Десант «попаданцев»

Александр Конторович, 2011

Не сумевшие сдержать своих эмоций политики очередной раз привели к катастрофе наш мир – он вспыхнул всеуничтожающим пламенем ядерных пожаров. Но начавшийся катаклизм выбросил в далекое прошлое горстку самых разнообразных людей. Музыканты и инженеры, юрист и солдат – все они оказались в одном месте. Единственное, что их связывает – опыт взаимного общения на литературном форуме. Что предстоит сделать новоявленным Робинзонам, оторванным от привычного уклада жизни? Растворится ли в неизученных лесах североамериканского континента небольшая горстка людей? Падут ли они под неудержимым натиском колонизаторов этого края – англичанами и испанцами? Украсят ли своими скальпами индейские вигвамы? Ведь их слишком мало для этого времени. Времени, когда уважали только силу…

Пусть капелью ржавых минут

Точит наши сны неизбежность,

Атомный сверхновый завет.

Грозовые улицы ждут:

Вспомнишь ли свою принадлежность —

Группу крови на рукаве?

Д. Корогодов

Свойство этого пушного зверька подкрадываться незаметно, увы, проявилось в полной мере. Ну, нах янкесам надо было лезть в Иран? Ираком не наелись? Так нет же, устроили шоу с концентрацией войск на ирано-иракской границе. Раструбили на весь мир. И огребли. И весь мир вместе с ними.

Ахмадинеджад Иранский, он ведь не дурак был. Юлил-крутил, вешал лапшу на уши всем, начиная от МАГАТЭ и кончая Китаем, и так, тихой сапой, умудрился-таки заиметь четыре атомные бомбы. Точнее, боеголовки. И применить. Когда американцы заявили, что завтра в восемь ноль-ноль они начинают устанавливать демократию на иранской территории, их сгубила собственная наглость и упоение своей крутизной. Когда, в семь утра, Иран произвел массированный запуск ракет по скоплениям американских войск, их ПВО отработала на отлично. Только вот запущены были две волны. В первой шли неуправляемые «Зелалы» и «Назеаты» и антикварные «Скады». По ним-то и отработали «Пэтриоты». И успешно так отстрелялись. А следом долетели запущенные чуть позже пара «Шихаб-3» с ядерной начинкой. Одну успели сбить, видно, какая-то из батарей «Пэтриот» успела перезарядиться, но второй хватило на всех. Две дивизии исчезли в пламени ядерного взрыва. Пострадало так или иначе множество танков и прочей техники. А ту или иную дозу радиации хватануло тысяч семьдесят американских солдат. Это был шок.

Следом Иран нанес удар и по израильской территории — помирать, так с музыкой. Оставшиеся «Шихабы-3» следующей волной пересекли Ирак, Иорданию и… не долетели. Часть ракет была сбита израильской ПВО, однако обе ядерные рванули на территории западного берега реки Иордан, частично решив израильтянам палестинскую проблему. Но Израиль не мог стерпеть ядерные удары даже по этой части своей территории. И на месте Ирана на карте мира образовалась радиоактивная пустыня.

Мир был в шоке, однако происшедшее оказалось только началом. Исламская истерия стала набирать обороты. В Пакистане произошел очередной переворот, на этот раз с фундаментал-мусульманским уклоном. А еще через день пакистанские ядерные ракеты полетели в сторону Индии. Индусы к такому повороту событий были готовы и большую часть ракет перехватили. На их территории сработали только две боеголовки. Еще несколько штук упали, но не взорвались. А потом прилетело и Пакистану. Сначала от Индии, потом, чуть погодя, от Китая. Почему китайцы вписались в эти разборки, я не знаю, но итог — еще одна дырка на карте мира. Впрочем, у них наверняка были свои планы относительно исламского мира. Наконец опомнились и США. И влепили по Китаю, наверное, чтоб не встревал в чужие разборки. Или их китайский ширпотреб задолбал… И понеслось.

На этом фоне западные вопли «надо делиться», по поводу открытия российских ученых в Сарове, прошли особо не замеченными, хотя напряг уже чувствовался. По крайней мере, на границах с Прибалтикой началось какое-то нехорошее шевеление. На это наложилось очередное антироссийское обострение в Эстонии, где сконцентрировалась пара натовских дивизий. В ответ на это Россия начала какое-то подобие мобилизации, что выразилось в усилении постов ДПС военными.

2010 год

Котозавр

Для меня лично эта история началась с повестки в почтовом ящике, которую я вытащил, вернувшись домой с вылазки «в пампасы». Отпуск? Нет, гораздо проще. В достаточно дурацком графике моей работы есть несомненный плюс: если неким образом освободиться на две ночные смены, то они в сборе с двумя группами выходных дают шесть «дней свободы от забот». Цена вопроса — пара сотен в стол участкового терапевта.

Моя нелюбовь к СМИ, печатным и электронным, привела к тому, что симптомы приближающейся грозы я принял за обычную тучку. Ну да, в Сарове произошел какой-то инцидент — так ведь ни один день без происшествий не обходится. НАТО в очередной раз вякает на Россию — видать, время пришло для выборов или попила оборонных бюджетов. Наши вожди опять грозно заявляли в прямом эфире, гарантируя «не допустить и пресечь» — работа у них такая. Просторы Интернетов были традиционно заполнены кучей бреда «из достоверных источников» и доморощенной конспирологии.

Информация о том, что НАТО требует контроля над разработками одного единственного научного центра под предлогом их важности для всего человечества, прошла в категории бреда и приличными блоггерами не обсуждалась.

Шесть дней отсутствия в реальности вернули меня не в ту страну, из которой я уходил. Североатланты в унисон с дядей Сэмом не просто орали про попирающую демократические ценности Империю Зла, а уже бряцали оружием по полной программе. В Польшу и Прибалтику перебрасывались войска! Не батальонами, чтоб обозначить присутствие, а бригадами. Наши гаранты, оба-двое, вещали по очереди про «не допустим, национальное достояние, суверенитет» и что-то про «асиметричный ответ» враждебным проискам. Малость охреневши от увиденного по зомбоящику, я полез на Ганзу, в «палату параноиков», за информацией и попрощаться с обитателями.

151-й раздел встретил блудного сына закрытыми топиками и единственной работающей темой: «Мобилизация». В стартовом сообщении модератор предупреждал о запрете писать свой ВУС и подробности, кого-куда-когда забирают. Военная тайна. В постскриптуме мудрый Громозека предупреждал всех: «Сопалатники, все ОЧЕНЬ СЕРЬЕЗНО, зверушка уже здесь. Беркема фтопку, желаю всем не только выжить, но и остаться людьми».

Хваля себя за хомячество, начал собираться. «Кружка, ложка, мыльно-рыльное и еды на трое суток» — не самый лучший стандарт для сборов в армию. Призывнику в мирное время пойдет. А вот прослуживший десяток лет прапорщик, то есть я, ни разу не сумел послужить в той Российской армии, про которую рассказывали в передаче «Армейский магазин». Автомат мне, конечно, выдадут, и на том спасибо, но в нормальную обувь, форму и снаряжение не верилось совсем. Понадобилась Первая Чеченская, чтобы генералы признали некоторое несовершенство стандартных калашниковских подсумков и допустимость ношения солдатом свитера зимой. До нее — «вшивники» беспощадно истреблялись, а ношение приравнивалось к измене Родине.

Понадобилась Вторая Чеченская, чтоб армия начала закупать разгрузочные жилеты, свитера и вязаные шапочки. Дешевые донельзя и соответственного качества, они оказались шагом вперед по сравнению с тем, что было раньше. Но даже этот прогресс в условиях всеобщей мобилизации мне не светил. Увольняясь из рядов, всю свою «навеску» я раздарил парням в Ханкале, увозя домой только сумочку с сувенирами. А уже дома купил комок, разгрузку, комплект подсумков и «кэмелбэг». Люди, подскажите, зачем эта фигня гражданскому человеку? Я — не знаю. После трехлетней выдержки в шкафу снаряга пригодилась для тактического пейнтбола. Так что у меня в наличии испытанный и подогнанный комплект, в котором можно прослужить до морозов, а там… или ишак помрет, или падишах, или я. Ножи, котелок, китайский бинокль, огниво, презервативы (куда ж без них), несессер, пара ИППшек, аптечка-минимум, скомплектованная по заветам «палаты 151», иголки, нитки и еще куча мелочей, без которых жизнь служивого становится грустна и печальна. Уже немало набралось, докинуть тушняка и сухарей до носимого веса, и… берегись, пиндосы, прапор на тропу войны вышел.

Утро, гнуснейшая часть суток. Какая сволочь придумала просыпаться раньше полудня, если вчера-сегодня трое мужиков устроили сами себе «отвальную»? Женька и Борис отслужили срочную в разные года и в разных частях, но — связистами. Так что повестки им пришли одновременно. Сколько же пива можно употребить под разговор о судьбах мира? Много. Ушли парни своими ногами, но на контрольные звонки отвечали уже жены, независимо друг от друга сообщив мне, что мы, мужики — козлы, которым нужен лишь повод нажраться.

В коридорах и кабинетах военкомата перманентный бедлам. И в мирное время добиться толку от его обитателей сложно. Мне пришлось зае… утомить своей настойчивостью многих, прежде чем замвоенкома прочел мои документы.

— Старший прапорщик, погранвойска? Тогда вам не сюда, а в отдел ФСБ по нашему району.

— А какого хрена в повестке прибытие сюда? Я полдня торчу там, где меня не надо!

— Идите нахрен, Константин Валерьевич, мои канцеляристки могли вас вообще в эскадрилью конных водолазов определить, у них это запросто.

— Есть идти нахрен, товарищ майор!

Отдел ФСБ встретил относительным порядком, народу все ж поменьше, и несколькими знакомыми физиономиями бывших погранцов, с которыми вместе купались в фонтане на День Пограничника. А чем мы хуже десантуры?

Красноглазый и осунувшийся начальник отдела, осмотрев нашу бравую команду (два майора, прапорщик, пятеро старшин и рядовой), выказал одобрение: ну хоть с чего-то начнем. Военкомат такой подарочек подкинул — не приведи господи. Значит, так. Формируем отряд пролетарского гнева, в смысле — роту охраны тыла, командиры есть, личный состав… познакомитесь.

Познакомились. Стала понятна фраза про подарочек из военкомата. Двадцать пять «партизан» похмельной наружности. Столько же «духов», только что с учебного центра. У партизан профессиональные мозоли операторов мыши, или скороговорка «манагера по продаже», более пяти раз не подтянулся никто.

Молодняк — весеннего призыва, дети реформ. Тощие, мелкие, приклад от ствола отличают, лейтенанта от капитана тоже, посчитать в уме два трехзначных числа уже не могут. Подтянуться, кстати, смогли не более половины. Гроза НАТО блин!

Веселая задача — формировать подразделение с нуля. Разместились в спортзале второй школы, встали на довольствие в ней же. В пищеблоке уже командовал пузатый колобок по фамилии Лобко, гоняя персонал в хвост и гриву с воплями «я здесь наведу нормальный флотский порядок! И похрену, что мы на суше». Офицеры занялись перетасовкой бойцов в два взвода, пусть пока и без оружия. Ротный, Андрей Сердаров, на «газели» командира первого взвода уехал доставать оружие своему подразделению, ибо никто не мог сказать точно, кто нас обязан вооружить. Немного поторопился. Волею мобилизационной тыловой мысли к нам приехал КАМАЗ с имуществом, и тут я поверил в неизбежность войны. Кто не служил в армии, тому трудно понять всю силу моего потрясения: сержант-водитель, он же старший машины, передал прапорщику(!) сто автоматов АК-74 м, четыре СВД, четыре ПКМ, четыре РПГ-7, боеприпасы ко всей этой красоте, кучу имущества просто под роспись в ведомости! Без сверки номеров и комплектности. Ему, видите ли, было некогда ждать нашего командира. Причем, когда я нагло обсчитался на ящик патронов в свою пользу, водила спокойно подписал с пометкой «утрачено при транспортировке».

На прямой вопрос, что думает прокуратура по поводу таких вольностей, он только невесело ухмыльнулся и ответил:

— Приказ командования, главное — доставить груз и вернуться. Несколько машин уже потеряно, с завтрашнего дня переходим на систему конвоев.

Ого! Еще наши мародеры или уже ИХ диверсанты? А мы ни сном, ни духом. Все веселее и веселее… Скинув на замполита заботы по выдаче и закреплению оружия, я побежал домой, где со скандалом и призывами к здравому смыслу вручил маме винчестер с отсканированными семейными фотками, собаку, документы и, не давая опомниться, отправил к отцу: деревня в лесу безопаснее города с химкомбинатом на стратегической дороге в Европу. А хороший медик и там нужен. Отдраив калаш от консервационной смазки, я вспомнил про ружье: жалко будет, если его сопрет уродец, залезший в бесхозную квартиру. Милиция уже превентивно прессовала свой подопечный контингент, но это дерьмо сколько ни черпай — все равно не кончится.

Перед домом меня поджидал в машине Сердаров, матерящийся на погранвойска, ФСБ, мобилизацию и свою незавидную судьбу: рулить в этом бардаке. Как будто в его любимых ВДВ порядка больше. Хоттабыч добыл сорок СКСов, патроны, каски, лопаты и лопатки, и тут узнал, что тыловики нас уже снабдили. Куда девать сверхштатное вооружение? Пошевелив мозгами, мы приняли нормальное хомяческое решение: пока рота дислоцирована в городе — держим все у себя, «моошет быть, пригодитцаа…». Не дай бог, еще ополченцев вооружать припрет, как в Дагестане-99.

— Андрей, как думаешь, нас сразу ядренбатоном накроют или сначала эстонские танки проедут? Инфа есть?

— Не будут атланты свой маршрут травить. В Таллинне восемьдесят вторая бронекопытная высаживается и британцы какие-то. Прыгнут к нашим мостам SASовцы и зеленые береты, пойдем мы их ловить и очень быстро кончимся, мля… Повоюешь, Рембо доморощенный, у тебя до сих пор детство в заднице играет. На фига еще ружье потащил? С двух рук палить собрался?

— Тестю бывшему отдам, он непризывной, а шваль вокруг дома бегать будет, по-любому.

Подхватив сумку с заднего сиденья, я протянул руку к калитке… Вокруг все залило ослепительно яркой чернотой… и пинок в спину отправил меня в кусты. Колючие, мля!

Зануда

Истинно говорю вам: большой город — это большая ловушка. В самое мирное и спокойное субботнее утро с восьми утра до двух пополудни на выезде из Москвы многочасовые пробки. А уж сегодня — какое-то безумие. Железная толпа и, кажется, даже со стрельбой. Тоже, кстати, признак надвигающейся катастрофы — подрихтовавшие друг другу крылья и борта не ждут ГАИ и не оформляют протоколы. Драки и битье стекол бывают, сам видел, но у всех застрявших в этой пробке самое сильное желание — удрать из города. Включаю первую, проползаю еще метр и снова ставлю машину на ручник.

Военным хорошо — у них связь, командиры и приказы. Вот пронеслась в город колонна бронетранспортеров. Еще, пожалуй, повезло тем, кого эвакуируют по железной дороге. А вот эгоисты и индивидуалисты, вроде меня, давят сейчас друг друга в прямом и переносном смысле. За разделительным барьером из города проносится колонна автобусов. Стоящие в пробке возмущенно гудят. Обидно, конечно — они летят по пустой трассе, а нам ползти в шесть рядов, включая обочину и кювет. Но, с другой стороны, это значит, что порядок еще поддерживается. Все равно тревожно. Слишком резко отпускаю сцепление, машина дергается и продвигается еще на метр.

Не заезжал бы в гараж — может, и успел бы проскочить до пробки. К черту «бы». Без инструмента я «манагер» и офисный планктон, работник задницы и языка, а с инструментом круче вареного яйца. Только вот стою в пробке, как последний дурак. Слева — волосатый мужик на джипе, справа дамочка, которой приятно заглянуть в декольте, спереди — просевшая «жигулятина» с полосатыми тюками на крыше, сзади — что сзади, не видно, ящики и мешки накиданы до потолка.

Не спать, не спать, тем более с ногой на сцеплении. Жарко, воняет дизельным выхлопом. Может, и к лучшему, что подружка не поехала. У них в клинике кондиционер. А сменится с дежурства — я за ней заеду, в город-то дороги свободные. Кажется, в этот момент я все-таки задремал, потому что ничего не увидел, только кожей ощутил жар и боль.

Ирина

Сидела я в столовой и малевала клумбу с «цвяточками» разноцветными карандашами в большом альбоме. При мне был цветастенький рюкзачок с рабочими шмотками и десятком любимых книжек научной, юмористической и прочих фантастик. Рисуя, попивала клюквенный чаек из стакана с чеканеным подстаканником, поставленного на поднос с комплексным обедом, к которому я пока еще не притронулась.

НикТо

«Только-только начал наклевываться вариант с новым местом работы, а тут эта заварушка. И чего пиндосам свербит? У них стратегический интерес по всему шарику, а другим — сидеть под стулом и не рыпаться? И нефть эта… Как в том анекдоте: «Над нашими стратегическими запасами топлива обнаружены какие-то страны». А может, дело было вовсе не в нефти? Бродили ведь какие-то слухи… И понеслось. Под откос, кувырком и с песнями.

Именно с такими мыслями еще несколько дней назад шел я в магазин, торгующий охотничье-рыбачьими принадлежностями. Ввиду всех этих мировых неясностей и взаимного бряцания оружием на семейном совете было решено принять меры к самоспасению. И крайняя зарплата вместе с отпускными были потрачены на покупку «Сайги», полусотни патронов, двух комплектов камуфляжа для себя и жены. (На всякий случай, а то мало ли…) Ну, и всякой полезной мелочевки. Вот только не успел еще дома разобраться со всеми этими мужскими игрушками и съездить за город опробовать «ружжо», как по всем каналам прошло обращение президента. Это было еще не военное положение, но… «Песец приближается».

Городской военкомат недавно отремонтировали. Так что и в обычном-то состоянии разобраться бумагами лейтенанта запаса было бы толком некому, а уж теперь — тем более. Я толкнулся в несколько дверей, пытаясь выяснить, куда направляться, но ответа не было. Только в одном кабинете замотанная миловидная женщина средних лет с усталыми глазами, в полевой форме с майорскими погонами, покопавшись в ящиках с ярлычками «ТГТУ 2000–2005 гг.» нашла какой-то формуляр. Успел увидеть на нем свою старую, еще студенческую фотографию. Женщина посмотрела на нее, потом на меня, что-то записала у себя в блокноте и ненадолго вышла. Вернулась она минут через двадцать.

— В общем так, молодой человек. С документами вашими разобрались. В списках вы были, только не первой очереди. Но раз уж пришли, то… Знаете, как говорят в армии?

— Ага. Инициатива любит инициатора.

— Вот-вот. Завтра в восемь ноль-ноль вам надлежит прибыть в здание военкомата. Соберете личные вещи, с родными пообщаетесь… Пока и здесь в городе для «партизан» работа найдется. Ну, а там видно будет.

— Ясно. Можно идти?

— Идите. И пора вам уже отвыкать от гражданской жизни, Николай. Не «ага», а «так точно»…

— Не «можно», а — разрешите. Я понял, товарищ майор. Разрешите идти?

— Идите. И побриться не забудьте. Усы в армии для офицера еще куда ни шло, а вот бородка эта ваша…

— Ясно. Сделаю.

Дома было холодное молчание жены, прятавшей за ним свою растерянность и слезы, неловкая суета тестя и тяжело вздыхавшая теща, накрывающая на стол. Я подошел было к Марине, но та убежала в соседнюю комнату, из которой почти тут же раздался приглушенный плач.

Немного постояв перед закрывшейся дверью, сел за кухонный стол.

— Не поспешил, Коля? Вон родственники уже в деревню уехали. Может, стоит с ними? Место хорошее, огород тоже имеется, и ружье у тебя теперь тоже есть…

— Нет, Наталья Петровна. Мне стыдно будет. Не будем больше об этом.

Доели в молчании. После обеда прошел в комнату, где на диване все еще лежала жена. Плакать Марина уже перестала и теперь молча смотрела в потолок покрасневшими глазами. Присел рядом.

— Мне завтра в военкомат надо будет прибыть с вещами. Соберешь? Ну там мыло, полотенце, то-се…

— Хорошо. А ты сам-то чего, не можешь?

— Марин, я к сыну хочу сейчас съездить.

— Понятно… Когда вернешься?

— Не знаю пока. Вы дома сидите, не ходите никуда. Я быстро.

— Хорошо.

Помолчали. Марина села на диване, обняв меня за плечи.

— Ты к ним поедешь, скажи Маше… Ну, если вдруг что — пусть мне звонит или приходит. Телефоны наши дай, адрес напиши. Все ж таки легче будет, куда ей с пацаном одной-то?

— Спасибо.

Обнял жену и поцеловал ее в заплаканные глаза.

— Я быстро, ты не волнуйся. Сходи, кстати, в «Служивый», говорят, он еще работает, звездочек купи. Муж теперь офицером будет. И — не запаса!

Прощание с сыном вышло тяжелым… Я понимал, что шансы вновь увидеться в случае начала серьезной заварушки весьма условны. Это при мирной жизни «бывшая», работая хорошо оплачиваемым инженером в офисе, могла бы обеспечить и себя, и пацана. А если подкрадется пушистый лесной зверь, то… Слишком уж она не приспособлена к обычной жизни. А принять помощь других родственников будет мешать пресловутый шляхетский гонор и нежно лелеемая обида. Хорошо хоть все контакты и адреса родичей записать изволила.

Поспать удалось немного. Все пытались сообразить, что делать дальше и как выживать. Город хоть и небольшой, но все ж таки областной, кое-что заслуживающее небольшого «ядренбатона» имеется. Поэтому было решено, что на следующее утро родители жены вместе с ней отправляются в деревню к моему отцу. Вместе с недавно купленным оружием и всем, что может оказаться полезным. А таких вещей у запасливого тестя оказалась немало. Вот пока готовились — почти вся ночь и прошла.

Проснулись все рано. Даже жена — заслуженная сова — и то вскочила ни свет ни заря, хотя до назначенного времени оставалось еще пару часов. Новый камуфляж был выглажен, а рядом с выключенным компьютером лежали четыре маленькие звездочки защитного цвета.

Маетно было… Все ж таки не каждый день «на войну» уходить приходится. Чтобы отвлечь себя от тяжелых мыслей, взялся перебирать собранные вчера в дорогу вещи. А вышло немало. Хорошо хоть у тестя нашелся старый рюкзак, с которым он в свое время выбирался по грибы и на рыбалку. В нем, кроме обычного набора «бритва-мыло-полотенце и сменное белье», нашлось место и для четырех банок домашнего консервированного мяса и трех пластиковых полулитровых бутылок со спиртом. Пригодилось и мое сувенирное увлечение. Многие, когда путешествуют, собирают памятные вещи о местах, где побывали. Брелки, магнитики на холодильник с местной символикой и тому подобную мелочевку. Жена набирала колокольчики, а я — ножи. Причем старался брать не декоративные, а такие, которым бы нашлось реальное применение. Мультитул «из Воронежа» например, так вообще постоянно с собой носил, уже даже не чувствуя его на поясном ремне. Из трех десятков имеющихся сувенирным можно было бы назвать только нефритовый, привезенный из недавней командировки в Иркутск. Так что, немного подумав, засунул в боковой карман рюкзака три метательных ножа-пластины с оплетенными шнуром ручками и пару небольших охотничьих. «И для себя пригодится, а там, глядишь, с военными на что-нибудь полезное махнусь». По другим карманам распихал соль и перец в пластиковых коробочках из-под витаминов. Хорошо, что ночью распотрошили все домашние «стратегические» запасы, и все, что может испортиться — переложили в такие баночки.

…Оставшееся до выхода время пролетело как-то незаметно. Последние слезы жены, объятия и поцелуи, прощальный подарок тестя — механические «Командирские» часы, заметившего, что зять уходит без нормальных часов. (Привыкли все, понимаешь, к сотовому. А в поле или лесу? А без зарядки и электричества? Держи, держи, не сомневайся, не подведут. Тебе они по-любому нужнее будут, чем нам.) И вот уже все вместе стоят в коридоре, провожая.

— Присядем на дорожку?

— Наталья Петровна, ну какая дорожка? Тут до военкомата всего минут пятнадцать идти. Вот увидите, сегодня еще и на обед припрусь.

— Это всегда пожалуйста… Если не придешь, то там поесть не забудь, миску и кружку тебе положили, ложку тоже… Ты сообщи, если вдруг куда-то отправят.

— Обязательно. Марин, ты не реви, все нормально будет. Пошипим друг на друга, железками побрякаем, да и разойдемся по домам.

— Тебе-то легко так говорить. А мне… — она провела рукой по округлившемуся животу.

— Ладно. Живы будем — не помрем, — резко встал, забросил рюкзак на одно плечо и обратился к теще:

— Можно мне кваску на дорожку?

Наталья Петровна достала из холодильника полторашку мучного кваса собственного изготовления. Я протянул руку и, скручивая пробку, улыбнулся жене. В этот мгновение кухню и коридор залил ослепительный СВЕТ.

Динго

Еще когда началась заварушка в Пакистане, я подумал: «Надо валить из города. И желательно подальше». Для начала, запасшись продуктами, рванул на дачу. К сожалению, мою жену начальство две недели назад отправило на некие курсы повышения квалификации куда-то под Нижний Новгород. За день до моего отъезда она позвонила и обрадовала тем, что их вывезли в какой-то удаленный детский лагерь, и выбраться оттуда нет ни какой возможности.

На даче было кое-что, правда, не у меня, а у соседа. Соседушка мой по имени Витя (относительно, конечно, соседушка — участок через два дома и ручей) был слегка сдвинут на идеях выживания и, когда у него находились время, деньги и начиналось очередное обострение, усердно готовился к встрече Большого Песца. По крайней мере, купив тот участок, он приволок на него здоровенный железный гараж и выкопал под ним натуральный бункер. Все чин-чином, забетонированный, с вентиляцией, генератором и прочими атрибутами убежища. Правда, как потом оказалось, запасов в него Витек натащить еще не успел. Самое смешное, что они ему уже, скорее всего, и не понадобятся. Неделю назад он отправился с женой отдыхать в Израиль на Мертвое море. Как раз туда и прилетело. Считай я вроде как наследство получил. К тому же и помогал ему кое в чем.

Так что наведался в гараж вечером, при первой же возможности. Благо знал, где ключи. Они были спрятаны весьма оригинально. Столбик из вбитой в землю трехчетвертной водопроводной трубы завинчивался самой обыкновенной заглушкой. Все покрыто слоем застарелой ржавчины, и не подумаешь, что она легко отворачивается по заботливо смазанной резьбе. Труба забита деревяшками почти под самый верх, сантиметров пять-шесть оставлено. Там ключики и лежат. В гараже стоял потрепанный «уазик», купленный Витькой с полгода назад. За это время он успел полностью перебрать ходовую, трансмиссию и отдать двигатель на капремонт. Машина, несмотря на свой потрепанный вид, находилась в полной боевой готовности. А то, что ржавчина наждачкой зачищена и кисточкой закрашена — так и фиг с ним. Но интересовал меня в первую очередь не транспорт.

Забравшись в смотровую яму, я залез в боковой отнорок, поднял крышку и спустился по узкой металлической лесенке в сам бункер. Пощелкал выключателем, но где там. Аккумулятор подсветки уже разрядился. Пришлось доставать фонарик. А искал я ружье. Точнее говоря, обрез. В прошлом году Витек приволок откуда-то искалеченный ТОЗ-34. На него упало что-то очень тяжелое, изуродовав стволы где-то в сорока сантиметрах от казенника. Тогда он тихонько позвал меня посмотреть на это приобретение и спросить совета. Мы, после недолгих размышлений, аккуратно обрезали измятое, оставив стволы длиной в тридцать пять сантиметров. Приклад тоже отпилили, а вместо него сделали и прикрутили складной плечевой упор по типу как на АКМС. А в остальном механизмы ружья были в отличном состоянии. Тем более что исполнение было явно штучное, а не валовое серийное. Получился такой двуствольный мегапистолет-карабин. Мечта кулака, одним словом.

Обшарил я весь бункер, но не нашел ничего интересного, вылез наружу и стал думать. И припомнилось мне, что лазал-то Витек за ружьем не так долго. Значит, оно где-то в яме смотровой, но вот где? И я снова полез под машину. Простукал стенки — ничего. В полу тоже никаких скрытых тайников не нашлось. Остается потолок. А потолок в подвале шикарный. Старые рельсы вдоль уложены, а у краев смотровой ямы трубой двухсотмиллиметровой окантованы. Трубой? А что это у нее за дырочки? Оказалось, что, если вставить в них рычаг, трубу можно повернуть. А в ней прорезь широченная. А там ништяки.

Кроме обреза в тайнике нашлось еще одно ружье — «итака-37», последний помповик, разработанный лично дядькой Браунингом. Крепкая, надежная система. Никаких легких сплавов, кругом добротная оружейная сталь. Кроме того, там лежали две пачки капсюлей, несколько пакетов латунных гильз, початая банка пороха, банка дроби «Тайга № 3», пакет картечи, около сотни патронов и принадлежности для перезарядки. В коробке с принадлежностями имелась табличка, чего и сколько сыпать, наклеенная на картонку и заламинированная скотчем. Оружие я пока засунул обратно, а гильзы, принадлежности и прочую амуницию забрал — что это все в рассыпуху лежит. Патроны, они нужнее.

Весь вечер и следующий день занимался снаряжением патронов. Умаялся прилично, но оно того стоило. Накрутил полторы сотни — кончился порох. Гильзы, дробь и прочее еще остались. Под вечер на соседней дорожке нарисовались какие-то мутные личности, и я на всякий случай перетащил оба ружья к себе, и спал в пол-уха, не раздеваясь. Однако все обошлось, под утро эти типы завели свое ведро с дырявым глушителем и испарились. Часов в десять отзвонилась жена, сообщив, что их загоняют в бомбоубежище и чтоб я не волновался. А около полудня по радио передали — Китай нанес удар по Новосибирску, Омску и Владивостоку. Большой Песец начался.

Я снова рванул в соседский гараж, собрал в «уазик» все инструменты, какие там нашел, поставил две канистры с бензином, прихватил два баула с одеждой Витькиной, после чего перегнал машину к себе на участок. Там покидал в нее оставшиеся продукты, собрал все, что может пригодиться, и, прихватив свой походный рюкзачок, выехал на Угличское шоссе. Бункер — это, конечно, хорошо, но одиннадцать кэмэ — не то расстояние, на котором можно чувствовать себя спокойно при ракетно-ядерном ударе. В том, что Ярославль будет одной из приоритетных целей, я не сомневался.

За час отмотал где-то километров шестьдесят. С учетом того, что водительский стаж у меня никакой, да и прав, вообще-то, нет, это было неплохо. Всю дорогу приходилось старательно прислушиваться к сообщениям по радио, и сразу после того, как показался поворот на Пестово, передали предупреждение о ракетном нападении. Я немедленно свернул с шоссе и, осматриваясь по сторонам, поехал по неширокому разбитому асфальту. Ага, вот что мне надо: накатанный съезд и следы колеи, ведущие в овраг за лесополосой. Там можно и укрыться. Подключив передний мост — хабы были включены еще при выезде с дачи — аккуратно спустился в овраг и не спеша двинулся по нему вглубь. По дну оврага тек ручеек, и нужно было соблюдать осторожность, чтоб не застрять. Вспышку увидел, когда забрался километра на полтора. Инстинктивно нажав на тормоз и заглушив двигатель, выскочил из машины. Бамс. Искры из глаз. Этого дерева тут только что не было. Мать. Мать! Мать… Куда же я попал?..

Елена

«Правильно мы сделали, что свалили из Харькова».

Мыслей в голове у меня всегда немало, но эта, назойливая, словно муха, никак не желала отцепляться. А ведь и в самом деле, могли бы оказаться в эпицентре большой толстой Ж… Что такое Днепропетровск? Днепропетровск — это Южмаш. А что такое Южмаш? Это ракеты стратегического назначения. Троллейбусы и загубленные пиндосами «Морские старты» — так, побочный приработок как бы не из отходов производства тех же ракет. Ну, и ударили по нему, по одному из первых… Сссуки лагерные… По нейтральной стране. У меня в Днепре куча родни… была…

Сотни тысяч человек в один момент. Одним «ядренбатоном»…

При одном воспоминании об этом я чувствовала, что закипаю. Я была готова растерзать врага, дай только удостовериться, что это именно враг.

Я знаю, что могу убить, хотя никогда в жизни не отнимала человеческой жизни. И пусть либерастогуманисты клеймят меня как хотят. Я готова убить ради тех, кого люблю.

Дом — длинная «хрущоба» — почти пуст. Света нет вторые сутки, воды — чуть менее двух суток. Про газ вообще помолчу, подачу «голубого топлива» прекратили как бы не раньше всего. На улицах стоит брошенный транспорт, бродят понурые собаки, потерявшие хозяев, во дворах снуют стремительно дичающие кошки… Ночью я слышала отдаленные крики. Мародеры. Не гнушаются убивать, если застают хозяев дома… Люди уходят отсюда любыми способами. Ветер, конечно, отнес радиоактивное облако куда-то в херсонские степи, но харьковчан это не радовало. Говорили, будто второй «подарочек» был адресован именно сюда, но его сбили российские ПРО. Отсюда до границы километров сорок, достали — и слава Богу. Значит, у нас есть небольшая отсрочка. Пока пиндосы не подавят ПРО и не повторят «месседж»… Под окном стоит неприметная грязно-зеленого цвета маршрутка. Кто-то бросил, сочтя неисправной, а там всего-то надо было свечи нормальные поставить. Что я и проделала. Потом ограбила бензозаправку, откачав ручной помпой в канистры все, что не успели выгрести уезжающие. Потом наведалась в супермаркет. Конечно, после мародеров там мало чем можно было поживиться, но не везде у грабителей хватало ума порыться. А я, видимо, оказалась грабительницей с мозгами, мдя… Словом, микроавтобус был затарен до упора, только нам с Толиком погрузиться — и осторожно, минуя проспекты, выруливать на трассу. Да и там должно быть опасно. Если в огромном городе творится полнейший беспредел, то что говорить за трассу, где любая одиночная машина — это верная пожива?

Впрочем, на окружную мы выскочили на редкость гладко. Только разок нам наперерез дернулся изрядно поюзаный «опель», но я, обозлившись, форсанула движок, при этом демонстративно добыла из-за пояса трофейный «макар» (а нехрен было к нам вчера в окно лезть, у нас для вооруженных гостей припасены незабываемые сюрпризы), и «опель» оперативно слинял с нашего курса. Повезло. Видимо, мы нарвались на не особо крутых. Тех, что с игрушечными стволами наперевес берут на понт мирных тружеников. Увы. Я труженица, но отнюдь не мирная, а очень даже злобная.

Теперь — миновать Бабаевский лес, потом налево и в сторону границы (ага, чешем левое ухо правой ногой). Не знаю, как там насчет блокпостов и прочего, но буду я не я, если не найду тропинку. Дай Бог, чтобы рессоры этого старенького «мерина» выдержали, не на наши дороги они рассчитаны.

На вспышку первыми отреагировали кошки. Запертые в переносках, они нервничали, но сидели более-менее спокойно. И вдруг разом заметались, норовя упрятаться подальше. Затем в зеркале заднего обзора, над почерневшей вдруг стеной насаженного соснового леса я увидела… второе солнце. В тысячу раз ярче первого. Вернее, увидела-то я только мелкий краешек, но и этого хватило, чтобы зажмуриться. Все было ясно. Второй «подарочек» явился по наши души. Скорее на инстинктах, чем на рассудке, я сбросила скорость и постаралась съехать как можно глубже в кювет. Шанс один на десять миллионов…

— Леночка… — Толик не хуже меня знал, что сейчас будет.

— Да, любимый.

И все. Мы не смогли сказать больше ни слова. Сперва потому, что они нам и не требовались, все, что нужно, сжалось в три слова. А потом… Потом воздух стал стеной, и эта стена снесла «мерин» как пылинку…

Лорд Д’Арт

— Друг, вы скоро? А то я задолбался уже тут сидеть, — дозвонившись с тридцатого раза на телефон своего лучшего друга, с кем мы были «не разлей вода» еще со школы, я раздраженно выругался. Дело в том, что на дворе было довольно жарко, а ждать приходилось в автомобиле означенного товарища — в последние дни народ совсем взбесился. Грядущее вторжение, вполне однозначно приводящее к тому самому, Большому Северному Лису, срывало людям крыши и заставляло делать различные глупости. Вот и приходилось нам в магазин ездить только тройками — двое закупаются, один караулит машину.

Сегодня караулил я. Причем уже довольно долго — очереди в магазинах напоминали не виденное нами позднесоветское время, когда огромный хвост несколько раз оборачивался вокруг здания.

— Сейчас уже к выходу топаем. Мне только что батя звонил. В общем, это наш последний выход — так что закупались мы по полной, — голос старого товарища был полон напряжения.

Последний выход? Черт, видать все действительно хреново — батя у моего другана человек серьезный, многих больших личностей знает. Да и действительно — подзадержались мы в родном городе. Пора валить. Куда? Да есть одно местечко…

Вот уже почти полгода — с самого начала иранской заварушки — несколько семей строили на купленном в складчину подальше от стратегических объектов участке нечто вроде бункера, куда свозили продукты, патроны, солярку и прочие ресурсы — стандартные действия огромного количества «сюрвейеров». Черт, я даже в тир походил, хоть стрелять научился. Не фонтан, конечно — но что делать. Уж лучше так, чем никак.

Взвывшая невдалеке сигнализация прервала мысль — оглянувшись, я увидел, как несколько здоровенных типов, без всякого стеснения, посреди белого дня угоняют машину. Видать, очень уж им хочется хоть немножко покататься на БМВ Х6.

Сжав в руке «Осу» и выложив дополнительно еще парочку патронов, я взмолился, чтобы милиция не обратила на меня внимания — угоняемая машина была неподалеку, а от здания гипермаркета уже мчался патруль с автоматами наперевес.

Не то чтобы у меня было что-то незаконное. Так, фигня. Купленный дедом другого моего товарища дробовик. Полуавтоматический. С кучей, мать его, патронов. «Оружие последнего шанса», как сказал Батя. На случай, если «Осы», которыми была вооружена поголовно вся наша компания, уже не помогут.

Внимательно наблюдая за лицами милиционеров — а не бросят ли они на меня взгляд, я в то же время косил глазом на угонщиков — ибо те последнее время пошли вооруженные и вполне могли ответить. А оно мне надо?

Ядерного взрыва я не увидел — заметил блеснувшие нестерпимым светом стеклянные поверхности супермаркета и исказившую лицо сержанта с АКСУ гримасу — после чего пришла тьма.

Старый Империалист

В школе было много шума и беготни. Я сидел на подоконнике и курил. И даже завуч не делал мне замечания, впрочем, так как бегали взрослые люди, то завуч, наверное, тоже участвовал в гонках, и ему было не до замечаний. Занятий в школе не было, а была мобилизация. У меня в военном билете мобпредписания не было, но была совесть. Поэтому, прихватив старый рюкзак, собрав по старой памяти санитарию и подкупив консервов в магазине по дороге, я добровольцем заявился на мобилизационный пункт. Здесь меня не ждали, впрочем, не ждали никого. Бардак верхом на бардаке, и бардаком погоняет. Нормально. Только широко используя идиоматические выражения, и периодически рявкая на прапорщиков, я добился выдачи военной формы еще советского образца. Облачившись в китель ПШ и гордо затянув ремень, уселся на подоконник и закурил. Об оружии только ходили слухи, гарант и защитник, объявив мобилизацию, в последний момент решил поторговаться с обеими сторонами. Сугубо гражданский человек, он никак не мог понять, что мобилизация половинной не бывает, и то, что по тем, кто в середине, бьют со всех сторон.

Впрочем, сейчас меня больше волновало, куда же меня пристроят. Хотя и не сильно. Как говорили гордецы гусары: «Наше дело воевать и умирать! А когда и за что, господин полковник знает!» Так что мне, с тремя звездочками на погоне, не стоит беспокоиться о высокой политике, а стоит подумать о вещах прозаических. Об оружии, о еде — и о должности. Докурив, ткнул бычок в заботливо поставленную кем-то консервную банку, и пошел на поиски. Оружие я себе нашел. Мда-а, «Стечкин» с деревянной кобурой!! Хорошо, что оружие второй мировой наконец-то списали в конце девяностых, а то прикольно бы я выглядел с «Наганом». Потом я стал искать кого-нибудь старше себя по званию, но кто-то милосердный избавил меня от этой муки.

Свет был ослепителен настолько, что выглядел черным. Я не успел ни о чем подумать, как просто перестал быть. А потом вновь ощутил незнакомый влажный запах, ветерок, обдувающий голову, и травинку, коловшую меня в щеку.

Цинни

Думается мне, что ежели приключится армагеддон со всеми признаками рагнарека, то всем нам настанет полный рагнарек, в пасть его Фенриру… за исключением тараканов, крыс и чиновников от образования, заблаговременно занявших удобную экологическую нишу между первыми и последними.

Неудачная, скажете, шутка? Да какие тут шутки!

На днях, значит, собрали областное совещание директоров детских оздоровительных учреждений, накачали по самое не хочу рекомендациями и инструкциями — и отправили восвояси. Наш Иван Анатольевич вернулся весь такой глубокомысленный — и час спустя наш дружный коллектив в полном составе, от зама и зава до бабы Тани-технички, был собран в кабинете директора лагеря. В жаркой тесноте слова директора звучали как-то по-особенному весомо… и неубедительно. Когда он в десятый раз вернулся к мысли, что все будет хорошо (на лице явственно читалось: даже если все будет плохо), потому что так сказали в «области», умудренная жизненным опытом баба Таня не выдержала:

— А делать-то нам чего?

— Ничего, — ответил Иван Анатольевич. — То есть работать согласно утвержденному плану деятельности.

— Кому мы, нафиг, нужны?.. — вставил свои пять копеек наш боевой зам, любитель подискутировать на околополитические темы.

Но директор не дал ему разгуляться.

— А вы, Дмитрий Григорьевич, проверьте бомбоубежище… ну, как там чего. На следующем совещании доложите. Если чего надо, составим официальную бумагу, отправим в область. Короче, обычным порядком.

А завхозу поручили посчитать противогазы. Угу, и доложить.

Наступление армагеддона наш лагерь уже отрепетировал: в первой половине девяностых его прикрыли (за ненадобностью), через десять лет открыли снова (потому как — приоритет). За десять лет лагерь превратился в живописные руины. Сколько-то средств в него вложили, сколько-то средств через него отмыли, потом торжественно открыли, показали в местных новостях, опубликовали фотки с открытия в местной газете. «Обычным порядком», — как любит говорить наш директор. Статья в полторы сотни слов наполовину состояла из славословия благодетелям нашим, двадцать раз в тексте встретилось словечко «новый», столько же раз «современный» (ну да, я считала), а один раз — даже «европейский». В сочетании с «уровень», как несложно догадаться. Но из «евро» у нас были только всякие евродоски-еврорейки, использованные в облицовке по-азиатски практично (чтобы прорабу хватило ванную и санузел в квартире облицевать), ну и болты в директорской мебели. В нашем директоре сто двадцать кило, евростулу быстро настал простой азиатский каюк, и штатный плотник говорил много-много плохих слов, запоздало выяснив, что эта (пи-и-и…) — под шестигранник (пип-пип-пип). Под окном, заслушавшись, застыли младшие воспитанники. У старших-то лексикон побогаче, чем у нашего плотника — плотник только телек смотрит, а эти в Сети ориентируются лучше, чем в родном лагере. Ну да не о том речь. Половину из того, что мертвым грузом висело на балансе, вызывая у завхоза приступы агрессии, составили пособия, игрушки и прочие вещи, списанные в других образовательных учреждениях. По пути к нам они обрели астрономическую остаточную стоимость и стали вполне реальной материальной ценностью. Были среди прочего барахла и противогазы, помнившие еще учения по гражданской обороне времен Леонида Ильича. Эти вот противогазы и отправился инспектировать наш завхоз. А замдиректора, стребовав у завхоза рабочий халат, со вздохами полез в бомбоубежище.

— Винни — в гости к Кролику, — незамедлительно прокомментировала Лелька, моя коллега-воспитательница. — Ну что, Лесь, мы-то куда теперь?

— Не знаю, куда ты, а я к своим архаровцам, проводить эту… как ее?.. интеллектуальную игру. Согласно утвержденному плану деятельности.

Интересно, директор хотя бы раз прочитал то, что он утверждает? Как мы планы-то пишем — левой пяткой. Вчера была спортивная игра, значит, сегодня — интеллектуальная, а завтра — какая-нибудь творческая. У малышей план кое-как выполняется, что же до моих подростков — дохлый номер. У них на уме амуры-гламуры, их устремление — потусоваться и нализаться. Последнее — не дай Бог; вроде бы пока благополучно избегаю, памятуя, что ЧП приходит, когда не ждешь.

Кое-как расселись.

То-то и оно, что кое-как. Смирнов опять на Машке виснет, а у нее и губки сердечком сложились. Надо будет с ней поговорить тет-а-тет. Со Смирновым уже пыталась — глухо… В дальнем уголке девчонки примагнитились к глянцевому журналу, веселые картинки разглядывают, ага. Квасов дремлет, уткнувшись носом в стол, Ермилов качается на стуле.

— Ермилов, не ломай мебель, она пережила и перестройку, и реформы, и просто мечтает дожить до радостных дней!

— О, Елена Валерьевна, а у вас юбка новая, да? Дайте адресок сэконд-хэнда, — не остается в долгу Ермилов. Девчонки поднимают глаза от журнала, хихикают. В коллективе, как всегда, царит атмосфера дружелюбия и взаимопонимания.

— Ну что, господа, сообщаю вам пренеприятнейшее известие… то есть — наиприятнейшее: у нас с вами игра. Интеллектуальная. С призами.

— Опять ва-афли? — дремотно тянет Квасов.

— Нет, дорогой, на этот раз петушки на палочке.

Привычно пережидаю гогот, с тоской вспоминая, что во времена моего детства… ну, не ассоциировалось.

— Итак, разделимся на команды. Точнее, я разделю, в целях недопущения анархии. Девочки, берете к себе Ермилова.

— Не-ет, мы Ермилова не хоти-им!

— Не обсуждается. Все остальные — команда номер два. Вопросы задаю командам попеременно. К каждому вопросу — три подсказки. С каждой подсказкой количество баллов, которые вы можете получить за правильный ответ, уменьшается.

— Хоть да обеда-то закончим? — Квасов вздыхает.

— Если ты проснешься и продемонстрируешь мощь своего интеллекта. Начали. Вопрос команде номер один — простенький, для разогрева: кто из богатырей победил Соловья-Разбойника?

— Стоп-стоп-стоп! Я знаю! — кричит Ермилов. — Я мультик смотрел, прикольный такой, там этот чувак еще на слоне ездил!

— Какой чувак, Сережа?

— Ну, этот, богатырь!

Краем глаза замечаю на подоконнике голубя. Белый… кажется, породистый. Вторая мысль — только бы в комнату не залетел, такое начнется!..

Дядя Саша

— Сергеич!

Громкий голос из-за окна враз вырвал меня из сладкого сна. Мысленно обматерив кричавшего, я приподнялся с кровати и кое-как доковылял до окна.

— Ну? Чего тебе?

— Давай собирайся! Машина пришла!

— И что? Это повод для радости? Только я, понимаешь, задремал, так уже и будить надо? Мало ли этих машин тут ходит, что каждую встречать теперь необходимо?

— Ну что ты такой сердитый? — Андрей укоризненно покачал головой. — Мину в городе нашли, кто-то к зданию УВД чемодан подбросил. Говорят — мина там. Вот тебя и вызвали.

— Другого времени не нашли, чтобы мины подбрасывать? Засунуть бы ее им в…

— Эт точно! Вот и займись!

— Ага, как снимать — так это я. А вот как засовывать, так тут от желающих не протолкнешься… Вечно вы самое вкусное себе оставляете. Ладно, сейчас иду.

Продолжая ворчать, я быстро зашнуровал на ногах «Маттерхорны», надел разгрузку, пояс с пистолетами. Прихватил из шкафа «ВСС». Задумчиво посмотрел на кейс с боезапасом к винтовке. Тащить — не тащить? А, хрена ли тут думать, не на горбу же! Я снова дотопал до окна. Андрей сидел на лавочке и курил.

— Бросай свою коптильню и топай сюда!

— За каким хреном?

— Кейс с патронами возьмешь.

— Ну хоть до двери-то донеси, а? Я уж во дворе тебе и помогу, хорошо?

— Вот черт ленивый! Ладно, отольются вам мои слезки…

Злорадно хмыкнув, я вместе с кейсом прихватил еще и ящик с теми же патронами, пускай теперь все это волокет! За спину повесил футляр с «блесной», став сразу похожим на вокзального носильщика. Ладно, вниз по лестнице спущусь, а дальше уже не моя забота.

Спустившись по лестнице, в сердцах пнул дверь со всей силы…

Сергей (Дог)

Частая дробь стружки фрезера сменилась противным зуммером бесперебойника. Опять погас свет. В районе пошаливают. И откуда только таких ловких взялось… Беру телефон, звоню в электросбыт — их ли это деяния? Черт, не отвечают. Значит, одно из двух. Или это выключили электрики, или.… Или народец тырит провода. А если провода уйдут, по времени нынешнему, восстановят их после войны, которая, кажется, собирается, иль как кризис закончится. Ну, или как мы новые купим, что вернее. Потому хоть линия не наша, беречь ее будем мы.

Хватит беллетристики, снимаю фартук, очки и, щелкая автоматами электрощитка, поднимаюсь в дом. Придется ехать. Ну что ж, поеду. Так, домашне-рабочие штаны долой, галифе, тренькнули шпорами сапоги, теперь сбрую, в основном для устрашения, но если что, и не только. Придерживая ножны, немного задумался перед неприметной полкой с оружием. Супруге тут и помпы достаточно, «сайгу» возьму себе. Там много народа может быть. А вот на то есть в бывшем АК на месте все детали, и пара бубнов в сумке. Нарушение, конечно, но где та милиция, а где супостаты?

Чмокнув жену в щечку и проверив, как работает рация, выхожу во двор. Так, где эта лошадь? Ору во всю глотку: — «Болгария!!! Иди сюда, прелесть моя…». Хм, действительно прелесть. Даже залюбовался. Вон она несется, увидев, что на нее смотрят, высоко взбрыкивая и швыряя выше головы комья земли. Вороная англобуденовка, от которой и конногвардеец не отказался бы. Блин, фокусница, еле успел увернуться от фонтана земли. Игрунья, как обычно, за два метра с галопа тормозит всеми четырьмя. Ладно, хоть догадывается на мягком. Но все равно отряхивайся потом.

Работать тебе придется. Смахиваю щеткой пыль и опилки, вальтрап… Ой! Я же со вчерашнего вьюк не разобрал. А, пусть его, съезжу с полным вьюком, отстегивать некогда. Подпруги, подперсье… Ага, помню, оголовье забыл. Ну, а мы и так можем. Так, скажи «ааа». Звякнув мундштуком, оголовье встает на место. Да, знаю, ездить в колхозе на мундштуке — пижонство. А кто сказал, что мы не пижоны и не стиляги?

К делу. Опускаю левое стремя. Ну, вы, может, и вспрыгнете на эту гору, сто восемьдесят два сантиметра в холке. Выше меня, кстати. А мы по-стариковски. Так, в седле, стремя на место, штаны вроде без складок, все в порядке. Поехали. Шенкель привычно чуть сдавил бока. Кобыла пошла со двора широким шагом, схватив на пути яблоко.

Так, вот линия, пошли-ка рысью, а то к шапочному разбору приедем. Не надо сильно на дорогу лезть, люди всякие быть могут, поэтому — по кустикам, вдоль линии. Это что за… Рука вперед мыслей направляет в кювет, заворот головы и шпора роняют кобылу в овраг. Лежи, девочка, лежи, кладу руку на голову, не давая подняться. Стало светло сквозь закрытые веки…

Всеслав

Я вылез из автобуса и пошел на рыбалку. Так, покидать спиннинг, написать кое-что, отдохнуть от окружающих. Ибо достали. Инет в трансе, англоязычные сервера наполовину отрублены, родной сайт объявлен фашистским. Все одно к одному. И работы толком нету. Какие на фиг компьютеры ломаные и скотина полудохлая, когда вот-вот сломается вообще все?

До реки было недалеко — километра полтора. Устье Большого Зангинсана. Порог, скала, хариус. Благодать. В городах оно, конечно, паника — все тупо затариваются чем попало и линяют в туман. А смысл? Все равно случись что — выживанию лишний килограмм гречки поможет мало. Шибанет так, что дешевле сразу застрелиться. Если партизанить — так, слава Богу, кой-какие заначки есть. И сейчас вот — с виду обычная тулка шестнадцатого калибра с собой, а в рюкзаке вкладыш на 7,62 и три патрона. Больше все равно в этом месте не выстрелишь, а потом и на трофейное перейти можно…

В кармане зазвонил телефон.

— Да, алло, Смольный на проводе. Слушаю, дед. Да, понял, утром буду. Не волнуйся.

И тут ГРЯНУЛО…

— Русский не умирает

— Он кончается

— Заканчивается, как роман о любви

— Вот они еще танцуют

— На террасе отеля

— Но ты понимаешь

— Осталось три страницы

— И все.

— Русский не умирает

— Он подходит к концу

— Как боеприпасы

— У защитников форта

— Кто-то говорит слово все

— Достаются финки

— И все.

— Русский не умирает

— Он просто выходит

— Из дома

— Окопа

— Из тела

— И растворяется.

— Все-таки лучше, если в метели.

(стихи Юрия Смирнова aka begle)