Черноводье

Александр Зимовец, 2023

Два года назад рухнули все мои надежды: я не смог вернуться в свой мир, потерял любимую и столкнул целое графство в бездну хаоса. Теперь я наемный охотник за нежитью и государственный преступник в бегах.Но что если еще не все потеряно? Участие в морской экспедиции вдоль побережья Чернолесья позволит мне исправить часть моих ошибок – если только я не наделаю новых, еще более страшных.Где-то там, в мрачных глубинах Черноводья, заброшенный город Урд хранит свои пугающие тайны. Там меня ждут ответы на все вопросы, включая главный из них: реален ли мир вокруг меня, и смогу ли я вернуться домой.

Глава 6

В тот вечер я ворочался на жесткой циновке, постеленной на лавку в моей гробообразной каюте, и старался заснуть, положив голову на мягкий тюк с вещами. Качка была сильная, и в темноте мне порой казалось, что я утратил ощущение верха и низа и завис где-то в невесомости.

Невесомость пахла смолой, мокрым деревом и нечистотами. Она была душной и скользкой, и от нее в голову то и дело начинали вползать голоса.

Один голос, холодный и отстраненный, повторял все время одно и то же: «Умрешь… Умрешь…». Может, это был всего лишь шум волн за бортом, но меня от этого слова охватывало чувство холодной обреченности.

Другой голос был настороженным и нервным. Он то и дело твердил мне: «Не спи… Не спи…». И хотя это, вероятно, был всего лишь шум ветра в снастях, но заснуть под него, в самом деле, было трудно. Холодные адреналиновые мурашки суетливо носились вдоль позвоночника, мешая провалиться в небытие.

То и дело из этого небытия выступали и зрительные образы. Вот Грановский в сером балахоне смотрит на меня своим проницательным взглядом и иронично качает головой в такт рокоту волн. Вот бледное лицо Киры с расширенными от страха глазами. Вот светловолосый парень, что привел к Клугстерскому монастырю орду нежити. Все они словно хотят от меня чего-то, ждут, какой выбор я сделаю, а я даже не знаю, из чего нужно выбирать.

Из звуков, совершенно точно принадлежавших к реальному миру, тишину время от времени нарушал скрип шагов по доскам нижней палубы да приглушенные крики боцмана сверху. Я не прислушивался к ним, и почти уже начал проваливаться в беспокойный тяжелый сон, как вдруг тьму прорезал совсем другой крик. Женский и совсем рядом.

Шаря в темноте в поисках лежащего под лавкой крикета, я задумался на секунду, не приснилось ли мне это. Но тут крик повторился, а ответом на него был злобный рык и стук по палубным доскам.

Выскочив из каюты, я увидел лишь зеленый огонек, трепетавший за приоткрытой соседней дверью. Не сразу до меня дошло, что это было зеленое лезвие Ланы. Из каюты слышалось тяжелое сопение и глухие звуки борьбы.

Ворвавшись внутрь, я увидел Лану, над которой навис, остервенело рыча, здоровенный детина со спущенными штанами. В правой руке он сжимал плотницкий топор с изогнутой рукоятью, но крепко сжатая рука Даны не давала ему пустить оружие в ход. Он же в свою очередь сжимал вторую руку волшебницы, на которой светилось зеленое лезвие и прижимал к лавке ее ноги, не давая отбиваться.

Недолго думая, я саданул громилу обухом крикета по голове, так что он глухо вскрикнул и тут же обмяк, повалившись на палубные доски. Лана при этом издала задавленный всхлип и прижалась ко мне, уткнувшись лицом в мой воротник. А вокруг, тем временем, грохотали сапогами сбегавшиеся на крик матросы. Боцман, чертыхаясь и кашляя, тащил колышущийся от бега и качки тусклый фонарь.

Когда Лана смогла разговаривать хоть сколько-нибудь спокойно, то картина в ее изложении вышла следующая. Заснув под звуки бьющих о борт волн, она вдруг почувствовала возле своего горла лезвие. К нему прилагалась дышащая перегаром харя, которая сиплым противным голосом приказала ей не двигаться, чтобы чего не вышло. После этого огромная ручища с толстыми пальцами начала слепо щупать по ее брюкам в поисках застежки.

Ублюдок, однако, не учел, что у Ланы было несколько очков вложено в перки на реакцию: нечеловечески быстрым движением она ухватила его за запястье, сжимающее топор, и позвала на помощь.

— Он посмел… чертова болванка! — завершила она свой рассказ едва слышно, сплюнув и поморщившись. Я обнял ее за плечи. Лана прижалась ко мне и расплакалась. В ее бессвязной речи чаще всего повторялись слова «болванка» и «хуже, чем животное».

Боцман, тем временем, распорядился, чтобы матросы унесли куда-то лежавшего без движения урода. Я же тем временем, старался, как мог, успокоить Лану, уткнувшуюся лицом в мое плечо.

— Гарва это был, плотник корабельный, — сказал запыхавшийся боцман, вернувшись к нам. — Мы его в канатном ящике заперли. Вы это, госпожа, мои вам извинения — недоглядел. За ними за всеми углядишь, разве?

Лана лишь передернула плечами, презрительно сморщилась и отвернулась.

— Доложите капитану, — проговорил я.

— Уж доложено, — кивнул боцман. — Завтра сразу с утра приглашает вас пожаловать для разбору.

Я предложил Лане покараулить двери ее каюты до утренней вахты, но она помотала головой, ответив, что запрется при помощи одного простенького амулета, назвав себя дурой за то, что не сделала этого раньше. На этом мы расстались, и я отправился досыпать в свою каюту, хотя теперь сон так и не пришел ко мне до самого рассвета.

***

На другое утро все офицеры корабля — а таковыми, помимо Дрикера, считались я, Эрт и Морионе — собрались в каюте капитана, чтобы решить судьбу насильника, запертого в канатном ящике.

На самом деле, офицером считалась еще и Лана, но она так и не вышла с утра из своей каюты, которая в самом деле оказалась заперта каким-то образом, хоть и не имела замка. Когда я под утро попытался с ней поговорить, она сбивчиво ответила, что не намерена покидать каюту, пока ситуация не будет как-то разрешена. Кажется, она тоже не спала всю ночь.

Я был с ней согласен, и кипел негодованием. Может быть, я слишком долго прожил в здешнем мире с его жестокими законами, но в эту минуту был уверен, что за такое следует убивать. Эрт, кажется, был того же мнения: по крайней мере, на лице его отражалась мрачная решимость.

— Я считаю, что подобным людям однозначно не место на борту, — начал он дискуссию. — Мы должны поддержать дисциплину и показательно его казнить. Вам, Дрикер, как капитану, такая власть присуща.

— А плотничать кто будет? — спросил его Дрикер, скорчив кислую гримасу. — Я тоже за эту самую дисциплину, но что будет, если у нас, скажем, руль поломается? Вы будете новый строгать, или, вот, господин Руман, может быть? Вы как, господин егерь, плотницкому делу обучены?

Я покачал головой.

— Вот, — кивнул капитан. — А ежели течь? Нам что, назад поворачивать? Вы сознаете вообще важность нашего плавания?

Эрт смотрел на капитана, вытаращив глаза и раскрыв рот. Кажется, отправляясь сюда, он не предполагал никакого противодействия, и теперь не знал, что сказать.

— Оставлять это дело так нельзя, — вступился я. — Подобное я считаю оскорблением для всех егерей, и как представитель Кернадала…

Живя четвертый год в средневековом мире, я хорошо усвоил, что любой человек здесь выглядит солиднее, когда козыряет принадлежностью к некой корпорации, которая может вступиться за его интересы.

Аргумент и в самом деле возымел действие: Дрикер сник и покачал головой, о чем-то раздумывая.

— Ну, ладно, — вздохнул он. — Тогда сегодня же рубите ему голову

— Я полагаю, что за такое вешают, — проговорил Эрт, настороженно сглотнув. Он, кажется, еще не догадывался, к чему клонит капитан, а вот до меня уже начало доходить.

— Ну, хотите — вешайте, — пожал плечами капитан. — Только я подумал, что уж с веревкой ни вы, ни их инородие возиться не будете. А топор, вон, есть у них. А то расстрелять еще можно.

— Я полагаю, что исполнение наказаний в плавании — прерогатива капитана и боцмана, — возмутился Эрт. — Причем же здесь мы?

— Обычных наказаний — да, — Дрикер кивнул. — Высечь, запереть — это я могу. Но чтобы живого человека жизни лишать — такой власти у меня нет. За это с меня в Крюстере спросят, если донесет кто.

— О, святые мученики! — воскликнул Эрт. — Да кто же с вас спросит, если мы привезем меха благополучно! Победителей не судят!

— Ежели вы считаете, что не спросят — то вы его и казните, — отрезал капитан. — А я на душу грех не возьму.

— Можно не вешать, а высадить его на берег, — предложил я. — Тоже выход.

— Это надо, чтоб матросы шлюпку спустили и повели, — покачал головой капитан. — Я им такой приказ не отдам.

— Для контрабандиста вы слишком щепетильны, господин Дрикер, — невольно вырвалось у меня.

Лицо капитана при этом налилось кровью и сделалось лиловым, словно спелая слива.

— А вы это для государственного преступника слишком это… неосмотрительны, — огрызнулся он. — Так и знайте: у меня в команде штатного палача нет.

— Может быть, вы лейтенант? — обратился Эрт к Морионе, расположившемуся на лавке с таким видом, словно разговор никаким образом его не касается. — Ваши люди могли бы привести приговор в исполнение?

Тот только покачал головой.

— Если мои люди делать повешенным моряка, — проговорил лейтенант с сильным харкающим акцентом, — команда на них… как это говорится… омышится? Окрысится, да. Еще больше, чем есть сейчас. Мне это не есть совсем нужно. Лучше это без меня.

— Вы… вы ведете себя так, словно вас вообще ничего на судне не касается, — вспыхнул Эрт.

— Что есть на судне — больше всего касается его владелец, — развел руками Морионе.

— Вот видите, господин лейтенант все понимает, — мягко проговорил Дрикер. — А вы все никак не поймете, и ломитесь, как, простите Мученики, баран в свинарник.

— Да вы просто боитесь, что они вам отомстят, если вы повесите мерзавца! — Эрт уставился на капитана, тяжело дыша от ярости.

— Да, боюсь! — рявкнул тот, и край его рта некрасиво дернулся, съехав куда-то книзу. — А вы вот… очень зря не боитесь! Набрали какого-то сброда по подворотням, а теперь хотите, чтобы дисциплина была! Да в воровском притоне иные приличнее выглядят, чем та команда, которой я по милости вашей руковожу! Хотите начистоту — так я вам скажу: если мы хотим живыми добраться до Тарсина, надо поменьше их злить, а там по возможности набрать новых, хотя бы половину.

— Капитан имеет резон, — кивнул лейтенант.

— Да вы дрянные трусы оба! — воскликнул Эрт, вскочив и сжав кулаки. — Я требую!

— Вы есть потише, — проговорил Морионе, нехорошо ухмыльнувшись и положив ладонь на рукоятку своего палаша. — Кто мне так говорит и не извиниться…

— Подождите! Стоп! — я примирительно поднял руки. — Господин Эрт сказал сгоряча и приносит свои извинения. Правда, господин Эрт?

Я взглядом дал понять судовладельцу, что дело приняло нехороший оборот, и надо бы как-то выруливать. Он неохотно кивнул, скорчив кислую мину.

— Капитан, вы отказываетесь казнить преступника, — продолжил я. — Допустим. Ваши предложения?

— Дык, в цепи его заковать, и пусть работу работает до Тарсина, — ответил Дрикер. — А там сдадим его портовым властям — пусть решают его судьбу. За покушение на офицера при свидетелях там по головке не гладят. Будет дальше моряцкую карьеру на галере продолжать.

— Но спит пусть в канатном ящике, — добавил Эрт.

— Где ж ему еще? — согласился Дрикер. — Пусть посидит.

— Так и быть, — резюмировал я с каким-то нехорошим чувством. Возможно, возникло оно оттого, что мне теперь предстояло объяснять Лане, отчего этот человек все еще на борту, и будет плыть с нами до самого Тарсина. Мне этого ужасно не хотелось, но больше было некому.

Я выругался про себя. С каждым днем эта экспедиция не нравилась мне все сильнее.