Коммунальная квартира. Новеллы коммунального быта

Александр Брыксенков

Данный сборник исторических новелл показывает жизнь, взаимодействие жильцов, различные жизненные коллизии, увиденные ребёнком, который в 30-40-х годах жил в большой коммунальной квартире, образованной в роскошном здании, построенном до революции в Санкт-Петербурге эмиром бухарским. Коммуналки решали жилищную проблему: народ массово переселялся из углов, подвалов, бараков в более комфортабельное жильё.

© Александр Брыксенков, 2019

© Андрей Брыксенков, 2019

ISBN 978-5-4496-4725-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ДОМ ЭМИРА БУХАРСКОГО

Лицевой фасад дома 44-б на Каменноостровском проспекте. Арх. С.С.Кричинский. 1914.

Здание было уникально, то есть ничего подобного ему в Питере не существовало, да и во всей стране — тоже. Специалисты отнесли стиль его к неоклассицизму, а внешний вид — к виду итальянского палаццо.

Правую и левую части дома разделяла до третьего этажа трёхарочная аркада. Её арки опирались на колонны, составленные из последовательно повторяющихся прямоугольных параллелепипедов и цилиндров. Автор не архитектор и архитектурными терминами не владеет, поэтому он использовать будет бытовую лексику.

Выше первой аркады располагалась вторая аркада аж до пятого этажа. Её три арки опирались на высокие колонны коринфского ордера (этот термин автору знаком). За аркадой располагалась, соединяя левую и правую части дома, двухсветная лоджия. Лицевой фасад отличался обильным декором.. Кроме карнизов, навесов, декоративных выступов, по всему фасаду в проемах между окнами располагались полуколонны (или колонны), в нижней части составленные все из тех же параллелепипедов и полуцилиндров с шарами наверху, а в верхней — цилиндрические с коринфскими капителями. Фасад был бы ещё более эффектен, но, в связи с войной, строители отступили от проекта и не возвели каменную балюстраду вдоль всего третьего этажа.

Отделка дома тоже была уникальной. Лицевой фасад здания отделали крупными блоками желтовато-белого шишинского мрамора, доставленного с Урала, из под Златоуста. Это единственный дом в Петербурге, облицованный таким дорогим камнем. Кстати, здесь тоже существовали недоделки. Так шары на колоннах и стволы колонн ризалита были выполнены из дерева. Только в 1952 году дерево было заменено на более солидный материал, но не на мрамор.

И внутри лепота: мрамор, поделочные камни, красное дерево, лепнина, мозаика, зеркала. Эмирово палаццо было настолько эффектно,, что и сам дом и его интерьеры послужили фоном при съёмке фильмов «Переступи черту» и «Коммуналка».

И аура у него непростая, под стать английским замкам. Правда, привидений не наблюдалось, но баек о подземном ходе, о тайной тюрьме, о спрятанных драгоценностях ходило предостаточно. После революции в доме размещался пулемётный полк. Современность тоже добавила колеру. В девяностые в эмировы покои въехали нефтяные воротилы братья Васильевы, которых вскоре перестреляли рядом с домом.

Это великолепное здание спроектировал и построил в 1914 году молодой архитектор С. С. Кричинский, правоверный мусульманин, татарин по национальности. Проектирование и строительство велось по заказу и на деньги эмира Сеид Алим-хана, повелителя благородной Бухары. Эмир, как и любой восточный властелин, обладал большими богатствами. На его деньги, кроме дома, одновременно шло строительство и знаменитой соборной мечети. Проектировал и строил мечеть все тот же Кричннский.

Ко времени постройки дома и мечети Сеид Алиму исполнилось 34 года. Это был солидный, бородатый мужчина, имевший чин генерал-майора. Царская власть щедро одарила его орденами. Грудь эмира украшали следующие ордена: Св. Станислава, Св. Анны, Св. Владимира, Белого Орла, Св. Александра Невского. За что такие почести? Вопрос!

Старожилы дома любили рассказывать истории о житье-бытье эмира, о его гареме. Но все эти повествования были всего лишь байками, так как жить Сеид Алиму в этом распрекрасном доме не довелось. С началом войны он уехал в Бухару и больше в Петербурге не появлялся. А дом не пустовал. Сразу же после завершения строительства он был заселен высокопоставленными единоверцами эмира.

Этот удивительный дом находится на Петроградской стороне, на Каменноостровском проспекте за номером 44-б. Именно по этому адресу отправился Барсуков в одно из теплых, солнечных утр, чтобы посетить дом своей молодость.

В доме эмира Бухарского, который после революции преобразовался в большой коммунальный муравейник под названием Дом социальной справедливости, Барсуков прожил 20 лет. Он вместе с мамой и папой обитал в тринадцатиметровой комнатушке. В квартире было еще 13 подобных комнат, образованных фанерными переборками на месте бывшей генеральской квартиры. Конечно было весело и тесно при одной то ванной комнате и двух туалетах, но люди как-то уживались и даже дружили.

Впоследствии судьба бросала Барсуккова то в Ригу, то в Севастополь, то в Пермь, но каждый раз. бывая в Ленинграде, он обязательно навещал своих бывших соседей по генеральской коммуналке. С каждым разом их становилось все меньше и меньше и, когда на Серафимовское отвезли последнюю старожилку, Барсуков перестал посещать генеральскую квартиру.

Прошли десятилетия с момента переселения Барсукова из дома эмира Бухарского в многоэтажку в Озерках Он был уверен, что громадные коммуналки в доме эмира бухарского уже ликвидированы, что эти лакомые, элитные помещения отхватили пронырливые нувориши. Так можно было подумать, наблюдая двор дома, забитый дорогущими авто, явно неподъемными для коммунальной публики.

Однако, однажды, проезжая мимо дома своей юности он обратил внимание на то, что окна в левой части дома (где он раньше и жил) завешены разнообразными занавесями. «Неужели все еще существуют коммуналки?» — озадачился Барсуков. Озадачился и решил проверить свое предположение.

Итак, в одно из теплых, солнечных утр отправился Барсуков на Петроградскую сторону, чтобы посетить дом эмира бухарского.

Он вышел на станции метро «Петроградская», продефилировал мимо любимой «Промки», перешел Малый и — вот он дом его молодости!

Вместо солидного сооружения из дуба с шестигранным окошком для швейцара (как было раньше), парадную прикрывала тщедушная дверца без какого-либо замка, что в наши боевые времена выглядело необычно. Вообще-то кодовой замок существовал, но он не действовал. На входе не было ни консьержа, ни охранника. Вывеска свидетельствовала, что на первом этаже находится женская консультация.

Барсуков толкнул дверь и вошел в парадную. Неухоженность, мусор в углу, запах аммиака и многочисленные граффити на благородных светложёлтых, выполненных под мрамор, стенах с живописными вазами в розах. Роспись была в сколах: уроды пытались зачем-то долбить её. Такого варварства в довоенные времена даже представить было невозможно. Парадная была как храм, где швейцариха надзирала за тем чтобы жильцы с громоздкими вещами, с санками, лыжами, самокатами, а тем более с керосиновыми бидончиками не перлись в парадную, а шли на черный ход.

Барсуков поднялся не второй этаж, подошёл к двери квартиры №2 и нажал два раза на кнопку звонка.

Дверь открыла девочка. Не спросив, к кому пришел дядя, зачем пришел дядя, она исчезла в глубине коридора. «Совсем как в старые, добрые времена» — подумал Барсуков.

Он вошел в коридор, застланный потрескавшимся линолеумом. Барсуков знал, что под линолеумом находится дубовый узорчатый паркет, который в прежние времена ежемесячно покрывался мастикой и всем коммунальным коллективом натирался до зеркального блеска. Очевидно, нынешним жильцам блеск был ни к чему.

Барсуков по длинному коридору (35 метров), заставленному шкафами, коробками, ящиками, прошел на кухню. Там две женщины что-то готовили на плите. Он представился и объяснил зачем он пришел. Женщины оживились, предложили кофе и стали пространно отвечать на барсуковские вопросы.

Из их ответов следовало, что из старожилов в квартире никого не осталось, что родственники старожилов давно квартиру не посещают, что агенты по расселению предлагают варианты, которые не устраивают жильцов и т. д.

Отказавшись от кофе, поблагодарив женщин за информацию, Барсуков прошел на черный ход, на котором можно было без декораций снимать «Сталкера». Выйдя на задний двор, он уселся на скамеечку и пригорюнился: « Господи! Уж как за эти коммуналки демократы чехвостили коммунистов, а сами ничего сделать не могут».

Барсуков бросил взгляд на дворовый фасад дома. Он был не такой великолепный как лицевой, но все равно в нем присутствовало благородство. «Здорово, что эмир успел построить этот дом. Он, как яркий южный мазок на сдержанной палитре Петербурга, — подумал Барсуков. — Наши-то богатеи только на стекляшки и способны».

А судьба Сеид Алим-хана была не очень-то сладкой. В 1920 году Красная Армия разгромила войско эмира и ему пришлось бежать в Афганистан. Он уходил через горы с гаремом, маленькими детьми и с караваном из ста верблюдов. Эмир и его домочадцы достигли Афганистана, а караван исчез. До сих пор энтузиасты шастают по пещерам в надежде найти сокровища эмира.

Оставшись без сокровищ, беглый эмир жил скромно, зарабатывая на жизнь торговлей каракулем. У эмира было более трехсот детей, но законными считались лишь четыре дочери и три сына. Жизнь разбросала эмировых детей по разным странам.

Один из его сыновей жил в СССР. Он отрекся от отца и под новой фамилией Олимов служил в Красной Армии. Участвуя в Великой отечественной войне, потерял ногу. Награжден орденом Боевого Красного знамени. После войны преподавал в Военно-инженерной академии им. В. В. Куйбышева. Сеид Алим-хан к старости ослеп. Он умер 5 мая 1944 года.

Ах! князья, графья, купцы, заводчики,

Наплодили в Питере дворцов.

Постарались скульпторы и зодчие:

Любо, что с фасадов, что с торцов.

И внутри роскошное барокко

Или рококо, иль что могли.

Статуи стоят не одиноко.

Всюду люстры, бра и хрустали.

Ах! князья, графья, купцы, заводчики,

До чего ж вы, право, молодцы!