Таосский шум

Александр Владимирович Сигаев, 2023

Первый день лета, он как первый шаг – впереди большой путь. А что, если цель ясна, а путь не виден? Тогда можно идти на шум, к самому его сердцу. Младший и Альгобар расслышали шум и направились сначала до перекрёстка, потом до кинотеатра, а дальше вокруг всего города, бережно храня в кармане письмо из будущего, в поисках его автора. А автор письма всё удаляется и шум становится тише.

Глава 1. Фекво

Гораздо больше жителей слышало сам шум, чем слышало о нём. Он родился неизвестно где и эхом прокатился по близлежащим улицам, забиваясь в крошечные трещины в стенах домов и стекая в канализацию вслед за коротким ночным дождём. Шум был похож на последний раскат грома — самый звучный и с достоинством затихающий и уступающий место другим мелодиям и звукам. Младшего он не побеспокоил — в отличии от большинства детей и многих взрослых, мальчик любил рано вставать. Точнее, это не требовало от него особых усилий. Если по воле разума Младший открывал глаза, когда маленькая стрелка указывала на семь часов, то не начинал выторговывать у самого себя ещё несколько дешёвых минут, чтобы понежиться в тёплой постели, а сразу поднимался, одевался и шёл заниматься своими делами. А если в редких случаях он и продолжал дремать, то ему снились кошмары, в которых он не мог закрыть кран с водой или подвергался нападению роя пчёл, и день не задавался. Мать сетовала, что у сына короткая утренняя песня, прямо как у его отца, который тоже не давал ей высыпаться во времена, когда они ещё жили все вместе. Матери не нравилось, если рано утром топали, шуршали, гремели. Она работала с девяти утра неподалёку от дома и предпочитала сон завтраку, выбегая из дома за несколько минут до начала рабочего дня.

— Поесть я могу и на работе, — рассуждала София — мать Младшего, — а вот поспать там удаётся редко.

Помимо этого, она частенько засиживалась допоздна с громко смеющимися, бестолковыми подругами, называющими друг друга за глаза стервами, а ночью засыпала под работающий телевизор, оставляя на кухне или у дивана одну или несколько грязных кружек из-под чая или кофе. Младший никогда не жаловался. Он считал мать несчастной и отчасти самой же виноватой в её текущем положении и проблемах. Сама София и вовсе не признавала, что жизнь однажды свернула не туда, а все мелкие недочеты в их с сыном существовании исправит Младший, когда вырастет и начнёт много зарабатывать. Да хотя бы даже просто зарабатывать. Младший ещё помнил, как им жилось полноценной семьёй, и мама, несмотря на все трудности и ругань, преследовавшие их в то время, казалась ему веселее и добрее. Отец ушёл спустя несколько дней после завершения споров, криков и выяснения отношений. Младший сначала воспринял тишину как хороший знак, но ничего хорошего в ней не было. Это была минута молчания, объявленная по совместной жизни и любви. Родители стали друг к другу равнодушны и больше не собирались тратить время на пустые разговоры, а начать разговоры осмысленные им мешало нечто, возможно, их гордость и невнимательность.

После расставания с мужем Софии пришлось вспоминать, как зарабатывать деньги, и она с трудом устроилась в обувной магазин на соседней улице. Никто не хотел связываться с неопрятной, не имеющей особого стажа женщиной средних лет, пока один старый знакомый не сжалился над ней. Стоит отметить — язык у Софии был подвешен что надо, и посетители магазина с трудом уходили от неё без покупок. Дома за семейным ужином недовольные покупатели во всеуслышание обвиняли продавщицу в назойливости, а себя молча укоряли за уступчивость, но мало кто приносил товар обратно. В добавок, София заранее узнавала о скидках и время от времени приносила сыну поддельные кроссовки известных марок, купленные на распродаже. Кроссовки редко подходили по размеру, и Младший радовался, если они были ему велики.

На кухне шумел чайник. Младший отмыл засохшие кофейные разводы от кружки с изображением Эйфелевой башни и уселся за стол перед окном, опёрся подбородком на руку и принялся изучать проезжающие автомобили. Они мало чем различались, за исключением цвета. Проще всего было отличить дорогие от дешёвых, а среди них у всех были одинаковые фары, зеркала и даже ручки на дверях. По наблюдениям Младшего, дешёвых машин ранним утром проезжало больше. Он слышал, как решительно хлопают двери квартир, как гудит и щелкает лифт, и видел людей, выходящих из их потрепанной многоэтажки. На улице было солнечно и тепло, но иные жильцы, покидая дом, выглядели недовольными и уставшими. У женщины на руках плакал ребёнок, и она тщетно пыталась его успокоить, одновременно укладывая вещи в багажник автомобиля.

— Не грусти, мелкий, — неожиданно для себя произнёс вслух Младший. Он ещё не был до конца уверен, хотел ли он брата или сестру.

Высокий чайник выключился, и Младший налил кипяток в кружку с заранее приготовленным пакетиком с заваркой, нарезал бутерброды и неспешно их съел, попутно дуя на выпускающую пар кружку и делая из неё маленькие глотки. Затем полазил по кухонным шкафам в поисках сладостей и, не найдя ничего, вымыл посуду под слабым напором воды, чтобы избежать шума, и отправился обуваться. Он достал свои кеды, бережно задвинутые в самый угол, удивился, что зимняя обувь до сих стоит немытая в коридоре, и принялся распутывать узел, случайно затянувшийся на одном шнурке.

— Это ты опять там ходишь? — раздался недовольный и заспанный голос матери из спальни.

— Кому же ещё ходить у нас дома? — сухо ответил Младший.

— А чего не спится? — спросила мать, судя по скрипу кровати, переворачиваясь на другой бок. — Каникулы же.

— Мы с Альгобаром наказаны, — постарался не показать обиду в голосе Младший. — Тебя вызывали в школу по этому поводу, но ты не пошла — расстроилась, что сломала каблук на лестнице.

— Хорошие были туфли, — вспомнила тот день София. — А родители Альгобара ходили?

— Отец ходил.

— И Альгобар всё равно наказан?

— Да.

— Значит, я правильно сделала, что не стала напрасно тратить время, — зевнула мать. — Да и вообще, ты взрослый уже — сам разберёшься. Позавтракал?

— Попил чаю. С хлебом и сыром.

— Умница.

Младший задержался в дверях, ожидая продолжения разговора, но других вопросов не последовало. Над головой залаяла собака, и Младший, взглянув на часы на стене, поспешил уйти, не желая выслушивать отборные проклятья матери в адрес соседей.

В подъезде пахло краской, и громко раздавался скрежет металлических инструментов о бетон и железо. Младший не любил опаздывать — он предпочёл бы прийти на полчаса раньше и скучать, чем опоздать на пять минут и быть вынужденным за свое опоздание объясняться. Дорога до школы пешком занимала около двадцати минут, а сейчас уже было без пятнадцати восемь.

— Где я так застрял? — задумался Младший, бегом спустился по лестнице с третьего этажа и вырвался на улицу. Он всегда прятался на улице. Не дома, не под кроватью, не за солнечными очками и кепкой, а среди незнакомых людей, не обращающих на него никакого внимания. Младший понимал, что родители больше не ругаются в квартире, но привычка есть привычка.

Несколько автомобилей дружно удалились от подъезда. Вокруг не было ни лавочек, ни деревьев, и само место напоминало скорее пустырь, нежели двор многоэтажного дома, полного молодых семей с детьми. Младший обошёл здание с обратной стороны и спустился по дороге без тротуара.

— Смотри, где идёшь! — раздалось рядом.

Младший только пристально посмотрел в глаза мужчине за рулём давно немытого автомобиля и призывно махнул рукой. Мужчина было притормозил, желая высказать своё возмущение невоспитанностью мальчишки, но, видимо, решил, что опаздывает, и нажал на газ. Автомобиль трусливо исчез за деревьями. Младший знал, что ему ничего не будет. Он никогда не показывал характер без повода. А если повод предоставлялся, то Младший вёл себя если не грубо, то вызывающе, обезоруживая противника, начавшего конфликт. Поэтому людям вежливым и воспитанным он казался скромным и молчаливым.

Тень от многоэтажки, извивающаяся сквозь городской пейзаж, оборвалась, и дальше пошли дома одноэтажные, редко — двухэтажные. Всего было тридцать семь домов до школы. Младший знал в лицо жителей тридцати трёх из них. В четырёх оставшихся обитали, скорее всего, старики, редко показывающиеся на улице. Младший давно решил, что купит свой дом, когда станет взрослым. Ему надоели соседи и грязь и шум, которые они производят.

Вдали показалась дверь школы. Её медленное и размеренное приближение опротивело Младшему, и он пустился бегом. С воем пронеслась скорая помощь, которую обеспокоенным взглядом проводили прохожие. Младший пересёк два небольших перекрестка, на каждом из которых водители услужливо пропустили торопящегося мальчика, забежал по бетонной лестнице с разъехавшимися ступенями, и дёрнул за ручку. Дверь шевельнулась, но не открылась.

Младший довольно обернулся. Он стоял совсем один, и его никто не ждал. Свысока растекалось солнце, согревая давно некрашеные скамьи, непривычно пустые спортивные площадки и высаженные выпускниками на прошлой неделе кусты роз. Одни кусты уже успели ослабеть и пожелтеть, другие — набраться сил и вытянуться к небу.

Из-за угла показалась грузная фигура Фекво, заведующего школьным хозяйством. Одет он был в безразмерные шорты, похожие на цветастую скатерть, и рубашку с короткими рукавами, из которых, белея, торчали пухлые и рыхлые руки. Фекво широко зевнул, обнажив пожелтевшие зубы, а увидев на крыльце Младшего, прикрыл рот рукой, поправил редеющие волосы, хитро улыбнулся и спросил, не здороваясь:

— Ты один из везунчиков, которые достались мне в помощь?

— Я, — безразлично ответил Младший.

— Не замечал тебя раньше среди хулиганов, в первый раз попался?

— В первый. И в последний. И я не хулиган.

— Ого, — впечатлился ответом мужчина, — ещё ничего не делал, а уже перевоспитался. Значит, наказание действует. Но поработать всё равно придётся — у меня на вас большие планы.

Фекво, на разный лад бормоча под нос понравившиеся фразы из просмотренного вчера фильма, поднялся по ступеням, тяжело дыша. Он хоть и так был немолод, но всё же выглядел и чувствовал себя куда старше своих лет. Тело, неизбалованное заботой, всё сложнее двигалось по утрам, а разум всё спокойнее воспринимал это как должное.

— А друг твой где? — недовольно спросил мужчина. — Вас двое должно быть.

— Опаздывает, — пожал плечами Младший.

— Это я вижу, — смерив высокомерным взглядом мальчишку, проговорил Фекво. — Хотелось бы знать — почему!

Мужчина сдвинул толстыми пальцами несколько ключей, повешенных на металлическое кольцо, нашёл нужный и отпер дверь.

— Проходи, — вздохнул Фекво. — Я уж постараюсь отбить у вас охоту по крыше лазить. Мне не впервой. Жаль, за это не доплачивают и даже не благодарят. Но я ни вас, ни ваших родителей не виню. Сейчас время такое — родители все в работе, дети одни на улице, кругом соблазны. Уроков вам надо побольше, чтобы не оставалось полдня на ерунду и разгильдяйство.

Младший молча вошёл в пустую школу, потерев, будто от холода, плечи. Он слышал, что Фекво уже много лет работал здесь — сначала был охранником, а потом получил повышение до заведующего школьным хозяйством, чем безумно гордился и считал себя важнее и нужнее учителей. Наверное, потому, что носил с собой столько ключей, да ещё с брелоком с изображением девушки, а учителю выдавался только один ключ от кабинета с пластиковой плашкой с написанным от руки номером. Работники школы недолюбливали Фекво, но с готовностью обращались к нему, когда требовалось наказать провинившихся учеников.

— Так как кормить вас тут некому, — отдышавшись заговорил мужчина, наслаждаясь тенью и задержавшимся в здании ночным воздухом, — будете мне помогать с восьми утра и до полудня. И так две недели. Думаю, это справедливое наказание за ваш проступок. Но если будете опаздывать, как сегодня, то придётся задержаться до конца месяца — работа тут найдётся. И учти, что если твой друг совсем не появится, то тебе придётся всё сделать за двоих. Сам потом с ним разбираться будешь. Узнаешь заодно, какой он тебе друг.

Как ни странно, но Младший был согласен со строгостью наказания, так как знал, что на крышу лезть нельзя, хотя и не понимал — почему, если есть лестница. В конце концов, никто с крыши не упал.

Дверь распахнулась, и в школу вбежал заспанного вида мальчишка в футболке на левую сторону. Он был худ, темноволос и смугл. Его сонные чёрные глаза пристально впивались в предметы и людей вокруг.

— Здравствуйте, — спешно проговорил мальчишка и пожал руку Младшему.

— Добро пожаловать в наш клуб, — ехидно отозвался Фекво. — Больше не опаздывай.

— Постараюсь, — неуверенно ответил мальчишка и наклонился к другу. — О каком он клубе?

— Не слушай его, — отмахнулся Младший.

— Ладно, раз все, наконец, в сборе, — хлопнул ладонями Фекво, не расслышав слов мальчишек, — то идём за мной и не шумим. Хоть в школе и пусто, но я не люблю лишние разговоры. Вас как зовут-то?

— Младший.

— Альгобар.

— Один лучше другого, — ухмыльнулся Фекво. — Младший — это прозвище?

— Часть имени, — с готовностью ответил привычной фразой Младший. — Меня назвали в честь отца, поэтому он — Старший, а я — Младший. Но он от нас ушёл, поэтому мне наше общее имя не по душе.

— А то, что ты Младший — тебе по душе? — спросил Фекво. — Так же сразу понятно, что Старший — это отец.

— Было бы понятно — никто бы не спрашивал, — вздохнул Младший. — Да и так меня с ним всё равно не перепутают.

— Дело твоё, — махнул рукой Фекво.

Мужчина деловито провёл ребят по длинному и широкому коридору до школьной библиотеки, с насмешливой галантностью пропустил их внутрь и гордо осмотрел набитые пыльными, потрёпанными книгами высокие стеллажи. Неизвестно, довелось ли ему прочитать хоть одну из имеющихся книг, но их количеством он определенно гордился.

— Здесь будет ремонт! — торжественно отрапортовал Фекво, будто само намерение уже немало значило. — Для вас переложат пол, покрасят стены, установят новую мебель. В таких условиях учиться будет сплошным удовольствием! А вам двоим, как представителям учеников, выпала большая честь перенести все эти бесценные и тяжёлые во всех смыслах произведения литературы в спортзал, который расположен в другом конце здания.

— Мы знаем, где находится спортзал, — буркнул Альгобар.

— Рекомендую не особо-то умничать, — посмотрел на мальчишку Фекво, огорчившись, что его речь прервали, — а то я вас ещё приглашу их обратно таскать.

Младший и Альгобар удручённо переглянулись.

— Так как книг тут немало, — вернулся к объяснениям мужчина, — то предлагаю вам двоим нарушителям порядка сразу взяться за работу. Книги складывайте так же, как они стоят в стеллажах. Не вздумайте перемешать, чтобы в следующем году снова «Божественную комедию» не перечитывать.

— Мы её вообще не читали, — сказал Младший.

— Стало быть, у вас ещё всё впереди, — злорадно выпалил Фекво. — И, кстати, стремянки у нас нет — её сломали ещё зимой, а на новую денег не нашлось. Так что придумайте, как добраться до верхних полок, вы же мастера по верхам лазить.

На этом мужчина удалился, насвистывая под нос протяжную заунывную мелодию и шаркая ногами.

— Если честно, — признался Альгобар, разглядывая портреты писателей на стенах, — никогда здесь не был.

— Я был раза два или три.

— Если бы я взял книгу, то, скорее всего, забыл бы её вернуть и даже бы не прочитал. Так что всем выгодно, чтобы я тут не появлялся.

Младший прошёл мимо покосившихся обшарпанных стеллажей, скользя пальцами по обложками, посмотрел на друга и, скрывая разочарование первым летним днём, предложил:

— Надо окно открыть — пыли много.

— С ума этот Фекво что ли сошёл? — прошипел Альгобар, заглянув в проход между стеллажами. — Тут книг сотни! Или даже тысячи! Мы их до конца лета таскать будем! Смотри, там даже полка прогнулась!

— Немного потаскаем и отдохнём, — ответил Младший, открывая створку окна. — Он нас должен в полдень отпустить. Да и хорошо, что нас их хотя бы протирать не заставили.

Через распахнутое окно ворвался теплый воздух, не обнаружив по пути к незакрытой двери ничего, что можно было разметать по комнате. Младший высунулся на улицу и вдохнул полной грудью. Он старался никогда не ругать место, в котором оказался, и не осуждать обстоятельства, которые его туда привели. Может быть, завтра будет веселее. Или послезавтра. Но будет. Альгобар опёрся на подоконник, посмотрел вдаль и неожиданно предложил:

— Младший, а давай сбежим! Первый этаж ведь.

— Сбежать мы можем и через дверь, — охладил друга Младший. — Ты думаешь, Фекво тебя догонит? Можно было и вообще дома остаться. Толку-то. Если сбежим, тогда точно придётся всё лето сюда ходить.

— Я сюда и завтра не хочу возвращаться, — пожаловался Альгобар. — Хотя чего ныть, придётся таскать.

— Ага. Ты, кстати, футболку на левую сторону надел.

— Торопился, — смутился Альгобар, снял футболку, вывернул и снова натянул через голову на себя.

— Номер семь? — посмотрел на друга Младший. — Игрок какой-то?

— Нет, это просто цифра. Мама футболку на рынке купила.

— Ладно, давай начинать.

И они принялись складывать книги стопками и ходить взад-вперёд по школе. Чтобы достать до верхних полок ребята придвигали к стеллажам стол, а если этого было мало, то ставили на него ещё и стул. Почти все книги были старые и неприятные на ощупь и вызывали желание хорошенько вымыть руки. Сначала мальчишкам было интересно, и они разглядывали обложки, удивлялись далёким годам издания и даже листали некоторые книги.

— Младший, посмотри-ка! — воскликнул Альгобар. — Книга тысяча девятьсот тридцать шестого года. «Рыцари круглого стола». Неудивительно, что я не слышал о такой.

— Мы проходили её в прошлом году, — складывая себе на руки книги будто дрова, ответил Младший.

— Вот те раз, — удивился Альгобар и отложил книгу. — Возьму почитать сёстрам. Они любят слушать.

— В кармане вынесешь? — усмехнулся Младший.

— Просто возьму и выйду, — деловито заявил Альгобар. — Это же библиотека. Только тут спрячу получше, перед уходом заберу.

Он выбрал укромное место в столе, а Младший улыбнулся.

— Чего веселишься? — с вызовом поинтересовался Альгобар.

— Мой отец говорил, что некоторым людям проще объяснить принцип работы телефона, чем библиотеки, — опасаясь обидеть друга пояснил Младший.

— Пожалуй, что так, — мирно согласился Альгобар. — Хотя я и в телефонах не очень понимаю.

Вскоре ребятам наскучило разглядывать переплёты, и Альгобар предложил соревноваться в количестве перенесённых за раз книг. Но издания были разной толщины, а считать страницы мальчишки не решились.

— С каждым разом всё тяжелее, — пожаловался Альгобар, перенеся очередную стопку.

— Я вообще не думаю, что это законно.

— Что именно?

— Заставлять нас таскать книги, — подошёл к стеллажу Младший. — Мы же дети. Мы можем помыть доску, собрать мусор с газонов, а таскать книги — это, скорее всего, сам знаешь, чья работа, которую, сам знаешь кто, на нас переложил.

— Пожалуемся?

— Кому?

— Директору.

— А если он в курсе? — возразил Младший. — Нет, мы можем пожаловаться только родителям, но в моём случае это не поможет.

— Можно хотя бы припугнуть этого Фекво, — пытался добиться справедливости Альгобар.

— Попробуем.

Через час, когда Фекво вернулся проверить, как идёт работа, Младший спросил, а можно ли вообще детям таскать тяжести. Мужчина замялся, несколько раз выразил недовольство небольшим, на его взгляд, количество перенесённых книг, и прикатил мальчишкам тачку с погнутым колесом. Он вслух понадеялся, что так дело пойдёт быстрее, кроме того, высказался, что таскать много книг, может, и вредно, но перевозить их закон точно не запрещает. После этого Фекво удалился, а ребята, удовлетворившись небольшой победой, принялись наполнять тачку надоевшим грузом. Полки действительно стали пустеть куда заметнее, и к полудню библиотека освободилась на добрую четверть.

— Это последний рейс на сегодня, — посмотрел на часы на столе Младший.

— Руки отваливаются.

— Я могу докатить.

— Нет, моя же очередь, — собрался с силами Альгобар и схватился за ручки тачки.

Младший прикрыл дверь библиотеки, и ребята направились по коридору, ощущая себя настоящими хозяевами школы. За утро они не встретили ни одного человека, а если бы встретили сейчас, то, наверное, строго бы поинтересовались, кто он такой и куда направляется. Позади скрипнула дверь.

— Мы окно не закрыли, — хлопнул себя по лбу Младший.

— Завтра закроем. Ты же его подпёр, чтобы сильно не открывалось?

— Да, но лучше я вернусь — если оно разобьётся от сквозняка, то тасканием книг мы не отделаемся, — решил Младший и побежал обратно.

Гулкое эхо металось между стен. Оно навевало чувство одиночества на Младшего, по несколько раз слышащего каждый свой шаг, а Альгобару, наоборот, не давало погрузиться в сокровенные мысли, рождающиеся в уединении. И потому он стоял, держась руками за тачку, упёртую в пол, и блуждал между созерцанием неровных стопок книг, воспоминаниями о сегодняшнем завтраке и мечтами побывать в первых рядах игр финала баскетбольного чемпионата.

Топот вдруг усилился, и Младший показался из-за угла:

— И вот Михаэль Шумахер снова обгоняет всех соперников! — прокричал он, промчавшись мимо друга.

— Но Деймон Хилл не отпускает лидера! — быстро сориентировался Альгобар и пустился в погоню, толкая перед собой тачку. — Именно он выиграл последнюю гонку!

— Это была случайность! — обернулся Младший. — До конца раздевалок ты меня не обгонишь!

Хотя Альгобар и безнадежно отставал, он и не думал останавливаться и сдаваться. За несколько метров до своеобразного финиша тачка вдруг накренилась, и книги с глухими хлопками просыпались на пол.

— Не вздумай меня ругать, — предостерёг друга Альгобар. — Мы оба были к этому готовы и причастны.

Младший только с улыбкой покачал головой, и ребята принялись собирать рассыпавшийся груз, переводя дух после гонки. Многие книги раскрылись, и из них вылетели потемневшие страницы.

— Кажется, местами мы нарушим порядок повествования, — наугад вставлял страницы Альгобар.

— Боюсь, мы даже книги перепутаем, — добавил Младший и ткнул пальцем в лежащий на полу листок бумаги. — А там что?

— Письмо какое-то, — повертел листок в руках Альгобар и бросил его в тачку. — Написано от руки. Наверное, тоже выпало.

Младший взял листок, чтобы вложить его между страниц одной из книг, но взгляд его привлёк ровный, аккуратный почерк.

— Странная дата стоит, — почесал голову Младший, вчитавшись в написанное. — Это только через шесть лет будет.

— А если случайно? — предположил Альгобар, встряхнув тачку, чтобы убедиться, что книги не выпадут по дороге. — Я часто даты путаю.

— На шесть лет?

— Нет, пожалуй, что меньше. А о чём письмо-то?

— Сейчас, слушай, — и Младший принялся негромко читать.

«Таос М.

Я никогда не хотел знать будущее. Хотя многие об этом мечтают и даже списывают на незнание будущего свои неудачи в настоящем. Жили бы так, как будто им всё известно, делов-то. Я вообще считаю, что если присмотреться, то своё будущее можно увидеть в глубине своей души, под толщей желаний, стремлений, страхов, убеждений и сомнений. В мире всё связано и логично, и вулкан не проснётся там, где не засыпал.

Это письмо я надеюсь передать сам себе, не уверен — удастся ли. Я знаю, где я был в прошлом, и постараюсь оставить конверт там, где я бы смог на него случайно наткнуться. Может, на моём любимом месте в пиццерии на углу или в нашем боксёрском клубе. Нужно ещё пораскинуть мозгами и купить конверт. Главное не встретиться с самим собой, чтобы не разочароваться. Время никого не щадит. Да и поговорить нам будет не о чем. Всё, что смогу сказать, это то, что будущее уже наступило. Быстрее, чем все думали. Я даже не заметил, как прошла жизнь. Проснулся, а уже столько лет миновало. Люди вокруг выросли, постарели, исчезли. Как странно, что можно просто исчезнуть, а пробки на дорогах и очереди в магазинах продолжат собираться. Захотелось пиццы, жаль, что сейчас ночь. Кстати, в пиццерии на углу сменился владелец и первым делом поднял цены. Больше я туда не хожу.

Будущее — место странное, в нём мы не только исчезаем, в нём мы сами ещё и становимся меньше. Мельчают наши желания, стремления, страхи, убеждения, сомнения. На прошлой неделе я перестал бояться темноты, и совсем расхотел побывать в бескрайней пустыне. Будущее — дом для тех, кто называет его Настоящим, а мы лишь засидевшиеся гости, вынужденные мириться с установившимися порядками. А новые хозяева становятся всё легкомысленнее, всё свободнее (в их понимании свободы), и весь дом на двести квартир гудит, шумит, уже ничего не боится и ничему не радуется.

Вот так будущее. Здесь бы никому не понравилось из моих знакомых. Хотя нет, не так. Тут неплохо, но будущее бы всех разочаровало, как разочаровывает иной подросший инфантильный ребёнок своих строгих родителей. Ребёнок не стал врачом. Люди остались такими же. Не изобрели новых лекарств и не добрались до Марса. Не перестали давать в долг на десятилетия и жить в квартирах, принадлежащих банкам, а банки, ну ещё бы, не перестали эти квартиры отбирать. Люди не узнали, кто убил президента, и не нашли сокровища инков, и что ещё хуже — никто в существование этих сокровищ уже и не верит. Не оградили молодость от наркотиков и алкоголя, а самой молодости позволительно всё больше глупостей и ошибок. Да, ставки растут — удивлять и выделяться, ничего при этом не умея, становится всё сложнее. А детские дома по-прежнему остаются необходимостью, которую люди обходят стороной. Это не их дело. Они любят разглядывать фотографии и читать в метро. Особенно, когда видят нищих, для которых сегодня снова нет мелочи в кармане, а помятая купюра сгодится самому, чтобы купить стакан невкусного кофе. И я такой же, как все — человек, который просто живёт день за днём.

Но мы оставили в себе и хорошее. Люди бывают добрыми. Они ставят рождественские ели и ещё не разучились им радоваться. Заботятся о своих собаках и искренне плачут, потеряв их. Помнят о своих предках и называют детей в их честь. В мире много маленького добра, которое уравновешивает и сдерживает большое зло.

Я думаю, что однажды в истории был момент, когда в человеке и в мире было всего в меру: свободы, знаний, вещей. Когда свобода не была вседозволенностью, знания не были оружием, а вещи не были хламом. Но, боюсь, эта золотая середина уже безвозвратно пройдена.

Мой дед любил играть на гитаре, но не умел её настраивать. Я спрашивал — а как же тогда играть? На что он отвечал, что как настроит, так и сыграет. Вот и мы, как настроили гармонию в жизни, так и живём. Кто-то красиво и складно, кто-то по нотам, но слишком громко или тихо, а кто-то просто как умеет. А всё вместе это просто шум, монотонный и безликий.»

— Таос М.? — задумавшись, поднял глаза к потолку Альгобар. — Не слышал о таком. На уроках точно не проходили.

— Я тоже не слышал, — согласился Младший, — но тут дело не в имени, а в дате.

— Да и само письмо необычное.

— Оно как будто из будущего, — взмахнул исписанным листком Младший.

— Из будущего? — усмехнулся Альгобар.

— Тут так написано.

— Ты сам-то веришь?

Младший задумался. Он никогда не верил ни во что потустороннее или сказочное. И давно знал, что подарки на Новый год под ёлку клали родители. Но со всем необычным он любил знакомиться сам, пускай каждый раз в итоге и находилось незатейливое будничное объяснение.

— Не знаю, — наконец ответил Младший. — Но это, скорее всего, может быть единственным письмом из будущего, которое мы с тобой найдём за всю жизнь. Мимо таких писем просто так не проходят.

Альгобара не волновало, может ли дата на письме быть правдой. Его вполне удовлетворил довод, представленный другом, кроме того, дома ждали мать и две младшие сестры, с которыми он совсем не горел желанием провести весь оставшийся день.

— Согласен, — кивнул Альгобар. — Я бы не хотел, чтобы письмо нашёл кто-нибудь другой и получил всю славу. Особенно Фекво.

— Не думаю, что он станет себя утруждать чтением, — засомневался Младший, — скорее, просто выбросит в мусорку. Я бы тоже не хотел, что письмо попало к кому-то ещё.

— Только я пока не очень понимаю, что с ним делать, кроме как прочитать ещё раз.

— Надо узнать, из будущего оно или нет.

— Ага, раз плюнуть, — фыркнул Альгобар. — А как?

— Есть один способ.

— Подождать несколько лет?

— Найти Таоса М.

— В Либертаде найти человека по имени? — засомневался Альгобар. — Я однажды сестру не мог в школе найти и уже был готов к любым наказаниям от родителей, полагая, что она с концами потерялась.

— А ты же помнишь, где она оказалась?

— Дома.

— Вот! — воскликнул Младший. — Это значит, что ты не там искал.

— Мы и сейчас не знаем, где искать.

— Если письмо нашлось тут, — размышлял Младший, — то, должно быть, Таос учился в этой школе. А может, и сейчас учится!

— Логично, — признал Альгобар. — А ещё там написано про пиццерию на углу и боксёрский клуб.

— Пиццерия сейчас в каждом доме, а вот боксёрский клуб можно поискать.

— Да, это хорошая зацепка, — довольный своей внимательностью сказал Альгобар. — Слушай, а если это письмо всё-таки кто-то уже прочитал?

— Даже если так, то никто не понял его ценность, иначе бы забрали с собой, — предположил Младший.

— Интересно, а кому оно написано?

— Самому себе, насколько я понял.

— Некто вернулся в прошлое, чтобы оставить себе послание! — в восторге воскликнул Альгобар. — Это лучшая находка этого лета!

— Погоди ты, оно только началось, — улыбнулся Младший.

— Ты сам сказал, что такие вещи находят раз в жизни, — парировал Альгобар.

— Но самих вещей-то может быть много. Разных, но одинаково интересных.

— Неважно, — требовал действий бурный характер Альгобара. — С чего начнём поиски? А то эти книги таскать ещё скучнее, чем их читать.

— Видимо, придётся спросить нашего надзирателя, — решил Младший. — В школе-то больше никого, а до сентября ждать долго. Только давай тачку всё же отвезём в спортзал, не бросать же её посреди школы. А письмо я в карман уберу.

Ребята торопливо проделали оставшийся путь, довольно взглянули на возвышающиеся стопки книг на цветном полу и побежали искать Фекво. Альгобар бежал немного впереди и потому первым увидел открытую дверь в углу, возле которой под запылившимся стеклом висело расписание уроков. Младший вспомнил, как изучал его, когда оно ещё не пожелтело на солнце. Названия предметов и дни недели были выведены от руки женственно, аккуратно и легко, и бесстрастно сообщали школьникам, чем те будут заняты с понедельника по субботу.

Мальчишки отдышались возле двери и заглянули внутрь. В светлом кабинете, нелепо выглядя, сидел мрачный и недовольный Фекво за пустым столом, перебирая в руках связку ключей и глядя в окно под монотонное сопровождение радиоприёмника.

— Мы закончили, — объявил Младший, сделав вместе с Альгобаром решительный шаг через порог.

— Закончили? — переспросил Фекво, переведя взгляд на вошедших. — Ты имел в виду — закончили на сегодня?

— Да, на сегодня, — уточнил Младший.

— Даже не сомневался, — разочаровано протянул Фекво. — Я тут поразмыслил и понял, что у нас с вами ещё много дел. Так что с библиотекой нужно закончить завтра.

— Завтра?! — не сдержался Альгобар. — Вы видели сколько там книг?

— Конечно, видел, — спокойно ответил Фекво. — У меня даже есть их полный перечень. И по опыту считаю, что двух дней на такую работу вполне достаточно. Вам молодым нужно учиться руководствоваться задачей, а не возможностями. А вы вместо этого начинаете пустые разговоры о том, а можно ли детям вообще таскать книги. Вот вы думаете я как получил своё место и свой кабинет?

— Наверное, тоже заставлял детей работать вместо себя, — пробубнил Альгобар.

— Я изучал задачу и делал больше, чем требовалось, — не расслышал мальчика Фекво. — Просто и ясно. И это работает всегда. В десяти случаях из десяти. Знаете, в скольких случаях помогают вопросы — а можно ли вам вообще работать?

— В нуле случаев из десяти, — негромко произнёс Альгобар, передразнивая Фекво.

— В нуле случаев из десяти, — поучительно выговорил Фекво и удивленно посмотрел на ребят, затрясшихся в беззвучном смехе. — Да-да, такие вопросы делают только хуже. Думаете, где бы я был, если бы, служа простым охранником, спрашивал — а можно ли мне не спать по ночам, чтобы охранять школьное имущество? Вот-вот. Я был бы неудачником. А мне не хотелось им быть, поэтому в свободное время я делал кучу разной работы, лишь бы прорваться наверх.

— Например, какой работы? — спросил Младший.

Фекво на минуту задумался, силясь вспомнить, а чем всё-таки он занимался. Кажется, у него был небольшой телевизор, на котором он мог полночи бесцельно переключать каналы. Ещё имелся кубик Рубика, который он так и не собрал и, в конце концов, обменял рыжеволосому школьнику на пару видеокассет с фильмами. Иногда удавалось позвать друзей и поиграть в карты, но друзья предпочитали играть на деньги, а Фекво часто проигрывал. Приходить же просто так никто не хотел.

— Потом расскажу, — разозлился мужчина. — Завтра не опаздывайте.

— Мы придём к восьми, — пообещал Младший, не сдвинувшись с места.

Фекво протяжно зевнул, отвернувшись к окну, и спросил:

— Что-то ещё хотите сказать?

— А вы, наверное, всех учеников знаете? — осторожно начал Младший.

— По именам, конечно, нет, — честно ответил мужчина, — но в лицо всех до одного помню. Старая привычка охранника — запоминать людей. Не будешь же всё время у каждого спрашивать, кто он такой.

— Тогда вы, наверное, не слышали о Таосе, — приуныл Альгобар.

— О Таосе? — задумался мужчина. — Я помню одного, но он же у нас давным-давно учился.

— Это может быть тот самый Таос! — сменилось настроение у Альгобара.

— А он вам зачем? — прищурился Фекво. — Тот Таос вам в отцы годится.

— Младший уверен, что Таос — его отец, — выдал Альгобар первое, что пришло в голову.

— Отец! — засмеялся Фекво. — Чёрта с два! Я как-то спрашивал про него — не было у него никаких детей.

— Спрашивали? — удивился Младший. — Зачем?

— Да так, между делом разговор про наших выпускников завязался со старым знакомым, — замялся Фекво. — Мне и стало интересно, до чего мог докатиться Таос.

— А когда он здесь учился? — спросил Младший.

— Да уж лет двадцать назад, — прикинул Фекво. — я как раз был охранником. Но таких, как Таос, нам тут чаще и не надо.

— Почему? — заинтересовался Младший.

Мужчина повернулся к окну и посмотрел на пустой школьный двор и оживлённую улицу за деревьями. Он был уверен, что земле и зданию тоже нужен отдых, тем более что никто их не ценит так, как он. Никто из учителей не заходит сюда в свободное время, чтобы прогуляться по пустым коридорам или пройти в тишине пару кругов вокруг здания. Нет, взрослые наведываются сюда либо на работу, либо если их ребёнок что-то натворил. Что уж говорить про самих детей — те и близко не подходят к школе без надобности. Правда, кто-то стал пользоваться новой спортивной площадкой, а директор строго-настрого запретил выгонять с неё детей, но Фекво был уверен, что надо просто дождаться нужного момента. А он умел ждать и выгадывать случай. Работа охранником научила его терпению. Он чуть не лишился её из-за Таоса и теперь размышлял, а стоит ли об этом рассказывать или просто разогнать надоедливых детей. Но тогда историей может поделиться кто-то другой, а рассказывать её правильно умеет только он сам.

— Чёрт с вами, слушайте, — решил, наконец, Фекво и картинно поднял палец, строго взглянув на детей. — Прошу сразу уяснить, что разговор этот личный — не смейте болтать на улице! Всё равно ни я, ни школа Таосу или его семье ничего не должны.

— Мы не будем болтать, — заверил Альгобар.

— Значит так, — сел поудобнее Фекво, — лет двадцать назад, будучи молодым и ответственным охранником, я обходил территорию школы после того, как запер ворота на ночь. Тепло было — начало мая. За забором шумели машины, люди, а по эту сторону ни души, и тишина густая такая висела. И вдруг — шипение. Как будто змея ползёт или колесо у машины спускается. Я даже в какой-то момент подумал на газовую трубу, но быстро сообразил, что у нас в школе ведь нет газа. Делать нечего, я достал фонарь, чтобы быстро включить его в случае чего, и пошёл вдоль стены. А стены новые были, ещё краской пахли. И вижу, значит, в закутке, там, где у нас столовая, три темные фигуры. Тощие такие — подростки, сразу ясно стало. А я дело-то своё знал. Подкрался к ним и раз фонарём!

— Ударили? — возмутился было Младший.

— Зачем ударил? — всплеснул руками Фекво. — Свет включил. Всякое хулиганьё, независимо от возраста, света боится. Один из них сразу дёру дал через кусты. Из того закутка, строго говоря, бежать больше некуда было. А Таос младшего брата за руку взял и на меня смотрит. Попросил в лицо не светить. Как будто я сам не решу, куда светить! Спросил их ещё, не собираются ли и они сбежать, на что Таос ответил, что они ничего не сделали такого, чтобы сбегать. Но я уверен — не будь с ним младшего брата, то и он бы не остался стоять. Потому как на воре и шапка горит. Тут я посветил на стену, а там чёрной краской какая-то ерунда намалёвана! Вот надо же настолько не ценить чужой труд! Мальцы где-то раздобыли баллон с краской и давай школу уродовать. Проступок серьёзный, как ни крути.

— А краска-то при них была? — начал размышлять над оправданиями Альгобар, представив себя в такой ситуации.

— Это как раз и стало проблемой для меня, — искренне надеясь на сочувствие поделился Фекво. — Краски при них не было. По словам Таоса, рисовал тот, третий, который сбежал вместе с баллоном, а они просто смотрели.

— Всё могло так и быть, — не проявил понимания Младший.

— Ха! — воскликнул Фекво. — Вот вы наивные. Конечно, легко спереть всё на того, кого нет. Да и разве стоять и смотреть в данном случае — это не проступок?

— Мне кажется нет, — ответил Альгобар. — Разве что самую малость.

— Эх, чувствую, мы с вами не поладим, — разочарованно протянул мужчина. — Некоторые расплачиваются сильнее за то, что просто оказались не в то время и не в том месте. Директор вот тоже не посчитал преступное равнодушие достойным серьёзного наказания. Просто распорядился выдать мальцам белую краску, благо она осталась после ремонта, чтобы они всё закрасили, раз уж присутствовали при совершении акта вандализма. За полчаса всё было сделано. Разве это наказание! Тогда я облазил весь двор и на второй день всё же нашёл тот самый баллон с краской. Уверен, именно Таос выбросил его в темноте.

— Вы же на него с братом фонарём светили, — вспомнил Младший.

— Значит, он выбросил краску раньше или позже, — развёл руками Фекво. — А на следующий день вернулся и переложил баллон в другую часть двора.

— Я на месте Таоса краску на следующий день просто в мусорку бы выбросил, — с сомнением произнёс Альгобар.

— Что-то у тебя много идей, — с подозрением посмотрел Фекво на мальчика. — Надо за тобой приглядывать. Таос с братом тоже отнекивались, мол, не их это краска, и она даже не чёрная, а тёмно-синяя. Как будто её можно различить. Но, принимая во внимание их упёртость, им предложили компромисс — выдать третьего, который, по их словам, и испортил стену, а их самих бы тогда отпустили. Но они отказались. И, думается мне, это Таос за двоих решил — младшего брата его можно было разговорить. Хозяин — барин, промолчали, так промолчали. Остались крайними.

— А зачем было находить крайних? — не понял Младший.

— А чтобы другим неповадно было! — озлобленно рявкнул Фекво. — Да и говорите хоть что, а я всё равно останусь при мнении, что они все трое в равной степени виноваты были. Неважно, кто из них краску держал. Хоть по очереди. Вы не подумайте, что я злопамятный или вредный — я за справедливость. И в тот раз она восторжествовала! А вот дальше случилось непредвиденное. Такое, в чём нет правых и виноватых. Воля случая, как говорится. Этих двоих в итоге заставили поработать летом на благо школы пару недель, прямо как вас. В один из последних дней их наказания нужно было кое-какие железяки от старого забора поотбивать друг от друга. Я, значит, дал брату Таоса молоток и очки защитные — такие пластиковые, с перемотанной изолентой дужкой. Это очень важно, что я помню такие детали — стало быть, я говорю правду. Дальше показал мальцу, что делать и куда складывать железяки, а сам повёл Таоса другими делами заниматься. Так малец по глупости очки не стал надевать, и крошечный кусочек металла ему в глаз отлетел. Я когда крик услышал, подумал, что он себе по пальцам зарядил, и по пути даже бинт захватил. А оказалось вон как. Я, как полагается, отвёз мальца вместе с Таосом в больницу, позвонил родителям. Но, несмотря на все мои усилия, глаз всё равно пострадал — почти ничего не видит. Родители, ясное дело, принялись искать виновных и подали в суд на школу. Приехали важные люди работников школы опрашивать. Я всё до мелочей им выдал, они даже похвалили меня перед уходом. Но проблемы снова создал Таос. Он совсем с катушек слетел — говорил, что это из-за меня всё случилось. Мол, я какой-то другой баллон с краской притащил, лишь бы их наказали, а самое главное — я очки не дал его брату. Ну, это враньё бесстыдное. Как сейчас помню — пластиковые очки с чёрной изолентой. Тем не менее, мне запретили работать охранником в школе пару лет, и директор перевел меня на другую должность. Но Таосу и этого было мало. Он приперся в школу и молча напал на меня. Или вроде окликнул: «Эй, Фекво!», чтобы я обернулся, и запустил в меня тяжеленной книгой в твердом переплёте. Бровь мне рассёк. Он чуть постарше вас был, боксом занимался. Да я бы и не стал с подростком драться. Но было очень обидно — охраняешь их за копейки, а вот она — благодарность. Книгой в лицо. Я никому ничего предъявлять не стал, хотя имел на это полное право. Да и Таоса и без того выгнали из школы. После я его встречал на улице, но никогда с ним не разговаривал.

— Не знаете, где он живет? — спросил Младший, впечатленный рассказом.

— Откуда мне знать? — покачал головой Фекво. — В то время он жил с родителями. Куда его сейчас жизнь завела, одному богу известно. Может, ещё паре человек, но я не среди них.

— А родители его где живут? — попытался добыть хоть какую-то полезную информацию Альгобар.

— Этого я тоже не знаю, — ответил Фекво, посмотрел на часы и поднялся из-за стола. — Разговоры вы мастера вести, но у меня больше нет времени.

— А вы упомнили, что Таос занимался боксом, — осенило Младшего, — а не знаете — где?

— Да вроде в клубе около кинотеатра, — нетерпеливо открывал и закрывал ящики стола Фекво, — того, что на углу. Другого я и не знаю.

— А пиццерии там поблизости нет? — несмотря на недовольство мужчины, не унимался Альгобар.

— Может и есть, — безразлично ответил Фекво, — а может и нет. Больше я вам ничем помочь не смогу.

Обе стороны диалога уже успели устать друг от друга, и мальчишки, попрощавшись, поспешили покинуть душный солнечный кабинет, а Фекво, растревоженный неприятными воспоминаниями, занялся перекладыванием вещей из одного ящика стола в другой. Это считалось наведением порядка. Потом содержимое ящика снова перемешается, и можно будет всё вернуть обратно, аккуратно разложив по дну. Квадратное на квадратное, круглое на круглое. Всё неподходящее и имеющее непонятную форму — прочь из стола. Жизнь Фекво постоянно находилась в пошатывающемся равновесии, и от окончательного падения её спасало умение оправдывать свои поступки. Фекво не были безразличны люди, но способ существования среди них он давно уже выбрал неопределённый — нечто среднее между отшельничеством и наставничеством — и требующий постоянного разъяснения самому себе мотивов собственных деяний. А теперь непослушные дети вынудили вернуться к тому, что он давно для себя понял. Тут у Фекво, стремительно стареющего, обрюзгшего и безвозвратно теряющего свои светлые волосы, родились сомнения, которые он и пытался развеять или, как он это называл, — разложить по полочкам. На дне ящика лежала вырезанная газетная статья о том, как пятилетний ребёнок получил письмо от президента. Мальчишка услышал в новостях о запрете молиться в школах и выразил своё несогласие по этому поводу в письме первому лицу государства. В ответ пришло заверение, что религия является основой общества, и каждый имеет право молиться. Наверное, сейчас, спустя много лет, ответ бы начинался со слов: «Смотря, кто молится». Эта статья нравилась Фекво — она лежала на самом дне, никому не мешала и её не надо было перекладывать.