Кыш, пернатые!

Александр Гриневский, 2022

У повстречавших невнятного бомжеватого мужичка, не по сезону обутого в сандалии на босу ногу, вырастают крылья. Счастливчики, получившие возможность летать, как птицы – они же жертвы, в одночасье ставшие безрукими, – мужчины среднего возраста. Что в столице, что в глубинке их жизнь – та еще авантюра и морока. На крылатых охотятся ловцы, их преследуют компетентные органы, их пытаются втянуть в политические акции и запрячь в полукриминальный бизнес, у родни сдают нервы. Единственный чаемый выход – перелететь границу и обрести свободу в небе над бескрайними степями Монголии… Роман номинирован на премии «Большая книга» и НОС.

Глава четвертая

— Мария Николаевна, что вы так нервничаете? Успокойтесь. Нам надо с вами просто поговорить, заручиться, так сказать, поддержкой.

Следователь (или кто он там) — Леонидом Сергеевичем назвался — был красивый. Жалела, что не попросила показать документы. Спрашивать сейчас было как-то неудобно.

Молодой, лет тридцати. Куртка летняя, бежевая, лёгкая, рубашка светлая. Фигура спортивная, стрижка короткая. Про таких говорят: приличный молодой человек. Взглядом встретится — не заметишь, как улыбнёшься в ответ.

Напротив за столом сидит, карандаш в руках вертит. Тонкая стопка чистых листов — сбоку, на краю стола, но пока не взял. Смотрит, улыбается.

Другой у окна стоит, о подоконник опёрся — этот дворняжка, сразу видно. Постарше будет, под сорок. Невысокий, но крепкий. Лицо плоское, круглое, глазки сонные, маленькие. Брюки мятые, джинсовая куртка потёртая. Невзрачный какой-то… Мимо пройдёшь — не заметишь.

— Мы ведь и вам, и Валентину Борисовичу добра желаем! Вы нервничаете, молчите, а нам ваша помощь нужна, — говорит и говорит, не переставая, словно убаюкивает.

— Как же не нервничать? — Стряхнула оцепенение. — На работу приехали, в машину посадили, сюда привезли. Ничего толком не объясняете. Что случилось?

Валю забрали — это ясно. Я-то им зачем нужна? Про кого-то ещё узнать хотят? Или будут шить укрывательство? Так вроде официально крылатые не под запретом…

— Мария Николаевна, а когда с Валентином Борисовичем этот казус случился?

— Так вы у него и спросите.

— Ох, Мария Николаевна, Мария Николаевна! Не хотите вы нам помочь! — И улыбается так, словно друзья мы лучшие, ещё немного, и кинемся друг другу в объятия.

— Так вы скажите толком, в чем проблема? Я и помогу. А то вы ходите вокруг да около.

Вот сволочи! На работу приехали, через директора вызвали, всех переполошили. Добра хотят. Как же! А мне теперь на работе объясняйся…

Всегда ментов боялась. Не доверяла этой вороватой стае. Помнила: когда в конце девяностых бандюков прижали, те в милицию подались. А куда им ещё? Думала, в центр повезут, оказалось, нет. По Ярославке, почти до МКАДа. Мимо дома. Потом куда-то свернули и в Лосиный остров упёрлись, в шлагбаум. По аллее — и к одноэтажному зданию через железные ворота. А во дворе фургоны стоят, рекламой обляпанные: «Иваныч везёт!»

Тут она в ступор и впала: так страшно стало. Ловцы это! Понятно, для чего фургоны эти строительные.

— Да не смогли мы с Валентином Борисовичем поговорить. Пришли в гости, а его дома нет.

Ушёл Валька. Молодец! Как же ему удалось?

— Поэтому мы вас и потревожили. Очень хочется с ним пообщаться.

А ведь не улыбается уже, глаза прищурил, смотрит пристально.

Плевать! Валька сбежал, а мне бояться нечего. Ну, держись, улыбчивый. Сейчас я тебе такую дурку включу!..

— Что вы ко мне прицепились? — начала на визгливой ноте. — Откуда я знаю, где он? Бывает, месяцами дома не появляется. Хоть бы сгинул совсем! Сил уже нет терпеть. Его ведь кормить надо. А где деньги взять? Ломаешься целыми днями, а он появится — и холодильник пустой. А тут ещё вы приперлись, забрали! По какому праву? Если с работы теперь попрут, что я буду делать?!

— Тише, тише, Мария Николаевна! Ну зачем вы так… Мы как раз об этом и говорим — вам тяжело, Валентину Борисовичу тяжело с его недугом. Это ведь как болезнь. И он не один такой… Им всем помощь нужна. Кстати, он не рассказывал о своих друзьях?

Ага! Так вот тебе что надо!

— Мне только его дружков не хватает! Раньше шлялся, пил с ними! А теперь в дом приводить? Так, по-вашему? Пусть только попробует. Одного дармоеда не прокормить, так ещё и дружков?! Черти бы и его, и их забрали!

— Лёня, — подал голос тот, что стоял у окна, — кончай эту тряхомудию. Ничего она не скажет.

Подошёл, навис над ней, что есть мочи хлопнул ладонью по столу:

— Как нам его найти? Говори! Он же весь город на уши поставит — ты это понимаешь? Дети заиками станут, если увидят. Ну! Где он?

Сжалась. Испугал. Не криком испугал, взглядом, в котором ненависть плещется. Чего он их так ненавидит? Они же безобидные. Но и разозлилась — только и могут с бабами да с убогими воевать, силу свою показывать. Да пошёл ты!

Такая обида взяла — на жизнь эту неправильную, на мужа крылатого, на безденежье, на подступающую старость… — а тут ещё эти орут, требуют…

И слёзы в три ручья, и подвывать в голос.

Наплевать, про что они спрашивают, чего добиваются…

Себя жалеть, жизнь свою никчемную оплакивать.

Улыбчивый — запел, заюлил:

— Владимир Иванович, зачем вы так? Вот, расстроили Марию Николаевну… Ну не надо плакать! Сейчас мы вам водички организуем. Владимир Иванович, ты не сходишь? А мы пока с Марией Николаевной побеседуем. Да, Мария Николаевна?

— Господи, боже мой! Да что вы от меня хотите?

Встал из-за стола, заходил по комнате.

— Поймите, Мария Николаевна, мы ведь только добра желаем — не только вам с мужем, всем! Ведь что получается? Вы мучаетесь, Валентин Борисович мучается, люди напуганы происходящим. Мы — я имею в виду государство — хотим решить эту проблему. Давайте рассматривать состояние Валентина Борисовича как болезнь. Неизвестную новую болезнь. И он не один такой! Таких больных уже много. Вот мы и хотим облегчить жизнь таким больным. За городом уже созданы специальные санатории для крылатых людей. Там они могут свободно общаться друг с другом, а не сидеть запертыми в своих квартирах или летать по ночам, пугая людей. Да, не буду скрывать, ученые изучают этот феномен, разрабатываются специальные программы. Но ведь всегда необходимы меры предосторожности, пока не выявлена причина, вызывающая эту болезнь. Вы согласны?

— Ну… В общем…

— Вы должны нам помочь! Уговорить Валентина Борисовича встретиться с нами. Мы ему всё объясним — и про болезнь, и про лечение, и про санаторий. Мы хотим, чтобы вы были на нашей стороне. Поймите, Валентину Борисовичу там будет лучше. А вам насколько легче станет — только представьте! Ведь всю заботу о больных государство берёт на себя.

— А навещать его можно будет? Муж всё-таки… Двадцать лет вместе прожили.

— Конечно можно! О чём разговор?

— Очень вы всё складно излагаете, только от меня-то что зависит? Это ему решать.

— Ему, ему! Но чтобы он принял правильное решение, он должен поговорить с нами. Мы ему всё объясним, покажем санаторий. Он встретится с людьми, которые там живут, — и вот тогда пускай решает сам. Никто его неволить не будет.

— Ну хорошо. А я-то что должна делать?

— Вы должны сообщить нам, когда он вернётся. Просто позвонить нам — и всё!

Надо соглашаться. Может, отвяжутся?

— Ладно. Я согласна. Могу я теперь идти?

— Конечно, Мария Николаевна! Вот вам моя визитка — там номер телефона. Как говорится — в любое время дня и ночи. И еще… Небольшая формальность. Просто для учёта… — Достал из стола отпечатанный лист, придвинул вместе с ручкой. — Вот здесь — фамилию, имя, отчество. А здесь — подпись.

— Что это?

— Расписка, что вы обязуетесь сообщать информацию о месте пребывания крылатых людей. Я же говорю — пустая формальность. Вы же согласились со мной, что, образно говоря, им под крылом государства будет лучше?

Нет, не отвяжутся. Вцепятся — не стряхнуть. Ничего не меняется в нашем государстве. Какие к чертям демократия и гласность? Всё то же вранье и стукачество, как и раньше. Отодвинула листок.

— Ничего подписывать не буду. И говорить с вами больше не буду. Делайте, что хотите.

Посмотрела в глаза этому улыбчивому. И улыбнулась в ответ.