протянула руку и прикоснулась к его лбу.

— Температуры вроде нет, — она пожала плечами, — так какое-же у тебя предложение?

— Давай вместе доедем до Москвы, там разойдёмся — ты по своим делам, ну а я буду болтаться просто так в центре и ждать твоего звонка. По ходу дня созвонимся и договоримся, где состыковаться. Для меня так быстрее время пройдёт.

— Идиотское предложение. Без смысла. Что значит «болтаться просто так»? Неужели тебе больше нечем заняться?

— Представь себе, нечем. Бродить по друзьям-холостякам и навязываться в гости? Так ведь там только пьянка и… прочее. Ты уж вытащи бедолагу в свет, буду премного благодарен. А бросая меня одного на целый день, ты рискуешь в один прекрасный вечер полюбоваться на классический народный анекдот — муж, приползающий домой на бровях.

Лилия невозмутимо искала что-то в мобильнике.

— Слав, ты всю эту гадость несёшь для чего, чтобы меня из себя вывести?

— Не надо выводиться, — торопливо сказал Славка, — я ведь это так, образно…

— Ни фига себе — муж нашёлся мне, — фыркала она раздражённо, — связалась с детским садом себе на голову… Алло, Карим, ты свободен сейчас? Подъезжай по вчерашнему адресу. Лермонтова, четыре.

Славка терпеливо молчал, зная уже, что злость её недолгая и во многом показная. Они поднялись из-за стола одновременно, и он привлёк Лилию к себе.

— Так что мы решим, мой вариант не подходит?

— Нет, не подходит, — отрезала она, — и болтаться по Москве ты не будешь. Это не деревня, где можно «состыковаться по ходу дня». Сиди на телефоне, дитятко, и жди моего звонка.

— Долго ждать?

— Не могу знать. Как только, так сразу.

Славка вышел вслед за ней в дверь и прямо в тапках отправился провожать до подъезда.

— Заняться, говоришь, нечем? По магазинам пройдись, хозяин, у тебя в холодильнике шаром покати. Постирушку устрой, пыль протри. Занятие всегда можно найти. Что ты там по поводу сна мямлил?

— Я не мямлил, а вполне серьёзно говорил, — сказал Славка с недовольством.

Они вышли под козырёк подъезда, Лилия забралась на перила, Славка облокотился рядом. Утренний двор был пуст, лишь поджарый седовласый дед в трениках и бейсболке одиноко нарезал круги по асфальтовым дорожкам. За распахнутой форточкой ближайшего окна вкусно шипело и шкворчало.

— Почему-то нам никак не удаётся сесть и спокойно поговорить о том, что происходит, — сказал Славка.

— А что происходит?

— Да ненормальное происходит, нехорошее что-то. А как только я пытаюсь затеять такой разговор, ты тут же замыкаешься и начинаешь общаться со мной, как с недоумком. Брось ты свои хихи и психи, ты ведь не такая, — он запнулся и сказал чуть тише, — я ночью видел, какая.

— И какая-же?

— Неужели надо напомнить? Нежная, ласковая. Другая.

— Так то ночью, а ночью все кошки серые. То есть нежные и ласковые. Только не обольщайся, пожалуйста, и не думай, что, разделив с тобой постель, я вдруг воспылала неземными чувствами.

Лилия покосилась назад, где потрескивала за окном сковородка, и добавила безжалостно:

— Ты мне вообще пока не очень интересен, так что постарайся в дальнейшем не усугублять.

Славка хмуро молчал, на душе нарастала не то злость, не то разочарование вперемешку с обидой.

— Да я и не обольщался, слишком разные мы с тобой оказались. С той Лилией я был знаком меньше часа, а, кажется, что общего у нас с ней нашлось больше, чем с тобой за целые сутки. Вот ведь какой парадокс получается.

Она смотрела на него, о чём-то раздумывая. Подбирала слова для очередной плюхи? Вновь обернулась назад, прислушалась, спрыгнула с перил и пересела на противоположную сторону.

— Сказать честно? Вообще-то я планировала сегодня утром смыться от тебя по-тихому. После того, как мы немного подебоширили в вашем дурацком салуне, а до этого ты, весь такой в проблемах, усердно пытался загрузить ими ещё и меня… Любая в этой ситуации так бы и сделала.

— Ясно, ты решила, что у чудика просто съехала крыша, и ну его к бесу, — вставил Славка.

— Не перебивай. Нет, голова у тебя в порядке. Душевнобольные никогда не скажут, что у них поехала крыша, они вообще к самоанализу не склонны. Все твои увлекательные видения и явления меня не очень занимали, пока я не услышала в подробностях эту историю про исчезнувших людей. Там, на Урале.

— А кто тебе рассказал?

— Ты рассказал.

— Когда? — изумился Славка.

— Ночью. В порыве страсти, — сказала она издевательски.

— Не может быть, — он отклеился от перил, — Лиль, я же просил, не надо со мной никаких экспериментов…

— Не вибрируйте, больной, дышите глубже, — беззаботно бросила она, но договорить не успела.

К подъезду подкатил вишнёвый «опель». С усачом, находившимся за рулём, впору было начинать раскланиваться. Лилия соскочила с перил и сделала тому знак подождать.

— Ты что-то знаешь об этом? — заторопился Славка.

— Ну, это вопрос не только ко мне, — сказала она и задумчиво потеребила ему футболку на груди, — я могу только попробовать связаться с человечком, который… в общем, интересный такой дядька. Если получится — съездим в гости, пообщаемся о всяком-разном. Хотя обнадёживать не буду, не всё от меня зависит. Так что сиди и жди звонка.

— Звони иногда хотя бы просто так, мне скучно без тебя, — вздохнул он, — и насчёт снов — это правда не шутка. Сны неприятные и, кажется, они не собираются прекращаться. Может, попробуем от них избавиться?

Лилия усмехнулась и пожала плечами.

— Я не очень понимаю, о чём речь, и ты только что брюзжал, что не надо экспериментов. Ладно, вечером поговорим.

Уже взявшись за ручку дверки, обернулась и посоветовала в своей манере:

— А ты, когда спать приспичит, упади на пол и отожмись, раз сто. Или вокруг двора побегай, как этот дед. Сон пропадёт.

Дверка хлопнула, «опель» лихо развернулся и исчез за углом.

Как и вчера, он бесцельно бродил какое-то время по квартире, охваченный вялостью и апатией. Присев у холодильника, долго обозревал его полупустое чрево, пытаясь составить в голове список необходимого съестного на ближайшие дни. Чтобы и не жировать, и в грязь лицом не ударить. Вроде особо не шиковал вчера, а заначка испарялась катастрофически быстро, и как бы очень скоро не пришлось, к своему стыду, признаваться Лилии в банкротстве, хотя и временном. Приближался срок зарплаты, Палыч вернёт должок… Вновь вспомнилась идея насчёт отпуска, по графику у него в июне, но почему бы не попросить сейчас, всего на пару недель раньше?

При мысли о завтрашнем выходе на работу стало немного не по себе. Вот что, оказывается, исподволь грызло и точило в дополнение ко всему остальному. Пока что круг его общения был совсем узок — Лилия, Гордей и Палыч, да и тот как-то мельком. Чигирь-же после нескольких минут мимолётного общения удалился вроде как в подозрительном недоумении. А что-же будет утром, когда Славка встретит остальных? Выглядеть, как последний остолоп, не помнящий, какие заказы они работали с утра в пятницу? Тьфу, вот ведь ситуация: трагикомедия с форменным раздвоением личности. Невесёлые эти думы невольно апатию разогнали и, поразмыслив, Славка пришёл к выводу, что без помощи Чигиря опять не обойтись. Всего то и нужно — правильно задать вопрос. Слегка безразлично и в меру обтекаемо.

Напарник долго не брал трубку, а откликнувшись, бубнил сонно и малоразборчиво, периодически позёвывая. То ли не проснулся толком, то ли с будуняки был. А тут и недалёкий девичий смешок уловило славкино ухо, и он поспешил свернуть разговор. Самое важное он выведал, и это облегчило душу сразу пуда на три.

Оказывается, в пятницу с утра цех сборки сооружал те самые дмитровские витрины, а после обеда вся ватага, за исключением разве что вахтёра, дружно паковала разобранные на детали московские купешки. Даже Бычок внёс свою лепту — лично шлёпал этикетки на тару. Прояснилось многое, но не всё, стоило лишь воскресить в памяти пустой фабричный двор, беготню электриков, Бычка, злого на весь окружающий мир, и скучающего на проходной Сысоя.

Славка побродил ещё без всякой цели по телефонному справочнику, наткнулся на Гордея, но звонить не решился. Приятель наверняка не торчит сейчас в такой-же бетонной клетке, терзаясь проблемами и сомнениями, а вкушает неведомо где нехитрые радости бытия. Захочет потрепаться — сам голос подаст.

Зашёл в спальню и стоял какое-то время перед трюмо, разглядывая россыпь косметических флаконов и баночек. Затем присел и открыл дверцу, намереваясь хоть там обнаружить что-либо интересное. За дверцей оказалась лишь аккуратная стопка каких-то бумаг, а поверх стопки находились несколько документов в обложках разного цвета. Но протянуть руку и полюбопытничать у Славки не получилось, потому что к бумагам пришпилен был скрепкой тетрадный листок с печатными буквами фломастером: «Закрой дверку и не лазь, опасно для жизни». Он ухмыльнулся, но требование выполнил. Не в силах более слоняться из угла в угол, переоделся, прихватил с кухни пакет под провизию и отправился на улицу.

По сравнению с прошедшими днями заметно похолодало, по асфальту металась позёмка из облетевшего с деревьев пуха. Слишком ранний пух, ещё и лето толком не успело наступить, подумалось ему. Солнце едва пробивалось сквозь закрывшие небо блёклые полупрозрачные облака. Чтобы хоть немного убить время, Славка двинулся неспешным шагом на другой конец Мелиоративной, где располагался средних габаритов магазин под названием «СемьЯ», в котором к тому же и цены были поскромнее.

Всё-таки хорошо, что сны, приятные или не очень, рано или поздно забываются. Тот космический полёт понемногу меркнул и уходил из головы, лесная чаща с надвигающейся навстречу электричкой не особо отпечаталась в памяти, а вот сегодняшнее представление по-прежнему стояло перед глазами. Откуда и куда плыл он со своей печальной спутницей, мимо молчаливых людей-кукол, по реке цвета бутылочного стекла, населённой хищными плотоядными тенями?

Унылый этот негатив можно было изгнать из памяти лишь воспоминаниями о том, что ему предшествовало: бесконечные минуты неутолимой страсти, такой, что до сих пор подрагивают коленки, и не та пригрезившаяся женщина, чужая и отстранённая, а самая настоящая, живая и горячая, раскинувшаяся рядом и мурлыкающая в плечо разнеженные глупости.

Телефон пропиликал простенькую морзянку из трёх букв. Эсэмэска от Гордея. Рядом с прикольной анимированной рожицей с вытаращенными гляделками стояли две строчки: «Если свободен, приползай на пиво».

Обратно Славка, чуть приободрившись, шагал веселее.

«Гамбринус». Пейзаж, обычный для воскресного утра. Разбросанную стеклотару ещё на рассвете подмело похмельное вороньё, а остальной срач, недовольно ворча, сгребает метлой нанятая за пару сотен бабулька из соседнего дома. Ба, а вот и первое знакомое лицо за сегодняшнее утро. В дверях пивнухи нарисовалась Маринка Петушкова собственной персоной, с фасадом хоть и помятым, но старательно припудренным. Славка двигал мимо, косясь на неё, но не особо сбавляя шаг. Заговорит или опять сделает вид, что незнакомы?

Надо же — узнала, бровки вверх подкинула.

— Славянин, привет. Куда несёшься, притормози, развлеки бедную Марину. Мир потух, местные туземцы погибли с перепоя, скука и тоска. И башка болит, — пожаловалась она.

Славик притормозил.

— Ну привет. А мне намедни показалось, что ты уже позабыла, кто я такой.

На её похмельной мордашке отразилась работа мысли, смешанная с недоумением.

— Это когда? А, ну вообще-то с тобой под ручку такая цыпа дефилировала — стрижка под француженку, футы нуты, куда уж нам… Что же я, тебе на шею должна была при ней бросаться? Да и козлина тот, он ревнивый до безобразия… Между прочим, я его давно уже послала, — отбрехнулась она без особого разнообразия.

Никогда и ничего ты не угадаешь в этой игре, подумал Славка. Даже Маринка, сбоку припёка, волей-неволей напоминает и заставляет поверить в невероятное. Третий день подряд он живёт, уподобившись слепому кутёнку. Два из них под снисходительной опёкой едва знакомой девчонки. Чёрт, завтра на работу хоть не ходи.

Последние маринкины слова можно было расценить как приглашение к продолжению взаимоприятных встреч. Ещё пару дней назад Славка, возможно, и закрыл бы глаза на такое, в общем-то, пренебрежительное к себе отношение. Но всё течёт, девушки, всё изменяется. Он помялся, раздумывая, как бы потактичнее закруглиться да топать дальше, а она сунула нос к нему в пакет и осведомилась:

— Что, милая с утра за хавкой отправила?

Славка смешался, не зная, как реагировать на прозорливость ветреной одноклашки, а та, прихлёбывая пиво, продолжала как ни в чём не бывало.

— Смотрю, очередную крошку вчера оторвал? А француженка куда подевалась?

Охо-хо… Если она видела вчерашний концерт в «Элладе» с его косвенным участием, это не есть хорошо.

— Да так, знакомая из Москвы, — сказал он, — а разве мы вчера с тобой пересекались?

— Во даёт. Вечером мимо проплыл, даже не заметил от счастья, — кивнула Маринка на противоположную сторону улицы.

— А-а, то-то мне голос знакомым показался, — дошло до него, — так это ты в кустах орала, что, мол…

— Ой, да ладно, — она махнула рукой и порозовела, — ну малёк бухая была, подумаешь.

Они поболтали ещё немного, причём Маринка ни словом не обмолвилась о вчерашнем происшествии в «Элладе», не занесло её туда вечерними блудливыми ветрами. Наконец она сделала ему ручкой, с толикой разочарования во взгляде, и скрылась за дверями «Гамбринуса». Промолчать-то она промолчала, думалось Славке, но шум-гам по посёлку, а может, и за его пределами уже стоит, и рано или поздно кто-то да протянет ниточки к виновникам фурора. К нему, Славке, а паче того к таинственной молодой особе, которая вряд ли кому здесь известна. Нет, надо срочно взять отпуск и сбежать куда-нибудь на месяц, окончательно укрепился он в своём решении. Куда — это не вопрос, они с Лилией вместе решат.

И о Маринке подумалось ему с лёгкой грустью. Во-втором, а может, в третьем классе она сидела за партой впереди Славки, и его любимым занятием было издеваться над её длинной косичкой с заплетённым бантом, то подёргивая, то тайком привязывая к спинке стула. Однажды она, разозлившись, огрела его пеналом по лбу, а ещё был случай, когда он встал со стула с намертво приставшей к штанам жевательной резинкой эстонского производства, только появившейся тогда в продаже. Маринка, само собой, ни в чём не призналась, но Славка был стопроцентно уверен, что это её рук дело.

А ещё, помнится — классе в седьмом, что ли — нахлынуло на него, тихого в общем-то, парня, минутное затмение в стремлении порисоваться перед той же Машкой Петушковой. Небрежным тоном, обмирая от нахлынувшей борзости и глупости, поинтересовался он вдруг посреди урока у молоденькой биологички: — Скажите, Анастасия Сергеевна, вот на кой чёрт понадобится кому из нас по жизни мочеполовая система плоских червей? Партер и бельэтаж гыгыкнули, а скромная биологиня не упала в обморок, не зарыдала от обиды на собственную профненужность и даже не зарделась маковым цветом, а отреагировала неприлично быстро и вполне сдержанно: — А вундеркинда Шумилова, как самого образованного, назначаю завтра на первые пятнадцать минут своим заместителем, и доложит он нам в начале урока и мочевую, и половую, и плоских, и ленточных.

Конец ознакомительного фрагмента.