Обручье

Александр Георгиев, 2015

Иногда люди, работающие с древностями, «заболевают» мечтой о магии. Древние манускрипты жгут им руки. Кажется, что ради могущества и власти можно все – поднять из могилы призрак черного волхва, принести человеческие жертвы. И если случай отдаст в руки опасного честолюбца, именующего себя Магистром, могучий древний артефакт – быть беде. Веселый летний лагерь юных археологов превращается в поле битвы добра и зла, по округе рыщет оборотень, загадки множатся. Но даже Магистру нелегко справиться с пятнадцатилетними школьниками, готовыми пожертвовать собой ради друзей. Тем более, что в дело вмешался поклонник Шерлока Холмса – молодой сельский участковый. Он – романтик, и именно поэтому с ним так трудно бороться. Кто возьмет верх в последней битве, в глубине ночного леса, на Могиле Колдуна? Книга – финалист Международной литературной детской премии имени Владислава Крапивина сезона 2013 года.

Глава 7. Кто там, зеркальце, скажи!

Иные настойчиво утверждают, что жизнь каждого записана в книге Бытия.

Из сочинений Козьмы Пруткова

«Катабазис» — нисхождение в мир мёртвых. Стоит напомнить, что нисхождению предшествует обычно сон героя, воспринимаемый мифологическим мышлением как «временная смерть».

Jean Foillard. La conception de Celtes

Лиска потеряла счёт дням. Ей казалось, что она живёт в лагере уже вечность, глядя, как солнце то встаёт над макушками сосен, то окунается в вечерний туман за рекой. Ей понравилось сидеть на обрыве, пока на небе выцветали последние отсветы заката и над водой высыпали колючки звёзд. Потом из–за леса поднималась ржавая луна, похожая на половинку подноса из школьной столовой, и заливала тревожным светом палатки.

— Половецкая какая–то здесь луна, — заметила Лиска, в первый раз увидев над кромкой бора громадную темно–красную горбушку. — Зачем она такого цвета?

Вася стал говорить, что луна просто восходит, но Лиску объяснение не устроило. Ей нравилось думать, что неспроста луна над раскопками древнего городища так похожа на изъеденный ржавчиной щит и лагерь экспедиции в её свете выглядит кочевым станом или, на худой конец, декорацией к опере «Князь Игорь».

Скоро выяснилось, что в своих фантазиях Лиска не одинока. Паша Малявин и увлекающийся всеми подряд идеями Пит Курочкин выпросили у Игоря топор и три вечера подряд что–то тюкали позади кухни. На четвёртый день стук прекратился, а Паша с Петей копали посреди поляны ямы. Вокруг немедленно собрались любопытные.

— Чего это будет, Паш? — не вытерпела Катька. — Столбы для фонарей? А электричество откуда возьмёте?

— Ручным способом добудут, — ввернула Наталья, и Катька сердито нахмурилась.

— Ваше чувство юмора меня умиляет, — процедил Паша, опуская лопату. — Пит, давай!

Они подняли первый столб стоймя, и на девчонок в упор глянули тусклые глаза деревянного идола. Он был вырублен грубо, но выразительно — низкие брови, нос, как стёсанный треугольник, длинные «запорожские» усы. По верху столба и ближе к подножию красовалось несколько полос странного орнамента из косых крестов.

— Сварог, — догадался всезнающий Ботаник. — Сварог — божество небесного огня. Видите, кресты — это солярные символы.

Паша солидно кивнул, и мастера принялись поднимать второго идола.

— Можно подумать, у этого товарища зубы болят, — прокомментировала Катька, — ишь как злобно смотрит.

— Не злобно, а бдительно! — возмутился Курочкин. — Вы ничего не понимаете! Это же Перун, бог войны и грозы! Он будет охранять наш лагерь!

— Ага, понятно. В компании с Ваксой, — съязвила Катька.

— Будто никого повеселей вырезать нельзя было? Тоже мне, украсили лагерь! Даже собака на этих типов рычит! — продолжала ворчать она по пути на раскоп. — Нет, в самом деле, у меня конкретное ощущение, что они мне в спину смотрят. Пристально!

— А ты обрати внимание, как у них глаза сделаны, — вмешался в разговор топавший позади Вася, — у них в середине зрачка маленькие дырочки проковыряны, и от этого взгляд и кажется живым. Известный приём скульпторов, между прочим!

Катька сердито обернулась:

— Все–то ты знаешь! А я вот считаю, что там, где люди живут, интерьер должен быть повеселей. Ты у меня дома нэцке видел? Тоже, между прочим, бог, только китайский, зато толстый и симпатичный. Вот что надо дома держать! Словом, мне эта парочка не нравится, у меня предчувствие!

Но, несмотря на Катькины предчувствия, жизнь в экспедиции текла безмятежно и мирно, даже обещанные метеопрогнозом на конец недели ливни пролились в стороне, на другом берегу Волги. Серые тучи, как ни клубились, не смогли переползти реку.

Каждое утро, позавтракав и как следует наплававшись, все шли на раскоп. По свистку Игоря начинался очередной трудовой день, с десяти до четырёх, с перерывами на купание и обед. Лиске самой смешно было вспоминать, как она волновалась из–за первой находки. Керамики, как здесь звали глиняные черепки, было даже чересчур много. Можно подумать, обитатели городища целыми днями только и делали, что били посуду. Сперва Лиске было интересно сортировать черепки, потом она соскучилась и захотела найти что–нибудь новенькое, кольцо или хотя бы бусину. Наташка со Светкой, перебиравшие на соседнем квадрате, подобрали целых две. Блекло–голубые, похожие на пузатые бочоночки, бусины выглядели до ужаса неприглядно, но профессор пришёл в полный восторг. Наташка и Светка сделались героинями дня и до вечера ходили с задранными носами.

— Это свидетельство древних торговых связей, — объяснял профессор, держа на ладони только что извлечённую из комка грязи бусину. — Они приплыли из далёкой Азии. По Волге и Каспию проходил торговый путь из варяг в арабы, такой же древний, как «из варяг в греки» по Днепру и Чёрному морю.

— Некрасивые совсем, — пробурчала терзаемая завистью Катька, — цвета никакого.

— Это иранская бирюза. По легенде, бирюза рождается из слез людей, потерявших возлюбленных. На самом деле бирюза — минерал органического происхождения и стареет от времени, выцветает и разрушается. Но некогда эти бусины были ярко–синего цвета и наверняка стоили очень дорого.

Профессор в последний раз полюбовался находкой и стряхнул бусины в бумажный пакетик, поданный Маргаритой.

— Их поместят в музей? — с надеждой спросила Наташка, пытаясь напоследок заглянуть в пакет.

Марго с треском заколола его скрепкой.

— Все находки будут зашифрованы и пополнят коллекции! А вы расходитесь, довольно толпиться, до перерыва ещё сорок минут! Игорь, где ты, в конце концов! Призови немедленно детей к порядку!

— У, вредоносица! «Призови детей к порядку, призови к порядку…» — ворчала, умащиваясь на подушке, Катька. — Нет, Наташка, конечно, жуткая задавака, но и Марго окончательно обнаглела. Где она тут детей видела? Интересно, чему это ты улыбаешься? Не вижу в ситуации ничего смешного, — накинулась она на Лиску.

— Да я вдруг вспомнила, она же на нашу воспитательницу из продлёнки похожа. Помнишь, Лариса Петровна, Лариска? Она нас на прогулке все строила?

— Не помню. Хотя… точно, что–то есть! Она ещё так лицо делала… — Катька приподняла брови и свела губы в нитку. — Она?

— Ага. И волосы, как у Марго, сколоты в эту, как её, в гульку, вот!

Они посмотрели друг на дружку и расхохотались.

— Арбайте, люди, солнце ещё высоко! — крикнул Вася, бросая подругам под ноги лопату земли. — Не прозевайте, вдруг ещё бусины в наш квадрат закатились!

До обеда они с удвоенным жаром перебирали отвалы, но кроме десятка осколков чёрного, тускло–сажевого оттенка ничего не обнаружили. Впрочем, это оказалась чернолощеная керамика позднего периода, которой до сих пор на городище не встречалось, профессор был явно доволен, и Лиска утешилась. Но Катьке этого было мало, её буйная натура жаждала чего–нибудь поинтереснее, такого, чтобы дух захватывало. Но случай никак не представлялся.

***

— Значит, здесь арабы бывали, — задумчиво сказала Лиска однажды, пересыпая в ладонях нагретый волжский песок.

Наплававшись после обеда до посинения, подруги валялись на пляже, подставляя солнышку поочерёдно спины и животы.

— Угу. Раз профессор сказал… — Катька зевнула. — Спать хочется, сил нету. Лис, глянь на часы — сколько ещё до раскопа? Может, я подремать успею?

— Вряд ли. Полчаса осталось, так что не стоит, голова потом разболится. Ты вот лучше скажи, арабы — они как выглядели? Как думаешь?

— Ну ты даёшь, подруга! Телевизор, что ли, ни разу не смотрела? Худые они, чёрные. В смысле брюнеты, носатые такие. Лица узкие.

— Да нет, — Лиска досадливо тряхнула волосами, — я про тех арабов, древних. Знаю, что брюнеты, а как они одевались?

— Ну… в эти… бурнусы какие–нибудь. Или халаты. Или погоди, что же там ещё было… — Катька напряжённо свела брови. — Ага, вспомнила! Чувяки!

— Чего–чего? Чуваки?

— Чувяки, — повторила Катька менее уверенно. — Зря хихикаешь, ничего смешного. Обувь так называлась.

— А на что эти чувяки похожи? На сапоги?

— Да кто их знает? Наверное. А тебе зачем, собственно? Какая разница, чего они там носили, хоть лапти, нам–то что? Пусть об этом у МВ с Марго головы болят.

— Дело в том, что я их, кажется, видела. Сегодня во сне.

— Чего видела, чувяки?

— Да арабов же, балда! — Лиска с досадой хлопнула по насыпавшейся горке песка, резко села, и ей на миг померещилось, что сон продолжается. Так же пылает над Волгой летнее небо, будто громадная опрокинутая чаша из бирюзы. Дальний берег с кудрявой полосой леса пуст, и лишь где–то справа, за мыском, слышны громкие голоса. Там кипит шумный торг, там заморские гости причалили свои ладьи! Вон даже верх мачты торчит! Лиска зажмурилась.

— Подруга, эй! Что с тобой?

Катькин голос вернул к реальности. Лиска открыла глаза и перевела дух — из–за поворота медленно выползала неповоротливая баржа класса «река — море», «Волго—Дон» или «Волго—Балт», издали не различишь. На носу у неё и впрямь торчит нечто похожее на короткую мачту, так что все объяснимо. А ведь и впрямь показалось было…

— Понимаешь, Кать, со мной какая–то ерунда происходит. Вроде я на историю никогда не западала, а тут вдруг до того прониклась! Веришь, нет, каждую ночь чего–нибудь с историческим уклоном вижу. Причём я ведь и сама не врубаюсь, что к чему. Вот МВ сказал про арабов, и меня как стукнуло — точно, их видела! Высокие такие, смуглые, одеты богато.

— А чего они делали?

— На кораблях приплыли, такие вроде ладьи, и паруса полосатые. Высадились на берег и торговать начали.

— С кем?

— Похоже, с местными. Ну, то есть с теми, чьё поселение мы сейчас роем. А я — как будто одна из них, местных, и мне так все интересно! Один передо мной платок разворачивает, нет, не платок — шаль, наверное, типа газовой, и золотом вышита. Красиво… знаешь, я бы и сейчас такую купила. Бусы, кстати, тоже были, и вид у них — не сравнить с теми, что сегодня нашли.

Лиска замолчала и покосилась на подругу — Катька сидела тихо, как мышь.

«Может, зря я ей рассказала? Сейчас как ляпнет, что у меня глюки на фоне переходного возраста… А вдруг и правда — глюки? Что тогда делать? Если Катька начнёт смеяться — я её придушу!» — решила про себя Лиска.

— Ну, подруга, ты даёшь! Это же в тебе генетическая память проснулась! Я про такие штуки читала: человеку вдруг начинают сниться эпизоды из жизни его предков. Обычно это бывает из–за потрясений. Вспомни, тебя в последнее время что–нибудь потрясало?

Лиска только потрясла головой. Удивительно, но в Катькином голосе звучала откровенная зависть — похоже, подруга сама не отказалась бы от таких галлюцинаций.

Катька деловито встала и стряхнула песок с живота и коленок.

— Идём. Я знаю, что мы сделаем. Ты точно помнишь, как эти твои… персонажи во сне выглядели?

— Более–менее.

— Мы потрясём Ботаника, он эрудит и наверняка знает, как люди в древности одевались. Конечно, про арабов лучше бы у профессора, он от них фанатеет, ты сама видела. Но про сон ему лучше не рассказывать. А Ботанику — можно, он парень свой в доску и не болтливый. Если окажется, что описание соответствует, значит, все точно — тебе снится то, что тут когда–то было.

— Тысячу лет назад? Ведь поселению — тысяча лет!

— Для генетической памяти это не срок, а тьфу, мелочи, — с великолепным презрением отрезала Катька.

***

— В принципе, описание довольно точное, — похвалил Лиску Лёша Ботаник. — Ты, наверное, смотрела какие–нибудь источники? Откуда ты знаешь, например, про шапки? Обычно все уверены, что арабы носили исключительно тюрбаны при любой погоде, хотя это и глупо.

— Ну да, я именно так про арабов и думала. А тут один в шапке, у другого голова вообще платком повязана, как у какого–нибудь пирата.

— Платок? Какого цвета? — вскинулся Ботаник.

— Ясен пень, красного! В горошек! — влезла Катька, она давно уже ёрзала на месте от нетерпения вставить в учёную беседу хоть слово.

— Вроде зеленого, — неуверенно сказала Лиска, и подскочивший Ботаник успокоился и сел обратно на отвал. — Нет, Кать, не бандана, а большой платок, сбоку завязан. А у другого похожий платок вместо пояса.

Ботаник кивнул:

— Все верно, матерчатые пояса были в ходу на Востоке. В них люди и деньги прятали, очень удобно. У купцов пояса, наверное, шёлковые или парчовые.

— Насчёт ткани я не знаю, — призналась Лиска, — какая–то плотная. А на третьем вообще металлический пояс был, из плоских таких пряжек, блестящий. Наверное, золотой.

Лёша Ботаник задумался.

— Золотой пояс? Странно. Для арабских купцов того периода это не характерно, ни один источник о таком не упоминает. Тем более, люди в опасном путешествии, кругом свирепые варварские народы, им только золото покажи — останешься вообще без головы. Наверное, ты что–нибудь путаешь.

— Не путаю! Были пряжки! Я даже нарисовать могу, вот погоди!

Лиска заровняла песок и прутиком изобразила перевёрнутую трапецию с четырехлучевой звездой в середине.

— Кажется, так.

— Постой–постой! — Лешка упал на четвереньки и просто впился в рисунок. — А ты уверена, что это все? Там поверх звезды ещё ничего не было?

— Да нет, ничего глобального. Хотя погоди… там, где застёжка, на пряжке ещё голова была, орлиная.

— Грифонья!

— Чего?

— Это было изображение не орла, а грифона! Я вспомнил, в монографии профессора Алана Вюртнера о результатах раскопок Миссисипского университета упоминается подобная пряжка! Правда, не золотая, а бронзовая! Её обнаружили на городище XI века Ак—Рабат в Арахосии, на древнем караванном пути!

Ботаник перевёл дух и с уважением посмотрел на Лиску:

— Ты права, на арабе мог быть бронзовый пояс. А ты, оказывается, в истории ещё как рубишь. Чего же раньше притворялась?

— Да я не притворялась, Лёш. Честно.

— Тогда откуда же такие детали знаешь?

Лиска вздохнула и с тоской глянула на Катьку. Объяснять про свой сон Ботанику ей совершенно не хотелось. И вообще ни с кем говорить не хотелось. В отличие от Катьки, которую просто распирало от восторга, Лиска никакой радости не испытывала. До сих пор можно было себя уверить, что сны ничего общего с реальностью не имеют, мало ли что может привидеться, но злополучная пряжка резко меняла дело.

— Откуда ты все так точно знаешь? — повторил Ботаник.

— Понимаешь, Лёш, — Катька быстро оглянулась и таинственно понизила голос, — она этих купцов правда видела! В ней проснулась генетическая память! Круто, да?

Она в восторге лягнула обрыв, её лицо сияло.

— Кать, не пыли! Ты мне землю в тапочки натрясаешь, — машинально попросил Ботаник и быстро добавил: — Так я не понял, где Лиса это видела?

— Во сне, Лёша, — вздохнула Лиска. — Наверное, Катька права насчёт памяти предков. Непонятно только, почему она только у меня пробудилась. И с какого перепугу?

Ботаник молча переводил взгляд с Лиски на Катьку, с Катьки на Лиску, и обиженное выражение понемногу уползало с его лица.

— Правда не прикалываетесь? Нет? Эх, ну и везучая ты, Лиска! Если бы мне хоть один такой сон увидеть, я бы больше и не просил!

— Ты серьёзно?

— А то. Увидеть все как было, собственными глазами — никому из историков такое и не снилось! Ой!

— Вот именно — ой, — ехидно заметила Катька, но Ботаник, который обычно моментально тушевался, не обратил на её реплику никакого внимания.

— Лиса, ты можешь увидеть ещё что–нибудь необычное! Это ужасно важно! У тебя хорошая зрительная память?

— Ну, как видишь… а что?

— Нет, это не годится, это кустарно. Тебе надо держать рядом с постелью бумагу и ручку. Да, и фонарик. Чтоб сразу все записывать, в подробностях. И зарисовывать, вот как эту пряжку!

— Но…

— Это обязательно нужно! — Ботаник с жаром взмахнул руками, едва не заехав Лиске по носу. — Если ты увидишь ещё что–то, что можно сопоставить с известными находками, это будет подтверждением, понимаешь? И вот тогда…

— Да зачем мне чего–то подтверждать, я же знаю, что не выдумываю! Мне и не выдумать такого, эрудиции не хватит!

— Но в науке так полагается. Нельзя ничего принимать на веру. Прежде чем выдвинешь теорию, её следует надёжно обосновать.

— Можно подумать, я вообще собираюсь что–то там такое выдвигать, — пробурчала Лиска. Ей совершенно не нравился фанатичный огонёк в глазах Ботаника. Теперь начнёт приставать каждое утро — а что ты, душенька, сегодня во сне увидала? Ничего хорошего из этого не получится, Лиска была уверена. И без того её сны в последние ночи стали чересчур яркими и настоящими, а если ещё специально запоминать их… Нет уж!

— Не хочу! И никаких теорий я выдвигать не собираюсь. Короче, спасибо за консультацию, нам пора. Катька, пошли! — Лиска вскочила и дёрнула за собой подругу.

Катька неохотно привстала. Видно было, что ей затея Ботаника пришлась по вкусу — ну ещё бы, им с Лёшей кажется, что увидеть во сне прошлое — все равно что посмотреть исторический фильм. Прикольно и безопасно, в случае чего всегда проснуться успеешь. Но как раз в этом–то Лиска и не была уверена. Последний сон оказался до ужаса настоящим, она не просто видела себя среди странно одетых людей на берегу, её вполне реально толкали, она чувствовала пёструю смесь незнакомых запахов — разве можно «увидеть» запах, пусть даже во сне? А потом, когда тот купец в зеленой «бандане» развернул в воздухе длинный кусок золотисто–розовой ткани, ловким движением протащил его сквозь сдёрнутое с пальца колечко и набросил ей на плечи, так что Лиска ощутила щекотное прикосновение прохладного шелка к шее, — вот в этот момент сделалось страшно. Она словно провалилась сквозь толщу немыслимых лет, она стояла на песчаном дне колодца, из которого не вынырнуть, а купец, напротив, улыбался, весело блестя зубами, говорил. Кажется, он предлагал ей чудесную ткань за так, в подарок. Лиска почувствовала, как щеки жарко вспыхнули, она гневно замотала головой и хотела сдёрнуть покрывало. Купец удержал её за руку, пальцы были твёрдые и тёплые. Покопавшись в мешочке у пояса, он вытащил круглую металлическую дощечку величиной с ладонь на длинной витой ручке и сунул под нос Лиске. Она не сразу сообразила, что это. Ну конечно, зеркало! Только не стеклянное, а металлическое, тусклое, словно подёрнутое туманцем. Лиска заглянула в него и увидала — себя. С плетёным ремешком на лбу и розовым покрывалом вокруг плеч.

Катьке она про это никогда не расскажет, и Ботанику тоже. Разве им объяснишь?

— Ну пожалуйста, Лиса, тебе же самой будет гораздо интересней, — бубнил Ботаник. — Существует такая методика запоминания снов, я читал. Ты постепенно учишься управлять своими снами, при желании, например, можешь их повторять.

— Вот как? — Лиска быстро взглянула на Ботаника. Судя по всему, не врёт. — Ладно, уговорил, буду записывать. А сейчас пошли на раскоп, там уже свистели.

Она, не оглядываясь, быстро зашагала по тропе. Счастливый Ботаник и критически настроенная Катька топали сзади. В отличие от энтузиаста науки Катька сразу поняла, что подруга хочет не повторно смотреть сны, а насовсем от них избавиться, и ей это совершенно не нравилось. В кои веки подвернулось что–то по–настоящему загадочное, да такой шанс раз в жизни бывает. Эх, если бы сны видела сама Катька!

Но додумать она не успела, на опоздавшую троицу коршуном упала Маргарита:

— Я не понимаю, зачем было ехать в экспедицию, чтобы потом отлынивать от работы? Сейчас не проблема приобрести путёвку в пансионат любого уровня, я полагаю, ваши родители вполне могут себе это позволить. Там можно лениться сколько угодно, но почему это нужно делать здесь? На ваше пребывание здесь кафедра тратит немалые деньги, и вместо каждого из вас сюда мог приехать другой человек, значительно более полезный, — выговаривала Марго ровным, «учительским» голосом. Несчастный Ботаник дёргался, словно его пытали. Катьку явно подмывало выпалить дерзость, Лиска незаметно сжала ей пальцы. Если Марго всерьёз разозлится, она вполне может наябедничать профессору и убедить отчислить Катьку из экспедиции. Нарушители с тоской косились в сторону стола, где профессор с Игорем возились над планами раскопа. Ну хоть бы кто–нибудь их спас!

Словно почувствовав немой вопль, Игорь поднял голову, усмехнулся и дунул в свисток.

— Перерыв!

Марго гневно махнула рукой и пошла мерить бровки.

Катька высунула ей вслед язык:

— У–у–у! Чтоб тебе ни одной находки не попалось!