Пасынки чудес

Александр «Котобус» Горбов, 2022

Волшебник, решивший стать богом. Девушка с могущественным артефактом. Жрец мёртвой богини. Голубоглазый мальчик-раб и древнее чудовище-дэв. Что у них общего? Для чего их влечет Лестница упирающаяся в небо? Кто из них поднимется на седьмую ступень и решит судьбу целого мира?

Глава 8 — Дэв

— Иди сюда!

Только что старик был рядом, а через мгновение — выкрикнул призыв с другого края бассейна. От удивления Миназ позабыл про страх и кинулся бегом к хозяину оазиса.

— Я всегда сначала кормлю гостей, с чем бы они ни пришли. Садись, Пустой.

Рука аннуакана указала на большой плоский валун. Мальчик послушно сел на самый край. Прогретый на солнце камень был тёплым, как шкура огромного животного.

Старик вытащил из рукава драного халата платок. Крохотный, величиной с ладонь. Положил на каменном столе, развернул раз, другой, третий. Кусочек ткани рос, превращаясь в скатерть.

— Добро пожаловать за мой дастархан, многоуважаемый Пустой гость, — в голосе аннуакана послышалась насмешка, — Да будет он полон, как звёздное небо.

Старик вытянул руку и провёл над камнем, напевая незнакомые мальчику слова. «Волшебство!», — хотелось ему закричать, когда из воздуха появились многочисленные глиняные блюда с яствами: лепёшки, горячие, только из печи-тандыра; гора плова с большими кусками мяса; треугольные пирожки-самбуса; исходящие паром манты из тонкого полупрозрачного теста; кислый катык с рубленой зеленью в пиалах; множество незнакомых фруктов, самых разных цветов. У мальчика разбежались глаза от такого изобилия, а в животе заурчало.

Подмигнув Миназу, аннуакан достал из воздуха две пустые глиняные чашки. Зачерпнул ими воду прямо из бассейна, и пристроил посреди тарелок. Старик уселся напротив мальчика, выставив из-под халата голые мосластые колени.

— Приятного аппетита, маленький Пустой. Мотыльки должны хорошо кушать, чтобы не умереть.

Миназа не пришлось упрашивать. Он схватил пирожок, откусил, потянулся за мантой… И тут же положил всё обратно.

Устыдившись, мальчик сел прямо. Забормотал слова благодарности Семнадцати, хозяину дома и всем духам-хранителям. Провёл ладонями по лицу и поклонился. Аннуакан наблюдал за ритуалом с лёгкой усмешкой.

— Благодарю за гостеприимство. Да будет чаша этого дома всегда полна и в сердце пребудет радость.

— У меня нет сердца, так что радость я ношу в кармане, — старик хихикнул, — Как тебя зовут, Пустой?

— Миназ бну-Банар из рода… — мальчик запнулся, опустил голову и продолжил бесцветным монотонным голосом, — я Миназ, раб купца Масхула по прозвищу Золотой Палец.

— Можешь называть меня каджи Аждахак. Это мой вишап стоит посреди источника. Ешь уже — кормить гостя, до того как расспрашивать, придумали гораздо раньше, чем твои предки сделали первое колесо.

Миназа не пришлось больше уговаривать. В караване никогда не кормили досыта, а у мальчика отобрали часть его доли взрослые рабы. Теперь же, он за раз пытался наверстать всё упущенное.

Аждахак же наоборот, не притронулся к пище. Только с любопытством наблюдал за гостем, да изредка отщипывал кусочек хлеба и бросал в воду, где стаи рыбёшек крутились в ожидании подачек.

В чашке Миназ с удивлением обнаружил вместо воды сладкое вино. Давно, в прошлой счастливой жизни, отец давал ему пробовать такое. И было в этой сладости столько боли и тоски по родителям и доме, что слёзы потекли из глаз. А предатель-рот продолжал жевать, и руки сами тянулись за добавкой. Обнаружив в себе такое разделение, мальчику стало стыдно и взрослая злость ударила наотмашь. Смуглое от загара лицо залилось краской.

Отложив недоеденную лепёшку, Миназ ещё раз смочил губы вином, выказывая дань уважения хозяину стола. И отставил чашу в сторону.

— Благодарю достопочтенного каджи Аждахака за угощение, и готов послужить в меру своих возможностей.

Старик гулко засмеялся, хлопая себя по коленям ладонями.

— Вы, люди, живые только пока маленькие. Боитесь по-настоящему, и честно преодолеваете страх. А когда вырастаете, становитесь памятниками самим себе.

— Хозяин просил передать вам это.

Миназ вытащил из-за пазухи шкатулку и протянул старику. Пальцы Аждахака вцепились в добычу, обхватили, погладили. И смяли деревянные резные дощечки как тонкую бумагу. Пыль посыпалась на землю, а на морщинистой ладони остался голубой камень.

— Твой цвет, маленький Пустой.

Аждахак приблизил драгоценность к глазам. Рассмотрел со всех сторон, понюхал. И бросил самоцвет в рот. С хрустом разжевал и блаженно зажмурился.

— Настоящая капля неба из Далакхай-ра. Ты знал, что это странное место Великий Змей вытанцевал в Первые времена?

Мальчик помотал головой. Он слышал название в первый раз, а уж что кто-то когда плясал, тем более.

— Настоящий вкус, — старик вздохнул, — жаль редко попадается.

Взгляд тёмных глаз Аждахака обратился на Миназа.

— Я доволен, Пустой. Очень доволен. В благодарность, я разрешаю задать тебе три вопроса.

— А вы ответите честно?

— Я слишком стар, чтобы врать, малыш. Бесчисленные годы из моих дел и знаний складывалась башня моей судьбы и памяти. Если я буду лгать, то выбью из неё кирпичи, образующие стены, и однажды она рухнет, погребая меня под развалинами, ввергая в безумие и забвение. Я видел таких лжецов, и не хочу повторить их путь: это страшное зрелище. Судьба жестоко мстит обращающимся с ней неуважительно. И ты задал первый вопрос, у тебя осталось два.

Мальчик нахмурился. Напряжённо морщил лоб, подыскивая нужные мысли. Чесал нос. Катал в задумчивости по камню маленькую сливу. Старик не прерывал его, искоса наблюдая за меняющимся выражением детского лица. Можно было подумать, что он получает удовольствие от крутящихся в голове маленького собеседника мыслей.

— Кто вы? Я не понимаю: Золотой Палец называл вас аннуаканом, вы зовёте себя каджи. Вы говорите «мой вишап» и едите камень. Вы бог или демон?

— Вкусный вопрос, — старик причмокнул губами, — и ответ тебе понравится. Сначала послушай притчу. Однажды, три слепых мудреца, решили узнать, как выглядит Бехемот. Один ощупал чудовище спереди, и сказал, что он похож на змею. Другому досталось ухо и он заявил, что Бехемот подобен вееру. Третий, схватил хвост и назвал монстра верёвкой. Мудрецы стали спорить, а затем подрались, выясняя кто прав. Но слепые так шумели, что разбудили Зверя. Он повернулся и сожрал их, оставив вопрос, на что похож Бехемот, не решённым. Ты понял?

— Простите уважаемый каджи, — Миназ потупился, — я не знаю, на что похоже это чудовище и не понял притчи.

— Люди, — Аждахак заворчал скрипучим голосом, — вы такие глупые. Слишком мало живете, чтобы понять хоть что-то. Ладно, я скажу по-другому. Посмотри, что это?

— Рука.

— Какая?

— Правая.

— А это?

— Левая рука.

— А это?

— Голова. Нога. Туловище.

— Верно, ты называешь члены моего тела. Это правильные названия. Но ты забываешь, что они части меня.

Лицо старика стало злым и грозным.

— Вы, мотыльки, даёте названия частям не видя целого. Тысячу лет назад, я пришёл в эту пустыню и разостлал оазис, как ты стелешь одеяло для ночёвки. Вырастил камень-вишап, как караванщик разводит костёр на привале. Люди видят бессмертную часть меня и называют её «аннуаканом» — младшим богом. Находят тела, когда я убиваю неуважительных, и говорят, что это злой дух.

Аждахак встал в полный рост, и правда похожий сейчас на божество.

— Я Не-живой. Я дэв, равный по силе богам и демонам. Бессмертный и неизменный.

Над головой старика зажигались первые звёзды. Они могли подтвердить эти слова, но благоразумно молчали: не им, слишком юным, прерывать речь старшего.

— Но ты, можешь называть меня каджи Аждахак, — дэв сел обратно на камень, — этого будет достаточно.

— Да, уважаемый каджи.

Миназ потёр глаза: на мгновение ему показалось, что вместо старика небо подпирает огромная тёмная фигура с багровыми колёсами очей.

— Задавай свой последний вопрос, Пустой.

— Почему вы называете меня пустым? — в голосе мальчика звучала обида, — Это значит, что во мне нет ничего достойного?

Аждахак хрипло усмехнулся. В наступающих сумерках морщины на его лице показались Миназу трещинами на каменной глыбе.

— Не пустым, а Пустым. Чувствуешь разницу? Здесь нет достойного или низкого. Это свойство природы некоторых людей, о назначении которого Ваятель забыл рассказать своим творениям.

— Ваятель — это творец? Зодчий?

— Не перебивай, если хочешь услышать ответ на свой вопрос. Ваятель это Ваятель, а как называют его люди, мне без разницы.

— Простите меня каджи, я не буду вас перебивать.

— Ладно, проверим. Слушай теперь свой ответ. Каждый из детей Ваятеля, будь то смертный живой, или бог, или не-живой как я, заполнен в некой своей части тайным волшебством. Тем, что двигает этот мир и ставит разум выше тварного мира. Из него черпают боги свою силу. Им пользуются смертные колдуны, чтобы двигать горы и поднимать мёртвых. Это часть изначальной сущности Ваятеля. И есть она у всех. Кроме Пустых.

Мальчик сидел притихший, с трудом поспевая мыслью за стариком.

— Они встречаются редко, и только среди людей. Их легко отличить по голубым глазам или особому цвету тени. Волшебство для вас недоступно. Здесь, среди народов пустыни, где даже самый глупый кочевник может колдовством разжечь огонь или найти воду, вы считаетесь калеками. На севере вас ненавидят и сжигают на кострах. У них есть на то причина: там боги нашли способ вкладывать в Пустых свою сущность. И такие «воплощения бога», стали бичом тех народов. На востоке, волшебники любят брать Пустых учениками. Вливая в них собственную магию, они получают отличный инструмент для своих странных дел. Но истинный смысл вашего существования от меня скрыт.

Пожевав губами, старик добавил:

— И всё же, я думаю, что вы нужны для чего-то особенного. Ваятель не создавал существ без цели.

Голос Аждахака умолк. Дэв хмуро посмотрел на мальчика.

— Ты всё понял?

— Да, господин.

Горло старика забулькало. Так, что Миназ уже думал постучать по спине подавившегося каджи. Но бульканье переросло в хриплый клёкот и злое рычание.

— Запомни, маленький человечек, я не господин. Ни тебе, ни кому-либо другому. Возможно себе, но и это очень спорно.

— Но ведь я раб, и…

— Ты не раб, глупое существо. Ты свободен: думаешь то, что хочешь; говоришь, что считаешь нужным.

Старик вскочил и принялся ходить кругами вокруг мальчика.

— То, что тебе пока отдаёт приказания жадный купец — ерунда. Судьба может поменять вас местами в одно мгновение. Да и его указания ты можешь исполнить, как захочешь.

Голос каджи стал резким, визжащим.

— В нашем мире, на самой заре его, было существо, называвшее себя Господином. Имя его ныне проклято и забыто. Вот оно могло обращать в настоящее рабство. Когда его слуги не могли даже умереть без разрешения. А ты — свободный. Быть может, свободнее меня.

Резко оборвав монолог, старик отвернулся и шагнул в пруд. Потрёпанные сандалии коснулись воды, со всхлипом разогнав от себя круги. Но хозяин оазиса и не думал купаться: сердито топая, он шёл по воде, распугивая рыбок. Семь шагов, взбаламутивших зеркальную гладь, и лоб старика упёрся в камень. Морщинистые руки обняли столб. В темноте ночи фигура дэва сливалась с вишапом и посреди пруда стояла единая серая громада.

Тишина опустилась вокруг Миназа, пустая и безразличная. Ночная прохлада щекочущими пальцами забиралась под одежду. Не было слышно ни старика, ни людей, ни даже цикад. Миназу пришло в голову, что он остался совсем один, в пустыне, среди диких зверей и ночных демонов. Страх, рождаясь в животе, расползался как стая пауков. Хотелось кричать и плакать. Звать хоть кого-нибудь живого.

Расталкивая темноту, как стражники толпу, явился свет. Мягкое серебристое зарево, разгорающееся всё сильней. Миназ поднял голову и увидел: каменный столб-вишап сиял звёздным светом. А по воде, шёл обратно к берегу старик.

— Испугался, малыш? Ничего, это полезно. Надо было зажечь мой камень — нехорошо принимать гостей в темноте.

Отвечая на незаданный вопрос, Аждахак указал в сторону пустыни. Там, вдалеке, виднелись два тёмных силуэта приближающихся всадников, с бесформенным кулём, волочащимся между лошадьми.