Жизнь после 90

Александр Журавлев, 2021

Проблемой «Есть ли жизнь на Марсе?» занимается масса «ученых». А вот проблема «Есть ли жизнь после 90?» – остаётся открытой, ни один из классиков даже не поднимал этого вопроса, вероятнее всего потому, что просто сам не доживал до 90. «А я вот дожил и вроде живу. И даже написал новую книгу!» – делится с читателями профессор Александр Иванович Журавлёв. В новой книге он рассказывает о своей долгой жизни, о радостях и горестях, о своих научных открытиях и о тех метаморфозах, что происходят с человеком после постановки ему смертельного диагноза. А главное – делится опытом, что является основой долголетия и дает рекомендации: как нам обустроить общество и Отечество. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Глава 4

Что нужно, чтобы дожить до 90

Вопрос, конечно, не простой. Тут кое-что абсолютно ясно и кое-что совершенно не ясно.

Во-первых, нужно было иметь любящих тебя родителей, которые и зачинать вас будут не курив и не пив, по крайней мере месяц, и, конечно, никаких наркотиков.

Зачав тебя в угаре любви по пьянке, родители уже калечат тебя на всю жизнь. Так что, во-первых, выбирайте родителей, которые сразу не сократят вам жизнь. Шутка, конечно…

Ну и сам должен не пить, кроме как выпивать на праздниках, рождениях или похоронах.

И во всяком случае не курить.

И еще выполнять некоторые необременительные обязанности:

Стараться как можно дольше спать: дольше сон — дольше жизнь.

Дольше находиться в состоянии физической нагрузки: ход пешком, пробежки, копание земли на огородах, ремонт дачи или квартиры…

Питание. Конечно не обжираться и следить за наличием в пище большого количества антиоксидантов: любой зелени — лук, салат, темных ягод: черной смородины, черники, черного винограда, еще — моркови и свеклы, черного ржаного хлеба, капусты, чая.

Борьба со стрессами.

С высоты своих 90 лет я могу поделиться опытом, как и почему я дожил до 90 лет.

Стараться не обращать внимание на неприятности, воспринимая их с юмором и уверенностью, что они временные и со временем исчезнут, а получив стресс, пробегаю 23 км или засыпаю.

Это убеждение выработалось у меня не сразу. Вначале я очень переживал по поводу всяких стрессов-неприятностей.

Так началось с того, что после окончания Плехановки меня, как инженера-технолога пищевика распределили в центральную Государственную инспекцию по торговле в г. Москве. Почетное распределение. Однако деятельность в Министерстве торговли меня явно не устраивала, и я решил уйти в один из научно-исследовательских институтов, в науку. Освободить меня от 3-летней обязательной отработки, как молодого специалиста, мог только один из заместителей министра. Вот я и пошел с заявлением прямо в кабинет к замминистра.

Он посмотрел мое заявление, снял трубку и позвонил моему начальнику ГОСТОРГ-инспекции. «Послушайте, тут у нас в рабочее время шляется один из ваших сотрудников. Сам не работает и нам мешает. Проведите с ним воспитательную работу». Вот это был удар — стресс. За науку — мордой об стенку. Естественно, меня «проработали» на тройке: начальник, профорг и секретарь партийной организации.

Естественно я был весь в переживаниях. Я еще не закалился. Хорошо, что по возрасту мне было еще далеко до инсульта.

Однако, недели через две, друзья мне сообщили: «Слушай, Саша, у нас новый министр — Анастас Микоян, и он снял и назначил нового замминистра».

Я, естественно, сразу отправился к новому замминистру. Прочитав мое заявление, он вдруг расчувствовался и чуть не пустил слезу. «Молодой человек, вы напомнили мне мою юность. У меня тоже был выбор: наука или администрация. Я тогда сделал ошибку и пошел по административной лестнице, о чем до сих пор жалею. Желаю вам успехов в вашей научной жизни», — и подписал мое заявление.

Я сразу же был принят в Клинический «Институт биофизики» — закрытый институт, занимающийся лечением больных лучевой болезнью, заработанной на производстве ионизирующими излучениями.

У меня уже тогда закралось сомнение. Стоило столько времени ходить растерянным и страдать, если и без того со временем, как говорил Л.Н. Толстой, «Все образуется»?!.

Тем временем я женился на самой красивой девушке нашего Технологического факультета на 2 курса моложе меня, на Эмме. Её тоже распределили в Министерство торговли в отдел проектирования. Она была брюнетка с метровыми косами.

В это же время в Минторг распределили человек 20 испанцев — детей республиканцев, которых, спасая от фашиста Франко, вывезли в Россию. Так эти 20 испанцев все влюбились в мою Эмму. Каждый раз, когда я заходил в Министерство, около нее крутились 2–3 испанца. Когда она уходила с работы, они все толпой ее сопровождали. Мне это надоело. Я стал раньше заканчивать работу, и как только они окружили Эмму, я демонстративно брал ее под руки и наблюдал расстроенные физиономии этих испанцев.

И что же? Как только Франко объявил амнистию, они все до одного уехали в Испанию. И это после того, как им дали высшее образование и предоставили хорошо оплачиваемые должности. Для меня это было неожиданно и неприятно. То, что национальная принадлежность оказалась выше идеологических партийных классовых разногласий. Это было для меня открытием, которое я и после неоднократно наблюдал у ребят других национальностей. Нам нечего ждать от них, все они скрытно нас ненавидят и только терпят.

В институте Биофизики меня определили инженером в Лабораторию питания под руководство доктора наук С.Р. Перепелкина (как он говорил — ученика Павлова). Я честно работал установленный в институте рабочий день до трех часов. Затем шел обедать и после обеда развернул лабораторию по продолжении моих исследований, начатых еще в Плехановке под руководством профессора Н.И. Козина. Обнаружив это, С.Р. Перепелкин запретил мне этим заниматься. Я не согласился.

«Я же исследую после рабочего времени».

«Все-равно это отвлекает вас от основной работы».

Я не согласился.

«Хорошо, а чем вы занимаетесь? Так это же ерунда. Ладно на заседании лаборатории вы сделаете доклад для одного умного человека, профессор Б.Н. Тарусова — что он скажет…»

Я сделал сообщение. С.Р. Перепелкин обратился к Тарунову — что скажете Борис Николаевич? И тут Борис Николаевич разразился хвалебной речью, что мои работы — это передовое направление в науке, за которым будущее. Физиономия С.Р. Перепелкина пошла наперекосяк, и с этих пор он стал моим непримиримым врагом.

Я пошел к Тарунову и попросился взять меня в его лабораторию «Возьму обязательно, только чуть позже».

А тем временем, пришла разнарядка — одного сотрудника на работы в колхоз. «Кто поедет? Если не будет добровольцев — я назначу!» В ответ — гробовое молчание коллектива.

А на дворе шикарный август, тепло, светло, сухо, все цветет. Почему бы не поехать на природу?

«Я поеду», — сказал я. Вздох облегчения вырвался у всего коллектива.

В сентябре пришла новая разнарядка. Одного сотрудника — в колхоз.

«Кто поедет? Если не будет добровольцев я назначу…» И тут каждый сотрудник стал пламенно доказывать, что у него неотложные дела.

Я знал, что основной бум по уборке урожая у нас начнется в холод, дожди и грязь в конце октября — начале ноября. А тут — золотой сентябрь. Уж лучше отдохнуть в сентябре, чем мучиться в ноябре, и я снова сказал: «Я поеду». Трудно даже передать, какой выдох облегчения вырвался у коллектива.

Я с удовольствием отдохнул еще раз.

Как и следовало ожидать, в конце октября разразились дожди, холод, грязь и пришла разверстка. Одного сотрудника — в колхоз. Тут доктор С.Р. Перепелкин не философствовал.

«У нас ответственный большой опыт. Все научные сотрудники заняты. Так что поедет Журавлев».

«Не поеду», — сказал я.

«Это как? Я даю распоряжение».

«А я не поеду в третий раз».

«Вы отказываетесь выполнять распоряжения заведующего?»

«Не поеду», — снова сказал я.

«Я Вас увольняю за отказ выполнять распоряжение заведующего».

Конец ознакомительного фрагмента.