Отчет неодетого человека. Неприличные и другие рассказы

Александр Витальевич Спахов, 2007

Ничего добавлять и не надо, это действительно отчет. Отчет, полный иронии, тонких, часто щемящих душу наблюдений и пикантных подробностей. Отчет веселого, внимательного и действительно неодетого (в широком смысле этого понятия) человека. Всё в этой книжке чистая правда, но не та, от которой выть хочется, а та, что окрыляет и придает смелость, чтобы жить с размахом и удовольствием. Мужчины и женщины во всей красе в момент влечения друг к другу – вот объект пристального взгляда автора. Содержит нецензурную брань.

Ужин в Бекасово

— Маргарита Павловна, передайте, пожалуйста, масло.

— Извольте. Но осмелюсь напомнить вам, уважаемый Анатолий Карпович, в нем масса холестерина, и это неважно для сосудов. Возьмите-ка к семге хлебец с отрубями — неочищенные злаки грубого помола весьма полезны, особенно в нашем возрасте.

— Вы, Георгий Андреевич, я слышала, не едите творога? Неразумно. Останетесь так без кальция.

— Вовсе нет, я принимаю специальные американские пилюли"Лонг лив", содержащие все необходимые неорганические вещества и минералы. Стоят они всего двести восемьдесят рублей за коробку, а хватает почти на три месяца. Могу и вас снабжать, Софья Яковлевна.

Гости приехали в сумерках. Супруги Потаповы, Анатолий Карпович и Софья Яковлевна. С Потаповым я знаком по коллегии министерства, а жену его сегодня увидел впервые.

На прошлой неделе, в среду, кажется… да, именно в среду — потом еще совещание ведущих специалистов было, а их всегда по средам проводят, раз в две недели, — довелось вместе с Анатолием Карповичем ожидать приема у Первого. Незаметно разговорились, и пригласил я его с супругой в выходные к себе на зимнюю дачу в Бекасово. Из чистой вежливости пригласил: разговор зашел об отоплении — преимуществах жидкостного над электрическим, у меня как раз жидкостное, вот и предложил посмотреть, а он неожиданно возьми, да и согласись. Переигрывать-то было неудобно — Потапов человек влиятельный, из новых. Сидим сейчас, ужинаем. По паре только и успели пропустить.

— Попробуйте буженинки с хреном, Анатолий Карпович, совсем постная, с рынка.

— Спасибо, Маргарита Павловна, положите, пожалуйста, этот кусочек, он поменьше.

Погорячился я с приглашением. И не в расходах дело — люди мы с женой хлебосольные и, слава Богу, позволить себе можем. Да вот только не лежит душа выпивать с Потаповым, словно заранее знаешь, что на завтра подташнивать будет.

Нет, вы только поглядите на него, на Потапова — жрет, как затаривает. Глистам, что ли? Во, метет и, заметьте, одни только деликатесы! От икорки к рыбке белой, от белой через масло к красной, от рыбы — к грибам, от грибков — ко всяким там креветкам-лангустам, следом в салатах порылся, будто искал чего, потом опять по красной с маслом и — прямехонько в колбасный ряд, а там раздолье: одних сырокопченых три наименования плюс свинина двух видов да еще эта, как ее, на юге делают, не прожуешь еще… Бастурма! Везде проехался. Не гость, а уборочная машина, право слово. Снова, гляжу, в рыбе копается! Вспотел аж весь!

— По водочке, Анатоль Карпыч? «Московской», «Абсолютику»? У меня настоящий есть, шведский, привозной. Под белые грузди? Как? Нам местный пастух в сентябре два ведра таких расчудесных принес — не поверите. Рита сама лично в кадушке солила: чеснок, смородиновый лист, укроп — классика! По соточке? Пятьдесят? За удачу в делах? Идет?

— Георгий Андреевич, дорогой, можно на «ты»? Взаимно. Ты прямо в душу мне заглянул. Теплым взглядом. Люблю, понимаешь, под гриб. А она чтобы — ледяная, густая, стерва, в один глоток. И сразу им, родимым, сопливым, длинненьким таким, не жуя — ап, придавить. Хорошо! За удачу в делах — подходящий тост. Дамы, а вам что налить? Маргарита Павловна? Софа?

— Мне, пожалуй, Анатолий Карпович, рябинки на коньячке. Вон она в хрустальном графинчике, за селедочкой стоит.

— А я, дорогой, рюмку портвейну из этой пузатой бутылки попробовала бы.

Разливает-то как по-хозяйски — начальник, блин, главка. Галстук спустил на брюшко, толстопупсик. Коротышка плешивый, а туда же, бабником у нас в аппарате слывет — секретарш ежеквартально меняет, жеребец. Представляю, как он их в прыжке настигает и заваливает с рыком тигриным. Умора.

А Софка, матка его, — ничего себе, крепенькая, хоть и не девчонка уже. Сороковник точно есть, но аппетит возбуждает еще, не сдается. Радует, короче, взор тонкопонимающего знатока. Умело распоряжается своим арсеналом: складками нескольких видов, теплыми ямками, шарами с пружинками, изгибами плавными и, само собой, выпуклостями. Все-то у нее есть! Все на месте и точно по делу, без излишеств. А походочка! Мм-м. Сахар! При каждом шажке будто ей что-то внутри мешает, беспокоит, покалывает, о себе напоминает, перекатывается. Чувствуется в ней, скажем так, глубина и влажность… Вот, нравятся мне такие, с блядинкою. Довалкиус обыкновениум. Понимаю я их с полувзгляда. Во-во, гляди, как после портвея облизывается. Прямо тебе — любовь по-маленькому. «Угостите меня бананом» называется.

— А что, Анатолий Карпович, ты скажешь по поводу кролика, жаренного в камине? Задняя часть в уксусе вымочена, а передняя — в красном вине. А? По усам вижу, знаешь толк в таких вещах. Наш кролик, местный, утром бегал еще, косой. Сосед через два дома выращивает. Неси скорее, Ритуля. Как бы не подсох!

— Ну, Андреич, ты даешь! Не ожидал! Правильный мужик! Засиделся, я чувствую, ты в"Автотракторном электрооборудовании". Перебирайся к нам в «Техкомплектацию». Как раз старик Харькевич на пенсию собрался. Место зама — чем плохо? Могу договориться. Идет?

— Погоди ты, Карпыч, о делах. Давай «Охотничьей» под кролика накатим. Присоединяйтесь, любезная моему сердцу Софья Яковлевна.

Нет, пора действовать. Принимать меры. Так дальше продолжаться не может. Я попусту теряю время! Софу пропускать нельзя! Пропустишь — раз, поленишься — два, испугаешься — три, и все… прощай, квалификация! Что дальше? Шлепанцы, кальсоны и старость?! Не выйдет! План к утверждению, срочно! Пункт номер один: Карпыча напоить. Пункт два — Карпыча уложить. В дальнюю на диван — пусть спит! Три — сауну в подвале ненароком включить, предбанник прогреть, полотенца приготовить! Дальше? Софку перед камином усадить, шампусику налить, глупостей на ушко наговорить и… Какие еще препятствия? Жена? Тетеха! Ей только отмашку дашь — спать, так она через секунду уже посапывает, душка, и до утра без остановки. Ничего в жизни не надо — только дрыхнуть по полдня. Отстрелялась уже. Все страсти в далеком прошлом. Увы.

— Ба! Анатоль, ты куда льешь? Какие рюмки?! Под дичь?!"Охотничью"?! В стакан ее, в стакан! По сто пятьдесят, брат! Залпом!!

Принял, порядок.

— А сейчас, господа, позвольте нашу скромную обитель показать. На экскурсию, так сказать, приглашаю. Что, Карпович, не встаешь? Отяжелел? Ну ничего, бывает. Посиди, посиди, дорогой. Ритка, останься с гостем, попотчуй его коньячком, а я пока Софье Яковлевне все подробненько покажу.

— Проходите, Софья Яковлевна, проходите. Здесь гостиная, а это у нас спальня. Ритуля моя — любительница поспать, да так крепко получается у нее — не добудишься порой. Софья Яковлевна, позвольте, я вас Софой называть буду? А вы меня соответственно Гошей. Идет? Ну и нормалек! А здесь коридорчик и комнатка. Называем ее — диванная. Если кто из гостей переберет ненароком, то обычно сюда кладем, тихо здесь, ничего не слыхать. Пусть отдыхает себе человек. Правильно? Я вот и бутылочку минералки поставил, чтобы в случае чего не блуждал без дела. Эта лестница — в подвал, а там сауна, баня, значит. Я на секунду спущусь. Порядок. А здесь — опять коридорчик, лестница в мансарду и, наконец, каминная — романтично полыхает. Вы, Софа, кто по образованию? Английская литература девятнадцатого века? Душевно. Я по молодости лет тоже увлекался — Киплинга даже пытался переводить. А хотите, через полчасика, когда все успокоятся, я вам здесь что-нибудь продекламирую? Не возражаете, Софа? Ну вот, мы и вернулись. Рита, что с нашим гостем? Ты его совсем замучила, я вижу. Клюет носом. Толя, как себя чувствуешь? Спать? Ну что ты, брат, такая рань! Я обещал Софье Яковлевне стихи собственного перевода в каминной почитать, а ты говоришь — спать. Обижаешь! Ну ладно, ладно, сейчас старинного вискаря со льдом по бокальчику, без него нельзя, и сразу, так и быть, уложу тебя. Рита, не помню, в диванной постелено? Ну пойдем. Тяжелый какой.

Так. Пока все по плану.

— А вот и я, девочки. Уснул ваш супруг, Софья Яковлевна. Устал, ответственный работник, намаялся. Давайте, девчата, сейчас я бутылочку французского открою и переберемся-ка к камину, там я вам стишата почитаю. Рита, что же ты, право дело, такая несветская. Зеваешь, словно гиппопотам. Даже неудобно. Слыхала уже стишата, глаза слипаются? Ну ладно, иди, иди, родная, ложись. Я недолго. Только пару сонетов — и к тебе. Спокойной ночи, Ритуся.

Движемся строго в соответствии с графиком.

— Пойдемте-ка, Софа, к огню, я еще сухих подложил. Обворожительно в каминной. Не находите? Языки пламени пляшут на взволнованных лицах безумцев. Терпкое вино, правда? Горчит? Это потому, что в нем растворена грусть по неразделенной любви, по упущенным возможностям и щемящее чувство пролетающих мимо годов. Это в первом бокале, а во втором — неожиданные разрывы, краткие свидания, несказанные слова, нечаянные, трогательные прикосновения и опять грусть, но уже с легким привкусом счастливых мгновений, ты не находишь, Софа? Да? Все забываю спросить. А как ты смотришь на непростительные ошибки, о которых потом всю жизнь вспоминаешь с удовольствием? И я так же. Пойдем? Куда? Здесь неудобно, хоть и спят все, но… Осторожно — ступеньки. Сейчас открою, светло будет.

Широким жестом я отворил перед Софой дверь. Сладко пахнуло сухой березой. Поворот выключателя…

В центре предбанника господин Потапов одетый в длинную теплую майку, совершал четкие, ритмичные движения, старательно следуя отрывистым указаниям невидимой от двери жены моей, Маргариты Павловны:

— Так, Толик! Давай, Толик! Еще, Толик!

Ведь знал — не нужно приглашать Потаповых.