Избранное. Рассказы

Александр Клыгин

Сборник избранных рассказов, написанных между 2006 и 2011 годами, составленный автором в 2020 году. Впервые опубликован новый рассказ «Welcome to Samarra». Внимание! Книга содержит нецензурную лексику.

Пустыня

Перечитывая, сам удивляюсь — совершенно не помню, как я написал этот текст. Странно, что эти слова когда-то пришли в моё сознание, но так как рукописи не горят — значит, пришли. Совершенно не помню, когда и при каких обстоятельствах я это написал. Уточнить несложно — тогда я всё тщательно документировал. Где-то сохранён файлик, в нём проставлена дата завершения работы над рассказом, ссылки на первые размещения сборника в электронных библиотеках… по прошествии энного количества лет это всё кажется шелухой) А рассказ — вот он.

Однажды наткнулся — на одном инет-форуме меня вспоминали анонимусы, кто-то из них припомнил именно «Пустыню». То есть, из всех моих наборов букв человеку запомнился именно этот рассказ. Значит, что-то в нём такое есть, чего даже я сам, возможно, не замечаю. Словом — в Избранное.

Ноунейм, 2020.

В этой точке мира не было ничего — так что даже не казалась странной древняя легенда о том, что неподалеку находится край земли, с которого можно упасть. Это и был край земли, только невидимый обычному глазу. И пусть ученые доказывают, что упасть отсюда невозможно, а люди все же иногда падали. Неведомо куда.

До самого горизонта простирался лишь желтый песок и синее небо — вдалеке они сливались в одну волнистую линию, которая отмечала конец всего. А если этого пейзажа вам недостаточно, прибавьте к этому жаркий, раскаленный, дрожащий воздух и невиданную сухость, которая ощущалась как огромная внутренняя пустота. И все это — и воздух, и небо, и пустыня — было для нее лишь декорацией, ширмой, за которой притаилось неведомое.

На деревянных ступенях крыльца сидел старик в шляпе. Его длинные седые волосы спускались далеко ниже плеч, кожа его была покрыта коричневым, почти черным, загаром — видимо, он жил здесь уже не первый год. Полуприкрытые карие глаза смотрели на пустыню.

Подняв в воздух облако пыли, около гостиницы затормозил джип — еще один в веренице машин на стоянке.

— Это отель «Desert Rose»? — крикнул человек из джипа.

Видимо, он обращался к сидящему на крыльце старику, но тот и ухом не повел. Пустыня не любит криков. Впрочем, нельзя сказать, что она их ненавидит — пустыне просто по фигу. Все равно, что слону мертвый комар.

Не услышав ответа, только что прибывший гость повторил свой вопрос, но старик опять промолчал. Поняв, что не добьется ничего вразумительного, гость припарковал машину, выключил мотор и вышел из раскаленного салона под палящие лучи Солнца.

Рядом с автостоянкой расположился отель, хотя вернее будет сказать, что автостоянка располагалась рядом с отелем. Но здесь все было настолько нелогично, что ни один из гостей этого отеля не мог бы точно сказать, что рядом с чем расположено.

Отель был не просто старым. С первого взгляда казалось, что эта деревянная постройка простояла здесь лет пятьсот и вот-вот развалится. Тем не менее, за открытыми окнами виднелись новые шторы, а судя по еле слышному звуку шагов, в отеле кто-то жил. Да и кроме всего прочего, на ступенях крыльца сидел старик в шляпе.

Гость подошел поближе к старику и увидел, что рядом с крыльцом на песке валяется вывеска «The Desert Rose Hotel».

— По крайней мере, я попал по адресу, — пробормотал гость себе под нос.

Немного подумав, он спросил у старика:

— Где мне найти директора отеля?

Старик продолжал смотреть на пустыню, не отрываясь. Гость встал перед ним, загораживая обзор, и снова спросил:

— Где директор этого отеля, я хотел бы здесь поселиться.

Старик не шевельнулся. Мало того, что не шевельнулся сам старик, не дрогнул ни один мускул на его лице. Он даже не моргнул. Было ощущение, что старик так долго смотрел на пустыню, что слился с ней в единое целое, и ему нисколько не мешал придурок, загораживающий обзор.

Гость отступил на пару шагов в сторону и снова пробормотал себе под нос:

— А мне говорили, что здесь я смогу получить ответы на все вопросы.

— Правильно говорили, — отозвался старик. — Но это удовольствие в моем отеле стоит недешево. Или ты платишь сто долларов в день, или уматывай отсюда, пока не поздно.

— А, так вы — живой! — воскликнул гость. — Признаться, я уже начал в этом сомневаться.

— Зря, — ухмыльнулся старик. — Я живее всех живых, сколько бы не оспаривала у меня этот титул мумия дедушки Ленина.

— Отлично, так у вас есть номер? — спросил гость.

— Сто долларов в день, — ответил старик.

— Готов внести предоплату на неделю вперед, — сказал гость.

— На неделю вперед не надо, — ответил старик, вставая. — Пойдем. Ты можешь быть уверен только в сегодняшнем дне. Соответственно, ты можешь заплатить лишь за сутки вперед. Сейчас 17:24, — старик посмотрел на часы. — Значит, ты можешь жить здесь ровно сутки. Завтра в 17:24 мы с тобой либо продляем договор, либо я заселяю на твое место нового постояльца. Считай это местной экзотикой.

Они зашли в разваливающееся здание отеля, и старик распахнул дверь рядом с лестницей, ведущей на второй этаж.

— Вот, здесь есть кровать, если она тебе нужна, — продолжал старик, заходя внутрь. — Окна выходят на пустыню, здесь по-другому и не бывает.

— А это кто? — спросил гость, глядя на неподвижную фигуру в углу.

— Это Элис, — ответил старик. — Она здесь уже две недели сидит в позе лотоса. Я думаю, что она не будет тебя беспокоить. Тем более, раз уж ты решил искать ответы на вопросы, тебе вообще не стоит проводить очень много времени в отеле. Будешь бегать по пустыне. У меня иногда по пять человек в одном номере живут, и ничего. Большинство все время молчат. Ну что, берешь номер?

— Беру, — кивнул гость. — За сто долларов на сутки?

— Угу, — кивнул старик.

Гость достал из кармана бумажник, вынул сто долларов и отдал старику.

— Отлично, — кивнул старик. — Как тебя зовут?

— Уотсон, — ответил гость. — Майкл Уотсон. А вас?

— У меня нет имени, — ответил старик. — И никогда не было. В этом плане я — самый счастливый человек на земле.

— Как же мне вас называть? — спросил Уотсон.

— Хоть горшком назови, только в печку не ставь, — усмехнулся старик. — Пойдем, до заката еще есть время.

Они снова вышли на улицу, и старик направился в пустыню, как одинокий корабль в открытый океан. Уотсон немного задержался возле автостоянки. Пустыня слегка пугала его. Мир здесь становился каким-то плоским, чтобы ни твердил Магеллан о том, что Земля круглая. Казалось, что стоит сделать шаг, другой, третий и… небо и песок пересекутся как параллельные прямые, а сам ты либо будешь раздавлен ими, либо навеки станешь частью двухмерного пейзажа. И поэтому Уотсон неотрывно глядел на старика, гадая, что же с ним произойдет.

Со стариком не произошло ни того, ни другого. Сделав несколько шагов, он просто исчез. Уотсон буквально подпрыгнул на месте. Любопытство захватило его настолько сильно, что для страха просто не осталось места. Он побежал туда, где только что стоял старик, надеясь увидеть там хоть что-то, кроме пустоты, желтого песка и синего неба… Но там не было ничего. Только желтый песок и синее небо. Тогда Уотсон обернулся, чтобы посмотреть на отель. И остолбенел — потому что отеля не было.

«Так, все в порядке, у меня солнечный удар и сопутствующие глюки, — подумал Уотсон. — Если я пойду в сторону отеля, то рано или поздно наткнусь на что-нибудь. Или на кого-нибудь».

И Уотсон уже хотел пойти назад, но не пошел. Потому что краем глаза увидел ее. Он застыл на месте, как вкопанный. Нет, опять глюки. Сейчас это пройдет, и больше не повторится. Сейчас она исчезнет… он уже привык. Но видение не исчезало. Тогда Уотсон осторожно, очень осторожно повернулся вправо. Она все еще стояла там и смотрела на него.

Уотсон много раз видел эту девушку — много раз, но лишь на долю секунды. Когда глубокий сон не желал отпускать его по звонку будильника, он видел ее. Когда доза алкоголя в крови превышала все возможные пределы, он видел ее. Когда мозг отказывался реагировать на суету большого города в час пик, он видел ее. Он видел ее как неясный образ, на долю секунды выплывающий из темноты перед закрытыми глазами. Она не была известной актрисой или фотомоделью, в реальности он никогда не видел ее лица. Но она откуда-то приходила к нему во сне. И сейчас она была здесь, в нескольких шагах от него. Она стояла и смотрела на него, а он смотрел на нее. Все это было так реально, что у него на глаза навернулись слезы. Он смотрел на нее и плакал, а она продолжала улыбаться, как ни в чем не бывало. Справившись с эмоциями, Уотсон на секунду поднял глаза к небу и прошептал, обращаясь неизвестно к кому:

— Спасибо!

Даже в пустыне его накрыл вездесущий опиум для народа, вызывая в мозгу привычную наркотическую реакцию. Девушка снова улыбнулась и направилась в пустыню. Уотсон побежал за ней, но почему-то не мог ее догнать. Чем быстрее он бежал, тем больше она отдалялась. Наконец, он без сил упал на песок и в отчаянии стал биться лбом об этот песок, надеясь либо разбить свою голову, либо весь этот мир, что в принципе, и есть одно и то же.

Послышался негромкий голос. Перестав биться об землю, Уотсон застыл и прислушался. Он не открывал глаза, а лишь внимательно вслушивался в тишину пустыни. И в этой тишине снова прозвучал негромкий, мелодичный и невероятно глубокий голос.

— Здравствуй!

Дрожа не то от страха, не то от любопытства, не то от непонятного возбуждения, Уотсон открыл глаза и поднял голову. Рядом с ним стоял бог. Таким Уотсон с детства представлял себе бога — человек в белой мантии с длинными черными волосами и бородкой, с лицом, похожим на лицо молодого Валерия Леонтьева. Уотсон вскочил с земли и упал перед богом на колени.

— Господи! — воскликнул Уотсон. — Это ты!

— Встань, друг мой, — сказал бог. — Тебе не за что себя винить.

— Спасибо, господи! — воскликнул Уотсон, вставая и глядя на бога.

— Ты ничего не хочешь спросить? — спросил бог.

На несколько секунд Уотсон впал в полное замешательство. Если бы вы вдруг встретили бога, о чем бы вы его спросили? В голове вертелся целый миллион вопросов, ум пребывал в смятении, не зная, какой же из этих вопросов самый важный… На помощь Уотсону пришли слова многих священников и философов, утверждавших, что главное в жизни — любовь. И вновь перед глазами встал образ девушки, ушедшей в пустыню. Не в силах сдерживать чувства, Уотсон спросил бога:

— Кто она?

— Девушка твоей мечты, — ответил бог.

— Я и сам это прекрасно знаю! — возмущенно воскликнул Уотсон.

— Раз знаешь, так чего спрашиваешь? — оборвал его бог.

— Ты ведь бог? — спросил Уотсон.

— Возможно, у тебя действительно солнечный удар, — ответил бог. — И с чего ты взял, что бог должен выглядеть именно так?

Уотсон стоял, раскрыв рот, не зная, что ответить.

— Если ты всю жизнь думал, что увидишь бога именно таким, — продолжал бог. — Каким же еще ты можешь его увидеть?

— Господи! — прошептал Уотсон, снова падая на колени.

В эту секунду он внезапно осознал, что бог на самом деле всегда был внутри него, точно так же, как образ той девушки, которая ушла в пустыню. Подняв голову, Уотсон огляделся, но вокруг не было никого, только небо и песок.

— Господи! — снова прошептал Уотсон. — А что, если бог… — это она?

Ему на память пришла строчка из песни, которую он где-то случайно слышал — то ли из открытого окна проезжавшей мимо машины, то ли проходя мимо динамика, передающего попсовую радиостанцию… Строчка была такая: «God must be your woman». Захваченный приливом чувств, Уотсон снова упал лицом в песок. А потом в душу начал заползать страх. Если в этой пустыне он встретил бога, то мог встретить и… скажем так, полную его противоположность. И над левым ухом раздалось рычание. Пропитавшись страхом до кончиков пальцев, Уотсон, не вставая, повернул голову. Конечно же, он был там. Это был страшный черный дракон, каким-то образом сочетавший в себе черты дракона, бешеного волка, змеи, каракатицы и даже… человека. Уотсон закричал, и дракон накинулся на него.

У некоторых людей вид пропасти вызывает желание упасть в нее, у других — желание преодолеть ее. Уотсон явно был из числа последних, поэтому вскочил и побежал со всех ног. Из-за спины доносилось рычание, но Уотсон боялся оглянуться. Жуткий страх, собравшийся комком в животе, нес его вперед, сделав ноги невероятно легкими. Уотсон бежал с такой скоростью, с какой не бегал никогда в жизни. У него мелькнула мысль, что если бы в этой пустыне проходили гонки «Формулы-1», то он, Уотсон, на ногах, смог бы обогнать Шумахера на «Феррари».

Тем не менее, несмотря на то, что Уотсон пробежал значительное расстояние, пейзаж ничуть не изменился. Тот же песок и то же небо.

«Господи! — в отчаянии подумал Уотсон. — Где же ты?»

Тут же прямо перед ним появился бог. Он стоял на месте, но не приближался и не удалялся, хотя Уотсон продолжал бежать. В этом плане бог чем-то напоминал наклейку на ветровом стекле автомобиля.

— Господи! Помоги мне! — завопил Уотсон.

— Ты же только что понял, — мягко сказал бог. — Что я всегда был внутри тебя. И сейчас я внутри тебя. Все это внутри тебя.

В сознание Уотсона, как в глухо запертую дверь, постучалась мысль. Она не просто стучалась, но громыхала так, что дверь затряслась под ее ударами. Но Уотсон ни за что не хотел пропускать эту мысль в сознание. Но все же она вышибла дверь и вошла.

«И — ОН, — подумал Уотсон. — ОН тоже внутри меня!»

Как только эта мысль снесла с петель двери сознания, Уотсон остановился и круто развернулся. Дракон налетел на него, Уотсон только успел зажмуриться, раскрыть рот и заорать изо всех сил. Изо всех тех сил, которые позволяли ему бежать быстрее, чем едет «Феррари» Шумахера. Само собой, крик получился весьма громким. Обессилевший Уотсон мягко шлепнулся на песок, когда от страха у него подкосились ноги.

Открыв глаза, Уотсон увидел, что он сидит на земле, прислонившись спиной к переднему левому колесу своего джипа, стоящего на автостоянке перед отелем «Desert Rose». Проходивший мимо старик взглянул на часы.

— Ну что, мистер Уотсон, 17:24 нового дня, — сказал старик. — С вас сто долларов.

Испустив тихий, блеющий стон, Уотсон поднялся на ноги. Ему казалось, что прошло всего несколько минут, но желудок говорил, что голоден он гораздо дольше.

— Отличная у вас тут пустыня, — пробормотал ошарашенный Уотсон.

— Сто долларов, — напомнил старик.

К счастью, бумажник по-прежнему лежал в кармане джинсов. Отдавая старику очередную зеленую бумажку, Уотсон обалдело уставился на бумажник. Там лежала ее фотография.

Я не помню, как я собирался заканчивать этот рассказ, потому что прошло полгода с тех пор, как я написал предыдущую строчку. Фактически, можно сказать, что писать этот рассказ начинал даже не я, ибо, как сказал греческий просветленный Гераклит, «нельзя дважды войти в одну и ту же воду», а его последователи дополнили эту фразу так: «один и тот же человек не может даже единожды войти в одну и ту же воду». На первый взгляд, абсолютная чушь, а на самом же деле — чистая правда, которую знает каждый просветленный, да не каждый может выразить. Поэтому я закончу рассказ так, как он должен закончиться в любом случае. Хотя я хотел написать его по-другому.

Пару дней Уотсон провел в отеле — пустыня сильно напугала его. А, кроме того, он так проголодался, что отъедался целых два дня. И еще — он почти непрерывно пялился на ее фотографию.

Уотсон глядел на фотографию часами, и слезы наворачивались на его глаза, и он плакал, а потом вдруг начинал смеяться сквозь слезы. Безымянный старик каждый день в 17:24 брал у Уотсона сто долларов. Наконец, Уотсону надоело сидеть в номере. Он решил снова пойти в пустыню, пусть даже в последний раз, и — будь что будет. Выходя из номера, он попрощался с Элис, по-прежнему сидевшей в позе лотоса. Она не ответила.

На крыльце все еще сидел старик. На этот раз, увидев Уотсона, он оживился.

— Привет! — сказал старик. — Ну, как, соскучился по пустыне?

— Я иду туда, — ответил Уотсон. — На всякий случай — прощайте!

— На всякий случай, до свидания, — улыбнулся старик. — В 17:24, помнишь?

— Вам виднее, — ответил Уотсон. — Боюсь, что пустыня нарушает мое восприятие времени.

— Всего-то? — спросил старик.

— Нет, — ответил Уотсон. — Она еще много чего нарушает.

И он решительно направился в пустыню.

— Эй, доктор Ватсон, я тебе дам одну маленькую подсказку, — крикнул старик ему вслед.

Уотсон остановился и оглянулся.

— Ты приехал сюда, чтобы получить ответы на все вопросы, — сказал старик. — Ответы не в пустыне. Они в тебе самом. Пустыня просто помогает остаться с собой наедине.

Уотсон почувствовал, как у него снова подгибаются колени. И в ту же секунду отель и старик исчезли. Вокруг была пустыня. Пустыня и небо. Вновь сбитый с толку, Уотсон присел на песок. И снова над ухом раздался голос:

— Здравствуй!

Уотсон вскочил. Перед ним стоял бог.

— Я хочу ее видеть! — заорал Уотсон.

— А я здесь причем? — спросил бог. — Хочешь видеть — видь. Я ничем не могу тебе помешать.

— Где она? — уже более спокойно спросил Уотсон.

— Где-то в этой пустыне, — ответил бог.

— А пустыня большая? — спросил Уотсон.

— Пустыня по размерам равна тебе самому, — ответил бог.

Уотсон огляделся. Ему показалось, что линия горизонта несколько отдалилась, и… это невозможно, но она продолжала удаляться прямо на его глазах. Пустыня была бесконечной.

— Так я бесконечен? — спросил Уотсон.

— Разберись, чего ты хочешь, — ответил бог. — Ты хочешь стать бесконечностью или хочешь видеть ее?

— А все вместе нельзя? — спросил Уотсон.

— Я этого не говорил, — ответил бог. — А ты сможешь представить себе это «все вместе»?

Уотсону не понадобилось долго думать — он понял, что все это вместе представить себе он не сможет. Мысли путались. Тогда Уотсон зажмурился изо всех сил и — увидел ее. Ее образ стоял перед глазами в переплетении пляшущих пятен света.

— Незачем так жмуриться, чтобы что-то увидеть, — донесся до Уотсона приятный женский голос.

Он открыл глаза и увидел ее — она стояла там, где только что стоял бог.

— Как? — выдавил из себя потрясенный Уотсон, разглядывая ее.

— Ты хотел что-то спросить? — спросила она.

— Как тебя зовут? — выдохнул Уотсон.

— А какое имя тебе нравится? — улыбнулась она.

— Мелинда, — ответил он.

— Ты угадал, — сказала Мелинда. — Именно так меня и зовут.

— Это невозможно! — воскликнул Уотсон, видимо, остатки рациональности на секунду взяли в нем верх.

— Почему? — спросила Мелинда. — Ты хотел увидеть меня — я здесь. Ты хотел угадать мое имя — ты угадал его. Ты хотел найти ответы на вопросы…

— Тебе мешает мир, — донесся до Уотсона голос бога. — А мир у тебя в голове.

— Весь мир у меня в голове! — тихо произнес потрясенный Уотсон. — Весь мир у меня в голове! — повторил он чуть громче, и, наконец, заорал на всю пустыню:

— Весь мир у меня в голове!

— Ты тоже в чьей-то голове, — усмехнулся рядом кто-то, одетый в «Адидас», но Уотсон не обратил на это внимания.

Вместо того чтобы прислушиваться к голосам, Уотсон подошел к Мелинде, взял ее за руку и сказал:

— Пойдем отсюда!

— Пойдем! — улыбнулась она.

Они шли по бескрайней пустыне. Временами Уотсону казалось, что они едут по пустыне в его джипе и Мелинда говорит:

— Ну, надо же, какое совпадение! Мы в один день въехали в один отель и встретились только в пустыне! Здесь, на краю света, и, правда, случаются чудеса!

Потом Уотсон стряхивал с себя полудрему, и они снова шли по пустыне. Иногда ему казалось, что они живут в его большой квартире в огромном городе. Иногда ему казалось что-то еще. Но чаще всего они молча шли по пустыне. И однажды Мелинда спросила:

— Куда же мы идем?

Уотсон и сам толком не знал, поэтому ответил то, что казалось ему очевидным:

— К горизонту.

— Конечно, — кивнула Мелинда. — И как я могла забыть? Мы идем к горизонту.

И они шли к горизонту, который убегал от них все дальше и дальше. Пустыня была бескрайней, как они сами, но они все шли и шли к горизонту, зная, что никогда не дойдут до него. И это наполняло их безграничной радостью, ибо они, близнецовые пламена, теперь навсегда были вместе. А их вечная жизнь превратилась в наполненное радостью путешествие по несуществующей пустыне к несуществующему горизонту.

Конец ознакомительного фрагмента.