Серебряные ведра

Александр Китаев, 2019

Александр Виссарионович Китаев (1888–1953) при жизни был известен как художник и педагог, однако его обширное поэтическое наследие – яркая и оригинальная страница русской поэзии 1910–1920-х годов. Отвергая каноны модернизма и преодолев подражание более ранним традициям, Китаев поэтизировал крестьянский труд и быт, степные и волжские пейзажи, не став сусальным «поэтом из народа». Свежий, громкий, нарочито грубоватый поэтический «голос» Китаева, достигшего к началу 1920-х годов литературной зрелости и называвшего себя «имажинистом», не был оценен критикой, хотя и замечен читателями. Рукописный архив Китаева рассеялся по частным собраниям. В настоящее издание включены наиболее интересные из его известных стихотворений, в основном периода 1916–1923 годов. Значительная часть текстов публикуется впервые.

Стихотворения 1906–1914 гг.

«Нет больше сил нести страданья…»

Нет больше сил нести страданья.

Я весь расслаблен. Я устал.

В душе убиты все желанья,

И уничтожен идеал.

Я вышел в жизнь со светлым сердцем.

Безумно мне хотелось жить.

Я знал, что в жизни есть несчастья,

Но все же думал победить.

Я понял, что мой взгляд был ложный.

Жизнь оказалася сильней.

Я перед нею наг, ничтожный!

Мне стыдно! Больно! Жизнь! Добей!

1906

Стихотворения из казанских изданий

1908–1909^[1]

Сарре

Я вижу вас впервые, —

И дерзко полюбил

О, очи — ночи грозовые!

Мой меч! Мой щит! Я все разбил!

О, черный бархат длинных кос

И юные ланиты!

Они — в огне и ярче роз!

Пред ними все цветы побиты!

Ваш голос звонко расцветает,

Улыбка знойно опалит

И в сердце говорливо тает…

Иегова! Кто устоит

Пред лаской алых жал и ков?!

О, мир! О, Сарра! Я в плену!

Я весь горю… Нет больше слов…

Скорей, скорей к любовному вину!..

<1908>

«Я взглянул в глаза глубоко…»

Я взглянул в глаза глубоко

темнокудрой, черноокой

и ушел далеко…

Вьюга жадно след мой съела.

Я ушел на север белый,

грустный и несмелый.

Здесь живу я в вихрях снега.

Обнят знойно снежной негой,

не хочу побега.

Тихо-тихо сдавлен белым;

умираю сладко телом. —

Милая велела…

Но в оковном, льдистом крае

умирая, расцветаю

серебристым маем…

Слышу в небе звон игривый…

Вижу лес и переливы

изумрудной нивы.

Солнце пляшет. Солнце пьяно.

Сонмы птиц поют «осанна!»

Травы запах льют медвяный…

Я припал к земле цветистой…

В струйке трельно-серебристой

облик королевы…

Я стал пить и в губки впился

ей, — и вдруг ручей затмился,

зашумели севы…

И в согласности напева

Из воды выходит дева…

Ты ли, панна Катя?!

Мы счастливы. Мы счастливы!..

Задрожали губ извивы…

Колют, жгут объятья…

Мы упали — не взглянули…

Мы упали… В свет ли… в тьму ли

Утопили… Утонули…

<1908>

«Серым днем весны печальной…»

Серым днем весны печальной

лаской хмурой я овеян…

Светлый образ, что взлелеян

солнцем мая,

убегая,

шлет привет прощальный…

И тоскую, одинокий,

в трепетном молчаньи…

Кто же близкий и далекий,

вновь найденный

и влюбленный,

будет на свиданьи?

Отуманен грустью странной,

я не знаю цели…

Грезы тихо отлетели

тяжким летом

по тенетам

мертвым караваном.

<1908>

«Сады полны благоуханий…»

Сады полны благоуханий.

Так сладок вешний чернозем.

Мы в алом трепете желаний

Тела истомные сольем.

Под серебристый шепот мая,

Под ярый рокот горных струй,

В напевный час, изнемогая,

Испьем грозовый поцелуй!

На изумруды трав уроним

Безумно-белый шелк одежд.

Потонем — бешеные кони —

В огне исполненных надежд.

И подойдем к последним граням…

Я вскину к звездам светлый стон!..

А на заре печально ранней

Глубоко канем в мудрый сон…

<1908>

Из книги «Белые пожары»

Звонкая пена поет под кормою…

Грозный пред нами вздымается вал…

В радужной радости правим ладьею,

Славим опасности скал…

Весело, белые, в ветре трепещут,

В синие дали несут паруса…

Чайки поют нам… А издали блещет

Белых огней полоса…

Волны взбегают взбешенною стаей…

— Брат! Полюби дерзновенность преград! —

Белое знамя над нами взлетает…

Мы не вернемся назад!..

<1909>

Первая и последние весны мои

I

Мир опостылел… И остыл

Огонь ночей, истомный пыл…

Весне и ландышам цвести,

А сердце шепчет: «Милая, прости!

Прощай, забудь навек!» И снова

Жаль жутких вечеров в лесу сосновом…

Я помню бледность обнаженных

Ног… в ореоле трав темно-зеленых…

В открытых широко глазах —

Печаль и темная гроза…

Как острый яд, уста пьянят…

И странен черный вскинутый наряд…

Я помню все… Но лишь однажды

Цветут цветы весною каждой…

........

Весною новой, ночью лунной,

С тобой ли встретим миг безумный?

II

Не правда ли, печальная весна?

И дождь, и снег попеременно

Мутят стекло закрытого окна

И кажется, нет солнца во вселенной…

Везде, во всем — пустая тишина…

Лишь тенькают часы жестоко-неизменно…

Природа точно вся заражена…

Не расцвести цветам и грезам сокровенным!..

Растления полна, земля не губит

Лишь яркого цветка любви моей…

Больное сердце беззаветно любит

В тоскливых буднях серых дней…

<1909>

«На берег моря, на берег моря…»

На берег моря, на берег моря,

На дикий берег я убежал.

Я в страшном горе! Я в страшном горе!

Я черный призрак судьбы меж скал.

Шумите, ветры, бушуйте, ветры,

И заглушите мою тоску!

Все песни спеты. Все песни спеты!

Хочу умереть на морском берегу.

Давайте челн мне! Скорее челн мне!

Мои глаза, как ночи, черны.

На горизонте зажглися молньи,

Хочу умереть на гребне волны!

Я — черный призрак, я черный демон,

Хочу умереть на высоком и белом

Гребне волны!

1909

«С рассветом дня я умираю…»

С рассветом дня я умираю.

Когда ж вечерняя заря

Займется, приближаюсь к раю,

И невесомый, и горя.

Приди, последнее молчанье

Моих торжественных высот, —

И небожителя венчанье

Свершит безмерный хоровод,

И обменюсь кольцом венчальным

С подругой вечною небес,

С земным концом моим печальным

Свяжу небесных нить чудес.

20 января 1910

В осенние сумерки

Тоска. Великая тоска.

И нет речей. И нет мечты.

Устало осени цветы

Срывает слабая рука.

Устало падают дожди,

Загонят ветер в темный дом.

Застонут ставни под окном.

О молодость! О подожди!

Как пусто в доме! Свет свечей

Встревожит темноту на миг.

Как скучно мне! Как много книг!

Хоть пару бы живых очей!..

1910

«Бессилен род людской и зол…»

Бессилен род людской и зол.

И Твой, о Господи, престол

В его неистовых пирах

Кощунственно повергнут в прах!

Нет, не был человек велик.

И Твой, о Господи, Твой лик,

Века сиявший красотой,

Оплеван смрадною толпой.

Познанья бич небесный свод

Жестоко много лет сечет,

Но тщетная пытка. Страж молчит.

И только звезды мечет, спит.

15 декабря 1910

«Благословил унылым словом…»

Благословил унылым словом

Господь страну мою.

Под серым облаков покровом

Я от тоски пою.

Мне золотых не жаль созвучий

Вливать в печаль и боль.

Пою — осенний лес дремучий,

Когда молчу — король.

Где тайна синих океанов

Нетронутых земель —

Там в тьме пророческих туманов

Мой трон, моя свирель.

1911

Золотая лестница

…И у верховного предела,

За гранью роковой черты —

Ко мне, как Голубь, мысль слетела

Иной нездешней красоты.

Сиянья Голубиной Тайны

Щедры и горячи лучи,

И так же в мире не случайны,

Как и возмездия мечи.

Есть мост перекидной, как пламя,

К земле с лазоревых небес:

Даруй Святого Духа знамя,

Ступеней золотой навес.

1911

Моя тоска

Моя тоска, как свет вечерний.

Моя тоска, как бледный сон,

Сплела венок. Венок из терний —

Одну из царственных корон.

Как мрамор вековой гробницы,

Мое чело, моя рука.

И веют сумрачные птицы.

Царица сумрачных — тоска.

В глухом я замурован Доме

Безумия и страхов жизни.

Что, палачи, скажу вам, кроме:

«О кровь моя! Скорее брызни!»

1911

Аквариум

Серый день. Тоска по счастью?

Треск огня, как хриплый кашель…

Верим бледному ненастью.

Не до замков! Не до башен!

Ах, раскрой портьеры окон!

Тусклый свет таит улыбки.

Как поблек твой светлый локон!

Блекнут золотые рыбки…

Где же счастье? Вот весенний

Месяц март. А солнце где же?

Уж восторгами сближений

Наши взгляды светят реже.

В безразличной смене весен

Гаснут мысль, любовь и слово…

Этот серый день несносен.

Подождем дня золотого?..

1911

«Какие тихие долины…»

Какие тихие долины!

Какая бедная любовь!

Долины дева! приготовь

Вино, и миро, и рубины!

Я расскажу, как бедный воин

Сбирал веселые цветы,

Как полдень знойный был удвоен

У роковой его черты.

Я припаду к твоим коленям.

В твоих блистательных шелках

Моя любовь, и страсть, и страх

Безумным пробегут оленем.

И воссиявший свет полночных

Твоих очей, как свет зари,

Напомнит мне часов урочных

Мое безумие: гори!

8 ноября 1911

Сонеты св. Антония

I

Я от людей бежал к неведомой горе.

И труден был мой путь среди песков пустыни…

И обольститель бес встал на пути к святыне

И бросил под ноги мне блюдо в серебре.

Откуда ж быть ему? Для птиц и для зверей

Печальный этот путь; и, кажется, доныне

Не проходил никто песчаных сих морей…

Я произнес: «Соблазн диавола да минет!

В погибель серебро твое с тобою, бес,

Да будет!..». Блюдо — в дым… и дым тотчас исчез…

Так избежал врага молитвой я Господней…

И груду золота вновь на моем пути

Рассыпал он… Но я, как пламень преисподней,

Перескочил ее… и продолжал идти.

II

Однажды бесы мне явились в светлом виде:

«Антоний! Мы пришли, чтоб дать совет. Взгляни!».

Но я, зажмурясь, стал молиться, чтоб не видеть

Богопротивный свет… погасли их огни…

И стали дьяволы сильнее ненавидеть

Меня с тех пор. И вот все ночи и все дни

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Подзаголовок дан составителем. Тексты сообщил А.В. Бурлешин.