Глава 3. Просьба
Ночью, когда уже все спали, Сатир вернулся к могучему дубу у реки. Это было излюбленное место его сына, и здесь он очень отчетливо ощущал эмоции и внутренний мир Куззолы. Ему не терпелось, наконец-таки заслужить доверие и любовь своего сына. Сатир гадал, как найти нужные слова, как подобрать ключик к сердцу того, кто уже не нуждался в советах и помощи. Куззола уже вырос и ни с кем не считался. Он избегал отца и грубил матери. Хулиганил и всячески старался навредить жителям города. Вождь Каэджадар позволял ему подобные вольности только из страха разгневать Сатира. Сына бога не привлекали к работе и не призывали к порядку. Ровесники Куззолы уже состояли в эльбийской армии и создавали семьи, но только не он. Все жители Зеленого города переживали за Габриэль и ее здоровье. Сатир был вне себя от беспомощности.
Появление Анубиса несколько развеяло его тоску, и он встретил гостя приветливо. Боги продолжительно делились своими переживаниями и радостями, коих у обоих хватало. Разговор приобрел настороженный характер, когда Анубис перешел к кульминационному моменту своего визита к Сатиру.
— Во всяком случае, у тебя есть семья, мой дорогой друг, — заявил он неожиданно, — Как бы хотелось мне тоже любить кого-нибудь, но весь контингент моего окружения не соответствует желаемому. Убийцы, преступники и душевнобольные.
— А как же люди, которые честно прожили свою жизнь? — не согласился Сатир, — Разве таких нет? Насколько мне известно, в загробном мире нет возрастов, и все кто попадают к вам, обретают то состояние, которое им ближе по духу.
— Да, это так, но прожившие счастливую жизнь, не желают жить другую. Они ценят ее и так же продолжают любить тех, кого любили при жизни. А те, кто были несчастны, уходят в свои страдания и страшатся новой боли. Поверь мне, там, где боль и уныние, нет жизни.
— Так выбери себе любимую из живых смертных, — усмехнулся бог плодородия, — А, возможно, это будет и богиня. Времени сделать выбор у нас с тобой предостаточно.
— Все верно, мне приглянулась одна смертная и я влюблен, — перебил его Анубис.
— Так в чем же дело? — смутился Сатир и пристально посмотрел на бога смерти, — Кто она? Неужели она отвергла тебя?
— Сложно признаться, мой дорогой друг, — замешкался Анубис и блеск горящих огнем глаз стал тусклым, — но мне не суждено быть с ней.
— Ты говоришь, как смертный! Кто она? — вспылил Сатир. Ему не терпелось узнать кто же так сильно запал в сердце бога смерти, что он не решается ему признаться.
— Луна, — прошептал Анубис и опустил глаза, — Эта кроха так приглянулась мне, что я постоянно думаю о ней. Маленькая непоседа! Как бы мне хотелось нянчить ее, учить всему, оберегать.
Сатир не сдержался и захохотал так громко, что зашелестели деревья и встревожились птицы. Грай и чириканье разразились в листве.
— Что я могу поделать, мой дорогой друг, — пояснил Анубис, хотя эта насмешка рассердила его, — Сердцу не прикажешь, ведь так? Мы боги, но тоже хотим быть любимы. Я не нуждаюсь в поцелуях и нежных словах, но хочу заботиться и помогать. Какая женщина полюбит мой облик? Захочет ли она быть со мной, зная, что я сужу, наказываю и пытаю ее соплеменников?
— Прости, я не подумал об этом, — с пониманием произнес Сатир, — Ты хочешь воспитать ее по-своему, в мире привычном для тебя, вырастить себе преемницу и помощницу. Конечно, она будет любить больше родителей, даже если ты будешь ее баловать и опекать. Она будет бояться тебя, ощущая на коже мороз при появлении судьи подземного мира, если только она не вырастет там, в подземельях.
— Это очень больно. Я вынужден страдать, зная, что никогда не смогу быть любим и дарить это чувство, — Глаза Анубиса совсем потухли и были черны, как ночь, — Что мне делать? Ты же не отдашь мне малышку?
— Нет, это не возможно. Нельзя вырывать ее из рук любящих родителей, как бы сильно нам не хотелось этого. Мы можем только смотреть, как она взрослеет, и радоваться ее счастью. Как жаль, что мой сын стал злым, возненавидел меня, и Габриэль тоже потеряла всякую надежду на то, что он когда-нибудь образумится. Надеюсь, Луна никогда не познает подобного горя.
— Как знать, мой дорогой друг, — сомнительно изрек Анубис, — Быть может, ей будет лучше со мной. Ведь не ровен час орки ворвутся в город эльбов и поубивают всех жителей. В моем мире тихо и спокойно, ей бы понравилось.
— Не говори так, — Сатира разволновали слова бога смерти, — Я не допущу, чтобы на Этриусе вспыхнула война.
— Не сердись, но орки опасны и все меньше боятся твоего гнева. Тебе следовало бы их наказать, — лукаво посмотрел на бога плодородия Анубис, — Я так же переживаю за твои отношения с сыном, но с орками будет еще труднее найти понимание. Если не хочешь сам проучить варваров, я могу помочь тебе.
— Орки не варвары, я верю, что они сами поймут, что эльбы им не враги. Нет нужды давить на них, — ответил ему Сатир, — Мой сын Куззола теперь не желает даже видеть меня, но я так же не теряю надежду, что когда-нибудь он изменится. Трудно воспитать ребенка, когда он ненавидит тебя. Еще труднее найти понимание с сыном, когда он уже взрослый. Я ценю твою помощь и стремление помочь мне. Что касается Луны, то девочке лучше остаться с Лиэлем и Джунной. Ни она, ни родители не заслужили страданий. Семью разрывать нельзя.
— Ты прав, мой дорогой друг, как всегда прав, — вздохнул Анубис, — Думаю, мне стоит побыть одному и подумать. Не сердись на меня, Сатир. У тебя и без меня хватает забот, а я еще беспокою тебя своими переживаниями. Забудь этот разговор. Желаю тебе поскорее подружиться с сыном. До скорой встречи.
— Спасибо. Увидимся.
Анубис исчез, а Сатир все стоял на том же месте и размышлял о жизни, пока не рассвело.
