Игры над бездной

Александр Золотько, 2012

Возможно, Харьков после Катастрофы, безжалостно встряхнувшей планету, стал единственным городом, целиком и полностью отрезанным от остального мира. Да и уцелел ли этот остальной мир? Полное отсутствие информации о судьбах человечества обрекло обитателей города на странную, лишенную малейшей надежды жизнь. Но именно эта ситуация привела к кровавой борьбе здешних боссов за власть. Единственный представитель Российской Федерации Станислав Колос вскоре убеждается, что кто-то заранее знал о грядущей Катастрофе. Загадочный и многоликий Леший, превративший хозяев города в безвольных марионеток, видит в Станиславе достойного союзника и заверяет его, что Катастрофа – это только начало. Тот, кто все это затеял, – не человек. И необходимо по мере сил подготовиться к его приходу…

Глава 3

Ветер врывался в комнату сквозь неплотно приклеенный к раме пластик. Дребезжание переходило в протяжный свист, потом раздавался щелчок, и наступала тишина. И снова — дребезжание пластика, свист горячего ветра, щелчок. И снова…

Ночью на это можно было не обращать внимания, особенно если лег в постель только около трех часов. Ночи или утра? Наверное, ночи, раз он ложился в это время. Если бы вставал, то это было бы утро.

«Пластик нужно закрепить», — лениво подумал Стас, прекрасно понимая, что все равно не займется этим нужным делом до тех пор, пока на дворе не похолодает. Или даже пока в щель не начнет залетать мелкая снежная пыль. Вот тогда… Тогда он наверняка плюнет на все, переломит о колено свою лень, достанет где-нибудь клея или гвоздей… И заделает щель.

Или не заделает.

Стас приоткрыл глаза. С трудом, веки не желали разлипаться и, между прочим, имели на это полное право. Уже почти неделю Стас спал по четыре часа в сутки. С самого вторника.

И ведь все так хорошо началось!

Сандра, наконец, решила сменить гнев на милость и удостоила его своим визитом. Две ночи подряд она приходила после полуночи и уходила только под утро. А ведь знал Стас, что не просто так приходит мадам к нему в холостяцкую постель, просто так Сандра Новак не делает ничего, просчитывает все на десяток ходов вперед и, поставив перед собой задачу, идет к ней, не обращая внимания на препятствия, катаклизмы и мнение окружающих.

Если она решила, что Стас должен что-то сделать, то чувства и желания Стаса уже никакой роли играть не могут. Хотя тут есть очень важный момент — Стас выполнил бы ее просьбу и без постели. Человек, бесплатно занимающий лучший номер в отеле «Парадиз», просто обязан прислушиваться к пожеланиям хозяйки этого отеля.

Стас помотал головой — не нужно было вчера еще и пить. Нет, Сандра для своих клиентов находит питье более-менее приличное… После него утром жутко болит голова, но хоть нет риска вообще ослепнуть. Клиенты это ценят. Ну, почти ценят. И насколько могут.

Каждый вечер у мадам Сандры начинается вполне благопристойно: девицы не визжат, клиенты посуду не бьют, слушают музыку, аплодируют номерам стриптиза, даже чинно танцуют с дамами, но через три-четыре часа пойло наносит удар по остаткам морали и нравственности, и тут уж может произойти все, что угодно.

С этим прекрасно справлялись двое вышибал, Петя и Рустам. Да, они не блистали интеллектом, но для того, чтобы стреножить особо буйного жеребца и выбросить его на улицу, особого ума и не нужно. Нужно умение, желание и здоровье, чего у ребят вполне хватало.

Но ровно неделю назад какой-то урод с Барабана явился в «Веселый дом» в соседнем квартале, нажрался до поросячьего визга, принялся дубасить чем-то не угодившую ему девочку, а когда его попытались более-менее вежливо вывести из приличного заведения, достал вдруг из-за пазухи пистолет и подстрелил четверых посетителей и охранника. Не убил, правда, но это была заслуга не его, а принятого за вечер алкоголя.

Сандра, обладавшая, помимо потрясающего бюста и умопомрачительной задницы, еще и умом, быстро сообразила, что вооруженный охранник очень неплохо поддержит статус ее «Парадиза» в глазах потенциальных клиентов. А конкуренты будут грызть локти и жалеть, что два года назад вооруженный приезжий из Москвы поселился не к ним, а в отель к Сандре Новак.

Не просто вооруженный, а вооруженный на совершенно законных основаниях и наделенный правом применять свое оружие в случае необходимости. Для самозащиты, естественно, но если кто-то в его присутствии станет размахивать ножом или даже пистолетом, то вопрос о том, угрожали эти действия непосредственно Стасу или нет, скорее всего безами рассматриваться не будет.

Значит, быстро сообразила Сандра, если он станет присутствовать на вечеринках (выпивка за счет заведения), то в случае какой-либо неприятности вполне сможет защитить свою жизнь (плюс, естественно, клиентов и имущество Сандры) стрельбой из «дыродела» по агрессору.

И ничего ему за это не грозит.

А вот пьяному муслиму из «Веселого дома» за стрельбу как раз досталось по полной программе.

Патрон в пистолете перекосило на шестом выстреле, стрелка опрокинули, обезоружили и стреножили. Вызвали безов. На драку и по случаю ограбления или кражи официальные лица приезжают, обычно не слишком торопясь, но по поводу стрельбы прибыли через три с половиной минуты.

Стрелка вывели из здания на улицу, осветили прожекторами с патрульных мобилей и прислонили к стене. Прибывший вместе с мобильной группой оператор СБ зафиксировал и внешний вид нарушителя порядка, и пьяный бред, который он нес, отвечая на вопросы. Затем оператор отошел к мобилю, что-то там в своей камере отрегулировал и сообщил старшему группы, что готов и что можно начинать.

Старший группы достал из кобуры «дыродел» и прострелил так и не протрезвевшему муслиму голову. Покойника сняли крупным планом с нескольких ракурсов, бросили в багажник мобиля и уехали, предварительно зачитав содержателю «Веселого дома» официальную текстовочку о том, что тот может в трехдневный срок получить в опорном пункте СБ все имущество преступника в качестве возмещения понесенного ущерба.

К самому представлению Стас тогда не успел, но смог вполне насладиться зрелищем в выпуске новостей. Ролик, в назидание и для профилактики, крутили раз десять только через Сеть, а сколько раз он был продемонстрирован на уличных экранах, Стас даже считать не пытался.

У него возникло чувство, что стоит глянуть в сторону, как тут же перед глазами: «Бац!», крупнокалиберная пуля врезается в лицо как раз между косящими от выпитого глазами, и вылетает через затылок вместе с брызгами крови, мозга и осколками черепа. И снова. И снова. И в замедленном темпе. И с комментариями. И просто так.

Стас застонал и сел на постели, держась за голову.

К горлу подступила тошнота, то ли с похмелья, то ли от неаппетитных воспоминаний. Или от того и другого вместе. Или просто от мысли, что вот прямо сейчас придется выходить под совершенно обезумевшее солнце и делать вид, что все нормально, что жизнь — продолжается, и муслима пристрелили совершенно по делу…

Хотя да — муслима пристрелили совершенно по делу.

В городе теперь вообще очень простые и доступные для понимания законы. Есть два преступления, за которые карают прямо на месте их совершения. Убийство, кстати, в этот короткий список не входит. Чтобы заслужить смертную казнь без суда, нужно оказаться обладателем незарегистрированного огнестрельного оружия или умышленно нанести вред собственности города.

Простенько и со вкусом.

С оружием понятно, огнестрельное оружие частным лицам запрещено, не хватало еще, чтобы после Катастрофы в городе началось нечто, подобное Дню Оружия в Москве. Безы всех честно предупредили, провели переговоры с канторщиками, в Конго и на Барабане, даже на выгоревший Табор информацию перебросили, и никто, кажется, не возражал. То есть там, в недрах Барабана, наверняка имелось огнестрельного оружия до фига и больше, а парни из Конго вполне могли в случае необходимости вооружить все население района, но, скажем, в Гуляй-городе, в месте, куда обычные люди ходят отдохнуть и повеселиться, возле муниципальных зданий, возле пищевых фабрик и в районе Учкома оружие было бесплатным билетом в мир иной.

Даже на Барабане безы, увидев аборигена с пушкой, могли его пристрелить, не вылезая из мобиля, и при этом остаться в живых. Неофициальное соглашение всех влиятельных лиц Харькова с СБ СЭТ это подразумевало, но у патрульных хватало ума и осторожности не проверять этого на практике.

И за порчу коммунального имущества смерть воспринималась как вполне адекватное наказание. Расколотый информационный экран на улице, или разбитые камеры наблюдения СБ, или специально сломанные коммуникации — водопровод и канализация — вполне могли оказаться последними экраном, камерой и водопроводными трубами в городе и на все времена.

Все это добро в Харькове не производилось, до Катастрофы ввозилось, а после нее… после нее ввозить стало неоткуда. Не было ничего за пределами Харькова, и все тут.

Пустота от горизонта до горизонта. Был целый мир, да исчез.

Нет, с крыши какой-нибудь высотки было видно, что там, где оканчиваются руины окраин, тянется степь на восток и лес к северу, но и лес, и степь были как звезды на небе. Увидеть их можно, а вот дотронуться… Или добраться до них — невозможно. Не стоит даже и пытаться.

Сразу после Катастрофы кто-то бежал из Харькова, пешком или на мобиле… И не вернулся никто. И никто посторонний даже не попытался въехать в город снаружи. Уж что там с ними случилось, каждый представлял по-своему, одно было понятно — заряжать аккумуляторы мобилей за городом негде, «суперсобаки» бегать перестали, а пешком далеко не уйдешь. Да и смысл уходить, если вне города все еще хуже, чем внутри?

Тут хоть была крыша над головой, продолжали работать фабрики питания, и атомная электростанция, несмотря на землетрясения, уцелела. С неделю не работала, почти все жители города решили, что это и вправду все — конец, но потом станцию включили, водопровод заработал, пусть не на полную мощность и не круглосуточно, но все-таки…

Кстати, о водопроводе…

Стас посмотрел на часы и вскочил с кровати. Это была еще одна причина не слишком разлеживаться. Воду подавали с шести утра до восьми, потом давление в трубах падало до минимума, так что работали краны только на первых этажах — да и то не везде, и с двенадцати до шести воду не подавали вообще. Затем с шести до восьми вечера снова включали…

Если кто-то хотел принять душ, то делать это следовало не мешкая. Ты либо дольше спишь, либо меньше воняешь. За два года после Катастрофы духи и дезодоранты исчезли из обращения. Почти исчезли. Женщины кое-как растягивали старые запасы парфюмерии, кто-то пытался наладить производство мыла, но тут все упиралось в сырье.

Жиры шли на питание, сама мысль о том, что их можно потратить на что-нибудь другое, вызывала недоумение, переходящее в неодобрение.

Стас вошел в ванную.

Крышка на унитазе была сломана, штора, отделявшая душ от туалета, порвана в трех местах, Стас как-то очень неудачно пытался освежиться после дня рождения Сандры.

«А раньше это был лучший номер в отеле», — подумал Стас, отодвигая штору. В принципе он и сейчас лучший. Или это остальные еще хуже? Стас стал на поддон, повернул вентиль душа.

В трубе что-то зашелестело.

— Так, — сказал Стас, глядя в зеркало. — С водичкой нас, кажется, того…

Он постучал по трубе, но вода течь отказывалась.

Стас посмотрел на пластиковые ведра с водой, стоявшие вдоль стены. Можно, конечно, использовать их, но тогда могло не хватить воды для унитаза.

— Твою мать… — Стас взял с края умывальника кружку, зачерпнул в ведре воды, прополоскал рот, сплюнул. Потом сполоснул руки и лицо. Похоже, проклятая жара доконала систему водоснабжения.

О такой печальной перспективе болтали еще с июня, но теперь это, кажется, уже не болтовня.

И ведь всего — семь часов утра.

— Ладно, — сказал Стас. — Не хотите добром…

В его комнате было душно и лилово. Стекла, вылетевшие в день Катастрофы, пришлось заменять пластиком, содранным с павильонов. Стасу еще повезло, ему достался прозрачный. Лиловый, но пропускающий хоть какой-то свет пластик. Другим повезло гораздо меньше, хреново жить в комнате с черными окнами. Да еще когда электричество отключают по нескольку раз в день.

Стас постоял перед дверью в коридор.

А какого, собственно, черта? Непростые времена требуют непростых решений. И, кстати, есть вполне оправданный способ проверить одно вчерашнее предположение.

Шантаж или подкуп ожидают нашего героя в темных закоулках отеля «Парадиз»?

— Ты как думаешь? — спросил Стас у отражения в зеркале, но отражение лишь молча пожало плечами.

— Ну, поживем — увидим…

Стас повесил полотенце на шею, отодвинул засов и вышел в коридор. Если в номере было душно и лилово, то в коридоре — душно и темно. Направо — лифт. Лестница — налево.

Лифт уже два года не работает, стоит на первом этаже, в нем уборщица Марта хранит свой инвентарь.

Стас совсем уже решился идти, но остановился.

В «Парадизе» теперь не воровали. В первый месяц после Катастрофы жилец из сто восьмого забрался к соседям по коридору, но был изловлен и выставлен из отеля. Наказан, потом выставлен. Или, скорее, выброшен, поскольку стоять после наказания он уже не мог. Так что в «Парадизе» теперь не воровали. Особо ценное имущество Стаса хранилось в сейфе с кодовым замком, да еще настроенным на отпечаток его руки, но пистолет оставался пистолетом. И несмотря на всю строгость нынешних законов, кто-то мог попытаться завладеть этой опасной, но очень-очень-очень ценной штукой.

Стас вернулся в номер, набрал код, приложил ладонь к панели и открыл сейф. В глубине его лежали деньги. Много денег: несколько толстенных пачек рублей, стопка евродинов и даже юани, аккуратно завернутые в пластик. За два года Стас так и не научился их безоглядно тратить. Деньги он обнаружил в чемоданах через неделю после Катастрофы, когда стало понятно, что никто из Представительства Российской Федерации не уцелел, посылку передавать некому и за инструкциями обратиться к начальству нет никакой возможности по причине полного отсутствия связи. А может, даже и начальства.

Скрепя сердце и наступив на горло своему пониманию служебного долга, Стас открыл чемоданы и испытал потрясение ничуть не меньшее, чем перед Катастрофой и во время ее. В чемоданах была одежда, явно предназначенная Стасу, в том числе и теплая, что пришлось как нельзя более кстати в первую же зиму, в чемодане оказались деньги — просто неприличная, с точки зрения Стаса, сумма, и если одежду Стас использовал почти без внутренних терзаний, то деньги… Рано или поздно кто-то мог за ними прийти и потребовать отчета.

Поэтому Стас, хоть и брал время от времени купюры, но старался экономить на всем и строить свои отношения с новым миром на безденежных условиях.

«Натуральный обмен», — сказала как-то со смехом Сандра, выбираясь утром из его постели и приглашая с собой на завтрак. И Стас не обиделся. Хотя, когда нечто подобное попытался в его адрес сказать Бабский Доктор, бестолковый обитатель двести двадцатого номера, шутка стоила Доктору синяка в пол-лица и выбитого зуба.

«У нас имеется своя гордость», — сказал тогда Сандре Стас, и та посмотрела на него с уважением. Но попросила, чтобы в любом случае он не повредил Бабскому Доктору рук — свое проживание в «Парадизе» Доктор оплачивал осмотрами и лечением девушек Сандры.

Стас взял из сейфа наплечную кобуру, нацепил ее прямо на голое тело, закрыл сейф, задумался, сменил код и вышел в коридор, заперев за собой дверь на замок.

Новая жизнь приучила если не к осторожности, то к бережливости.

Комната Стаса располагалась на третьем этаже. Это был последний из жилых этажей отеля. Было еще пять, но там никто не жил, светильники, краны, унитазы, раковины, посуду, мебель — все за два года потихоньку перетащили в обширные подвалы гостиницы, оставив пустые помещения, с сорванными полами и выломанными оконными и дверными рамами, на откуп сквознякам.

Стас постоял в темноте коридора, чтобы глаза привыкли, потом медленно пошел налево, касаясь кончиками пальцев стены. На лестничной клетке светились лампы, по одной на пролет. Расточительность по нынешним временам совершенно потрясающая, но, как сказала Сандра, лучше потерять несколько ламп, чем сломать ноги.

На втором этаже жили девицы.

Маринка вчера работала на шесте. Пытаясь хоть как-то беречь девчонок, Сандра устраивала ротацию — те, кто показывал стриптиз, были освобождены от работы в номерах. И это значило, что у вчерашней стриптизерши утром клиента гарантированно не будет.

Маринка обитает в двести третьем номере, вспомнил Стас. И с какой целью красотка вчера строила глазки Стасу, рискуя нарваться на неприятность со стороны своей работодательницы? Шантаж или подкуп? Или и то и другое?

Заодно и помоемся.

Дверь в номер была не заперта, в номерах у девочек вообще не было замков. Клиенты бывают разные, сломать дверь займет секунд пять, а чтобы взмахнуть бритвой — достаточно и одной.

Маринка еще спала.

— Доброе утро! — провозгласил Стас, заглядывая в комнату. — Ты мыться не собираешься?

Маринка что-то ответила, не просыпаясь.

— Ну, тогда я сам… — Стас положил кобуру на край умывальника, открутил вентиль на душе и с довольным урчанием встал под тонкую теплую струйку.

Как быстро он научился радоваться мелочам жизни. Крохотностям существования. В Москве его бесили шум и суета, очередь в служебном кафе, необходимость жить в одном блоке еще с тремя операми, пользоваться с ними одним туалетом и душем. И он ведь совершенно искренне полагал, что питаться «народным хлебом» может только человек, совершенно махнувший на себя рукой.

«Хлебнешь «эконом-пива», Стас?» — «И сам не буду, и тебе не советую… Ты знаешь, из чего оно делается?»

А ты знаешь, Стас, из чего делается твоя повседневная еда сейчас? Не задумывался? Жрешь то, что есть? Вот в том-то и фокус, Стас, — за два года ты понял, что выжить — это уже достаточно, чтобы не ломать голову над вопросами, зачем жить, для чего… Просто жить…

— Тебе потереть спину? — промурлыкала Маринка ему на ухо.

Стас глянул в зеркало.

Девок Сандра подобрала классных. Фигуристых и породистых. Как говаривал приятель Стаса еще из московской жизни: «Я б ей отдался и второй раз».

А еще умелых девок подбирает Сандра. И даже, если верить слухам, некоторым штучкам обучает их лично. Стас все никак не собрался спросить об этом ни у Сандры, ни у девушек. Можно было бы сейчас, но очень быстро ему стало не до того — Маринка с ходу перешла к делу.

Шантаж или подкуп? Подкуп или шантаж?

Стас застонал.

— Тебе понравилось? — спросила Маринка.

— Шантаж или подкуп… — беззвучно прошептал Стас.

— Что?

— Хорошо, — сказал Стас.

— Хочешь еще?

— Можно было бы… Только вода заканчивается… — Стас оставил девушку под душем, а сам вытерся, забрал одежду и вышел в комнату.

Сейчас Маринка выйдет из душа и изложит свои требования. Это если решила заняться шантажом. Или просьбу, если то, что произошло в душе, было рекламной акцией или авансом.

Ты стал циником, сказал себе Стас, одеваясь. В старые и почти добрые времена до Катастрофы ты бы в список возможных вариантов вставил еще и любовь, но сейчас ты твердо знаешь — эта штуковина на свете не существует. Ей не осталось места в мире после Катастрофы. Так же, как еще очень и очень многим странным, громоздким, неудобным и даже смертельно опасным штуковинам из категории морали и нравственности.

Стас прошелся по комнате, выдвинул ящик в столике под зеркалом. Остатки косметики, какие-то тряпочки, выстиранные и отглаженные, чулки… Стас вытащил, глянул, чулки были порваны, их даже пытались штопать, но без особого успеха. Носить это было уже невозможно, а выбросить — наверняка жалко.

Записная книжка.

Стас перелистал страницы, не вчитываясь в неразборчиво написанные строки. Похоже на дневник. Но ничего важного Маринка писать сюда не станет. Разве что — список клиентов, для памяти. Чтобы подсчитать к старости, всплакнуть… На пол упала фотография. Стас наклонился, поднял.

Маринка — смеющаяся и загорелая, стоит у моря.

Раньше на свете были моря, подумал Стас, пряча фотографию в записную книжку. А сейчас — только пыльный раскаленный город. И люди, которые разучились вот так искренне и жизнерадостно смеяться.

Стас услышал, как перестала течь вода в душе, и задвинул ящик.

Скрипнула дверь.

Маринка вышла неодетая, вытирая голову полотенцем.

Подкуп. Она полагает, что между ней и Стасом возникла какая-то связь, теперь только нужно ее сохранить. Продемонстрировать свое тело, как обещание грядущих радостей. Стас вздохнул.

Маринка подошла к нему.

— Ты что-то хотела у меня попросить? — Стас сел в кресло и закинул ногу за ногу. — Что именно?

Маринка замерла.

Сейчас она лихорадочно просчитывает свои дальнейшие действия. Если окажется дурой — попытается дальше играть влюбленную шлюху. Если мозги есть, то вернется к образу шлюхи деловой.

— Мне нужна твоя помощь, — сказала Маринка, усаживаясь на кровать.

Тон она сменила, от обольстительного мурлыканья не осталось и следа, но позу на всякий случай приняла эффектную и завлекательную.

— Помощь… — Стас поцокал языком. — Что именно?

— Нужно припугнуть одного типа. — Маринка отложила полотенце в сторону. — Нужно его…

— Нет, — сказал Стас.

— Но ты же…

— В любом случае — нет. Я не работаю вышибалой. И сутенером я не работаю. А все личные вопросы своих девок Сандра решает сама.

Стас сказал «девок». Хотел выразиться сильнее, но решил не перегибать палку. Если Маринка захочет, то обидится и так. Маринка не захотела. Даже улыбнулась, нервно, краем рта, но улыбнулась.

— Разговор окончен? — спросил Стас, оперся руками о подлокотники, демонстрируя намерение встать.

— Это нужно не мне, — сказала Маринка. — Моей подруге. Ты ее знаешь, Черная Змея. Она раньше в «Фонаре» работала. Пока…

— Пока ее Питер за наркоту не выбросил на улицу, — подхватил Стас. — Она сейчас работает на «стометровке»? Кто там ее пасет?

— Марат. Сука.

— Марат… — повторил Стас. — Сука.

Тут спорить не приходится, тут Маринка права на все сто — сука Марат первостатейная. Рафинированная. Своих девок держит не просто строго — зверски. Двух уже списал по профнепригодности. Кому нужны шалавы без глаза и со шрамом на пол-лица.

А местные безы в такие мелочи не лезут. Тем более что Марат тоже под кем-то ходит, и тот, кто стоит над Маратом, с безами, понятное дело, делится. Конец истории.

Странно, что Маринка этого не понимает. Стаса она на это уговорить не сможет, как бы классно сейчас ни отработала в душе. Так что — аванс потрачен впустую.

— Марат ее убьет, — сказала Маринка.

— Очень жаль.

— Он обещал нарезать ее ломтиками…

— Обещал — нарежет. Такие обещания Марат держит, я слышал. Пусть Черная обратится к безам… или к своим, в Конго.

— Она не может идти в Конго, она поссорилась…

— Не нужно было ссориться. Если ее не любят родственники, то при чем здесь я? — Стас встал с кресла.

И ведь не дура Маринка. Сандра даже как-то говорила, что из всех ее девок Маринка самая толковая. И что? Всей ее толковости хватило ровно на то, чтобы попросить — пусть не прямо, пусть намеком — убить этого Марата. Ясное дело — пристрелить. Раз есть у Стаса «дыродел», так отчего не использовать его для полезного дела? Это ведь так просто…

Из коридора донесся звук. Визг. Или протяжный стон… Будто щенка топили, а тот все пытался уговорить, чтобы пожалели.

Стас прислушался. Похоже, звали его.

— Кажется, меня ищет Болтун, — сказал Стас и посмотрел на часы. — Мы с тобой так увлеклись общением, что забыли о распорядке дня. Сандра беднягу Болтуна погнала меня искать.

Крик из-за двери прозвучал снова, теперь уже ближе, Болтун, по-видимому, стоял в конце коридора и звал Стаса голосом, похожим на срывающийся вой.

Стас подошел к двери.

— Она будет работать на тебя, — сказала Маринка. — И остальные девочки Марата — тоже на тебя.

Стас хмыкнул.

— Они гражданство примут, — торопливо сказала Маринка. — Хоть сегодня. И ты сможешь…

Стас засмеялся и вышел из номера.

Это что-то новенькое. С таким предложением к нему еще никто не подкатывался… Значит, все проститутки, работающие на улице под Маратом, разом заявят о своем желании стать подданными Российской Федерации…

Тощая нескладная фигура Болтуна маячила в дверном проеме. Увидев Стаса, старик принялся махать руками над головой.

— Привет, Стас! Привет! — зачастил Болтун, когда Стас приблизился. — А меня Сандра послала… Увидела, что ты не пришел, так и послала. Иди, говорит, Болтун, приведи Стаса, а то ведь голодный останется… Или холодное есть придется… А я ей говорю: засохшие сопли что холодные, что горячие — все равно засохшие сопли, а она — иди, говорит, а то и ты останешься голодным. А мне нельзя голодать, мне кушать нужно, пусть даже засохшие сопли. Мне за здоровьем следить нужно. Хорошее питание — залог здоровья. Сейчас болеть нельзя, а, Стас? А то ведь попадешь к такому коновалу, как Бабский Доктор, так и околеешь в одночасье… Он, знаешь, чего сказал? Он сказал, что раньше всегда натуральное кушал, отбивную с кровью, говорит, кушал, рыбку, сосиски… Ага, конечно… Такое придумал… Просто раньше, до Этого…

Старик нарисовал руками в воздухе круг, потом подумал и нарисовал еще раз — побольше, приподнявшись даже на цыпочки.

— Вот до Этого — все равно жрали биомассу с фабрик. Только тогда ей придавали вид нормальной еды. А сейчас — не придают. А знаешь, Стас, ведь и сейчас кто-то жрет нормальную еду… — Болтун понизил голос и оглянулся по сторонам. — Я тебе точно говорю. Эти мерзавцы из Городского Совета, думаешь, эту вот гадость едят? Им привозят еду на дирижаблях. По ночам. Вы по ночам напиваетесь или спите, а я — нет. Я на крыше сижу, смотрю… Точно говорю — летают цеппелины.

Стас похлопал старика по плечу и прошел мимо него на лестницу.

— А еще начали головы отрезать, — сказал Болтун. — На улицах. Точно-точно… Вчера мне рассказывали… Этот говорил, как его… ну этот, с бородой… он не врет, он всегда говорит правду… когда не обманывает… а он меня никогда не обманывает, знает, что я всегда понимаю, когда мне врут… А он — не врет. Так и сказал, стали людей по ночам ловить да головы отрезать. Уже пятерых нашли — голова отдельно, а туловище — отдельно. Зачем? Я бы еще понял, если бы их ели. Но вот так — убить и оставить… Зачем? Говорят, это цыгане. Они режут… И Марат вчера по улице бегал, искал Черную Змею. Говорил, что вырвет ей эту самую… ну эту, ты понимаешь…

— Пойдем, Болтун, — сказал Стас. — Останешься ведь без завтрака…

— А я уже, я поел. Я всегда первым ем… На кухне. Мне Сандра так и сказала — на кухне ешь, воняет от тебя… Аппетит у нее от этого портится… Какой аппетит? А когда они о своем, о женском разговаривают? Вот скажи, Стас, тебе интересно слушать, что эти, как там — прокладки кончились? Интересно?

Стас вздохнул и пошел вниз по ступеням.

— А Бабский Доктор сказал, что меня нужно выгнать, — Болтун пошел за Стасом, не замолкая ни на секунду. — Выбросить, говорит, а то заразу какую принесет. То есть — принесу… Какую заразу? Я же… Стой, Стас, а я уже сказал, что тебя Сандра ищет?

— Сказал.

— Сходи, говорит, позови Стаса. А Доктор и говорит, если его у себя в комнате не будет, так ты на второй этаж пойди да глянь у Маринки. Ее что-то тоже нет… Так и сказал Сандре. Правда, урод?

— Правда, — не мог не согласиться Стас.

— Морду ему набить нужно. Морду. Он и еще про тебя говорил… Только я не помню…

— А Сандра?

— А Сандра ему ничего не сказала… Глянула так вот… — Болтун тронул Стаса за плечо, тот оглянулся и посмотрел, как старик демонстрирует взгляд Сандры.

Получалось зловеще и многозначительно.

— Вот так и глянула, честное слово… Но ты Доктору все равно морду набей, Стас. Стрелять не нужно, — подумав секунду, сказал Болтун. — Он девчонок лечит. И Маринку… ты же у Маринки был? И как? Классно? Я не скажу, где тебя нашел… Скажу, что ты у себя был в номере. У себя, на третьем. Я, значит, подошел, постучал, а ты открыл и говоришь, а чего это ты, Болтун, сюда приперся, а я тебе — Сандра прислала, и еще что-то я тебе должен был сказать… Подожди, не спеши, дай вспомнить…

Старик схватил Стаса за рукав рубашки.

— Подожди… Что-то же хотел я тебе сказать… Такое важное… — Болтун закусил бледную губу, честно пытаясь вспомнить, что именно собирался сказать Стасу. — Про Сандру говорил?

— Говорил.

— А про Сандру? Как Сандра посмотрела? Вот так посмотрела…

— Показывал.

Старик потер давно небритую щеку.

— Доктор…

— Набью, набью я ему морду, — пообещал Стас и высвободил рубашку из костлявых пальцев Болтуна, осторожно, чтобы не порвать.

Новую взять неоткуда, приходится быть осторожным.

— Марат обещал хорошо заплатить за Черную, — сказал Болтун. — Очень хорошо. Ты не знаешь, где она может быть?

— Не знаю.

— И правильно. И не говори. Марат — урод. И Доктор — тоже урод. Ты не ходи в ресторан, Стас… — выпалил вдруг Болтун.

— Здрасьте, — улыбнулся Стас. — Ты же меня сам туда ведешь…

— Веду. Сандра сказала — приведи. Сходи, говорит, и приведи… Он, наверное, проспал, а Доктор…

— Я помню.

— Вот. А я подумал, что не нужно тебе идти в ресторан… Вот не нужно, и все… А почему я так подумал?

— Сандра ведь посмотрела вот так…

— Посмотрела. Только она всегда так смотрит, а тут я подумал — не нужно приходить Стасу… Чего я так подумал?

Они спустились на первый этаж — в холле было почти пусто, только Рустам дремал в кресле напротив входа. Верхняя рама была приоткрыта, горячий ветер свободно врывался в здание, раскачивал лампу над стойкой регистрации и позвякивал остатками хрустальной люстры под потолком.

Из ресторана пахло едой.

Обитатели «Парадиза» питались вместе. И вместе зарабатывали на это самое питание. В первую очередь, конечно, девки. Некоторую прибыль приносил Бабский Доктор. Практика у него была не особо обширная, но постоянная. Два раза Доктор по врожденной склочности и патологической жадности порывался даже уйти из «Парадиза» на вольные хлеба, но в первый раз его остановили все те же Рустам и Петя, а во второй раз, когда удержать не успели, Доктор прибежал на следующий день сам, объяснять ничего не стал, но с тех пор вел себя заметно спокойнее и покорнее, что ли…

Еще Сандра сдавала в аренду два своих грузовичка, автобус и три пассажирских мобиля. Нечасто и за очень высокую плату — запчасти в городе были редкостью.

Общие приемы пищи стали в «Парадизе» своеобразным ритуалом.

Сандра восседала во главе длинного стола, остальные занимали места согласно негласной табели о рангах. Чем ближе к хозяйке, тем выше статус. Причем полезность для общего выживания на этот самый статус влияла не особо. Доктор, например, сидел в самом конце, возле уборщицы.

— Приятного аппетита, — сказал Стас, входя в ресторан.

Все посмотрели на Сандру.

— Доброе утро, — сказала Сандра, и все присоединились к пожеланию.

Даже Доктор, после паузы. Но в его голосе прозвучало плохо скрытое злорадство, словно знал он что-то такое, что неизбежно превращало это утро для Стаса в недоброе.

— А вот Стас! — дребезжащим голосом провозгласил Болтун, сорвался на визг и закашлялся. — Я его нашел. Он у себя в номере был… проспал. Не у Маринки, нет, у себя проспал… Я стучал-стучал, а он не открывает, я сразу понял — проспал, а не у Маринки… Это только уроды могут думать, что Стас у Маринки. И этим уродам надают по роже…

Болтун посмотрел многозначительно, как мог, на Доктора.

— Ты проходи, Стас, — Болтун сделал широкий жест дрожащей рукой. — Завтракай.

Завтрак уже заканчивался, официант как раз наливал в чашки то варево, которое за два года все привыкли именовать кофе. Место Стаса было не занято, порция стояла нетронутой, но уже остыла, утратив даже отдаленное сходство с натуральной пищей.

Повар в «Парадизе» был отличный, остался со старых времен, но брикеты с пищевых фабрик были всего лишь пищевыми брикетами, содержащими минимальный набор витаминов и тому подобной жизненно необходимой ерунды, без всякой попытки придать им хоть какую-то внешнюю привлекательность.

Все участники завтрака молча проследили, как Стас подходит к своему месту, на лицах многих из них застыло такое внимание и ожидание, что Стас даже, на всякий случай, осмотрел сиденье своего стула на предмет какой-нибудь шутки, вроде булавки или куска грязи. Но ничего не обнаружил.

Это означало, что неприятность, ожидающая Стаса, будет носить характер эмоциональный.

Стас взял нож и вилку — в принципе любое блюдо, сделанное из пищевых брикетов, можно было есть просто ложкой, а иногда даже хлебать через край тарелки, но традиция высокого уровня обслуживания оставалась традицией, и возле тарелок с серо-желтой массой всегда лежали ножи и вилки.

Болтун, остановившийся в дверях, стал махать руками, даже подпрыгивал на месте, пытаясь привлечь внимание Стаса. Наверное, вспомнил, отчего Стасу нельзя идти в ресторан. Только Стас и сам уже сообразил.

За столом должно было пустовать еще одно место — Маринки. Но оно было занято, Стас не сразу обратил на это внимание, а когда обратил — было уже поздно.

Оставалось и дальше завтракать, делая вид, что присутствие за столом сотрудника СБ СЭТ — вещь в «Парадизе» обычная.

Улыбка Доктора стала еще противнее, хотя, казалось бы, куда уж больше.

— Это к тебе, — тихо сказала Сандра.

— Я уже понял, спасибо, — ответил Стас. — Зачем — не сказал?

— Нет. Он только просил найти.

— Вы, случайно, не обо мне? — спросил Генрих Шрайер, отставляя в сторону чашку.

Генрих был улыбчив, сухощав, обладал очень искренней улыбкой, слыл среди обитателей Гуляй-города человеком злопамятным, но в принципе порядочным.

В «Парадизе» на памяти Стаса появился впервые. Не к добру.

— О тебе, — кивнул Стас.

— Но только самое хорошее, — добавила Сандра.

— И это — правильно, — Шрайер встал. — Служба Безопасности всегда пользовалась поддержкой в народе. Потому что — стоит на страже его интересов.

— Я могу закончить завтрак?

— Конечно-конечно, — улыбнулся Шрайер. — Я подожду в холле.

Сандра дождалась, пока без выйдет из зала, и посмотрела на Стаса.

— Что? — спросил тот.

— Отойдем, — Сандра встала из-за стола, поправила двумя руками прическу, привычно демонстрируя окружающим свой бюст. — Поболтаем.

Стас вышел вслед за хозяйкой отеля на кухню. Повар глянул на них, кивнул и торопливо вышел в зал.

— Где был? — спросила Сандра. — Проспал?

— Нет, — спокойно ответил Стас, присаживаясь на край разделочного стола. — У меня в номере не было воды, я спустился к Маринке, принял душ. Она, как гостеприимная хозяйка, сочла нужным оказать мне… ну, ты понимаешь…

— Вот так просто? — немного удивленно приподняла брови Сандра.

— Что просто? Оказала? Нет, не просто. С фантазией оказала, с выдумкой. Я ведь за два года так и не разговелся по поводу девочек, а тут ей понадобилось от меня… Так что — не просто.

— Я спрашиваю — вот так просто ты мне ее сдаешь? — Сандра покачала головой. — Отымел девушку и сдал?

— Все мы, мужики, сволочи, — сказал Стас. — И что? Я должен был что-то изображать? А потом она стала бы не просить меня сделать глупость, а требовать, угрожая рассказать тебе…

— А ты не согласился?

— На что?

— Ну как на что? Прижать Марата, защитить его девочек… Не согласился?

— Убить Марата ты имела в виду?

«Значит, вот так. Значит, Сандра разрешила девочке попытаться. Или даже приказала. Вот ведь сука, — с восхищением подумал Стас. — Королева! Царица! Клеопатра!

Значит, у нее проснулись амбиции, захотелось расширить дело. На здоровье. Но без меня».

— А если он нападет на тебя? — поинтересовалась Сандра. — Услышит, что ты прячешь Черную Змею?

— Я тогда…

— Ты, Стас, не торопись с ответом. Не нужно. У нас с тобой все хорошо, все ладненько. Можно сказать — любовь. Только ты не забывай, что это я тебя имею, а не ты меня.

— Я не забываю, — Стас улыбнулся искренне.

Ну, почти искренне.

— Я, Сандра, все помню. И знаю цену всему, что имею… И, прости, всему, что меня имеет.

— Значит?

— Значит, я не стану связываться с Маратом. Попробуй сама. А меня ждет господин Шрайер. О, он хочет о чем-то поговорить со мной…

— Но ты же все равно вернешься, — напомнила Сандра. — И вечером все равно придется что-то решать. Ты — слишком полезен, чтобы тебя не использовать. Это тебя устраивает все в этой жизни…

— А тебя?

— А мне нужно решать — что делать дальше. Мы тут не живем — гнием. Мы ждем, когда все вернется на свои места, снова появится хоть кто-то, либо с севера, либо с юга. Придет добрый дядечка, и снова побегут «суперсобаки», снова повезут через наш город товары, появятся заказы, торговля и все такое…

— А ты полагаешь, что этого уже не будет?

— Не будет, — Сандра подошла к Стасу вплотную и посмотрела ему в глаза. — Больше — не будет. Нужно что-то делать, иначе все развалится. В пыль разлетится. Тот же Марат… Он уже приходил в «Веселый дом» после стрельбы, предлагал свою защиту. Там сказали, что подумают. В «Фонарь» явился позавчера. Если Питер согласится, то Маратик начнет прессовать меня. Понятно? И мне придется искать защиту. Канторщиков звать. Они придут, помогут. Тебе насрать на все и всех, о себе подумай. Тебя-то они выкинут из «Парадиза». Ты им — без надобности. Не так?

— Так.

— Вот и думай. Мне мальчик по вызову не нужен. Мне нужен человек, готовый со мною вместе дерьмо разгребать.

— И кровь.

— И кровь тоже. Думай, время у тебя — до вечера. И еще… — Сандра наклонилась к уху Стаса и прошептала: — Если ты еще раз только глянешь на другую — я тебе…

— До вечера, — сказал Стас и, отодвинув Сандру с дороги, вышел.

Болтун бросился ему навстречу, но Стас его обошел.

Шрайер сидел в кресле в самом углу холла. Стас с трудом рассмотрел его в полумраке.

— Рустам, — позвал без. — А не пойдешь ли в туалет? Минут на десять.

Рустам молча встал и вышел в подсобку.

— Присаживайся, Стас, — сказал Шрайер. — Вот тут, напротив. Поболтаем. Рад, что ты жив и здоров. В первую нашу встречу я подумал, что ты не жилец. Столько апломба, столько гонора… Такие мегаполисные штучки в провинции долго не живут. Потом, когда ты пристрелил тех двоих, я совсем уж решил, что ты, парень, пошел вразнос. Стрелять начал. Трудно остановиться, когда начал палить. Сколько народу на моей памяти вот так стреляли-стреляли, пока совсем не кончились. А ты — остановился. Я тебя прямо зауважал.

— Что бы я без этого уважения делал? — Стас поцокал языком и подумал, что нужно держать себя в руках.

Это разговор с Сандрой его так раскачал. Нужно успокоиться и не портить и без того непростые отношения с местными безами. Особенно со Шрайером.

Полтора года назад, на шестом месяце своего пребывания в Харькове, Стас убил двух человек. Честно убил и, что самое важное, в рамках местных законов. У парней был ствол — один на двоих, но тем не менее. Соучастник в таком деле разделял вину полностью. Вот Стас обоих и положил, не дожидаясь, пока те станут стрелять.

Было холодно, февраль. Мороз — около тридцати, два тела лежали в сугробе, что-то кричали люди, привлеченные выстрелами. Девица, которую Стас выручил, что-то говорила, пытаясь в благодарность за спасение обнять и облобызать. Сандра подбежала и ругала его самыми последними словами, требуя, чтобы он больше никогда, слышишь, никогда не совался в такие разборки…

А потом оказалось, что пистолета у парней нет. Что исчез пистолет, будто и не бывало. Приехали безы, все осмотрели и радостно сообщили, что Стас перегнул палку с перепугу, что примерещилось ему на февральском морозе да в темноте огнестрельное оружие у мальчишек, а это значило — нет у мужественного защитника пострадавших никакого оправдания.

В первую зиму после Катастрофы безы особо не церемонились. Нужно было продемонстрировать силу и порядок, вот они и демонстрировали. Ходили даже слухи, что возле Барабана или еще дальше, на Рогани, нескольких грабителей вообще повесили и не давали убирать почти неделю.

Вот и Стаса вполне могли поставить к стенке. Чтобы другим неповадно было. Полномочия полномочиями, но законы — едины для всех обитателей города. Сандру отодвинули в сторону, несмотря на ее крики, спасенная девица, подумав, сообщила безам, что нет, не видела никакого пистолета. Да, на нее вроде бы напали и даже, наверное, угрожали, но оружия у них в руках она не видела.

Вот и все, успел подумать Стас, но тут вмешался этот самый Шрайер. И Стаса отпустили.

И сейчас вовсе не стоит вести себя, как неблагодарная свинья.

— Извини, — сказал Стас. — Просто утро как-то не задалось. И ночь, считай, не спал…

— Да ладно, — махнул рукой Шрайер. — Я к тебе, собственно, вот по какому делу…

Шрайер посмотрел через плечо Стасу, тот оглянулся — из ресторана вышла Сандра и направилась к ним.

— Все могут быть свободными, — предвосхитил ее вопрос Шрайер. — Абсолютно все. У тебя нет планов на Стаса в течение ближайших пары часов? Нет? Вот и славно.

Шрайер встал с кресла.

— Поехали, прокатимся, — сказал он Стасу. — Тут недалеко. Я на мобиле, так что домчу с комфортом.

Мобиль Шрайер оставил прямо перед отелем, на солнцепеке, салон, несмотря на раннее время, уже нагрелся.

— А в тень было слабо отогнать? — поинтересовался Стас, опускаясь на переднее сиденье.

Как на сковороду.

— Тогда мобиль не был бы виден Рустаму. А я попросил его проследить. По-дружески, — Шрайер сел на место водителя. — Ничего, проветрится на ходу. Остынет.

Мобиль плавно тронулся с места, свернул направо, Стас удивленно оглянулся — опорный пункт СБ был в стороне Транспортного Креста, налево от «Парадиза».

Шрайер заметил реакцию Стаса.

— Не нужно волноваться.

— Я и не волнуюсь.

Шрайер одобрительно кивнул.

— Действительно, стоит ли волноваться законопослушному гражданину? И не напрягайся, чего ты?

Стас сглотнул.

За окном мобиля проплывали дома Гуляй-города. Еще метров пятьсот — и все. Дальше — Проплешина, а за ней Нагорный район. У Стаса там нет никаких дел. В Нагорном он был всего один раз, когда его привезли осмотреть то, что осталось от Дипломатического квартала. Он помнил куски бетона, рваный металл, обломки эстакады и обгорелые остовы вагонов «суперсобаки».

Из дипломатов не выжил никто. Их, собственно, и было-то в городе всего полтора десятка, а после взрыва, после того, как грузовая «суперсобака», сорвавшись с разрушенной эстакады и описав в воздухе фантастическую дугу, влетела в самый центр квартала, не осталось ни одного. Шло какое-то совещание. Какого-то совета.

Стасу кратко рассказали, как все получилось. Вначале взбесившиеся вагоны протаранили здания, обрушивая их и погребая под обломками всех, кто находился внутри, а потом какая-то химическая гадость, находившаяся в вагонах, вспыхнула, добивая тех, кто каким-то чудом уцелел во время первого удара.

Стас тогда смог внятно ответить на вопросы безов, подписать какие-то бумаги, что-то гарантирующие ему и Российской Федерации — какие-то права на время форс-мажорных обстоятельств. Ему выразили соболезнования, он поблагодарил, как смог.

Кажется, это был местный губернатор.

То есть тогда он был губернатором, которого избирали те самые консулы и торговые представители, что были разорваны в клочья и сожжены взбесившейся «суперсобакой». Сейчас он — председатель Городского Совета.

Еще был шанс, что мобиль свернет перед блок-постом на въезде в Нагорный район, но Шрайер спокойно проехал под запрещающий знак и остановился у сложенного из бетонных блоков бункера — прямо перед заинтересованно повернувшим дуло в его сторону «Молотком».

Шрайер подождал, пока к машине подойдет без с переносным сканером.

Шрайера без наверняка знал, но проверил тщательно, меняя настройки сканера, попросил повернуться, чтобы просканировать «балалайку». Потом перешел к Стасу.

— У него оружие, — сказал Шрайер. — Разрешено.

— Я вижу, — кивнул без. — Номер… Номер совпадает, все нормально. «Балайка»…

Без удивленно посмотрел на Стаса, потом на экран сканера.

— У меня нет «балалайки», — Стас смотрел прямо перед собой, на щель между створками ворот.

У него все нормально. Все в порядке. Ладони вспотели, между лопатками течет пот, но у Стаса — все в порядке. Он не выспался. Был трудный разговор с Сандрой…

— Я вынул «балалайку», — сказал Стас, заставив себя, наконец, повернуться к безу. — Мне нравится ходить без нее. Это преступление?

— Нет, — чуть растерянно ответил без.

Ему и в голову не приходило, что кто-то может добровольно отказаться от «балалайки».

— Все нормально, — без отступил в сторону и махнул рукой кому-то в дежурке. — Пропускай.

Створки ворот медленно разошлись, мобиль мягко тронулся с места и въехал вовнутрь Периметра. Стас зажмурился, потом скрипнул зубами, но заставил себя открыть глаза.

Самое обидное, что он не понимал, отчего это происходит. Да, он не любил выходить за пределы Гуляй-города, но чтобы вот так испугаться…

Да, испугаться.

Стас отдавал себе отчет в своих чувствах, и сейчас это был именно страх — животный, бессмысленный и пронзительный.

За окном мобиля цвели цветы, зеленела трава на газонах, работали даже автоматические поливалки, и в мелких брызгах воды безжалостное солнце превращалось в радугу.

Мобиль подъехал к высокому зданию, словно облитому сверху донизу темно-синим стеклом, и остановился.

— На выход, — улыбнувшись, скомандовал Шрайер. — В вестибюле тебя встретят. Бодрее, Стас! Все будет хорошо. Я останусь здесь и отвезу тебя обратно.

Шрайер убрал улыбку, наклонился к Стасу и зловещим шепотом добавил:

— Если тебя выпустят…

И засмеялся, довольный шуткой.

Стас вышел из мобиля, хотел изо всей силы врезать дверцей, но, вспомнив об ответственности за умышленную порчу городской собственности, прикрыл осторожно.

Поднялся по широким ступеням — входная дверь открылась автоматически. Из полумрака дохнуло прохладой, приятной, наверное, но по спине Стаса пробежал холодок.

— Вам — на пятнадцатый этаж, — сказал дежурный за пультом и указал рукой, где именно расположен лифт. — Вас там встретят. Вы только сдайте оружие.

— Не могу, — сказал Стас. — Я за него отвечаю. И гарантировал, что оно в чужие руки не попадет. У тебя — чужие руки. Или мне уйти?

Дежурный задумчиво посмотрел на Стаса. Хотя скорее всего он сейчас просматривал инструкции, касающиеся странного посетителя. Информация выводилась непосредственно на глаза. И взгляд от этого становился даже каким-то загадочным. Неподвижным, во всяком случае.

Конец ознакомительного фрагмента.