Жар-птица

Александр Верт, 2020

Девы огня давно прячутся в сказочных лесах. Говорят, что заполучивший такую в жены, обретет огненный дар и могущество, оспорить которое не сможет никто. Вот только незадачливым искателям силы не рассказали, что птица примет только истинную пару. А сердце огненной птицы никогда не ошибается. Исходники обложки с сайта shutterstock.

Глава первая, в которой царь жену желает

Добромир с коня спрыгнуть не успел, а его уже царский служка давай окликать:

— Где ты шляешься, бедовая твоя голова! Царь тебя ищет — видеть хочет!

— Потерпит братец, коль старших уважать не научился, — пробормотал Добромир себе под нос, спрыгивая на заснеженный двор с крепкого богатырского коня — Булата.

Этот конь знал иное время, когда относились к ним совсем иначе, когда встречали с почестями и баню топили, завидев черную гриву цвета воронова крыла. Еще год назад, Добромира с охоты встречали с хлебом и солью, а теперь только подстреленных куропаток стягивали сами и тащили на кухню, все подгоняя и подгоняя. Просто его отец, царь Светар, почил этим летом скоропостижно, внезапно почувствовал себя дурно за ужином, а на утро не проснулся.

Добромира тогда не было в царском дворце. Он, как лучший охотник, чудище морское на побережье побеждал, вернулся, а ему вести такие недобрые.

Помчался он тогда с отцом прощаться, а его в царские покои не пустили.

— Ты кто такой, чтобы к царю проситься? — спросила у него стража.

Добромир даже сразу не поверил в то, что услышал.

— Как кто? — спрашивал он, ладонь к могучей груди прикладывая. — Добромир я — старший царев сын!

— С каких пор сыновья ткачих — царевы дети? — спросил вышедший ему навстречу Гадон — сын царицы, высокий темноглазый наглец, который не мог не знать правды.

— Он меня признал, — уверенно заявил Добромир, сжимая кулаки.

— Нет таких бумаг, а нет бумаг — и прав нет, — развел руками Гадон.

— А завещание?.. Было же завещание?

Добромир спросил, но тут же и сам понял, что нет больше никакого завещания, как и отцовского признания, что он, Добромир — сын его, после тайного венчания рожденный.

— Так что, ты, бастард проклятый, знай свое место! — заявил ему Гадон и указал на дверь. — Поди с глаз моих и не появляйся, пока не позовут.

Теперь вот звали, да идти совсем не хотелось.

— Мирушка, пожалуйста, угомони этого царька, — взмолилась Марья, кухонных дел мастерица, выбегая к нему, кутаясь в шерстяной платок. — Злой он сегодня, девок всех замучал, пару девиц попортил, за косы в свои покои таскает и непотребства всякие творит!

— Так, а что вы такого царя терпите? — спросил Добромир зло, хотя злился он не на Марью. Марью он понимал. Злился он на брата, да на бояр, а еще на себя, что царство отцовское не защитил.

— Так кто ж у нас спрашивать станет? — вздыхала Марья.

— Иду я, — только и отвечал Добромир, отпуская коня.

Булат и сам мог найти конюшню, занять стойло и дождаться, когда хозяин вернется, а тот верного боевого друга не оставлял без присмотра. Нрав у Булата был такой, что никого он к себе не подпускал. И лягнуть мог и на дыбы становился, даже укусить. Впрочем, и Добромира он иногда кусал, мог волосы ему пожевать, если тот задумается на лесной поляне, и только ржал, когда его за это по морде шапкой воспитывали.

Страшнее воспитания тут от Добромира никто не знал, разве что на мальчишек он мог порой прикрикнуть, да на царя, видимо, тоже потому, что считал его не иначе, как мальчишкой, младшим братом, которого отец зря не порол в детстве.

— Ты хотел меня видеть? — спросил он, смело распахивая дверь царской спальни.

— Не тебя, а вас! — исправил царь и бесцеремонно подмял под себя румяную девицу с кухни, чтобы задрать ей юбку.

— Да, конечно, ваше царское величие, — ответил Добромир и, словно случайно, стукнул ногой по ножке кровати, да так, что та треснула, сломалась, и ложе царское накренилось в сторону, заставляя молодую кухарку с визгом скатиться на пол.

— Простите, царь-владыка, — разведя руками, сказал Добромир, стараясь не улыбаться при виде перепуганной рожи младшего брата.

— Пошла вон с глаз моих! — рявкнул царь кухарке, выбиравшейся из-под покрывала, чтобы свои чресла царской мантией прикрыть.

— Беги и всем скажи, чтобы попрятались, — тихо сказал румяной кухарке Добромир, когда та платье свое поправляла, прежде чем убежать без оглядки.

— Людьми моими командуешь. Голову свою не ценишь? — зло спросил Гадон, когда они с братом остались наедине.

— Чего ты хочешь? — спросил Добромир, словно угрозы не слышал. — Ты звал — я пришел. Приказы твои исполняю. Во дворце не живу, а в пристройке со слугами. Что еще тебе надобно?

— Жену! — заявил Гадон, и Добромир воздухом подавился от неожиданности.

— Кого? — спросил он. — Жену? Ты — царь, бери любую в жены, принцессу заморскую даже позвать можешь. Я тебе на что?

— А я не любую хочу! Я хочу ту самую легендарную Жар-птицу! Чтобы могущество получить. Чтобы самым великим царем стать! Пойди и найди мне ее или не возвращайся. Без птицы вернешься — казню! За нарушение воли моей царской!

— Ты когда с кровати падал, головой ушибся? — спросил Добромир тихо. — Может, тебе лекаря позвать?

— Не смей говорить со мной так! — взвизгнул Гадон. — Иначе прикажу тебя высечь во дворе при всех.

Добромир плечами пожал.

— Да прикажи, только голова твоя менее дурной не станет. Нет никаких Жар-птиц — это сказка детская для глупых детишек. Если казнить меня удумал, так другой повод придумай.

— Найди мне Жар-птицу, чернь! — потребовал царь. — И не смей мне указывать… Стража! Схватить его и проучить хорошенько, а то больно дерзкий у нас охотничек стал.

Только стража, вбежавшая в царскую спальню, не решилась Добромиру руки заламывать и носом в пол утыкать, как делала она с другими провинившимися.

— Хорошо, я не вернусь, — просто ответил Добромир и вышел в сопровождении стражи, хотя сам понимал, что свет ему будет не мил без родного царства.