Всадник

Александр Булаев, 2021

Книга является второй из цикла романов «По ту сторону разлома». На ее страницах читатель найдет ответы на многие вопросы, оставшиеся после прочтения первой книги «Альмод». Читатель вместе с главным героем переживает его жизненный путь, проходит огонь, воду и испытание славой, наблюдает за тем, как с годами меняются его психика и сознание, как мальчик становится мужем.Действие романа «Всадник» разворачивается в том же вымышленном мире, где и события романа «Альмод», перенося читателя из занесенных снегом гор и густых лесов в бескрайние степи и опаленную солнцем пустыню. Главный герой романа Мазсе – младший сын одного из вождей степных кочевников. Семейное горе и неразделенная любовь побуждают молодого всадника покинуть родной дом и уйти в набег на восточные земли. Другие люди, обычаи и нравы заставляют главного героя иначе взглянуть на происходящее вокруг. Мир, в котором он жил, становится другим, любовь сменяется расчетом, а вера – жаждой власти…

Глава 7

Он двигался не торопясь, держа в руках одну из своих стрел с черным оперением из перьев тетерева. По правую руку от него шел Эдвин. Периодически он нарушал молчание, показывая Мазсе, как ведутся работы по расчищению города, говорил о том, что люди уже вывезли все оставшиеся трупы за стены, где сожгли их.

Всякий раз, когда Эдвин просил его обратить внимание на очередной пустырь, где раньше стоял сгоревший дом, Мазсе нехотя прерывал свои размышления, поворачивал голову и кивал в знак одобрения.

Завидев монаха и Мазсе, люди останавливались и кланялись им, кто-то даже припадал к их ногам, моля о прощение и благословении. Эдвин возносил свою ладонь над головами просящих и говорил, что благословляет их на честный труд.

— Я никогда не видел, что хотя бы один сератай так поклонялся Акиннаезу, как эти крестьяне кланяются тебе. — Не без удивления в голосе заметил Мазсе.

— Что же ты им такого сказал тогда на площади?

— Не мне они колени приклоняют, а силе, что древнее и могущественнее, чем все цари, когда-либо существовавшие. — Благословив очередного просителя, ответил Эдвин.

— А сила эта верой называется. — Произнес мальчик.

— А Вы быстро учитесь, милорд.

Мазсе на секунду призадумался, но ничего не ответил на это. Наконец-то, они достигли городского квартала, где располагались кузни и литейные. Здесь бегало два десятка людей, расставляя инвентарь, отмывая утварь. Кто-то привез в деревянной тележке пробитые и сломанные доспехи, порванные кольчуги, по-видимому, снятые с трупов убитых антерольцев.

Люди, работающие в этом квартале, все как один, были мужами крепкими, на телах некоторых из них ещё виднелись следы побоев и издевательств, оставленных сератаями.

— Отче! — Воскликнул один из кузнецов, первым заметивший приближение старика.

Люди кинулись к монаху, оставив все свои дела. Они принялись целовать руки старика и Мазсе, прикладывая их ко лбам своим.

— Полно вам, встаньте дети мои. — Мягким, родительским голосом произнес старик.

Не понимая, о чем с ними говорит монах, Мазсе лишь смотрел на них, сощурившись, пытаясь разгадать смысл разговора по их лицам и жестам.

— Говорите. — Успокоив толпу, обратился к Мазсе Эдвин.

— Кто у вас главный? — Спросил Мазсе.

После того как монах перевел его речь, из толпы вышел не бритый, круглолицый мужчина, он был почти на голову выше Мазсе, но весьма тучный. Двигался не торопливо, в глазах его было недоверие, но посмотрев на старика, кузнец прекратил хмурить брови и произнес:

— Брэди, Ваше величество.

Мазсе протянул ему свою стрелу с узким, массивным, шиловидным наконечником.

— Мне нужно как можно больше таких стрел. Я хочу, чтобы вы целыми днями делали только их.

После перевода его слов, Брэди ещё раз посмотрел на стрелу, покрутил её своими массивными пальцами.

— Отче мы выкуем столько, сколько сможем, но передайте, что ещё нужно изготовить подковы, инвентарь, плуги. Нужно собрать урожай, а у крестьян даже кос не будет. Почти все забрали сератае. Да и металла осталось не так много, сератае разграбили склады, и все увезли в степь. Вот доспехи переплавим, на инструмент хватит, а вот на наконечники не знаю.

Старик перевел все сказанное кузнецом для Мазсе. Мальчик нахмурил лоб, и к числу его обременительных дум добавилась ещё одна.

— Пусть кует только наконечники. Для инвентаря я добуду ему металл позже.

Кузнец не стал спорить, а только пожал плечами и согласился.

— Спроси у него, где они раньше брали металл для кузни? — Обратился к Эдвину Мазсе.

— В горах. — Ответил кузнец и показал рукой на север.

— Всю руду привозили с севера, там трудилось больше тысячи горняков, возможно сератае не добрались до них. Стоит отправить отряд, и выяснить, кто остался в живых, и восстановить добычу. — Посоветовал Эдвин.

— Так и сделаем. Отправь туда кого-нибудь из горожан.

Мазсе не торопился, внимательно осматривая свой город. Величественные стены, красивые здания, местами уцелевшие статуи. По обеим сторонам центральной улицы города росли различные деревья. Но опустевший Антерол уже не производил того великолепия, которым блистал для Мазсе, когда он смотрел на него с вершины холма.

Он мог пройти целую улицу и не встретить ни одной души. Лишь в ремесленных и жилых кварталах теплилась жизнь. Люди отмывали от крови брусчатку, меняли разбитые стекла. Женщины и дети разносили еду.

Маленький мальчик в сандалиях подбежал к Мазсе со спины и начал дергать его за рукав. Мазсе удивленно обернулся и уставился на мальчугана, тот не менее удивленно смотрел на него, потом протянул ему ломоть белого хлеба.

Только Мазсе взял протянутую ему еду, как подбежала женщина, молодая на лицо, но с седыми прядями в волосах. Она схватила сына, накричала на него, а потом обернулась к Мазсе, что-то лепеча, делая раскаивающейся вид.

— По-видимому, она просит извинения за своего сына. — Догадался он.

Мазсе спокойно кивнул головой, улыбнулся им обоим и продолжил идти в сторону храма.

Добравшись до места, мальчик сам достал книгу о сератайских племенах и принялся её читать, он остановился на описании жизни и быта древних сератаев, и обнаружил, что за тысячу лет, в большинстве своем, ничего и не поменялось.

Кочевой образ жизни, палатки и шатры в качестве жилья. Глиняная либо деревянная посуда. Мастеров по железу не было, поэтому доспехи и оружие были лишь трофейными.

Уже практически все слова в книги для него были понятны, а те, что он не знал, выписывал на листок, чтобы потом показать Эдвину. Ему уже хотелось дочитать эту книгу и приступить к другим, о которых ему все уши прожужжал монах.

— «Монетное дело» — научит Вас делать золото из воздуха. «Приказ» — поможет привить выучку и дисциплину вашим воинам. И ещё много других книг, названия которых Мазсе не запомнил.

— Как ваши успехи, милорд? — Подкравшись сзади, спросил Эдвин.

— Я почти дочитал эту книгу, на этот раз всего двадцать три слова. — С улыбкой, показывая старику бумажку, сказал Мазсе.

— Вы очень быстро учитесь, я приятно удивлен. — Взяв листок, произнес Эдвин.

— Если каждый сератай такой же одаренный, как и Вы, то я даже рад, что они грамоте не обучены, иначе бы весь мир был бы под их пятой. — Серьезным голосом произнес Эдвин.

Мазсе поерзал на неудобном деревянном стуле, откинулся на спинку и, прищурив глаза, произнес:

— Я хочу изучить ваш язык. Ты обещал, что научишь меня.

— Но вы ещё свой-то плохо знаете, даже переписываете с ошибками. — Эдвин ткнул морщинистым пальцем в бумажку.

— Я хочу знать, о чем ты разговариваешь с горожанами, о чем они сами ведут речь. Я хочу понимать их.

Эдвин молча улыбнулся, недолго постояв у книжной полки, достал большую книгу толщиной с кулак. Он с грохотом уронил её на стол перед Мазсе.

— Это история Восточных королевств со дня разлома и до правления Теобальта Третьего в Живом городе.

Мазсе очень заинтересовала эта книга, но размеры её несколько пугали, а буквы имели какие-то прямые строгие очертания, в отличие от наклонных сератайских.

Эдвин вздохнул, присел на стул рядом и принялся рассказывать мальчику о правилах писания, о буквах, о произношении, указывая на слова в книге. Мазсе внимал каждому слову монаха, старательно выводя символы на бумаге. Мальчик сильно увлекся историей своих врагов, описанной таким ярким языком. Эта книга заинтересовала его больше той, что была написана на его родном сератайском языке.

Сидя за книгой, он провел весь обед, а теперь и отужинал с ней в руках. Язык Восточных королевств давался ему гораздо проще сератайского. Он был более плавным, более мелодичным и приятным на слух, а букв было раза в два меньше.

Сегодня он узнал, что самым древним и великим городом является Живой город. Город — королевство, основанный богами задолго до разлома. Прочитав про него, Мазсе сразу захотел его посетить. Он считал, что нет ничего более величественного, чем Антерол, но одно только предложение про семь стен, окружающих город, и что каждая последующая выше предыдущей, внушили в Мазсе некий детский трепет.

Но везде, какую бы главу не открыл Мазсе, все упиралось сначала в богов, а потом в одного единственного всевидящего и всезнающего, вездесущего бога. Во всем был его замысел, была его воля.

— Эдвин. — Отодвинув книгу, обратился к сидящему рядом монаху Мазсе.

— Кто вами правит? Кроли или боги?

— Правят короли, но с позволения божьего. — Не раздумывая, произнес монах.

— Но волю вашего бога, до людей доносишь ты, правильно?

— Начал размышлять Мазсе. Он уставился на монаха, как маленький ребенок, ожидая похвалы за правильный ответ.

— В каждом королевстве есть свой епископ, а всеми епископами руководит Архиепископ. Он, подобно сератайскому царю, правит епископами, его вождями.

— Хах, понял. — Ответил Мазсе, порадовавшись такому емкому сравнению.

— Но, что я никак не пойму, у кого больше власти? У царя или архиепископа? Здесь пишется что такой-то архиепископ возложил на голову такого-то корону, и с того момента правил он двадцать лет. А уже через год идет запись, что этот король избрал архиепископом кого-то другого.

Эдвин нахмурил брови, думая, как лучше объяснить пытливому уму мальчика, о законах коронации в Восточных королевствах.

— Ни один король не имеет права надеть корону, пока не получит благословения божьего, то есть пока Архиепископ или епископ собственноручно не возложит на него венец. А когда умирает Архиепископ, то совет из двенадцати епископов выбирает нового духовного лидера. И если король Живого города его утверждает, то он занимает полагаемую ему должность.

Теперь Мазсе нахмурил лоб.

— Зачем вашим царям делиться властью с этими духовниками?

— Затем же, зачем вы просите моего совета и помощи, милорд. — Учтиво сказал монах.

— Имея в своих руках такое оружие, как вера, каждый монарх получает безоговорочную поддержку своего народа.

Мазсе вспомнил то утро, когда люди, которых ещё вчера истязал его народ, падали на колени и возносили к нему руки, а сейчас они смотрели на него, будто бы видели в нем своего заступника и защитника. Такая вера людей в Мазсе, невольно заставляло его самого верить в себя.

— У нас тоже есть вера. — Наконец-то, после долгих раздумий, сказал Мазсе.

— Но она не превращает нас в рабов.

Эдвин сжал губы, ему явно не понравилось сравнение его паствы с рабами.

— В том, чтобы быть рабом божьим, нет ничего постыдного. Когда приклоняете колено перед богом, вы прикасаетесь к его величаю. Сила его безгранична, она внушает трепет и благоговейный страх. — Начал жадно произносить монах.

— А есть что-нибудь, что может предложить твой бог кроме трепета и страха? — Надменно произнес Мазсе.

— Да, спасение души и вечное блаженство. — Холодно произнес Эдвин.

— Отче! Отче! — Спотыкаясь, вбежал в северный павильон тощий горожанин.

Он упал в ноги старику, поднял голову, и хотел было что-то сказать, но, увидев Мазсе, запнулся.

— Говори, сын мой, что случилось? — Взяв за руки, стоявшего на коленях лысеющего мужчину, спросил епископ.

— Там, там, сератае. — Он сглотнул и ещё раз посмотрел на Мазсе.

— Они убили Рилана, а теперь насилуют его жену и дочку. — Набравшись смелости, быстро проговорил, как скороговорку, запыхавшийся горожанин.

Эдвин молча перевел взгляд на Мазсе, собрался открыть рот и перевести, как мальчик сам положил руку на плечо горожанина и на ломаном восточным языке сказал:

— Отведи меня туда.

Мазсе прискакал на своей белой лошади к указанной, горожанином улице. На подступах к дому лежали шесть мертвых сератайских тел. Четверо из них были со знаком племени Мазсе на щитах, лучник с натянутой тетивой.

— Воины Партатуи. — Догадался Мазсе.

Двое других были людьми присланными Марсагетом. У ворот дома стояли двое стражников, на щитах у них красовался красный конь — знак Марсагета.

Мазсе подошел вплотную к двум сератаям, превосходящим его в росте, всем видом показывая, что его необходимо пропустить.

— Жди своей очереди, мальчик. — Смеясь, сказал стражник. Его хохот подхватил другой.

Мазсе разозлившись, ударил по уху наглецу своей рукой, одетой в кольчужную перчатку. Мазсе видел, как жестко отец расправлялся с теми, кто осмеливался не повиноваться его воле.

Стражник отшатнулся, чуть не упав. Держась за кровоточащее ухо, он начал стонать. Затем разъяренный он потянулся к своему мечу, привязанному к поясу. Не успело лезвие покинуть ножен, как Мазсе быстрым движением рассек лица неприятелю.

Второй стражник встал в оцепенении, но как только взгляд Мазсе обратился на него, тоже схватился за меч. Приставленное к его горлу лезвие меча Мазсе заставило отступить стражника от двери с поднятыми руками. За дверью раздавались истошные крики, и Мазсе немедленно вошел в дом. Двое сератаев со спущенными штанами, силой удерживали двух полуголых женщин, ещё двое, смеясь, наблюдали за их кривляньями.

Мазсе полоснул по спине, ближе всего стоявшего к нему сератая. Под болезненный крик, тот упал на пол, заливая все своей кровью. Второй бездействующий воин, проглотив улыбку, вытащил изогнутый меч и рубанул в голову Мазсе. Мальчик отошел в сторону, и меч с треском вошел в сосновый стол. Резким ударом Мазсе отсек руку сератая, державшую рукоять меча.

Двое других начали подниматься, не понимая, что происходит, они натягивали штаны. Мазсе не дожидаясь от них каких-либо действий, рубанул по лицу одного и, когда тот упал, крича и держась за свой глаз, замахнулся на другого. Тот, пятясь назад, запутался в собственных штанах и упал. Он поднял руки, прося пощады. Мазсе опустил клинок. В дверь ворвался рослый сератай, которого пощадил Мазсе. В руке у него сверкнуло лезвие меча. Мазсе перевел свой гневный взгляд на него, ожидая его действий. Стражник, оглядев корчащихся и вопящих своих соплеменников, ринулся назад к двери. Споткнувшись о порог, он начал ползти, загребая руками песок, которым была выложена тропа, ведущая к дому, пока не наткнулся на чьи-то ноги. Он поднял голову вверх, над ним возвышался Партатуя.

— Это мое право, это мои рабы! — Брызжа слюной, надрывался забившийся в угол комнаты сератай.

Мазсе снял с кровати шерстяное одеяло и накрыл жавшихся друг к другу девушек, не обращая внимания на разъяренные вопли сератая.

— Ты не перестаешь меня удивлять, мальчик. — Осматривая усеянную трупами комнату, произнес Партатуя.

— Выведи выживших в цепях на центральную площадь. И проследи, чтобы все горожане пришли. — Скомандовал Мазсе.

Партатуя ничего не сказал, а лишь ещё раз осмотрел тела, смерил взглядом невысокого мальчугана, на лице которого даже щетины не было, и вышел.

Приблизительно через час, большая центральная площадь, на которой все время толпились люди, была очищена. А в центре, на небольшом помосте, где обычно глашатае читали последние дворцовые новости или озвучивали законы, на коленях, закованные в цепи по рукам и ногам, истекая кровью, стояли изувеченные гневом своего нового вождя четверо сератай.

Мазсе говорил на восточном языке, но периодически позволял поправлять себя Эдвину.

— Эти воины нарушили мой приказ, и будут, согласно сератайскому обычаю, приданы смерти.

Мазсе повернулся к стоящим на коленях преступникам.

— За убийство горожанина и своих собратьев, за насилие над свободными женщинами, за нарушение моего приказа приговариваю вас к смерти.

Мазсе кивнул головой, и четверо воинов, удерживающих в цепях приговоренных, вынули свои мечи и вонзили их в тела закованных сератай. Воины, захлебываясь кровью падали на каменные плиты, издавая предсмертные вопли. Матери закрывали детям глаза, а мужи радостно кричали, выкрикивали ругань в сторону пленников и восхваляли своего вождя за восстановленную справедливость.

— Посмотри на них, ты видел, как они трудятся, как заново отстраивают город, для нас. Хотя, только недавно проклинали. — Обратился к Партатуе Мазсе.

— Под страхом смерти и не такое сделаешь. — Перебил его Партатуя.

— Не страх это, а вера, которая дает им надежду.

— А посмотри на нас. — Продолжил Мазсе.

— Если так и пойдет, мы поубиваем друг друга ещё до того, как сюда придут королевские войска.

— Мы уже здесь все трупы, — оскалился Партатуя, — смирись уже.

— А что есть у нас? Лишь жажда крови, насилия и золота. — Не заметив выпада старика, продолжил свои рассуждения Мазсе.