Жемчужины Москвы

Александр Валентинович Надысев (2022)

Александр Надысев в своей книге “Жемчужины Москвы” с исторической достоверностью повествует о малоизвестных страницах из жизни заказчиков и зодчих, создателей уникальных памятников московской архитектуры.

Палаты купца Сверчкова

Глава 1

1697 год. Июньское солнце уж встало и Москва стала просыпаться.

Купец Иван Матвеевич Сверчков, надысь, поздно вечером вернувшийся с Нижегородской ярмарки, как только проснулся, тотчас же послал слугу за зодчим. В своей усадьбе под кронами старых яблонь он радушно встретил зодчего Петра Потапова, нанятого им для строительства новых палат для себя и церкви Успения на Покровке.

— Садись Пётр, садись за стол, будем утреничить!

— Благодарствую, Иван Матвеевич!

— Отведай квасу и сказывай как дела на стройке. Я надысь, мельком глянул на палаты — понравились. Всё ли в достатке?

— Камень есть, кирпича хватило. Палаты твои и храм Успения поставлены, внутри выделываем, — выпив квасу, ответил Пётр. — И деньги твои не все ещё извёл. Можа, что ещё надо доделать?

— Хвалю, — подливая квас, обрадовался купец, — откушай пирогов с крольчатиной, али с капустой. Видал, какие пышные, да румяные?

— Не откажусь, Ваше степенство!

— Ну, сказывай, что и как?

— По нашему уговору я втрое увеличил новые палаты, а на старинные подклети из белого камня воздвиг два этажа, — стал докладывать зодчий Потапов. — Подклети с подвалом крепко сложены, с умом. Подвал же сводчатый с погребами, а на нескольких сделаны люки — для колодников что ли?

— Мне погреба надобны, а колодников я ещё не нажил! — заторопился Иван Матвеевич. — Идем, осмотрим мои хоромы.

И они, пройдя огромный сад, увидели на высоченном белокаменном подклете роскошные хоромы.

— Мои палаты! — вскричал купец. — Лепота! Какие пышные наличники на окнах. Чудо! Любезные взору полуколонны на палатах, а крутые крыльца красны и приятны для всякого русского. Идём в подвал. Хочу посмотреть на погреба.

Тёмный старинный подвал встретил их неприветливо.

— Неуютно тут, — поёжился Иван Матвеевич, почесав свою курчавую бороду. — Зато неплохо иметь глубокий подвал. Смотри, в полу-то люки понаделали наши предки.

— Да, а там погреба, или старинные камеры, — подтвердил Пётр Потапов.

— Видимо действительно, это камеры для колодников, — вздохнул купец Иван Матвеевич, — но я буду хранить в них снедь.

Глава 2

В тюремной камере темно и сыро, и вдруг, люк в потолке открылся, и яркий свет ударил в глаза узнику Ваньке Каину. Он сощурился и проговорил:

— Не больно ты торопишься с похлёбкой!

— Так велено, — ответил кто-то густым басом, опуская на верёвке корзинку с похлёбкой.

— Тебя как звать-то? — спросил узник.

— Не велено, — откликнулся басом стражник.

— Заладил, одно и то ж, не велено! Как тебя по батюшке?

— Другое дело! — хмыкнул стражник сверху. — Фёдор Варлампиевич.

— Варлампиевич? А не твой ли братец ходил в ватаге Васьки Кривого? А? Что молчишь?

— Бог с тобой, я в стороне от брата.

— Смотри, донесу на тебя, милый, а если поможешь бежать, то озолочу. Ты ведь знаешь, кто я?

— Какая же ты мразь, — зарычал Фёдор и с грохотом захлопнул люк камеры.

Через некоторое время люк открылся и Фёдор забасил:

— Помогу тебе бежать, но только со мной.

— Подкупи стражу, — сказал узник. — Деньги на первый случай в моём саду под беседкой закопаны. Жду!

Но не всё бывает так гладко!

Их разговор услышал дежурный офицер, заметив неурочное посещение преступника: «Задумали побег», — решил он и поспешил доложить генерал-полицмейстеру Татищеву начальнику особой комиссии по расследованию грабежей в Москве.

В то время грабежи в Москве были такие, что вельможи жаловались императрице: «Лучше спать в поле, чем в своём московском доме». Особая комиссия, направленная императрицей в Москву, хватала всех подозрительных, но преступления не прекращались. В Москве тихо говорили, оглядываясь:

— Ванька Каин орудует! Только бедных он не грабит, богатых чистит!

И только когда челобитная канцеляриста Николая Будаева попала в руки Алексея Даниловича Татищева, то дело, заведённое на Ивана Осипова, по давнишней кличке «Ванька Каин», стало быстро раскручиваться. В челобитной он обвинялся в похищении 15-ти летней невесты Будаева, которую изнасиловал в игорном доме, недавно им купленным. А так же, будучи доносителем Сыскного Приказа, был в сговоре с главарями преступников. Осипов брал с крупных воров отходные деньги, а ловил мелких преступников. Вырученные деньги распределял между своими сообщниками из Сыскного Приказа, и всё по закону. Ведь по императорскому указу от 23 мая 1726 года жалование получали только судьи, палачи и сторожа, а остальные сыщики, мелкие чиновники довольствовались с челобитчиков «кто даст по своей воле».

Вот и расцвела коррупция в следственных органах.

— Безобразие! — вскипел потрясенный Татищев, листая ещё раз толстенное дело Ваньки Каина, челобитную Бакаева, протоколы, — Какой позор!

И он велел Ивана Осипова из тюрьмы перевести в тёмный подвал палат купца Свечкова, где работала в то время Особая следственная комиссия под его руководством. Когда Каина бросили в подвал и закрыли люк, то Татищев облегчённо вздохнул:

— Уж отсюда никто не убежит!

Вечерело. Татищев сидел в своём кабинете и откровенно спал, как вдруг, очнувшись, он увидел выпяченную грудь дежурного офицера, браво доложившего о задуманном побеге Каина.

— Вот пройдоха, этот Ванька Каин. Везде находит своих «соратников», — встрепенулся Татищев и велел офицеру. — Проследи за сторожами и доложи, кто из них купится на посулы Ваньки Каина.

— И тогда мы повяжем всех разом! — напутствовал Татищев дежурного офицера. — Иди с Богом!

А сам подумал: «Нет уж, а если Каин совратит офицера, тогда побег точно совершится! А я всех опережу!».

И немедля заменил всю стражу палат Особой следственной комиссии, а пособника Фёдора посадил в тюремную камеру к Ваньке Каину.

— Пусть они в тишине вместе подумают перед казнью! — веселился Татищев, наливая себе вина, — а я с удовольствием выпью красненького!

Глава 3

Прошли годы. Много владельцев поменяли палаты Сверчковых в Успенском переулке Москвы. Эти хоромы на высоком белокаменном подклете, стоящие в глубине сада с круглым прудом, продолжали восхищать своей средневековой красотой всех, кто рассмотрел их с улицы Покровки. Во время оккупации французами в 1812 году Москва страшно горела, но палаты купца Сверчкова чудом уцелели, и поэтому в 1813 году были переданы в ведение «Комиссии для строений в Москве», которой было поручено восстановить сгоревшую Москву. Для этого были собраны лучшие архитекторы России, направлено в Москву множество строителей со всех губерний. Работа закипела!

Архитекторы, несмотря на бессонные ночи, проводимые за проектами зданий, всё же собирались вечерами в палатах Сверчкова, где они работали над чертежами, и в тесном кругу, пили вино и общались друг с другом. Это были: известный архитектор Афанасий Григорьев и помощники архитекторов Василий Балашов, Дмитрий Борисов и Фёдор Шестаков, уже работавший по фасадам зданий знаменитого гения Василия Стасова, ненадолго прибывшего из Санкт-Петербурга.

И вот как-то поздним вечером эта компания архитекторов засиделись в палатах купца Сверчкова. Они вечеряли, не торопясь пили вино и заедали холодными пирогами. Разлив всем красное вино, архитектор Григорьев поднял свой бокал:

— Друзья, как же мне хотелось проснуться утром и увидеть обновлённую Москву!

— Без слёз я не могу смотреть на сгоревшие останки древней столицы, — проговорил Балашов. — Ведь сгорело большая часть всей городской застройки Москвы и в основном деревянной.

— Теперь будем строить из камня. Три кирпичных завода работают в городе, а на мой объект нет ни одного кирпичика, — стал жаловаться Шестаков. — Что за объект? Бутырский тюремный замок мастера архитектуры Матвея Казакова, построенный им в 1794 году, в стиле замковой архитектуры. (ныне Новослободская улица, 45)

— Обновить тюрьму, ну и заказ? — сморщился Григорьев.

— Что ты, — заверил его Фёдор Шестаков, — это же красивый комплекс в виде огромного шестиугольника в плане с четырьмя круглыми башнями по углам и соединёнными кирпичными стенами. В центре этого комплекса крестообразно расположены четыре тюремных корпуса и церковь. Я впечатлён, господа!

Конец ознакомительного фрагмента.