Как обуздать олигархов

Александр Елисеев, 2012

Александр Елисеев – ведущий представитель правого крыла русской социалистической мысли. Кандидат исторических наук, в круг его интересов также входят политология, философия, религиоведение и экономика. В национальном движении с 1989 года. Принимал участие в обороне Белого дома в 1993 году. С начала 2000-х годов занимается публицистикой. Постоянный автор ряда сетевых изданий. В своей книге Александр Елисеев рассматривает русскую историю от смутных до путинских времен в поисках секрета: как нам обуздать олигархов. Ответ на этот вопрос знали и красные революционеры, и сталинские чекисты, и даже еще… ироды опричнины! Нам говорят: России мешаю дураки и дороги. Автор убежден: России мешают олигархи! Именно они стоят на пути решения пресловутой «национальной идеи». В чем же, по мнению А. Елисеева, действенный рецепт того, «как нам обустроить Россию»? И что это за лозунг: к Русскому царству – через прямую демократию?

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Как обуздать олигархов предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

КАПИТАЛИЗМ В РОССИИ: ЧУЖЕРОДНОЕ ТЕЛО

Спор о том, плох капитализм в России или хорош, особого смысла не имеет. Точнее, имеет — если только речь идет о философии. Но когда мы обсуждаем — каким строем жить нам, русским, то здесь философия не очень пригодна. Гораздо полезнее обратиться к истории, сравнив хотя бы развитие городского уклада у нас и на Западе.

Вспомним, что в средневековой Руси так и не возникли вольные городские коммуны. В Европе монархи в борьбе с аристократией часто давали горожанам различные вольности и тем самым невольно укрепляли будущего своего могильщика — буржуазный уклад. Русская монархия этого опасного противовеса избегала, предпочитая напрямую контролировать все социальные группы. Города на северо-востоке Руси в XIII–XV вв. продолжали оставаться феодальными. А их купеческая верхушка была теснейшим образом связана с феодальной княжеской властью. Эту самую власть она же и кредитовала, выполняя ее различные финансовые поручения.

В коллективной монографии «Власть и реформы. От самодержавия к советской власти» об особенностях русской городской жизни пишется с плохо скрываемой досадой: «Города на северо-востоке страны хотя и имели ряд вольностей, были административными центрами волости во главе с князем. Это неизбежно вело к его вмешательству во внутреннюю жизнь города, где отсутствовали коммуны, не получили развития городские вольности и свободы, приобретаемые в результате длительной и кровавой борьбы горожан, подобно тому, как это произошло в странах Западной Европы».

Здесь сразу же обращаешь внимание на «длительную и кровавую борьбу». Так и хочется задать вопрос — а нельзя ли поподробнее? И действительно, об этой борьбе можно сказать много чего поучительного. Например, о том, что иногда в борьбе с феодалами погибали целые городские общины, а города подвергались повальному разорению. Или о том, что внутри самой городской общины часто разгорались кровавые конфликты.

Надо заметить, что в старинной Европе с ее «прогрессивным» городским укладом люди жили из рук вон плохо. Даже и в просвещенном XVIII веке Жан Лабрюйер, путешествующий по Франции, замечал: «Всматриваясь в наши поля, мы видим, что они усеяны множеством каких-то диких животных. Когда кто-либо из них поднимается на ноги, у них оказывается человеческое лицо. На ночь они прячутся в свои логовища, где живут черным хлебом, водой и кореньями».

Только в одном 1715 году во Франции от голода вымерло около трети населения. А в малюсенькой Саксонии в 1772-м количество погибших от этого социального «недуга» составило 150 тысяч.

Иную картину дает нам «отсталая», еще не пошедшая по «прогрессивно-европейскому» пути Московская Русь. Хорват Юрий Крижанич (XVII в.) с изумлением и негодованием пишет о московитских порядках: «Люди даже низшего сословия подбивают соболями целые шапки и целые шубы, а что можно выдумать нелепее того, что даже простолюдины и крестьянки носят рубахи, шитые золотом и жемчугом? Шапки, однорядки и воротники украшают нашивками, шариками, завязками, шнурами из жемчуга, золота и шелка».

Не следует забывать, что «прогрессивное развитие капитализма», которое столь умиляет наших западников, стоило Европе гигантских жертв. В Англии предприимчивые помещики-ленлорды согнали с земли все крестьянское население. Это было сделано с тем, чтобы заставить крестьян работать на мануфактурах, которые принадлежали обуржуазившимся «новым дворянам». За сопротивление сгону с земли полагалась смертная казнь. И английские реформаторы-прогрессисты не стеснялись. При одном только Генрихе Восьмом казнили 70 тысяч, 90 тысяч — при его внучке Елизавете (все население Англии — три миллиона!). Смертная казнь полагалась за 6000 видов преступлений — например, за кражу курицы.

Вообще развитие капитализма в Европе всегда сопровождалось жесточайшим уголовным террором, который был призван навязать людям религиозное отношение к священной «частной собственности». Еще и в XIX веке подростка в Англии могли повесить за кражу в лавке. Щедро раздавалась и каторга. Вспомним хотя бы Жана Вальжана из «Отверженных» Гюго — этот бедняк получил пять лет каторжных работ за кражу из булочной каравая хлеба!

В том же самом XIX веке в САСШ законы разрешали фермеру безнаказанно убить человека, подошедшего к ферме менее чем на сто шагов, а безбилетных людей могли сталкивать прямо с поезда. Законодательство буржуазной Франции предписывало сажать в тюрьму рабочего, не нашедшего применения своему труду в течение трех месяцев.

Впрочем, наряду с уголовным имел место быть и политический террор. Во Франции в ходе т. н. Великой Французской революции была развернута самая настоящая революционная война против крестьянского населения. Буржуазные революционеры-якобинцы практически полностью вырезали Вандейскую область, которую населяли крестьяне, особо приверженные традиционным ценностям и бывшие верными церкви и королю.

Кстати, именно крестьяне, составлявшие основу армии Бонапарта, больше всех пострадали в ходе «наполеоновских войн», представлявших собой авантюрную попытку завоевать всю Европу, а также Россию. В битве при Ватерлоо (1815 год) Наполеон был вынужден бросить в бой пятнадцатилетних подростков — настолько оказалась обескровлена крестьянская Франция, которая уже не могла давать новых солдат. Таким образом, оставшееся в живых «инициативное» меньшинство крестьян получило возможность относительно стабильно богатеть. (В Германии обошлись более «гуманно» — там большую часть малоземельных крестьян вытеснили из страны богатые крестьяне. «Неудачники» вынуждены были отправиться за океан, в Америку.)

В России вплоть до XX века таких ужасов не было. Да и в революционную эпоху большевики не додумались до того, чтобы согнать с земли всех крестьян. А Сталин не брал в армию подростков даже тогда, когда немцы стояли под Москвой.

Поэтому вряд ли есть основания переживать по поводу того, что мы не пошли по пути Европы. Это такой кровавый путь, который нам и не снился. За свое нынешнее процветание Европа заплатила столетиями беспрерывных ужасов.

У нас же капиталистический уклад (уклад, а не капитализм как таковой!) появился на столетия позже, чем в Европе, в середине XIX века. Пережив бурное развитие, он попытался перерасти в капитализм, но российская буржуазия не удержала политическую власть, захваченную в 1917 году. И это при том, что сама буржуазия была очень активной и деловую хватку имела медвежью. Российский буржуа выигрывал экономически, но проиграл на ниве политики.

Экономически сметливая буржуазия оказалась политически недалекой, что наглядно демонстрирует февральский переворот — акт потрясающего идиотизма (об этической стороне вообще умолчим). Свергать главу государства, ведущего ожесточенную войну, — для этого нужно иметь довольно-таки плохие мозги! Ясно ведь было, что это приведет к грандиозной радикализации населения и, как следствие, стремительному смещению далеко влево — к революционным социалистам.

Само вызревание российского капитализма происходило как-то ублюдочно, по-«социалистически». Крупные отечественные капиталисты изначально не были предпринимателями, они выходили из среды управленцев. Перед тем, как стать бизнесменами, они служили чиновниками — директорами акционерных предприятий и т. п. А знаменитые московские купцы-староверы, такие, как Рябушинский или Мамонтов, начинали свою буржуазную карьеру в качестве распорядителей при старообрядческих общинах. Понятно, что говорить о полноценной предпринимательской ментальности здесь не приходится. Такая «ублюдочность» российского капитала ярко проявилась в деятельности многих буржуазно-либеральных политиков. Так, заместитель председателя ЦК кадетской партии кн. Д. Шаховской был приверженцем некоего «соборного социализма» (социалистическим идеалам, в той или иной степени, симпатизировала половина членов ЦК).

Уже после Февральского переворота либеральные политики из временного комитета Государственной Думы создали т. н. Союз эволюционного социализма (его возглавил известный философ Н. Лосский). Торгово-промышленный союз активно использовал в своей пропаганде образ революционного пролетария (!) и типично социалистическую лексику.

Можно также привести в пример Д. И. Шаховского, одного из лидеров кадетов. Он выдвинул концепцию «русского соборного социализма», основанного на преобладании кооперативного хозяйства.

Да что там говорить, если с апреля-мая 1917 года роль главных защитников капитализма взяли на себя умеренно-социалистические партии — эсеры и меньшевики, считавшие, что российский капитализм еще не исчерпал всех своих возможностей и социалистическая революция является отдаленной перспективой. При этом классические либеральные группировки (кадеты, октябристы) стремительно теряли свою популярность и уже не могли претендовать на роль авангарда буржуазной революции.

Да какой уж там авангард, когда сам российский капитализм плелся в хвосте у иностранного! Утверждать обратное — значит игнорировать многочисленные факты господства зарубежных капиталистов в ведущих отраслях отечественной промышленности. Вообще стоит говорить о наличии внутри российской экономики двух мало связанных между собой укладов, один их которых был национальным и самобытным, другой — жестко ориентированным на западные рынки.

Профессор С. Первушин установил, что периоды спада и подъема дореволюционной русской промышленности не совпадали с колебаниями ее общего производства. И в то же время они полностью соответствовали изменению курса ценных бумаг на Парижской бирже. «Получалось, — комментирует эти данные историк Ю. Бокарев, — что капиталистическая промышленность в российском народном хозяйстве была до известной степени инородным телом, чье развитие зависело не от поступлений сельскохозяйственного сырья и колебаний крестьянского и помещичьего спроса, а от размеров иностранных капиталовложений».

Таким образом, капиталистический сектор представлял собой вненациональный, прозападный экономический уклад — в отличие от аналогичного уклада времен вызревания буржуазных отношений на Западе. Тот хотя бы черпал свои основные ресурсы из местной деревни, что и сообщало ему некую органическую крепость (пусть она и носила паразитический характер). Наш капитализм, пожалуй, не был и подлинным паразитом. Скорее он — шмат грязи, быстро снятый металлической щеткой большевизма.

Экспансией иностранного капитала были недовольны самые разные общественные слои. Но, пожалуй, самую убийственную их критику дали русские монархисты-консерваторы.

«Главный враг России — иностранный капитал, — уверенно заявлял А. Г. Щербатов, один из основателей Союза русских людей. — Перед иностранным капиталом заискивают русские государственные люди; ездят к нему на поклон в иностранные финансовые центры, как в былые времена русские князья ездили в Орду, представителей его встречают чуть ли не с царским почетом, от мановения его властной руки зависит — начнет ли Россия войну или нет, примет ли она невыгодные условия мира или нет».

По его разумению, самостоятельность Российского государства была только кажущейся, и он предсказывал, что вскоре вся отечественная промышленность будет в руках у иностранцев, а русские «будут использоваться как чернорабочие и низшие служащие».

Конечно, далеко не все русские националисты смотрели на перспективы развития российской промышленности столь пессимистично, но все, так или иначе, разделяли тревогу Щербатова.

При этом они приводили конкретные данные, отслеживая ситуацию по регионам. Некто Л. Г., анонимно оппонирующий министру С. Ю. Витте, отмечал, что «южная промышленность выросла, главным образом, на иностранных капиталах, строили ее иностранные инженеры и по иностранным образцам». Из 18–20 доменных заводов русскими можно назвать только Сулиновский завод и два завода Брянского общества. Причем заводы не только строились иностранцами, иногда их просто покупали. Л. Г. называл случай, когда «заводы прямо покупались за границей и целиком, со всем их устройством, перевозились в Россию» (пример — трубопрокатный завод Никополь-Мариупольского общества).

Печатный орган Союза Михаила Архангела журнал «Прямой путь» выражал тревогу по поводу того, что «…большинство бакинских нефтяных заводов скуплено небольшой кучкой иностранных миллионеров-монополистов». Журнал разоблачал авантюрную деятельность трех английских компаний «Anglo-Maikop», «Maikop-Pipe-Line», «Maikop-Victory», направленную на дезинформацию общественности. Компании через свою агентуру уверяли россиян в больших неудачах, якобы постигших нефтеразработку в районе Майкопа. Это делалось с целью последующей скупки сырья по дешевой цене. Монархист В. В. Есипов писал о настоящем вторжении немецкого капитала в Лодзинский район, практически полностью перешедший под его экономический контроль. Сверх того, свою долю урвали бельгийцы и англичане, скупившие инфраструктуру города.

Какой-либо пользы от иностранных капиталистов правые не видели. В. И. Гурко считал, что они только эксплуатируют Россию, не внося в ее экономику какого-либо значимого вклада. Он полемизировал с теми, кто указывал на роль иностранного капитала в хозяйственном подъеме Англии и САСШ. Согласно ему, в случае с этими странами можно говорить о прибытии не столько самих капиталов, сколько их обладателей, окончательно там обосновавшихся. В Россию же текут капиталы, прибывшие «на побывку». Сих помощью иностранные дельцы извлекают из страны барыши, которые невозможно получить в данный момент на родине. Как только условия уравниваются, прибыль возвращается обратно. Такие капиталы являются «громадными щупальцами, которые… протягивают в чужеземные страны и при помощи коих втягивают в себя их богатство». При этом даже крушение предприятия не всегда позволяет вернуть эту прибыль стране пребывания. Сие возможно лишь тогда, когда «до наступления промышленного кризиса предприятия пережили несколько благоприятных лет, в течение которых успели, в виде прибыли, вернуть акционерам весь вложенный в них капитал».

Не была обойдена и тема спекуляции. Экономист Л. Н. Воронов утверждал, что «большинство иностранных предприятий отличается спекулятивным характером». Они рассчитывают на получение высокооплачиваемых казенных заказов и вообще на высокие цены выпускаемой ими продукции. Данные предприятия плохо выдерживают сравнительно небольшие колебания цен и вместо удешевления товаров ходатайствуют о выдаче вывозных премий для искусственного повышения цен. «Устроенные в погоне за быстрой и легкой наживой, — писал Воронов, — иностранные предприятия спешили, с первых же лет деятельности, выдавать крупные дивиденды, не изучая условий рынка, не приспосабливаясь к его требованиям».

Много писал об иностранном засилье Л. А. Тихомиров — бывший народник, ставший одним из ведущих теоретиков монархизма. По его утверждению, в случае привлечения зарубежного капитала на долю России приходится только заработная плата, в некоторых случаях — рента. Срок нахождения предприятий в собственности у иностранцев никогда не истекает, в крайнем случае, они идут на продажу. Все то, что они получают, тратится на расширение собственной, иностранной эксплуатации.

При этом издержки иностранного производства минимальны, ибо кадры их по большей части свои, иностранные. Небольшая компенсация, получаемая Россией в виде доходов казны, минимизируется и практически сводится на нет потерей в таможенных доходах. Происходит определенное облегчение доступа к займам, но занятые деньги тратятся на покупку тех же товаров иностранного происхождения. А иностранные дельцы тем временем получают в дополнение ко всему еще и свой промышленный процент.

Но мало того, интенсивное привлечение чужеземного капитала происходит в условиях протекционизма, вроде бы призванного охранять интересы российской промышленности, а на деле поддерживающего иностранцев, осевших в России. Если ранее иностранный капитал «должен был бороться своими товарами против наших пошлин», то «теперь он сам попадает под их защиту». «Он производится в России, — отмечал Тихомиров, — и не только не платит таможенных пошлин, но их существование обеспечивает ему промышленный процент прибыли».

Идеологи Союза Михаила Архангела обращали внимание на несуразность экономической политики правительства. Она проявлялась в том, что зарубежные нефтяные короли очень успешно пользуются специальным вывозным тарифом, позволяющим им постоянно взвинчивать цены. В итоге 5–6 млн. рублей ежегодно перекладываются в «широкие карманы мирового треста». Этот же тариф способствует вывозу за рубеж огромного количества «продуктов первой необходимости, например, керосина, оставляя впотьмах нашу деревню».

Иностранный капитал представлялся русским националистам начала XX века в качестве грандиозной паразитической, спекулятивной силы, эксплуатирующей Россию.

Особое звучание имела тема наплыва в Россию иностранных товаров. Данной проблемой специально занимался А. И. Череп-Спиридович, идеолог крайнего, консервативно-монархического панславизма. Водном из своих докладов Московскому славянскому обществу (1911 год) он подробно и красочно описал процесс захвата российского рынка иностранными изделиями. «Мы знаем, — говорил Череп-Спиридович, — какая безработица на Урале, знаем и то, как богат он всевозможными рудами; мы же выписываем у иностранцев на 23 млн. руб. дешевых металлов, на 27 с половиной млн. руб. изделий из простых металлов и на 80 млн. машин…». Он поражался тому, что Россия — страна лесов — в 1907 году уплатила за импортный лес 12 млн. руб. и 3 млн. руб. за столярную поделку, тогда как даже декоративные сорта леса (кроме черного дерева) растут на Кавказе.

Доходило до очевидного абсурда. Имея в распоряжении такие отличные минеральные воды, как «Боржоми» и «Нарзан», наша страна выплачивала немецким производителям 700 тыс. руб. за воду «Аполинарис». «Вы с отвращением бросите воду эту, — предсказывал Череп-Спиридович, — не имеющую ничего минерального… когда узнаете, что берут ее из источника, расположенного рядом и ниже кладбища, которое во время дождей размывается…». А вода «Маттони-Гисгюблер», навязываемая отечественному потребителю, вообще принадлежала подданному Австро-Венгрии, ведущему на вырученные от ее продажи деньги бешеную антирусскую пропаганду.

Как и сейчас, русских националистов весьма беспокоила преимущественно сырьевая ориентация отечественного экспорта. М. О. Меньшиков обратил внимание на следующее: «Обмен сырья на фабрикаты почти равносилен промену капитала на проценты. Страны, отпускающие сырье, торгуют, в сущности, собственной кровью, они не только истощают… исчерпаемые запасы своей природы — почву, леса, недра гор, но как бы ставят крест над собственной народной энергией. Последняя обрекается на самые тяжкие, наименее производительные, рабские формы труда. Задержанный в качестве сырья труд вынужден растрачиваться в количестве; чтобы получить из-за границы фунт обработанного металла или шерсти, нужно отпустить туда 3 пуда хлеба или масла».

С точки зрения Меньшикова, в России начала XX века происходило удушение отечественных производств, заранее лишенных возможности развиваться в условиях конкуренции с намного более лучшими товарами. Образованное общество оказалось развращено иностранными товарами и бездумно кормило население западных держав. «Если вы купите аршин сукна в Англии, — предупреждал Меньшиков, — вы дадите дневную работу англичанину». А ведь тот же аршин, купленный дома, мог бы накормить семью русского рабочего.

Получалось, что образованные и состоятельные люди переводят свои доходы за рубеж и кормят «как неприятельскую армию, целое сословие рабочих и промышленников чужой страны». Вывод, к которому пришел Меньшиков, прозвучал (и, наверное, прозвучит сейчас) весьма необычно для большинства россиян — русский народ живет плохо не потому, что мало работает, а потому, что работает много, сверх сил, направляя избыток своей работы соседям-иностранцам.

Русские националисты предлагали конкретные меры по противодействию экономической экспансии западных держав. При рассмотрении этих мер необходимо особо выделить два довольно жестких проекта Меньшикова и Тихомирова, предусматривавших «автаркизацию» российской экономики, уход страны в замкнутое, экономически самодостаточное пространство.

Первый выступил с апологетизацией «государственного одиночества», обосновывая свою позицию рискованным, но ярким сравнением с деятельностью талантливой личности: «Великие вероучители и вожди человеческие обыкновенно были одиноки — и никогда мысль их не была блистательнее, чем в это время. Но даже святые истины теряли в глубине и ясности, когда делались достоянием многих».

Меньшиков видел в государстве организм, который стремится, прежде всего, к развитию собственных сил, к достижению самодостаточности. Он склонялся к тому, чтобы свести взаимодействие этих организмов к минимуму. Ему, этому взаимодействию, он приписывал отрицательные последствия, связанные с ростом финансово-экономической «агрессивности». Мыслитель полагал: «Может быть, именно кипучий обмен товаров, причем каждая нация старается сорвать побольше со своего соседа, доводит международные отношения до теперешнего раздражения… Сильно расторговавшись, народы утрачивают благоприятный склад души… начинают смотреть друг на друга не как на друзей или честных врагов, а как на коммерческую добычу».

Меньшиков много размышлял о положительных последствиях создания «автаркийной», самодостаточной экономики. Замкнутость, с его точки зрения, способствует тому, что национальное богатство не тратится и «в общей сумме только накапливается». «Это как в налаженном хозяйстве, — прибегал он к излюбленному методу сравнений, — скормленный овес не исчезает совсем, а превращается частью в мускул скота и новую работу, частью в навоз и новое плодотворие». Автаркийность укрепляет тех, кто твердо стоит на родной экономической почве, разоряя хозяев, ориентированных за рубеж.

Тихомиров тоже был сторонником максимально возможной автаркии. По его замыслу, она должна была основываться на гармоничном взаимодействии всех территорий страны и ее производительных сил: добывающих и обрабатывающих. Согласно Тихомирову, задачи гармоничной экономики заключаются в том, чтобы «все отрасли естественных богатств… не лежали втуне, а энергически разрабатывались и перерабатывались своей же фабрично-заводской промышленностью».

В торговом отношении промышленность должна ориентироваться на внутренний рынок, добывая нужное для страны и перерабатывая его на национальных фабриках и заводах. Тогда население получает новые способы увеличения своего благосостояния, складываются условия для «самой тонкой специализации труда». Деревенские жители получают обширный рынок в городах, города — в деревне. При автаркии «нация достигает не только наивысшего экономического обеспечения, но ведет и наиболее благородное экономическое существование, чуждое эксплуатации… труда менее развитых стран».

Правый экономист Н. Н. Шипов сосредоточился на вопросах таможенной политики, призывая активно препятствовать вывозу сырых материалов и, наоборот, поощрять экспорт обработанной продукции: «Словом, весь вывоз сырья мы должны постепенно превратить в фабрикаты и полуфабрикаты и тем дать колоссальные заработки русскому национальному труду, в ущерб заграничному». Особое покровительство, в виде процентов от доходов с таможенных пошлин, обещалось новым отраслям промышленности. Характерно, что вопросы их развития Шипов тесно, неразрывно связывал с вопросами протекционизма, так что второе фактически предшествовало первому.

Патриотическая организация «Русское собрание» в своих программных документах предлагало устранить иностранцев от казенного судостроительства, подрядов и поставок в казну. Схожие требования предъявляли Союз русского народа и Национальный союз землевладельцев и промышленников. Последний выступил еще и за увеличение числа русских консулов на иностранных рынках, призванное усилить защиту отечественных промышленников.

Череп-Спиридович решительно настаивал на резком сокращении ввоза иностранных товаров и требовал платить за хорошие русские товары те же цены, которые платят за иностранные. Он ставил в пример современные ему САСШ, бойкотировавшие и вытеснявшие японские товары. Череп-Спиридович также советовал учиться у Болгарии, которая в начале XX века ввела закон, предписывавший всем государственным чиновникам довольствоваться только продуктами отечественного производства. Положительно оценивалось им и введение болгарами запретительных пошлин на иностранные товары.

Естественно, русские националисты начала XX века предпринимали и практические шаги по реализации своих протекционистских программ. Например, думская фракция Всероссийского национального союза (период третьего созыва) выступила инициатором пересмотра всей организации консульской службы. Ее представители заявили, что консулы должны служить, в первую очередь, торговыми агентами, а не чиновниками дипломатической части. «Националисты» хотели, чтобы их главной обязанностью была защита русских национально-экономических интересов. Не отставала от них и «родственная» (в политическом отношении) фракция правых. Ее представитель Н. Е. Марков отчаянно оппонировал в Третьей Государственной Думе авторам доклада по смете интендантского управления либералам А. И. Гучкову и В. В. Хвощинскому. Он упрекал их за излишнее пристрастие к производству хлопчатобумажных тканей в ущерб льняной промышленности. «Лен это есть природный русский продукт, — замечал Марков, — именно на льне живет природный русский крестьянин, а хлопчатая бумага получается из Америки, из-за границы, в лучшем случае из окраин нерусских… и вообще из нерусских мест».

В самый разгар критики инородного засилья (1906 г.) был создан черносотенный Союз народной торгово-промышленной самопомощи, учредители которого боролись за «русификацию промышленности и торговли». Они выступали за создание системы взаимной поддержки предпринимателей-националистов.

Нарисованная картина была бы неполной без одного, но значимого дополнения. Очень многие националисты опасались резкого и радикального противостояния экономическому напору западных держав. Они предпочитали постепенное накопление материальных сил при известном, но в той или иной степени жестком ограничении иностранных влияний. Типичный образчик подобной тактики дает С. В. Зубчанинов, автор специального доклада о борьбе с немецким засильем в экономике на XI (1915 года) съезде Объединенного дворянства (консервативная организация дворянских губернских собраний). Разоблачая экспансионистскую деятельность иностранцев в России, он признавал необходимость функционирования зарубежных предприятий, надеясь со временем, получить от них средства, которые можно будет потратить на борьбу… с самими иностранцами.

Тут, безусловно, сказалась непоследовательность русских националистов в противостоянии чуждому России и русским традициям капитализму, игравшая на руку иностранным капиталистам.

В ряде случаев ограничения на деятельность чужеземных предпринимателей шли вразрез с интересами аграрно-патриархальной России. В подтверждение тому можно затронуть вопрос об импорте в Россию западной (в основном немецкой) сельскохозяйственной техники. Многие правые помещики, крайне нуждающиеся в ней и не имеющие возможности пользоваться маломощной отечественной продукцией, весьма отрицательно относились к таможенным ограничениям на поставку зарубежных машин и орудий. Консерватор Э. А. Исаев заявлял делегатам X съезда Объединенного дворянства: «… Нельзя оставлять отечественную промышленность без покровительства, нельзя убивать ее беспошлинным ввозом иностранных товаров, но вместе с тем нельзя поощрять и интересы заводчиков. Наши тарифы должны быть урегулированы таким образом, чтобы они имели характер охранительный, а не запретительный».

Впрочем, правые имели в виду не только пресловутые «классовые» интересы дворянства. Они учитывали интересы всей аграрной сферы, обращаясь к положению крестьян. Депутат думской фракции «националистов» Синадино, критикуя министерство промышленности за политику резкого ограничения ввоза иностранных сельскохозяйственных машин, указывал, что если дворянство могло платить на 25–30 % дороже за сложные земледельческие орудия, то крестьянство, находящееся «накануне ломки всего своего образа мыслей», этого не сможет.

Вряд ли в данном случае можно упрекнуть правых в отсутствии достаточного патриотизма. Правительственная политика протекционизма зачастую била по интересам довольно широких социальных слоев. Да, ввоз каких либо промышленных товаров ограничивался, но в то же время не происходило сколько-нибудь заметного прорыва в производстве аналогичной отечественной продукции.

В любом случае, несомненно то, что русские правые оценивали деятельность иностранных капиталистов крайне отрицательно и видели их засилье в России. Но вот что показательно — никто из них не потребовал национализации иностранного капитала. Казалось бы, это было вполне логичным, учитывая весь его грабительский характер. Но правые не могли допустить и мысли о какой бы то ни было национализации. И этот сверхконсерватизм сыграл с ними очень злую шутку.

Традиционалисты не желали потрясения, и это желание можно понять. Но обойтись без потрясений вообще нельзя, иногда они становятся неизбежными. Капитализм душил Россию и прямо бросал ее в зависимость от иностранного капитала. В этих условиях необходимо было потребовать решительных мер по спасению страны. Как знать, будь у националистов чуть больше радикализма, и, может быть, в Кремле сидели бы они, а не Ленин с его командой. Но правые продолжали опасаться, тогда как социалисты звали массы на приступ. И массы пошли за ними.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Как обуздать олигархов предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я