Былое

Александр Дмитриевич Зятьков, 2023

Несколько лет назад Геннадий Хазанов вел на телевидении передачу: – «Жил-был я». В ней он рассказывал о себе, о своей жизни. Каждый достаточно пожилой человек может о многом рассказать и многим его воспоминания могут показаться интересными. В первую очередь это, конечно, его родственники и друзья.В нижеследующих заметках напечатанный текст, я решил расположить его по годам, не является окончательным. Нельзя ведь все вспомнить и записать за один раз, и я буду по возможности дополнять и редактировать. Существующие технологии позволяют это сделать очень удобно, в отличие от печатания на пишущей машинке, здесь можно свободно заменить неудачное выражение или повторяющееся слово, исправить ошибку, вставить в нужное место предложение или забытую подробность.

Год 1950

Зима. Морозы стоят сильные, за 40 градусов и продолжаются несколько недель. На улицу меня не выпускают. Развлечение, когда время от времени, вечерами собираются соседи родственники, приносят патефон, имевшийся у основательных Третьяковых, играет гармошка, женщины образуют одну кучку, мужчины же садятся на длинную лавку у печки, на которой вольготно расположился я. Само собой разумеется, хорошее застолье. И начинаются разговоры, в основном о войне, ведь совсем же недавно, по сути, окончилась она. Не все из собравшихся на ней были, и отец мой тоже, в войну от железнодорожников было больше пользы на своем рабочем месте.

Рассказать всем этим людям действительно было о чем, на последующих сборищах и гулянках многие рассказы повторялись и я помнил их очень долго, даже сослуживцам в армии рассказывал многое из того, что казалось мне интересным, кое-что помню и доныне

Настал мой пятый день рождения, первый, о котором я немного помню. Брат вручил мне нарисованную им открытку, а мать дала большую круглую жестяную коробку, на которой красиво было выведено: «Монпансье». Там были мелкие леденцы, я лакомился с самого утра, угощал соседских ребятишек и всеравно к вечеру там оставалось четверти три, если не больше. Надолго потом ее мне хватило.

А вечером того же дня соседи и знакомые собрались прямо во дворе, вытащили столы, лавки, музыку и здорово весело было. Несколько раз меня подзывали, а один раз я даже стал на табуретку и все видели ровесника Победы, надавали так же кучу угощения.

Упомяну в своих заметках, пожалуй, вот о чем. Взрослые в своей дружной компании раз говаривали о своих родственниках, соседях, друзьях, где-то сидевших, отбывавших наказание порой неизвестно за что. Особняком стояли разговоры о людях известных, особенно о певице Руслановой и маршале Жукове. Жуков не был в лагерях, но его понизили в должности, убрали из Москвы и назначили командовать сначала каким-то южным военным округом а потом он был загнан еще дальше, на Урал, в Свердловск, где был командующим УВО. Уважение в народе к нему, даже любовь, была, пожалуй, не меньше, чем к самому Иосифу Виссарионовичу, сходились во мнении, что ему и там неплохо, не сравнить с тяжкими военными заботами, а для рыбалки, охоты, до которых Жуков был охоч, места там просто замечательные. Никто не знал и не мог знать истинной подоплеки тех дел.

Что касается Руслановой, то знали, что посадили ее вместе с мужем в 1948 году и находилась она под арестом до смерти Сталина. Так же никто не знал, за что ее посадили, говорили, что Сталин, который ничего не забывал, припомнил, что далеко еще до войны, на концерте в Кремле, после его окончания, ее с другими участниками пригласили за роскошный стол, и тут Русланова, увидев такое великолепие, которое можно представить, сказала вроде того, что мол, вы лучше земляков моих накормите, которые кору с деревьев обдирают. Сталин будто бы тогда сказал, да, язычок у тебя. Тогда как-то обошлось.

Или же частушку она первой спела, которую и сейчас многие помнят, а раньше ее знали все через одного:

Это молот, это серп.

Это наш советский герб!

Хочешь — жни, а хочешь — куй,

Все — равно получишь свой кусок

Злая частушка и, несмотря на отсутствие названных атрибутов в нынешнем гербе, во многом справедливая до сих пор. И будто бы когда Русланову в лагере принуждали петь, она всегда отвечала — соловей в клетке не поет. Но она все-таки пела, она не могла без этого. Есть мемуары и воспоминания, как на одном из концертов в лагере ей первым захлопал начальник того лагеря.

Были у соседей пластинки с ее песнями. Одну я помню, на одной стороне «Валенки», а на другой «Я на горку шла». Ставили ее, слушали, ничего антисоветского в этих песнях, а стукачи в среде железнодорожников — явление в высшей степени маловероятное.

Конечно, в течение лета нередко бегал я и на поселок, где много времени проводил с двоюродными братьями и их дружками. Больше всего любили мы находиться на природе, в лесу, на речке, нередко пересекались с другими такими компаниями. Часто устраивали игры, в которые нынче не играют, они были интересны и разнообразны.

Запускали воздушного змея за околицей, в других местах тоже и порой одновременно их можно было видеть до десятка. Бывало, что и переплетались какая-нибудь пара между собой. А сколько ребятни было на речке. Речка маленькая, узкая, местами ее можно было перепрыгнуть, но было на ней несколько заводей и омутов, которых не постыдились бы и более крупные реки.

Один из таких омутов назывался «керосинкой», вроде какой-то тракторист до войны мыл там свой трактор, естественно, получил за это втык, а название осталось. Мне же более естественным образом думалось, что это ошибка и правильнее назвать это место «карасинка», карасей же, кстати, в этой речке было много.

Вот течет, течет узкая, мелкая речка и вдруг бах, сразу расширяется и углубляется, а метров через сорок опять сходится в узкую полоску, а смотреть сверху — овал вроде яйца и глубина в середине метра два с половиной. Здесь всегда было много народа и взрослых тоже.

Если вся речка в общем текла по ровному месту, то левый берег в этом месте стоял почти вертикальной стеной метра в два с половиной и постоянно осыпался. Как-то обвалился большой пласт глины и бывшие там ребятишки обнаружили в изломе буденовку и русский трехгранный штык. Нашивку спереди на буденовке смыло и звездочка отчетливо выделялась более темным цветом.

Ребята бегали в ближайшие перелески и иногда приносили оттуда недавно родившихся зайчат. Только что родившийся зайчонок почти совсем самостоятельный зверек, он покрыт шерстью, зрячий и спустя несколько минут может совершать первые неловкие скачки. На второй день жизни вспугнутого зайчонка поймать уже трудно. Ребятишки гладили мелко дрожащего маленького зверька, трепали ему длинные уши, щупали коротенький хвостик и уносили под кустик, где он находился раньше.

В разновозрастной ребячьей компании больше было ребятишек постарше, некоторые даже тринадцати-четырнадцати лет. У парней еще более старших были уже совсем другие интересы и на малышей они редко обращали внимание. Они захватили военное время, трудностей тогда было побольше, особенно с продовольствием, и ребята постарше меня на несколько лет охотно показывали и объясняли, что можно применить в пищу из леса, речки, других мест. Кроме всем известных грибов и ягод, мы находили и употребляли, в разное время, разумеется, пучки или пиканы, щавель, полевой лук, выкапывали корешки саранки, у них и цветочки были съедобны, очень оригинальный и приятный вкус был у травы, которая у нас называлась «слизун». На речке в местах поглубже ныряли и доставали длинные вытянутые корни какого-то водного растения, возможно, кувшинки, сладковатые на вкус, а вообще съедобных растений было не так уж мало. Что-то находили даже в мелких болотцах, встречающихся в наших местах.

Удачей считалось найти гнездо земляных пчел. Оно находилось совсем неглубоко под землей. Его по возможности старались опрыскать водой через веник, разгребали, находили бесформенный комок с сотами и разрывали его на части. Конечно, не обходилось без укусов, но они были менее болезненны, чем у настоящих пчел, да и пчел в таких семьях было совсем немного. Возможно, это были шмели, хотя, по моим представлениям, те намного крупнее. Во всяком случае, мед из тех сот мне до сей поры кажется самым сладким, который я когда-либо пробовал.

Примерно в это время недалеко от реки произошел ужасный случай. Одна из поселковых компаний разыскала где-то неразорвавшийся снаряд времен гражданской войны. На тот момент после ее окончания прошло около тридцати лет. Человек восемь ребятишек уселись на поляне в кустах в сотне метров от речки вокруг разведенного костра, бросили туда этот снаряд и стали смотреть, что получится. Грянул взрыв, но если можно так сказать, еще как-то милостиво все обошлось. Погиб один только парнишка. Еще одному оторвало руку, третьему выжгло глаза. Остальные отделались ранами. Приезжали разбираться даже из области.

В другой раз были осторожнее. Так же взрывали такой же снаряд, в той компании был и я, году в 1957 или в 1958. В главе под этим годом я и опишу этот случай.

Несколько лет назад, уже в новом тысячелетии, ездил я с приятелем на его машине в эти места. Осень уж была и мы заезжали в разные колки в поисках грибов. Попросил я его заехать на «керосинку». Лучше бы я этого не делал, осталась бы у меня прежняя память об эт ом месте. Был я там в последний раз лет двадцать назад и тогда все было в общем и целом где-то похоже. А сейчас? Большая грязная лужа, все обвалилось, заилилось, заросло каки-ми-то мыльными водорослями. И ни одного шкета поблизости. Но хоть грибов в тот раз мы набрали порядочно.

Много ребячьих компаний бегало по окрестным лесам. Они были устоявшимися, основной костяк составляли одни и те же пацаны и не так уж часто добавлялись новички, подросшие ребятишки или же вновь поселившиеся по соседству. Ребята из других концов поселка, если случайно им довелось попасть не к своим, обычно чувствовали себя там не в своей тарелке, неуверенно, им сразу давали понять, что здесь им в общем-то нечего делать, и мне сейчас приятно вспомнить, что я был своим в четырех таких компаниях.

Каждый раз, набегавшись и наигравшись, ребята приходили отдохнуть на какую-либо поляну и сразу же разжигали на ней костер. Можно представить, что одновременно на территории вокруг поселка их горело несколько десятков. Сидит, бывало, в подходящее время вокруг костра компания и у каждого в руке длинный прутик с нанизанным на его кончик кусочком гриба и все эти кусочки жарятся в пламени костра.Немного посыплешь солью и получалась замечательно вкусная вещь. Или же на рыбалке, если на нее собирались основательно, варили тогда в котелке уху.

Тем не менее, за годы и даже десятки лет не возникло ни одного крупного пожара. Случались весенние палы, но без особых последствий. Каждое кострище тщательно тушили и засыпали землей, и это считалось само собой разумеющимся.

Помню несколько случаев, когда рассказывали о пожарах, образовавшихся во время грозы после удара молнии. На соседнем покосе, немного в стороне от нашего, стояла по-черневшая береза, которую расколола и зажгла молния. Позже ее спилили на дрова. В одном месте несколько лет назад молния ударила в песчаный берег, в десятке метров от воды и долго там можно было видеть оплавленные и спекшиеся до состояния стекла бесформенные кусочки, величиной в наперсток и помельче. В самом же поселке по неосторожности, а иногда и по злому умыслу пожары возникали каждый год, и даже иногда с тяжелыми последствиями.

В наше время СМИ ежегодно, начиная с весны и до поздней осени, печатают сообщения о многих пожарах по всей стране, особенно за Уралом и в Сибири, в тайге и близлежащих населенных пунктах, где сгорали десятки домов. В середине прошлого века таких сообщений было гораздо меньше.