Бог любит добрых роботов

Александр Вельмякин

Отец изменяет структуру мозга малолетней дочери, желая наделить сверхъестественными способностями. Сам мужчина при этом погибает..

Фиолетовый мир

Вероятно, что сочетание возраста и способности не поддаваться эмоциональным порывам послужило спусковым крючком заложенного в Маше механизма. Того, что тайно отстраивал отец, колдуя над бесчувственным телом дочери.

Это случилось теплым летним вечером. Прогуливаясь по парку, Маша решила отдохнуть, расположившись под раскидистым дубом. Прислушиваясь к приглушенному листвой шуму города, к редким полусонным голосам его жителей, девушка с наслаждением во весь рост растянулась на ещё не остывшей от зноя траве. Неваляшка лишь тёмным силуэтом выдавал своё присутствие.

Она лежала не шелохнувшись, устремив взгляд в бездонное небо с россыпью сверкающих звёзд. Края столь чудесной картины оказались забраны в волнистую рамку крон, окружающих полянку деревьев. Словно слившись спиной с несущей её планетой, девушка пыталась уловить движение Земли и вскоре действительно начала замечать, как небосклон движется, всей своей необъятностью устремляясь навстречу…

Очнулась Маша от холода, озябшая земля жадно поглощала тепло её тела. Не сразу сообразив где находится, девушка инстинктивно позвала робота, который тут же откликнулся, осветив окружающее пространство мягким сиянием своего пояса.

— Почему ты меня не разбудил?

— Потому что ты не спала.

— А что я по-твоему делала? — Маша взглянула на часы, — уже три часа валяюсь под этим деревом! Замерзла и, кажется, простыла. — Девушка обиженно поёжилась, обхватив колени руками.

— Температура тела действительно снижена, опасность простуды есть, но критический уровень не превышен. Когда ты отключилась, я зафиксировал чрезвычайно высокую мозговую активность. Стало очевидно, ты не спишь и по-прежнему воспринимаешь окружающий мир с одной лишь разницей — твой мозг не использует обычных органов чувств, получая огромный объем информации из какого-то иного источника.

Все ещё сердясь, Маша вскочила на ноги, в попытке согреться принялась ходить вокруг Неваляшки кругами. Внимание девушки разделилось, она пыталась сконцентрироваться на словах робота и в то же время боролась с туманом, настойчиво обволакивающим сознание. Маша испугалась собственного состояния. Знания, важные жизненные события, всё это было на месте, но чувство забытого не уходило, раздражая ощущением потери.

Путь домой прошёл незаметно. Не вызвала эмоций и встречающая у дверей мать. На помощь заторможенной девушке как всегда пришёл Неваляшка, рассказав женщине что-то успокаивающее. Добравшись до своей комнаты, Маша переоделась и рухнула в мягкие объятия кровати, практически мгновенно уснув. Какое-то время робот постоял у изголовья, очевидно оценивая её состояние, затем отрегулировал температуру в зоне сна и циркуляцию потоков воздуха, приглушил освещение и замер неподалеку верным, вечно бдящим изваянием.

Маша проснулась, чувствуя необычность. Развеялся туман, царивший в голове вчера. Лишь последние его лоскутки путались с остатками утренней сонливости. Со всё большим удивлением девушка осознала, что на момент пробуждения её память дополнилась яркими воспоминаниями о путешествии по фантастическому миру. Ощущение пребывания было чрезвычайно явственно, хотя девушка понимала, что не была там физически, что это лишь следствие вчерашней потери сознания. За ночь мозг словно навел порядок, разложив по полочкам неизвестно откуда полученные знания.

Неваляшка сразу определил взбудораженное состояние хозяйки, несвойственное утреннему пробуждению.

— Как ты себя чувствуешь? — Забеспокоился верный друг, предлагая полежать подольше.

— Не нужно, все хорошо, — Маша буквально выпорхнула из кровати, тут же примостившись у внушительного размера чаши, наполненной сладкими фруктами. Пропустив вчерашний ужин, она с жадностью принялась уплетать сочную мякоть. Неваляшка против обыкновения замечаний не делал, смиренно наблюдая, как по щекам девушки сбегают сладкие ручейки и лишь дождавшись пока она наестся, произнес.

— То, что случилось вчера, неожиданностью не было. Твой отец снабдил меня инструкциями как раз на такой случай. С точностью до нескольких месяцев он предсказал, когда это произойдёт впервые, а еще оставил тебе сообщение. — Маша встрепенулась.

— Но сначала расскажи, что увидела вчера в парке. Твоё видение, как и сообщение отца, должно быть надежно сохранено в моей памяти.

Маша улыбнулась. Внутри стало спокойнее, но сердце продолжало трепетно колотиться, волнуемое сразу двумя событиями. Не сомневаясь в рассудительности робота, она тут же принялась за пересказ.

— Помню, состояние у меня было необычное. Может небо ночное как-то по-особенному подействовало. Не знаю. Как отключилась — не помню. Дальше меня встречали двое. Я их не видела, вообще ничего вокруг не видела — серую мглу только. Мне сразу дали понять о своём присутствии. Голоса звучали мягко, не пугающе. Сначала показалось в самой моей голове говорят. Вскоре сообразила, и головы то у меня нет, рук нет, чтобы к ней прикоснуться — вообще ничего нет.

Сущности эти Невидимые удивления не скрывали. Неожиданным мой визит оказался. Общение односторонне складывалось. Откуда я — не спрашивали, и так знали. Попросили разрешения в память заглянуть, что со мною делать решали. Затем предложили одну планету посмотреть, с нашей Землей схожую. Я не возражала.

Серая мгла вокруг почернела, превратившись в космическое пространство. Словно искорки зажглись звезды, и совсем рядом, будто бы ниоткуда, возникла огромная фиолетовая планета. На секунду замерев в пространстве, мы устремились на её поверхность. Своих провожатых я по-прежнему не видела, но точно знала — они рядом.

Сложно передать ощущение от лёгкости полета. Человек лишь с техническими ухищрениями способен оторваться от Земли, словно букашка, распластанный могучей гравитацией. Я же веса не чувствовала. Не чувствовала и сопротивления атмосферы, которую мы пронзали с большой скоростью. Внизу мелькали девственные леса, горы с необычайными оттенками пород. Слепила отраженным солнцем водная гладь.

Впереди в небе появилось несколько точек. По мере приближения я узнала обитателей морских глубин, их обтекаемые очертания и характерные движения, с силой толкающие тела вперед. Стало очевидно, что эти существа плавают в атмосфере. Первое, что бросалось в глаза — в них не было пугливости, так свойственной дикой природе. Наоборот, воздушные рыбы самой разной окраски и формы играли меж собой, красиво изгибаясь и искусно лавируя.

Любуясь, я принимала видимое за проявления местной природы, пока на нашем пути не повстречались объекты с шарообразными, дисковыми и другими правильными геометрическими формами. Они явно отличались искусственным происхождением, имели рули высоты и направления, хоть и схожие с плавниками рыб. Оказавшись ближе, я впечатлилась размерами этих исполинских аппаратов. Сохраняя постоянство формы, они приводились в движение винтами, словно огромными буравчиками, неспешно и совершенно бесшумно ввинчиваясь в атмосферу.

Вскоре стало понятно, что маленькие юркие аппараты, схожие с живыми рыбками — это индивидуальные средства передвижения, а огромные — грузовые и, вероятно, пассажирские корабли.

Я находилась во власти провожатых. Из фиолетовых небес мы медленно спустились почти к самой поверхности. Скорость снизилась. Внизу плескался океан растительности, но в нём не было хаоса — то были сады. Разнообразные деревья хоть и не располагались под линейку, но явно были рассажены. Из-под крон выглянули домики, от них ручейками потянулись светло-серые дорожки. Петляя между деревьями, они сливались в более широкие реки дорог. Сотканное живое покрывало простиралось насколько хватало глаз. Всегда особенный узор казался великолепным. Местами возвышались исполинские, но не менее гармоничные здания явно общественного назначения.

Раскинувшийся внизу пейзаж манил своим уютом. Хотелось прервать полет, спуститься вниз, отведать диковинных плодов, увидеть жителей, что лишь маленькими фигурками угадывались с высоты. Вскоре на горизонте появился океан. Дома внизу теснее прижались друг к другу, но неизменно продолжали утопать в зелени, хоть уже и не определяющей уклад хозяйской жизни.

В прибрежной полосе концентрация жилья достигла максимума, но и эти поселения нельзя было назвать городом. Отсутствовали транспортные магистрали, как и сам транспорт. Сновали лишь устройства, подобные велосипедам, приводимые в движение мускульной силой наездника. И вновь поразило обилие самой разнообразной растительности, порой цветущей в несколько ярусов.

Высотных зданий не было. Зато в океане, в растворяющей очертания дали, в небо тянулись арки, поднимаясь из самой воды. Невидимые провожатые, отвечая на невысказанное любопытство, устремились к этим рукотворным радугам, проложив маршрут под одной из них. Вблизи сооружения поражали монументальностью и воздушностью одновременно, в итоге оказавшись многоквартирными домами.

К сплетенному из сверкающих стержней каркасу крепились капсулы, своими размерами едва ли уступающие просторным земным домам. Висящие в небе жилища были оборудованы посадочными площадками. На некоторых, словно живые существа, отдыхали летательные аппараты. Стены и даже полы капсул местами были прозрачны, совершенно не скрывая внутреннего убранства.

Неваляшка, тебе ли не знать, как хорошо я разбираюсь в особенностях технически развитой цивилизации — бесконечные линии передач энергии, развитые транспортные магистрали, стремительные самолеты, пронзающие небеса, массивы производственных предприятий. Ничего из этого не было. Мне, земной жительнице, резала глаза царящая медлительность. Что-то подсказывало — облети мы всю планету, а виды, привычные жителю технократического мира, так и не встретятся.

Наряду с восхищением от увиденной идиллии, от происходящего со мной волшебства, разрасталось недоумение и даже разочарование, как в непреклонной стороннице прогресса. Помимо зданий-арок, словно выросших из океанских глубин, ничего более не поражало восприятия, напоминая доведённый до совершенства, но замерший в своём развитии мир.

Словно в ответ на охватившее меня настроение, Невидимые привлекли внимание, предложив воплотиться в местного жителя. Заинтригованная, я вновь согласилась.

В мгновение всё изменилось. У меня появились не только тело, руки и ноги, но и круглая доска, на которой катилась по ухоженной дорожке. Несколько обстоятельств удивило одновременно — то, как ловко я удерживала равновесие, изящно вписываясь в дорожные изгибы, и то, что рядом катился ты — Неваляшка. Двигаясь впереди, твой собрат выполнял функцию провожатого. По сторонам мелькали опрятные домики, каждый чем-то отличный. Одни с прямоугольными формами, другие с округлыми, третьи вообще едва различимы, они прятались, словно истинные жители леса, лишь глаза-окна выглядывали из-под густых ветвей.

Сгустились сумерки. Мы подъехали к затененному деревьями дому, но даже смутных очертаний оказалось достаточно. Складывалось ощущение, будто гениальный архитектор, чутко прислушавшись к желаниям будущей владелицы, создал идеальное сочетание форм, подарив ощущение гармонии и комфорта.

Зайдя внутрь, девушка встала перед зеркалом, на меня посмотрело неземное лицо, явно довольное нынешним своим положением. Отличные от человеческих глаза, разрез рта, иная форма ушей, переливчатый оттенок кожи и волос. Вглядываясь внимательнее, я не испытывала неприязни. Как и мы — люди, этот вид стремился к совершенству форм, самих себя сделав предметами искусства.

Знания и эмоции девушки ощущались словно свои собственные. Я знала, что буквально вчера она покинула родительский дом, сделала Выбор, знаменующий начало самостоятельной жизни. В её мире существовало множество современных профессий, но девушка не интересовалась ни орбитальным строительством, ни космическими путешествиями. Она выбрала работу садовником. Каждый житель фиолетового мира должен был работать физически примерно два часа в день. Вот и она не испугалась настраивать роботов-землекопов, регулировать систему орошения, как и насыщенной поры сбора урожая. Она воспринимала будущую работу и сопутствующую физическую активность как вдохновляющий бонус, как необходимость для здоровья и ума.

Творчество — вот, что по-настоящему волновало фиолетовую девушку, и действительно сложно было найти более вдохновляющее место, наполненное музыкальными переливами птиц и тенистой прохладой сада. С юных лет увлечённая архитектурой, она решила проектировать жилые дома. Запомнилось здравомыслие девушки, она явно не собиралась покорять своего фиолетового мира, лишь надеялась, что однажды результат любимой работы окажется востребован. Пусть немногими, пусть кем-то одним. Счастье — если в созданном ею доме будет обличена чья-то жизнь, рождение, взросление, старость. Разве существует награда лучше?

Дом запомнился убранством, плавными изгибами стен, едва ощутимым цветом окраски, иллюзорной глубиной идеальных плоскостей пола и потолка. Комнаты были округлыми, но по высоте состояли из прямых линий. Схожей формы была и мебель. Общая планировка походила на чуть приплюснутые овалы, пропорции и сопряжения которых напоминали живую материю.

В одной из стен начинался всепогодный коридор, ведущий в высокое куполообразное здание с растущим посередине деревом, настоящим и большим. Ветви раскидистого исполина усеивали оранжевые, по всей видимости съедобные плоды, а подножие устилал ухоженный газон с тут и там расставленной мебелью. Стоял стол с активным терминалом, лежали рабочие принадлежности. У древесного ствола находился уютный шезлонг, журчал небольшой фонтанчик.

Осмотр дома закончился в одной из комнат, сразу приглянувшейся добротным столом, по одному только виду — удобным креслом, кушеткой, рождающей сиюминутное желание отдыха. Как и во всём доме окна в этой комнате были от потолка до пола, а одно из них открыто. Полупрозрачный, непреодолимый для насекомых барьер пропускал восхитительный воздух, состоящий из вечерней прохлады и едва ощутимых остатков дневного тепла.

Слышалось пение местных цикад, далеких ночных птиц. Волновал близкий вид неземной ночи с контурами усыпанных листвой ветвей, незнакомых деревьев. Я знала — утром силуэты преобразятся, обретут объем и окраску. Нежные дуновения ветра коснутся шелковистой листвы и россыпи белоснежных цветков, а бездонное фиолетовое небо осветится местным солнцем, и всё это великолепие начнёт распространять волны благоухания. Как озарение я почувствовала решение девушки — именно здесь будет её рабочий кабинет, вдохновение уже витало в нём.

В первый переполненный впечатлениями день девушка так и не добралась до спальни. Не удержавшись, она прилегла в своём новом кабинете, давая и мне возможность хоть немного осмыслить произошедшее. Засыпала она, меркло и моё восприятие. Сквозь всё густеющую пелену я услышала, как закрывается окно, и сквозь сомкнутые веки своей носительницы различила изменение в идущем от потолка свечении — оно стало сравнимо с мягким светом ясного ночного неба.