Жаркий декабрь

Александр Калмыков, 2018

В декабре 1941-го советские войска перешли в решительное наступление и окружили немецкую армию под Ленинградом и в районе Демянска. Андреев-Соколов рвется на фронт, но в Москве его загружают морем работы, да и жениться вздумалось, для чего еще нужно получить разрешение. И все-таки Александр вырывается на фронт – искать пропавшего без вести деда. А между тем 179-я стрелковая дивизия прорывает немецкий рубеж у Нарвы и устремляется вперед, чтобы через считанные дни выйти к железнодорожному узлу Тапа.

Глава 5

Зеленоглазая

Проводив Сашу, я села в свою машину и отправилась в Кремль. Новая работа нравилась мне все больше и больше, тем более что темы для исследований я могла выбирать вполне самостоятельно. Распорядок работы мне тоже никто не навязывал и авралы не устраивал. Что еще надо для счастья ученого?

Так, сначала разберем почту и посмотрим, что нам сегодня пришло. Ага, вот очень интересная новость — немецкое консульство в Дакаре организовало просмотр фильмов местному населению. Тематика, как и следовало ожидать, весьма односторонняя: «Крещение огнем», «Кампания в Польше», «Победа на западе». Все картины как бы документальные и рассказывают о победах фашистов в Европе. Понятно, подоплека тут вполне очевидная — скоро даккарцам ждать гостей.

Хорошо, новости почитала, и можно достать мою любимую папочку. Тема увлекательнейшая, я даже название для нее красивое придумала: «Энергетическая безопасность страны». В Сашиных записях очень много говорилось о добыче нефти в разных странах, нефтезависимости и скачках цен. Я даже заподозрила, что Андреев работал в нефтяной компании, уж очень много он знает по этой тематике. Впрочем, попаданец мои подозрения решительно отверг. Один раз, правда, он собирался устроиться в «Лукойл», но что-то не вышло. Кстати, потом я глянула в словаре, и оказалось, что Look Oil переводится с английского как «Смотри, нефть». Чудное название, право слово. Ну так вот, как Саша утверждает, что последние сорок лет вся политика так или иначе крутится вокруг энергоносителей и путях их транспортировки. Поэтому тот, кто интересуется международным положением и историей, волей-неволей все узнает об углеводородах.

Самым лучшим энергоносителем является природный газ, так как его очень удобно транспортировать по трубам. А основным поставщиком газа в Западную Европу в будущем станет Норвегия, которая нас и так уже очень интересует. Второе место по поставкам в двадцать первом веке занимала Россия, ну а третье Алжир. Эти страны поставляли, в смысле будут поставлять, три четверти всего газа, потребляемого в ЕС. Очевидно, что для их общего блага им просто необходимо объединиться в газовый картель. И пусть тогда капиталисты попробуют напасть на нас или на наших союзников! Мы сразу же перекроем трубу и вынудим агрессоров отступить. Такой проект мне очень понравился — защищать страну не оружием, а торговлей. И расходов на оборону меньше, и прибыль будем получать. Но, конечно, сначала надо заручиться поддержкой правительств этих стран, а еще лучше, поставить там своих людей.

Еще не знаю, включать ли социалистическое королевство Норвегию в состав СССР, или оставить ее просто нашим вечным союзником. Ну, там видно будет. С Алжиром полегче. Ввиду удаленности от наших границ, как сегодняшних, так и предполагаемых послевоенных, быть ему страной независимой. А вот какой госстрой мы там установим, пока сказать трудно. Вообще-то теория предполагает, что социализм следует строить лишь в промышленно развитых странах. Конечно, гигантские скачки из феодализма прямо в коммунизм возможны, но очень уж они дорого обходятся, причем дорого во всех смыслах. Так что повального социализирования разных там африканских и азиатских стран нам следует старательно избегать. Для тех, у кого найдутся природные ресурсы, можно и исключение сделать, ведь они сами смогут себя финансировать. Но это не обязательно. В принципе, насколько левым будет правительство в нефтеносных и газоносных странах, дело десятое, лишь бы они были нам верны. Понимаю, это звучит странно, однако, зная судьбу большинства соцстран, начинаешь относиться к ним с недоверием. Но это мы обсудим чуть позже, а пока вернемся к газу, а вернее, к тем участкам суши, ну и моря, конечно, откуда он берется.

Итак, Алжир. Пока идет война, наши союзнички терпят национальное движение в Африке, но лишь до определенного момента. Когда он наступит, совершенно ясно и без послезнания. В прежней истории колониалисты начали повальные аресты оппозиционеров весной сорок пятого, а 8 мая, сразу после подписания предварительной капитуляции Германией, начали бойню. Возмущенные тем, что им не дали свободу, алжирцы массово восставали, но неорганизованные повстанцы ничего не могли поделать против регулярной армии и авиации. Совершенно неподготовленное стихийное выступление батраков и хаммасов не имело ни малейших шансов на успех. За считанные дни было убито не меньше сорока тысяч человек, и конечно, большинство из них не имело никакого отношения к повстанцам. Целые поселки алжирцев были вырезаны лишь по простому подозрению. Однако такой финал вовсе не предрешен. Если национальное движение чуть-чуть организовать, то дело пойдет на лад. Так что алжирцы — это наши потенциальные союзники.

Теперь Норвегия. Страна потенциально богатая, правда, есть одна закавыка. Все ее богатство лежит на дне моря, и добывать его оттуда очень дорого. Рентабельной продажа подводного газа стала лишь после нефтяного кризиса семидесятых, когда арабы ввели нефтяное эмбарго. Но мы, конечно, так долго ждать не собираемся и постараемся ускорить естественный процесс, хе-хе. Ведь и в самом деле природные ресурсы следует беречь и добывать их не варварским способом, а и рачительно и экономно, к тому же сберегая экологию. Так что предложение за спросом поспевать не будет. А если капиталисты хотят потреблять нефти больше, чем мы успеваем добывать, то это их проблема. Вот только прежде следует разобраться с Персидским заливом, а это вопрос архисложный и труднопрогнозируемый. Например, что следует делать с Курдистаном? Вот к слову, в том мире вышла некрасивая история, когда Сталин войска из Ирана вывел, а обещанные концессии от иранцев не получил. Если знать точно, что и здесь такая же ерунда случится, то нужно требовать от шаха дать независимость Мехабадской республике курдов. Ну а вдруг потом Иран станет просоветским? Тогда, выходит, мы сами себе навредим. Ну да ладно, выкрутимся. Мы и месторождения получим, и нефтяной кризис устроим как можно раньше.

А вот тут вырисовывается еще одна замечательная перспектива. Во время кризиса все стремится к распаду, будь то транснациональная корпорация, большая страна или объединение стран. Корпорациям легче, они просто продают часть своих предприятий, особенно те, что приносят мало доходов, и ждут лучших времен. Но вот распад страны дело не такое простое. С одной стороны, отдельные регионы стремятся отделиться, чтобы не делить свои доходы с бедными провинциями, и в этом им помогают местные лидеры, жаждущие власти. Но с другой стороны, центральное правительство упорно этому сопротивляется.

Вот интересно, что произойдет в Америке, если годах эдак в шестидесятых поставки нефти неожиданно снизятся? Кризис начнется такой, что Великая депрессия покажется процветанием. Нефтедобывающие штаты вполне могут решить, что пребывание в США является для них обузой. Особенно Техас — самый большой по территории^[7], один из самых населенных и самых богатых и заодно самый гордый и выпендрежный. Там даже в двадцать первом веке носят шляпы, что для цивилизованного мира уже давно считается дикостью. Техас стоит особняком среди всех штатов — он единственный был раньше независимой, всеми признанной страной. А в случае нефтяного кризиса техасцы, вполне возможно, захотят пуститься в свободное плаванье.

Кстати, Саша упоминал, что незадолго до его, хм, путешествия, губернатор Техаса на полном серьезе заявлял о праве штата на отделение. Строго говоря, вопрос этот очень темный и запутанный. В конституции нет никакого запрета на выход субъектов из состава страны. Там говорится, что местные правительства могут принимать любые законы, не противоречащие федеральным. Правда, есть такая штука, как решение Верховного суда по делу «Техас против Уайта». Это, конечно, не закон, но прецедент в Америке — это краеугольный камень правосудия, и с юридической точки зрения штаты отделяться от страны права не имеют. Ну что же, тем лучше. Не захотят США добровольно отпустить Техас, пусть начинают вооруженную борьбу, а мы с Великобританией будем, хм, «морально» поддерживать свободолюбивый народ прерий. Да, и почему же только их. Еще следует оказать юридическую помощь коренному населению страны. Как ни крути, но все до единого договоры с индейцами правительство Штатов нарушило. Наш долг помочь бедным индоамериканцам. Да, и надо пометить себе, чтобы потом разработать стратегию борьбы афроамериканцев за свои права. А если заглянуть в двадцать первый век, когда Европу заполонят жители бывших колоний, то и учесть противостояние афроевропейцев с евроевропейцами. Тьфу ты, запутаешься с этой политкорректностью. Короче говоря, надо поддержать справедливую борьбу негров против бледнолицых.

Само собой, еще надо поразмыслить, как не допустить создание международных альянсов, вроде ЕС и НАТО. Не то чтобы Молотов и Сталин об этом не думают, но вдруг я какую-нибудь оригинальную идею да подам. Как говорится, две головы хорошо, а… что еще за громовой стук? Да что же такое, на самом интересном месте прерывают полет фантазии.

Несколько минут я готовилась к приему посетителей, пряча бумаги по сейфам, а на нетерпеливый оклик: «Ну что вы там?» сердито буркнула:

— Бумаги сжигаю. Инструкция у меня такая.

Наконец, собрав в кучу все листочки, до этого аккуратно разложенные по столу, и запихав их куда подальше, я открыла дверь и посмотрела, кто так настойчиво ко мне ломится. Обычный старший политрук, представившийся Лопатиным, хотя, судя по внимательному взгляду, он мой коллега из ГУ ГБ. Там сотрудники часто для маскировки носят чужие петлицы, и в основном как раз из политуправления.

Подозрительно потянув носом воздух, не горит ли чего, и придирчиво осмотрев мое удостоверение, он без лишних слов выдал мне другое, с новым званием младшего лейтенанта госбезопасности, а старое приказал лично сдать в отдел кадров. Внимательно проследил, как я расписалась в бланках, сверил подпись, ну и педант, а под занавес вручил пропуск в приемную Сталина. Вот бюрократия, ну почему же их делают одноразовыми? На прощание таинственный политрук, да и Лопатин ли он на самом деле, заявил, как бы между прочим, что меня вызывают «к самому» в тринадцать сорок.

Кто еще должен явиться на совещание, кроме нас с Верховным, конечно, и какие вопросы значатся в повестке дня, мне никто объяснить не соизволил. На всякий пожарный взяла несколько папок и карт, мало ли что спросят, и завалилась в приемную пораньше. Впрочем, Поскребышев меня пригласил сразу, и оказалось, что в кабинете Верховного уже собралась целая толпа.

По составу участников это было скорее расширенное заседание Комитета обороны, на которое еще пригласили военных из Генштаба и руководство некоторых фронтов. Шапошников тоже присутствовал, хотя вид у него был явно нездоровый, зато Василевского нигде не было видно. Обсуждали в первую очередь «котлы», в которые угодили фашистские войска, и перспективы их скорейшей ликвидации. Курский котел уже удалось сжать до размеров города, но на этом продвижение остановились. Штурм каменных зданий, хотя и полуразрушенных, означал большие потери в людях и огромный расход боеприпасов. Кстати, военные пояснили, что как раз развалины оборонять легче, чем целые дома. В конце концов решили, что черт с ними, с паразитами. Пускай немцы сидят в Курске, пока не замерзнут.

Рядом с Демянском фашистов тоже потеснили, и теперь они прячутся в лесах практически без снабжения. Однако лезть к ним через заминированные буреломы пока рановато, тут тоже следует обождать. В Новгороде часть гарнизона уже сдалась, но оставшиеся фрицы к чему-то готовятся, скорее всего, к прорыву в сторону Луги, и этого ни в коем случае допустить нельзя. В смысле выпустить фашистов из города можно и нужно, но затем они должны попасть в мешок. Тут главное не ошибиться с направлением прорыва и вовремя выставить заслоны.

Самой трудной задачей сейчас является удержать немецкую армию в огромном ленинградском котле, постепенно сжимая его и рассекая на части. Самое оптимальное направление для удара (это не я решила, а маршалы) от Нарвы на юго-восток, вдоль западного берега реки Луга и навстречу ему от города Сольцы. Если новое наступление пройдет успешно, то в западной части котла останутся сравнительно небольшие части противника, которые можно быстро уничтожить. Тогда восточнокотелцы окажутся больше чем в ста километрах от линии фронта, и в двух шагах от плена. Ну а если основные силы окруженцев вдруг попрут на запад, то мы начнем выполнять запасной план.

Судя по всему, перелом в войне уже намечается, уже есть случаи добровольной сдачи в плен целых батальонов еще до того, как у них закончились боеприпасы и продовольствие. Но большинство фашистов, конечно, пока упрямо держатся, надеясь на чудо в виде решительного удара своих войск. Надеются они напрасно. Насколько нам известно, прорывать внешнее кольцо окружения немцам просто нечем. Зато наши армии готовы продолжать наступать и дальше. Под данное мероприятие зарезервированы практически все пополнения и боеприпасы, имеющиеся в наличии. От успехов сражения в «Большом кольце», как его назвали журналисты, зависит весь ход войны, поэтому чтобы достичь успеха, резервы исчерпали до дна. Все боеприпасы, производимые военными заводами, сразу доставляются на фронт и немедленно выпускаются по врагу. Попытки накопить более-менее значительные запасы на будущее сурово пресекались, таких генералов-хомяков Сталин нещадно критиковал:

— Вы даете передышку побитому противнику, — медленно, с расстановкой, чтобы дошло до всех, пояснял Сталин. — Этим вы его укрепляете и затрудняете в ближайшее время свое продвижение вперед. Это очень плохо. Давайте поскорее ваш план дальнейшего наступления с обозначением сроков продвижения.

В ответ на укоры хомяки бледнели и обещали больше передышки врагу не давать. Надеюсь, так оно и будет. Пока противник не успел окопаться и прочно закрепиться, его надо гнать дальше. Чуть остановишься, и все, он зароется в землю, и тогда прорывать оборону придется с большим трудом.

А вот послышалось странное слово — «Алькор». Что такое, почему я об этом ничего не знаю? Навострим уши, ага, теперь понятно. Когда Саша ввел новый обычай давать название операциям, это очень понравилась командованию, и оно раздало имена всем мало-мальски значимым планам. Планеты быстро закончились, теперь перешли к звездам. Знать бы еще, где и когда этот таинственный «Алькор» будет проходить. Так, внимание, опять выступает Верховный.

— Как мне доложили, операцию лучше всего начинать через десять дней, максимум через две недели. Однако вы говорите, что резервов нет и на все сил не хватает. Но вы поймите, товарищи, что другого такого большого шанса не будет. Поэтому вам надо… — короткая пауза, — …надо собрать достаточное количество сил.

— Четвертый воздушно-десантный корпус понес сравнительно небольшие потери, — сразу отозвался кто-то из генералов, — и за пару недель его можно подготовить к боевым действиям.

— Сто семьдесят девятая стрелковая сидит здесь в тылу, а она вполне боеспособна. К тому же у нее гаубичный полк оснащен трофейной артиллерией, снарядов к которой мы выделим с избытком. Ее, правда, хотели перебросить к Демянску, но там и без нее справятся.

Сразу посыпались предложения о соединениях, частях и подразделениях, плоть до батальонов, которые можно снять, перебросить, ускоренно доформировать. Потом также легко нашлись паровозы из резерва правительства. Нарком путей сообщения заверил, что он и члены Политбюро, курирующие транспорт, лично контролируют выделение поездов для переброски войск. Пообещали также изыскать недостающее вооружение, запланированное количество боеприпасов и продовольствия.

Все это, конечно, страшно интересно, но вот что на этом совещании делаю я, вот в чем вопрос. Слова мне не давали и ни о чем не спрашивали. Могли бы тогда просто вручить протокол и сэкономить мне кучу времени. Единственный плюс от моего сидения — это то, что некоторые командующие, любящие крепко выражаться, теперь старались себя сдерживать. Даже Ворошилов, который и при Сталине не затруднял себя автоцензурой, теперь перешел с матерно-командного на обычный русский язык. Да, вот так надо с ними, построже. Вместо того чтобы бросаться стандартными заученными фразами, пусть предварительно думают и тщательно формулируют свои предложения.

Ладно, пока обдумаю новый замечательный план — уже пора всерьез вести с пленными немцами агитработу. Мы уже захватили несколько генералов, а скоро их прибавится еще десяток-другой. Особенно радует, что партизаны поймали самого Зейдлица-Курцбаха, и самое приятное, Гитлер успел присвоить ему звание генерал-лейтенанта буквально за день до пленения. Вот нам и готовый глава будущего комитета «Свободная Германия». Жаль, что Саша больше ничего о его членах не помнит. Тогда, в той истории, немцы ждали коренного перелома в войне, чтобы запеть по-другому. А тут перелом, похоже, не за горами, и нужно ловить момент, поскорее вербуя добровольцев среди пленных. Вопрос только в том, как именно использовать фрицев, которые согласятся перейти на нашу сторону. А что, если действительно сформировать из немцев, настроенных против Гитлера, отдельный корпус? В прошлый раз до этого дело не дошло, и ограничились лишь небольшими отрядами, да и то буквально в последние дни войны. Но сейчас все может пойти по-другому. Вот только на какой фронт их послать? Против своих воевать они будут неохотно. Против румын? Ага, сейчас. Эти вояки будут служить тренировочным полигоном для нас. Идея, а что если экипировать фрицев теплой одеждой и натравить на Финляндию? Вот смеху-то будет. Финны призвали Германию на помощь, чтобы захватить у нас Карелию и Ленинград, а теперь немцы сами будут изгонять оттуда финских захватчиков.

Понятно, что не я первая об этом подумала, но вряд ли кто-нибудь уже составлял подробные планы на этот счет. Не обращая внимания на нудные перечисления вагонов, боеприпасов и валенок, я тут же написала свои предложения и передала записку Сталину, слегка удивляясь своей наглости. Прочитав мое послание, Верховный в мою сторону не посмотрел, но довольно улыбнулся и протянул листок Берии. Тот тоже отчего-то заулыбался и положил рацпредложение перед Шапошниковым. Борис Михайлович в свою очередь кивнул мне и показал на часы, дескать, когда освобожусь, поговорим.

Подумать только, а ведь раньше генералов видела вблизи один-единственный раз. Это случилось, когда нас впервые привезли на фронт. В тот день устроили показательный расстрел дезертира, и какой-то генерал по этому случаю выступал перед нами. А теперь вот сижу бок о бок с маршалами, и ничего, от обилия звезд на петлицах голова кругом не идет.

Едва закончились баталии по распределению немногочисленных резервов, сразу попросил слова Тимошенко. К моему удивлению, заговорил он не о боевых действиях, а витиевато и околичностями завел речь о моральном состоянии армии. Это было довольно странно, ведь после остановки вражеского наступления в октябре с боевым духом у нас стало все в порядке. Ну а после большого наступления никто и не сомневался, что война закончится уже в следующем году.

Но маршал нашел-таки коварного внутреннего врага, подрывающего боеспособность Красной Армии, и им оказался не кто иной, как журналист Корнейчук, написавший пьесу «Фронт». В чем заключалась его вина, я сразу не поняла, так как Тимошенко, к моему удивлению, оказался поэтом, и вместо конкретных обвинений прибег к образам и метафорам. Пока я пыталась догадаться, что значит фраза «Эта пьеса вредит нам целыми веками», Семен Константинович добрался до конкретных предложений — «автора привлечь, виновных разобрать». Не удивлюсь, если комфронта специально прилетел в Москву, чтобы разобрать виновных, причем в самом буквальном смысле, по косточкам.

Верховный, слушавший гневную тираду без малейших признаков нетерпения, подержал в руке папку, переданную ему в качестве вещдока, и отбросил ее на стол:

— Сценарий пьесы я читал.

«Ну и?» — было прямо-таки написано на лицах всех генералов, даже на затылках стенографистов, сидевших к нам спиной.

— Написано политически грамотно, литературные достоинства также бесспорны, — отрезал Верховный, вогнав Тимошенко в ступор.

Маршал, не ожидавший такого возражения, даже на минуту онемел, но все-таки решил гнуть свою линию до конца:

— Там же клеветническая пропаганда против нашей армии, — с возмущением поделился он своим виденьем данного произведения.

Однако Главнокомандующий с этим не согласился:

— Вы не правы, товарищ Тимошенко, — продолжал Сталин защищать «Фронт». — Вы думаете, Красная Армия идеальная, а она не идеальна, и все недостатки надо открыто признавать.

Воспользовавшись тем, что все сидели остолбенев, я схватила папочку, чтобы хоть одним глазком увидеть, о чем тут толкуют. Ай, как стыдно! Пока читала повести о будущем, не удосуживалась заглядывать в прессу сегодняшнюю. Правильно говорил Остап Бендер, людей, не читающих газеты, надо морально расстреливать на месте. Эту пьесу печатали в газете, но я окромя сводок с фронта и зарубежных новостей ничем не интересовалась. Тимошенко оказался более бдительным, но тут он, конечно, сильно промахнулся. Если пьесу печатают не где-нибудь, а в «Правде», то понятно, что публикация была согласована на самом высшем уровне. Не удивлюсь, если Сталин сам же и попросил ее написать. Как-то трудно представить, чтобы обычный военкор по своей инициативе вдруг затеял разгромную критику командования фронтами. Хотя маршалу эта простая мысль, похоже, в голову не приходила. Эх, это про таких, как он, Саша цитировал одного автора: «Мне бы саблю и коня, да на линию огня, а дворцовые интриги — энто все не для меня»^[8].

Однако Верховный злиться на недогадливого маршала не стал и воспользовался случаем, чтобы донести свою позицию до всех присутствующих. Убедившись, что все слушают внимательно, впрочем, вряд ли могло быть по-другому, он начал лекцию:

— Да, товарищи, у нас есть генералы, которые плохо знают свое дело. Пьеса правильно отмечает недостатки Красной Армии, и было бы неправильно закрывать на них глаза. Нужно иметь мужество признать недостатки и принять меры к их ликвидации. Это единственный путь улучшения и усовершенствования Красной Армии. Поэтому пьеса будет иметь огромное воспитательное значение и для нашей армии и для ее комсостава.

Почти все присутствующие, конечно, кроме нас, «знающих», были буквально в шоке. Чтобы не демаскироваться, я вместе с другими «знатоками» попыталась тоже изобразить на лице смесь недоумения и согласия.

— Так это что же, всю старую гвардию снять, — недоуменно вопросил Тимошенко, обводя нас растерянным взглядом, — а кого же тогда на наше место поставить? Выходит, надо возродить старый лозунг о том, что любая кухарка сможет командовать армиями. Вот вы, голубушка, — обратился маршал ко мне, видимо полагая, что я здесь только для оказания первой медицинской помощи Шапошникову, — вы можете объяснить, почему летом в Западном ОВО наши войска… э-э… не смогли остановить фашистов?

К его удивлению, я вскочила и бойко принялась докладывать:

— К началу войны войска Западного особого военного округа были практически не готовы к боевым действиям. Начнем с самолетов. Авиационный парк округа сильно устаревший, причем и морально, и технически. Древние «чайки» и «ишачки» даже в исправном состоянии не могут угнаться за немецкими самолетами, а с изношенными двигателями так тем более. Правда, в округе имелось достаточное количество машин новых типов, но переобученных пилотов для них не хватало. Например, из двухсот сорока истребителей МиГ только четверть была обеспечена летчиками, а на двадцать новейших Як-1 вообще не нашлось ни одного экипажа. Причем в ряде авиаполков, перевооруженных на новую технику, осталось много безлошадных пилотов. Старых самолетов у них уже не осталось, а на новые их по графику должны были обучить только осенью. В итоге получилось, что формально обладая численным преимуществом над немецкой авиацией, фактически мы ничего противопоставить фашистам не могли.

Молотов усиленно подавал мне знаки, чтобы перестала отвлекать людей от серьезных дел, но пока Сталин молчал, насмешливо поблескивая глазами, я продолжала строчить со скоростью пулемета, выдавая факты и цифры:

— Из тысячи шестисот пятидесяти самолетов ВВС округа лишь девятьсот пятьдесят могли подняться в воздух, и в основном устаревшие модели. Но это в мирное время, а в первый же день войны наша авиация понесла колоссальные потери от бомбежек противником аэродромов, причем больше всего как раз в Западном ОВО. Объясняется это тем, что местность в Белоруссии лесистая и болотистая, мест, пригодных для оборудования аэродромов, в отличие от соседней Украины, там немного. Причем местоположение старых польских аэродромов немцам хорошо известно, ведь они захватили в Варшаве все карты польского генштаба. Конечно, были приказы о создании новых аэродромов и их тщательной маскировке, но прежнее командование округа их не выполнило. В результате противник сразу захватил господство в воздухе, тем самым во многом предопределив исход наземного сражения. Далее, противотанковые бригады полностью сформировать не успели, их практически вообще не было, так что остановить наступление танковых клиньев они не могли. Нужно также отметить, что даже в приграничных районах комплектность дивизий была неполной, оставаясь на уровне мирного времени. Усугубило ситуацию то, что в них служило много призывников с новых территорий, которые не все еще полностью лояльны советской власти. По-хорошему, их следовало отправить служить на восток, но это было сделано с опозданием. Также не отмобилизованным был не только личный состав соединений, но и автотранспорт. Наконец, усугубил ситуацию быстрый захват противником большого количества складов с боеприпасами, оружием, горючим и продовольствием. Но самое печальное это ситуация со связью. Не имея налаженной связи с войсками…

В помещении уже воцарилась полная тишина, и все смотрели на меня, округлив глаза, как будто узрели невиданное чудо, хотя лично я ничего необычного в докладе не видела. Для меня это лишь урок истории, который я тщательно выучила. Конечно, пока все эти данные секретные, но только не для Жмыховой. К тому же, чтобы проверить уровень достоверности попаданческих сведений, к его рассказу о первых месяцах войны были приложены официальные отчеты. Так что я могла черпать данные сразу из двух источников и смотреть на летние события с двух точек зрения.

Тимошенко, сначала смотревший с иронией, а потом с ужасом, постепенно повеселел:

— И вы, товарищ Жмыхова, — осторожно спросил он, — полагаете, что другой командующий на моем месте смог бы наладить оборону лучше?

— Нет, товарищ маршал, ваши действия в данной ситуации были совершенно правильными, — бодро отчеканила я. Не знаю, так ли это на самом деле, но все сомнения следует трактовать в пользу обвиняемого. Да и ссориться с маршалами по пустякам не стоит.

— Товарищ лейтенант госбезопасности специализируется на армиях иностранных держав, в первую очередь США, — с самым серьезным видом уточнил Молотов. — Поэтому особых подробностей наших фронтовых операций она не знает.

Как все-таки приятно, нарком сократил только одно-единственное слово «младший», и я уже как будто отношусь к старшему комсоставу^[9]. И смотрят на меня теперь совсем по-другому. Одним словом, дипломат.

— Специалист по Америке, в самом деле? — почти приветливо улыбнулся Тимошенко, спеша уйти от опасной темы. — Как вы оцените возможности американского гарнизона на Гавайях? Ведь от него зависит ход войны с японцами.

— На архипелаге расположены две пехотные дивизии — 24-я и 25-я, причем последняя еще не закончила формирование. — Повезло с вопросом, это единственные американские соединения, о которых я что-либо знаю. Впрочем, остальные никого пока особо и не интересуют. А если мне вдруг зададут заковыристый вопрос, скажу, что сведения секретные и разглашению не подлежат. — Недавно началось создание еще одного добровольческого соединения, но для него еще нет ни оружия, ни личного состава. В целом я полагаю, что высадка японцев на Оаху невозможна до подхода значительных подкреплений, которые раньше двадцатого числа не ожидаются. Если американскому флоту ничего не помешает провести конвой к архипелагу в ближайшие дни, то имперской эскадре скорее всего придется уйти, эвакуировав десанты. Ну а если американские авианосцы что-то задержит, то судьба Оаху и Перл-Харбора станет очень неопределенной.

— Задержит, уже задержало, — скромно, но одновременно торжественно объявил Панфилов.

— Вот как? — Сталин произнес только два слова, но выразил ими целую гамму чувств. И почему его не поставили в известность, и какого черта его диверсанты без спроса портят корабли союзника, нарываясь на международный скандал.

— Наши разведчики только наводили справки о ходе ремонта «Йорктауна» и случайно вышли на след фашистских шпионов, которые подкупом и шантажом задержали выход авианосца в море. Мешать им, — генерал невинно улыбнулся, разрядив обстановку, — естественно, не стали, чтобы самим не раскрыться, да и поздно было. Сначала диверсанты испортили на авианосце самый ценный агрегат — аппарат для получения газированной воды, без которого американские моряки воевать в тропиках не смогут. К сожалению, эту неисправность быстро устранили, но зато потом была нарушена работа двигателя корабля. Шифровку я получил только сегодня и доложить пока не успел.

Сталин одобряюще кивнул и повернулся к Молотову:

— Раз уж мы коснулись вопроса диверсий, то поясните, почему агенты враждебных государств столь успешно действуют на территории США?

Нарком поправил пенсне, потрогал усы, собираясь с мыслями, но я его опередила:

— Дело в том, что в последнее время между преступными кланами и ФБР возникли серьезные разногласия. Это началось после убийства актера, который оказался федеральным агентом. Полиция выяснила, что покушение было организовано очень тщательно, и что замешаны в ней местные преступные элементы сицилийского происхождения. Однако главари мафии, как местные, так и национального масштаба, упорно отрицали свою причастность к преступлению и отказывались выдать виновных. Вернее, они отдали федералам мелкую рыбешку, но, как выяснилось, эти пешки ничего не могли сказать о данном деле, то есть их просто подставили.

Панфилов, который понятия не имел, зачем понадобилось устранять актера, теперь решил, что догадался о сути операции. Он с благоговением смотрел на Сталина, считая его гениальным стратегом, и разве что восхищенно не ахал: надо же все так просчитать на несколько ходов вперед!

— Конечно, в газетах объявили, что заказчик и киллеры найдены, — продолжала я, видя, что меня никто не останавливает. — Но Гувер прекрасно знал, что истинные виновники ушли безнаказанными, и он начал настоящую тайную войну с главарями преступного мира. Разумеется, глава ФБР продолжает придерживаться прежней позиции и отрицает сам факт существования оргпреступности. Но теперь он предпринял все меры для ее ликвидации. Конечно, результаты пока мизерные, но сотрудничество правительства с мафиози было полностью свернуто, а без него успешно бороться с фашистскими агентами власти не могут.

— Однако, — заметил Верховный, — несмотря на попытки саботажа со стороны германских шпионов, которые действуют столь бесцеремонно, американские поставки нашей стране теперь идут практически без задержек.

Ну, тут уже очередь наркома отчитываться по ленд-лизу:

— Парадокс сегодняшней ситуации, — сел на своего любимого конька Молотов, — объясняется просто. Случаи диверсий, устроенных фашистами, достаточно редки. А вот саботаж поставок, который имел место до вступления Америки в войну, носил постоянный и целенаправленный характер. Теперь президент Рузвельт больше не ведет по отношению к нам фальшивой линии, и все вопросы быстро разъяснились. Мало того, выделение нам сырья и материалов идет со значительным опережением графика, наверстывают упущенное. Можно сказать, что мы уже имеем надежную опору со стороны США. Добавлю, что в связи со значительным усилением японской угрозы, которую американцы пока не могут предотвратить, улучшились отношения с Великобританией и некоторыми другими странами. Например, о готовности оказать нам помощь заявил правитель Хайдарабада низам Осман Али Хан. Его госбанк уже выделил сумму для покупки двух эсминцев, которые передадут нашей стране.

О пьесе больше не вспоминали, хотя все военные, и даже Шапошников, стали вдруг очень задумчивыми, видимо оценивая свою профпригодность в свете новых веяний. Мне вопросов больше не задавали, похоже, приняв за своего — то ли кадрового разведчика, то ли специалиста по тайным и темным операциям. Не знаю, может, в этом и заключается смысл моего присутствия здесь — чтобы все привыкли к тому, что я отираюсь возле руководства страны. А нет, оказывается, не только в этом. Когда отпустили не только большую часть народа, но и всех стенографистов, остались только мы — знатоки будущего, плюс неизменный начальник разведки. Панфилов обреченно вздохнул, поняв, что опять начнутся странные беседы, в которых он понимал только с пятого на десятое. Впрочем, когда слово предоставили ему, он оживился и, достав красную папочку с надписью «Особая папка», с выражением стал читать доклад. Меркулов, которому поручили стенографировать совещание, пока ничего не писал, видимо дожидаясь начала дебатов.

— Наша разведка, — с гордость начал Панфилов, выделив слово «наша» и искоса взглянув на Берию, — внимательно отслеживает планы США в отношении металлического урана и девяносто четвертого элемента. Как удалось установить, интерес к ним со стороны американского правительства действительно резко возрос за последние недели. По нашим разведданным, девяносто четвертому элементу даже в срочном порядке придумали имя. Правда, не плутоний, как было бы логично ожидать, учитывая, что перед ним в таблице находятся уран и нептуний, а ультимий. — Ага, как же, по разведданным. Это в научном журнале опубликовали, и еще вчера наше посольство прислало об этом телеграмму. — С одной стороны, это повод для тревоги. Однако на данную тему пока продолжаются публикации в открытой прессе, и это означает, что военные пока не видят особого прока в данных исследованиях.

Ну что же, примерно этого мы и ожидали, и пока все идет по плану. Однако внешне я свои мысли ничем не выдавала. Наоборот, округлила глаза, удивленно приоткрыла рот и кивала головой, одновременно поедая докладчика глазами. Остальные «знатоки» вели себя аналогично, дабы ничем себя не выдать, и внимали Панфилову с максимально заинтересованным видом, задавая уточняющие вопросы об использовании ультимия в военном деле. Даже на Сталина во время его выступления никто с таким ажиотажем не смотрел.

Закончив с весьма довольным видом свое сообщение, Панфилов, которому мы притупили бдительность, сделал приглашающий жест Берии. Однако тот ответил ему тем же, и генерал, немного помявшись, пояснил, что следующий доклад приготовлен совместно с наркоматами индел и внудел, но он лично со всеми положениями полностью согласен. Затем Панфилов немного неуверенно заговорил об опасности, которую после войны станут представлять для нас США:

— Несомненно, к концу войны империалисты будут иметь в наличии армады стратегических бомбардировщиков, а еще лет через пять они заполучат большое число ультимиевых бомб. Первоочередной целью для ядерного оружия американские генералы выберут не только наши военные объекты, но и в первую очередь мирные города. Эту угрозу руководство отчетливо осознает, поэтому дает добро на устранение наиболее опасных для нашей страны личностей. Это совершенно необходимо, чтобы разрешить проблему опасности для СССР. Отдел специальных заданий Красной Армии, диверсионный отдел, а также соответствующие службы НКВД в состоянии выполнить подобную задачу. Однако, — тут начальник разведупра еще раз переглянулся с наркомом НКВД, — американцы ни в коем случае не должны узнать, кто стоит за этими операциями. Кроме того, после первого же покушения на любое высокопоставленное лицо, меры безопасности в США значительно усилят. Поэтому мы с товарищами из наркомата внудел предлагаем ограничиться только одной… э-э… ликвидацией. Вот кого именно выбрать, пока не решено. Именно это нам и нужно с вами обсудить.

Ах, так вот зачем нас собрали — найти самое сильное звено в цепи наших врагов.

Первым Сталин предложил высказать мнение самому Панфилову. Генерал, конечно, решил, что с него начали как с самого компетентного, и засиял как начищенная лампа. Достав из своей особой папки листок, он толкнул речь минут на десять, хотя весь смысл можно было выразить одним предложением: «Наиболее опасный среди американцев — это Гувер, который безжалостно преследует в Америке коммунистов, и тем самым не дает оппозиции поднять голову».

— Самый опасный враг для США, — уже в третий раз твердил Панфилов, — это внутренний. Сами американские коммунисты вполне способны вести борьбу, надо только дать им шанс выйти из подполья. Вот как вы полагаете, товарищи, Рузвельт может уволить Гувера?

Очнувшись от дремы, в которую он нас вогнал, мы, естественно, единодушно покачали головами, радуясь тому, как хорошо быть провидцем. Развернутый ответ за всех дал Берия:

— Нет, ни один президент не сможет отправить его в отставку, и Гувер будет занимать свой пост очень долго, скорее всего, до конца жизни. А учитывая, что директор Бюро ведет здоровый образ жизни, хм, в некотором смысле, то это еще лет тридцать.

Мне, как младшей по возрасту и по званию, дали слово следующей. За кого голосовать, у меня сомнений не было, и я туманно намекнула, что здоровье у Рузвельта не очень, а в его партии все большее влияние завоевывает Трумэн. А этот сенатор такой вредоносный тип, что, став президентом, сразу же начнет и холодную войну, и охоту на ведьм. И вообще, он наверняка разработает план по бомбардировке нашей страны ультимиевыми бомбами. Да и сейчас глава комитета вооружения уже является ключевой фигурой, от которой очень-очень многое зависит.

— Хорошо, товарищ лейтенант госбезопасности, — остановил меня Верховный, видя, что я вхожу в раж. — Ваша позиция мне понятна.

Меркулов сразу сделал себе пометку и с гордостью посмотрел на меня — вот какие орлы, вернее орлицы у него в ГБ работают — с места в карьер, от рядового сразу до старшего командира. Раз Верховный сказал «лейтенант госбезопасности», значит, так тому и быть. Меня, однако, такая скорость продвижения по карьерной лестнице не очень радовала. Что же будет, когда отец приедет и увидит, в каком я звании? Рассказывать правду о своей работе мне нельзя, и он решит, что шпалы я зарабатываю, ставя клизмы членам Политбюро. Ох-ох, за что мне такое наказание! Впрочем, надо везде выискивать хорошие стороны. Чем выше звание, тем быстрее я смогу получать ответы на запросы от различных служб и наркоматов. А что мне только двадц… ну, в общем, немного лет, так эпоха у нас такая, что даже тридцатилетние наркомы никого не удивляют. А мне до наркома еще ой как далеко. Вот только жалко бедный отдел кадров, сколько им со мной возни…

Ну вот, пока я жалела себя, горемычную, Берия уже закончил расхваливать полковника Гровса — будущего отца атомной бомбы. Ага, рыбак рыбака… В принципе, нарком прав, без правильного руководства проект «Манхэттен» будет продвигаться медленно.

Меркулов, однако, своего начальника не поддержал и вполне аргументированно выдвинул на место злодея номер один Эйзенхауэра. Он-де и талантливый полководец, и после войны на волне своей славы наверняка станет президентом, причем республиканцем. Вот такой вот человек «два в одном» нам как раз и нужен. В смысле, наоборот, совершенно не нужен.

Шапошников на эту тираду рассудительно возразил, что полный разгром США на германском фронте для нас совсем нежелателен, так как повлечет усиление немцев на фронте восточном. И к тому же, будучи типичным солдафоном, Эйзенхауэр не станет интересоваться мирной космической программой. Да и с маккартизмом именно он покончит, так что все эти деления на республиканцев и демократов весьма условны и давно устарели. Вот что очень опасно, так это скорое создание Донованом объединенной разведслужбы. Этот полковник — старый лис, который помимо прочего успел поучаствовать в нашей гражданской войне, будучи советником беляков. Он уже давно на нашу страну зуб точит. Да и Даллес с ним одного поля ягодка, со своими-то планами, которых вроде и нет, но они действуют. И что хорошо для нас, Маршалл пока фигура незаметная, и несчастный случай с ним особого внимания не привлечет.

Едва маршал сел, как тут же последовала резкая отповедь от Берии:

— Что до лунной программы, то пусть уж лучше американцы занимаются ею, чем гонкой вооружения и внешней экспансией.

Наконец высказался и Молотов, до этого лишь насмешливо выслушивающий наш детский лепет. Как истинный политик, он рассматривал ситуацию в целом и смотрел на нее с другой точки зрения:

— Если уж устранять американских главнокомандующих, — заявил нарком, — то тех, кто внесет больше вклада на Тихом океане. Вот эти кандидатуры и стоит обсудить.

Как и следовало ожидать, предложение было встречено в штыки. Действительно, ну что успеют США сделать с японцами до конца войны, который уже не за горами. Пока что они только отступают, и в лучшем случае лишь через год начнут развлекаться своими «лягушачьими прыжками» от острова к острову. Когда мы войдем в Берлин, янки хорошо если до Филиппин доберутся, а в Европе приготовятся высаживаться на Сицилии.

Поиск сильного звена, устранением которого можно снизить угрозу для нашей страны, оказался не таким уж простым делом. Мнений оказалось ровно столько, сколько присутствующих. Единственный, кто молчал, это сам Верховный. Ну, хоть бы намекнул, кто ему не нравится, чтобы сузить круг обсуждаемых персон. И не нужно думать, что никто не осмелится возразить Самому, ведь Молотов не стесняется с ним открыто спорить, да и Берия тоже. Но Сталин молчал как партизан. Понятно, ждет, что мы сформулируем идеальное решение, и тогда выскажет свои соображения, совпадающие с мнением большинства. Вот так и зарабатывают славу великого руководителя.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

7

В 1941 году Аляска еще не являлась штатом.

8

Леонид Филатов.

9

Лейтенант госбезопасности соответствовал капитану и носил «шпалу».