Друзья-соперники

Александр Головко, Рисунки Иры Сиваевой (внучка автора), 6 лет Алекс, 2020

Повесть о жизни и становлении творческого пути главного героя Арсения будет близка многим начинающим поэтам и писателям. Сомнения в поиске верного пути приведут, наконец, к желаемому результату, но в душе останется какая-то неудовлетворенность, нереализованность, обида, что и послужило побудительным мотивом для написания данной книги.

ГЛАВА 1. Посвящение в избранные

— Я слышал и раньше о Романе, как об известном поэте задолго до своего вхождения в местную богему.

Перед тем, как нам познакомиться, я уже попробовал свои силы в местных газетах — меня печатали. Но хотелось понять: стоит ли и дальше поддерживать обуявшую меня страсть в солидном возрасте — писать стихи, заниматься этими «глупостями», как считают некоторые серьезные люди. Хотелось обрести единомышленников.

Как-то узнал, что в городе основали бардовский коллектив с необычным названием — «Поющий Источник». Он базировался при санатории «Алмаз Кавказа». Руководил бардами всего региона, собрав их под крышей здравницы, главврач Евгений Николаевич Никишин, поющий и играющий на гитаре энтузиаст. Я решил сначала показать стихи ему.

В приемной меня даже не спросили о цели визита. По внутренней связи секретарша доложила шефу: «Евгений Николаевич, к вам тут молодой человек… — Осознав, что сделала промашку, не спросив даже имени, глянула на меня. Я шепотом назвал себя. Она повторила в микрофон.

— Хорошо, разберемся, впусти, Надя, — пророкотал из устройства связи приятный баритон.

— Заходите.

Я зашел за солидные двойные двери. За столом сидел лысоватый мужчина, приятной наружности, пристально смотревший на меня в упор. Он встал и протянул руку.

Я представился, извинился за то, что побеспокоил занятого человека. Сказал, что меня интересует бардовский клуб, которым он руководит.

Никишин спросил, что конкретно меня интересует.

Я ответил, что хотел бы кому-то показать свои стихи, посоветоваться, стоит ли мне продолжать это дело…

— Знаешь, Арсений, извини, что обращаюсь на «ты», мы с тобой творческие люди, а у нас все проще — без отчеств и прочих расшаркиваний, ты не против? — словно испытывая меня, спросил хозяин кабинета. И, не дожидаясь ответа, продолжил в том же духе, — я не являюсь докой в этом вопросе, но могу показать стихи кое-кому, у нас в клубе есть неплохие поэты. Не исключено даже, что кто-то заинтересуется, напишет на твои слова песню, а то и не одну…

Я заворожено смотрел на него, словно на кудесника, плетущего замысловатую вязь из слов. А он добавил:

— Если не напишут, ничего страшного, сотворчество — дело тонкое. Пока походишь к нам, присмотришься, а там видно будет.

Меня не коробила его фамильярность, наоборот, доверительный тон обнадеживал. Я выразил сожаление, что стихи написаны от руки, а мой почерк не каждый разберет…

Никишин ответил:

— Это не проблема, я дам рукописи Наде — машинистке, она разберет. — Усмехнувшись и понизив голос, доверительно добавил: у меня тоже почерк, как у курицы, которая лапой… Не волнуйся, напечатает, сейчас у нее не так много работы.

На том и разошлись. Через недельку я забрал листы со стихами, и заглянул к главврачу поблагодарить. Тот встретил меня, как старого знакомого, сам заговорил о бардовском коллективе, пригласил принять участие в совместном концерте, посвященном юбилею директора санаторского клуба Борису Махову. Поведал о предстоящем фестивале, который проходит ежегодно под сводами данного лечебного заведения.

Я так далеко не загадывал, сказав ему, что на концерте еще не смогу быть на равных с профессионалами, играющими и поющими бардами, среди которых, я слышал, есть лауреаты различных фестивалей.

— Это не беда, — парировал он. — Просто попробуешь свои силы. Это ни к чему не обязывает. Стихи твои мне понравились. Тебе нужно больше общаться с разными людьми. Может, встретишь единомышленников, время само покажет, что приемлемо, а что нет. Творчество не любит фальши.

Так что приходи на юбилей Бориса. В недавнем прошлом он был известен в городе как руководитель вокально-инструментального ансамбля. В девяностых ансамблю не удалось выжить, и он распался. — Улыбнувшись, пошутил, — к сожалению, сегодня — вчерашние длинноволосые ребята смотрятся не так свежо, как раньше. Я сам был из них, а теперь вот… — Он погладил ладонью свою лысину и добавил: — но не все еще потеряно. Санаторию понадобился профессионал, и я принял Бориса Викторовича к нам на работу. Здесь он обрел второе дыхание, ощущение бодрости и молодости духа.

И ты, — продолжил главврач, — сможешь у нас почувствовать творческую атмосферу, я тебя представлю членам команды. Если все пойдет успешно, вольешься в нашу среду.

Во время разговора в кабинет постучали. В проем двери заглянул коренастый, седовласый, улыбчивый человек.

Никишин радостно воскликнул:

— Ну вот, на ловца и зверь бежит! Заходи, Борис, познакомлю тебя с начинающим поэтом.

Услышав о моем увлечении поэзией, Борис Викторович неожиданно воскликнул:

— Приходи ко мне домой, дорогой, я тут недалеко живу, подарю почти новенькую печатную машинку, мне она уже не нужна. На дворе, знаешь ли, век интернета, я теперь осваиваю компьютер. По сравнению с печатной машинкой, это все равно, как самокат и Мерседес-Бенц…

Выйдя от новых знакомых, я почувствовал себя окрыленным человеком — все складывалось, как нельзя, лучше!

Так неожиданно была решена, казалось, неодолимая проблема. Заодно предо мной открывались новые горизонты, о чем я и не мечтал…