Герой вечного времени

Александр Власович Головко, 2018

Книга художественно-документальная, написана по материалам наследия великого русского поэта Михаила Юрьевича Лермонтова. Сюжеты развиваются в наши дни, переплетаясь в невероятные события, с участием автора бессмертного романа "Герой нашего времени" и новых его друзей в 21 веке. В романе рассказывается о малоизвестных страницах жизни Лермонтова – детстве, службе на Кавказе, творчестве, дуэли. Роман, несмотря на обилие документальных материалов, представлен жанрами в стиле фэнтези,, детектива, мистики. Читается с интересом, познавательно, с любовной интригой и неожиданной развязкой.

Сошествие

«…Но не тем холодным сном могилы

Я б желал навеки так заснуть,

Чтоб в груди дремали жизни силы,

Чтоб дыша, вздымалась тихо грудь».

М. Ю. Лермонтов

Тёплый июльский вечер опускался на склоны Машука. Тёмная туча выползала из-за горы с юга, а на западе ярко светило ослепительное солнце. Воздух густой, наполненный пылью и прелым запахом травы, исходил из зарослей, покрывавших склоны горы и её отрога — Перкальской скалы.

На пледе, расстеленном на траве у дерева, недалеко от развилки семи дорог, причудливо разбегающихся по поляне, на северной стороне горы устроились закадычные друзья — поэты: Андрей Белавин и Станислав Коняев. С ними — Николай Белинский из Минеральных Вод, журналист по призванию и лирик в душе, а также подающие надежды поэтессы Ольга Савойская и Дарина Курилец. Обеим было чуть больше тридцати, они считали себя поклонницами Станислава и Андрея, а друзья в шутку называли их своими Музами.

Когда-то эта просёлочная дорога с развилкой в этом месте вела из Пятигорска в посёлок Карасс (ныне Иноземцево). Теперь это была просто туристическая тропа. Летом по дорожкам прогуливались курортники. Экскурсанты, поднимались на отрог Машука — Перкальскую скалу и обозревали окрестности. Со скалы можно было рассмотреть автомобильную трассу, ведущую в Железноводск, петлявшую между зарослями деревьев.

Под кроной развесистой акации, где устроилась компания, лежала закуска, стояли початая бутылка «Русской валюты» и вино «для дам» — «Шампанское игристое».

Приятели собрались помянуть погибшего Лермонтова в тот самый июльский день, когда здесь, как считают многие, разыгралась памятная сцена убийства поэта.

Живя на Кавказе, нельзя оставаться равнодушным ко всему, что связано с этими местами, с великим поэтом, столь многогранно и красочно описавшем их. Восторженно воспевшем край Синих и Белых гор, обычаи населяющих Кавказ горцев, их сложные взаимоотношения с пришлым северным соседом, несущем в одной руке меч, в другой — культуру. Теперь казалось, что из этого набора уже не так важно, что было вначале — первое или второе… Спустя полтора века, хочется думать, что это всё-таки культура. Просто без меча культуру было трудно донести «неразумным хазарам», без силы на Кавказе нет уважения. Здесь особый менталитет, плюс суровые горы. Сюда часто являлись непрошеные гости, но гордый характер обитателей заоблачных мест словно остерегал: докажи, что достоин быть равным, что не слабак, что умён, ловок и красив душой, что ты такой один, ты — лучший и тогда примут тебя, как равного.

День подходил к восемнадцати часам, собравшиеся ничем не отличались от любителей пикника в тени живописной природы. Друзья поднимали пластмассовые стаканчики, произносили речи, читали стихи собственного сочинения, посвящённые Михаилу Юрьевичу.

Пирушка находилась в самом разгаре, когда вдруг потемнело в округе, неожиданно грохнуло так, что Дарина взвизгнула от страха, остальные зажмурились, дружно втянув головы в плечи.

Вслед за громом полыхнула молния прямо в телевышку на вершине Машука. Андрей, сидящий лицом к вершине, видел, как вышка, принявшая на себя страшное послание Перуна, словно прогнулась ломаной дугой в струях огня.

Раздался новый разряд, в свете которого на поляне появилось видение, словно черно-белое кино.

Это были люди, один стоял полуоборотом к сидящим на поляне: руки по швам, грудь приподнята, как на параде.

Другой, с пистолетом в вытянутой руке, медленно двигался навстречу тому, что стоял, словно статуя.

Неожиданно с неба хлынул сильный дождь, мгновенно намочив траву. Идущий запнулся, поскользнувшись, стал падать. Вновь осветила округу очередная вспышка молнии, следом то ли прогремел гром, то ли выстрел. Стоящий человек, как подкошенный, упал на траву.

Стрелявший поднялся, испуганно озираясь, направился к упавшему, но появился третий — долговязый, которого Андрей сразу не заметил. Он схватил за руку стрелка и показал пальцем на компанию, находящуюся возле импровизированного стола с продуктами, что-то сказал ему. Шум дождя заглушал слова. Повернувшись, оба рванули в заросли, исчезнув, словно их и не было…

Андрей кинулся к тому месту.

Станислав, успевший повернуться на тревожный взгляд Андрея в ту сторону, куда тот смотрел, и тоже увидевший эту странную сцену, поспешил за ним.

Женщины, испугавшись, может, непонятного действа, происходящего на поляне, подгоняемые страхом и дождем, бросились под крону ближайшего дерева.

Подбежав к лежащему человеку, Андрей жестом показал Станиславу на него, подзывая ближе.

— Кто это? — крикнул Станислав, рот которого заливало струями дождя.

Андрей пожал плечами, по которым тоже нещадно лупил сплошной поток воды и, отплевываясь, проговорил:

— Может мне показалось, но это было похоже на дуэль, я видел выстрел…

— Я ничего не видел, сначала сидел спиной, но видел, как ты напрягся, глядя мне за спину.

Может он свалился с какого-нибудь летательного аппарата? Сейчас летают всякие дельтапланеристы, — неуверенно произнёс Стас, — но я вроде успел заметить еще двоих, они куда-то убежали.

А этому, наверно, нужна помощь?

— Наверно, он как раз упал после выстрела.

Николай, сидевший в сторонке, не видел ничего, но хлынувший дождь поднял его, он собрался перебежать под дерево за спутницами, но добежав, заметил, что Станислав и Андрей направились к неизвестно откуда взявшемуся лежащему на траве человеку, оторвал своё тело от дерева и втиснул его в струи дождя. «Может, нужна и моя помощь», — мелькнуло в голове, поспешил к ним.

На земле лежало полуголое тело. Андрей заметил пристально смотрящие на него огромные глаза, чёрные, как уголья, поражающие своей глубиной.

Он лежал на боку, ноги поджав к животу. Щуплая фигура, казалось почти детской, по ней пробегала лёгкая дрожь, пряди волос облепили лицо.

— Кто вы? — осторожно спросил Андрей. — Если можете говорить, скажите хоть слово. Сделал шаг в его сторону, человек резко дёрнулся и сел.

Дождь, начавшийся мгновенно, так же и прекратился. По дорожкам, более напоминавшим русла маленьких речек, сверху по склону неслась грязная вода.

Тёмная кавказская земля контрастировала с белым телом пришельца.

Выглянуло солнце, земля стала парить. Андрей присел на корточки, участливо спросил:

— Вы не ранены? Кажется, стреляли?

Незнакомец неожиданно громко проговорил:

— Они скрылись в кустах. Вы видели? — И без перехода, — меня зовут Михаил. Михаил Юрьевич Лермонтов.

— Что вы говорите?!

А кто убежал в кусты?

Назвавшийся Лермонтовым, продолжил так же порывисто:

— Один из скрывшихся — Николай Соломонович Мартынов, он стрелял в меня. Это какое-то наваждение…

Это ведь было уже, было! Но сейчас он промахнулся. Пуля пролетела у самого уха, я упал, не удержавшись на ногах.

А другой — князь Васильчиков.

Он сел на корточки и продолжил скороговоркой:

— У вас странные одежды. Местность вокруг непонятная, но кажется мне знакомой… Очень. Это было, как вчера… Гора вроде та же самая, но выглядит иначе. Кругом деревья, но нет кустарника вон у того оврага, странно…

— Ни фига себе! — наконец вырвалось у Андрея. — Мне это снится или от грозы поехала «крыша»?

— «Поехала крыша», — удивлённо вскинулся человек, похожий на Лермонтова. Теперь Андрей удивленно все больше различал эти знакомые по многочисленным рисункам, стилизованным фотографиям, что видел с детства и привык к ним, словно это его родственник. Как, впрочем, и каждый человек в нашей стране.

— А, может, это у «явившегося с неба» «поехала крыша», что называет себя таким именем? — прозвучало за спиной Андрея.

Это произнес Николай. И продолжил:

— Для нас это имя слишком свято, чтобы, извините, любой вот так запросто представлялся известным поэтом. Да и как такое возможно…

Полуголый человек встал на ноги, поняв, что ему не верят, подошёл к Николаю:

— Послушайте, любезный, почему вы так говорите? Это место… Он рассеянно огляделся. — Да, именно здесь, хотя до конца я не уверен, но интуиция подсказывает, что именно здесь я был ранен…

— Что вы говорите?! А для нас это пока не вопрос веры, скорее, это неудачная шутка.

— Извините, — вмешался Андрей, — в отличие от моего друга, я всё видел и не сомневаюсь в правдивости ваших слов, наоборот, была словно специально продемонстрирована классическая сцена дуэли.

А вас, если вы тот, за кого себя выдаете, тогда действительно смертельно ранили, а сейчас вы живы, к тому же прошло без малого два века. Чудес не бывает…

— Сам не понимаю, что происходит, зачем мне всё это?

Тем не менее, я жив, здоров и разговариваю с вами…

Повисла неловкая пауза.

Андрей, спохватившись, продолжил:

— Да, вы здесь, это приходится принимать, как факт. Если вы не двойник великого русского поэта то, несомненно, являетесь настоящим Михаилом Юрьевичем Лермонтовым…

— Тот ли я, за кого себя выдаю? После ваших слов, я и сам не уверен… И над всем этим ещё нависает странность того, каким образом через столько времени оказался здесь. И почему? Для меня это также невероятно.

Он продолжил рассуждать вслух:

— Эта гроза. Всё, как тогда… Я помню, что происшедшее было давно, я это хорошо осознаю… Знаю, что погиб после дуэли. И то, что случилось сейчас, не должно было случиться никогда. Но, неужели Господь откликнулся на мои тайные молитвы? Это невозможно, невероятно! Насколько известно, никто ещё не возвращался оттуда…

— Тысяча извинений, — перебил Андрей, — пока мы разбираемся, я вижу, вы замёрзли, дрожите.

Девушки, принесите что-нибудь накинуть на плечи.

— Плед подойдёт? — спросила Дарина и, не дожидаясь ответа, побежала за ним.

— Спасибо! — это слово было адресовано уже Дарине, после того, как она подала плед странному человеку. — Вы можете мне верить! Я расскажу про то, что было со мной после смерти, но сделаю это позже, вы позволите? Извините, сейчас у меня голова кружится. Можно воды выпить? Такое ощущение, что я сто лет не имел во рту ни капли.

В его интонации скользнул юмор. В этом положении он ещё пытался шутить.

Теперь уже Ольга метнулась к накрытой «поляне» с едой, и принесла пластмассовую бутылку с водой.

Лермонтов внимательно осмотрел бутыль, поболтал, убеждаясь, что внутри вода.

— Можете пить из горлышка, — сказал Николай, — давайте, я откручу крышку. Вот так.

Напившись, Лермонтов передал бутылку Ольге.

— Интересное изобретение: прозрачное, но не стекло, хрустит под рукой. И без перехода добавил:

— Вы, я вижу, осведомлены о моей истории, о дуэли. Знаете, как я был убит?

— Да!

— Тогда можете убедиться: вот след от раны у первого ребра справа. Вот другой: между пятым и шестым на задней стороне грудной клетки от пули, прошедшей навылет. — Он завел руку назад и показал большим пальцем на лопатку. — Остались шрамы, последнее время они вновь приносили мне болезненные ощущения…

Станислав, словно очнувшись, наконец, встрял в разговор:

— Мы знаем обо всём про шрамы, они совпадают с описанием очевидцев, свидетельствовавших о последствиях дуэли.

Мне непонятны некоторые моменты, о них писали врачи — ваши современники. Например, доктор Раевский упоминал о ваших врождённых пороках, в частности, о кефозе, о плохо сросшейся ноге, после удара лошади. А у вас, я вижу, — ровная фигура. Стоите прямо.

— Да, вы правы, я и сам только теперь заметил, эти старые недостатки удивительным образом исчезли, словно рассосались, я также не чувствую горба, и всё остальное почти идеально.

У меня была чахотка, слабое здоровье, хотя при жизни я не поддавался болезням, занимался физическими упражнениями, фехтованием, джигитовкой. Дефекты тела сильно мешали, ограничивали мои возможности. Но от всего этого не осталось и следа.

Стас решительно шагнул вперёд и протянул руку:

— Мы вам не представились. Меня зовут Станислав Коняев.

— Рад знакомству! Но вы старше меня, как вас по отчеству?

— Николаевич. — Он развёл руки и, улыбаясь, заметил: — бытует шутка, что у поэтов нет отчества. Но и вас называть по имени у меня тоже язык не повернётся.

— Отчего же? Я готов принять ваши правила. Как я понял, вы хоть и с недоверием, но начинаете признавать меня. В дальнейшем вы поймёте, что я не обманул вас. Называйте меня просто Михаилом.

Андрей протянул руку:

— Андрей Александрович Белавин, в кругу друзей — просто Андрей.

И, показав жестом в сторону спутниц, представил их: Ольга Савойская, Дарина Курилец. Оля и Даря, наши подруги, тоже не любят, когда их величают по отчеству.

Мы четверо из одного города, из Ессентуков.

— Николай Иванович Белинский, зовите просто — Николай. Я из города Минеральные Воды, газетчик, — представился друг-«минераловодочник». Так в шутку его и всех жителей Минеральных Вод называли друзья.

— Что есть такой город?

— Есть, — подтвердил Николай, — вы не ослышались. За более чем полтора века вашего отсутствия многое изменилось на этой земле, в том числе возникли новые города.

Лермонтов, например, — назвали в вашу честь, а ещё построены железные дороги, каналы, мосты…

— Город в мою честь? Интересно.

И дороги железные? Ах да, я понял — по ним ездят железные вагоны. В пространстве Информационного поля мне довелось вскользь почерпнуть некоторые сведения.

— В пространстве «Информационного поля», что это?

— Это почти то же, что у вас Интернет. Об Информационном поле у вас писали учёные и эзотерики, вы не в курсе?

— Читали, но это гипотеза. Кстати, — совсем некстати перевёл разговор Николай, — Станислав и Андрей пишут стихи, исполняют свои песни. Девушки тоже поэтессы. Здесь собрались творческие люди и почитатели вашего таланта. Сегодня мы отмечали день вашей гибели…

— Странно, — удивился Михаил, — разве это отмечают?

— В жизни много странных вещей, — философски заметил Станислав, — у гениев в России каждый год отмечают рождение и гибель. Это лишний повод вспомнить талантливого человека, отдать дань уважения, поговорить о его творчестве, почитать произведения…

Михаил улыбнулся, посмотрев на девушек, заметил:

— В наше время дамы скрывали свои стихотворные опыты. И не носили мужские одежды…

Но скажите, господа, а какой сейчас год?

— Две тысячи четырнадцатый. Вам, Михаил Юрьевич, в октябре «стукнет» двести лет!