Что это было?

Александр Викторович Катеров, 2021

Удивительные и увлекательные приключения, необычные истории с элементами мистики. Интересные люди и добрые мысли. Содержит нецензурную брань.

Таежная повесть

Повесть

Пролог

Уже была глубокая ночь, а я все еще не спал и крутился в постели, время от времени поглядывая на часы. Да, я собственно и не удивлялся своему состоянию, бессонница меня мучала уже месяца два, а точнее с того момента, когда я ушел из семьи.

— Ушел ли?..

Опять-таки, любопытный факт, ушел или мне помогли уйти?..

— Ну, хватит тебе, Витя! Ведь уже договорились, — упрекнул я себя, — больше не поднимать эту тему…

Я повернулся на левый бок и стал рассматривать комнату, которую снял два дня назад. Комната была небольшой, но довольно уютной. Балкона хоть и не было, зато было большое окно с видом на лес.

— А что еще надо холостяку, — думал я, — диван есть, холодильник есть, даже стиральная машина и та есть…

В комнате было светло и я без особого труда прочел название книги, на подвесной полке. Три тонких томика неизвестного автора, стояли на маленькой подвесной полке. «Таежная повесть», — прочел я заглавие, на корешке книги. Имя автора было напечатано мелким шрифтом и буквы сливались, не давая прочитать полное имя сочинителя. То ли Ковалев, то ли Королев, гадал я, присматриваясь к тексту.

Я оставил эту пустую затею и перевел взгляд на окно. За легкой занавеской, будто большая лампочка светила луна. То ли гардина, то ли еще что, придавали ей необычный цвет. Она была желто-оранжевой и поэтому комнату наполнял теплый и мягкий свет.

«Волчья луна», — произнес я, припоминая анонс из интернета прочитанный случайно в астрологическом календаре.

— Придумают же…

Я прикрыл глаза, а в окно постучали.

Когда стук повторился, я подскочил на кровати и заметил, как по отливу рамы, цокая, когтями, разгуливала большая темная птица.

— Это еще, что за явление?..

Я подкрался к окну и увидел ворона. Он показался мне огромным. В его больших черных глазах отражалась луна и он, расправив крылья, громко поприветствовал меня.

От неожиданности я немного оторопел, а он прошелся по оцинкованной площадке за окном и заговорил со мной на непонятном языке. Я не мог его понять, а он все рассказывал и рассказывал мне свою длинную историю. Когда он закончил и посмотрел на меня, то в ответ я только пожал плечами. Ворон покрутил головой и, блеснув своими черными глазами, слетел с подоконника. Вскоре, немного помаячив на фоне луны, он скрылся в ночи.

Я посмотрел на небо.

Летом оно выглядело черней обычного и от этого звезды казались ближе и ярче. Я быстро отыскал свою звезду и довольный улыбнулся. Она тоже не оставила меня без внимания и подмигнула мне своим неземным светом.

Присев на кровать, я невольно посмотрел на полку с книгами.

— Королев или все же Ковалев? — Опять гадал я.

Я подошел к полке и прочел: «Кораблев В. И.»

— Надо же, — ухмыльнулся я, — однофамилец! Даже инициалы и те совпадают. Все, как у меня — Виктор Иванович Кораблев!..

Я взял в руки томик, а за окном раздался продолжительный вой.

— Это еще что такое? Собака?..

На душе почему-то стало тревожно и я подошел к окну. Луна садилась за горизонт, а где-то в лесу вой повторился.

— Ерунда какая-то, произнес я, и развернул книгу.

На цветной иллюстрации была нарисована девушка в сарафане, которая обнимала волка. Лицо свое она прятала за большой головой зверя, который смотрел на меня своими желто-зелеными глазами.

— Интересно! — Произнес я и вернулся к началу книги.

Я включил настольную лампу и стал читать. Через минуту сюжет меня захватил, а через три я уже был главным персонажем повести…

Глава 1.

Ночью я плохо спал, да и можно ли это было назвать сном, когда я то и дело открывал глаза, чтобы посмотреть в сторону раненного отца. Два дня назад его сильно порвал волк и теперь нам обоим было совсем не до сна.

Вот и сейчас я услышал его тихий голос:

— Витя, сынок, ты спишь?

— Нет батя. — Ответил я, потирая глаза.

— Лампадка погасла — зажги.

Я встал с широкой лавки, которая ночью служила мне ложем, и направился к небольшому иконостасу в углу избы. Взяв лучину, я подпалил ее от углей в печи. Огонь осветил наше скромное жилище, и я посмотрел на отца, который лежал у стены напротив.

— Ты как батя?

— Худо мне сынок, все горит внутри. Ты зажги-то лампаду. Да посмотри, может маслица надо подлить?

Я зажег лампаду, и ее теплый свет озарил лик Бога.

Я прочел молитву и перекрестился.

— Вот и ладненько, — услышал я одобрительный голос отца.

Я подошел к небольшому окошку и тяжело вздохнул. Где-то на болоте прокричал сыч, а крупные капли дождя барабанили по крыше нашего жилища. При появлении луны, которая время от времени выплывала из облаков, вырисовывался темный контур леса, а промокшая береза хлестала своими ветками по мутному стеклу.

— Вот и осень пришла. — Сказал я и подошел к отцу.

Я присел на край кровати и посмотрел на него.

Лицо его было мокрым от пота, который выступал у него на лбу и маленькими ручейками стекал на подушку.

— Худо мне сынок, помру я скоро.

— Ты это брось батя!

— Выкарабкаешься ты у меня мужик сильный. — Успокаивал я его, а он продолжал:

— Сам-то справишься?

Я промолчал и положил ему руку на плечо. За окном раздался продолжительный вой волка. Мы переглянулись, а вой повторился.

— Это он! Убей его, Витя!

— Сам издохнет! — Буркнул я. — Ты ему кишки выпустил недолго ему осталось.

Вой за окном повторился. Потом еще и еще раз…

— Убей его, Виктор! Мучается он. Жалко зверя — убей!

— Странный ты батя! Он Бекаса задрал, тебя чуть не угробил, а ты — жалко зверя! — Ответил я и вернулся к окну.

Дождь прекратился, а далеко за лесом небо посветлело.

Начинался новый день.

К мокрому стеклу прилип кленовый лист, и я произнес:

— Ты откуда взялся бродяга?

— Чего ты там?.. — Спросил отец, а я ответил:

— Кленовый лист откуда-то прилетел. Я что-то в округе и не встречал этого дерева.

— Это он известие тебе принес — новости для тебя, — ответил отец и закашлялся, — а клен у нас есть, только подольше к утесу…

— Красивый! — Произнес я, трогая лист через стекло.

— Что за новость ты мне принес? — Спросил я, а за окном опять раздался волчий вой.

— Витя, он недалеко…

— Ладно, батя, сделаем!

— Возьми Белку с собой, она хоть и щенок, но собака толковая с ней побыстрее получится.

— Ты не переживай все сделаю в высшем классе, только ты выздоравливай, пожалуйста.

— Я постараюсь. Ты мне морсу налей, пить хочется.

— Батя, утро за окном — сейчас кушать будем.

— Не хочу.

— А давай я ушицу сварю. Я вчера окушков наловил…

— Уговорил. — Согласился отец и попросил. — Попить-то дай!

— Сейчас, батя, сейчас! — Сказал я и вышел в сени.

Здесь было темно и я зажег светоч, закрепленную к стене. Огонь осветил сени, а в углу заблеяла коза Машка — виновница происшествия, случившегося накануне.

— Ну и чего ты теперь бекаешь? Чего тебе дома-то не сидится Маша? Сколько раз тебя Бекас из лесу приводил? — Упрекал я животное, наливая морс в кружку.

— Эх, Машка, Машка! Натворила ты бед…

Коза затопала копытцами и жалобно посмотрела на меня.

— Нет, дорогая, посиди-ка ты лучше дома.

Я хотел было уже уйти, как заметил в углу сеней окровавленную одежду отца.

— Да, досталось бате. — Произнес я, вспоминая, как вернувшись из леса, увидел страшную картину; отец весь в крови за бок держится, собака издыхает, и коза рядом бегает, как сумасшедшая.

— А волчище хорош! — Вслух рассуждал я. — Бекаса одолел, а он пес крепкий. Жалко собаку. — Произнес я, проходя в горницу.

— Ты чего бурчишь, Витя? — Спросил отец.

— Да я все никак не успокоюсь. Как это он не побоялся средь бела дня напасть? Жилище человека, собака?..

— Ты о ком? О волке?

— Да о нем проклятом!

— Этот волк одиночка. Ему волчьи законы не писаны. Этот на все пойдет, и флажки его не остановят…

Отхлебнув с кружки морс, он продолжил:

— Этот зверь, Витя, заслуживает уважения.

— Ну ты, батя, даешь? Он тебя порвал, а ты — уважения.

— Он пришел не меня убивать и не Бекаса, он пришел за Машкой — за козой. Он же зверь, Витя, ему есть охота.

Отец допил напиток и продолжил:

— А тут Бекас, а потом и я… Двое на одного, а он не убежал, не испугался. И если хочешь знать — он меня пожалел.

— Это как?

— А вот так! Эту схватку я проиграл. — Признался отец. — Ножом я его ударил, когда он собаку рвал, меня он даже и не видел. Это уже потом, соскочив с ножа, он кинулся на меня. Рванул меня за бок и уложил на землю. Еще мгновение и его клыки вонзились бы мне в горло. Но он этого не сделал. Он спрятал зубы и ушел прочь. Я видел его глаза, Витя, я видел их так близко, что в них мог разглядеть самого себя.

Отец тяжело вздохнул и погладив бороду сказал:

— Это я запомню на всю жизнь. Глаза зверя, а взгляд человека…

Он закашлялся, а вой повторился.

— А волка убей! Вон, как мучается? Это же не вой — это стон.

Я прислушался. За окном было тихо и только редкие капли дождя напоминали о приближении осени. Отец заснул, но его губы еще что-то шептали во сне.

— Бредит. — Подумал я и направился к выходу.

Уже в сенях я услышал его голос:

— Машку не выпускай! Присматривать за ней некому.

— Я все понял батя! — Крикнул я в ответ.

* * *

Я шел по осеннему лесу без особого желания найти раненого волка. К тому же следы его были смыты дождем и плотно прикрыты листвой и мелкими иголками хвои. За все время моего поиска я ничего не нашел, кроме колонии черных груздей, да запоздалых лесных ягод, которые я складывал в корзину, предусмотрительно прихватившую с собой на охоту.

В лесу было тихо и только изредка поскрипывали ветви старых деревьев. Белка, молодая лайка, бегала по осеннему лесу, не скрывая своего восторга от прогулки. Она то останавливалась, прислушиваясь к чему-то, то срывалась с места и, как ужаленная носилась между стволов деревьев. Потеряв надежду найти зверя, я повернул к дому.

Я решил вернуться обратно по берегу небольшой речки, чтобы заодно проверить сетки, поставленные мной накануне. Я уже был на полпути до цели, когда заметил, что собака вдруг остановилась и зарычала, оголяя свои клыки. Шерсть на ее холке поднялась дыбом, хвост закрутился колечком, а сама она напоминала сжатую пружину, которая вот-вот разожмется.

— Ты чего, Белка? — Тихо спросил я.

Собака зарычала, продолжая стоять в стойке. Принюхиваясь, она перебирала лапами и как будто ждала от меня команды к атаке.

— Ты думаешь, это он? — Спросил я, осматривая кусты.

Впереди меня стоял небольшой ивняк с труднопроходимыми зарослями. Как правило, я всегда обходил его по краю обрывистого берега, но сейчас, присматриваясь к поведению собаки, я направился к нему, снимая ружье с плеча.

— Ну чего стоишь? Пошли! — Подгонял я Белку.

Она нерешительно сделала несколько шагов и остановилась. Заглядывая мне в лицо, она жалобно заскулила, и я спросил:

— Что боишься?

Я подошел к ивняку и заметил, что он изрядно поредел и уже не казался мне таким непроходимым. Часть листвы облетела и к моему счастью, он хорошо просматривался. Сделав несколько шагов в зарослях кустарника, я заметил, что собака идет за мной попятам. Виновато повизгивая, она ели передвигала лапами.

Я посмотрел на нее и сказал:

— Иди-ка ты лучше домой.

Белка удивленно посмотрела на меня, а я скомандовал:

— Домой!

Собака отбежала метров на десять и остановилась, как бы желая убедиться в правильности моего решения.

— Домой! — Строго приказал я, и она убежала.

Я проводил ее взглядом и продолжил свой путь вглубь ивняка. Вскоре на моем пути появилась большая и старая ива с корявым стволом, покрытым мхом и лишайником. Ее ветви были раскинуты до самой реки, а побеги плавали на поверхности воды. Обходя раскидистый куст ракиты, я увидел перед собой большую срубленную ветку. Сруб был совсем свежим и меня это очень насторожило. Он был сделан мастерски. Кто-то хорошо владел топором и с одного удара отсек большую ветку от ствола.

— Кто это мог сделать? — Подумал я и посмотрел на иву.

— Странно!.. — Вслух рассуждал я. — Сколько себя помню, ни разу не встречал в этих местах людей.

* * *

Когда-то давно, когда я был еще маленьким, мои родители ушли в тайгу подальше от людей. Причиной тому стала большая ссора моего отца с местным богатеем Котовым.

Тогда мы жили в деревне Самохвалово Омской губернии и мать с отцом батрачили на него. Отец работал кузнецом, мать стряпухой, а дед Андриан подрабатывал у него конюхом. Мать моя была красивой женщиной и молодой барин — сын хозяина, заметил ее. Он стал ее обхаживать и приставать. Все это и послужило причиной для пересудов и сплетен среди людей. Отец тогда строго предупредил Прохора, так звали сына Котова, за что и был изгнан со двора. Но этим все не закончилось. Молодой барин продолжал домогаться матери и однажды, потеряв надежду на согласие, решил взять ее силой и нахрапом. Это заметил мой дед и вступился за мать. Прохор кинулся на него с кулаками, но получил достойный отпор. Дед Андриан хоть и был уже в годах, но оставался еще крепким мужиком. Он схватил Прошку за грудки и, оторвав его от земли, повертел своим могучим кулаком у него перед носом. Потом для убедительности строго погрозил пальцем и бросил его в навозную кучу. Униженный и оскорбленный отпрыск Котова с угрозами убежал в дом. Все это не прошло бесследно для моих родителей.

Начались гонения и преследования со стороны барина. Котов откровенно мстил нашей семье и это заметно отразилось на нашем благосостоянии. Появились проблемы с работой и питанием. Несчастья нас преследовали повсюду; то вдруг исчезла лодка, то сгорит сено, а тут еще единственная корова пришла с пастбища с вилами в боку.

Но и этим все не закончилось… Как-то соседский мальчишка сообщил нам, что дед Андриан лежит чуть живой у реки. Избитого и покалеченного мы принесли его домой. Моя бабка Анастасия убивалась от горя. Дед выжил, а она умерла, не выдержав натиска богатеев. Дед спешил поправиться, чтобы отомстить за жену и всех нас.

И вот однажды ночью дед с отцом подожгли усадьбу Котова, и мы все ушли в лес. Так начались наши скитания по бесконечной сибирской тайге. Дед говорил, что знает место, где нам будет хорошо и безопасно. Мы верили и шли за ним. Как кочевники мы меняли места проживания, продолжая искать заветное место.

Но вскоре наступили тяжелые времена. Первой умерла мать, она не смогла разродиться при родах, потом от голода умер мой младший брат. Отец с упреком посматривал на деда, но он был неумолим и все дальше и дальше уводил нас в тайгу, ища заветное место.

И вот этот день настал. Мы вышли из леса и увидели большую долину с цветущим лугом. На глаза сразу попалась почерневшая от времени изба и еще несколько ветхих строений, обнесенных разрушенным частоколом. За долиной стоял большой и высокий утес, покрытый лесом, а где-то совсем рядом протекала речка, издавая приятный шум живительной влаги.

— Пришли! — Произнес дед и упал на землю.

Он обнимал землю руками и возносил хвалу Богу.

— Нашел! Слава Тебе Господи! Нашел!

Отец тоже прилег рядом и поблагодарил Бога, а я, прокричав громкое «Ура», бросился плясать на поляне.

Меня поддержал и мой друг — большая черная собака. Она прыгала возле меня и радовалась вместе со мной.

Набегавшись, я лег рядом с отцом и прошептал:

— Пришли, слава Тебе Господи!

— Как же это было давно? — Произнес я.

Возвращаясь к реальности, я присел на корточки, и стал рассматривать место у дерева. Здесь я нашел следы человека. Мокрая листва на земле была примята, выдавая небольшой вес незнакомца. Я огляделся и пошел по его следу. Не пройдя и пяти метров, я услышал лай собаки. Это была Белка, которая в тайне сопровождала меня в ивняке.

Она стояла неподалеку, и я направился к ней.

— Ты чего шумишь? — Тихо спросил я собаку, а она продолжала лаять у коряги старого дерева.

За грудой наваленных еловых веток, которые служили маскировкой, кто-то был. И это был он… Я взвел курок и направил ружье в сторону зверя. Собака, осмелев, с лаем бегала вокруг злополучного места, но подойти ближе не решалась. Стволом ружья я стал разгребать завал. Убрав очередную ветку, я увидел лапу волка, она лежала неподвижно и было очень похоже, что он издох.

— Хорошо бы! — Подумал я.

Добивать раненого мне не хотелось.

Мне вдруг припомнилась старая история из моей жизни. Как-то отец подстрелил волка, который таскал у нас кур. Раненый зверь ушел, а отец, увлеченный охотой, решил его добить. Преследование волка оказалось не таким легким, как думал отец. След волка уводил нас на вершину утеса, и мы шли за ним, замечая, как зверь, истекая кровью, терял силы. Погоня оказалась изнурительной, и мы остановились на привал, чтобы немного отдохнуть.

Я уговаривал отца оставить эту затею и вернуться домой, но он стоял на своем и убеждал меня, что все скоро закончиться, волк, обессилев, сдастся. Мы продолжали идти по его окровавленному следу.

Всю дорогу я молил Бога найти волка мертвым. Я не хотел участвовать в убийстве раненого зверя. Бог услышал меня, и мы вскоре, оказавшись на краю утеса, потеряли его след. Подойдя к самому краю скалы, мы посмотрели в бездну. Далеко внизу у подножия скалы, лежало безжизненное тело волка.

— Самоубийца! — Произнес отец, вешая ружье на плечо.

— Чего? — Удивился я. — Может он случайно, может он споткнулся.

— О чем ты говоришь сынок? Посмотри, — отец указал на широкий окровавленный след, — последние метры он уже доползал до края обрыва. — Он покончил с собой. Это ясно. — Заключил отец.

— Это, как же так, батя?

— Он уводил нас от своего логова. У него была семья, и кур он таскал волчице и щенкам. Потому что быстро и легко… А знаешь, что я тебе скажу, сынок. — Обратился он ко мне. — Его жилище недалеко от нашего. Мы соседи!..

Отец замолчал, а я, додумав его мысль, спросил:

— Ты же не станешь убивать волчицу?

— Нет. Пусть живут. Пошли домой сынок.

— Да, батя у меня мужик бывалый… И откуда у него такие познания? Он же не охотник и ни рыбак — простой мастеровой — работяга. — Размышлял я вслух, уже смелее разбирая завал.

Я был убежден, что волк издох и поэтому кучу разбирал руками. Вдруг я услышал глухое рычание. Зверь приподнял голову и оскалил клыки. Я отскочил назад и прицелился. Волк был обессилен и, не удержав головы и минуты, он с рычанием опустил ее на землю. Угрозы он уже не представлял и я, отложив ружье в сторону, убрал последнюю ветку с его тела. Когда я увидел белую повязку на его раненом боку, я обомлел. Кто-то не только сделал волку перевязку, но и обработал его рану. Рядом лежали окровавленные лоскуты и банка с зеленой массой, похожая на мазь.

— Это что? — Удивился я.

— Здесь был человек, который пытался спасти волка? Откуда он взялся? И, как такое возможно?

Я заметил, что волк лежал на большой ветке, которая служила средством для его транспортировки.

— Он хотел его оттащить? Зачем? — Путался я в догадках.

Я был в большом замешательстве. Как поступить и, что делать я не знал. Мысли мои спутались и я, то порывался бежать к отцу, то хватался за ружье, то просто ходил возле раненого животного.

— Почему же незнакомец не забрал волка? — Рассуждал я. — Может не осилил? Волк-то крупный — пуда три — четыре будет. Может пошел за подмогой? Какая подмога Витя? — Продолжал я свой монолог. — Сколько себя помню, ни разу не встречал здесь людей. Сюда даже охотники не ходят — бояться. Это место заговоренное. Еще дед Андриан говорил о каком-то проклятии. И все-таки, откуда он взялся этот человек? — Произнес я и посмотрел на волка.

Он лежал неподвижно и лишь изредка оголял свои клыки. Его дыхание было затруднено и мне показалось, что он издыхает.

Я пожалел зверя и произнес:

— Пойду я домой, расскажу все отцу, а он подскажет.

Я стал забрасывать волка ветвями, а он чуть слышно вздохнул и жалобно завыл. Это прозвучало так не естественно, что можно было подумать, что это был стон человека. Мурашки побежали по моему телу, а мне на голову упала сухая веточка осины. Я осмотрелся и заметил, что Белки со мной не было, а над моей головой на осине сидел большой ворон и наблюдал за моими действиями. Он что-то бормотал себе под нос, а в реке громко заплескалась крупная рыба.

— Надо уходить. — Подумал я, замечая, как небо потемнело и тяжелые облака стали орошать землю крупными каплями дождя.

Поднявшись на берег реки, я оглянулся на заросли ивняка и вздохнул. Мне было жалко волка, и я не спеша побрел домой.

В след мне громко прокричал ворон, а резкий осенний ветер подтолкнул меня в спину.

Во дворе меня встретила Белка и радостно залаяла.

— Что же ты меня бросила? — Упрекнул я собаку. — Струсила?

— Да, ладно. Если честно, я и сам-то немного струхнул. — Признался я собаке и с тревогой на сердце вошел в дом.

— Ты где был? — Спросил отец. — Белка уже два раза прибегала.

Он сидел на кровати и держался рукой за бок.

— Что случилось сынок?

— Я нашел волка!.. — Ответил я.

Глава 2.

Сегодня целый день идет дождь. Ветер безжалостно срывает с деревьев последние листья, а осенняя стужа грозится ночными заморозками. У меня с утра плохое настроение, то ли это было последствием плохого сна, то ли его содержания, то ли от того и другого…

Я вспоминал отрывки сновидения и ухмылялся. Снилась мне немолодая женщина лет пятидесяти. У нее были большие черные глаза и томный взгляд. На лбу у нее была большая темная точка, а на голове венок из полевых цветов. Было заметно, что в молодости она была красивой девушкой, которая не была обделена вниманием мужчин. Была в этом сне и еще одна особенность, незнакомка разговаривала со мной на неизвестном мне языке, а я понимал ее без переводчика. Она рассказывала мне прописные истины, о ценностях жизни и любви. О природе и Боге. И все было бы ничего, но ее проницательный взгляд наводил на меня непонятную тоску и тревогу. «Большие перемены ожидают тебя. Пришло время любви и больших испытаний». — Говорила она мне, восседая на какой-то коряге, как на троне. За ее спиной находился большой хвойный лес, за верхушки которого садилось солнце. Рядом протекала река, а справа стоял большой утес, на вершине которого светился золотой крест. Это была наша долина и это удивляло меня больше всего. Я вспоминал сон и мне становилось не по себе. Я не понимал его значения и меня это сильно раздражало. Наверное, от этого день не задался и все у меня валилось из рук…

Неудачи меня преследовали по пятам. И чем больше я злился, тем больше натыкался на очередной казус. Разжигая огонь в печи, я обжег руку, а в сенях, наступив на грабли, получил удар по затылку. Во дворе тоже случилась неприятность. Выходя из дома, я поскользнулся и проехал своим задом по ступенькам крыльца. Тут же меня осмеял ворон сидевший рядом на березе.

— Ты уже здесь? — Ответил я ему, поднимаясь на ноги.

Тот взмахнул крыльями, спустился на ветку ниже и громко каркнул, оповестив о своем присутствии.

— Ну ты даешь, черный? — Возмутился я. — Совсем страх потерял!

Ворон сидел в метре от меня и без страха наблюдал за моими действиями. Он практически поселился у нас после того, как я притащил раненого волка к нам во двор. Бывало он улетал куда-то, но его отсутствие было недолгим и уже скоро все слышали, как ворон сидя на ветке березы, громко раздавал советы обитателем нашего двора. Он то гоготал, как гусь, то лаял, как собака, а то и вовсе, говорил по-человечески…

Как-то наблюдая за вороном, я подметил, что с появлением волка в нашем жилище, у нас в жизни стали происходить удивительные события. Вдруг закрутилось колесо старой водяной мельницы, которая остановилась еще при жизни деда Андриана. Вернулся кот, пропавший год назад и главное на вершине утеса вдруг стал появляться уникальный крест. На закате он спускался с небес в своем золотом образе.

Крестовая гора опять стала главной достопримечательностью этого заповедного места, которое так рьяно искал мой дед.

Помню, как он каждый день ждал этого чуда, заглядывая в небо над вершиной утеса. И вот спустя десять лет чудо свершилось.

Крест вновь появился на небе у вершины горы. Это был тот самый утес, о котором нам рассказывал дед Андриан.

— Когда-то давно, — говорил нам дед, — здесь поселились люди. Как правило, это были казаки, соратники Ермака Тимофеевича. После тяжелых сражений с войском хана Кучумы, было много потерь. Раненые и покалеченные казаки отставали от основных сил Ермака, которые гнали татар к Иртышу. Они собирались в группы и обживали новые земли Сибири. Тогда было много, всяких общин и селений. Рядом жили русские и татары, украинцы и китайцы, а также множество местных аборигенов и племен. Жили по-разному. И торговали, и ссорились, всякое бывало. Кто-то охотой промышлял, кто-то рыбачил, а кто-то выходил на большую дорогу и занимался разбоем и грабежом.

Но вот пришло время, и большая Сибирь вдруг стала маленькой для соседей. Люди стали ссориться и воевать друг с другом за свои угодья. Кто-то сдавался и уходил в тайгу, а кто-то укреплял свои владения и сооружал крепости и заставы.

— Где-то так и нашли это место соратники Ермака. — Рассказывал нам тогда дед Андриан. — Его стали обживать, строить и укреплять.

Это место и было малой Родиной моего деда. Здесь он родился и жил, здесь проводил свои детские и молодые годы, пока в поселение не пришла беда…

Как-то на деревню напали разбойники, которые грабили и убивали жителей общины. Молодых и сильных юношей они забирали в плен, чтобы потом продать в рабство. Деда вместе с другими пленниками увезли за Иртыш, где и продали его местному богатею.

Там началась новая жизнь деда Андриана — тяжелая и унизительная жизнь раба. Кем он только не работал? Валил лес в тайге, рыбачил, охотился на зверя и был пастухом. Был он и конюхом, и кузнецом, был бондарем и даже спускался в шахту. Но дерзкого и непокорного юношу не сломили. Не смирившись с участью раба, он организовал побег и вскоре с товарищами ушел в тайгу. Там он долго жил с охотниками и рыбаками, где и научился таежной жизни.

Дед Андриан не забывал о своей Родине и всегда мечтал вернуться домой. Он часто рассказывал своим друзьям о замечательных местах в Солнечной долине. О ее плодородной почве, о золотоносной реке и о кресте на вершине высокого утеса. Проходило время, и охотники стали объединяться. Появились артели, которые организованно вели торговлю с купцами на берегах Иртыша и Тары.

Как-то зимой дед пошел с обозом в ближайшую деревню, чтобы обменять мех соболя на порох и провизию. После сделки охотники зашли в кабак, где подрались с местными мужиками.

Деду тогда сильно досталось и его с проломленной головой оставили у местного знахаря Матвея. Дед быстро поправился и стал подрабатывать в кузнице, чтобы хоть как-то помочь своему немощному спасителю. Тот удивлялся живучести и работоспособности Андриана. Вскоре они подружились и продолжали жить вместе под одной крышей. Дед часто вспоминал, как по ночам они рассказывали друг другу истории из своей жизни. Общей была тема о Солнечной долине — Родине Андриана. Матвей тоже считал себя причастным к этой земле, так как его дед тоже проживал там и, что он тоже слышал об утесе с крестом. Дедушка Матвея будучи еще мальчишкой жил в этой деревне, и хорошо помнил, как часто община отбивала набеги татар, которые грабили и убивали людей. Что он сам видел золотой крест на вершине утеса и, что знает историю его появления. Он рассказывал о том, как однажды его дед стал свидетелем страшного набега разбойников, когда они погубили много народа и сожгли православный храм. Как один старец по имени Лука после этого ушел к утесу и остался на его вершине. Старику уже было далеко за сто, а сам он давно болел и был прикован к постели. Но вдруг старик встал и, помолившись, пошел на гору. Там, на ее вершине, в молитвах он и закончил свою жизнь.

Вскоре на закате над утесом появился крест. Это было чудесным знамением для жителей общины. Набеги разбойников прекратились, и люди, оправившись от невзгод, стала жить в мире и согласии. Старец Лука для общинников стал Святым. Люди восстановили разрушенный храм, обнесли деревню частоколом и всякий раз вспоминали Луку в своих молитвах. Так они жили в мире и согласии у подножия высокой горы, где на закате появлялся золотой крест.

Когда пришла весна, а с реки сошел лед, за дедом Андрианом приехали его друзья — охотники, чтобы забрать его в тайгу. Но он не поехал с ними и не вернулся к былому ремеслу, потому что сильно полюбил Анастасию дочку Матвея, на которой вскоре собирался женился. Так он остался в Самохвалово и так появилась моя бабушка — мать моего отца. Это было давно, а сейчас мы наблюдали чудеса, которые происходили в нашей жизни. Главным для меня было то, что отец пошел на поправку. Он уже чаще стал выходить во двор и даже пытался кое-как помочь мне по хозяйству.

Как-то вернувшись из леса, я застал отца у сарая, где лежал волк. Они о чем-то с ним разговаривали, а ворон, как часовой ходил по поленнице и охранял двух переговорщиков. Я тихо подошел к ним, но бдительная птица выдал мое присутствие.

— Это ты, Витя? — Спросил он.

— А ты кого-то другого ждал?

— Ну, да! — Пошутил отец, — думал, наш незнакомец появился…

Он тяжело хихикнул и продолжил:

— Оно, конечно, шутки — шутками, только странно все получается — незнакомец, волк, ворон…

— А, что тебе волк? — Спросил я. — Волк как волк.

— Да, не скажи, сынок, не скажи…

Мы посмотрели на зверя. Он лежал в двух шагах и поглядывал на нас своими желто-зелеными глазами. Изредка он приподнимал голову и, оголяя свои клыки, напоминал, что он оставался грозным хищником. Но мы его не боялись и говорили ему прямо в глаза.

— Волк он, конечно, непростой. — Сказал отец. — И он не просто одиночка. Есть в нем что-то такое, чего нет у других. Он не охотник, Витя. — Заключил отец.

— Волк и не охотник? — Ухмыльнулся я. — Да, ты посмотри какой у него костяк, грудь, а мышцы… С такими данными не на козу надо ходить, а на кабана! — Упрекнул я волка и тот стыдливо отвернул голову.

Он тяжело дышал и было заметно, что рана на его боку, еще сильно тревожила его могучие тело. На днях мы сделали ему перевязку. Усыпив его, мы обработали рану и смазали мазью, оставленную незнакомцем. Волк шел на поправку, и мы все чаще стали задаваться вопросом, что будет дальше? Как поведет себя волк, когда выздоровеет? Останется с нами или уйдет в тайгу. И наконец, как нам жить с новым соседом?..

Конечно, мы замечали, что он был необычным зверем и это выражалось не только в его внешнем виде, который бросался в глаза. Он был невероятно крупным и ухоженным, он вел себя достойно своему статусу и не паниковал в жилище человека. Это наводило на мысль, что он уже знаком с жизнью и бытом людей. Еще тогда, когда я рассказал отцу о раненом волке и когда он предложил перетащить зверя к нам во двор, он сразу подметил, что все это случилось неспроста…Что означало его «неспроста»? Засело у меня в голове.

Меня давно мучал этот вопрос и сейчас я спросил:

— Батя, почему «неспроста» и причем здесь волк?

Отец понял суть моего вопроса и ответил:

— Я видел много волков на своем веку. Такого я вижу впервые. И дело не в его объеме. С виду волк, как волк, но повадки у него не звериные. Почему он не загрыз меня тогда? — Спросил отец.

— Может ему кто-то помешал? — Ответил я.

— Кто? Я же сам все видел — Возразил отец.

— Ну, тогда я не знаю. А может ты заговоренный, батя? — С иронией произнес я и хихикнул.

Отец промолчал и только строго посмотрел на меня.

Наступило молчание и только ворон изредка произносил непонятные звуки, нарушая тишину. Ему не сиделось на месте.

Он то и дело заглядывал вглубь сарая, где лежал волк, то разворачивался к лесу, что-то бормоча, то поглядывал на Белку, лежавшую на крыльце дома. Мы уже привыкли к выходкам этой наглой птицы и ее любопытство нас уже не удивляло. Как-то быстро и незаметно ворон вошел в нашу жизнь. Во дворе он уже не был гостем и свободно ел с миски собаки и разгуливал перед носом кота Яшки.

Молчание прервал отец. Он, как ни в чем не бывало, продолжил:

— Скорее всего это метис — помесь волка с собакой. Он не людоед — это точно, иначе бы он прикончил меня. И вот, что я тебе скажу, сын. Он живет с человеком или служит ему. А незнакомец, который хотел спасти волка — его друг или хозяин. И это главное, что нас с тобой беспокоит. — Заключил отец и я с ним согласился.

— Кто этот незнакомец и откуда он взялся?

Отец посмотрел на меня, а я только пожал плечами.

— А, что значит — «неспроста»? — Напомнил я ему свой вопрос.

Отец ответил сразу, будто заранее готовился к ответу:

— Это значит, что незнакомец, волк и ворон здесь не случайно и, что они все за одно. А главный у них человек. Я тебе больше скажу, Витя, — продолжал он. — Волк приходил не за козой.

— А за кем?

— Я думаю, что они приходили не за кем-то, а чем-то. В тот день, когда Бекас сцепился с волком, я был на заднем дворе. Услышав свару, я рванулся к собаке, а передо мной пролетел ворон, вот этот самый, что сейчас сидит на поленнице и внимательно нас слушает. — Заявил отец и указал на птицу, притихшую на большом полене.

Ворон, проглотив упрек, отвернулся к лесу, а отец продолжил:

— Он орал, предупреждая кого-то об опасности.

Отец задумался и тут же сказал:

— А знаешь, сынок, незнакомец был с ними. И вся эта кутерьма началась из-за него. Бекас бросился защищать дом, а волк защищать незнакомца. — Заключил отец.

Я согласился с его доводами и спросил:

— А, что ему здесь нужно? И кто он такой, этот незнакомец?

— Да, это вопрос интересный…

— И что нам теперь делать, батя?

Отец ничего не ответил, а я продолжил:

— Ворон у нас поселился не случайно, он был там в ивняке рядом с волком, он охранял его. А теперь он здесь… Вон смотри, — я указал на птицу, — как он смотрит, как слушает? Как будто что-то понимает?!

Мы посмотрели на ворона, который не смутился, а продолжал смотреть на нас своими черными глазами.

— Да, много я слышал баек об этой птичке. — Сказал отец и протянул к нему руку.

Тот попятился назад и угрожающе замахал крыльями.

— Совсем страх потерял. — Возмутился я.

— Страх он не потерял, это он для форса, да, черный? — Сказал отец, обращаясь к птице.

Ворон в ответ каркнул, покрутил головой и продолжил издавать звуки похожие на речь человека.

— Вот видишь, Витя, он не только слушать может, он еще и разговаривать умеет!

— Да, ладно тебе, батя. Ерунда какая-та…

— Ворон тебе не сорока и не кукушка. — Продолжал отец. — Ворон птица серьезная — умная!

Отец встал на ноги и вдруг спросил:

— Мельница-то вертится?

— Вертится, слышишь, скрипит? Только толку от того, что она крутится. Привод-то сломан — я смотрел…

— Ладно, пошли. — Сказал отец и похлопал меня по плечу.

— Волка-то закрой. На засов закрой.

— Зачем? Куда он денется? — Возразил я, а отец сказал:

— Он хитрый. Ты в сарай-то загляни. Там его следы повсюду. Так что ходит наш раненый, хорошо ходит…

— Это как?

— А вот так! Это он перед нами такой несчастный, зубы нам показывает, а сам домой собирается.

— И что мы его отпустим? — Спросил я.

— А зачем он нам? Пусть идет. — Ответил отец, медленно продвигаясь к дому.

По его передвижению было заметно, что до полного выздоровления было еще очень далеко.

— Пойдем, сынок, нам сейчас надо о другом думать…

— Да! — Согласился я, следуя за ним.

— Ничего, Витя, что-нибудь придумаем. Есть у меня одна задумка. Пошли в дом, там и потолкуем.

После обеда мы вышли во двор, чтобы посмотреть на вершину утеса, где обычно появлялся крест.

— Сегодня не увидим чуда. — Сказал отец.

— Да, — согласился я, — облачно.

Касаясь верхушек деревьев, по небу проплывали тяжелые облака. Зацепившись за верхушку горы, они собирались воедино, образовывая одно большое дождевое облако.

— Вот и осень пришла, — сказал отец, присаживаясь на завалинку, — теперь тепла не жди…

— Уже заморозки по ночам — скоро зима.

— Зима еще не скоро, — возразил отец, — береза, вон смотри, еще зеленая стоит, а тепла уже не будет.

Я присел к отцу и продолжил разговор, начатый в избе.

— Батя, а почему ты раньше мне этого не рассказывал?

Он, как-то смутился, цокнул языком и ответил:

— Сначала ты был слишком мал, потом ждал подходящего момента, а потом я и вовсе засомневался в правдивости этой истории. Мы же, Витя, так и не нашли клад, хотя обыскали всю округу. Позже я убедил батю, и мы перестали его искать. Зачем нам это золото? Лес рядом, река близко, кров есть, чего еще надо? Только перед самой смертью батя опять заговорил о кладе. — Рассказывал отец. — Вспомнил он, что кроме золота и драгоценных камней, книги там какие-то необыкновенные были — церковные реликвии. Очень уж он меня просил отыскать эти сокровища. Я, конечно, пообещал ему, что постараюсь, но все как-то некогда было, то одно, то другое, так и дотянул до сегодняшнего дня. Отец тяжело вздохнул и виновато опустил голову.

Мы помолчали, и он заявил:

— Этот незнакомец ищет клад.

Я подумал и высказал свою версию:

— А может он не один приходил, а может это разбойники?

— Нет! — Возразил отец. — Те орудуют по-другому. Да и не стали бы они с нами церемониться — у тех методы другие. Здесь что-то другое, Витя. Давно я не встречал здесь людей, — продолжал размышлять отец, — да и откуда им здесь взяться? Ближайшая деревня верст за сто будет. Иртыш далеко и охотники здесь не ходят. Андриан Иванович — отец мой, царствие ему небесное, рассказывал, что, будучи еще пацаном, он встречал людей на болоте, то ли отшельников, то ли старообрядцев. Но это было так давно — лет сто назад. Отец поднялся с завалинки и тихонько пошел по двору. Я последовал за ним, стараясь не пропустить ни слова из его рассказа.

Вскоре он продолжил:

— Хотя у меня было, что-то похожее… Встречал, и я людей на болоте, лет так десять назад.

Отец остановился и сказал:

— Позвал меня как-то батя к себе и говорит. Надо бы сынок на Иртыш съездить. Коня купить, да и провизией запастись. Износились мы с тобой… А тогда, я помню, много у нас скопилось всякого добра. Одних шкур соболя было пол избы. Да, и золотишко у нас водилось. Первый самородок мы нашли в реке у мельницы, а монеты во дворе, когда избу перебирали. В общем было с чем ехать за покупками, вот только на чем? Я и спросил отца, как же я доберусь до Иртыша с таким грузом? Но батя мой был мужиком бывалым, настоящий таежник, он предложил свой план. Придумал он такую схему.

Сделать плот и на нем спуститься до Иртыша.

Там у купцов купить все необходимое и обратно вернуться на лошади по берегу реки, чтобы не заблудиться.

На все про все он давал месяц. План мы одобрили и стали собираться в дорогу. Получив благословения отца, я на маленьком плоту отправился в путешествие по реке. Через неделю я уже был на Иртыше. И все вроде складывалось у меня хорошо. Я купил коня, ружье с арсеналом, много всякой провизии и хозяйской утвари. Пообщавшись с людьми и услышав последние новости, я отправился в обратный путь. Через пять дней я уже был в низовье нашей реки. Я продвигался вдоль ее русла и замечал, как подрастали ее берега. Вскоре она стала вилять среди лесов и полей, а ее берега обрастали ивняком и непроходимым буреломом. Двигаясь по руслу извилистой реки, я накручивал много лишних километров. Я терял много времени, застревая в непроходимых зарослях кустарника и в мелких прибрежных болотах.

Обдумав новый маршрут, я стал срезать углы, проходя некоторые участки пути напрямик через лес. Так я сокращал расстояние и берег силы для дальнейшего продвижения. Таким образом я прошел много верст и по моим подсчетам до дома оставалось три дня пути. Но очень скоро я понял, что сбился с намеченного курса. Река куда-то исчезла и я, разыскивая ее берега, только больше уходил от нужного направления. Я заблудился и сильно запаниковал. Бесполезно мотаясь по лесу, я искал выход из сложившейся ситуации.

Я корил себя за то, что ослушался отца и поменял маршрут. Ругал себя за поспешность и самоуверенность. Но потом я взял себя в руки, собрался и вспомнил все, чему меня учил отец. Бог мне помог и к утру я определился с направлением и двинулся в путь. К вечеру того же дня я вышел к болоту, где и остановился на ночлег. На душе стало легче от того, что я был на правильном пути. Обогнув болото, я рассчитывал выйти к долине, где находилось наше жилище. До дома оставалось каких-то двадцать верст, и я уже предвкушал встречу с отцом и сыном. Но случилось непредвиденное.

Ночью я проснулся от громкого ржания коня. Он бил копытами, фыркал и тряс головой. Костер уже погас, и я в полумраке подошел к нему. Он был мокрым от пота, тело его лихорадочно вздрагивало, и он пятился от меня натягивая уздечку. Конь чувствовал беду, где-то совсем рядом скрывался зверь. Попытки его успокоить закончились неудачей, конь освободился от привязи и ускакал в темноту. Я кинулся за ним, но очень скоро угодил в болото, где увяз по самое горло.

Отец перевел дух и продолжил:

— Находясь в холодной и вязкой жиже болота, я почувствовал, как дно уходит из-под моих ног. Я отчаянно цеплялся за ветки деревьев, которые то ломались от тяжести, то выскальзывали из моих мокрых рук. Я погружался все глубже и глубже в это отвратительное месиво. Наконец-то, мне удалось зацепиться за какую-то корягу, которая помогла мне удержаться на плаву. Но силы меня оставляли, судорога сводила ноги, тело сдавливала болотная грязь, а ее газ сильно затруднял мне дыхание. «Это конец!» — Подумал я тогда, когда заметил, что мои пальцы стали отпускать спасательную корягу. Из последних сил я закричал, взывая Бога о помощи. Что было дальше я не помню. Очнулся я на поляне. Вижу рядом стоит конь в полном снаряжении, тут же пожитки мои лежат, а впереди большой утес.

Позже, когда батя стал расспрашивать меня о моих приключениях, я кое-что вспомнил. Я рассказал ему, как лежал на лавке в маленькой избе абсолютно голый, как какая-то баба с точкой на лбу натирала меня зельем. Вспомнил я и старуху с трясущимися руками, которая шептала надо мной заклинание и водила мокрой веткой по моему телу. Закончив свой ритуал, она произнесла — «Будет жить», а дальше я проснулся на поляне недалеко от дома.

— Вот такая запутанная история приключилась со мной тогда. — Закончил отец, а я заявил:

— А я видел эту женщину с точкой.

— Где ты ее видел? — Удивился отец.

— Сегодня ночью. Во сне!..

Глава 3.

Уже третий день я брожу по лесу, собираю грибы и ягоды. Все это я делаю попутно так как главная моя задача выманить на себя незнакомца. Мы считали, что именно клад являлся причиной его появления у нас в долине. Отец придумал план, по которому мы сейчас и работали. Он был уверен, что незнакомец наблюдает за нами и, что он ждет подходящего момента, чтобы осуществить задуманное.

Я должен был ходить по округе и всячески привлекать к себе внимание. Мы надеялись, что он, заметив меня, как-то проявит себя и покажет, но этого не получалось и я продолжал петлять по лесу, умышленно оставляя следы. Я расставлял ловушки и подолгу сидел в засаде, выслеживая непрошенного гостя.

Отец тоже не отдыхал. Он незаметно вел наблюдение за двором и округой. Провоцируя незнакомца на контакт, он показывал ему всю свою немощность. Двигаясь по двору с клюкой, отец громко кряхтел и часто останавливался на отдых. Но все наши труды не приносили успеха. Незнакомец так нигде не появился и никак себя не проявил. Мы были в отчаянии, но сдаваться не хотели. Вечером мы подводили итоги и высказывали свое мнение по поводу задуманного.

— Он нас раскусил. — Вдруг заявил отец. — Ни такой он глупец, как мы его представляли.

— Да. — Согласился я. — А может его нет? Может он ушел.

— Как нет? Куда ушел?

— Туда откуда пришел! Время-то прошло сколько? Месяц уже или больше? — Ответил я, а отец задумался.

— Может ты и прав. — Согласился он и замолчал.

Уже ближе к вечеру, когда мы сидели на завалинке и смотрели на вершину утеса, где появлялся крест, отец сказал:

— Я тут подумал, сынок, а зачем нам этот незнакомец? Пусть он ищет себе этот клад. Мы, что бедно живем?

— Так-то оно так. — Согласился я. — Только охота узнать откуда он взялся и за чем?

— Узнать бы хотелось. Батя мой — Андриан Иванович говорил, что о кладе он слышал еще от своего отца, когда был юношей. Это еще до его пленения было. Посчитай, сколько прошло годков? А связь с деревней была утеряна лет семьдесят назад, а то и сто. Кто знает, что случилось с деревней за это время? Что тут происходило? Вспомни, что мы здесь увидели, когда сюда пришли? Руины и развалины. А куда девался крест с утеса, который служил оберегом этой долины? Я думаю, Витя, что этого мы никогда не узнаем. Так что давай заканчивать с этим делом и пусть будет так, как будет — Бог нас не оставит…

Отец замолчал, а я спросил:

— А может этот человек из этих мест? Может его предки здесь жили?.. И вообще может дело не в кладе. — Не успокаивался я.

— Хватит! — Коротко ответил отец и указал на гору.

На небе у вершины утеса появилась небольшое облако, которое постепенно стало преображаться в крест. Подкрашенный лучами солнца, он закрепился на самой вершине горы. Мы встали с завалинки и, перекрестившись, стали молиться.

Вскоре солнце спряталось за тучу, и крест исчез.

— Это осень. Теперь так и будет. — Сказал отец.

— Спасибо и за это. — Добавил я.

Мы поблагодарили Бога и пошли в дом.

Уже перед самым сном я вспомнил, что забыл покормить волка и стал собираться во двор.

— Ты куда? — Спросил отец.

Я ему все объяснил, а он ответил:

— Успокойся, его уже покормили!..

— Кто?

— Друг его — ворон.

— Это, как? — Удивился я.

— А, так. Я во дворе был у колодца, двери в избу открытыми оставил, смотрю, ворон из сеней вылетает, а в клюве рыбину тащит. Хотел я в него тогда полено запустить, да рука не поднялась. Рыбу-то он не себе украл, а волку принес… Во, как, Витя!..

Отец зевнул и продолжил:

— Так что снимай портки и ложись спать.

Я улегся на лавку и опять спросил:

— Батя, а может и нет никакого клада. Может он здесь случайно, а волку помог из жалости.

— Клада может и нет. Но «эти» здесь не случайно.

— Что завтра-то будем делать?

— Завтра будет видно. Спи! Утро вечера мудренее!

Я погасил лучину и лег на лавку. За окном было темно. В печи потрескивали дрова, а по крыше застучали редкие капли дождя.

Глава 4.

Утром меня разбудил шум в сенях. Что-то упало с полки, а отец громко выругался, недовольный своей неловкостью.

За окном было уже светло наступил новый день. Вставать не хотелось сладкая нега удерживала меня в постели. Ночью мне снилась девушка с распущенными волосами. Светловолосая, с голубыми глазами, она вдруг появилась у меня на пути, когда я шел по берегу нашей реки. Под легким сарафаном вырисовывалась ее стройная фигура. Необъяснимое чувство охватило мной, и я медленно приближался к ней, затаив дыхание. Земля уходила из-под моих ног, когда я предвкушал прикосновение ее рук. Но вдруг что-то загремело, и яркая вспышка ослепила меня. Девушка исчезла, а я открыл глаза.

За окном вовсю поливал дождь, а раскаты грома прокатились над крышей дома. Я закрыл глаза в надежде увидеть его продолжение, и сон повторился. В нем было все; и речка, и берег, и волк с вороном, и даже женщина с точкой на лбу. Не было только девушки с распущенными волосами. Мои воспоминания прервал отец.

Возбужденный он вошел в горницу и сказал:

— Ты уже встал?

— Да. — Ответил я ему и спросил, — ты чего там гремишь?

— Да, снимал накидку от дождя и полку завалил — совсем безрукий стал. — Ругал себя отец.

— А ты куда собрался, батя?

— Была одна задумка только теперь она без надобности…

— Это почему же?

— Потому, что волк ушел!

— Как ушел? — Удивился я и соскочил с лавки.

— Ночью пока мы спали хозяин за ним приходил. Все трое и ушли. Только следы нам оставили…

— Вот это да! — Возмутился я, а отец продолжил:

— Они к реке пошли. По реке и ушли. — Заключил он, а я спросил:

— А как же клад?

— Клад? — Переспросил отец. — А может и не было никакого клада.

— Тогда, что они здесь делали, батя?

— Не знаю. — Ответил отец.

— Ну ушли, так и ушли, Бог с ними! Жизнь продолжается, батя! — Сказал я, собирая пастель с лавки.

Прибравшись в избе, я вышел во двор.

Было прохладно. Моросил дождь, а резкий ветер носил по двору сорванные листья и хлопал дверью сарая. Я направился к строению и прежде чем закрыть дверь, заглянул внутрь. Там на полу была оставлена банка с мазью и окровавленный лоскут.

— Ушли. — Невесело произнес я и закрыл дверь на засов. — А может оно и к лучшему — зачем нам волк?

Вдруг за спиной у меня что-то стукнуло, и я обвернулся. На поленнице у сарая сидел ворон. Он смотрел на меня своими черными глазами и что-то бубнил себе под нос.

— Привет! Давно не виделись, — произнес я, а он, взмахнув крыльями, громко каркнул.

— Это он попрощаться прилетел. — Крикнул мне отец с крыльца, замечая мое удивление.

Птица, услышав его голос перелетела ближе к дому и, сев на ветку березы прокричала еще раз. Отец помахал ей рукой, и она поднялась в небо. Сделав большой круг над нами, ворон улетел.

Мы проводили его взглядом, и отец сказал:

— Он больше не вернется. Свою миссию он выполнил. Пошли в дом, сынок! Прохладно на дворе.

В сенях я ему сказал:

— А я сегодня во сне опять эту женщину видел. А с ней рядом наш волк и ворон…

— А почему наш?

Я пожал плечами, а он сказал:

— Пошли в дом, там все и расскажешь.

Мы вошли в горницу и сели за стол, где отец приготовил еду для завтрака. Я рассказал ему все, что видел во сне. И только встречу с девушкой я не озвучил. Для меня это было сокровенным.

Каждую ночь, ложась спать, я молил Бога увидеть незнакомку во сне. Но девушка мне больше не снилась. Я думал о ней и какое-то непонятное, незнакомое мне чувство наполняло меня.

Часто гуляя по берегу реки, я пытался установить место нашей встречи. Я заходил даже в ивняк, разыскивая приметы данные мне во сне. Как-то в зарослях я наткнулся на знакомое мне место. У старой коряги, где лежал волк, еще валялись окровавленные тряпки и ветки, служившие маскировкой. Пройдя по ивняку, я заметил на сломанной ветке осины пестрый лоскут. С трудом отцепив его от сучка, я понял, что эта ткань была частью одежды человека. Узор на обрывке был вышит разноцветными нитками. Ровная гладь говорила о мастерстве вышивальщицы. Я бережно положил лоскут в карман и пошел дальше, размышляя о находке. Вскоре я вышел из зарослей и поднялся на высокий берег. Здесь я заметил, как из трубы нашего дома выходил дым.

— Батя уже печь растопил. — Подумал я и ускорил шаг.

Отца я нашел у сарая под навесом. Он что-то мастерил, работая рубанком. Стружка, подхваченная ветром, разлетелись по сторонам, а он, дострогав поделку, строго спросил:

— Почему без ружья, почему без собаки?

— Да, я здесь недалеко… — Оправдывался я.

— Чего ты болтаешься без дела?

Отец присел на полено и посмотрел на меня.

— Ты чего такой злой, батя?

— Я не злой, я строгий. — Поправил он меня и продолжил. — Повзрослел ты, сынок. Вон, какой складный мужичок из тебя получился. Жаль, что мать тебя не видит. — Сказал отец и глаза его заблестели.

Он потер их ладонью и отвернулся, скрывая свою слабость. Я выдержал паузу и через минуту сообщил ему о своей находке.

Он покрутил лоскут в руках и равнодушно сказал:

— Ну и чего? Тряпка как тряпка. С рубахи или бабского сарафана.

— Откуда в нашей долине бабы? Ты, о чем говоришь, батя?

— Оттуда? Откуда и наш незнакомец!..

— Это, что женщина была? — Воскликнул я.

— Да ну тебя, Витя. Совсем ты меня запутал.

— А, как же этот лоскут? Откуда он взялся?

— Ну не знаю, может его незнакомец обронил или просто выкинул. — Высказал свою версию отец.

— Я же тебе говорю, что лоскут висел на сломанной ветке, я его еле отцепил — видишь дыра? А ты говоришь, выкинул. Я думаю, батя, что незнакомец порвал одежду, зацепившись за сучок дерева.

Отец посмотрел на материю и сказал:

— Дайка я еще посмотрю.

— Вышивка — цветочки. Это бабская вещица, мужикам цветочки не вышивают. — Сделал заключение отец и вернул мне мою находку.

— И, что из этого следует? — Спросил я.

Отец в ответ пожал плечами, а я спросил:

— Чего делать-то будем?

— Ты, о чем, Витя? Или ты опять о незнакомце? Так мы же с тобой решили. Хватит говорить об этом. Ну был волк, ну подрались мы с ним, слава Богу оба остались живы. А незнакомец? Где он, Витя? Мы его с тобой и не видели. Нет его, как нет ворона и волка! Ушли они. А что касается клада — тема тоже мутная. Есть ли он вообще? Так что давай, сынок, заниматься делами, а не разгадывать всякие загадки!.. Ты согласен со мной? — Спросил отец.

— Согласен!

— Вот и ладненько. А сейчас помоги мне достать вот тот ящик. — Сказал он, указывая на верхнюю полку стеллажа.

Я поставил ящик на верстак и спросил:

— Что будем мастерить?

— Я тут подумал, Витя, умирать мне рановато. Силенки еще есть, давай-ка мы мельницу починим. Вот там у леса рожь посадим и будет у нас свой хлебушек!

— Хлебушек — это хорошо! А пахать как будем? — Машку запряжем или Белку? — Рассмеялся я, а отец ответил:

— Спокойно, я все продумал. По весне отправимся мы с тобой, Витя, к Иртышу. — Мечтательно произнес отец. — Купим у купцов лошадь, телегу и семена. А чего? Пушнина у нас есть, да золотишко тоже маленько припасено. Так что есть над чем с тобой задуматься.

— Это когда же ты такое придумал? — Спросил я отца.

— Давно, только болезнь меня выбила из колеи. Вот лежал я в постели и все Бога молил, чтобы дал силы мне подняться, а поднимусь, думал я, хлеб посею и тебя женю…

— Ну ты, батя, даешь?

Я посмотрел на отца, он как-то преобразился, повеселел. Видно дела шли на поправку, и он выздоравливал.

— Ну, что ты смотришь на меня так?.. — Спросил отец. — Поставим новую избу побольше и будете вы там с молодухой жить — поживать, да детишек наживать. — Отец рассмеялся, а я подумал, как давно я не видел его таким веселым и жизнерадостным.

После обеда я пошел к реке, чтобы осмотреть мельницу. Еще издалека я заметил, как вертелось ее колесо, издавая неприятный скрип. Отец говорил, что способен ее починить, в чем я сильно сомневался. Очень уж долго она простояла бездействуя. Даже дед Андриан махнул на нее рукой, называя это пустой затеей. По его мнению, мельница стояла не на своем месте. Во-первых, очень близко к обрыву и, во-вторых, на мелководье. С высокого берега то и дело падали камни и осыпался грунт. Это засоряло русло и затрудняло движение колеса. Ломались лопасти, зубья на шестеренках и мельница останавливалась.

И если верить деду, то ее практически не использовали. Мололи зерно по старинке — вручную. Кто и когда ее построил, толком никто не знал. Так она и достояла до наших дней.

Мельница имела жалкий вид. Колесо хоть и вертелось со скрипом, но не давала движения жерновам. А сама постройка желала лучшего. Вся перекошенная, с дырявой крышей, она казалось вросла в высокий берег реки, потому что задней стены не было видно.

Мосток к дверям был разрушен, и я пробирался к входу, цепляясь за ветки кустарника и корни растений. С трудом я пробрался внутрь и осмотрелся. Здесь была полная разруха.

Было трудно представить, что это можно было восстановить. Тяжелые камни жерновов были покрыты плотным слоем пыли и казались, что они срослись между собой. Под гнилыми и дырявыми досками настила был виден механизм привода мельницы. Через прорехи в стенах пробивались ветки кустарника и травы. Задняя стена строения, которая упиралась в крутой берег, на половину была засыпана землей. Там из стены торчал чуть заметный металлический штырь, похожий на рукоять привода механизма. Меня это заинтересовало, и я двинулся к нему. Но уже на втором шаге я запутался в густой паутине, а нога провалилась в большую щель в полу.

Выругавшись, я отступил назад.

— Да ну!.. Легче новую построить! — Продолжал я ругаться, освобождаясь от паутины.

Уже на выходе, когда я стоял в проеме дверей и смотрел на колесо мельницы, в камышах, на другом берегу реки, прокричал сыч. Меня это удивило, так как слышал, что эти птицы живут в лесу. Но бывали среди них и такие, которые устраивали свои гнезда вблизи людей, в сараях и других хозяйственных постройках.

— Так у него здесь гнездо. — Догадался я и повернулся назад, чтобы осмотреть мельницу заново.

Вдруг доска подо мной затрещала и сломалась. Я потерял равновесие и стал падать, бесполезно хватаясь руками за воздух.

Скатившись с кручи, я больно ударился головой о большой камень. В ушах зазвенело, а перед глазами полетели ослепительные звездочки. Потом все стихло, и я провалился в забытье.

Очнулся я, когда совсем стемнело.

Белка лизала мне лицо, а рядом с факелом стоял отец.

— Ты, как, сынок?

— А где она? — Ответил я ему вопросом.

— Кто она, Витя?

— Девушка. — Произнес я, приподнимаясь с земли.

— Какая девушка? Ты бредишь…

— Как же так? — Удивлялся я. — Это она меня вытащила на берег, это она меня спасла!

Отец пожал плечами и спросил:

— Сам-то идти сможешь?

— Да. — Ответил я, всматриваясь в темноту.

Голова кружилась и меня повело в сторону.

— Не спеши! — Сказал отец и поймал меня за руку.

— Все нормально, батя, сейчас пойдем.

Я посмотрел по сторонам, а отец сказал:

— Да, нет здесь никого, Витя.

— Ну, как же так? — Не успокаивался я. — Я же видел ее. Красивая такая, светловолосая девушка, а с нею еще волк был, наш волк, батя!..

— Не пугай меня, сынок. Пойдем потихоньку к дому.

Всю дорогу я рассказывал отцу о незнакомке, которая вытащила меня из реки. Я говорил, как она выглядела и какие у нее нежные руки. Про то, что с ней был волк, а где-то совсем рядом каркал ворон. Отец слушал меня и молчал.

Он цокал языком и, поглядывая на меня, говорил:

— Эко, как тебя!..

Я понимал, что отец мне не верит, что историю мою, он воспринимает как бред. Но я не обижался на него и продолжал свой рассказ о том, как видел себя со стороны, лежащего у самой воды с разбитой головой. О том, как девушка вытащила меня на берег, как положила мою голову себе на колени и, как она гладила мое мокрое лицо. Когда она поцеловала меня, я очнулся…

Уже дома отец с иронией в голосе спросил:

— Как же зовут твою спасительницу?

— Не помню. — Буркнул я, понимая, что он не верить ни одному моему слову, списывая все это на мой ушиб.

Для себя же я решил, что найду ее во что бы то ни стало…

Ночью меня разбудил голос отца.

— У тебя все в порядке? — Спросил он, а то ты бредешь во сне. Все Дашу какую-то зовешь.

— Дашу? Ну, конечно, Даша! Как же я забыл.

— Значит, Даша — Дашенька! — Прошептал я и закрыл глаза.

Где-то далеко прокричал сыч, а я подумал:

— Не было бы счастья — да несчастье помогло!

Глава 5.

Я стоял на вершине горы, на месте, где старец Лука молил Бога о защите и спасении общины. Молил о людях, которым предстояло жить и строить будущие деревни. На этом месте мы решили поставить часовню, в память о старце и во славу Господа Бога.

К этому времени отец поправился и набрался сил.

И теперь, ловко работая топором, он приговаривал:

— Соскучился по настоящему делу.

Восстановление большой избы мы отложили до весны, так как посчитали, что память о святом старце была нам дороже и нужнее. Сруб часовни мы собирались поставить до холодов. Но осень внесла свои коррективы и дожди быстро сменились на изморозь и небольшой снег. В небе уже запахло зимой и мы, не успевая по срокам, разбили лагерь прямо здесь, на вершине утеса.

Вечерами, ближе к закату солнца, мы с надеждой ожидали чудесное явление. Но только однажды, за все это время, когда солнце выглянуло из-за облаков, мы увидели знамение. На небе в облаках, которые висели над нами, появился крест. Он, будто выплыл из пучины плотного тумана и остановился на вершине горы, прямо над нами. Он был большим и светлым, он был так близко, что я разглядел образ Творца. Зачарованные мы смотрели на небо. А крест, оросив нас осенней влагой стал проваливаться в облака. Вместе с лучами солнца он исчез, а по небу прокатились легкие раскаты грома.

Помолившись мы встали с колен, и отец сказал:

— Господь благословил нас. Доброе дело мы делаем с тобой, Витя.

— Это же настоящее чудо! — Восхищался я, а отец заплакал.

— Жаль, что отец мой — Андриан Иванович, так и не дождался этого чудесного явления.

Последнее время отец частенько давал волю эмоциям и пускал слезу, припоминая какую-нибудь истории из своей жизни.

— Старею. — Оправдывался он и утирал слезы.

* * *

Долгими зимними ночами мы мечтали о будущем. О том, как по весне поедем к купцам на Иртыш, как купим коня и телегу, как найдем мне жену и, как после всего этого мы будем жить в долине большой семьей. Я замечал с каким азартом отец рассказывал о будущем. Он будто уже жил в нем. Он хотел возродить деревню, он хотел жить среди людей. В своих мечтах он часто заходил за грани возможного. То он строил большую кузницу, то мельницу, а то открывал золотой прииск. Он считал нашу речку золотоносной, так как ни один раз мы с отцом находили большие самородки в ее быстрых и холодных водах. Поэтому и водилось у нас золотишко.

Как правило, первым засыпал отец. Услышав его ровное дыхание, я закрывал глаза и вспоминал о Даше. Каждую ночь, с лоскутом в руках, я погружался в негу. Этот кусочек материи был фрагментом ее одежды и это окрыляло меня. Вновь и вновь я перебирал все моменты нашей встречи. Для меня не было мелочей, я помнил все, что было связано с ней. Я знал ее имя и теперь всегда упоминал ее в своих молитвах. В отличие от отца я мечтал только об одном, что однажды встречусь с девушкой, которую полюбил.

— Любовь, это что такое? — Спрашивал я у себя. — Это чувство, о котором мне рассказывал отец и мой дед? Или это что-то другое? Отец любил мою мать, дед бабушку, а я люблю Дашу. И что получается? Это все одно, одно чувство на всех? Нет, у меня совсем другое… — Не соглашался я. — Мои чувства к Даше необыкновенные, как и я сам. Они особенные — ни такие, как у всех. А Даша — самая лучшая девушка на свете, — делал я заключения и спокойно засыпал.

Мне очень хотелось рассказать все отцу, поделиться с ним своими переживаниями, но всякий раз я не решался этого сделать. Я боялся, что он не поймет меня, осудит и посмеется надо мной. Ведь он так и не поверил тому, что случилось со мной у мельницы.

— Ты ее выдумал. — Говорил он мне.

Я не соглашался, а отец стоял на своем:

— Просто ты становишься мужчиной, ты меня понимаешь?..

Я кивал головой, замолкал и уходил в себя, а отец хлопал меня по плечу, лохматил мне чуб, и с улыбкой говорил:

— Все будет хорошо! Вот придет весна, махнем на Иртыш, женим тебя и заживем мы еще лучше прежнего!

Так заканчивались мои попытки вызвать отца на откровенный разговор. Скрывая обиду, я соглашался с ним, но в душе хранил верность одной Даше.

* * *

Только к середине декабря мы поставили часовню.

Погода нас не побаловала за это время и работать приходилось и в мороз, и снегопад. Но мы выдержали все испытания и выполнили свое обязательство перед собой и Богом.

И вот настал тот день, когда мы свернули свой лагерь и стали собираться домой. Все было готово к дороге, и мы посмотрели на свое детище. На краю скалы и на фоне бесконечной тайги часовня выглядела совсем крошечной. Ее крылечко из трех ступенек и два окошка по бокам украшали ее фасад. На остроконечной крыше мы закрепили крест, сделанный из мореного дуба. Рядом положили большой камень, на котором молился старец Лука.

Помолившись и поблагодарив Бога, мы двинулись в путь. Но вдруг поднялся ветер, небо опустилось и утес утонул в плотном тумане облаков. На какое-то время мы потеряли друг друга из вида. Но вскоре сильные порывы ветра порвали облака на части и через образовавшуюся брешь, выглянуло солнце. Туман быстро растаял, ветер утих, и мы увидели нашу часовню. Она стояла в ореоле яркого света, крест ее был украшен инеем, а сама она заблестела от снега.

Отец благодарил Бога, а я зачарованный смотрел в небеса.

— Хорошее дело мы сделали с тобой, Витя. Теперь можно и домой… — Сказал отец, утирая слезы.

— Ты это чего, батя? — Спросил я, а он ответил:

— Это от радости. Пошли домой, надо успеть до темноты.

— Пошли. — Ответил я и посмотрел на часовню.

В снежном убранстве она как-то преобразилась. Она стала больше и выше, а ее крест упирался в самое небо.

— Надо же, как будто здесь и была… — Подумал я, замечая ее удачное расположение на краю горы.

— Пошли, сынок, пора!

— Иду, иду! — Ответил я и пошел догонять отца.

Глава 6.

Сегодня мы встали раньше обычного — надо было сделать то, что задумали с вечера. Отец во дворе готовил санки, нагружая небольшую повозку охотничьей атрибутикой. Он громко ругал собаку, а я поспешно стряпал еду для завтрака.

Уже сидя за столом отец стал проявлять свою раздражительность. Он ругался на мое варево, а когда в каше ему попадались не разварившиеся крупинки, он громко выплевывал их на пол.

— Ты чего, батя?

— Ничего? — Буркнул он. — Сон мне плохой приснился.

— Что за сон? — Спросил я и стал рядом.

— Плохие сны не рассказывают…

— Ну тогда — куда ночь, туда и сон. — Вставил я.

Вдруг за окном промелькнула птица. Сделав круг, она вернулась и пролетела так близко, что едва не зацепила стекло своим большим крылом. Она была черной, и я произнес:

— Это же наш ворон!

Я поспешил во двор, а отец попытался меня остановить. Но я его не слышал. Выскочив из дома, я стал искать ворона. Но не на березе, ни на крыше его не было, как не было его и в других частях двора, и я виноватый вернулся домой.

— Ты опять за свое? — Строго сказал отец. — Что теперь за каждой вороной будешь гоняться?

Он пошел в сени и на ходу буркнул:

— Собирайся в лес пора!

Мне стало немного обидно, что отец так и не поверил моему рассказу о девушке и ее свите. Больше того, эта тема раздражала и подчас выводила его из себя. Мне же она была дорога. И даже эта залетная птица, напоминающая мне ворона, доставляла мне приятные воспоминания о Даше.

Уже в лесу, когда в санках у нас лежали два, пойманных зайца, отец заговорил:

— Ты, сынок, на меня не серчай, я же тебе добра хочу. Вот ты думаешь я ничего не вижу, какой ты хмурый ходишь? Думаешь, что я совсем чурбан неотесанный?

— Все нормально, батя. — Ответил я, а он возразил:

— Где же нормально я, что слепой, Витя? Придумал себе девушку и страдаешь!

Он оставил санки и присел на ствол поваленной сосны.

— Ты, Витя, присаживайся рядом — в ногах правды нет! Я, конечно, понимаю, что мы одичали в тайге, понимаю, что природа берет свое, понимаю, что хочется и все такое… Но зачем так мучить себя, зачем издеваться над собой?

— Ты мне не веришь. — Как-то по-детски упрекнул я отца.

— Эх, Витя, Витя! — Сказал отец и похлопал меня по плечу. — Такой большой и такой глупый? Ты, сынок, влюблен в любовь. В твоем возрасте так бывает…

— Это как? — Спросил я.

Отец промолчал, а я продолжил:

— А что такое любовь?

Поправив шапку на голове, он переспросил:

— Любовь?

— Ну, ты же любил маму? — Спросил я.

— Конечно, любил!

Помолчав, отец ответил:

— Мне кажется, что любовь — это когда она одна, когда все для нее, когда с нею все хорошо. Когда не наполовину, а на всю катушку, когда благодаришь Бога за чудо и когда боишься ее потерять, потому что жить без не можешь.

Голос отца задрожал, и он замолчал. Было видно, как тронули его воспоминания.

— Мне кажется, Витя. Что любовь — это самый дорогой подарок для нас грешников.

— Тебе не кажется, батя! — Ответил я ему.

После небольшой паузы, отец встал с бревна и сказал:

— Ну хватит лирики, надо дела делать!..

Я позвал Белку и последовал за ним. Собака не послушалась меня, а продолжала крутиться у большой березы, разрывая лапами снег. Я не стал ее уговаривать и сам подошел к ней.

— Ты чего здесь нашла?

Белка ответила мне лаям, а я увидел следы волка.

Я окликнул отца, и он раздраженно спросил:

— Что там еще у вас?

— Вот! — Я указал на следы, а он сказал:

— Это волк и что? Только зачем он нам? Пошли, Витя!

— Батя, это следы крупного волка…

— Сынок! Ты опять за свое?! Хватит, пошли.

Я подозвал Белку и громко сказал:

— Ты слышала — зачем он нам? Пошли, дела надо делать!

Отец оглянулся на мою шутку и строго посмотрел на меня. Я опустил голову и поспешил за ним, волоча за собой санки.

На поляне у большого валуна мы остановились, чтобы определиться с дальнейшими действиями.

Отец быстро распределил обязанности и сказал:

— Ты, Витя, пойдешь к молодняку и проверишь петли. Только иди прямо и никуда не сворачивай, а я пойду проверю яму вдруг там что-то есть. Все понял?

— Обижаешь, батя…

— Встречаемся здесь! — Сказал отец и мы расстались.

Уже на полпути до молодого леса меня догнала Белка. Она ткнула меня носом в ногу и стала нарезать круги по глубокому снегу, оглушая меня своим звонким лаем.

— Ты откуда взялась?

Собака только взвизгнула от радости и хватая снег на лету, бегала между деревьев.

— Что так и будешь бегать от меня до бати?

Она будто услышала мой упрек и, сделав круг между берез, с лаем убежала прочь. А я продолжил свой путь дальше.

На обратном пути я остановился у старого кедра, чтобы поправить снегоступы. Вдруг сверху на меня что-то упало. Это «что-то» сбило меня с ног и сорвало шапку. Это была рысь.

Крупная кошка рвала своими когтями мне одежду и пыталась вцепиться в горло. Окровавленными руками я сдерживал натиск зверя. Мои ноги были скованны снегоступами и мешали борьбе. Когда силы стали меня оставлять, зверь вдруг отступил.

Рысь пригнула голову и грозно зарычала. Оголив свои клыки, она смотрела в сторону, где в шагах десяти от меня стоял волк. Он, размахивая своим коротким хвостом, уверенно приближался к кошке. Та не сдавала свои позиции и, топчась на месте, готовилась к прыжку. Еще мгновение и два зверя должны были сойтись в смертельном поединке. И пока этого не произошло, я воспользовался моментом и, освободив ноги от снегоступов, достал нож.

Готовый защищаться, я посмотрел на хищников. Они сходились, и никто не хотел уступать. Оставалось совсем немного до начала поединка, как вдруг раздался лай собаки и громкие крики отца. Он шел мне на помощь и я, расслабившись, вздохнул. Поединок двух хищников закончился так и не начавшись. Рысь запрыгнула на кедр, а волк подошел ко мне. Он спрятал свои клыки и посмотрел на меня своими желтыми глазами. В них я увидел свое отражение.

Чуть слышно я проговорил:

— Спасибо тебе, «Серый»!

Услышав приближающийся голос отца, волк скрылся в зарослях молодняка, а с ветки вспорхнула большая черная птица.

— И ты здесь! — Сказал я и проводил ворона взглядом.

* * *

Уже дома, когда отец обрабатывал мне раны, я спросил:

— Теперь ты мне веришь?

Отец, не отрываясь от дела, ответил:

— Ты о волке? А я и говорил, что волк непростой…

— Я сейчас не о нем, батя.

— Ты о девице? Незнакомец — это она? — Ухмыльнулся отец.

— Так ты веришь или нет? — Настаивал я на ответе.

— Верю я, верю! Только где твоя Даша?

Я пожал плечами и опустил голову.

— Ты, сынок, не горюй. — Успокаивал меня отец. — Если дружки ее здесь, значит и она где-то неподалеку.

Отец подошел к иконе и перекрестившись три раза сказал:

— На все Божья воля, Витя. Бог даст — встретитесь.

Меня это мало утешало, но от таких слов мне стало легче на душе. Отец мне поверил и признал Дашу. И теперь в нем я видел своего союзника и друга.

Помолившись перед сном, я закрыл глаза, чтобы легче представить нашу встречу с Дашей.

Я уже пребывал в дреме, когда услышал голос отца:

— Сынок, ты спишь?

— Нет.

— Я вот все думаю, что они здесь делают, что ищут?

— Что опять клад?.. — Упрекнул я его.

— Думаю, что да. Но не за тобой же, красивым, они пришли? — Ответил отец и хихикнул.

Мы замолчали, не зная, что сказать друг другу. Пауза так затянулась, что я подумал, что отец уснул. Но вскоре он спросил:

— Ты чего молчишь, Витя?

— А чего говорить?

— Ну расскажи о своей Даше.

— О Даше? — Переспросил я и приподнялся на лавке.

Отец развернулся ко мне лицом и приготовился слушать. Я начал не сразу, так как был приятно удивлен его предложением. Потом я разговорился, и мы проговорили с ним до самого утра. Это было для меня так неожиданно, что я не мог остановиться и рассказал ему все, что знал и придумал о Даше.

Уже когда во дворе прокукарекал петух, я спросил:

— Ну и что ты скажешь?

В ответ я услышал ровное посапывание отца.

Глава 7.

Прошло уже много времени с того момента, когда я последний раз видел Дашу. Но я помнил нашу встречу и ее образ. Я вспоминал ее каждый раз и каждый раз вспоминал ее в своих молитвах.

Всю зиму мы работали в лесу; рубили лес, заготавливали бревна на большую избу, носили камни для восстановления забора, и выделывали шкуры зверей. Вечерами мы резали ложки и посуду, пополняя свой хозяйский скарб.

Мне уже исполнилось двадцать лет, но ничего в моей жизни не изменилось. Я по-прежнему проживал в долине с отцом, работал, мечтал и ждал. Дашу я так и не встретил и навязчивая мечта, стала потихоньку таять. Сны были настолько однообразными, что порой не хотелось ложиться спать. Временами на меня находила апатия и мне казалось, что ничего и не было со мной. Что был только один сон — добрый и красивый. А сама Даша — плоды моего воображения. Я изменился и стал угрюмым, и молчаливым. Я как-то сник, теряя надежду и это было заметно по моему поведению. Отец, понимая тому причину, помалкивал, давая мне самому разобраться со своими чувствами.

Но вот однажды после завтрака он спросил:

— Что с тобой происходит? Почему ты такой невеселый?

— А чему радоваться? — Сухо ответил я, а он продолжил:

— Как чему? Мы живы — здоровы, солнце светит, скоро весна. Как чему радоваться, Витя?

Я пожал плечами, а отец мне напомнил:

— Отчаяние — большой грех, Витя.

— А, что я? Я ничего…

— В тот то и дело, что ничего… — Упрекнул отец.

Он замолчал, а я, поймав удобный момент, сказал:

— Я схожу на речку — сетки проверю?!

— Иди, — ответил он, понимая, что я просто уходил от разговора.

Он вышел во двор, а я поругал себя за то, что обидел отца.

Но не успел я опомниться, как он вернулся и сказал:

— Сынок, пошли во двор у нас гости!..

Во дворе на березе я увидел ворона. Он сидел на ветке у самого крыльца. С минуту мы молчали, рассматривая друг друга, а потом ворон открыл свой клюв и произнес свое громкое «кар»!

— И тебе здрасти! — Улыбнулся я, а отец сказал:

— Ты, Витя, дай ему рыбки — угости гостя!

Птица захлопала крыльями и повторила свое приветствие. Я протянул ему рыбу, и он приблизился. Но взять с руки угощение он не решился. Тогда я насадил окушка на конец палки и протянул его птице. Тот взял рыбину и перелетел на крышу, где быстро разделался с гостинцем. Мы наблюдали за птицей, которая важно расхаживала по коньку крыши, издавая непонятные звуки.

Вдруг Белка сорвалась с места и залаяла. Проделав небольшой путь по двору, она замерла в стойке. Шерсть на холке поднялась дыбом и она, показывая свой белый оскал, зарычала.

— Ты чего, Белка? — Спросил я собаку.

Отец дернул меня за рукав и тихо сказал:

— А вот и второй! Там у сарая, посмотри!

Несколько минут мы были в оцепенении. Мы не могли проронить и слова, а волк вышел из укрытия и показал себя во всей красе. Это был крупный зверь серой масти.

— Батя! Это же наш волк!..

— Тихо, Витя, не шуми — сам вижу.

С крыши взлетела птица и переместилась на поленницу, ближе к волку. Они переглянулись и ожидающе посмотрели на нас.

— Ты смотри какая идиллия. Какое понимание? — Удивлялся отец, а ворон расхаживая по доске, пытался нам что-то объяснить на своем непонятном языке. Потом он громко каркнул и полетел к лесу. Волк последовал за ним.

— Да! — Мечтательно проговорил отец. — Чудо чудное! Кому рассказать — не поверят.

— Батя, я пойду за ними. Они куда-то нас зовут.

— Вместе пойдем! — Сказал он и пошел к дому.

На ходу он крикнул мне:

— Сынок, чего стоишь — собирайся!

Мы шли по следу волка, проваливаясь в глубоком снегу.

Пройдя три версты, мы остановились, чтобы перевести дух и поправить снегоступы.

— А волк-то не спешит. — Сказал отец, протирая лицо снегом.

— Я тоже это заметил. Он нас ведет, батя!

— Похоже… — Сказал отец и поманил меня за собой.

Уже на привале у большого валуна, который служил нам указателем, отец вдруг сменил тон и поменял тему.

— Что мы делаем с тобой, Витя?

— Как что? Идем по следу.

— Зачем и куда?

— Чтобы узнать… — Отвечал я, путаясь в догадках.

— Что узнать? — Раздраженно спросил отец.

Я затих, не зная, что ответить, а он продолжил:

— Хватит ерундой заниматься. Чего мы поперлись за ним? Зачем?

Отец стукнул себя по коленкам и сказал:

— Ну раз мы уже здесь, тогда пошли проверим яму ловушку — может чего попалось. Она здесь недалеко.

— А как же волк? — Спросил я.

Отец посмотрел на меня с упреком.

— Эх, Витя, Витя! Это волк. Бегать по лесу, это его стихия и двадцать верст — для него не расстояние. Куда он нас ведет и зачем? И конце концов — он зверь, он вышел на охоту…

Он посмотрел на меня и спросил: — Доступно объяснил?

Я сидел с понурой головой и рисовал узоры на снегу.

Отец вдруг смягчился и продолжил:

— Ладно, сынок, проверим яму и вернемся к твоему волку.

Я кивнул головой, а он ухмыльнулся и произнес:

— Ты чего головой киваешь как лошадь? Вставай и пошли!

Расстояние до ямы ловушки мы прошли молча. Я дулся на отца за изменение маршрута. А он что-то бурчал себе под нос, явно недовольный моим поведением. За поваленной елью, что служила нам ориентиром, я напомнил ему о приближении к яме.

Он поблагодарил меня и с улыбкой съязвил:

— Без тебя, Витя, я бы ни за что не догадался…

Я ухмыльнулся ему в ответ, а через минуту мы уже остановились, как вкопанные. Перед нами на краю ямы-ловушки стоял волк. Мы боялись пошевелиться, а волк бесстрашно смотрел на нас.

Ситуацию разрядил ворон, сидевший рядом на ветке. Он прокричал свое «кар», возвращая нас к реальности.

Мы переглянулись и шагнули вперед.

— Подожди меня здесь. — Сказал отец.

Я остановился и, вскинув ружье на плечо, направил его на волка. Тот не отступил, а только оскалил клыки и грозно зарычал.

— Опусти ружье. — Шепнул мне отец, продвигаясь к яме.

Осмотрев ловушку, он подозвал меня рукой. На дне ямы среди поломанных веток лежала девушка. В коротком тулупе и в мужской шапке, она наполовину была засыпана снегом. Она лежала неподвижно, и отец окликнул ее.

Ответа не последовало, и он обреченно произнес:

— Замерзла девка…

Я громко ему возразил и позвал Дашу, повторяя ее имя. Она открыла глаза, а я, отбросив ружье в сторону, спустился в яму.

Расположившись возле нее, я стал сметать с нее снег.

— Дашенька, это ты?

— Я знала, что ты меня найдешь, — Чуть слышно ответила девушка и тяжело вздохнула.

Я обнял ее, а она застонала.

— Тебе больно?

— Нога… — Пожаловалась Даша, а я стал успокаивать ее.

— Сейчас мы что-нибудь придумаем. Сейчас, потерпи.

Я поднял голову кверху и увидел, как отец, волк и ворон, молча наблюдали за нами.

— Ну, вот! Теперь все в сборе! — Сказал я и улыбнулся.

Даша улыбнулась мне в ответ.

Глава 8.

— Когда-то очень давно, — рассказывала Даша, — в долине у высокой горы проживало большое племя хантов. Это был миролюбивый народ. Они жили в согласии с природой и соседями. У хантов природа была Богом. Все вокруг для них было живым и даже снег, не коснувшийся земли, считался таковым. Место для стана было выбрано неслучайно. Плодородные земли долины, лес и река — способствовало для успешного проживания и процветания племени.

Так они прожили много лет, пока не стали появляться вооруженные люди. Это были, как правило казаки, отставшие от войска Ермака. Знахари племени лечили больных и раненых воинов и предоставляли им место для проживания. Среди хантов в стане появились русские, украинцы, черкесы и много других людей, разных национальностей. Обжившись, казаки стали притеснять истинных аборигенов, игнорируя законы и нравы племени. Как люди военные, они огородили общину высоким частоколом и поставили сторожевые башни, превратив мирное селение в неприступную крепость. Скоро община превратилась в большую деревню с каменными постройками и сооружениями.

Был у казаков и атаман — лихой вояка Федот. Он был в большом почете у жителей деревни, так как не один раз он показывал свою доблесть и смекалку, защищая деревню от набегов разбойников и татар. Правил Федот железной рукой и был беспощаден к трусам и предателям. Мирные ханты попали ему в опалу. Он считал их трусами и бесполезными людьми и поэтому выгнал племя за периметр крепости и обложил налогом. Федот обязал хантов снабжать деревню пушниной и продовольствием. Зачастую казаки просто грабили беззащитных людей, обрекая племя на вымирание.

Как-то при очередных поборах старый вождь проклял казаков своим заклинанием. В деревне начался мор и народ в крепости стал умирать от неизвестной болезни. Атаман Федот приказал привести к нему старого вождя. Его долго мучили и пытали. Федот требовал от вождя снять проклятие, а тот в свою очередь настаивал на свободе. Не найдя компромисса, жестокий атаман казнил непокорного вождя. На глазах у всего племени он расчленил его тело на части, а всех остальных заклеймил большой точкой на лбу.

Вскоре после этого в крепости случился пожар. Сгорело полдеревни и Федот, обезумевший от злости, приказал вырезать племя хантов. Уцелевшие от шашек казаков, ханты ушли на болото и в тайгу, подальше от жестокого атамана.

Даша тяжело вздохнула и продолжила:

— Мой отец, кстати, тоже был родом из казаков. Его дед и отец были соратниками Ермака. Тогда мы жили у озера Зайсан в небольшой деревне. Жили бедно, в семье было семеро детей, и мы еле сводили концы с концами. Когда отец прослышал о богатой деревни в долине у большой горы, то он и еще несколько семей отправились туда на поиски лучшей жизни. Мы долго шли по бесконечной тайге и часто останавливаясь на ночлег, разбивали лагерь. Казалось, что нашему путешествию не будет конца. Но однажды мы вышли к болоту, за которым возвышался высокий утес. Эта красивая и большая гора была символом солнечной долины. Мы уже праздновали победу, когда на наш обоз напали разбойники. Они грабили и безжалостно убивали всех без разбора. Моя несчастная мать успела спрятать меня в подоле своего сарафана, и я уцелела. Оставшись в живых, я плакала у тела матери. Всюду лежали убитые люди, и я дрожала от страха. Я была еще слишком маленькой, чтобы принять какое-то решение и поэтому оставалась у тел своих родственников и знакомых. От холода и голода я погибала в этом ужасном месте. Но мне повезло — меня нашла женщина с темной точкой на лбу, которая накормила меня и увела к себе домой. Так я оказалась на небольшом острове посередине болота.

Добрые женщины приняли меня, как родную. Бабушка Алсу часто рассказывала мне сказки своего народа. Она учила меня добру и любви ко всему живому. Учила рукоделию и вышиванию, а Ясмин — моя новая мама, учила меня таежной жизни — охоте и рыбалке.

В нашем доме всегда находилось место для животных, которым мы оказывали посильную помощь. Моя мать, часто возвращаясь из леса, приносила разных зверушек. То это был искалеченный заяц, то раненый глухарь, то лиса с капканом на лапе. Но однажды мама принесла двух волчат, потерявших свою мать. Волчица погибла в неравной схватке с медведем. Мы приютили и вырастили щенят.

А когда волки повзрослели и пришло время расставаться, они не оставили нас, а проживали вместе с нами на болоте. Каждый раз уходя в лес они с охотой возвращались к нам, чтобы погреться у огня и послушать бабушкины сказки.

Даша улыбнулась и сказала:

— Да, сказки…

— Алсу, когда они были совсем маленькими, рассказывала им сказки, как детям. А когда, они выросли, то возвращаясь из леса, они ложились у ее ног и слушали ее байки. Так проходило время, и мы сильно привязались друг другу.

Но случилась беда. Как-то ближе к вечеру, когда еще солнце не село за горизонт, в избу ворвался Лунк и стал истерически кричать. Лунк — это старый ворон, который живет у нас незапамятных времен. Он звал нас в лес, и мы последовали за ним. На опушке леса мы нашли чуть живого Ворута и бездыханное тело Еви. На поляне оставались следы схватки. На вытоптанной траве лежали выдранные клочки волчьей шерсти, а место поединка было окроплено кровью. Схватка с медведем для молодых волков оказалась роковой. Еви мы похоронили здесь на поляне, а Ворута забрали с собой.

Чудеса бабушки Алсу возродили волка. Поправившись, он стал выглядеть гораздо больше своих собратьев. Он поумнел и уже не оставлял нас надолго одних. Он оберегал нас и большую часть своего времени проводил с нами. Так проходило мое детство среди дикой природы и дорогих мне людей. Но я не одичала и не стала затворницей. С мамой мы ездили к ее родственникам на Иртыш и там на берегу великой реки мы проводили время с рыбаками и охотниками. От них я узнавала много интересного и нового для себя. Я слушала рассказы об истории и обычаях этого народа, о жизни хантов в Солнечной долине и мудром вожде Фибуле.

— Когда я стала постарше, — рассказывала Даша. — Бабушка Алсу стала меня учить грамоте и знахарскому делу. Я познавала кириллицу и учила глаголицу. Мама брала меня с собой в лес и обучала таежной жизни. Вскоре я свободно ориентировалась на местности и знала способы выживания в тайге. Однажды гуляя по лесу с Ворутом, я увидела заросли папоротника. Он рос на высоком пригорке у большой березы.

Поднявшись на горку, я заметила вдалеке большой утес. Мной охватило любопытство, и я залезла на дерево, чтобы рассмотреть гору получше. Когда кроны молодняка остались подо мной, я увидела великолепный пейзаж. Там за болотом стояла большая гора у подножия которой расстилалась зеленая долина. Рядом протекала речка, упираясь своим началом в небо, а неподалеку расположились строения человека, из трубы которого шел дым.

Не помня себя от восторга, я прибежала домой и все рассказала бабушке. Выслушав меня, она задумалась, а потом, усадив меня возле себя, начала свой рассказ.

Наш разговор поддержала мама, и мы проговорили до утра.

Мы слушали Дашу и замечали, как все становилось на свои места. То, что еще вчера было загадкой, сегодня находило свое объяснения. Оставался вопрос — что заставило Дашу появиться в долине. Но и здесь она не заставила себя долго ждать и поведала нам эту историю.

— Когда бабушка Алсу была совсем маленькой, — рассказывала Даша, — и она с родителями проживала на территории крепости, в деревне появился загадочный старец.

Звали его Лазарь. Люди его называли Божьим человеком. Он проповедовал православие и слово Божье. Его приняли хорошо и вскоре по его совету в деревне построили храм в центре деревни. Но после церковной реформы Никона среди православных появились разногласия. Многие не смирились с изменением канонов и обрядов. Верующие разделились на два лагеря. Кто-то поддерживал реформы, а кто-то нет. На стороне Никона был сам государь и атаман Федот принял сторону реформатора. Многие последовали его примеру, и старообрядцы попали в опалу.

В деревне начались гонения на староверов. Их силой принуждали к новой вере и это часто заканчивалось показательной казнью. Лазарь оставался приверженцем старых канонов церкви. Он проповедовал и призывал верующих не принимать преступных законов Никона. За это Федот изгнал его из храма, а потом за агитацию приказал отрезать ему язык. Но Лазарь не сдавался. Он писал свои проповеди на бумаге и продолжал бороться за свою веру. Обезумевший от злости Федот повелел отрубить ему кисть руки, но этим он только навел смятение в своих рядах. Люди ахнули, когда увидели, как отрубленная кисть Лазаря упала на землю, а пальцы сошлись в двуперстии, приготовленные к крестному знамению. После этого атаман выгнал раненого старца за пределы крепости, пригрозив смертельной расправой за появление его в деревне. Ханты подобрали и вылечили Лазаря. Они дали ему убежище в своей общине за пределами крепости. Здесь он молился и писал свои исторические труды о тяжбах смутного времени. Лазарь быстро подружился с хантами и в каждом доме он был желанным гостем. Его часто встречали с вождем племени. Они подолгу беседовали, сидя у костра, разговаривая на языке жестов. Старый вождь восхищался Лазарем и его непоколебимой верой в своего Бога. Он считал его героем, пострадавшим за веру. Позже вождь рассказывал своим соплеменникам о Лазаре и его подвиге. Он ставил его в пример, как символ несгибаемой веры… Вскоре Лазарь заболел и умер, оставив вождю все свое богатство — книги, иконы и крест. Вождь пообещал ему сохранить его сокровища для потомков.

Лазаря похоронили у подножия большого утеса. Кисть его руки с застывшим двуперстием, которую ханты сохранили после казни, уложили в золотой ларец и вместе с книгами и иконами схоронили в усыпальнице вождей и шаманов. Чуть позже, после того, как вождь проклял казаков, а Федот, расчленив его тело, разогнал хантов, на долину обрушились катаклизмы и стихийные бедствия. Деревня переживала тяжелые времена. Пожары, набеги разбойников и болезни. Люди стали покидать долину, называя ее проклятой. А когда на деревню с неба посыпались камни, уцелевшие люди навсегда покинули это место. С тех пор это место все обходили стороной — боялись, считая его заговоренным.

— Потом появились вы. — Сказала Даша и вздохнула. — Люди, которые не побоялись проклятия старого вождя.

— Но мы об этом не знали. — Оправдывался отец.

— А усыпальница вождей, — спросил я. — Как же сокровищница?

— Вот это и привело меня к вам. — Ответила Даша. — Ханты мирные люди, — продолжала она, — и прослышав о том, что в долине поселились люди, они решили узнать, что за смельчаки отважились на такой поступок. Жребий выпал на нас, и мы с мамой и бабушкой согласились выполнить это поручение. Конечно, это не было прихотью совета вождей — в долине лежат предки хантов и это место для них было священным. А поскольку я не была заклеймена ужасной точкой и являлась православной христианкой, я вызвалась разузнать все о людях, поселившихся в Солнечной долине.

Так я стала украдкой следить за вами и вашей жизнью. Однажды я так увлеклась, что приблизилась слишком близко к вашему жилищу и здесь произошло непредвиденное. Огромный пес набросился на меня, за меня вступился Ворут, а что было дальше вы знаете сами…

После чая Даша нам поведала, что племя хантов решило снять проклятие с долины. Для этого надо было проникнуть в сокровищницу и совершить обряд у праха старого вождя. Трудность заключалась в том, что местонахождение пещеры, где размещалась она было неизвестным, так как план захоронения был утерян.

Святилище племени находилось на месте бывшего поселения хантов, но с появлением казаков племя спрятало гробницу, забросав его камнями и землей. К пещере был выкопан подземный ход, о котором знал вождь и несколько приближенных ему людей. Но каким-то образом о кладе узнали казаки, которые стали разыскивать его, перекопав всю округу. Напуганные ханты разрушили все входы в пещеру, а камень, на котором был высечен план, сбросили в реку, тем самым обезопасив святилище от разорения.

Проклятие старого вождя и страх перед гневом предков, удерживал многих охотников разыскать клад. Со временем о святилище начали забывать и только с появлением людей в долине, заговорили о кладе и его реликвиях.

Вожди долго совещались пока пришли к единому решению. Конец сомнениям положил крест, возникший на горе. Это явление ханты приняли, как знак одобрения предков. Узнав обстановку в долине, ханты решились на переговоры. Они поручили мне оповестить вас о своем решении. Для меня это было в радость, и я отправилась к вам. В лесу я провалилась в яму и вот я у вас.

* * *

Три дня мы были под впечатлением рассказа Даши. Мы были потрясены известием, которое не только проливала свет на прошлое, но и вносило большие перемены в нашу дальнейшую жизнь. В ожидании предстоящего события мы были немногословны. Мы все больше молчали, занимаясь делами по хозяйству. Иногда, обронив несколько дежурных фраз, мы уходили в себя, думая каждый о своем. Отец, как никогда раньше, был молчалив и задумчив. Было заметно, что он переживает о предстоящей встречи с хантами и он, часто поглядывая в окно, цокал языком и поглаживал свою седую бороду. Я же думал о встречи с Дашей, припоминая минувшие дни, проведенные с ней. Мне было немного стыдно перед отцом за то, что я отошел от серьезных дел и думал только о своем личном и сокровенном.

Часто оставаясь один, я вспоминал и рассуждал вслух:

— Как быстро отец вылечил Дашу. И как быстро все пролетело. Будто и не было этого времени, когда я держал ее за руку и говорил слова любви. Это было для меня блаженством. В эти минуты я забывал обо всем и был счастлив замечать, что это взаимно.

— Да! — Сожалел я. — Как быстро пролетело время. Но мы скоро встретимся и все будет у нас хорошо! — Успокаивал я себя, продолжая мечтать о встречи.

Работая во дворе с отцом, я часто посматривал на место, где мы расстались с Дашей. Там за изгородью ее ожидал запряженный волк, а на бревне сидел старый ворон. Я закрывал глаза, представляя картину нашего прощания. Я вспоминал все до мелочей; то, как прилетел ворон с весточкой для Даши, то, как быстро она собралась в дорогу и, то, как я шел рядом, придерживая ее за талию. Я помнил ее поцелуй короткий и нежный, ее глаза, руки и слова: «До встречи, любимый»!

Строгий голос отца вернул меня к реальности:

— Все мечтаешь? Может ты все-таки поможешь мне?

— Иду! — Ответил я и поспешил к отцу.

Глава 9.

За окном была уже весна. Миновал целый месяц, как мы расстались с Дашей. Но вестей от хантов все еще не было. Отец успокоился и перестал мучить себя ожиданием. Для меня же каждый день без Даши был пыткой. Отец часто меня ругал, что я впадал в уныние и опускал руки.

— Как бы там не было, не забывай, что ты мужик!

Я только молчал в ответ и по-детски шмыгал носом.

— Что с тобой? Противно смотреть. — Говорил он. — Расквасился как баба! — Упрекал он меня, стараясь побольнее задеть за живое.

Но я продолжал молчать в свое оправдание, а отец заводился еще больше и приводил мне всякие жизненные ситуации…

Потеряв терпение, он произнес:

— Все, одевайся, пошли со мной.

— Куда?

— На кудыкину гору!..

Во дворе, едва поспевая за отцом, я позвал собаку.

Она не объявилась, и я спросил:

— А где Белка?

— Гуляет! Мы теперь взрослые стали — самостоятельные! — Съязвил отец и прибавил шагу.

Мы прошли двор и остановились у сарая. На зиму он превращался в мастерскую. Здесь отец мастерил всякие приспособления для рыбалки и охоты.

У входа отец задержался и сказал:

— А знаешь, я поначалу тоже загорелся предложением хантов, а потом успокоился и занялся делом. И ты веришь, помогает!..

Отец открыл сарай, и мы вошли в мастерскую. В центре стояли новые сани, очень похожие на те, что притащил волк в день расставания с Дашей. Я вспомнил, как отец сразу оценил достоинства этого изобретения хантов. Это были таежные нарды, которые имели большое преимущество перед нашими санками. Тогда отец и взял себе это на заметку, а теперь он с гордостью демонстрировал мне свое детище.

Я подошел ближе и, рассматривая изделие, произнес:

— Вот это санки! Ну ты даешь, батя!

— Ну, во-первых, это не санки, а нарты, а во-вторых, даю не я, а наши друзья с болота — я только скопировал их изделие.

Он невольно напомнил мне о Даше и мне стало грустно и не по себе. К горлу подкатил комок, и я вышел из мастерской.

— Ты куда? — Окликнул меня отец. — Ты еще упряжь не видел!

Взяв себя в руки, я вернулся в мастерскую, а отец, заметив мое настроение, сменил тему.

— Что же ты, сынок, так убиваешься?

Он подошел ко мне и заглянул мне в лицо.

Тяжело вздохнув, он сказал:

— Я тут подумал, сынок, а давай-ка мы денек другой подождем, да пойдем сами к ним, без приглашения. А чего? Как ты думаешь?

Я украдкой посмотрел на отца.

Он расхаживал по мастерской и рассуждал:

— Может что-то случилось, может они передумали? Ты согласен со мной? — Спросил он.

Я кивнул головой, а он, закрыв сарай, свистнул собаке.

Белка не откликалась, и отец выругался:

— Вот шельма! Ну, придешь ты домой…

Ночью, когда мы уже легли спать, отец вдруг заговорил:

— Вот ты, Витя, думаешь, что я сухарь, ничего не понимаю и не чего не чувствую. Нет, сынок, ты ошибаешься. Все я понимаю и все чувствую. Я ведь, Витя, тоже любил… Я считаю так, если это любовь, то ей не страшны ни расстояния, ни разлука. Все будет хорошо, если это настоящая любовь.

— А разве бывает другая любовь? — Спросил я.

Отец промолчал так и не ответив на мой вопрос.

В печи потрескивали дрова, а тусклый свет лампады освещал лики Святых своим маленьким фитильком.

Пауза затянулась, и я спросил:

— Батя, ты что уснул?

Он ответил не сразу.

Кашлянув в кулак, он сказал:

— Душу ты мне растревожил. Какой теперь сон? Я свое вспомнил.

Отец привстал с кровати и продолжил:

— Я ведь тоже был молодым и тоже влюблялся, а иногда мне казалось, что и любил… Только не сразу я разобрался в своих чувствах.

Отец умостился удобней на постели и продолжил:

— Помню, как-то рыбачили мы с пацанами на речке у самых порогов. А река там быстрая, вода холодная. Веревка не выдержала напора течения и оборвалась. Нас и понесло прямо на камни. Мальчишки, что со мной были, оказались порасторопнее меня — с лодки попрыгали, а я в ней по порогам… Лодку разбило, а меня в реку от камня, до камня. Где головой стукнусь, где ногой. Ну, все думаю, конец тебе пришел Иван Андрианович. Тело все болит — руки не поднять, воды наглотался до рвоты, а от холода судорога ноги сводит. Чувствую, что теряю сознание, когда слышу чей-то голос. Оглянулся девчонка подплывает, маленькая такая, но шустрая. Схватила меня за одежду и к берегу. Вытащила меня и спрашивает, что, да как? А я и слова сказать не могу, от холода зуб на зуб не попадает.

Кое-как добрались мы к ней до дома. Благо, что деревня ее рядом была. А деревня-то — так одно название. Рыбаки в ней жили, да охотники, а сама она неизвестной породы, то ли татарка, то ли нанайка, то ли еще кто?.. Помню, что звали ее Раис. Вот она и повела меня к себе в землянку. А там тепло, уютно и мятой пахнет.

— Сейчас я тебя лечить буду. — Заявила она с порога. — Утром, как новенький будешь!

Раздела меня догола и уложила в постель. Потом дала какой-то настойки и ко мне под одеяло…

Отец тихонько хихикнул, а я спросил:

— Ну и что вылечила?

— До утра лечила. — Ответил отец и проглотил слюну. — Я вот думаю, Витя, откуда у женщин столько тепла? Сама, как воробей, а огня, как у жар-птицы?..

Я не ответил на его вопрос и спросил:

— Что дальше было?

— Утром за мной пришел батя, да еще два мужика из нашей деревни. Получив затрещину, я поплелся за ними.

Дома отец сделал мне большой разнос. С начало за рыбалку у порогов, потом за лодку, а потом и за ночлег в деревне у нанайцев. Он строго-настрого запретил мне ходить в ту деревню и забыть о Раис.

Но как забыть, Витя? Когда мечтаешь о ней каждую ночь. Местные девки мне были не интересны, скучно было мне с ними, вот я и ослушался запрета отца. Стал тайком бегать до Раис. Тогда для меня десять верст было не расстояние. Вырвавшись из дома, я летел к ней, вкушая сладострастную встречу. С ней мне было хорошо, и я был счастлив с этой озорной и простой девчонкой. Находясь в сладостной неге, я думал: «Вот она любовь»! Но моя любовь быстро прошла, когда отец узнал о моих похождениях в деревню. После хорошей взбучки, он пригрозил отправить меня в монастырь к монахам, и я очень быстро забыл о Раис, а местные девки больше не казались мне такими скучными дурными.

— Вот такая история про любовь. — Закончил отец.

— Постой, батя! А мама? Ты же ее любил?

— Мама? — Переспросил отец и продолжил.

— Настя — это Настя! Твоя мать, сынок, была замечательной женщиной и не любить ее было просто невозможно. Но это совсем другая история, это — история всей моей жизни.

Отец встал с постели и подошел к иконе.

Перекрестившись он продолжил:

— Были мы как-то с отцом на Иртыше в гостях у его давнего дружка Ефима и была у него дочка Марфа. Задумали наши родители поженить нас. Назначили день свадьбы и стали готовиться. И все вроде получалось хорошо, и Марфа мне нравилась, и я ей тоже, но случилось непредвиденное. У Ефима работала девушка Настя, дочь одного каторжанина, они рядом жили. Отец Насти сильно болел, и она одна тянула эту тяжелую ношу. Ефим жалел сироту и давал ей немного заработать. Она помогала ему по хозяйству, стряпала еду, стирала, а он ей за это то муки даст, то солонины, а то деньжат подкинет.

Здесь я и встретил Настю. Она работала на кухне, а я вызвался помочь ей развести огонь. Я стал готовить щепки для розжига и поранил себе руку. Кровь долго не останавливалась, и Настя пришла мне на помощь. Она перевязывала мне рану, а я украдкой посматривал на нее. Я увидел ее взгляд и, что-то оборвалось у меня в душе. Все в ней показалось мне прекрасным. И ее руки, и глаза, и голос. Что-то непонятное и незнакомое охватило меня. Голова немного закружилась, а в груди защемило сердце. С Настей мы просидели до самой ночи. Мы говорили обо всем; мы вспоминали детские годы, случаи прожитых лет, мечтали о будущем держа друг друга за руки. Это было так приятно и хорошо, что я совсем забыл, за чем я находился в этом доме.

Утром, когда мы уехали домой, я вспоминал встречу с Настей. Отец был недоволен моим поведением и всю дорогу учил меня уму разуму. Но я не слушал его и думал о своем…

Дома, когда отец объявил матери о моей помолвке, я ушел из дома и долго бродил за околицей. Мной овладело чувство, которого я не испытывал раньше. Чувство сладостной тоски и счастливых воспоминаний преследовали меня. Настя снилась мне по ночам и виделась наяву. Я понимал, что влюбился и, вспоминая о ней, все во мне переворачивалось и трепетало. Кровь ударяла мне в голову, а сердце выскакивало из груди. Ни разу я не усомнился в своих чувствах к Насти, и ни разу я не предал своей любви к ней.

Когда отец отправил меня к Ефиму с подарками для невесты — я ехал к Насте. Для себя я уже все решил и всю дорогу молил Бога, чтобы она согласилась стать моей женой. Бог услышал меня, и Настя согласилась. Она тоже полюбила меня и была счастлива моему предложению. Мысль о том, что меня любят придавала мне силы и уверенности. Вернувшись домой, я рассказал отцу о своем решении жениться на Насте. От этого заявления он пришел в ярость и стал громко ругаться. Он оскорблял меня и кидался на меня с кулаками, но я не дрогнул. Обезумевший от злости, он выгнал меня из дома…

Отец подошел к окну и сказал:

— Уже светает…

Я напомнил ему о рассказе и спросил:

— А, что дальше было?

— А, что дальше? Дальше начались наши скитания по деревням в поисках жилья. Рядом с Ефимом жить было нельзя — сам понимаешь, вот мы и двинулись вниз по Иртышу.

— А, что дед Андриан? — Спросил я. — А, что он? Со временем отошел и простил нас. А когда родился ты, он нас нашел и забрал к себе в Самохвалово.

Отец походил по комнате, а потом лег в кровать и сказал:

— А ты прав, сынок,

— Ты, о чем, батя?

— Да, о любви я, о любви…

— Ну и что?

— А то, что любовь только настоящей бывает!

Услышав, что отец громко зевнул, я поспешил спросить:

— Батя, а где ты так научился красиво рассказывать?

— Нигде я не учился. Как чувствую — так и говорю! Уже светло, Витя. Давай немножко поспим.

— Давай! — Согласился я, укладываясь поудобней.

Я уже стал засыпать, когда в окошко кто-то постучал.

Стук повторился и я, соскочив с лавки, сказал отцу:

— Батя, кто-то стучит!

— А я думал, что мне почудилось. — Ответил отец и сладко потянувшись, привстав с кровати.

— Пошли посмотрим, что за гости в такую рань?

Накинув шубы, мы вышли на крыльцо. На ветке березы сидел ворон, а на его черной шее красовались рябиновые бусы.

— Привет, Лунк! — Крикнул я птице, а отец добавил:

— Слава Богу! Дождались!..

Глава 10.

Сегодня замечательная солнечная погода. Мы быстро передвигаемся к месту встречи, так как идем налегке, взяв с собой только провизию. Отец следовал впереди и что-то рассуждал себе под нос.

— Батя, ты чего там бурчишь?

— Вот идем, куда, зачем?

— Ты чего паникуешь, батя? Вон Лунк сидит. Видишь?

— Да вижу я его, вижу!

— Что за настрой у тебя такой? — Спросил я отца.

— Я вот думаю, Витя. Почему мы к ним, а не они к нам?

— Мы же так договорились?

— Договорились? — Передразнил меня отец. — Кто договаривался? И я дурак доверился девчонке. — Ругался он.

— Ну хватит тебе, батя. Все будет хорошо!

Отец опять выругался и махнув рукой, ускорил шаг.

Первую остановку мы сделали у мельницы.

Когда мы подходили к реке, то ворон уже поджидал нас и, сидя на ее колесе, зазывал нас своими громкими криками.

— Ну чего горланишь-то? Вижу я тебя. Вижу! — Сказал отец птице и обратился ко мне:

— Ты на меня не обижайся, Витя, но все это как-то странно.

— А я думаю, что все будет хорошо.

— Для кого хорошо? — Вредничал отец.

— Да, что с тобой случилось, батя? Ты чего завелся?

Ворон перелетел на крышу мельницы и произнес целую руладу звуков похожую на человеческую речь.

— Чего ты сказал? — Спросил его отец. — Ты по-русски говори! А?..

— Батя, а он и вправду говорит, только на языке хантов.

— А ты понимаешь язык хантов?

— А, что здесь понимать? «Кар рачупа кар рачу!» — Повторил я слова ворона и тут же перевел его речь. «Кар рачупа — кар рачу — куда хочу туда лечу!».

Отец покачал головой, и мы рассмеялись. Через минуту ворон напомнил нам о себе и громко прокричал по вороньи.

— Ну хватит каркать — веди дальше! — Крикнул ему отец.

Но тот не спешил и семенил своими лапами по ветхой крыше мельницы, сбрасывая снег по ее скосу. Тут я вспомнил, что по осени, когда я осматривал мельницу, в стене видел какой-то штырь похожий на рычаг. Тогда я так и не добрался до него и сейчас я рассказал об этом отцу. Его это не заинтересовало, и он равнодушно спросил:

— Ну и что?

— Пойдем посмотрим. — Предложил я.

— А давай потом. Мы, Витя, вроде как по делу идем…

Ворон, прослушав наш разговор до конца, перелетел на колесо мельницы и, глядя в сторону леса, громко каркнул.

— Ну хватит, Лунк, веди дальше. — Попросил я птицу.

— Оставь его в покое. — Сказал отец и дернул меня за рукав.

— Смотри туда, вон там, за холмом — видишь?

— Вижу! — Ответил я, всматриваясь в даль.

В километре от нас вдоль реки двигалась собачья упряжка.

Она приближалась к нам, и отец сказал:

— Чего ноги бить, когда за нами едут. Хорошая птичка умная. — Похвалил он ворона, а тот смутился и отвернулся к лесу.

Мы ехали молча по снежной дороге, проложенной каюром. Пять крепких лаек тащили нарты по глубокому снегу, а угрюмый ханты то и дело соскакивал с саней и помогал собакам на подъеме. Он был не разговорчивым и всю дорогу что-то бормотал себе под нос. На наши вопросы он отвечал молчаливой улыбкой.

Когда мы въехали в лес, я заметил, что ворон куда-то исчез. Всю дорогу он сопровождал нас, перелетая с дерева на дерево.

А здесь он пропал, и я спросил каюра:

— Долго еще ехать?

— Однако много — долго. Чуть — чуть. — Не понятно ответил он и мы, переглянувшись, улыбнулись.

Когда совсем стемнело нарты резко остановились. Собаки, потеряв строй, сбились в кучу и поскуливая, прижимались к саням.

— Однако приехали! — Сказал каюр и указал нам направление дальнейшего следования.

— Вам туда. — Сказал он, указывая вглубь леса.

Там за стволами деревьев горел костер.

Собрав свои пожитки, мы отправились на огонек. У костра сидели две женщины, рядом лежал волк, а на ветке березы восседал ворон, который первый поприветствовал нас. В одной из них я узнал Дашу. На ней был большой тулуп и смешная мужская шапка. Я бросил мешок и кинулся к ней. Но дорогу мне преградил волк.

Он угрожающе оскалил клыки, а Даша его окликнула:

— Ворут, это свои!

Она подошла к нам и представила свою мать. После недолгого знакомства мы пошли по тропе к месту встречи. Отец и Ясмин (так звали Дашину маму), шли впереди, следом за ними — мы с Дашей, а замыкал наше шествие волк, который то и дело останавливался и озирался по сторонам. Я был счастлив и развлекал Дашу своими рассказами. Частенько говоря ей слова любви, я будто случайно касался губами ее лица. Она сдерживала мои порывы и, прижимая к моим губам свой палец, тихо прошептала:

— Я тоже тебя люблю.

Я целовал ее пальцы и обнимал за талию.

Даша смущалась и, слегка отстранив меня, попросила:

— Давай не сейчас…

Я послушал ее совета и, оставшиеся расстояние, мы прошли молча, держа друг друга за руки. Мрачная картина с жалкой растительностью окружала нас. Низкие кустарники и чахлые деревья попадались нам на пути. На застывших кочках болота, кое-где шелестели засохшие листья камыша, а в не замерзших лужах, шумно выходил болотный газ. Зато небо здесь казалось большим и высоким. Оно освещало болото с высоты и украшало скудный ландшафт местности. Мы быстро продвигались к назначенному месту и вскоре впереди появились огни костра.

— Мы пришли? — Спросил я Дашу, и она ответила:

— Да, это наш остров…

На небольшом островке посередине болота размещалось три жалких строения. Маленькая покосившаяся изба, похожая на охотничью заимку и два шалаша, построенные хантами.

На твердой земле отец спросил Ясмин:

— Давно здесь живете?

Женщина не ответила, а пригласила нас в дом. Мы сняли шапки и вошли в избу. Увидев в углу икону Спасителя, мы перекрестились и присели на лавку, рассматривая жилище. Комната была небольшой. Один ее угол был отгорожен плотной льняной занавеской, а в другом стояла большая бочка, над которой висела полка с кухонной утварью. Посередине стоял не струганный стол, а у дверей на оленьих рогах, закрепленных к стене, сидел ворон. На его черной шее красовались рябиновые бусы.

— Привет, Лунк! И ты здесь. — Поприветствовал я птицу, но тут же осекся, находя свою выходку неуместной.

Отцу это тоже не понравилось, и он неодобрительно покачал головой. Обстановку разрядила Даша.

Она подошла к ворону и спросила его:

— Ты что с бусами летал?

На что тот открыл клюв и повертел головой из стороны в сторону, выпячивая свою грудь напоказ.

— Красавец! — Произнесла Даша и потянула к нему руки.

Сняв с него бусы, она сказала:

— Поносил и хватит.

Ворон что-то буркнул и, обиженный отвернулся к стене.

— Это тебе на память. — Сказала Даша и отдала мне бусы.

Я задержал ее руку, а она, смутившись, опустила глаза. Освободившись, она подошла к небольшой печке и зажгла лучину. Свет осветил маленькое помещение, и я увидел лицо Ясмин. Эта была та женщина, которую я видел во сне. Я взглянул на отца и он, понимая мой намек, одобрительно кивнул мне в ответ.

Даша раздвинула занавеску, и мы увидели часть комнаты, предназначенной для сна. Небольшой топчан и двухъярусная кровать стояли углом, а подвешенная к потолку лампадка, освещала маленькую икону Бога, закрепленную в углу комнаты.

— А где бабушка? — Спросила Даша у Ясмин, и та ответила:

— Она сейчас придет.

— Давай накрывай на стол, я схожу в шалаш.

Даша предложила нам раздеться и присесть за стол. Мы последовали ее совету, но вскоре встали, чтобы выразить свое почтение вошедшей женщине. Это была щуплая и сгорбленная старуха, одетая в какой-то меховой балахон. Скинув с себя доху, она поздоровалась, и мы увидели ее морщинистое лицо. Два седых локона свисавшие со лба, прикрывали большую темную точку.

Она подошла к отцу и сказала:

— А я тебя помню!..

Старуха присела на лавку и продолжила:

— Ты в болоте утоп, а мы тебя вытащили.

Я украдкой посмотрел на отца и заметил, как он нервно поглаживал свою седую бороду.

— Постарел ты, добрый молодец! Вон, какая бородища у тебя! — Сказала старушка и подсела ближе.

Она рассматривала отца, а дверь избы вдруг отворилась, и в комнату вошла Ясмин с горячим котелком в руках.

— Ты здесь? — Сказала она и представила нам старушку.

— Это моя мать Алсу — бабушка Даши.

Ясмин с Дашей накрыли на стол, и мы принялись ужинать. За столом разговор как-то не клеился и Алсу предложила выпить за знакомство. Отец приятно удивился и одобрил предложение хозяйки. Ясмин принесла настойку и разговор вскоре наладился.

— А, что вождь? Говорить-то будем? — Спросил отец.

— Он издалека приехал. — Ответила Алсу. — Отдохнет и поговорим. А ты не спеши, милок. Расскажи, как живется? Это сынок твой?

Захмелевший отец стал рассказывать о нашей жизни в долине, а я заигрывал с Дашей. Украдкой я посылал ей воздушные поцелуи и жестами предлагал покинуть дом. Она меня не понимала и только, пожимая плечами, улыбалась мне в ответ. Увлекшись своим занятием, я совсем послушал рассказ отца. И только тогда, когда он больно толкнул меня в бок, я дернулся и обиженно спросил:

— Ты чего, батя?

— Нож дедовский у тебя? — Повторил он вопрос.

— У меня, а что?

Я отдал нож отцу, а он передал его Алсу.

Руки старухи вдруг задрожали, и она позвала дочку:

— Смотри, Ясмин, это он… Рукоятка из бивня моржа, большой алмаз и руны, выбитые на лезвии твоим прадедом.

Я смотрел на встревоженные лица женщин и понимал, что пропустил, что-то очень важное в разговоре. Какое-то время они разговаривали на своем языке, и мы с отцом пожимая плечами, поглядывали друг на друга.

Потом Ясмин извинилась, а старуха сказала:

— Это нож моего отца. Он сделал его в подарок нашему вождю Фибулу. Но подарить не успел — казаки убили вождя и его самого.

Старушка прижала нож к своей груди и проговорила:

— Я была еще девчонкой, когда казаки, по велению своего атамана Федота, устроили резню в нашей деревне. Они убивали всех без разбора, — продолжала она. — И племя спасаясь, бросилось в рассыпную. Кто убежал в тайгу, кто на болото, а кто-то укрылся в ущелье Крестовой горы. Моя семья тоже вырвалась из оцепления, но у реки, когда мы готовились к переправе, нас догнал казак. Он с размаху ударил отца шашкой, сразив его наповал. Я кинулась к отцу, а казак навалился на мать и стал рвать одежду, пытаясь ее изнасиловать. На поясе у отца я нашла нож. Тот самый подарочный клинок, приготовленный для вождя. Я схватила нож и со всей силы ударила в спину насильника. Он упал замертво, а мы испугались и поспешили уйти. Нож отца так и остался в спине у казака, которого мы сбросили в реку. Переправившись через реку, мы ушли в лес.

Здесь старушка замолчала и посмотрела на нож. Губы ее что-то шептали, а на глазах навернулись слезы.

— Позволь мне побыть с ним наедине. — Обратилась она к отцу, и он согласился.

Алсу встала из-за стола и ушла в другую часть комнаты, задернув за собой плотную занавеску. Наступила пауза и все как-то приуныли.

Отец что-то шептал себе под нос, поглядывая на икону. Даша ковыряла дрова в печи, а Ясмин, что-то рисовала пальцем на обеденном столе. Время от времени она поглядывала на меня, а я, не выдерживая ее взгляда, смотрел по сторонам. За ее спиной, на стене, я увидел саблю. Она висела на гвозде в красивых ножнах, и я подумал:

— Откуда она у них?

— Это сабля деда Семена. — Ответила Ясмин.

От такой неожиданности я открыл рот и с удивлением посмотрел на нее. Она читала мои мысли, догадался я.

— Это сабля деда Семена, — повторила она, — это его оружие. Он раньше здесь жил еще до нашего появления на острове.

Мы с отцом переглянулись, и он спросил:

— А давно вы здесь живете? Давно. Очень давно. — Ответила Ясмин. — Я с рождения, а мать и того больше. Дед Семен приютил мою мать и бабушку, когда они убежали от казаков. А он уже жил здесь на болоте, когда стал отшельником. Сам-то он из казаков — соратник Ермака. Раненый он попал к хантам в долину. Здесь он и жил, здесь и к Богу пришел. Потом стал учеником Лазаря, а после раскола церкви, когда в слободе началась буза, он ушел в тайгу, не смирившись с новыми порядками. После долгих скитаний по лесу, место нашел себе здесь на болоте, подальше от людей. Эту историю Алсу знает лучше меня. Они жили вместе ни один год. А я что? Что мать рассказывала, то и говорю. В этот момент появилась Алсу. Она подошла к столу и положила нож. Он был зачехлен в кожаные ножны, украшенные разноцветными камнями.

— Так он выглядел сто лет назад! — Сказала она и добавила. — Бери его, сынок, и знай, что отныне никакой зверь тебе не страшен. Он защитит тебя в нужную минуту.

Старушка взяла нож со стола и подошла ко мне. Я посмотрел на отца, а он одобрительно кивнул головой.

— Береги его, и он будет тебе верным помощником и другом. — Сказала она и отдала мне нож.

Я принял подарок и прицепил его себе на пояс.

Разговор о деде Семене продолжила Алсу. Старушка присела за стол и начала свой рассказ.

— Ну какой он тебе дед Семен? — Упрекнула она Ясмин. — Это он в слободе был дедом, а здесь — он старец Симеон.

Старушка села поудобнее и продолжила:

— Когда мы с матерью убежали от казаков, то долго бродили по лесу, в надежде встретить своих соплеменников. Но мама заболела, и поиски прекратились. Мы остановились в лесу и соорудили шалаш из еловых веток. Но прожили мы здесь недолго. Нас нашел старик — отшельник. Замерших и простуженных, он привел нас к себе в жилище на болоте. Нам троим было тесно в его маленьком доме. К тому же Симеон был глубоко верующим человеком. Он часто молился, читал книги и сам писал летопись. Поэтому мы с матерью решили достроить его избушку и поставили печь. Чтобы не мешать старцу в работе, рядом мы соорудили шалаш, пригодный для жилья, где и стали проживать с матерью. Так мы прожили долго.

Жили дружно, одной семьей. По вечерам он рассказывал нам о великих людях своей религии, рассказывал о подвиге Лазаря и святом старце Луке, который зажег крест на вершине утеса. Он говорил о реликвиях и книгах старообрядцев, спрятанных у вождя хантов. Мы слушали и понимали, почему вождь Фибул, так восхищался Лазарем. Симеон был его учеником и следовал его учениям. Он дописывал летопись, начатую своим учителем.

Старушка вдруг прервала свой рассказ и встала из-за стола. Прихрамывая, она подошла к бочке, стоящей в углу и позвала Ясмин. Из нее они достали большой сверток и когда они его развернули, то мы увидели резной ларь из черного дерева.

— Здесь вещи старца Симеона. Здесь его книги и летописи, которые он завещал монахам омского монастыря. — Сказала Алсу, а Даша быстро добавила. — А это его икона, теперь она моя. А там ниже на полке его библия, которую он читал.

— Было время и я почитывала эту книгу. — Призналась Алсу, присаживаясь на лавку.

— А вы можете читать? — Удивленно спросил я.

— Симеон меня научил и глаголице, и кириллице. Удивительный был человек. Бывало попрошу его рассказать сказку, а он мне притчу Иисуса Христа рассказывает. Не все мне было понятно тогда, а Симеон все объяснит и расскажет.

— Это Писание надо самой прочесть, — поговаривал он. — Тогда все поймешь и осознаешь…

Вот я помаленьку и училась. Буква за буквой, слово за словом. Благо учитель был хороший. Теперь вот Дарью обучаю, только, видно, я учитель никудышный, тяжело ей дается грамота.

— Ну я же читаю немножко. — Возразила Даша.

— Читать — читаешь, да не понимаешь, что читаешь…

Даша по-детски насупила губы и опустила голову.

Я ухмыльнулся и подумал:

— Вот тебе и болото, вот тебе и глухомань?

А тем временем старушка продолжала свой рассказ:

— Как-то в лесу мы встретили охотников. Это были наши соплеменники. Тогда я уже подросла и была красивой девкой. Пригласили они нас к себе в гости. Мы согласились, а вечером все рассказали старцу Симеону. Он одобрил наше решение и благословил в дорогу.

У озера, где жили ханты, нас встретили хорошо и мы, прогостив у них неделю, остались еще на месяц. Там я и приглянулась одному парню — сыну охотника. Родители наши, как водилось, переговорили и нас, недолго думая, поженили. Тогда о любви не спрашивал. Нам сделали шалаш и стали мы жить в племени у озера. Но вскоре мать затосковала о старце и вернулась на болото. А спустя год мы с мужем поехали проведать стариков. Встретил нас Симеон и сообщил, что мать моя умерла. Погоревали мы, поплакали и стали собираться в обратный путь. А у меня схватки начались, тяжелая я тогда была. Так я и родила Ясмин, у старца на болоте. А осень тогда холодная стояла, Симеон и предложил пожить у него до весны. Мол, куда малютку тащить по морозу? Мы и согласились. Старец пустил нас в избу, а сам ушел в шалаш. Приходил только помолиться, да на Ясмин посмотреть. Спешил он книгу свою дописать, боялся, что умрет — не успеет.

Зимой случилась беда. Пошел как-то мой муж на охоту, да наткнулся на медведя — шатуна, он и задрал его до смерти. Вот так я и осталась одна с ребенком, да больным старцем. Времена наступили трудные. Было и голодно, и холодно. Очень уж убивался Симеон, что не в силах был помочь мне. Стыдно ему было за свою немощность, не выдержал старец и умер. Перед смертью попросил он выполнить его пожелания и волю вождя Фибула. Симеон хотел, чтобы все православные ценности, переданные вождю хантов на хранение, были переданы в омский монастырь. Я пообещала, но дело оказалось нелегким.

Чтобы забрать церковные реликвии с усыпальницы, надо было снять проклятия Фибула, а для этого нужно было получить согласия совета вождей. Я обратилась к своим соплеменникам за помощью и мне помогли. Многие из вождей поддержали меня и были верны своим обычаям. Но этого оказалось мало. Надо было еще найти шамана, который смог бы провести обряд у праха Фибула. Здесь дело остановилось надолго. И только спустя много лет, нашелся такой человек, который не побоялся проклятия и готов был совершить обряд.

Но и на этот раз оказалось препятствие. Расположение святилища было неизвестно. Ключом к нему являлась плита, на которой был высечен план и схема его расположения. А плиту — камень тот, ханты утопили в реке, при разгуле атамана Федота. В страхе от разорения и надругательства над святынями, ханты уничтожили все концы.

Старушка вздохнула и сказала:

— Вот такая грустная история о старце Симеоне.

Потом она заправила свои седые волосы под платок, и мы увидели на ее лбу большую темную точку.

Мы ждали продолжения, но она молчала, и я спросил:

— И что же теперь делать?

— А как же завещание старца? — Спросил отец.

— Вот для этого мы и собрались здесь, чтобы вместе закончить эту историю. — Ответила Алсу и продолжила:

— А Симеон на меня не в обиде. Он все знает. Я ему все рассказала и о решении хантов, и о шамане, и о сокровищнице, и о вас тоже.

— Это как же? — Удивился я. — Он же умер!

— Умер. — Согласилась Алсу. — Давно умер. Я сама его похоронила здесь на болоте, как он и просил. Только тело его оказалось нетленным. Могилка его была неглубокой и быстро утонула в болоте, вот он и всплывает теперь время от времени, то в одном месте, то в другом. Лежит под водицей и будто спит. А крест свой в руке держит, будто потерять боится. Я с ним частенько разговариваю…

Я посмотрел на отца, он молчал и смотрел в пол.

— Он тебе не верит, мама. — Вдруг произнесла Ясмин, прочитав мою скрытую усмешку. — Не верит, что такое бывает.

Я стал оправдаться перед женщинами, но вспомнив о способностях Ясмин, сдался.

После небольшой паузы Алсу сказала:

— Ну, что ж, пошли покажу…

Мы переглянулись с отцом, но заметив, что старушка стала натягивать на себя тулуп, оделись тоже.

Собрались все и даже ворон засуетился на своем месте.

— А ты куда собрался? — Спросила у него Даша.

— Сиди дома. Мы сейчас придем.

Но ворон не послушал хозяйку и первым вылетел из дома.

Мы шли молча, выстроившись друг за другом. Первой была Ясмин, она с факелом в руке, освещала нам дорогу. Следом за ней, опираясь на длинную палку, шла Алсу. Мы же с Дашей замыкали шествие, следуя за отцом. Даша была серьезной и неразговорчивой. На мои шутки она отвечала холодным взглядом и грозила мне пальцем.

Когда мы прошли шалаш и остановились у небольшой осины, на которой сидел ворон, Алсу сказала:

— Ясмин, а ну-ка посвети здесь.

Старушка опустилась на колени и стала разгребать снег.

Вскоре она позвала нас и сказала:

— А вот и наш старец. Вот наш Симеон!..

Мы подошли к Алсу и склонились над местом, на которое указывала она. Там подо льдом я увидел лицо человека. Оно было бледным с глубокими морщинами на лбу. Длинные седые волосы переплетались с бородой. Они плавали в воде, показывая направление течения. Присмотревшись, я увидел его худощавую руку, сжимающую крест.

Вдруг крест громко стукнул по ледяному окошку, а за моей спиной раздался голос Алсу. Положив руку мне на плечо, она сказала:

— Симеон, посмотри кого я тебе привела? Это те самые смельчаки из Солнечной долины…

Я посмотрел на старца и заметил, что он открыл глаза и в его зрачках отразился голубой свет луны. Я вздрогнул от неожиданности и присмотрелся к лицу Симеона. Его глаза были плотно прикрыты и только локоны волос, изредка проплывая по его лицу, поблескивали своей сединой. Вдруг изображение задергалось и лик старца исчез. Ледяное окошко потемнело, и я посмотрел на Алсу.

Когда я оглянулся на женщин, то понял, что всему причиной была Ясин, которая вставая с колен, приподняла факел над головой.

— Нас зовут. — Сказала она.

Мы заметили, что к нам приближается человек, который уже на ходу произнес: «Вождь ждет вас!»…

Глава 11.

Мы сидели вокруг костра, горевшего в центре шалаша. Жилище было гораздо больше, чем казалось снаружи. Стены и пол шалаша были отделаны шкурами животных. На полу лежали какие-то тюфяки и подушки, служившие, как видно, постелью для сна. На стене на крючках висели кухонные принадлежности. Лавок не было и сидеть приходилось на корточках или, как придется. С непривычки ноги у меня затекали, и я крутился, то и дело меняя их расположение.

Напротив меня сидел старый вождь. Он был одет в шубу из оленьей шкуры и меховые унты. На его груди, на кожаной веревке у него висел золотой амулет, в центре которого располагался большой перламутровый камень. Его седые волосы на лбу придерживала широкая вышитая гладью тесьма, закрепленная на затылке. Через щелки его глаз чуть видны были его зрачки, которые поблескивали при свете костра. Седой вождь с поморщенным лицом не казался мне таким дремучим стариком. Выглядел он довольно бодро и при разговоре, он часто жестикулировал руками, придавая своему рассказу нужную окраску. Он много говорил об истории проживания племени в Солнечной долине. Говорил о значении этого места в жизни хантов. О священных захоронениях и конечно о сокровищнице племени.

Рассказ вождя мне быстро наскучил, так как многое из того, о чем рассказывал он, мне уже было знакомо. К тому же я понимал, что это была вводная часть к нашему большому разговору. Я зевнул в ладошку и стал заигрывать с Дашей, которая сидела рядом. Я, как мальчишка, дергал за бахрому ее телогрейки, трогал ее руку, пересчитывая пальчики и сжимал ее ладонь, передавая свое нетерпение. Даша вела себя сдержанно и серьезно. На мои выходки она отвечала улыбкой и пыталась вырвать свою руку из моей. Прижав к губам свой указательный палец, она призывала меня к сдержанности и терпению.

За этим баловством, в разговоре старших я что-то пропустил главное, и не сразу услышал вопрос Ясмин.

— Виктор, ты хорошо в лесу ориентируешься? — Спросила она и тут же задала следующий вопрос:

— А стрелять ты умеешь?

За меня ответил отец.

— К таежной жизни он не готов, а стреляет он хорошо. Только охотник из него никудышный…

— Это почему? — Спросила Ясмин.

— Не хочет убивать животных. Боится стать убийцей.

— Знакомая история. У нас Дарья такая же.

Я промолчал и подумал:

— Почему мне задают такие вопросы?

— Что я пропустил в этом разговоре?

Я стал прислушиваться, чтобы поймать тему, но вождь хантов вдруг обратился ко мне и сказал:

— Ты не прав, Виктор! Охотник не убийца. Убивая зверя, он добывает пищу для своей семьи и своих детей. И делает это он не ради забавы, а ради того, чтобы выжить и дать жизнь другим. Охотник идет в тайгу добывать, а не убивать. Добыть и быть убийцей — это разные вещи. Природа дала нам все для существования на этой земле и пользоваться этим надо разумно и умело, без злобы и жестокости. Ты, Виктор, слишком молод, чтобы осуждать охотников.

— Сам-то, небось рябчиков кушаешь? — Спросил вождь и улыбнулся мне своими желтыми зубами.

Было видно, что мое представление об охоте не понравилось вождю и он что-то сказал Ясмин на своем языке.

Потом он поговорил с Алсу и наконец обратился к нам:

— Пусть молодежь погуляет, пока мы здесь все обсудим.

Возражать никто не стал, и мы покинули шалаш.

Полная луна ярко освещала маленький остров. Мрачный пейзаж болота не мог испортить моего настроения и я, оставшись наедине с Дашей, просто сиял от счастья.

Даша тоже была веселой и, взяв меня под руку, сказала:

— Пойдем, пройдемся, я тебе свое место покажу.

— С тобой хоть на край света! — Сказал я и прижал ее к себе, чтобы поцеловать.

Получилось это у меня очень неумело. Я долго пристраивался к губам Даши и мне постоянно что-то мешало. То это был мой нос, то шапка, которая без конца сползала на лоб, то меховой воротник тулупа. Скинув шапку на землю, я повторил попытку и сильно прижался к ней губами. Даша вздрогнула и, отстранившись от меня, нежно прикоснулась рукой к моему лицу. Ее пальцы коснулись моего лба, носа и наконец губ. Приподнявшись на носочки и поравнявшись со мной, она продела тоже самое губами. И когда наши губы сомкнулись в поцелуе, я понял все блаженство этой ласки. Я слышал, как стучит ее сердце и, как мое вырывалось из груди. Поцелуй закончился так же, как и начался. Ее губы разжались и коснулись уголка моего рта, потом щеки и остановились у меня на шее. Даша вся обмякла и ее руки упали мне на плечи.

Опустив голову, она сказала:

— Я бесстыжая — плохая?

— Ты самая лучшая, я тебя люблю! — Ответил я и прижал ее к себе.

Она подняла голову и произнесла:

— Я тоже тебя люблю!

Большой диск луны хорошо освещал округу, и мы не спеша прогуливались по тайным местам острова. Теперь проходя между небольших кустарников и ветхих осин, этот маленький остров на болоте уже не казался мне таким убогим, как в начале. Кроме кустарников и мелких деревьев, попадались невысокие елочки и даже березы. Обходя куст бузины, мы вышли к месту, где совсем недавно были все вместе. Это было то самое место, где подо льдом я увидел старца Симеона. На снегу еще оставались наши следы и ледяное окошко, сделанное Алсу.

Я опустился на колени и заглянул в него. Подо льдом никого не было и я, протерев поверхность варежкой, посмотрел в него снова.

— А его уже нет. Он только с бабушкой разговаривает.

— Разговаривает?.. Удивился я.

— Да, они как-то понимают друг друга. — Ответила Даша. — Симеон хороший. Он нас оберегает и всегда предупреждает об опасности. Вот помнишь два года назад ураган был?

— Конечно, помню. — Ответил я и добавил:

— Натворил он тогда бед. У нас сарай развалил, дрова по всей округе разбросал, но до наводнения дело не дошло.

— А у нас была беда. — Рассказывала Даша. — Ветер сломал единственную сосну, кусты повыдергивал с корнями, а шалаши носил по воздуху как пушинки. Но самое страшное, что наш остров ушел под воду и только крыша избы напоминала, что здесь жили люди.

Где-то за неделю до этого, бабушка вошла в избу и сказала, что идет большая беда и, что надо уходить в лес. Это прозвучало настолько убедительно, что мы с мамой без вопросов последовали ее указанию. Лишь потом, когда мы были в безопасном месте, она рассказала, что Симеон предупредил ее об опасности. Мы не спорили и не упрекали бабушку, когда целую неделю прожили в лесу в землянке, сделанной нами давно, на всякий случай.

Прошла неделя и началась вторая, как мы покинули свое жилище на болоте. Я усомнилась в правильности нашего поступка, как тут же лес загудел и страшный ураган обрушился на землю. Сильный ливень заливал наш остров, и мы с ужасом наблюдали, как стихия разрушает наше жилище. Когда ураган утих и прекратился дождь, мы заметили, что острова не стало, а на его месте образовалось большое круглое озеро. Мы стали задумываться о новом пристанище и только бабушка Алсу все ходила на берег водоема и о чем-то разговаривала с ним…

Ее всегда сопровождали Ворут и старый Лунк. Волк сидел рядом, а ворон облетал болото, в надежде найти землю. Но вот однажды, когда мы с мамой благоустраивали новое жилье, пришла бабушка и сказала, что завтра возвращаемся домой на болото. Мы только переглянулись и пожалели старушку, подумав, что Алсу тронулась умом от горя. Но она стояла на своем и утверждала, что так повелел Симеон.

— Ты не поверишь, Витя, — продолжала Даша, — когда мы пришли к болоту, то увидели, что вода куда-то ушла, а остров стоял, как новенький, весь свежий и зеленый, и только сломанная сосна напоминала о прошедшем урагане.

Я улыбнулся и спросил:

— А причем тут Симеон?

— Как при чем? Он же предупредил нас об опасности!

— А воду с болота, тоже он?.. Он ее выпил или как? — Цинично пошутил я, а Даша обиделась.

Она насупила губы и чуть слышно сказала:

— Ты мне не веришь? Тогда спроси у мамы или у бабушки…

Спустя минуту я уже пожалел, что так нехорошо обошелся с Дашей. Она долго не могла отойти от обиды и между нами пробежал легкий холодок. Я пытался оправдаться и успокоить ее, а она стояла в стороне и только шмыгала носом чуть не плача.

— Ну, хватит дуться. Я же пошутил. — Успокаивал я.

— Я не знаю, как тебе это доказать.

— А ничего доказывать не надо. Я и так тебе верю.

По небу белой полоской чиркнула звезда и Даша сказала:

— Вот мы с тобой сейчас спорим, а дед Семен все слышит!

Она, по-детски подбоченившись, продолжила:

— Пусть он нас и рассудит…

Она отстранилась от меня и крикнула в темноту:

— Симеон! Покажись! Ты же все знаешь! Он мне не верит…

Она опустилась к ледяному окошку и позвала меня. В нем было пусто и только мы с Дашей отражались в нем при свете луны.

— Я все равно тебе верю. — Успокаивал я Дашу и стал протирать ледяное покрытие.

— Вот он! Вот! — Вскрикнула Даша. — Я же говорила!..

Я убрал свою ладонь и увидел бледное лицо старца. Оно было так близко, что я заметил, как его нос касался ледяного стекла. Он строго посмотрел на меня и через минуту его образ стал смещаться в сторону по течению. Плотно прикрыв веки, он стал медленно погружаться в глубину. На прощание его рука коснулась окошка и, стукнув крестом об лед, ушла под воду. Я вскочил на ноги и отскочил назад.

Сердце мое выскакивало из груди, дыхание участилось, а в голове закрутились вселенские картинки.

Заметив мой испуг, Даша поспешила сказать:

— Ты его не бойся, Витя, он добрый и хороший.

Пораженный увиденным я стоял молча и не мог проронить ни слова. В глазах еще стоял образ Симеона, а в голове прозвучал звон соприкосновения креста со льдом.

— Ну все, дорогой. — Успокаивала меня Даша. — Пошли, я покажу тебе свое место, оно недалеко.

Она взяла меня под руку и повела по тропинке.

Через пару шагов я пришел в себя и стал оправдываться:

— Я впервые такое вижу!

— Да я, если честно, и сама испугалась. — Призналась Даша, явно подыгрывая мне.

Она прижалась ко мне, и мы продолжили путь к ее сокровенному месту на этом небольшом острове.

Уже через десять шагов мы остановились, и она сказала:

— А вот и оно!

Она указала место над сломанным деревом, и мы направились к нему. Площадка перед ним была аккуратно прибрана. Здесь не было ни кустов, ни кочек, а обрубок дерева был накрыт белым полотном, прикрывая большое дупло.

Когда Даша сняла занавеску я увидел, что оно было украшено резным обналичником, а внутри его, находилось изображение человека. Его лицо освещалось откуда-то из глубины дупла и было видно, что это был лик какого-то Святого.

— Ну, как? Тебе нравится? — Спросила Даша.

Я посмотрел на нее и, не подобрав нужных слов для ответа, поцеловал ее в щеку.

Они показались мне холодными, и я спросил:

— Ты замерзла?

— Ну, Витя! Тебе нравится или нет?

— Это прекрасно! Ты прелесть, Дашенька! Ты необыкновенная девушка. Мне все очень, очень нравится!

— Правда? — Обрадовалась Даша.

Она подпрыгнула на месте и поцеловала меня в губы.

Ее холодный нос коснулся моего лица, и я сказал:

— Ты замерзла — у тебя нос холодный…

— Мне не холодно. Мне хорошо и тепло!

Я обнял ее и, указывая на лик Святого, спросил:

— Это кто?

Даша подошла к дуплу и сказала:

— Это мой Бог.

— Здесь я молюсь, каюсь и прошу счастья. Я сама Его вырезала и раскрасила. — Призналась Даша.

— А почему здесь? — Спросил я.

— Почему не в избе, у тебя же икона есть?

— Да, есть! — Поспешила ответить она. — Хорошая икона — намоленная. Я там тоже молюсь. Только здесь я, как в храме. Природа — это же храм Божий…

Я смотрел на Дашу и удивлялся ее способностью быть хорошей во всем, а она продолжила:

— Здесь я ближе к Богу — понимаешь?

Я посмотрел на нее с умилением и произнес:

— Ты просто чудо! Таких, как ты не бывает.

— А я почему-то была уверенна, что тебе понравится. — Заключила она и спросила:

— А у тебя такое бывает, Витя? Вот посмотришь на небо и замечаешь на нем Бога?

Я пожал плечами, а она продолжила:

— А у меня бывает. Часто бывает. Я, когда Его увижу на небе, так у меня душа радуется. Все у меня получается и хорошо складывается. Вот ты, Витя, рассказывал, что у вас на горе крест золотой, а здесь нет цвета. Нет, он, конечно, есть, только он какой-то необыкновенный — цвет неба. Он то голубой, то синий, то бирюзовый.

— Как ты думаешь, Витя, это Бог?

— Думаю, да!

— И я так думаю. — Мечтательно ответила Даша. — Он там всегда, и для всех, только ни каждый Его видит.

Я с умилением посмотрел на Дашу, а она сказала:

— Заговорила я тебя совсем! Я глупая?

— Ты самая лучшая! — Ответил я и поцеловал ее губы.

Поцелуй получился таким жарким и продолжительным, что у меня закружилась голова. Вдруг совсем рядом хрустнула ветка и мы вздрогнули. Я оглянулся и увидел волка. Наступив лапой на сухую ветку, он выдал себя.

Он сидел перед нами, а Даша сказала:

— Ты его не бойся, Витя. Он очень хороший.

Потом обратившись к волку, она спросила:

— Тебе чего, Ворут? Видишь я занята…

Волк ничего не ответил, а только громко зевнув, побрел по тропинке к жилищу.

— Витя, он за нами приходил. Нам пора!

Даша взяла меня под руку, и мы пошли к дому.

Где-то недалеко раздался голос ворона, и я сказал:

— У вас здесь не пропадешь — не заблудишься…

Глава 12.

Этой ночью мне не спалось. Мысли о прошлом, настоящем и будущем, не давали мне покоя. В голове была такая кутерьма, что остановится на какой-то одной определенной теме у меня не получалось. От этого я крутился в постели и тем самым не давал спать отцу.

— Что не спится? — Спросил он.

— А ты чего не спишь?

— С тобой заснешь!..

Я встал с лавки и заглянув в окно, обратился к отцу:

— Пойду во двор подышу.

Надев валенки, я пошел в сени.

На пороге я услышал голос отца:

— Шубу накинь — не май месяц…

На дворе было свежо. И хоть повсюду еще лежал снег, в воздухе уже пахло весной. Легкая капель с крыши напоминала о потеплении. Сугробы как-то сникли и присели, а сам снег был уже не таким белым и пушистым, как прежде. Береза первая сбросила с себя зимнее убранство, ели оголились наполовину и только старый кедр еще стоял в белой мохнатой шапке.

— Весна! — Проговорил я, присаживаясь на завалинку.

Я посмотрел на небо. Оно было большим и звездным. Луна находилась где-то за горой и озаряла ее вершину сизым туманом. Я сидел и слушал тишину, посматривая на небо. Вдруг светлая полоска чиркнула по небу и исчезла. Затем упала вторая звезда и не долетев до земли, потухла где-то за вершиной горы. Я вздохнул и пожалел о том, что не рассказал Даше о своем пристрастии смотреть в ночное небо.

— Сколько бы я мог ей рассказать. — В слух пожалел я и продолжил свои размышления. — Я бы рассказал ей о своих наблюдениях за ночными светилами. О том, что звезды совсем не похожи друг на друга, что они все разные, как по величине, так и по цвету. Одни выглядят белыми или голубыми, другие желтыми и даже оранжевыми. Одна звезда может быть большой и яркой, а другая маленькой и невзрачной. Я хотел бы рассказать ей, что звезды на небе располагаются не всегда одинаково, что они меняют свое расположение, так же как меняют цвет и сияние. То, что с ними можно говорить, и то, что на небе можно отыскать свою единственную звезду, которая сама поможет себя найти на небосклоне. Вот и сейчас, глядя в ночное небо, я искал свою звезду среди множества других ей подобных.

Она не была такой яркой и большой, не была близкой и далекой, она просто была, была в этом огромном мире. Я нашел свою звезду, и она подмигнула мне своим голубым светом.

Я улыбнулся ей в ответ и подумал:

— Интересно, чтобы подумала Даша обо мне, когда узнала о том, что я разговариваю со звездами и могу слушать небо? Чтобы она сказала, когда узнала о моих мечтах и о моих полетах в небо?

— Чокнутый! Вот чтобы она сказала! — Заключил я, приподнимаясь с завалинки. — Разве такое можно понять?.. Да и как такое рассказать, я и слов-то таких не знаю. Все-таки хорошо, что я не рассказал ей об этом. — Решил я и прошелся по двору. — Зачем ей морочить голову? Пусть это остается моей тайной. Все равно никто меня не поймет. — Заключил я. — Мне и самому порой становилось страшно от того, как далеко я заходил в своих мечтах. Я был уверен, что был там наверху, что землю видел со стороны и, что все это, уже со мной когда-то было. Я посмотрел на небо и нашел свою звезду. Она смотрела на меня своим голубым взглядом, а я улыбнулся ей и пошел домой.

Глава 13.

Сегодня, как и всю неделю, светит солнце. Под его яркими лучами природа преображалась, меняя облик и окраску. Небо выглядело голубым и высоким. Лес понемногу пробуждался, наполняясь звуками обитателей, а ночью мы засыпали под веселый звук капели.

Весна набирала обороты, и долина оживала. Вершина горы, согретая теплыми лучами солнца, потемнела, освободившись от снега. А на ее пике все чаще стал появляться золотой крест.

Многочисленные ручьи устремились вниз к реке, пробивая себе дорогу в рыхлом снегу. А кое-где уже появились проталины, в которых зарождалась молодая поросль.

* * *

Отец вошел в горницу, когда я сидел за столом и смотрел в книгу. Это был псалтырь, подаренный мне Дашей. В нем я искал и находил знакомые буквы и слова, которые я успел выучить и запомнить с помощью Даши. При отъезде с болота она дала мне азбуку, сделанную из березовой коры. Каждая буква в ней была написана на кусочке бересты. Многие из них я успел выучить еще тогда, когда мы с отцом гостили на острове.

Подбирая буквы, я научился составлять слова и маленькие предложения. Своим успехам я радовался как ребенок.

Теперь, когда Даша была далеко, она присылала мне задания на небольших кусочках коры, которые доставлял мне ворон. Это были нетрудные слова и предложения, которые я находил в книге. В письме, как правила, были и маленькие подарки, сделанные ее руками. Вот и сейчас, когда отец вошел в горницу, я спрятал в книгу два маленьких голубка, вырезанных из березовой коры.

— Чего ворон-то прилетал? — С порога спросил отец.

— Он мне письмо принес.

— Я так и думал — все в игрушки играете?

— Почему в игрушки? — Возразил я. — Даша меня грамоте учит.

— Оно и видно уже книги читаем. — Усмехнулся отец.

— Ты чего такой злой, батя?

— Ты во дворе-то давно был?

— А, что случилось?

— А, то, что весна на дворе, скоро лед тронется…

— Ну так к этому идет, батя!

— Вот именно! — Согласился отец и добавил: — Скоро в дорогу собираться, а у нас конь не валялся…

— Да, чего ты завелся, батя? Что случилось?

Отец походил по избе и сказал:

— Да не нравится мне все это…

— Что тебе не нравится?

— Все не нравится!

В ответ я тяжело вздохнул, понимая его намек.

Положив книгу на стол, я подошел к окну. Стоял солнечный весенний день. Небо было голубым и чистым. Я посмотрел вдаль и подумал, что там за рекой у леса, на болоте, жила Даша, которая, так же как и я, думала обо мне. От этой мысли мне становилось светло и легко на душе. Мои размышления прервал крик ворона. Он напомнил мне о себе, важно разгуливая по двору. Лунк ожидал от меня ответа для Даши и поэтому время от времени каркал, подгоняя меня.

— Ну не томи птицу! — Сказал отец. — Видишь он уже нервничает.

Я вышел к ворону и прицепил к его шеи небольшой пакетик. Это было послание для Даши. Так мы общались с ней последнее время. С помощью, заблаговременно придуманных знаков, мы узнавали последние новости и пожелания. Иногда слова приходилось додумывать самим, так как написанный символ не соответствовал нашей зашифрованной азбуке. Я угостил Лунка рыбой и отпустил домой.

Он, как всегда, сделав круг над двором, улетел на болото. Когда я вернулся в избу, то застал отца, сидевшим за столом. Он что-то выковыривал ножом из щели столешницы. Было заметно, как дергались его руки, выдавая его нервозность.

Я подошел к нему и спросил:

— Что случилось, батя? Я не понимаю тебя.

— Подрастешь — поймешь. — Буркнул он и продолжил. — Вот будут у тебя дети — вспомнишь меня…

— Да, что случилось? Ты, о чем?

— Я о том, что пацан ты еще, чтобы такие дела делать. Как я тебя отпущу в такую дорогу, да еще с таким поручение?

— Вон ты, о чем? А я думал, что мы уже все решили.

— Решить-то мы решили. Но только, как решиться на это?

Отец встал из-за стола и заходил по комнате.

— Ты же моя кровиночка, Витя! Я же чокнусь если с тобой что-нибудь случиться. Я вот все думаю, а стоит ли так рисковать?..

— Не лучше ли было сделать так. — Предложил отец.

— Сыграли бы свадьбу и жили бы вы с Дашей в долине. Вам хорошо и мне спокойно? Зачем нам эти ханты со своими сокровищами? — Сказал отец и посмотрел на меня.

— Батя, а разве дело в хантах или сокровищах? Мы же с тобой православные христиане… Там же наши ценности — реликвии всего православного мира. Вспомни своего отца, вспомни, о чем он тебя просил и, что ты ему обещал? Как же так, отец? Теперь, когда мы так близки к тому, чтобы исполнить волю отцов и святых старцев, взять и отказаться ради своего блага?!

— Извини, батя, но я так не могу…

Отец посмотрел на меня мокрыми глазами, и сказал:

— Ты настоящий человек, сынок! Я горжусь тобой!

Он опустил голову скрывая слезы, а я обнял его и сказал:

— Ничего, батя, прорвемся!..

* * *

Вечером, когда уже совсем стемнело, мы сидели за столом и занимались каждый своим делом. Отец заканчивал резать шкатулку, которую хотел подарить нам на свадьбу, а я раскладывал азбуку, выполняя задание Даши.

Замечая мои старания, отец спросил:

— Получается?

— Получается. — Протянул я и вздохнул.

— А чего так тяжко?..

— Все так медленно, а читать уже хочется.

— Ну, дорогой, быстро только у кроликов получается… — Успокоил он меня и хихикнул в кулак.

— Тебе не темно, Витя? А то может еще лучину зажечь?

— Да нет, не надо. На сегодня уже хватит. — Ответил я и стал складывать азбуку в коробку.

— А, что ворон-то сообщил? Даша к нам в гости не собирается?

— Обещала на днях.

— Хорошая девчонка — смышлёная. Да и руки у нее на своем месте. — Похвалил отец Дашу и заключил. — С такой не пропадешь!

— Плохих не держим! — Пошутил я.

Мы рассмеялись, а где-то далеко раздался вой волка. Вой повторился, и я встал из-за стола.

— Брось, сынок! Мало ли волков по округе бегает…

— Ну, да! — Согласился я и подошел к окну.

Где-то за рекой надрывался волк, а отец сказал:

— Это он подругу зовет. Весна, Витя!..

Глава 14.

Утром я проснулся, когда солнце уже во всю освещало округу. Во дворе отец громко отчитывал за что-то Белку, а на плите был готов кипяток. Вставать не хотелось и я, потягиваясь, то и дело проваливался в сладкую дремоту. Услышав, как отец громко зашел в сени, я соскочил с лавки и стал одеваться.

— Ты чего ругаешься? — Спросил я его.

— Как же мне не ругаться? — Ответил раздраженно отец. — Один спит до обеда, другая бегает до утра.

— Ну, про меня все понятно, а кто другая-то, батя?

— Белка — любимица твоя! Дома не бывает. Вот где таскается, скажи?.. — Ругался отец.

— Ты же сам говорил, что лайки — собаки самостоятельные… — Вступился я за Белку.

— Ты мне зубы не заговаривай, Витя. Давай, одевайся и пошли в лес. Солнце уже высоко.

— Слушаюсь и повинуюсь. — Дурачился я.

— Мальчишка! — Проговорил отец и покачал головой.

В лесу мы быстро нашли поваленные деревья, приготовленные отцом для строительства. Обрубив ветки, мы приготовили бревна к транспортировке. Мы рассчитывали летом поставить новую избу, и поэтому приподняли лес для просушки.

Все это время Белка крутилась у нас под ногами, а когда мы присели на бревно, чтобы отдохнуть, то заметили, что она исчезла. Напрасно мы звали ее, надрывая свои голоса, она так и не пришла, и мы двинулись домой без собаки. Уже на выходе из леса, на небольшой опушке мы увидели Белку. Она бегала и резвилась с огромным волком. Они, как дети носились по глубокому снегу, не замечая нас. Я замер от удивления, а отец окликнул собаку. На мгновение влюбленная парочка остановилась и посмотрела на нас. Потом волк выступил вперед, а за него спряталась Белка.

— Белка, ко мне! — Приказал отец, и собака подчинилась.

Поджав хвост, она подошла к отцу и протянула ему лапу. Отец опустился к собаке и потрепал ее за холку. И только тогда, когда та радостно взвизгнула, волк оставил нас и ушел в лес.

— Дурочка! — Ругался отец. — Он же тебя сожрет!

— Не сожрет. — Тихо сказал я. — Он ее любит.

— Послушай, Витя. А это случайно не наш волк?

— Похож!

Всю оставшуюся дорогу Белка крутилась у нас под ногами, явно пытаясь загладить свою провинность. Отец не злился на нее, а только цокал языком и приговаривал:

— Вот тебе и Белка? Вот так учудила?..

По дороге домой мы обсуждали случай в лесу, а когда поднялись на небольшой пригорок, то вдали увидели наше жилище. Нам оставалось пройти совсем немного, когда я заметил дым, поднимающийся ровной струйкой, из трубы нашей избы.

— Смотри, батя, дым?..

— Чудеса продолжаются! — Проговорил отец, а я поправил:

— Это не чудеса, это Даша приехала.

Я не ошибся. Дома нас ждала Даша и горячий чай.

Отец радовался ее приезду и, как никогда, был разговорчивым и веселым. Его беседы велись непринужденно и свободно, и я подумал, что лучшего случая для разговора не представится.

Я начал без подготовки:

— Отец, я люблю Дашу, она тоже любит меня. Мы хотим пожениться и жить вместе. Благослови нас!

Отец, как это водилось за ним, пустил слезу и сказал:

— Я, конечно, благословлю вас. А, как же родители Даши?..

— Они согласны. — Поспешила сказать Даша. — Они уже благословили меня. И поскольку православных венчают в церкви, то здесь они полностью полагаются на вас, Иван Андрианович.

— Но я не священник. Я могу только благословить…

— Правильно! — Согласилась Даша. — Мы обвенчаемся в Омске, когда поедем за картой.

— Ну, да-а. — Задумчиво произнес отец и притих.

Он как-то сник и от былого веселья не осталось и следа.

— Пойду во двор, подышу. — Сказал он и вышел в сени.

— Что это с ним? — Спросила Даша.

— Он сильно переживает за нас. — Ответил я и, услышав, как отец вышел во двор, продолжил. — Последнее время у нас с ним только и разговоров, о нашем путешествии…

— Он считает, что это слишком опасно для нас.

— У меня та же история. — Призналась Даша.

— Я их понимаю. — Заступился я за родителей. — Дело рискованное.

— Ну мы же справимся, Витя?

— Справимся. Должны справиться. Вот только, как успокоить родителей? Отец часто за сердце хватается. Боюсь я за него.

— У меня ситуация не лучше. Бабушка задыхается, а мама все за бок держится. — Обреченно проговорила Даша.

Она положила мне свою голову на грудь и прошептала:

— Мне с тобой ничего не страшно, но и без них я не могу.

Я приподнял ее голову и заглянул в глаза. Они были влажными от слез, и я потянулся к ней, чтобы поцеловать. Вдруг платок соскочил с головы и ее русые волосы рассыпались у нее на плечах. Они издавали аромат лесных трав и запах раннего утра. Мои руки потянулись к ним, а наши губы устремились друг другу. Вскоре они сошлись в поцелуи. Я поманил Дашу к себе, и она ловко перебралась ко мне на колени. Поцелуй не кончался, а наши руки не находили себе места. Они то скользили по бугоркам тела, то путались в волосах, то обессиленно падали на плечи друг другу. Нашу идиллию прервал грохот в сенях. Это отец, предвидя наши действия, долго шумел в прихожей, прежде чем войти в горницу. Даша соскочила с моих колен и уселась на лавку. Поправив волосы, она накинула платок на голову, а я ожидающе посмотрел на дверь.

Отец зашел в комнату с опущенной головой и, закрывая дверь, зацепил ухват, который с грохотом упал на пол.

Выругавшись, он присел за стол и сказал:

— В общем так, ребята! Завтра мы пойдем на вершину утеса и там в часовне, на месте, где молился Лука, мы проведем обряд. Помолимся и попросим у Господа благословения на замужество и дорогу. Свадьба, конечно, дело хорошее, но дело — есть дело и об этом забывать нельзя. Так что, мои дорогие! Сейчас перекусим и спать.

Ночью я не мог заснуть. Я, то прислушивался к отцу, пытаясь определить его дыхание, то посматривал на Дашу, то смотрел в окно, припоминая прожитый день. Сна не было, и я строил планы на будущие. Я понимал, что первым делом нужно было выполнить поручение вождя. Это было важно, как для хантов, так и для нас. Задание было непростым, и я понимал беспокойство отца. Его сложность заключалась в том, что надо было найти человека — геолога по имени Авраам Кварц, который выкупил у одного из хантов карту расположения сокровища. Кварц — был старым евреем и подрабатывал в артели по скупке золота, где-то на Иртыше. Просто так карту он, конечно, не отдаст и это учел старый вождь. Он рассчитывал на его жадность и думал, что тот не устоит перед соблазном продать ее за хорошие деньги. Для этого нам будут выданы алмазы и золото. Но перед этим нас ожидала долгая и трудная дорога. Сначала на плоту до Иртыша, потом найти племя хантов на его берегах. И только тогда, когда местный вождь выдаст нам направление Авраама и снабдит нас средством передвижения, нужно будет найти Кварца и выкупить у него карту.

Обратная дорога виделась вождю сложнее. Так как заключалась в том, что возвращаться приходилось через лес, по плану, разработанному хантами. Вождь приготовил точный маршрут, который показал нам его еще тогда, когда мы только начинали обсуждать этот вопрос. На большом куске выделанной кожи был нарисован подробный план следования, со всеми нюансами этой местности. Надо было пройти через тайгу, избегая всяких нежелательных встреч. А завершением этого путешествия станет племя хантов на круглом озере.

Одно утешало и радовало меня в этом деле, это то, что путешествовать мы будем вместе с Дашей. У нас уже созрел свой план, который вносил маленькую поправку в основной. По пути следования мы обязательно найдем храм, в котором обвенчаемся, чтобы продолжить путешествие, как муж и жена.

В маленькое окошко избы заглядывала голубая луна, а я лежал на полу между отцом и Дашей. Сверху с иконостаса на меня смотрел Спаситель и Его взгляд придавал мне уверенность в завтрашнем дне.

Я посмотрел на Дашу и тихо сказал:

— Спокойной ночи, дорогая!

Глава 15.

Мы сидели на завалинке в хорошем расположении духа. Крест на вершине горы сегодня продержался дольше обычного, и мы успели прочитать все молитвы и поговорить с Богом. Когда солнце стало прятаться за горизонтом, а крест растворился в небе, мы, перекрестившись, покинули насиженное место.

У входа в сени отец остановился и, вдыхая аромат цветущей черемухи, произнес:

— Ну теперь скоро лето!..

Слова его прозвучали как-то не весело, и я сказал:

— Не волнуйся, батя — все будет хорошо!..

Он пропустил мои слова и продолжил:

— Быстро темнеет.

Я согласился и заметил, что небо стало серым, а кое-где уже появились первые звезды. Далеко в камышах прокричал сыч и я невольно глянул в сторону реки. Вдруг у сарая я заметил голову волка. Он осторожно выглядывал из-за угла строения, наблюдая за нами.

Я толкнул отца и тихо сказал:

— Смотри у сарая, ближе к поленнице. Видишь?

— О-о! — Воскликнул отец. — Кто к нам пожаловал?! Проходи, дорогой, гостем будешь! — Пошутил он.

— Ворут! — Позвал я волка, и он вышел из засады.

Перебирая лапами, он чуть заметно вильнул нам своим коротким хвостом, но с места не сдвинулся.

— Ну давай смелее! Иди к нам. — Подбадривал его отец. — Мы теперь с тобой вроде как родственники. Видел, как подруга раздобрела?

Отец указал на Белку, спящую у крыльца.

Та во сне дергала лапами, и я сказал:

— Снится что-то… Бежит куда-то?..

— На свидание. — Хихикнул отец. — Просыпайся, все проспишь!

Белка пошевелила ушами и продолжала бежать во сне. А тем временем, волк осмелел и, сделав пару шагов нам навстречу, улегся на траве. Положив голову на свои вытянутые лапы, он по-человечески вздохнул и навострил уши.

— Ладно, Витя! Пошли в дом. Они сами разберутся…

— Батя, а вдруг он весточку принес?

— Не говори ерунду. Ворон только что улетел, а ты весточку… И вообще, вы бы пожалели птицу. Ему триста лет в субботу, а вы его, как мальчишку гоняете. — Сказал отец и добавил. — Пошли в дом. Не будем мешать. Видишь, как смотрит?..

Я взглянул на волка, а он, будто понимая нашу речь, приподнял голову и внимательно посмотрел на нас.

— Надо же как люди!.. — Ухмыльнулся я, следуя за отцом.

— Это хорошо, когда они как люди. Плохо, когда люди, как они… — Сказал отец и вошел в избу.

Меня зацепило высказывание отца, и я спросил:

— Это что же получается, батя? Животные хуже людей?

Он промолчал, а я продолжил:

— Чем же звери хуже человека?

— Ой, Витя, не морочь мне голову.

— Нет, ты послушай! Вот возьми того же волка. Он так же заботится о своей семье, так же как человек любит и борется за свою любовь. Ему также больно, как и нам, он также страдает и даже плачет как человек. Так чем он хуже нас? — Спрашивал я у отца.

Отец опять промолчал, а я продолжал:

— Может он плох от того, что он зверь? От того, что его волком звать? А может от того, что он не продается и предательство ему чуждо? Или от того, что он не мучает и не пытает свою жертву, когда выходит на охоту? От чего же он хуже человека? А, наверное, от того, что он верен своей волчице, своей среде и своей свободе. Верен, наконец, самому себе! Ему не нужно два логова и вторая жена ему тоже не нужна. Так чем же он провинился, что стал хуже человека?

Отец молчал, а я закончил:

— Почему звери, животные и птицы хуже нас?

— Ну ты, Витя, даешь?! — Произнес отец, цокая языком. — И откуда ты такого нахватался? Читаешь, вроде бы псалтырь, а рассуждаешь как философ. И в кого ты у нас такой?..

— Какой? — Спросил я.

— Умный, рассудительный и добрый!

— Хотя постой! — Воскликнул отец. — Был у нас в роду один такой! Дед Никифор, это по Настиной линии. Тот все любил пофилософствовать о природе и о бытие человеческом. Добрый был человек — спокойный, хотя от природы был очень сильным мужиком. Сам я его не видел, но Настя рассказывала, что лошадь через реку на себе переносил, а по жизни был добряком и романтиком.

— А еще его звездочетом называли. — Добавил отец.

— Это почему? — Поинтересовался я.

— Он все на небо смотрел. Судьбу по звездам предсказывал и всякие там события — невзгоды. Было у него что-то такое, чего не было у других. Понимал он небо и разговаривал с ним.

— С кем? — Взволнованно спросил я.

— Со звездами он разговаривал, Витя.

Услышав такое, я даже поперхнулся.

Отец похлопал меня по спине и продолжил:

— Я его мало знал, все как-то не получалось у нас, то одно, то другое. Знаю, что странным он был человеком, не похожим на других. Всех ему было жалко, в помощи не отказывал никому. Он кобылу свою и ту жалел, никогда не запрыгнет на груженую телегу, мол лошади и так тяжело, а тут еще я со своим центнером… В общем не от мира сего был мужик. Это не я придумал, это его так люди называли. А если коротко, то Никифор был хорошим человеком, добрым — мухи никогда не обидит. Жалко мужика. Татарин зарубил его по пьянке. Вступился он за бабу какую-то, а басурман его саблей. Так и погиб он в расцвете сил. Отец встал с лавки и подошел к окну.

Через минуту он подозвал меня к себе и сказал:

— Смотри — вот оно счастье!..

Я заглянул в окно и увидел, как огромный волк и белая лайка носились по двору, не скрывая своей радости. Они то вставали на задние лапы, чтобы обнять друг друга, то падали на спину, выдавая свою слабость, то просто облизывали друг другу морды.

— Как дети! — Мечтательно сказал отец, а я добавил:

— И никакой фальши…

* * *

Ночью я плохо спал. Снился мне какой-то каламбур. Тут был и старый вождь, и Даша, и Ворут с вороном, и даже кот Яшка, который ушел из дома, когда сошел снег. Снился мне и дед Никифор, которого я никогда не видел. Он сидел у нас на завалинке и рассказывал мне о звездах. Ухмыльнувшись я встал с постели и подошел к окну.

Глядя на звездное небо, я произнес:

— Надо же такому приплестись…

Я очень удивился, когда в звезде, о которой мне рассказывал мой прадед Никифор, я узнал свою… Она как-то странно мне подмигнула, а я улыбнулся ей в ответ.

— Ты все знала и молчала. — Упрекнул я звезду.

Она не ответила, а только ярче загорелась на небосводе.

Во дворе завыла собака и я увидел Белку, сидевшую у калитки. Она смотрела вдаль, изредка подавая жалостливые звуки. Убедившись, что отец спит, я тихо вышел к ней во двор.

— Ты чего? — Спросил я собаку и погладил ее по голове.

Я присел рядом и переспросил:

— Ты чего не спишь, Белка?

Собака лизнула меня в лицо и проглотив слюну, устремила свой взгляд в темную даль.

Я обнял ее и сказал:

— Эх, ты, горемыка! Понимаю — сам такой…

Глава 16.

Я стоя на вершине утеса и смотрел на небо. Даже отсюда, с высоты птичьего полета, когда вековые сосны казались кустарниками, небо не стало ниже, оно оставалось огромным и высоким.

Сегодня я пришел сюда один без отца. Мне нужно было побыть одному, чтобы подумать, помолиться и поговорить с Богом перед дальней дорогой. Завтра мы с Дашей отправлялись в большое и интересное путешествие по реке, которое обещало быть не совсем легким, но познавательным. «Интересным» тешил я себя мыслью, пытаясь успокоить себя перед большой неизвестностью. Конечно, я понимал, какую ответственность беру на себя, и от этого непонятная тревога беспокоила мне душу. Здесь были и переживания за отца, и тревога за Дашу и сомнения в собственных силах.

— Но, как бы там не было, — рассуждал я, — все теперь осталось позади. И приготовления, и наставления в дорогу.

Теперь, находясь на вершине утеса, я просил у Бога благословения и сил, чтобы справиться с предстоящими трудностями.

Прохаживаясь по краю скалы, я рассуждал в слух, как бы заставляя себя услышать о полезности данного предприятия.

— Настало время настоящих испытаний. — Говорил я.

— И слава Богу, что это выпало на мою долю.

Я понимал, что мое замечательное детство закончилось. Оно научило меня понимать и любить природу, оно научило меня разговаривать со звездами. Я благодарен был этому заповедному месту, где провел свои юные годы и нашел свою любовь.

Теперь мне предстояло познать большой и неизвестный для меня мир, с его незнакомыми людьми, селениями и городами.

Все еще было впереди, и я молил Бога о благословении.

Я вспомнил о Даше и улыбнулся. Мысли о том, что мы будем вместе, придавали мне силы и уверенности в себе.

— Теперь мы будем вместе всегда! — Подумал я и, подойдя на край бездны, прокричал:

— Навсегда-а!..

— Да, да, да-а! — Ответило эхо.

Глава 17.

Мы шли на плоту по быстрой реке к условленному месту.

Я стоял за рулем, а недовольный отец, бурчал на меня всю дорогу. По его мнению, я плохо освоил правила управления плотом и вообще, я все делал не так, как надо. Я понимал, что он просто сильно переживал за меня и предстоящее путешествие. А таким образом он пытался скрыть от меня свое волнение.

— Пусть выпустит пар. — Думал я, помалкивая в ответ.

Но он не мог остановиться и продолжал ругаться:

— Говорил же, выезжать еще рано — течение вон какое… Река должна успокоиться и войти в берега. Да и вода, какая холодная. Не дай Бог что — купаться не захочется…

Мы уже прошли третий изгиб реки, и я заметил, что ее правый берег стал пологим и не таким высоким, как был вначале. Река приближала нас к пункту первой остановки, где нас ожидали ханты и Даша. После пятичасового плавания, мы причалили к берегу, где начинался большой хвойный лес. Нас встретила Даша и все ее родственники. Недалеко от берега стоял временный шалаш, у котором располагался старый вождь со своей свитой. Он пригласил нас внутрь, где мы провели недолгие переговоры. После обеда, он дал нам последние наставления, отдал алмазы и золото, и выдал берестяные грамоты для своих соплеменников у берегов Иртыша.

Прощание Даши с родственниками было очень трогательным, и мы с отцом отошли в сторону, чтобы не смущать женщин. Мы же с отцом простились по-мужски. Крепко обнявшись, он поцеловал меня в лоб и, перекрестив, благословил в дорогу.

Отчалив от берега, мы отправились в большое плавание. Наш плот постепенно вошел в зону течения и увеличил скорость. Провожающие на берегу махали нам вслед, а река виляла своим руслом и уносила нас все дальше и дальше от родных мест. После крутого изгиба люди на берегу исчезли, и мы остались одни. Течение реки несло нас на встречу к чему-то новому и неизвестному. Когда река расширила свои берега, а русло выровнялось, я бросил руль и подошел к Даше. Ее лицо было мокрым от слез, а ее плечи вздрагивали от рыдания.

— Ну чего ты, дорогая, мы же вместе? Не плачь. Мы все сможем и у нас все получиться…

Даша подняла глаза и сказала:

— Мне бабушку жалко. Она прощалась со мной навсегда.

— С чего ты взяла?

— Вот смотри. — Ответила она и показала мне блестящую вещицу, похожую на медальон.

На золотом диске были высечены какие-то знаки, а в его центре располагался белый камень, такой же как на амулете старого вождя. Только здесь он был намного меньше.

— Это что? — Спросил я.

— Это ее амулет, она отдала его мне.

— Ну и что из этого?

— Она никогда его не снимала. Она завещала его мне, но только после ее смерти. Она скоро умрет и не дождется меня.

Даша опять заплакала, а я успокаивал ее:

— Она подарила тебе свой амулет как оберег. Она хочет, чтобы он помогал тебе в этом путешествии.

Даша вконец разрыдалась, а я, не находя слов для утешения, просто прижал ее к себе. Обнявшись мы стояли на плоту, двигаясь по быстрой реке, несущей нас навстречу новой жизни.

Конец ознакомительного фрагмента.