Московская рапсодия

Александр Кормашов

Спецслужбе важно выяснить, существует ли связь между гибелью одной странной девушки и содержанием небольшой поэмы, появившейся в одном московском поэтическом альманахе.

Глава 4

— И долго будем молчать? Так мы далеко не продвинемся. Может быть, начать мне?

Я помотал головой, но Клавдий продолжил:

— Примерно на сто—двести тысяч человек рождается один с весьма любопытной генетической патологией. Я консультировался в Академии медицинских наук. Через нее мне удалось выйти на одного восьмидесятилетнего старичка-профессора. Тот живет в Чите и своими глазами видел нечто подобное. Еще до войны у него была пациентка с добавочным позвонком типа «бабочка». Такой атавизм в литературе известен, но наблюдается крайне редко. Его описывают вот этой формулой.

Он подтянул к себе листок бумаги, что-то черкнул, потом толкнул мне. Действительно формула: Th5-Th6 и ещё что-то.

— Хотя слово «бабочка» имеет какое-то отношение к крыльям, все же некоторые ученые более склонны к мысли, что здесь, скорее всего, рудиментарные не крылья, а ножки. Кстати, все насекомые имеют шесть конечностей — даже те, которые с виду с четырьмя — в отличие, скажем, от животных, которые с четырьмя точно. У нас есть видеокадры, на которых вы можете видеть теленка якобы с парой маленьких крылышек на спине. Но на самом деле это, конечно же, крошечные ножки…

«Ножки! Пошел бы он и еще раз взглянул, какие у нее на спине ножки!»

***

Можно себе представить, как я был ошарашен, когда впервые увидел у нее эти штуки. Уже не под плащом, но еще под одеждой. Раздвоенный горбик.

— Что это у тебя? — Подавшись назад, я чуть не повесил себе на шею висевший в коридоре велосипед.

— Крылья.

— Чьи?

— Вообще-то мои.

— А зачем?

— А зачем твоей кошке хвост?

— Это кот.

— Ну, тогда зачем твоему коту хвост?

— Черт его знает, зачем моему коту хвост. Тут много всяких «зачем».

— А ты знаешь?

— Знаю.

— Тогда зачем?

— Гм… Значит, так. Когда Большеум навсегда покидал планету, он окинул взглядом ее просторы и спросил несчастных своих малоумов, которые навсегда на ней оставались: «Что вам нужно для того, чтобы быстро бегать?» — «Смотря для чего, — ответили малоумы. — Если убегать, то длинные ноги. А если догонять — длинный хвост». Так на Земле появились зайцы и лисы, а в Африке — антилопы и леопарды.

— Но Граф не лиса и не леопард.

— Но он ведь тоже кого-нибудь догоняет?

— Он догоняет крыс в зоопарке, а у тех хвосты подлиннее, чем у него.

Потом мы пили чай, и она опять через слово ссылалась на Большеума. А когда я спросил, да кто он такой, то ответа не получил.

Из ванной наконец донеслись энергичные хлесткие, хлопающие звуки. Через пять минут шпингалет отщелкнул назад.

Как и в прошлый раз, она сразу прошла на кухню, щелкнула кнопкой телевизора, села на кресло-кровать и достала свои сигареты. Как и в прошлый раз, на ней был мой банный халат, на голове — чалма-полотенце. Как и в прошлый раз, я оставил плиту на ее попечение и пошел в ванную сам.

Со стен текло струйками, потолок блестел каплями, на полу — слой воды. Тряпка, конечно, пахла кошачьей мочой — у Графа свои аристократические недуги. Когда я кончил вытирать, на плите уже булькало.

Она сидела на кресле-кровати, поджав ноги, и смотрела телевизор. Все такая же бледная, как и в первую ночь. Бледный ангел. Ангел блед.

Я был готов молиться ее Больше-уму, только бы она не ушла так же рано и так внезапно.

Конец ознакомительного фрагмента.