Рассказы. 2020—2022 гг.

Александр Василега

В сборник рассказов вошли произведения, написанные автором в период с 2020 по 2022 годы.В рассказах о природе автор делится своими наблюдениями, впечатлениями и размышлениями о прекрасной русской природе. Его волнуют проблемы отношения человека к природе, сохранения растительного и животного мира России.В детских рассказах автор с любовью описывает наблюдения за своими внуками, их поступками, отношением друг к другуи к «братьям нашим меньшим».В книге использованы фото и рисунки автора.

© Александр Василега, 2022

ISBN 978-5-0056-6185-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Александр Василега

Александр Василега родился в 1956 году на Кубани.

Более тридцати лет своей жизни посвятил служению Отечеству, капитан 1 ранга в отставке. За образцовое исполнение воинского долга имеет более двадцати государственных и правительственных наград.

Сейчас на заслуженном отдыхе. Любит путешествовать по России, интересуется её историей, растительным и животным миром. Своими впечатлениями щедро делится с читателями. Им изданы пятнадцать книг — это книги по истории его малой Родины, о героических судьбах земляков, книги о красоте русской природы.

Член Российского Союза Писателей, Член-корреспондент Петровской Академии наук и искусств.

Потаённые Соловки

Лебеди

Есть на севере Архангельской области озеро под названием Тельдозеро. С давних времен среди местного населения бытует другое название озера — Келдозеро. Озеро относится к крупнейшим пресноводным озерам Архангельской области и располагается в семидесяти километрах западнее поселка Пинега на территории Пинежского района. Озеро окружено болотами, и хвойными лесами, крупных притоков нет. Из озера вытекает река Келда, приток Кулоя, которая впадает в Белое море. Места вокруг непроходимые, заболоченные. Для того, чтобы проехать к озеру летом нужен вездеход, а зимой снегоход.

В Келдозере большое разнообразие рыбы — есть здесь и плотва, и сиг, и ерш, и окунь, и налим, и щука, и даже хариус. В окрестностях Келдозера обитают много дичи: утки, гуси, вальдшнепы, зайцы, бобры, норки, лисы, лоси, кабаны, встречаются и медведи. Вот как раз эти озёрные и лесные обитатели привлекают сюда охотников и рыболовов. Оказался среди них и я, в компании местных заядлых охотников Ивана, Серафима и Петровича, по совместительству ещё и водителя вездехода — болотохода ГТС-66. Об этом «шедевре» советского автопрома я уже писал ранее в своём рассказе «На русском Севере».

В этой компании я оказался после долгих уговоров своего командира отпустить меня в качестве старшего машины в поездку на Келдозеро, где уже месяц промышляла бригада охотников и рыболовов из военного городка. Мой интерес был вызван тем, что я никогда не был в настоящем северном лесу, не видел бескрайних болот, живых зверей и птиц в дикой природе.

Был конец апреля 1979 года, впереди майские праздники, поэтому я решил попытать счастья — обратился к командиру части с просьбой разрешить мне поехать на Келдозеро с рыбаками. После долгих уговоров командир все же отпустил меня на трое суток, как раз на время поездки туда и обратно. Радости моей не было предела — я быстро собрал необходимые вещи, продукты, взял у товарища на прокат ружьё с патронами и накануне вечером был полностью готов к интересному и увлекательному путешествию. Выезд был намечен на раннее утро. По пути нам нужно было ещё заехать за местным егерем в деревню, которая находилась в двадцати километрах от военного городка. Всю ночь я не мог крепко уснуть — боялся проспать, на ум в полудрёме приходили разные мысли и воображаемые картины из жизни охотников — то подстрелил крупного глухаря, то поймал огромную щуку.

Незаметно наступило утро, а с ним и пора отъезда. Сигналом к этому послужил знакомый рёв мотора и лязг гусениц по бетонке вездехода. На площадке у магазина уже были мои попутчики: Иван — старшина команды трюмных машинистов — местный житель из соседней деревни Волково. Иван был возрастом чуть старше тридцати, общительный, роста выше среднего, крепкого телосложения — настоящий богатырь, его походка уверенная и размашистая, глядя на него, чувствовалась сила внешняя и внутренняя, как и все местные жители, Иван был хорошим охотником. С ним были два слесаря из котельной воинской части, тоже из местных. Их внешность ничем не примечательна, кроме того, что даже невооруженным глазом было видно их пристрастие к «зеленому змию».

Подъехал Василий Петрович — командир автомобильного взвода, он же водитель вездехода на этот переезд, тоже из местных. Петрович — мужчина лет сорока, невысокого роста, коренастый, неторопливый, молчаливый и обстоятельный. Обменявшись приветствиями и, уточнив, не забыл ли кто взять с собой, то о чём договаривались заранее, мы погрузились в ГТС и тронулись в путь. Я, как старший машины, сел в кабину, а мои попутчики расположились на крыше вездехода. Они могли расположиться и в кузове, но там не было окон, кроме того железный кузов резонировал от звуков работающего двигателя так, что в этом железном корыте невозможно было ни разговаривать, ни тем более дремать, так что мужики предпочли ехать с ветерком на свежем воздухе.

По пути мы заехали в соседнюю деревню Косково, чтобы забрать местного егеря Серафима. Пока ожидали Серафима, перекурили, один из местных мужиков рассказал о том, как он прошлым летом ходил с друзьями на дальние вырубки. Рассказчик говорил скороговоркой и для меня его рассказ был очень непонятным, хотя кое-что я всё же понял. Дело в том, что местное население в Холмогорском районе Архангельской области разговаривает на диалекте, который не так легко понять человеку со стороны, особенно из тех мест, где говорят неспешно, протяжно, к примеру, как у нас на Кубани.

Серафим оказался неприметным мужчиной, лет пятидесяти, с пристальным взглядом, невысокого роста, среднего телосложения, разговаривал также как и другие мои попутчики непонятной для меня скороговоркой. Дорога предстояла дальняя — около семидесяти километров по бездорожью среди лесов и болот, поэтому, как только Серафим уложил свои вещи — тронулись в путь.

Это путешествие мне предвещало много интересного, поскольку я вырос в кубанских степях и никогда не бывал в настоящей тайге и не видел настоящих топких болот. Неизвестность манила, а предчувствие приключений только добавляло настроения.

Через некоторое время я почувствовал все прелести езды в кабине, несмотря на громкий рёв двигателя и некоторое количество газов, попадавших в кабину от работы двигателя. Моим попутчикам повезло меньше — свежий ветер от быстрого движения недолго добавлял им хорошего настроения. Как только мы въехали в лес, преимущества их положения закончились — лесная дорога, по которой мы ехали, была таковой лет двадцать назад. Теперь же это была поросшая мелким березняком и ивняком просека, вся в ямах и колдобинах. Нависающие со всех сторон ветви молодых деревьев жестко хлестали моих попутчиков. В какой-то момент они взмолились и запросились в кузов.

Так проехали мы еще часа полтора — два. Серафим постучал по переборке, это означало, что нужно остановиться. Объяснив Петровичу, как нужно проехать к охотничьему домику, мы продолжили путь и уже минут через десять оказались на небольшой лесной поляне с приземистой покосившейся от времени небольшой бревенчатой избой. Оказалось, что это и есть охотничий домик. Снаружи это был старый сруб, сложенный из потрескавшихся и поросших мхом брёвен. Изба была покрыта полу прогнившими досками, с торца — низкая входная дверь, а в боковой стене небольшое окошко. Из крыши торчала железная труба, свидетельство того, что внутри есть печь, и это радовало.

Выгрузившись из вездехода, мы открыли избу и вошли внутрь. Я много слышал о таких избах в лесу, но бывать в такой избе не приходилось. Слышал о и том, что охотники, уходя из избы, всегда оставляют после себя порядок, сухие дрова, спички, продукты — соль, крупы. В этой избе так и было — половину комнаты занимал настил для сна, в другой половине — большой стол, окруженный грубо сколоченными лавками. Посередине избы стояла печь — буржуйка. На стене висел шкафчик, в котором мы обнаружили небольшой запас круп, соли и коробок спичек. Дощатый пол перед уходом подмели, так что в избе было относительно чисто. В целях экономии времени топить печь мы не стали, тем более, что я с собой взял большой термос с вкусно заваренным чаем. Разложив на столе свои припасы, и горячительный напиток под названием «шило», мы приступили к трапезе. Обед на природе в мужской компа-нии, да ещё с крепким напитком, всегда удаётся. После чаепития некоторые улеглись отдохнуть на нары, кто-то закурил. Как-то само собой завязался разговор о Келдозере. Самым просвещённым оказался егерь Серафим. Он расска-зал интересную историю об этих местах. Оказывается, что ещё в начале двадцатых годов сюда были переселены монахи Соловецкого монастыря. Переселили их сюда из-за того, что на территории монастыря был создан лагерь Особого Назначения НКВД. Монахов вывезли на Келд-озеро, где издавна располагались три старообрядческих скита. Здесь-то и разместили Соловецких монахов: одно поселение при впадении реки Бобровки в Келдозеро, второе — на озере Боброво, не доезжая шести километров до Келдозера, и третье — на Лодьмозере, в двадцати километрах от Келдозера на север. Власти старались создать монахам невыносимые условия, для чего поселили с ними людей из преступного мира, уголовников, которые исполняли роль надзирателей. Ссылали сюда и верующих мирян, и простых людей, объявленных советской властью врагами народа. В эти места был сослан и настоятель храма Соловецкого монастыря архимандрит Вениамин. Но были в тайге и вольные поселенцы: на Лодьмозере осели соловецкие монахи Алипий и Гедеон, пришедшие туда добровольно вслед за Вениамином, на Колозьме в четырех избушках жили еще несколько монахов. Так сама Советская власть поспособствовала тому, чтобы в этих местах образовались так называемые «потаённые Соловки». До наших дней сохранилось описание поселения в поселке Келдозерский у озера, где проживали монахи. Там было четыре барака. В одном из них была устроена маленькая домовая церковь.

В конце тридцатых годов в этих местах был создан Кулойский лагерь НКВД, который состоял из «командировок» — небольших посёлков далеко в лесу. КулойЛАГ являлся одним из самых суровых по причине суровых климатических условий. Из-за невыносимых условий труда и содержания, часто происходила массовая гибель заключённых. Да и как можно было выжить, если нормы были слишком большими, а оборудования (обыкновенных пил и топоров) не хватало. Не было и одежды, люди работали без рукавиц, разбивая пальцы и ладони в кровь. Если нормы не выполнялись, то хлеба (пайка) не полагалось и осужденные оставлялись на делянках. Что может сделать голодный, обессиленный человек? Многие замерзали на своем рабочем месте. Во время Великой Отечественной войны в этих поселениях велись заготовки продовольствия — рыбы, дичи, грибов и ягод для нужд военного ведомства, так называемого «Военторга».

Рассказ Серафима оказался очень интересным, но пора было ехать — нас ждала вторая половина пути. После непродолжительного отдыха неудобства отошли на второй план, да и лес стал более взрослым, на пригорках росли высокие ели, но иногда попадались болота, причём довольно большие и топкие. Наш болотоход был хорошо приспособлен для преодоления подобных преград — где на брюхе, а где вплавь он медленно, но уверенно продвигался к заветной цели.

Охотники, сидевшие на крыше вездехода, свои ружья взяли наизготовку — они хорошо знали, что в этих местах, как раз сейчас, время глухариных токов. Через некоторое время, когда мы ехали по лесной дороге, а вокруг стояли, как в сказке, высокие ели, кто-то постучал по крыше кабины. Как только Петрович остановил вездеход, сразу же прогремел выстрел. Впереди по ходу движения, с самого верха высокой ели, кувыркаясь, падала вниз крупная птица. Ель была старой и падающая птица то и дело цеплялась за густые ветви, а затем и вовсе повисла на одной из них. Иван выстрелил ещё раз, и птица замертво камнем полетела вниз, гулко ударившись о землю.

Оказалось, что это глухарь — довольно крупный самец с очень эффектной внешностью. Мы с большим интересом стали рассматривать диковинную птицу. Глухарь выглядел очень красиво и внушительно, его длина была сантиметров шестьдесят, а вес порядка пяти — семи килограммов, размах крыльев около метра, а может и больше. Оперение самца — черное с изумрудным оттенком, большой пышный хвост, крылья размашистые, рыжего и бурого цвета, на перьях хвоста и крыльев виднелись белые вкрапления. Клюв — короткий, закругленный, под клювом находились пучки черных перьев, напоминающие бородку. Вокруг глаз кожа ярко-красного цвета, будто брови. Лапы самца выглядели внушительно, мохнатые, на них было по три пальца с мощными тупыми когтями. Глухаря я видел впервые, и мне захотелось больше узнать об этой сильной и красивой птице. Я обратился к Серафиму с просьбой рассказать о глухарях подробнее — как живут, чем питаются, насколько вкусное у них мясо.

Серафим был хорошим егерем, видно было, что он любит свою профессию и хорошо знает своё дело. Пока мужики курили и обсуждали добычу, Серафим мне с удовольствием рассказывал об этой удивительной птице, видно было, что он любит и природу, и её обитателей. Из рассказа егеря я узнал, что глухари ведут оседлый образ жизни, изредка кочуют, если не хватает корма. Из-за большого веса и недостаточно развитых крыльев летает глухарь с трудом, в связи, с чем старается избегать длительных перелётов. У глухаря есть интересная особенность, она заключается в том, что частота взмахов его крыльев больше частоты дыхания. Это означает, что птице должно не хватать кислорода в полете. Избежать проблемы позволяет особая дыхательная система птицы, включающая легкие и воздушные резервные мешки. При этом большая часть запаса воздуха идет на охлаждение тела, а меньшая — на дыхание. Птица проводит немного времени на деревьях. Там она ночует, иногда питается и прячется от врагов. Основную еду, глухарь находит на земле. Питается глухарь черничными стеблями, цветами, семенами, листьями, травой, побегами и почками, насекомыми. В зимнее время года глухарь часто ночует в снегу, так как там ему теплее. Основной пищей в зимнее время для глухаря служит хвоя. В теплые месяцы птица держится неподалеку от полян с ягодами, муравейниками и источниками воды. На берегах водоемов глухари подбирают речные камешки, они помогают им перерабатывать грубые корма (почки, листву, побеги). Глухарь предпочитает жить в хвойных или смешанных лесах. В среднем птица живет 10—12 лет. Серафим мог ещё долго рассказывать о глухарях, но Петрович сказал, что пора ехать, путь ещё предстоит долгий, а доехать нужно засветло.

Сказано — сделано, усевшись удобнее, тронулись в путь. До конечной цели нашего путешествия оставалось ещё часа четыре — пять езды по бездорожью. Впереди нас ожидали огромные поля болот. Снег в лесу уже растаял, остались лишь кое-где в оврагах наледи с северной стороны. Воды в лесу было много, везде были лужи и текли ручьи. Вода в них была прозрачная, но бурого цвета, это означало, что в воде большое количество железа. Когда мы заезжали за Серафимом, то погрузили в кузов двухсотлитровую бочку с соляркой. Я тогда ещё подумал: «Зачем она Серафиму в лесу?». Сразу не спросил, а потом забыл. Вспомнил когда увидел прямо по курсу трелевочный тягач, по самую кабину вмерзший в огромную лужу. Остановились. Серафим, спрыгнув на землю, побежал в лес. Через несколько минут вернулся оттуда с алюминиевым бидоном. Бидон был весь во вмятинах, но крышка цела и плотно закрыта. Чертыхаясь, он пояснил, что осенью застрял на трелевочнике в этой луже, пытался выбраться до тех пор, пока не закончилось горючее. Чтобы не нести на себе вещи и инструмент, оставил их в бидоне, туда же положил сухари, крупу и другие продукты в надежде зимой, или по весне вернуться за ними. Запах продуктов, видимо, учуял медведь и попытался их достать. Что он делал с бидоном, можно было только догадываться. Сгрузив бочку на землю, мы заправили трелёвочник соляркой и попытались его завести. К нашему удивлению он завёлся со второй или с третьей попытки. Радости Серафима не было предела, потому что ногами по тайге много не находишь, тем более в такой дали от дома.

Поскольку лед вокруг тягача ещё не растаял, мы не стали насиловать технику и пытаться его вытащить, тем более, что Серафим пока не собирался его вызволять из ледового плена, сказав: «Пусть лёд сам растает, а в обратный путь через две недели я на нём и поеду».

Оставшуюся часть пути мы преодолели без особых приключений, если не считать переправу через огромное болото в самом конце пути. Болото было круглым, в диаметре километра два. На нём кроме травы ничего не росло, и было видно, что это топь. Честно говоря, меня это насторожило, подумалось: «А что будем делать, если здесь застрянем. Ведь помощи ждать нам не откуда, да и чем вытаскивать? Вертолётом? И что мне будет, если утопим в болоте вездеход?» Ответа я не находил…. Вся надежда была на Петровича и его железного богатыря. Дальнейшие действия водителя тягача и то, как вела себя машина, заставили уважать и одного, и другого ещё больше. Не зря ГТС-66 получил название «вездеход — болотоход», это действительно так — по болоту он шёл как корабль, разгоняя перед собой потоки ледяной воды, неимоверное количество грязи, перемешанной с травой, мхом и ветками мелких кустарников. Мы все, кроме Петровича, сидели на крыше вездехода и в любую минуту были готовы с неё спрыгнуть в случае, если тягач застрянет в трясине и пойдёт ко дну. Но всё обошлось, мы благополучно преодолели это последнее серьёзное препятствие и через минут сорок были у цели.

Нас ждали и встретили, как дорогих гостей. За месяц жизни в тайге в спартанских условиях, наши рыбаки одичали и с нетерпением ждали новых лиц, свежих новостей, хлеба, и, конечно же, так любимого всеми «шила».

Подробности товарищеского ужина опущу, скажу лишь, что не все устояли перед соблазном отвести душу «по полной». Утром, мы втроем: Иван, Валера (он был старшим среди рыбаков) и я, вышли на моторной лодке «казанке» в озеро. Идти сначала пришлось по узкой протоке, которая соединяла небольшую часть озера, на берегу которой находился наш лагерь, с основной акваторией.

Наш лагерь состоял из трёх строений: избы, приспособленной для жилья, другой избы, немного поменьше, в ней располагался склад сухих дров, ледник для хранения рыбы, продуктов, рыболовных снастей и инвентаря. Рядом с избой мужики соорудили баньку, куда ж без неё. Были ещё остатки строений, но они от времени сгнили и даже для дров уже не годились. Со слов Серафима это место было одним из тех, где жили соловецкие монахи, а во время войны здесь работали заготовители Военторга.

Выйдя из протоки в акваторию Келдозера, я увидел огромное ледяное поле, лишь небольшая полоска чистой воды отделяла его от берега. Наши рыбаки сюда приехали месяц назад, когда везде ещё стоял лёд. Рубили проруби, ставили сети подо льдом (в это время щука мечет икру). К тому времени, когда лёд начал таять и появились большие полыньи, начался перелёт птиц на север. На озере появилось огромное количество перелетных водоплавающих птиц: лебедей, гусей, уток, гагар и других. Для них Келдозеро было традиционной остановкой перед дальней дорогой в тундру. Здесь они отдыхали, кормились и набирались сил перед последним перелётом.

В этот год, видимо, в тундре было ещё холодно, и птицы в ожидании подходящего момента всё больше скапливались на открытых ото льда участках озера. Само озеро было огромным, спереди противоположного берега видно не было, видны были лишь берега справа и слева, расстояние между ними составляло порядка трёх-четырёх километров. Интересным был левый берег. Несмотря на то, что он был низменным и болотистым, дно озера было сплошь каменистым, причём камни были округлой формы и примерно одного размера, как будто кто-то ими вымостил дно озера. Вода в озере была прозрачной, но тоже тёмно бурого цвета, как и в лесных ручьях.

В озеро мы вышли на охоту по необходимости — подстрелить какой-нибудь дичи, чтобы приготовить горячий обед. Валера сидел на моторе, а мы с Иваном с ружьями по бортам. Везде на льдинах сидели тучи уток, гусей, кое-где были лебеди. Валера направил лодку к одной из больших стай уток. При приближении лодки утки стали взлетать, причём в разные стороны, в том числе и прямо на нас. От такой неожиданности мы с Иваном оторопели, как говорится: «Глаза разбежались!» от такого количества дичи, причём совсем рядом. Первыми же выстрелами мы подстрелили по утке, но, сколько их улетело, пока мы приспособились к такой охоте, одному богу известно. Скорее это было похоже на стрельбу по тарелочкам, причём, вылетающим из разных мест, на разной высоте и в разных направлениях. Тем не менее, мы приспособились, и стрельба приобрела уже осмысленный характер. В очередной раз Валера направил лодку на большую стаю, подойдя поближе, мы увидели, что в этой стае есть и утки, и гуси, и лебеди. Умело зайдя с той стороны, куда взлетали крупные птицы — гуси, лебеди, мы оказались прямо на пути взлёта стаи лебедей. Их было десятка полтора, огромных, белоснежных с красными клювами и красными лапами. Поскольку высоту они набрать ещё не успели, то в воздухе стоял пронзительный звон от движения их крыльев, и каждый взмах их крыльев отдавался в наших ушах давлением воздуха. Их величавый полёт заворожил меня, залюбовавшись полётом стаи лебедей, я совсем забыл, где я нахожусь — так близко летящих лебедей я ещё не видел. Я успел хорошо разглядеть летящего первым крупного лебедя. Это была белая крупная птица, с размахом крыльев метра два и весом никак не меньше килограммов десять — пятнадцать, с длинной шеей и красным клювом. Чёрные лапы птицы свисали, как короткие вёсла от надувной лодки и были довольно крупными. Ещё я успел рассмотреть мощную, прекрасно развитую мускулатуру крыльев птицы. В воздухе птица выглядела не менее эффектно, чем на воде…

Иван поднял ствол и направил в лебедя, который летел прямо на него метрах в десяти. Валера крикнул: «Стреляй!», но Иван опустил ружьё, сказав: «Не могу!»

Я бы тоже не смог выстрелить в лебедя, до того они были величественны и красивы. Да и само понятие «Выстрелить в лебедя» вызывает какое-то жуткое ощущение, сравнимое с понятием «Выстрелить в человека».

Лебеди отличаются от других видов птиц тем, что они исторически занимают особое место в жизни человека. На протяжении всей жизнедеятельности, человек восхищался многими уникальными качествами этих птиц. И это неудивительно, поскольку лебеди — это горделивые и величественные птицы, наделенные от природы красотой и грациозностью. Лебединая верность послужила источником для пересказывания легенд, а также написания песен, рассказов, сказок и т. д.

Лебеди, благодаря своему привлекательному внешнему виду, заслужили уважение среди людей. Это уважение и любовь связаны еще и с тем, что эти птицы сильные и бесстрашные и независимые. У разных народов отношение к ним разное, но в любом случае только положительное. Все это свидетельствует о том, что лебеди привлекают внимание человека на протяжении многих столетий, это связано так же с многими былинами, которые пересказывались из поколения в поколение, формируя образ таинственной и прекрасной птицы.

Птица лебедь считается птицей творческих людей, таких, как поэты, художники, писатели и т. д. На протяжении многих веков эти люди создали образ чистой птицы, который они сравнивали с собой, считая, что творческие люди — это люди с кристально чистой душой. Подобное мышление было запечатлено на многих картинах, во многих рассказах, а тем более в детских, положено на музыку, как в случае с «Лебединым озером», где эта птица олицетворяет красоту и величавость. Причем красота эта не поддельная, поскольку оперение птицы не отличается уникальной разноцветной раскраской. Завораживающее зрелище можно наблюдать, когда мимо проплывает пара лебедей с гордо поднятыми головами. На это можно смотреть и смотреть, хотя даже один раз увидев, событие оставляет в памяти неизгладимый след.

Поэтому совсем не удивительно, что человек, как правило, на лебедей не охотится, а предпочитает наблюдать за их красотой и независимостью. Особенно интересен тот факт, что лебеди, образовав пару, сильно привязываются друг к другу, относясь при этом с любовью и нежностью. И здесь есть чему поучиться даже человеку, поскольку подобных случаев в жизни человека, когда люди создают пары на всю жизнь и относятся на протяжении всей жизни с любовью друг к другу, раз — два и обчелся.

Так разве поднимется рука у нормального человека на такое чудо природы? Конечно же, нет!

Еще мне понравилось, как взлетает гагара. Взлетает не сразу, а только после долгого разбега по воде. От этого на воде остаётся длинный белый бурун воды. Получается красиво, особенно когда взлетают сразу несколько гагар — на воде появляется несколько длинных параллельных белых полос.

Подстрелив около десятка уток (ровно столько, сколько нужно было для «шулюма»), мы возвратились в лагерь. Там нас уже ждали проголодавшиеся мужики. Быстро ощипав и разделав уток, поставили варить обед. Пока варилась дичь, пили чай и вели разговоры: мы рассказывали, как там — на «большой земле», а рыбаки — как им тут жилось. За разговорами не заметили, как приготовился наш обед. На обед была дичь — полное эмалированное ведро варёных уток с картошкой. Каждому досталось по целой утке…

Пообедав, все занялись своими делами — кто-то готовил снасти, оружие, кто-то лодку, кто-то убирался на кухне, в общем, каждому нашлось дело. Поскольку я был свободным от дел, то взяв ружьё, решил побродить по округе. Серафим мне подсказал куда лучше идти, при этом проинструктировал: «Встретишь лося — стреляй. Увидишь медведя — будь осторожен, они сейчас после зимы голодные, может и напасть. Тогда стреляй не задумываясь, целься в голову. Всю остальную дичь можешь стрелять смело, без ограничений». Вооружившись патронами с разной дробью и взяв у Серафима патрон с жаканом, я пошёл в лес. Отойдя от избы метров пятьдесят, я увидел очень забавную картину. На берегу речушки, впадающей в озеро, на отмели собралось десятка два куликов — самцов и одна самочка. Что здесь творилось… Невзрачные в спокойном состоянии, небольшие кулики во время брачного танца превратились в птиц, неописуемой красоты, выписывающих неимоверные па перед своими соперниками. Вокруг головы у них появились огромные короны из разноцветных перьев, каждый кулик старался выглядеть, как можно эффектнее, для чего постоянно «гарцевал» перед своим соперником. Поскольку их было много, то выглядело это захватывающим представлением и очень напоминало танцы испанских тореадоров. Пока самцы старались произвести впечатление друг на друга, серенькая, невзрачная самочка спокойно клевала в стороне от них жучков и червячков. Я смотрел на это зрелищное представление минут сорок и не мог оторваться. Очень пожалел, что с собой не было фотоаппарата — снимки получились бы феноменальными.

Насмотревшись вдоволь на брачные танцы куликов, я все же пошел поохотиться. На противоположном от нашего лагеря берегу речушки была поляна. Ещё, будучи в лагере, я заметил там зайца, который сидел на открытом месте и никуда не убегал. Я подумал «А чем чёрт не шутит? Может он там сидит и до сих пор…» Перейдя через речушку в самом узком месте, я направился к поляне. Каково же было моё удивление, когда я увидел почти на том же месте того самого зайца. Он также спокойно сидел и смотрел в сторону нашего лагеря. Поскольку я зашел с тыльной стороны, он меня не видел, а ветер, видимо, дул в другую сторону, так что он меня и не учуял. Прицелившись, я выстрелил, и на моё удивление попал…. День завершался и завершался удачно — возвращаться домой с охоты уже было с чем…

Следующий день — день возвращения домой и перед трудной дорогой нужно было хорошо отдохнуть, но в непривычной обстановке уснуть было непросто. Я несколько раз выходил из избы на свежий воздух. Ночи были уже короткие и не такие тёмные, как ранней весной. Ночную тишину нарушали звуки перелётных птиц, которые нескончаемым потоком летели с юга. На фоне тёмного неба их не было видно, но их присутствие ощущалось очень явно, казалось, что они летят так низко, что бросив палку, обязательно попадёшь в птицу. Приводняясь на водную гладь озера, птицы поднимали неумолкаемый гвалт, причём гвалт был разноголосым — утиное кряканье, гусиное бормотание, разнообразные громкие и очень благозвучные трубные крики — гукание, кликание лебедей.

Уснуть мне так и не удалось, о чём я нисколько не пожалел. Ночь закончилась, а с нею и моё первое знакомство с дикой северной природой, впечатления, от красоты которой, остались в моей памяти на всю жизнь.