Разборки под прикрытием

Александр Золотько

Подполковник Гринчук уходит на покой… Только какой может быть покой; на Гринчука «повесили» пропавший воровской общак и еще пару-тройку дел, разрулить которые может только киллер. Но и общак, и киллеры – сущая ерунда в сравнении с теми проблемами, которые ждут Гринчука в Приморске, обычном курортном городке, куда стягиваются нити общероссийского политического заговора…

Глава 2

В Приморске, как и в любом другом курортном городе, спать ложились поздно.

Нет, естественно, никто не принуждал людей полуночничать, но курорт — всегда курорт, хочется, знаете ли, после дневной жары насладиться ночной прохладой и вкусить прелестей курортной жизни. Но это — личное желание каждого.

А вот у горничной гостиницы «Приморская», селившей в чужой номер пострадавшего Мирзояна, никто не спрашивал, хочет она спать или нет. Ее просто вызвали в комнату без окон в подвале гостиницы, усадили на табурет и стали задавать вопросы. Вопросы задавал капитан Стоянов, человек, в общем, знакомый. Но…

Пока Стоянов очень вежливо задавал вопросы, в углу комнаты стоял Терминатор и, от нечего делать, похлопывал резиновой палкой по ладони. И это горничную очень беспокоило. Местные жители Терминатора не то, чтобы ненавидели, но — опасались. На всякий случай.

И присутствие прапорщика заставляло горничную отвечать на вопросы капитана с торопливой готовностью.

Стоянов слушал и улыбался. Кивал одобрительно. Ему тоже хотелось спать, но он понимал, что спать этой ночью, скорее всего, не придется.

Начальство приказало разобраться.

Само оно, начальство, тоже не спало. Подполковник Сергеев беседовал в номере с этим странным Гринчуком.

Информацию о пенсии и смерти курортника подполковник выслушал молча. Стоянов докладывал тихо, на ухо, стояли они вместе с Сергеевым в коридоре, так, что Гринчук слышать не мог.

Вот тогда в глазах Сергеева появился тот странный огонек, которого знающие люди очень опасались. Просто беседой Гринчук не отделается, понял Стоянов. Вначале с ним вдоволь наиграются, а потом…

Прикидывать, что будет потом, Стоянов не стал. У него было много работы на ночь. Это было понятно, несмотря на то, что вопрос, который задал Сергеев был очень простой — кто приказал заселять в номер постороннего.

Очень простой вопрос.

Вопросы, которые сам подполковник собирался выяснить у приезжего, было гораздо сложнее.

— Так вы приехали за своей будущей супругой? — повторил Сергеев, прогуливаясь по комнате.

Сидеть на диване рядом с допрашиваемым ему как-то не нравилось, а в кресле… Попробуй-ка вскочи с мягкого кресла, если потребуется. Приходилось стоять.

Гринчук сидел на диване, вальяжно раскинувшись. Он уже явно успокоился. Во всяком случае, так мог решить всякий, знавший Гринчука не слишком хорошо.

Сергеев остановился посреди комнаты, ожидая ответа на свой вопрос. Гринчук молча улыбнулся.

В старые времена, когда капитан Гринчук еще был опером в райотделе, такой улыбки обычно хватало, чтобы вызвать вспышку начальственного гнева.

Сергеев на улыбку не отреагировал. Не подал виду.

— Вы приехали и обнаружили, опуская не нужные пока подробности, что ваша будущая супруга куда-то уехала, а в номер, несмотря ни на что, кого-то вселили… — Сергеев снова подождал, но Гринчук продолжал молча улыбаться. — Вы, придя в негодование, немного попинали несчастного жильца, избили двух служащих гостиницы…

— Трех, — сказал Гринчук, не переставая улыбаться. — Двух мальчиков и их шефа.

— Трех, — кивнул Сергеев. — Потом попытались оказать сопротивление сотрудникам милиции…

— Было, — кивнул Гринчук. — Ой, было. Но ваш сержант, тот, черненький, с родинкой на щеке, ловкий такой. Я бы с ним с удовольствием поспаринговал на досуге. Молодец.

Сергеев с удивлением понял, что ненавидит сидящего на диване мужика всей душой. Не по службе, а лично. Исходила от Гринчука какая-то угроза. Тянуло холодным сквозняком… отвращения, что ли? Брезгливость излучал улыбающийся курортник.

Захотелось врезать кулаком по чему-нибудь твердому. Сергеев спрятал руки за спину.

— И обратите внимание, — сказал Сергеев, кашлянув, — вам ведь предложили спокойно уехать. Тихо и спокойно, без конфликта. Кто вам мешал приехать домой и там возбудить дело о пропаже, тем более что вам, как подполковнику милиции, дома…

— Я думал, что мне, как подполковнику милиции, и здесь… — начал Гринчук, но Сергеев перебить себя не дал.

— Но вы не уехали. Вы почему-то вспомнили о своем удостоверении уже на блокпосту. Отчего так? Сразу показали бы корочку, обошлось бы без рассеченной губы и наручников. Поговорили бы как…

— Как подполковник с подполковником, — подхватил Гринчук.

— Вот именно, — Сергеев снова щелкнул пальцами и принялся ходить по комнате.

— Я вас очень прошу, — почти жалобным тоном попросил Гринчук, — перестаньте ходить, меня укачивает. Сядьте в кресло. Я, честное слово, не стану выпрыгивать в окно или на вас нападать. Я вообще стараюсь не бить старших офицеров. Субординация, знаете ли. Если подполковники не будут уважать подполковников, то кто их будет вообще уважать?

Сергеев остановился, взглянул на Гринчука и сел в кресло.

— Вот так, — одобрительно кивнул Гринчук. — Вот теперь мы сможем спокойно поговорить. Лицом к лицу. Почему я предъявил удостоверение только на блокпосту? Очень хотелось, во-первых, проверить некоторые свои предположения, а, во-вторых, очень хотелось жить. Меня, знаете, сегодня уже убивали…

Похоже, в глазах местного милицейского начальника что-то мелькнуло. Не пережать бы.

— Кстати, — спохватился Гринчук, — у меня тут, вроде, есть бутылка неплохого вина. Не хотите?

— Нет, — ответил Сергеев, с ужасом понимая, что теряет инициативу в разговоре, что начинает отвечать на вопросы Гринчука. — Я…

— И вы, естественно, совершенно правы, удивляясь такому моему поведению. Совершенно. Но, согласитесь, если бы вы оказались на моем месте, вы бы разве не удивились? С каких это пор в гостиницах так свободно себя ведут по отношению к обитателям люксов? Нет?

— Э-э… — Сергеев мучительно пытался составить фразу, переводящую разговор в прежнее русло, но ничего, кроме заезженного «здесь вопросы задаю я», в голову не приходило. — Здесь…

— Точно, — Гринчук хлопнул ладонью по дивану. — Здесь что-то не так. Горничная сама такого сделать не могла. Не могла. Ей нужно было получить разрешение. Ведь верно? Или такое у них здесь в порядке вещей. Исчез отдыхающий, ну и хрен с ним?

Странно, но именно так отвечала горничная на вопрос Стоянова. Ну приехала баба, ну сняла номер на себя и на мужика на месяц. Через два дня вдруг исчезла, вместе с вещами. Что, пропадать номеру? Горничная привела еще один веский, по ее мнению, аргумент, но, к ее удивлению, капитан его к сведению не принял. Капитан аккуратно вытер пот со лба своим безукоризненно-белым платком и вышел из комнаты.

Терминатор усмехнулся и подошел к горничной. За что, успела подумать горничная, прежде чем закричала.

* * *

Сергеев кричать не стал. Сергеев глубоко вздохнул и закрыл глаза.

— Вам плохо? — спросил Гринчук.

— Это вам плохо, — сказал Сергеев, открывая глаза. — Вам очень и очень плохо…

— Да? — удивился Гринчук, демонстративно ощупал себя, осторожно потрогал разбитую губу. — А я не ощущаю особого дискомфорта.

— Вам плохо, — повторил Сергеев, — а будет еще хуже.

— Цветков! — крикнул Сергеев, и в номер вошли два сержанта, дежурившие в коридоре.

Сергеев встал с дивана и щелкнул пальцами:

— Надеть на него наручники. За спину.

Гринчук терпеливо выдержал процедуру. Сергеев отпустил сержантов и снова сел в кресло.

— По-моему у вас какие-то комплексы, — серьезно сказал Гринчук. — Наручники… Это еще зачем?

— А затем, что вы, господин Гринчук, обвиняетесь в подделке документов. Для начала, — Сергеев снова щелкнул пальцами.

— Это вы когда волнуетесь, — спросил Гринчук, — всегда щелкаете пальцами? А то я смотрю — просто тарантелла какая-то получается. Или эта, Кармен. У любви как у пташки…

Сержанты мельком глянули на Сергеева, и вышли из номера.

— Мы связались с вашим областным управлением. И нам сообщили, что вы уволены из органов. Уволены! На пенсию. И у вас просто не может быть такого удостоверения, которое вы предъявили. Вы вообще, похоже, должны лежать на дне моря…

— Не с вашим счастьем, — пробормотал Гринчук.

— Что?

— Это вам по телефону сообщили?

— Да. И даже выслали фотографию. Так что…

Гринчук засмеялся.

— И что здесь смешного? — осведомился Сергеев.

— То есть, в областном управлении знают, что я не просто жив, но что нахожусь у вас. Так?

Сергеев кивнул.

— Ну, слава богу, — сказал Гринчук. — Теперь вы меня хоть не грохнете втихомолку.

— Что? — спросил Сергеев.

— Втихомолку. Не. Грохнете, — Гринчук ухитрился щелкнул пальцами скованных за спиной рук.

Сергеев попытался усмехнуться. Не получилось.

Зато прекрасно получилось у Гринчука.

— Что вы имеете в виду…

— Ну, что имею, как говорится… — Гринчук вдруг стал серьезным. — Только не надо мне рассказывать, что я сошел с ума.

— Вы именно сошли с ума! — взорвался Сергеев. — Заявить мне, что…

— Четыре, — сказал Гринчук.

— Что — четыре? — Сергеев вскочил с кресла и подошел к дивану.

— За артистизм — четыре. Даже с минусом. Вы немного запоздали со своим возмущением. Секунды на две-три, — Гринчук снова улыбнулся. — Вот если бы сразу… При этом еще не закричали, а просто засмеялись… Тогда бы я, может быть, поверил бы. Бы. А так…

Сергеев молчал, сжимая кулаки. Молчал и Гринчук.

Молчал, между прочим, и Владлен Егорович Зайцев.

У всех молчавших были свои причины молчать, но у начальника службы безопасности причина была самой весомой — он был без сознания.

Очень немногие могут выдержать удар Терминатора. Зайцев в число этих немногих не входил. Максимум, что он смог сделать, увидев замах, это попытаться увернуться. Но не смог.

Удар швырнул его на пол. Стоянов брезгливо поморщился и посмотрел, не забрызганы ли кровью брюки или туфли. Нормально. Прапорщик взял ведро воды, стоявшее в углу, и плеснул в лицо Зайцеву. Розовые струйки воды потекли к стоку посреди комнаты.

Зайцев застонал.

— Это ты сказал, что можно селить хачика в номер той бабы? — спросил Стоянов.

Зайцев снова застонал.

— Отвечаем, быстренько отвечаем, — сказал ласковым голосом Стоянов. — А то ведь…

— Она… — выдавил из себя Зайцев, — Наташка спросила… а я… я сказал…

— А позвонить было нельзя? — поинтересовался Стоянов. — Просто набрать долбаный номер на долбаном телефоне и поинтересоваться?

* * *

— Но ты так и не ответил, — подполковник Сергеев очень не любил, когда на его вопросы не отвечают. — Зачем ты подделал документы?

Сергеев уже снова взял себя под контроль. Главное — не поддаваться на провокацию.

— То есть, мы сейчас будем обсуждать мое удостоверение, а не то, что пропал человек… — Гринчук посмотрел в глаза Сергееву. — И обращаться друг другу на «ты», как заслуженные работники свиноводства, да, Толик?

Сергеев взгляд выдержал. Сжал кулаки, но взгляд выдержал.

— Ладно, — согласился Гринчук. — Хорошо. Давай будем говорить об удостоверении. Тебя не затруднит взять мой мобильник и звякнуть в министерство? Не затруднит?

* * *

Сержанты, стоявшие в коридоре гостиницы, ожидали услышать из номера все, что угодно. Возможно — крики. Звуки ударов. Грохот опрокидывающейся мебели. Стрельбу, в конце концов. Но не смех. Громкий хохот, словно человек увидел нечто самое смешное в своей жизни. И смеялся не их начальник, а тот странный курортник, на которого они только что надели наручники.

Потом наступила тишина. Потом из номера вышел подполковник Сергеев, а курортник из номера крикнул ему вдогонку.

— Чтобы лично ты завтра к девяти был у меня в номере, — крикнул курортник.

Сержанты переглянулись. Подполковник тихо прикрыл дверь. Уронил на пол наручники. Что-то прошипел и ударил кулаком в стену. Потом еще раз.

Потом приказал сержантам идти… в общем, приказал им быть свободным. И быстрым шагом ушел. Один из сержантов на секунду задержался возле администратора и попросил направить кого-нибудь с тряпкой наверх. Кровь на стене лучше вытереть. И на ступеньки, вроде, тоже накапало.

Как бы подполковник себе руку не сломал, сказал один сержант другому, когда они вышли из гостиницы.

Подполковник руку не сломал. Он даже боли не почувствовал. А почувствовал он… Нет, не страх. Сергеев отвык уже чувствовать страх… Или даже нет, не так. Страх жил в его душе давно, страх большой, всепоглощающий… А вот угрозу… Да, угрозу подполковник почувствовал. И это было очень неприятное чувство. Нужно было всё обдумать. И взвесить.

Сергеев сел за руль своей «тойоты» и только тут заметил кровь на руке и ободранные костяшки. Несколько капель крови попало на светлые брюки. Подполковник выматерился.

Зазвонил мобильный телефон.

Сергеев обмотал разбитый кулак носовым платком, взял трубку.

Звонил мэр города, Сергей Петрович. Сергей Петрович был раздражен. И даже зол. Он надеялся, что все их недоразумения улажены, что всё можно было обсудить лично… Но Сергеев, похоже, блин, решил повоевать, мать твою так, с Сергеем Петровичем. Сергеев, траханый мент, решил, что теперь все может…

Сергея Петровича можно было понять. Ему только что сообщил директор отеля, что менты забрали горничную и начальника службы безопасности, с пристрастием допросили их в подвале и…

Сергея Петровича можно было понять, но начальник городского отделения милиции был немного не в том состоянии, чтобы понимать подобный скулеж. Начальник городского отделения милиции парой выражений прервал мэра, а потом в течение двух минут кратко обрисовал ситуацию, сложившуюся вокруг гостиницы.

Сергей Петрович помолчал.

— Нам нужно встретиться? — спросил после паузы Сергей Петрович.

— Нужно.

— Давай у меня на даче, — предложил Сергей Петрович. — Мои сегодня ночуют в городской квартире. И это…

Сергей Петрович помолчал немного. Сергеев ждал.

— Кто будет Олега приглашать? — спросил Сергей Петрович.

— Давай ты, — сказал Сергеев. — Мне тут еще нужно пару распоряжений отдать.

* * *

Машина местного милицейского начальника отъехала от гостиницы. Гринчук проводил ее взглядом и повернулся к администратору. Администратор вежливо улыбнулся. Он уже знал, кто пред ним стоит. Полагал, что знает.

— У вас ресторан работает? — спросил Гринчук.

— Конечно, — администратор презентовал обитателю лучшего номера гостиницы свою самую изысканную улыбку. — Вот, направо через вестибюль.

Гринчук посмотрел на администратора, потом на дверь.

— Бог с ним с кабаком, — махнул рукой Гринчук. — Я бы хотел пообщаться с вашим шефом секьюрити. — Его офис… или как вы там это называете… где он?

— На втором этаже, направо, но… — администратор печально развел руками, — он только что уехал.

— Ага, — кивнул Гринчук, — у него время активного отдыха с горничной.

Администратор пожал плечами.

— То есть, оба уехали? — уточнил Гринчук. — Обое?

— Отнюдь. То есть, я не уверен, что вместе, но их…

— Филфак? — спросил Гринчук.

— Иняз, — ответил администратор. — Фарси.

— Ну фарси так фарси, — разрешил Гринчук.

Можно было пойти пройтись по улицам. Можно было отправиться в кабак. Можно было вернуться в номер.

— Пойду я, пожалуй, в номер, — Гринчук потянулся, раскинув руки. — У вас очень утомительный курорт.

Оставалось только понять, что делать дальше. То есть, что нужно делать, Гринчук как раз знал. Просто всё пошло как-то слишком быстро. Истерика у местного начальства должна была начаться только завтра.

Как там сказал водила? Когда нечему гореть или нечем поджечь? Гореть, похоже, здесь есть чему. Странно, что давно не полыхнуло.

* * *

— Рванет так, — сказал Сергеев, — что все вдребезги разлетится. В клочья.

Он налил себе в стакан водки и залпом выпил. Вторые полстакана за последние десять минут. Но водка проходила, будто вода, не цепляя. Сергеев сидел на высоком круглом табурете возле барной стойки и разглядывал пустой стакан.

Хозяин дачи устроился в кресле возле журнального столика.

Он не пил. Решая серьезные вопросы, он старался не пить. Решая серьезные вопросы, он старался быть спокойным и взвешенным. Его крик по телефону был только эмоциональной реакцией. Чистая эмоция, к деловому разговору отношения не имеющая.

— И ты позвонил в министерство? — спросил Сергей Петрович.

— Я не стал звонить в министерство, — ответил Сергеев. — Я внимательно посмотрел его удостоверение и предписание о проверке Приморского городского отделения милиции, подписанное самим министром. И я сравнил телефон, по которому эта сволочь предложила мне позвонить, с тем телефоном, который есть у меня для экстренной связи с министерством…

— И развели тебя, как лоха, — засмеялся Олег, сидевший на диване. — Я тебе таких документов сделаю сотню. Хочешь, интерполовское зафигачу?

Олег всегда любил пошутить над начальником городского отделения милиции. Сам он возглавлял структуру не совсем официальную. Сергееву и его подчиненным, в принципе, следовало бы заниматься именно Олегом и его структурой. В принципе.

И то, что Олег и Анатолий Иванович предпочитали возникающие недоразумения решать в личных беседах, свидетельствовало о рациональном мышлении и Анатолия Ивановича, и Олега. Предшественник Олега этого в свое время не понял — и как-то утром не проснулся. Печень, сказали, подумав, врачи.

А предшественник Анатолия Ивановича, пытавшийся перетянуть всё одеяло на себя, был переведен в министерство, а потом благополучно уволен из органов. За служебное несоответствие.

— А пошел ты, Олежек, — ласково сказал Сергеев. — Я и так чуть не попал. Прикинь — если бы он не показал свое удостоверение на блокпосту и не надумал вернуться? Что было бы?

— Ну, это понятное дело, — протянул Олег. — Вот ты бы покрутился на сковороде…

— Мы бы покрутились, — сказал мэр. — Мы все. Это мы должны понять накрепко. Или мы все выбираемся из этого дерьма, или…

Что «или» понимали все трое. Сергеев снова потянулся к бутылке, но мэр встал с кресла, отобрал бутылку и вернулся на место.

— Думать надо, — сказал мэр и поднял палец. — Что твоим сказали горничная и Зайцев?

— А что они могли сказать? — Сергеев покрутил в руках стакан и поставил его на стойку. — Они сказали, что утром в номере не оказалось ни бабы, ни вещей. Ни вещей, ни бабы. Вот они и подумали, что всё как обычно, что можно номер считать свободным.

— Но их же обычно предупреждают, — напомнил Олег. — Каждого предупреждают.

— А тут — забыли! — выкрикнул Сергеев.

Водка все-таки начинала действовать.

— Забыли предупредить, а тут появился этот армянин, который очень хотел классный номер — вот они и решили! — Сергеев стукнул перевязанным кулаком по стойке и зашипел от боли.

Олег сочувственно покачал головой.

— Но, может, она действительно уехала? — спросил мэр. — Взяла и уехала.

— Не уехала. Не уехала. На блокпосту, как ты понимаешь, мы записываем всех приезжающих. Каждого. Так вот, она въехала три дня назад. И не выезжала. Это я уже выяснить успел.

— А морем? — спросил мэр.

— А это мы будем выяснять. И дай бог, чтобы это было так!

— Ну, так сделаем, чтобы было так, — Олег засмеялся. — Трудно что ли? Что, не найдем кого-то, кто расскажет, как она в полночь, прячась за грибками, прокралась на яхту с алыми парусами… И пусть он валит в свой заветный Зурбаган!

Олег был человеком начитанным и не стыдился этого.

— Можно, — сказал Сергеев. — Конечно, можно. Я могу, конечно, организовать даже запись в книге регистрации на блокпосту. Но… Нужно чтобы он поверил, во-первых. А, во-вторых, есть один очень серьезный вопрос… И вот тут нам придется — всем придется — поработать на полную катушку. Вопрос…

— Это точно, — голос у мэра был серьезный, — нужно будет выяснить, кто это шустрит в нашем городе.

Ударение было сделано именно на «в нашем».

Кто-то позволил себе в их городе нечто, что позволено было только им троим. И сделал это не так и не с тем.

Одно дело — исчезла просто дама, приехавшая на отдых. Другое — жена подполковника милиции, прибывшего, к тому же, из министерства, с проверкой.

— Мы должны сделать всё быстро, нам не нужны здесь посторонние, — подвел черту Сергей Петрович.

С ним были согласны оба собеседника. Проблема заключалась только в том, что были еще и другие мнения.

* * *

Гринчук жив. Более того, он на курорте. И это именно он, сволочь, подставил Мастера и унес общак. Хорошо еще, что Лёвчик вернулся, а с ним все счета, акции-шмакции, и прочие бумаги, в которые были вложены общие деньги. Лёвчика даже не стали бить-убивать. Каждый понимал, что выбора у Лёвчика не было — с Зеленым спорить — себе дороже.

Куда там Лёвчику упираться с Зеленым! Каждый в душе понимал, что окажись он на месте Лёвчика — хрен его знает, как повел бы себя. Абрек, вон, так прямо сказал — я бы против Зеленого не потянул. Понятно, что против своих идти — крысой быть, но против Гринчука…

Кто на Гринчука наезжает, тот долго не живет, помнили все — и вслух это старались не произносить.

На это раз собрались без Али. Не то чтобы ему вдруг перестали доверять, но Али — это Али. Он ведет дела с большими людьми, а люди те стараются вести дела тихо, без крови.

А тут без крови вряд ли получится. Общак есть общак. Люди в других городах смеются. Мастер, который общак прозевал, понятно, все равно должен умереть. Такого не прощают. Но и Зеленый, который, как оказалось, не подох… Зеленый, который увел общие деньги… Такое прощать нельзя.

А, кроме этого, как немного подумав, сказал Абрек, то что Зеленый взял общак — еще не точно. На хрена Зеленому такая головная боль, если у него и своих бабок немеряно… Да и странно как-то — никогда Гринчук не шакалил, а тут…

По всему выходило — нужно ехать в Приморск. Осталось только решить — кому. Хотя, с другой стороны… Серьезные дела так не делаются. В Приморске есть люди. Им может не понравиться, когда понаедут пацаны, начнут шнырять…

Прикинув всё, люди решили созвониться с Приморском. С Большим Олегом. Перетереть толком. И отправить туда одного, максимум, двоих. Ну, или троих, на крайняк. Поговорить с бывшим ментом. Благо — Гринчук там в ментовке. И пока никуда не денется.

Никто, естественно, не хотел ехать, и Абрек возьми да и ляпни, что, мол, разговаривал с Гринчуком… Нормальный мужик… Вот ты и поедешь, обрадовались люди. Даже полетишь, на самолете. Есть у одного барыги самолет. Подкинет до Узловой. А там — встретят люди Большого Олега. Олегу звонили. Он обещал.

* * *

Звонил телефон и у Мастера. Номер высветился незнакомый. Звонили не с мобильника, и номер был, вроде, из родного города. Мастер с недоверием посмотрел на телефон. Его номер знали всего несколько человек. Звонили обычно с известных Мастеру мобилок. Хорошая штука — сотовый. Всегда понятно, кто звонит.

Но тут…

Ладно, подумал Мастер и нажал кнопку.

— Привет, — сказал незнакомый голос. — Мастер? Слышишь меня?

— Да, — коротко ответил Мастер.

— Хорошие новости для тебя, — сказал голос.

Мастер промолчал.

— Слушаешь?

— Да.

— Гринчук нашелся. Ты рад? Живой нашелся, между прочим. И знаешь, где?

Мастер скрипнул зубами. Соврали, значит, убивцы. Соврал Виталик. Не было контрольного выстрела в голову. Не было ничего. Никому сейчас нельзя верить. Если хочешь что-то сделать — сделай это сам.

— Потрясен? — голос засмеялся. — Это еще не всё. Ты хотел бы вернуться в город?

— Что? — спросил Мастер. — Что ты сказал?

— В город вернуться хочешь? Есть шанс. Лёвчик нарисовался, сказал, что его Зеленый вывез насильно. И что общак зацепил не ты…

— Я это сам знаю! — не выдержал Мастер.

— Не ты, а сам он и забрал. А тебя — подставил. Улавливаешь?

Мастер закрыл глаза. Вот так. Зеленый, сука. Понятно. И понятно, на что намекает позвонивший. Если сам Мастер привезет общаковские деньги — его простят. И даже есть шанс, что он сможет занять свое бывшее место.

— Где он? — хрипло спросил Мастер.

— В Приморске, — ответил голос, и телефон отключился.

Мастер застонал.

Так он и знал. Предчувствовал. А ведь сам виноват. Сам. Зачем тогда, ночью, сказал, чтобы Зеленый сам съездил в Приморск? Зачем вообще тогда затеял все эти игры? Просто нужно было грохнуть мента. Сразу после его разговора с Атаманом. Покойным Атаманом. Просто тупо завалить.

Того же Виталика посадить на чердак напротив дома Гринчука. Один выстрел. Сразу. А он затеял игру. Не нужно было. Не нужно.

Мастер сидел на кровати и, раскачиваясь, шептал одно — не нужно. Не нужно. Не нужно.

Только не в Приморск. Туда нельзя ехать. Нельзя. Он там уже был один раз. И вся жизнь сломалась. Покойный Атаман запсиховал — пришлось убрать. Его тоже приказали привезти в Приморск. Понятно, зачем. Мастеру это как раз понятно. И понятно, что после этого Атаман… Атаман мог сделать что угодно. После такого…

Он убрал Атамана так, чтобы не поняли свои и чтобы в Приморске тоже не поняли. Никто и не сообразил. Только Зеленый. Он понял. Всё понял. И он за этим поехал в Приморск? Чтобы разобраться? Или за чем?

Подставил Мастера. Подставил, но дал уйти. Зачем? Деньги хотел украсть? Ой, не всё так просто. Не всё так просто… Но…

Он в Приморске. И в Приморске к нему… С ним могут попытаться… Как и с Мастером. Чтобы захомутать. Чтобы выдавить из него всю силу, всю жизнь, чтобы сделать послушной куклой. Чтобы через него… А теперь Мастер уже не нужен. Или еще нужен?

Или это звонили те, из Приморска? Подсказали, как Мастеру можно выйти из этой потасовки без особых потерь.

У него, у Мастера, есть теперь повод съездить в Приморск. Совершенно законный повод. И есть повод разобраться с Гринчуком.

А, прошептал Мастер, они хотят понять, кто круче, на кого можно делать ставку. Кто будет лучшей куклой.

— Конечно-конечно, — забормотал Мастер, вставая с постели. — Конечно. Нужно ехать. Ехать.

Мастер взял со стола другой мобильник, тот, с которого говорил обычно с Виталиком. С Виталиком нужно поговорить. Виталик, сука продажная, заказ не выполнил. А за такие вещи…

Мастер набрал номер. Потом остановился. Нет, просто грохнуть Гринчука теперь нельзя. Теперь его нужно брать живым и вытряхивать из него общак. Можно, конечно, замочить Зеленого и положить свои бабки вместо украденных. Можно было бы. Если бы у Мастера были такие деньги.

Придется ехать. Виталик… Виталика нужно наказать.

Мастер нажал на телефоне кнопку.

— Да, — почти сразу ответил Виталик.

* * *

— Он мне позвонил, — сказал Виталик в телефон. — Вот, пять минут назад.

— И что? — спросил Гричнук.

— Ничего, он хотел дать новый заказ. Просил приехать на Узловую, а там со мной снова свяжется, — Виталик вытер пот.

Лучше бы его этот мент тогда замочил. Толкнул бы машину в пропасть — и всех делов. Всё бы закончилось. Это тогда очень хотелось жить. Казалось, что ради жизни можно пойти на все. А сейчас…

— Я, надеюсь, ты на встречу не поедешь?

— Нет, конечно, — Виталик даже хихикнул нервно. — Я еще жить хочу.

— Вот и молодец. Живи. Но когда он снова тебе позвонит, ты немедленно… что?

— Перезвоню.

— Правильно — перезвонишь. Иначе… Пока о том, что ты не выполнил заказ, знают только твои кореши, Мастер и я. Мастеру рассказывать, что он хотел меня грохнуть, пока не с руки… Улавливаешь, куда я клоню?

— Понятно, — Виталик облизал губы.

— Пока, — сказал Гринчук.

Виталик с приятелями будет молчать. Куда он денется. Такая слава киллеру — ни к чему.

А Мастер скоро будет здесь. Интересно, кто будет им заниматься?

Местное милицейское начальство отреагировало быстро и жестко. Что-то подсказывает, что у горничной и начальника секьюрити — серьезные проблемы.

Значит, ночью они подготовятся, а утром начнется беготня.

Главное, что этой ночью меня убивать не будут, подумал Гринчук и закрыл глаза.

* * *

… — Здравствуй, — сказала Инга.

— Привет.

Было хорошо. Было легко. Была только она. И он.

— Напрасно… — сказала Инга.

— Что?

— Напрасно ты это все начал… Зачем тебе все это? Ведь просто нужно жить. Для меня. Для тебя. Тебя ведь могут убить. Тебя…

— Я знаю, — сказал Гринчук. — И это еще не самое страшное, что со мной могут сделать.

Гринчук вздрогнул и проснулся. Выпал из забытья.

А это уже нервы. Спать или не спать может решать только он, Юрий Иванович Гринчук, и никакой, пусть даже самый заслуженный организм, даже при поддержке усталости, не сможет тут ничего сделать.

И спать мы не будем. Мы сейчас встанем с кресла и выйдем из гостиницы на улицу. И прогуляемся немного. Не с целью, понятно, что-то найти, но чтобы подергать гостеприимных хозяев.

Сергеев ушел злой, даже в стену кулаком постучать изволил, но вот человечка своего приставить к отелю он наверняка не забыл. Не такого сорта человек. Из настоящих. Из таких получаются отличные менты… или бандиты.

Гринчук задумчиво посмотрел на свою сумку, стоящую посреди комнаты. Махнул рукой. Ничего с ней не случится. Все-таки, крутой отель, с собственной секьюрити.

* * *

На улице было жарко и душно, той приморской духотой, когда влажный воздух с моря смешивается с горячими ароматами, дымом и пылью города. Горы вокруг удерживают эту смесь, как в котле, а ветра — нет. Он появится только к утру… В лучшем случае. Иначе коктейль к утру остынет, а солнце его потом снова разогреет, как суп в общепитовской столовке.

Только пройдя три квартала и свернув в скверик возле какой-то базы отдыха, Гринчук срисовал своего сопровождающего. Народу было еще много, затеряться в сутолоке свободно могло человек тридцать наблюдателей…

Гринчук вначале даже ошибся, решив, что за ним идет парочка изображающая влюбленных. Потом, в скверике, оказалось, что парочка влюбленных не изображает… Или изображает с натурализмом, службе наружного наблюдения противопоказанным.

А вот парень лет двадцати пяти, в серой футболке, серых брюках почти сливался с фоном. Когда Гринчук вышел в места почти безлюдные, да еще остановился в зарослях кустарника, у парня был выбор либо отвязаться, либо засветиться.

Отставать ему, видимо, запретили. Вот он бедняга и пошел в обход проклятого кустарника.

Темно, со стороны набережной доносится музыка и крики. Кто-то пытается петь в хрипящий микрофон…

— Привет, — сказал Гринчук.

Парень замер. Руки остались неподвижными, отметил Гринчук. Значит, в карманах и на поясе разных опасных штучек нет. Человек, у которого с собой есть что-то острое или, не дай бог, огнестрельное, при такой вот внезапной встрече ручкой обязательно за своим оружием потянется. Потом остановится, возможно, но первое движение будет наверняка.

— Не меня ищешь? — спросил Гринчук.

— Я…

— Отлить решил, — сочувственно улыбнулся Гринчук, хотя прекрасно понимал, что в темноте его улыбка не видна. — Нехорошо… Очень нехорошо. В общественном месте. А давай я тебя задержу…

Парень попятился.

А ведь ты не мент, подумал Гринчук. Если бы ты был ментом, которого начальник приставил наблюдать, какого хрена ты бы дергался? Ну засек тебя приезжий, ну заговорил, пригрозил задержать, благо сам — подполковник милиции. Ну покажи свое удостоверение, скажи, что ошибся, думал, кто-то прячется, чтобы совершить нечто нехорошее…

Зачем менту вот так неуверенно оглядываться через плечо, будто собрался бежать? Будто…

Парень бросился бежать. Парень действительно повернулся и побежал… Парень был такой спортивный, подтянутый, первый шаг сделал так легко и стремительно! И наверняка убежал бы. Если бы ему позволили. Если бы Гринчук не подсек беднягу на втором шаге.

— Не нужно бегать по темным паркам, — сказал Гринчук, укладывая парня лицом вниз в траву и быстро его обыскивая.

Ничего, кроме бумажника и мобильника, Гринчук у парня не нашел. В бумажнике было немного денег.

— Не мент, — с укоризной произнес Гринчук. — Чего же ты за мной ходишь?

Парень дернулся, пытаясь выскользнуть из-под колена Гринчука. Не получилось.

— Тебя как зовут?

— Чего ты ко мне пристал? — глухо спросил парень, пытаясь высвободить голову.

Трава лезла в рот.

— Как тебя зовут? — повторил Гринчук.

Ласково так спросил, душевно. Будто это и не его вовсе рука безжалостно вдавливала лицо парня в землю.

— Вова… — простонал парень.

— Вовочка, — Гринчук ослабил давление. — А фамилия у тебя какая?

— Пе… Петров, — Вовочка снова дернулся, не сильно, так, демонстрируя неодобрение. — Вы чего? Чего прицепились? Я ж вас…

— Тебе сколько лет?

— А что?..

— Ничего, может я маньяк, который режет только двадцатилетних. Лет сколько?

— Двадцать четыре, — Вовочка замер неподвижно.

Готовится к рывку, подумал Гринчук, сейчас вот соберется с силами, незаметно подтянет руки. Жалко, конечно, парня, но иначе все это будет продолжаться бесконечно.

Вовочка не ожидал удара, вскрикнул и захрипел.

— Не нужно мне врать, — тихо сказал Гринчук. — Не нужно за мной ходить, это само собой, но врать…

— Я… — попытался что-то сказать парень, но не смог — Гринчук ударил снова.

— Тебя зовут Вова, но фамилию свою ты назвал неправильно — не научился врать, а пытаешься… Вот моя фамилия — Гринчук. Зовут — Юрий Иванович. Работаю пока в милиции. Стараюсь не врать без особой нужды. Видишь, какой я искренний? Теперь твоя очередь. Я ведь без взаимности просто зверею. Честно.

Вовочка откашлялся.

— Не нужно демонстрировать боль и повреждения, — посоветовал Гринчук. — Я бил — я знаю, тебе сейчас немного больно, но говорить ты можешь. Итак…

Парня таки звали Вовой. Фамилия — Перовский. В милиции он действительно не состоял. Приказ следить за Гринчуком получил от некоего Бляхи, а тот, кажется, чуть ли не от самого Большого Олега.

— Не повезло тебе, — сказал Гринчук, выслушав торопливый рассказ Вовочки. — Тебя побили, да еще отобрали деньги и телефон. Обидно, да?

Вовочка хотел ответить. Он, наверно, и ответил бы что-то типа, да, обидно, не бейте, дядя, оставь мобилу, сволочь… Наверно.

Если бы не оказалось, что это укромное место за кустарником, пользуется большой популярностью.

Пришлось Володе потерять сознание.

Гринчук огляделся. Кто-то с руганью, шумом и треском ломился сквозь заросли от набережной. Минимум — четверо.

Не хватало еще быть схваченным в момент ограбления, усмехнулся Гринчук. Вот обрадуется подполковник Сергеев!

Что ни говори, а в полномочия проверяющего из министерства вряд ли входит избиение и грабеж местных жителей.

Гринчук встал за дерево.

— Сюда его, — приказал кто-то из пришедших.

— Да вы…

Звук удара — кто-то отлетел в кусты.

— Пасть ему чем-нибудь заткни, — приказал тот же голос.

Четверо, прикинул Гринчук. Вернее, трое и пациент. И бригада настроена очень серьезно. Такие вот дружеские разговоры обычно заканчиваются осмотром и опознанием тела в морге.

Человека выволокли из кустов и стали бить.

— Тебе, Аркаша, ведь сказали ясно — вали отсюда. Здесь тебя никто не ждет. Тебе даже помогли выехать из города…

— Он, кажись, вырубился, — сказал басом кто-то из бивших.

— Кажись… — передразнил первый голос. — Возьми и посмотри.

Гринчук осторожно приблизился. Имя «Аркаша» он сегодня уже слышал. И даже хотел пообщаться с его обладателем. Настойчивым оказался этот Аркаша Клин, вернулся-таки в родной город. Умереть, что ли, решил в родимых местах? Патриот…

И, как оказалось, очень предусмотрительный человек. Что-то он припас на такой вот случай.

Обладатель баса наклонился к лежащему. Тот внезапно взмахнул рукой. Бас упал без звука.

Аркаша вскочил.

Гринчук шагнул вперед, но его не заметили — все участники конфликта были заняты.

— Ах ты сука! — почти с восхищением выкрикнул старший из экзекуторов.

Раздался характерный щелчок — сколько этих ножиков-выкидушек наслушался Гринчук за свою жизнь!

Аркаша Клин — тоже.

Второй щелчок — два ножа против его свинчатки. Хреново. Нужно бежать, но ногу ему ушибли конкретно, ступить на нее просто невозможно. Глиняный и Святаш двинулись к нему, расходясь, так, чтобы Аркаша оказался между ними. Лиц не видно.

Жарко как!

Глиняный показал Аркаше свой нож. Повел им справа налево. Отвлекает… С такими штуками Аркаша сталкивался тоже. И на воле, и на зоне.

Шансов-то нет, понимал это Аркаша прекрасно. Шансов…

— Сзади! — выкрикнул незнакомый голос.

Глиняный метнулся в сторону, Святаш замер и оглянулся. И упал как подкошенный. Аркаша заметил это краем глаза, потому что как раз бил Глиняного. С разворота, в висок. И тут же обернулся лицом к человеку, стоявшему над поверженным Святашем.

— Спокойно, Аркаша! — сказал человек. — Вас приветствует подполковник милиции Гринчук.

Аркаша глубоко вздохнул. Получился всхлип.

— Не нужно плакать, родная милиция всегда готова прийти на помощь законопослушным гражданам. Ты — законопослушный?

Аркаша медленно сел на землю, держась за бок.

— Совсем хреново? — спросил Гринчук и подошел ближе. — Помочь, или встанешь сам?

* * *

— Помочь я вам, конечно, помогу — базара нет, — сказал Большой Олег Абреку. — Но и ты пойми — не могу я так просто отдать вам мента, подполковника из министерства.

Абрека с двумя ребятами встретили на аэродроме, подали тачку и привезли в небольшой домик на самой окраине Приморска. Олег использовал его как гостиницу для нежданных гостей, таких вот, как Абрек.

Печальную историю общака выслушал молча.

— Ну, ты прикинь, — душевно втолковывал ему Абрек, — ну что нам делать? Предъяву сделали Мастеру — ушел сволочь и еще двух парней завалил, из своих, когда следы рвал. Его понять, конечно, можно, за чужой грех на пику идти…

— За свой тоже неохота, — усмехнулся Олег.

— Вот и мы о том же! — кивнул Абрек. — С одной стороны — Лёвчику-то чего врать? Он и так, и так за общак не отвечал. Дела денежные вел, так он все бумаги в целости и предъявил. На Зеленого…

— На кого? — не понял Олег.

— На мента на этого, на Гринчука. У него погремуха среди наших… да и среди его друзей. Типа, по-английски, грин — зеленый…

— Ага.

— Да, так на Зеленого указал Лёвчик. Прикинь — в жизни на Зеленого никто не мог сказать, что тот продался или скурвился. Правильный мент, сечешь?

— И такие бывают? — сделал удивленные глаза Олег.

— Бывают-бывают, — отмахнулся Абрек, — ты глазами не играй, сам с такими сталкивался, небось.

— Сталктвался… Не такая редкость, между прочим. Считай, в каждом райотделе такие юродивые есть. Бедный, но честный…

— Бедный… — Абрек достал пачку сигарет, предложил Олегу и закурил. — С нашим не так все…

История о четырех миллионах долларов вызвала у Олега неподдельный интерес. Еще бы, получив законно четыре миллиона баксов, остаться в ментовке, а потом свалить, захватив с собой еще и тамошний общак.

— Ну, на хрена ему такие манцы? — Абрек прикурил сигарету от своего окурка. — Есть бабки. Надумал жениться. Есть возможность чисто уйти. Ни откупаться не нужно, ничего. Так он устраивает разборку с очень крутыми пацанами, снимает с работы начальника областного управления милиции и подставляет Мастера. У меня крышу рвет, когда я думаю об этом.

Олег пожал плечами.

Абрек не врет, понятно. Если бы врал — придумал бы что-нибудь более достоверное. А такую сказку… Такое не придумаешь.

— Ты тут располагайся, — сказал Олег, — жратва в холодильнике, там же выпивка. Завтра…

Олег посмотрел на часы.

— Сегодня утром за вами придет тачка. Извини, сами вы ездить не будете, только с моим человеком.

Абрек понимающе кивнул.

— Теперь еще… Стволы вы привезли с собой? — вопрос был жестом доброй воли.

Шмотки могли просто перетрясти, заодно обыскав приехавших. Но Олег предпочел спросить.

— Нету, — сказал Абрек. — Мы ж тебе по телефону сказали — только разобраться приехали. Если что — ты нас сам снабдишь. Нет?

— Без базара, — засмеялся Олег.

У Большого Олега очень здорово получался такой вот искренний смех. Некоторые так прямо и умирали, продолжая верить в его искренность.

— Отдыхайте, — сказал Олег и вышел.

Четыре миллиона, подумал он, спускаясь по ступенькам крыльца. Четыре миллиона, пробормотал он, садясь за руль «джипа».

Сам мент приехал с сумочкой, в такую столько бабок не спрячешь, во-первых, а, во-вторых, ее осматривали уже местные менты. Он с вокзала двинулся прямо в город, в гостиницу, там — сразу в драку, приехали менты… Не было у него времени спрятать деньги. Водилу, который его в город привез, конечно, поспрашивать нужно, но и так все понятно.

Значит, четыре лимона могли быть у бабы… И это значило, что пропала не просто женщина, а женщина с четырьмя миллионами. Баксов. Плюс бабки общака. И все это произошло всего сутки назад в Приморске.

Кто же подсуетился?

«Джип» выехал на дорогу.

Перетереть это с остальными? Мэру и господину подполковнику сказать? Придется. У них всё должно делиться поровну. Информация и бабки. И власть. Всё.

И кто же тогда осмелился взять женщину и деньги? Большие деньги, между прочим. Кстати…

Олег остановил машину над морем. Вышел, сел на сложенные бетонные плиты. В Приморске теперь много строят. Очень много.

Звезды отражались в море, смешиваясь с отражением городских огней.

Общак — дело святое. Его нужно найти и отдать. А вот четыре лимона баксов… Очень простая методика — берешь владельца и делаешь ему больно до тех пор, пока он не отдаст все. Можно будет прижать этого Гринчука…

Олег засмеялся.

Так ведь кто-то уже прижал. Прижал кто-то Зеленого. Забрали бабу, которая привезла бабки…

Блин, снова фигня получается. Если баба привезла деньги, то на хрена ее прятать? Придавили, забрали, замочили, в конце концов…

Если все так и вышло, то нужно искать того, кто все это организовал. Чужой? В Приморске? Смешно.

Кто-то из своих? Из своих кто-то…

Не стоит все это рассказывать Сергееву и Дедову… Или лучше все-таки сказать? И посмотреть, как они себя поведут…

Можно сказать про общак и не говорить обо всех деньгах. Что выбрать? Что, вашу мать, выбрать?

* * *

Жизнь — странная штука. Очень странная, если вдуматься.

На бетонных плитах почти возле самого моря сидел очень уважаемый в Приморске человек и думал о подполковнике Гринчуке. В своем кабинете сидел не менее уважаемый в Приморске человек, подполковник Сергеев и думал о Гринчуке. Не спал в своей постели мэр Приморска и думал о Гринчуке.

Капитан милиции Стоянов телефонным звонком разбудил своего бывшего однокурсника, работавшего, кстати, в родном гринчуковском областном управлении милиции, и почти два часа выслушивал информацию, легенды и слухи о Зеленом.

Абрек, который так и не уснул, сидел с Синяком и Котиком, перетирая возможные варианты завтрашнего дня.

О Гринчуке думали Владимир Родионыч, Полковник, Мастер, дремлющий на заднем сидении автомобиля, Лёвчик, спрятанный на всякий случай в подвале Большого дома, Виталик и Калека, пытавшиеся залить водкой почти панический страх перед будущим…

О Гринчуке думали десятки людей: и те, кто его знал хорошо, и те, кто всего несколько часов назад даже не догадывался о его существовании.

Был у Гринчука такой талант — привлекать к себе внимание людей.

А еще он хорошо умел слушать. Слушать так, что у человека возникало желание рассказать все. Вот, как у Аркаши Клина.

— Нет, ты прикинь. Я, значит, шесть лет назад сел. Ну, дело, сам понимаешь, житейское, хочешь зарабатывать — иди работай. Хочешь иметь бабки — крутись. Я не докрутился.

А идея, между прочим, была толковая. Лохи сами бабки несли, еще и уговаривали… Я так и не въехал, кто меня спалил. Менты приняли, суд и все такое… Восемь лет за мошенничество. Да нет, ничего, я не в обиде… Лоханулся так лоханулся. Жизнь — она как у рыб. Ты жрешь тех, кого можешь сожрать, пока не найдется тот, кто сожрет тебя.

Шесть лет я отмотал на зоне. На красной зоне, между прочим, но не ссучился и к куму стучать не ходил. Нет, в шизо тоже не ходил… Честно тянул лямку. Претензий ко мне не было ни у людей, ни у товарищей начальников.

Только вот и писем отсюда не было. Года через полтора — как отрезало. Я и бабе своей писал… Не жене, нет, так, иногда друг другу спину грели… Не ответила. Пацанам, знакомым… Не поверишь, даже бывшим одноклассникам писал. Никто не ответил. Как вымерли.

Через шесть лет меня выпустили. Два года скостили. И что я? Я, как дурак последний, вскочил в поезд — и сюда. Приехал — и что? Меня встретили сразу, как я вышел из машины. Не менты встретили, а свои, знакомые.

Встретили и говорят — езжай ты, Аркаша, из родного города куда подальше. Никто тебя здесь не ждет. Посадили в тачку и вывезли, уроды, из города. Из моего города, между прочим. Я здесь, между прочим, родился и, между прочим, вырос. Мои родители здесь похоронены. На первое дело я тут шел… Да я тут на все дела ходил. Меня все знали… Я же никогда не зарывался. Что нужно было — отстегивал в общак. Не лез, не стучал… За что?

И я сказал себе — Аркаша, сказал я, эти уроды думают, что смогут тебя выгнать из родного города, который тебе снился шесть лет на зоне. Аркаша, сказал я себе, ты не сможешь себя потом уважать, если позволишь им тебя вышвырнуть, как грязную тряпку. И я вернулся в город. Я даже пришел к своей бывшей бабе. Увидел, что у нее все хорошо, что она держит кафе на набережной, что у нее так никого и не появилось, и не увидел, когда она позвонила Глиняному.

А как я испугался, когда понял, что меня не будут пугать и бить, а просто возьмут и убьют!

Убьют за то, что я хочу вернуться в свой город. Вы можете в такое поверить? Я по глазам вижу — можете. Вы опытный, бывалый человек. Вы сразу вызываете доверие. И любого другого я бы просто послал… Не смотрите, что я культурный и начитанный, я бы послал любого мента, если бы он мне предложил работать на него, так далеко, что он по дороге туда совершенно забыл бы, что нужно вернуться. Но теперь, когда они меня убивали, я буду работать на вас.

Я не понимаю, чем может вам помочь человек, не бывший в Приморске целых шесть лет, но если это для того, чтобы я мог остаться в своем городе… Я готов. Я могу даже козырять вам, если нужно. Не нужно? Ну, и слава богу!

Аркаша Клин уснул почти счастливым на диване в номере Гринчука. Он время от времени стонал, переворачиваясь с боку на бок, но выражение лица было самым умиротворенным.

За окном серело. Гринчук потер переносицу. Можно, конечно, попытаться подвести некоторые итоги. Или не стоит? Это можно сделать и после нескольких часов сна.

Не раздеваясь, Гринчук упал на кровать. Всё, товарищ организм, можно вырубаться. Подъем — в семь часов тридцать минут. И, пожалуйста, без снов.

Гринчук уснул.

И спал до семи часов тридцати минут. Без сновидений. Он всегда с пониманием смотрел фильм про Штирлица.

Солнце за окном уже светило вовсю. Шторы были задернуты неплотно, и яркая полоса солнечного света перечеркивала стену спальни.

С каким настроением должен проснуться подполковник Гринчук, у которого пропала любимая женщина, спросил себя подполковник Гринчук. С хреновым.

С очень хреновым?

Гринчук встал, сделал несколько упражнений на растяжку.

Старый я уже, подумал Гринчук.

— Старый я! — сказал Гринчук, рассматривая себя в зеркало в ванной.

Отражение не возражало — старый так старый.

Аркаша все еще спал.

— Аркаша, подъем, — безжалостно скомандовал Гринчук. — Подъем!

Аркаша сел на диване. Потер лицо, взъерошил волосы. Открыл глаза:

— А я думал, что вы мне приснились.

— Извини, не оправдал, — развел руками Гринчук. — В девять чесов ровно сюда придет подполковник Сергеев. Он будет сильно не в духе, возможно даже будет повышать голос и угрожать. К этому моменту мы должны быть чистыми, выбритыми и позавтракавшими. Я лучше переношу скандалы на полный желудок.

Аркаша встал с дивана.

— А еще я не исключаю появления некоего Большого Олега, — добавил Гринчук. — И вот с ним у нас может также произойти серьезный разговор. Этот может явиться даже раньше подполковника Сергеева.

Аркаша проснулся.

— И зачем к вам может прийти Олег? Извините, я помню, когда его еще называли просто Олегом, без Большого. Был так себе мальчик, шустрый — и всё.

— Время сейчас такое, — Гринчук сел в кресло. — Шустрое. У меня лет пять назад стажировался лейтенант. Шустрый. Сейчас борется с экономическими преступлениями в звании полковника. Чему удивляться, что шустрый мальчик Олег стал Большим Олегом и держит теперь этот город?

— Я и не удивляюсь. Я констатирую факт.

* * *

— И это остается фактом! — сказал Владимир Родионыч Полковнику.

Они в кои веки вместе завтракали, сидя на летней веранде загородной резиденции Владимира Родионыча.

— Факты — упрямая вещь, — согласился Полковник, намазывая булочку маслом. — И я с ними не собираюсь спорить. Да, Гринчук в Приморске. Кроме того, в Приморске уважаемый Абрек с двумя своими людьми…

— Вы мне станете сейчас говорить, что они туда поехали отдохнуть? — Владимир Родионыч резко отодвинул тарелку, опрокинув фужер с минеральной водой.

Официантка бросилась вытирать воду.

Владимир Родионыч подождал, пока она управится. Полковник допил свой кофе и аккуратно салфеткой вытер губы.

— Нет, — продолжил разговор Полковник, когда официантка отошла от стола. — Я не стану утверждать, что они туда поехали отдохнуть. Они туда поехали, чтобы выяснить у Юрия Ивановича, не зажал ли он их родной общак.

— Мне так и отвечать на вопросы?..

— Именно так вам и отвечать на вопросы. Юрий Иванович — самостоятельный человек. Даже слишком самостоятельный, на мой взгляд. Он решил уехать — уехал. Решил забрать общак — забрал. Никого не спрашивая. Вас он не спрашивал?

— Естественно, нет, — возмущенно взмахнул рукой Владимир Родионыч.

— И меня тоже, — обрадовался Полковник. — Мы с вами можем даже потребовать теста на детекторе лжи. Али тоже не знал, что отрядили делегацию на встречу с Гринчуком. Нам ничего не могут припаять. Не изводите себя так.

— Значит, не изводить. Значит, если меня снова будут допрашивать эти два…

— Вы просто не любите, когда вас допрашивают, — Полковник встал из-за стола. — Вы привыкли, что выслушивают — внимательно выслушивают — ваше мнение. А тут вам даже угрожают.

— Представьте себе — даже угрожают. Именно угрожают. Именно! — Владимир Родионыч встал из-за стола и подошел к перилам балкона. — Самое обидное — я не знаю, что им от меня нужно. Даже не так… Я не знаю того, о чем они меня спрашивают. Нет, утаить свои мысли, соврать — это пожалуйста. Но пытаться объяснить двум выскочкам, что я действительно не знаю ничего о намерениях Гринчука и не имею ни малейшего понятия о том, что он задумал… Я даже его телефона не знаю, в конце концов. Я…

Снизу, от крыльца послышался свист.

Владимир Родионыч посмотрел, кашлянул и оглянулся на Полковника.

— Что? — спросил Полковник, подходя.

— Это уже хамство! — Владимир Родиныч указал пальцем вниз.

Полковник посмотрел.

— Доброе утро, господин Бортнев! — сказал Полковник и помахал рукой. — Это вы с утра свистите на Владимира Родионыча?

Владимир Родионыч швырнул на пол салфетку, которую все это время крутил в руках, и ушел с балкона.

— Можно войти? — спросил Бортнев. — Я не могу дозвониться по телефону… А ваша охрана…

Охрана Владимира Родионыча действительно получила указание никого не допускать без особого разрешения. А отправляясь на завтрак, Владимир Родионыч приказал не беспокоить. Выключил свой телефон и потребовал от Полковника того же.

— Позовите охранника, — сказал Полковник, опершись на перила.

Бортнев поднялся на крыльцо, постучал в дверь, что-то сказал и показал пальцем на балкон. Из дома вышел охранник. Кажется, его зовут Михаил, вспомнил Полковник.

— Пропустите, пожалуйста, прапорщика Бортнева в кабинет к Владимиру Родионычу, Михаил. А вы, товарищ прапорщик, пожалуйста, постарайтесь не свистеть на Владимира Родионыча при личном общении. Он этого не любит. Как выяснилось.

Полковник вошел в кабинет Владимира Родионыча:

— Мы сами виноваты. Мы выключили свои телефоны…

— Я ему не мальчишка! — почти выкрикнул Владимир Родионыч. — Не мальчишка. И не позволю…

Полковник сел в кресло возле журнального столика, достал из кармана свой телефон и демонстративно его включил.

— Этот ваш Браток, выкормыш незабвенного Гринчука… — возмущенно начал Владимир Родионыч, но Полковник его прервал.

— Вы хоть на Братка не кричите. Вот уж совершенно безответный и работящий человек. И кто поверит, что еще год назад он ходил в быках у Гири?

— Я поверю! Он свистит!

В кабинет вошел прапорщик Бортнев. Остановился перед письменным столом.

— Вы ведь не будете больше свистеть на Владимира Родионыча? — спросил Полковник.

— Садитесь вон в кресло, — махнул рукой Владимир Родионыч.

— Доброе утро, — сказа Браток и полез во внутренний карман пиджака.

К Владимиру Родионычу он приходил только одевшись самым официальным образом.

— Здравствуйте, — уже примирительным тоном ответил Владимир Родионыч. — Что вас привело…

— Вот, — Браток положил на стол конверт.

— Что это? — спросил Владимир Родионыч. — Надеюсь, не прошение об отставке?

— Это сегодня утром я обнаружил в своей машине, — сказал Браток и поправил узел галстука. Если честно, галстук хотелось снять, но такого в присутствии Владимира Родионыча Браток себе позволить не мог.

Полковник встал с кресла и подошел к столу. Длинный белый конверт. Не заклеенный.

— Вы в него уже заглядывали? — спросил Полковник.

Браток молча кивнул.

Владимир Родионыч медленно взял конверт со стола, достал из него сложенный лист бумаги. Развернул.

Надел очки.

Прочитал текст, напечатанный, насколько видел Полковник, на принтере. Снял очки, аккуратно положил их в футляр.

Браток с отсутствующим видом посмотрел в окно.

Лицо Владимира Родионыча стало медленно наливаться краской.

— Позвольте, я взгляну, — Полковник взял записку.

— Я пойду? — спросил Браток.

— Сидеть, — коротко приказал Владимир Родионыч. — Вслух читайте, Полковник. Вслух. Дайте мне еще раз насладиться стилем.

Браток пригладил волосы и сел в кресло. Привстал, поправил пиджак и снова сел. Ему очень хотелось оказаться где-нибудь далеко, в более безопасном месте. В клетке с тиграми, например.

— Браток, — прочитал Полковник. — Передай этим козлам…

Полковник кашлянул и посмотрел на Владимира Родионыча.

— Передай этим козлам, чтобы они забрали своего Зеленого из Приморска. Если к полудню он не уедет оттуда, у тебя и у них будут большие неприятности.

Полковник посмотрел на Братка и улыбнулся:

— Иван, а почему вы решили, что эти козлы…

— Не нужно устраивать здесь клоунаду, Полковник, — Владимир Родионыч хлопнул ладонью по столу. — Козлы так козлы! Но кто смеет НАМ приказывать? В таком тоне!

— И, — поднял палец Полковник, — как мы сможем убрать Гринчука из Приморска, даже если захотим?

Прапорщик Бортнев тяжело вздохнул.

— Вы, Иван, тоже что-то хотите сказать? — спросил Полковник.

— И какие неприятности у нас будут после полудня? — спросил Браток. — Я вот, например, надел бронежилет.