Охота на Лунина

Александр Валерьевич Горский, 2020

В своем загородном доме убит высокопоставленный чиновник. Преступником может быть кто угодно из самых близких и родных, приглашенных на семейное торжество. Дело поручено следователю Илье Лунину. Не самое простое задание, зато в случае успеха поощрение от руководства Илье обеспечено. Спустя всего несколько дней в городе совершено еще одно жестокое убийство. Жертва – молодая женщина. Коллеги Ильи начинают охоту на преступника, вот только кровавые следы, как ни странно, ведут к самому Лунину…

Глава 4,

очень длинная, в которой Лунин наконец понимает, какой должна быть настоящая дружная семья

Поднявшись по ступеням крыльца и потянув на себя входную дверь, Лунин нос к носу столкнулся с уже знакомым ему любителем кофе.

— Очень хорошо, что вы здесь. — Илья преградил путь сержанту. — Соберите всех, кто есть в доме, в гостиной.

— А… — хотел было что-то ответить полицейский.

— А остальных не надо, с ними я уже поговорил, — опередил его Лунин. — Зовите, а я подожду их внизу.

Молча кивнув, сержант развернулся и, с удивившей Лунина поспешностью, скрылся в глубине дома. Последовав за ним, Илья оказался в просторном холле и огляделся по сторонам. Прямо перед ним, поблескивая стеклом и нержавеющей сталью, уходила наверх причудливая лестница, на первый, наверняка обманчивый, взгляд казавшаяся чересчур хрупкой и ненадежной; справа сквозь широкий проем виднелась часть гостиной; слева же в стене темнели три стеклянных прямоугольника закрытых дверей. Открыв первую из них, Лунин заглянул в помещение не очень большое, но вполне комфортное для того, чтобы, придя в дом, скинуть с себя верхнюю одежду или грязную обувь. Вторая комната, значительно просторнее, очевидно, и была тем самым гардеробом, о котором говорила Яна. Вдоль всех четырех стен тянулись к потолку дверцы высоких шкафов, большая часть из которых были зеркальными, что позволяло, выбирая наряд, видеть себя одновременно со всех сторон. За какой из дверей скрывался кем-то выключенный сервер, Лунин узнать не успел. Послышался топот нескольких быстро спускающихся по лестнице человек и громкие, о чем-то спорящие голоса. Быстро вернувшись в холл, Илья смог убедиться, что полупрозрачная лестница достаточно надежна, во всяком случае, она без каких-либо заметных усилий выдерживала вес четырех спускающихся по ней мужчин и двух женщин. Увидев Лунина, мужчина, шедший первым, ускорился и, сбежав по стеклянным ступеням, доложил:

— Всех собрал, привел.

Илья взглянул на родственников убитого Фильченко. Они все отчего-то остановились прямо на лестнице и теперь молча разглядывали следователя, глядя на него сверху вниз.

— Мне кажется, если вы спуститесь, нам всем будет удобнее, — предложил Лунин и первым направился в сторону гостиной.

Войдя в просторную, на взгляд Ильи, просто огромную комнату со вторым светом, он с любопытством оглядел лежащую на полу шкуру белого медведя и поспешил занять просторное кожаное кресло, стоящее в углу гостиной, недалеко от камина, больше напоминающего зависшую в воздухе летающую тарелку, чем источник тепла. Илья, не зная, чем занять время, пока члены семейства Фильченко рассаживаются по комнате, привычно уткнулся носом в папку с бумагами, делая вид, что изучает документы. На самом деле он украдкой подглядывал за родственниками убитого, пытаясь понять, в каких отношениях друг с другом они находятся. Ни к какому выводу он прийти не смог, каждый из вошедших в комнату расположился отдельно от остальных. Оксана заняла такое, как у Лунина, кресло, стоящее с другой стороны от поблескивающего нержавеющей сталью камина. Егор плюхнулся на огромный бесформенный мешок, набитый чем-то шуршащим и обтянутый тканью, испещренной изображениями английского флага. Владимир остался стоять, скрестив на груди руки и прислонившись широким плечом к мощной каменной колонне, уходящей на несколько метров вверх, прямо под крышу здания. Исключение из всеобщей любви к одиночеству составили лишь двое — младшая дочь Игоря Владимировича Наташа и ее муж Андрей. При этом Илье показалось, что и супруги не очень стремятся к максимальной близости. Во всяком случае, они уселись с противоположных концов огромного дивана, так что между ними могли запросто уместиться все остальные члены мрачно взирающего на Лунина семейства.

Разглядывая собравшихся в комнате людей, Лунин подумал о том, что гены отца совсем не сказались на внешности его потомков. Во всяком случае, никто из детей Игоря Владимировича на него похож не был. Трудно было предположить, как выглядела первая жена покойного Фильченко, но, очевидно, двое старших детей пошли именно в нее. Ширококостные, с тяжелыми, несколько грубоватыми чертами лица, широкими густыми бровями, из-под которых на Лунина мрачно смотрели черные, пристально следящие за каждым его движением, глаза. Младшие дети убитого были полной противоположностью старшим. Худощавые, с тонкими запястьями и длинными нервными пальцами, которые то замирали на несколько мгновений на коленях, то начинали беззвучно наигрывать непонятную Лунину мелодию, один за другим приподнимаясь, а затем падая вниз и нанося удар по несуществующим клавишам. Голова Наташи, несмотря на ее худобу, показалась Лунину непропорционально маленькой. На узком бледном лице выделялись губы, накрашенные, по мнению Ильи, чересчур яркой помадой, и нос, слишком крупный для женщины, особенно столь тщедушной. В целом Наташа напоминала курицу, но не ту упитанную несушку, которая неторопливо разгуливает по деревенскому двору, а то бледное, бездыханное и уже общипанное создание, которое остается только разделать, расфасовать в подложки и пометить этикетками: грудка куриная с кожей, окорочка, бедрышки. Хотя, какие уж там грудки и окорочка? Илья вздохнул, отводя взгляд в сторону, — суповой набор разве что.

Егор напоминал точно такую же курицу, только уже полысевшую и чуть крупнее в размерах. Младший сын Фильченко сидел неподвижно, уставившись куда-то за спину Илье, отчего Лунину хотелось обернуться и посмотреть, что же там, у него за спиной, может скрываться.

— Ну, я пойду? — осведомился у Лунина сержант.

Илья коротко кивнул и, отложив ненужную ему папку на стоящий рядом с креслом столик, как и лестница, поблескивающий стеклом и сталью, оглядел присутствующих.

— Спасибо, что все так быстро собрались. — Лунин подумал, что, возможно, проявленная им вежливость хоть немного расположит к нему находящихся в комнате людей.

— Не все, — резкий, недовольный голос принадлежал Оксане, — вы забыли послать за Яной. Если не ошибаюсь, она лежит во дворе попой кверху. В шезлонге, у бассейна.

— Я ее уже видел, — благодушно отозвался Илья и на всякий случай уточнил: — Яну. Так что в ее присутствии сейчас нет никакой необходимости.

— Вот сучка, и здесь первая проскочила, — недовольно повел плечами Владимир.

— Вы не правы, — Лунин постарался ответить как можно мягче, хотя его и покоробил тон старшего сына Фильченко, — первыми, с кем я побеседовал, были Красильниковы. Да и вообще, мы собрались здесь все вместе совсем не надолго. Только для того, чтобы я мог сразу всем представиться. Лунин Илья Олегович, следователь. Буду вести, точнее, уже веду дело об убийстве Игоря Владимировича. Скажу вам честно, — Илья задумчиво потер левую бровь, словно сомневаясь в том, что сейчас подходящее время для честности, — у меня жутко болит голова. Дело в том, что вчера у меня был день рождения.

— Искренне поздравляем, — саркастически прокомментировала Наташа.

— Спасибо, — кивнул ей Илья. — Так вот, мне кажется, что после всего произошедшего вчера и вы все не так уж хорошо себя чувствуете.

Дружное молчание было ему ответом.

— Поэтому я был бы очень признателен, если один из присутствующих, или не один, — поправился Лунин, — прямо сейчас признается в убийстве Игоря Владимировича. Это сэкономит всем нам время. Ну и опять же, явка с повинной учитывается судом при вынесении приговора.

— Это вы сейчас так шутите? — задал вопрос до этого молчавший Андрей.

— Вовсе нет, — покачал головой Лунин. — А что, разве вы сами не считаете, что убийца Игоря Владимировича сейчас находится если уж не в этой комнате, то, во всяком случае, на территории усадьбы?

Потерев еще раз бровь, теперь правую, Илья повернул голову к Оксане.

— Усадьба — это ведь подходящее слово? Еще, кажется, бывает поместье, но я не уверен, что в данном случае это слово будет уместно.

Старшая дочь Фильченко в ответ лишь фыркнула и демонстративно отвернула голову.

— Вот именно, на территории! — выкрикнула Наташа. — Это как раз та самая попа, которую вы успели опросить. Теперь только осталось надеть на нее наручники и отправить, куда там у вас отправляют.

— По этапу, — усмехнулся Владимир. — Натусик, мы ведь Яночку все здесь обожаем, но это не значит, что надо торопиться делать выводы или торопить, — он перевел взгляд на Лунина, — господина следователя. Мне кажется, мотивы могли быть не только у нее.

— Может быть, ты тогда начнешь с себя, — тут же вспыхнул в ответ Егор, — со своих мотивов?

— Я сейчас с тебя начну. — Владимир оттолкнулся от колонны и стиснул массивные кулаки.

— На этом общую часть собрания будем считать закрытой. — Илья запоздало подумал, что надо было не отпускать сержанта. — Сейчас я побеседую с каждым из вас в отдельности, и вам предоставится возможность высказать любые свои соображения. Здесь есть какое-нибудь помещение поменьше размером?

— Пойдемте, — вскочил на ноги все еще кипящий от возмущения Егор, — здесь на первом этаже есть рабочий кабинет. Там удобно общаться тет-а-тет.

— Кабинет? — удивился Лунин, выбираясь из кресла. — Я думал, кабинет находится на втором этаже, там, где произошло преступление.

— Наверху кабинет отца, а здесь внизу рабочий, — не очень понятно объяснил Егор, открывая дверь из матового непрозрачного стекла.

«Слишком много стекла», — неодобрительно подумал Илья, проходя в комнату вслед за Егором. Каплевидной формы стеклянный стол занимал добрую треть небольшого помещения, к стенам которого хромированными держателями были закреплены такие же, из темного, дымчатого стекла, полки. К счастью Лунина, кресла оказались самыми обыкновенными. Точнее, это были очень хорошие кресла, обтянутые светлой, молочного оттенка кожей, с множеством рычажков, позволяющих привести спинку, сиденье и подлокотники в самое удобное положение. Обыкновенность их заключалась лишь в том, что они были сделаны не из стекла.

— Я думаю, вам удобно будет расположиться за столом, — молодой человек сделал приглашающее движение рукой, — соответственно, все остальные будут по очереди занимать кресло для посетителей.

— Логично, — согласился Лунин и, осторожно обогнув стеклянную каплю, устроился за письменным столом. — Не разбить бы здесь ничего.

— Не бойтесь, стекло каленое, — усмехнулся Егор. — Мне кажется, такая реакция у всех, кто в этот дом первый раз попадает. Отцу так нравилось делать все из стекла, что его в доме явный переизбыток. Это у него с давних лет. Я помню, еще был маленьким, он тогда работал главным инженером на стекольном заводе. Так вот он домой регулярно какие-нибудь безделушки из стекла приносил. Потом, когда появились другие возможности, стали появляться безделушки покрупнее. — Егор хлопнул рукой по темному стеклу столешницы. — Удивительно, как он весь дом из стекла не отстроил.

— Интересно, ваш отец работал на стекольном заводе, а в итоге начал курировать строительство дорог в области. Несколько странно, вам не кажется?

— Неисповедимы пути карьерного роста, — добродушно улыбнулся в ответ Егор, — вот я недавно в новостях видел, бывшего начальника отдела полиции назначили директором городского рынка. Вот это странно!

Или он в полиции тоже чем-то приторговывал, опыта набирался?

Лунин многозначительно вздохнул, как предпочитал делать всегда в тех случаях, когда ответа на вопрос у него не находилось.

— А отец, с ним как раз все просто, — продолжил между тем Егор, — после того как он главным инженером несколько лет отработал, его повысили, поставили директором на том же заводе. Так что он и по финансовой части опыта поднабрался. А дороги строить ведь дело нехитрое, там всего две вещи надо контролировать: чтобы технологию более-менее соблюдали и чтоб воровали поменьше.

— Поменьше? — Лунин удивленно нахмурился.

— Поменьше, — все с той же добродушной улыбкой объяснил Егор. — Совсем ведь не воровать у нас не могут, так что у каждой должности есть свой предел, внутри которого он может отщипнуть кусочек. Если каждый через свой предел не перешагнет, то все будет нормально. И объект сдадут, и люди довольны останутся.

— Интересная логика. И какой же предел был у Игоря Владимировича?

— Может, какой-то и был, — равнодушно пожал плечами Егор, — только это вам не у меня спрашивать надо.

— А у кого же? — заинтересовался Лунин.

— Не знаю, может, у Сергиевича. Все же отец у него заместителем работал. Хотя, мне кажется, отец за вечер в пул больше денег делал, чем на службе за год.

— Во что? — не сразу понял смысл сказанных слов Илья.

— В пул, в бильярд. Вы про «Ветеранскую лигу» слышали?

Лунин отрицательно покачал головой.

— Я ее зову «Лига выдающихся джентльменов». Там на самом деле никакими ветеранами и не пахнет. Это такой закрытый клуб, в нем все старички, любители бильярда, собраны. Ну как все, все, кто достоин, а достоин тот, кто может оплатить членский взнос.

— А что, большой взнос?

— Приличный, — кивнул Егор, — я точно сумму не знаю, но, можете поверить, очень дорого.

— Я верю, — кивнул Лунин.

— Так вот, — продолжил молодой человек, — старички там не только из России и даже не столько из России. Там почти со всего мира компания собралась, причем следят очень строго, чтобы к ним какой-нибудь профессиональный игрок не затесался. То есть только любители, но при очень больших деньгах. Хотя, скажу я вам, там такие любители, что и не каждый профессионал с ними дело иметь захочет. А отец как раз и был одним из таких любителей. Вы его кабинет уже осмотрели?

— Я пока до второго этажа не добрался еще, — признался Лунин.

— Ну вот посмотрите, все поймете.

— А еще кто-то в семье разделял увлечение вашего отца бильярдом?

— Как сказать. — Егор на мгновение задумался. — Играть он нас всех в детстве научил, можно сказать, неплохо, но особого пристрастия к бильярду ни у кого в семье нет. Андрей разве что, Наташин муж. Я помню, в свое время они с отцом чуть ли не сдружились на этой почве совместной любви к бильярду. Даже играли друг против друга, по маленькой, конечно.

— На деньги? — уточнил Лунин.

— Ну а как же? — удивился Егор. — Бильярд — это же не шахматы. Здесь в игре обязательно смысл должен иметься.

Илья ненадолго задумался, а затем наконец раскрыл лежащую на столе без дела папку и сделал короткую запись на бланке протокола допроса.

— Мне показалось или у вас с братом напряженные отношения? — Лунин закончил писать и положил ручку на стол.

— Напряженные отношения у нас были лет пять назад. А сейчас их просто нет. Никаких.

— А если немного подробнее?

— А если подробнее, — нервным движением Егор закинул ногу на ногу, — пять лет назад, после окончания института, я пришел к Володе попросить у него денег взаймы. У меня была идея, во что можно вложиться, и был компаньон, вместе с которым мы собирались работать вместе. Вот только он свою долю уже внес, а мне, чтобы достать денег, надо было идти просить либо у отца, либо у брата.

— Вы выбрали брата.

— Именно, — грустно усмехнулся Егор. — Казалось, так будет проще. Поначалу, в принципе, все и было неплохо. Он меня выслушал, сказал, что идея хорошая и он готов одолжить мне денег. Сумма была довольно приличная, и мы оформили договор займа, по которому я обещал вернуть долг через год.

— Так быстро?

— Я и не собирался. Володя сказал, что это формальность, и через год я напишу ему новую расписку еще на год. Года за три я планировал с ним полностью рассчитаться.

— Но что-то пошло не так.

— Что-то пошло не так, только не у меня, а у этого уродца. — Егор с шумом выдохнул воздух, пытаясь взять себя в руки. — Ровно через год он заявил мне, что его планы изменились и деньги нужны ему немедленно, а иначе он обратится в суд.

— На родного брата?

— А что вы хотели? Володька, он весь в отца. А тот считал, что в денежных вопросах нет родственников, есть должники и есть кредиторы.

— И чем же все закончилось?

— Ничем хорошим, — мрачно отозвался Егор, — перезанять я нигде не смог, и, чтобы отдать деньги, мне пришлось продать долю в предприятии партнеру. Тот с радостью ее выкупил. А еще через год наши идеи, — он с силой ударил ладонью по столу, отчего толстое стекло недовольно загудело, — мои идеи нашли потребителя, и предприятие стало расти. Вы понимаете, какие возможности я упустил?

— Почему же вы не обратились к отцу?

Егор еще больше помрачнел.

— Раньше надо было, когда первый раз деньги понадобились, а потом уже не мог. Поругались мы с ним, причем намертво поцапались. Два года потом вообще не разговаривали.

Опершись локтем о стекло, Илья подпер ладонью щеку, всем видом изображая из себя заинтересованного слушателя.

— Я тогда только с Ульяной, женой моей, встречаться начал, точнее, мы уже съехались. Квартиру снимали в старом городе, на набережной. И вот как-то раз к нам отец заявился без предупреждения, а мы каких-то приятелей ждали, так что Улька, не глядя, дверь и распахнула.

— И что же, — попытался предположить Лунин, — она разбила вашему отцу дверью лицо?

— Примерно, — хмыкнул Егор, не глядя на собеседника, — она же как была с папироской в зубах, так и вышла.

— Игорь Владимирович так плохо относился к курящим женщинам?

Егор безрадостно ухмыльнулся.

— Особенно если женщины покуривают травку. Что вы так смотрите? Хотите сказать, что сами по молодости не пробовали?

— Я больше по коньяку, — уклонился от прямого ответа Лунин.

— Да мы все больше по коньяку, — махнул рукой Егор, — Улька она и не пьет почти. А это же так было, баловство. Один раз дуркануть решили, а тут папаша заявился.

— Это лучше, чем если бы пришел участковый.

— Не скажите, — Егор задумчиво покачал головой, — думаю, с участковым вопрос удалось бы решить дешевле. Я же говорю, отец два года делал вид, что нас не существует, даже на свадьбу и то не пришел. Вы представляете, какой позор? При живом отце и без отца свадьба. Я после этого уже и сам с ним мириться расхотел. Думаю, ну ладно, раз он меня вычеркнул, так и я его вычеркну тоже.

— Судя по тому, что вы здесь, — заключил Илья, — примирение все же состоялось.

— Ну так это, когда Алеська родилась, папаша так обрадовался, что у него теперь внучка есть, что решил заодно и нас вместе с ней в комплекте принять. Мы хотели было поначалу его помурыжить несколько месяцев, а потом, знаете, как-то рукой махнули. Когда у тебя на руках лежит такой комочек маленький и глазами хлопает, ты и сам тоже глазами хлопать начинаешь и ни на что другое уже не способен.

Егор тяжело вздохнул и взглянул на Лунина.

— Что-то я совсем в воспоминаниях закопался. Вам ведь наверняка не это интересно, вы думаете, кто из нас из всех мог убить отца?

— И кто же? — Илья не стал спорить с постановкой вопроса.

— Не знаю. — Лицо Егора приняло сосредоточенный вид, он словно пытался подобрать нужные слова для ответа. — Честно, не знаю. И хотелось бы ткнуть в кого-то пальцем, сказать — вот он, хватайте, но не могу.

— Вы уверены, что это он?

— Вот именно, я даже в этом не уверен, — пробормотал Егор. — Я думаю, вы уже поняли. Яну мы все здесь терпеть не можем, но не могу представить, зачем ей это могло быть нужно. Отец ни в чем ее не ограничивал. Ни в деньгах, ни в желаниях. Она же как жила? Пару недель здесь побудет, затем на недельку в Европу, еще пару недель с отцом, потом на Бали или Пхукет. Там она могла недели три проторчать. У отца-то рабочий график достаточно напряженный был, плюс ко всему он часто играл, так что вдвоем они отдыхали от силы пару недель в году. Единственное, если он играл где-то в Европе, тогда они летали вместе.

— Вы неплохо осведомлены.

— Все же, в отличие от остальных, я живу здесь, в Среднегорске, так что и у отца бывал гораздо чаще.

— Ну хорошо, — на этот раз, несмотря на достаточно долгий разговор, Илья не стал уверять собеседника, что тот ему очень помог, — не буду вас больше задерживать. Если вас не затруднит, попросите следующим зайти вашего брата.

— Непременно, — усмехнулся Егор, поднимаясь из кресла, — хотелось бы послушать, что он вам наговорит.

Лунин кивнул на прощанье младшему сыну покойного вице-губернатора.

— Скажите, — последний вопрос Лунин задал в то мгновение, когда Егор уже приоткрыл дверь, собираясь выйти из комнаты, — когда я предположил, что убийцей может быть не только мужчина, вы заговорили именно о Яне. Вы думаете, что другие женщины к убийству причастны быть не могут?

Егор на мгновение замер, затем потянул на себя ручку, вновь закрывая дверь, чтобы его голос не был слышен в гостиной.

— Ну почему же? Могут, еще как могут. Причем с равной степенью вероятности любая из трех.

Дверь хлопнула, и на некоторое время Илья остался в кабинете один.

— Вообще-то их у нас четверо, — пробормотал Лунин, решив про себя, что, скорее всего, Егор упустил из вида существование Марии Геннадиевны.

— Ну и что он вам тут про меня наплел?

Массивная фигура Владимира на мгновение застыла в дверном проеме. Затем, с силой захлопнув за собой дверь, старший сын Фильченко в два широких шага преодолел расстояние, отделяющее его от стола, и склонился над Луниным.

— Да вы присаживайтесь, — удивленно заморгал в ответ Илья. — Понимаете, в чем дело, поскольку убили не вас, то и вопросы я задавал, большей частью касающиеся Игоря Владимировича. Вот в другой раз, если, конечно, это случится, я непременно более подробно остановлюсь на вашей персоне.

— Шутите? — Левая щека Фильченко нервно дернулась, затем с полусекундным опозданием это же движение повторила и правая.

— Ну почему же? — еще больше удивился Лунин, разглядывая небольшой, но все же достаточно заметный синяк под левым глазом своего нового собеседника. — Вот вы детективы читаете? Там так очень часто бывает, что убивают сперва одного члена семьи, потом другого, и так последовательно, пока всех не перебьют.

— Значит, шутите, — мрачно кивнул Владимир и, последовав совету Лунина, опустился в кресло. — Ну а что, кому беда, кому новые звездочки на погоны.

Илья не успел сообразить, какое отношение имеет его новое звание к произошедшему в доме Фильченко преступлению, когда его собеседник продолжил:

— Небось, если убийцу найдете, вам сразу полкана дадут.

— Не думаю, — с сомнением покачал головой Лунин, пытаясь вспомнить, были ли в истории следственного комитета случаи, когда сотрудник получал два новых звания в течение одного года, — у нас не любят досрочно присваивать.

— Странно, — раскатисто протянул Фильченко, — удобная ведь штука, накинул звезду на погон, и все. Вроде как и поощрил, а вроде и тратиться не пришлось.

— За звание еще доплата полагается. — Илья подумал, что если бы его после каждого раскрытого дела продвигали по службе, он бы уже давно стал генерал-полковником, а то и маршалом, хотя, кажется, звание маршала для работников следственных органов не предусмотрено. — Давайте все же поговорим о том, что произошло в этом доме.

— А давайте, — с какой-то отчаянной, злой веселостью отозвался Владимир. — Только что тут сказать можно? Убили отца. Знал бы кто, уже бы своими руками придушил.

Выставив перед собой руки, Фильченко продемонстрировал, как он расправился бы с преступником. Уважительно взглянув на его мощные кулаки, Лунин одобрительно кивнул, давая понять, что разделяет эмоции собеседника.

— Может быть, тогда вы постараетесь вспомнить вчерашний день? Никто из приехавших на торжество с вашим отцом, случайно, не ссорился?

— Случайно, — фыркнул Владимир, — с отцом можно было случайно только не поссориться, а вот ссорились все с ним исключительно по желанию, причем исключительно по его желанию. И вообще, почему вы говорите только о приехавших? Тут и так в доме куча народу толчется.

— Это вы о ком? — уточнил Илья.

— Ну как же? Во-первых, обожаемая всеми нами супруга нашего папочки, хотя, если честно, не пойму, какая ей из этого всего может быть выгода. Она и так всем распоряжалась, а теперь, как ни крути, наследством придется поделиться. Да и дом, — на лице мужчины появилась едва заметная улыбка, — папашка обещал мне отписать, узнать бы только, у какого нотариуса его завещание искать.

— Дом? — задумчиво переспросил Лунин, открывая папку с бумагами. — Странно, очень странно.

— Что именно? — нахмурился Владимир.

— Ну как что, вчера сюда выезжал дежурный следователь. Как и положено, если преступление происходит в каком-то здании или помещении, необходимо установить собственника. Яна Григорьевна предъявила документ, из которого следует, что владелицей жилого дома и земельного участка является именно она. У меня есть копия выписки из государственного реестра.

— Вот паскуда! — эмоционально выругался Фильченко. Бросив короткий взгляд на документ в руках Лунина, он тут же отвернулся, а затем и вовсе уставился куда-то в пол. Его широкие плечи бессильно обвисли, и сам он весь словно уменьшился в размерах, в одно мгновение утратив половину тех сил, которыми щедро наделила его природа.

— А вы, значит, полагали, что дом вам достанется? — Илья решил нарушить затянувшееся молчание.

— Полагал, — все так же, не отрывая взгляда от пола, отозвался Владимир. — Я думал, конечно, что с Янкой как-то договариваться придется, она ведь здесь прописана, но что все так повернется… — Он с отчаянием махнул рукой. — А ведь это я этот дом придумал. Я же архитектор, у меня свое архитектурное бюро, совсем маленькое, конечно, но все же свое. Здесь ведь все по моему проекту сделано! Все абсолютно!

— Да, неудачно все получилось, — посочувствовал Лунин и тут же покраснел, испугавшись, что Фильченко неверно истолкует его слова, — но, если можно, я бы хотел вернуться к той куче народа, про которую вы говорили.

— Да уж, куча, — машинально повторил Владимир, которому все никак не удавалось взять себя в руки, — всю эту кучу собрать в один мешок да вышвырнуть куда подальше.

— Это вы о Красильниковых? Чем же они вам не угодили?

— Не мне. Отцу. Они, конечно, довольно долго у него проработали. До этого он раз в полгода людей менял. Ведь тут как получается, все время один из трех вариантов выходит: либо люди не хотят работать, либо слишком много болтают лишнего, либо начинают ручками грести в свою сторону.

— И какой вариант относится к Красильниковым?

— Я так полагаю, третий.

— Полагаете?

— Полагаю, — Владимир кивнул, — пару месяцев назад я разговаривал с отцом по телефону, он мне сказал, что нанял человека последить за ними.

— Был повод?

— Значит, был, — Владимир вновь кивнул, на сей раз более уверенно, — на них ведь все хозяйство лежало. Дом шестьсот квадратов, участок почти полгектара, все это надо в порядке содержать, что-то подкрасить, что-то подштукатурить. Если надо было нанять каких-то рабочих или что-то купить, Красильниковы могли все делать сами в каких-то разумных пределах. Плюс ко всему продукты, всякую хозяйственную мелочовку тоже они закупали.

— Я могу, конечно, ошибаться, но мне кажется, это были не очень большие деньги для Игоря Владимировича.

— Это вообще были для него не деньги, — усмехнулся Владимир. — Дело же не в деньгах, дело в принципе. Если бы проводился конкурс «Мистер принципиальность», отец точно на нем попал бы в призеры. Он же как полагал: пообещал — сделай, одолжил — верни, проиграл — заплати долг. Вы, кстати, еще не в курсе про эту историю, как ему Андрюша продул соточку?

— Первый раз слышу. А можно подробнее? — заинтересовался Лунин.

— А что тут подробнее? Андрюша — это Наташкин муж, вы его видели. Они в свое время с отцом в неплохих отношениях были на почве страстной любви к бильярду. Промеж собой тоже поигрывали, но ставки были так, символические. Один раз, правда, папашка натянул Андрюшу на тысячу, так Наташка узнала, такой шум подняла.

— Вроде не очень большие деньги, — удивился Лунин.

— Как сказать, — хмыкнул Фильченко, — для меня, например, тысяча евро — это приличные деньги. А что, в органах так хорошо платят?

— Прибавили последнее время, — пробормотал Илья, только теперь понявший, о какой тысяче идет речь, и теперь пытавшийся предположить, какая сумма скрывалась за словом «соточка».

— Так вот, наш Андрюша у себя в Питере сдружился с каким-то тамошним чемпионом и взял у него несколько уроков. Уж не знаю точно, сколько они там занимались, но уровень игры он подтянул прилично. Только ведь оно как вышло, кий-то он стал держать в руках лучше, а в голове у него что-то убавилось. Закон равновесия, знаете ли.

Лунин вновь принял привычную позу, по его мнению, обозначающую максимальную заинтересованность, облокотившись на стол и подперев щеку ладонью.

— В начале июня мы тут все собирались в том же составе, у отца был день рождения. Так вот, Андрюша сдуру втайне от Наташки затеял с ним турнир. Точно не скажу, может, отец ему поначалу малость поддался, а может, он и впрямь так руку хорошо набил, только поначалу он выигрывал. Неплохо, скажу я, выигрывал. Тысяч восемь, кажется.

— Евро? — уточнил Лунин.

— Ну да, — кивнул Фильченко, — отец к доллару охладел последнее время. Играли они, значит, играли, и тут кто-то, я даже не могу сейчас понять, кто из них, предложил поднять ставки. В общем, к концу дня Андрюша был должен папе сто тысяч, и дальше отец играть отказался. Сказал, что не хочет разорять зятя.

— Вполне благородно, — не смог удержаться Лунин.

— Не то слово, — ухмыльнулся Владимир, — особенно с учетом того, что у Андрюши и близко таких денег нету. Я помню прошлый раз, когда он на тысячу угорел, какой скандал приключился. Он ведь сам работает в какой-то конторе обычным менеджером, дай бог, если у него эта тысяча в месяц выходит, хотя, я думаю, и того нет.

— И как же он собирался отдавать эти деньги?

— А вот это, как говорится, хороший вопрос, — одобрительно кивнул Фильченко. — Андрюша, хоть и дурачок, но все же не до такой степени, чтобы думать, что отец простит ему долг. Как говорил отец, у денег нет родственников.

— Судя по всему, Игорь Владимирович знал толк в деньгах, — заключил Лунин. — А что Наталья? Ей сказали о проигрыше мужа?

— В том-то и дело, что нет, — при упоминании имени сестры Владимир оживился, — кроме самих игроков, только я был в курсе всей истории. Отец даже не стал Андрюшку на свою «доску почета» заносить.

— А это что такое?

— Зайдете к нему в кабинет, увидите. Там на стене висит грифельная доска, наподобие тех, что в школах, только размером поменьше. Вот он на ней мелом всех своих должников записывал. Хотя дома он почти не играл, но как вертанется из поездки, так сразу к доске и мел в руки. Фамилию пишет и рядом сумму. Когда человек расплатится, он его стирает. Стирал, точнее.

— А что, были такие большие суммы, что игроки не расплачивались на месте? — удивился Илья. — Егор мне говорил, что там сплошь миллионеры, в этой вашей лиге джентльменов.

— Что вы хотите, — Владимир равнодушно пожал плечами, — сейчас наличные в карманах никто не таскает. А что касается отцовских выигрышей, про сотку евро я вам уже рассказал, так вот это отнюдь не самый большой результат. Я бы даже сказал, ниже среднего.

— Да уж. — Илья вспомнил, что, будучи подростком, тоже играл на деньги, в настольный теннис, и, как правило, проигрывал. К счастью, суммы проигрыша были совсем незначительны, и он мог незаметно от матери вытаскивать деньги у нее из кошелька. — Интересно тогда, какой же результат близок к максимуму.

— Тысяч пятьсот — шестьсот. Во всяком случае, подобные записи я видел. Может, и до миллиона доходило, врать не буду, но такого от отца я не слышал.

— Надо сказать, что вы на удивление неплохо осведомлены обо всем, в этом доме происходящем.

— Вы уж скажете, обо всем, — усмехнулся Владимир, — я даже не знал, что дом уплыл прямо у меня из-под носа. И потом, почему на удивление? С отцом, конечно, всегда было непросто общаться, но последние пару лет у нас были довольно-таки неплохие отношения.

— Если я правильно понял, это вы обнаружили отца после его гибели.

— Нет, — на удивление резко отозвался Владимир. — Мы это сделали вместе. Вместе с Натальей.

— Я это и имел в виду, — примирительно кивнул Лунин.

— Наталья, как только увидела отца в луже крови, завопила и выскочила за дверь, а я подбежал к нему, сел на корточки или, может быть, даже на колени, сейчас не вспомню. Была мысль, что он только ранен, но потом я попытался приподнять его и понял, что уже все, ничего сделать нельзя. Тут появились все остальные, прилетела Янка, закатила истерику. Пришлось хлопнуть ей пару раз по щекам. Небось, уже вам нажаловалась?

— Мне кажется, она не в претензии. — Илья поспешил успокоить собеседника. — Скажите, а вы поднялись на второй этаж сразу по окончании фейерверка?

— Да, как только отстрелялись, так мы сразу и пошли, может быть, пару минут подождали, что он сам выйдет, не больше, — подтвердил Владимир, — мы ведь договорились еще до того, как палить начали. Отец всех заинтриговал, сказал, что вечером сделает интересное объявление, вот только время не уточнил. А дело-то уже к ночи! Ну мы с Наташкой и решили, что после салюта вместе пойдем, попробуем узнать, когда наш папашка разродится обещанной речью. Точнее, я сказал, что хочу подняться к отцу, а Наталья тут же заявила, что пойдет вместе со мной. Видать, боялась, что я новости раньше остальных узнаю.

Владимир замолчал, вновь уставившись себе под ноги, а затем повернул голову к Лунину.

— А хорошо ведь, что она со мной поднялась, а то бы вы уже наручники на меня надели. Признайтесь, ведь так?

— Это такой стереотип, наверное, из фильмов, — успокаивающе улыбнулся Илья, — что того, кто убитого обнаружил, потом первого и задерживают. Хотя, конечно, всякое бывает.

Илья окинул испытующим взглядом мощную фигуру Владимира, пытаясь понять, насколько органично тот бы смотрелся в тюремной камере.

— Ну что же, вы мне очень помогли, — отработанная фраза сама выскочила изо рта, — позовите, пожалуйста, еще кого-нибудь, например, Андрея.

— Без проблем. — Владимир неторопливо поднялся из кресла и взглянул на Лунина. — Что, вас так заинтересовала история с его проигрышем? А ведь это мотив! — Владимир громко щелкнул пальцами и торжественно повторил: — Мотив!

Дверь кабинета вновь захлопнулась, давая Илье возможность несколько мгновений побыть в одиночестве. Правда, мгновений этих оказалось совсем немного. Не успел Лунин, откинувшись на спинку кресла, закрыть глаза и предаться мечтаниям о возможности еще немного поспать, как в кабинет ввалился Зубарев. Лицо его, по мнению лениво приоткрывшего один глаз следователя, излучало чрезмерную дозу явно необоснованного оптимизма.

— Вадик, ты-то зачем здесь? — Лунин с неохотой открыл второй глаз и теперь устало разглядывал оперативника.

— «Вадик, зачем ты здесь?» — передразнил его Зубарев, бесцеремонно усаживаясь прямо на стеклянную столешницу. — Нет чтобы сказать: Вадик, как я рад тебя видеть! Как я счастлив работать в связке с лучшим оперативником областного управления!

— А мы в связке? Как я рад, — абсолютно безрадостно отозвался Лунин. — Тебя вообще сюда кто послал?

— Илюха, — нравоучительным тоном произнес майор, — пора бы тебе знать, кто в УВД всех посылать может, причем в любом направлении. Я так понял, наш шеф пообщался с вашим шефом.

— С Хованским?

— А у тебя что, есть другие? — Зубарев на всякий случай приложил руку к лбу Ильи и сокрушенно покачал головой. — Тебе бы похмелиться. С Хованским, конечно. Два этих мудрых старца решили, что я полностью перехожу в твое распоряжение до тех пор, пока ты все здесь не разрулишь. Судя по твоему виду, на сегодня разруливание явно не запланировано. Ты, вообще, сейчас чем занимаешься?

— Опрашиваю. — Проводя рукой по щеке, Лунин попытался понять, что именно в его лице сподвигло оперативника к столь безрадостному наблюдению.

— Кого?

— Свидетелей. Или подозреваемых. Я пока сам не понял, кто они тут.

— Так, может, разделимся? — оживился Вадим. — Ты мальчиков возьмешь, я девочек, мне с девочками как-то проще общий язык находить.

— Удивительное совпадение, — хмыкнул Илья, решив, в конце концов, что с лицом у него все нормально…

— Кстати, они у тебя там без присмотра в гостиной все перелаялись, — Зубарев наконец перебрался со столешницы в кресло, — так что я сержанта пригнал, пусть за порядком следит. А то нам руководство не простит, если еще кого пришибут ненароком. Да, о пришибленном! Я тебе копию заключения медэксперта привез. — Майор протянул приятелю несколько сложенных вдвое листов. — Умные люди говорят, что нашего покойничка по голове дважды долбанули. Один раз в область затылка, причем удар был не очень сильный, в черепушке только трещина появилась. А вот второй удар, в теменную область, там уже от души приложили. Такая пробоина, что целый крейсер потопить можно было.

— И что из этого следует?

— Что из этого следует, должен нам сказать следователь, — весело прищурился Вадим. У нас тут есть такой? Вижу, сидит, целый подполковник. Только бледненький какой-то и с лица уставший. Потому, видать, плохо соображает.

Довольный собой, Зубарев щелкнул по стеклянной столешнице пальцем и прислушался.

— Не звенит, — разочарованно произнес он. — А я думал, мало ли, вдруг хрустальная. От богатеев всего ожидать можно. Эксперт допускает возможность того, что удары наносили два разных человека. Один из них, который послабее, вполне может быть женщиной.

— То есть у нас еще и убийство по сговору, — уныло констатировал Лунин. — Тогда вообще ничего не понятно.

— Ишь ты, — Зубарев скорчил глумливую физиономию, — а до этого, значит, тебе было что-то понятно. Ну, давай поделись умом, понимающий ты наш.

— До этого у меня сложилось впечатление, что здесь каждый сам за себя. — Лунин подумал о том, что если протянуть правую руку и как следует щелкнуть Вадика по лбу, тогда он наверняка перестанет так нагло улыбаться. — Никто из них не скрывает, что с покойником у них были сложные отношения, но только такое ощущение, что промеж собой у них все еще сложнее.

— Каждый не каждый, а две семейные пары у нас имеется, — резонно заметил оперативник. — А супруги — это уже потенциальные заговорщики. Правда, эти, как их, Красильниковы, особо на семейку киллеров не тянут, безобидные они, да и жили они у Фильченко, как у Христа за пазухой. А вот младшая дочурка с муженьком, чем тебе не вариант?

— Может, и вариант, — не стал спорить Лунин, — я сейчас их как раз допрашивать собираюсь.

— Вот и правильно, — вновь оживился Зубарев, — разделимся. Ты бери мужика, а я девочку. Вот увидишь, я ее быстро расколю.

— Разделимся, — безвольно согласился Лунин и, увидев на лице Вадима торжествующую улыбку, добавил: — Я займусь допросами, а ты обойдешь участок по периметру с внешней стороны.

— Это еще зачем? — возмутился не ожидавший такого поворота событий оперативник. — И как ты это представляешь? Тут же заборы, соседи. Я что, через них перепрыгивать буду?

— Не надо перепрыгивать. — Илья невозмутимо покачал головой. — Участок крайний, сосед имеется только с одной стороны, с фасада, там, где подъездная дорожка, тоже вряд ли могли залезть, там фонарь на фонаре и на каждом фонаре по камере. Остаются две стены, которые выходят на лес. Они, конечно, высокие, но мало ли, могли и лестницей воспользоваться или, может, с ветки дерева по веревке спуститься.

— Мне вот интересно, — майор задумчиво разглядывал Илью, — это у тебя от чего осложнение? От того, что тебе тогда, зимой, по башке кочергой треснули, или от того, что ты в больнице детективов слишком много начитался? Ты что, действительно думаешь, что какие-то люди в черном перемахнули через забор, путем телепатии выяснили, что старик сидит один в кабинете, по-быстрому грохнули его, а затем скрылись, растворившись в заборе? Илюха, давай я лучше с девочкой побеседую. Ты видел, она какая глазастенькая? Я на нее надавлю малость, она глазками захлопает и всю правду мне выложит.

— Когда пойдешь, загляни к Красильниковым, — Илья проигнорировал тираду оперативника, — попроси Марию Геннадиевну сделать мне кофейку. С лимоном.

— Вот она — настоящая мужская дружба, — вздохнул Вадим, — один будет сидеть в мягком кресле, попивать кофе да болтать с девицами, а другой — рыскать в грязи и кормить комаров. А что поделать, это же следственный комитет, белая кость. Не то что мы, простые труженики уголовного розыска.

— Иди уже, труженик, — мягко поторопил приятеля Лунин, — мне еще трех человек допросить надо. Да, чуть не забыл! Скажи, у нас в городе частные детективы есть?

— Ты же не женат. Тебе за кем следить? — ехидно буркнул Вадим, подымаясь из кресла. — Есть вроде штуки три, может, больше. Один у нас как-то свидетелем по делу проходил, тот еще дурачок, скажу я тебе. Его в свое время из наркоконтроля выперли, так он в частный сыск подался.

— Замечательно, — кивнул Илья, — ты, как с забором закончишь, выясни, сколько в городе этих самых детективов имеется. Надо со всеми ними связаться и выяснить, кого из них за последние несколько месяцев нанимал Фильченко.

— А он нанимал? — уточнил Зубарев.

Илья молча кивнул.

— Так от тебя, оказывается, даже польза есть, — грубовато похвалил Лунина оперативник, — не зря тебе подполковника дали. Это что же, наш старичок кое-что заподозрил и решил немного последить за своей женушкой?

— Заподозрил, — подтвердил Илья, — и решил последить. Вот только не за женой, а за одной безобидной, по мнению некоторых оперативников, семейной парой.

— Это ты сейчас про Красильниковых? — удивленно переспросил Вадим.

Лунин закинул руки за голову и вновь удовлетворенно кивнул.

— Ладно, я выясню, — шагнул к двери майор, — пойду поработаю, а ты здесь развлекайся.

— Про кофе не забудь! — крикнул Илья в тот момент, когда дверь с оглушительным грохотом захлопнулась.

Оставшись, наконец, один, Илья вновь откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Сейчас бы часок поспать. Потом принять душ, можно даже холодный, а уже потом выпить чашечку, а то и две крепкого кофе. Вот тогда жить стало бы значительно веселее. А так, что это? Глаза раз за разом пытаются закрыться и никогда больше не открываться, в голове какие-то непонятные звуки. Тук-тук, тук-тук. Хотя, странно, голова вроде не болит.

— Можно? — Тихий женский голос заставил Лунина поспешно вынырнуть из черного омута забытья, в который попыталось занырнуть его сознание. — Я стучу, стучу, а вы не отвечаете.

— Простите, бога ради, задумался. — Илья неловко вскочил на ноги, зацепившись за стол, отчего тот угрожающе завибрировал. — А почему вы? Я думал, сейчас придет Андрей…

Илья распахнул лежащую на столе папку, пытаясь найти в бумагах отчество Наташиного мужа.

— Андрей? — Наташа робко улыбнулась. — У него что-то живот скрутило. А я подумала, что вы будете сидеть один, ждать. Вот и пришла.

Она одарила Лунина еще одной застенчивой улыбкой, а затем быстро оглянулась на дверь.

— Если вы скажете, я могу уйти. У вас же, наверное, все по системе. Вы ведь не в случайном порядке нас вызываете?

— Нет, конечно, — энергично замотал головой Лунин, — в смысле, что да, система обязательно должна быть.

— Тогда я пойду? — Она коснулась ручки двери кончиками пальцев.

— Зачем? Оставайтесь. Любая система допускает некоторые отклонения от первоначальной, — Илья быстро ущипнул себя за кончик носа, пытаясь найти подходящее слово, — конструкции.

— Тогда я присяду? — Наташа перевела взгляд с двери вначале на Илью, а затем на пустующее кресло.

— Конечно, — великодушно разрешил Лунин, — присаживайтесь. Это очень хорошо, что вы пришли.

Он сам, на этот раз медленно, стараясь ничего не задеть, опустился в кресло и уставился на младшую дочь Фильченко. Та, удобно устроившись напротив Ильи, в свою очередь с любопытством разглядывала следователя.

— Ну? — первой нарушила молчание Наташа. — Мне кажется, вы должны задавать мне какие-то вопросы.

— Да, вопросы, — спохватился Лунин, — вопросов у меня к вам много. Для начала, если можно, расскажите о ваших отношениях с отцом. Насколько я понимаю, человек это был достаточно сложный.

— Сложный? — в Наташином голосе слышалось откровенное непонимание. — Почему вы так говорите?

Ничего сложного в отце не было. У него было несколько правил, которым он всегда следовал, и ничего более. Может быть, кому-то было сложно принять эти правила.

— Но не вам? — уточнил Лунин.

Еще одна улыбка послужила наградой за его проницательность.

— Я всегда его хорошо понимала.

— Это хорошо, когда в семье такое взаимопонимание, — одобрил Илья, разглядывая женщину, муж которой проиграл ее же отцу в бильярд сумму, отдать которую не смог бы при всем желании. Вот только было ли оно, это желание? Интересно, что об этом думает сама Наташа. Ах да, она ничего об этом думать не может, поскольку ничего про эту историю не знает. Хотя, люди ведь частенько думают о том, чего на самом деле в природе нет и никогда не было. Например, о драконах. Или о гномах. Или о гномах, сражающихся с драконом. Книги пишут, фильмы о них снимают. Лунин вздохнул и попытался вернуться из несуществующего мира к реальности. — А ваш супруг, он тоже принимал все правила Игоря Владимировича?

— Андрей? — Лунину показалось, что возникшая пауза была чуть дольше, чем того требовала Наташина манера речи. — Могу сказать вам, что Андрей ладил с папой гораздо лучше большинства его родных детей.

— Угу, — коротко отозвался Лунин, придя к выводу, что под меньшинством в данном случае Наташа имела в виду именно себя, — я слышал, у них даже было общее увлечение.

— Вот вы о чем. — Лицо девушки, до этого выражавшее лишь любопытство, смешанное с доброжелательностью, в одно мгновение ожесточилось, теперь наконец она стала похожа на человека, не так давно предлагавшего надеть на Яну наручники и отправить ее в дальнее, но не очень комфортное путешествие по просторам Родины. — Я так понимаю, братцы уже успели напеть вам о проигрыше Андрея.

— Самую малость, — успокаивающе выставил ладони вперед Лунин, пытаясь понять, о каком именно проигрыше сейчас идет речь, — будет лучше, если вы сами мне все расскажете подробнее.

— А что там рассказывать? — возмутилась Наташа. — Ну, проиграл Андрей отцу тысячу евро. В конце концов, какое это имеет отношение к убийству? Вся эта история была уже довольно давно, и с долгом мы рассчитались.

— Вы абсолютно правы. Это, — Илья положил руки на стол, — никакого отношения к убийству не имеет. Вы можете быть абсолютно уверены.

— А вот и кофе. — В кабинет плавно вплыл прямоугольный, поблескивающий сталью поднос, вслед за которым показалась улыбающаяся Мария Геннадиевна.

Бросив быстрый, как показалось Илье, недовольный взгляд на Наташу, домработница склонилась к столу. С подноса на стеклянную столешницу один за другим перекочевали белоснежная чашка с черным ароматным кофе, блюдечко с нарезанным тонкими ломтиками лимоном, небольшая сахарница, тарелка с тремя аппетитно пахнущими сыром и ветчиной бутербродами и, наконец, пузатый бокал, на две трети наполненный, как пишут в протоколах, жидкостью янтарно-коричневого цвета с характерным запахом коньяка.

— Я же только кофе просил, — проглотил моментально наполнившую рот слюну Лунин.

— Яна Григорьевна распорядилась, сказала, день у вас очень напряженный, — объяснила Красильникова и вновь бросила короткий взгляд на Наташу. — Может быть, вам чайку принести, Наталья Игоревна?

— Спасибо, я как-нибудь потом, — Наташин голос прозвучал холодно, — в более подходящей обстановке.

— Тогда я пойду? — Мария Геннадиевна вновь, не мигая, уставилась на Лунина, всем видом давая понять, что она понимает, кто в этом кабинете сейчас главный.

— Да, конечно, — кивнул Илья и торопливо добавил: — Спасибо большое, особенно за бутерброды.

— Я передам Яне Григорьевне, — размеренно отозвалась Красильникова и, прижав поднос к груди, покинула кабинет.

— Прислуга всегда быстрее всех ориентируется при смене власти, — с усмешкой прокомментировала Наташа, — не замечали?

— Не имел подобного опыта, — честно признался Лунин, пытаясь не смотреть на расставленное перед ним на столе изобилие.

— Хотя Яна тоже, как я погляжу, времени зря не теряет. Изо всех сил пыжится произвести на вас впечатление.

— Ну, знаете, — обиделся Лунин, — бутерброды — это, конечно, приятно, но ими она меня вряд ли сразить сможет. Да и коньяком тоже.

Бросив взгляд на источающий благоухание фужер, Илья тоскливо вздохнул и отвернулся к окну, за которым беззвучно колыхались ветви огромной березы.

— Еще скажите, что ее купальник тоже не произвел на вас никакого впечатления, — фыркнула Наташа, — она, наверное, часа два у бассейна отиралась, пока вы не приехали.

— Я так понимаю, Яну Григорьевну вы недолюбливаете, — констатировал Лунин. — Есть за что?

— Можно подумать, вы не понимаете.

Илья примерно представлял, что может сказать ему Наташа, но, на всякий случай, медленно покачал головой, предоставляя собеседнице возможность высказаться.

— Представьте, вы живете, причем не просто живете, а вы счастливы. У вас все замечательно, вам шестнадцать лет, и впереди долгая прекрасная жизнь, полная любви и радости. Вы это знаете точно, потому что каждый день смотрите на своих родителей, на папу и маму, которые любят друг друга. Любят так, словно влюбились только вчера. Папа обожает подхватывать маму на руки и кружить по комнате, а мама иногда подходит сзади к сидящему за столом отцу, обнимает его за голову и прижимается к макушке губами. Так она может стоять очень долго, закрыв глаза и абсолютно неподвижно. Потом, через какое-то время, руки ее разжимаются, скользят отцу на плечи. В этот момент отец оборачивается к ней, и они целуют друг друга в губы, а затем смеются. Смеются, хотя ничего смешного не случилось и не было сказано. Они смеются потому, что любовь — это и есть радость.

Наташа повернулась к Лунину. От возбуждения щеки ее раскраснелись, а в уголках глаз поблескивали выступившие слезинки.

— И два этих замечательных любящих друг друга человека любят еще и вас. Вы просто купаетесь в их любви, ее так много, что это целое бескрайнее море. А потом, в один не очень прекрасный день, вдруг выясняется, что это было вовсе никакое не море. Так, запруда, в которой, наконец, прорвало обветшалую дамбу, и вся вода разом вытекла. И теперь все обитатели этой запруды лежат на дне в луже грязи и хлопают ртом от удушья.

Илья, на которого все эти поэтические сравнения произвели неизгладимое впечатление, от изумления открыл рот и, совершенно машинально, запихал в него целиком один из бутербродов.

— А потом, ой, как интересно, выясняется, что наша дамба рухнула не сама. Оказывается, появилась некая дама, прекрасная во всех отношениях, которая решила, что хватит, порезвились рыбки в пруду, и будет. Настало время другим свое море строить. Только вот собственной воды маловато оказалось, что ж, придется у других ее отобрать.

Лунин хотел было возразить, что Игорь Владимирович Фильченко вряд ли годился на роль карася, которого можно было с легкостью перекидывать из одного водоема в другой, но набитый рот не позволял ему сформулировать свои мысли достаточно отчетливо, так что, сделав большой глоток коньяка, Илья лишь задумчиво выдохнул:

— Да уж.

— Да уж, — печальным эхом отозвалась Наташа.

Некоторое время, которого Лунину вполне хватило, чтобы проглотить непонятным образом оказавшиеся у него во рту продукты, Наташа сидела молча, уставившись в противоположную стену. Когда она заговорила вновь, голос ее зазвучал уже не так взволнованно.

— Вы, конечно, скажете, что с тех пор прошло двенадцать лет, что пора уже наконец успокоиться и жить своей жизнью. Так все говорят, даже мама. Но ведь за эти двенадцать лет ничего не изменилось.

— Так разве бывает? — как можно мягче спросил Лунин.

— Во всяком случае, к лучшему, — не глядя на него, отозвалась Наташа. — Понятно, что я уже взрослая девочка, у меня есть Андрей, у нас все замечательно, но каждый раз, когда я приезжаю к маме и вижу у нее везде, в каждой комнате, портреты отца, я чувствую себя как в тот день, когда дамба рухнула и наше море любви превратилось в обычную лужу грязи.

Конец ознакомительного фрагмента.