Отражение

Александр Борисович Ульянов

Лето это время отпусков и каникул. Что принесет поездка в неизвестность? Какие сюрпризы готовит им судьба? Как изменятся герои и смогут ли они найти дорогу домой? Что заставит школьницу взять в руки оружие?

Глава 2

Дорога уверенно уходила под колёса автомобиля. Мы давно покинули федеральную трассу и катили по старому, но еще не разбитому асфальту. Других автомобилей было немного, изредка попадались поселки и деревни. Я развалился в кресле, гнать не хотелось, тихо играла музыка. Ринка перебралась на задний диван и завалилась там на спину, упершись босыми пятками в потолок. Уши заткнуты наушниками, пальцы что-то быстро барабанят по сенсорному экрану телефона, наверняка идет бурная переписка с каким-нибудь очередным бой-френдом.

Тема её мальчиков полностью закрыта для нас, да мы особо и не лезем, в конце концов, мы с женой еще прекрасно помним, какими были сами в её возрасте и не хотим повторять ошибок своих родителей. Ринка у нас умница: в чем-то безрассудна, как и многие подростки, но к счастью лишена тяги к так называемым детским понтам. Правда, вот юбки её я бы удлинил… с другой стороны, красивые ноги скрывать не стоит, да и постоять за себя она может, но все равно, лучший способ справиться с плохой ситуацией — это не попадать в нее.

Ринка вообще была в своем роде уникальна. С одной стороны, она тяготела ко всему мужскому — единоборства, автомобили, оружие и так далее, разве что футбол не смотрела, но это в меня. Обычно такие девушки и сами несколько мужеподобны, но Ринка не такая. При всех этих качествах она следит за своей внешностью, с удовольствием общается с подружками на всякие гламурные темы, слывет первой школьной красавицей. Модные журналы она листает с таким же упоением, как и мои автомобильные. Легко может переключиться с обсуждений преимуществ и недостатков дизелей на светские сплетни с последнего кинофестиваля. Излюбленное развлечение у неё — корчить из себя гламурную блондинку в мужском обществе, а когда кто-нибудь обращает на это внимание и соответствующе комментирует, мол, девочка, что ты можешь в этом понимать, она перевоплощается и разносит собеседника в пух и прах глубокими познаниями, при этом накручивая локон на палец и невинно хлопая глазками.

Солнце уже перекатилось через зенит, а живот недвусмысленно намекал, что не грех и подкрепиться. Температура за бортом плотно зависла на тридцати двух градусах, кондиционер исправно выполнял свою работу и мы вполне комфортно чувствовали себя в салоне автомобиля, но об обеде в придорожной кафешке не могло быть и речи, — зажаримся. Ничего, обойдемся. Туристы должны уметь и любить есть на газете. К тому же дочка основательно подготовилась: имелась и жареная курочка, любовно завернутая в фольгу, и вареные яйца, и пучки зелени — одним словом всё то, без чего невозможно представить отрыв от домашнего очага.

— Рина, возьми в бардачке карту, — глядя на нее в салонное зеркало, попросил я, — сейчас населенный пункт должен быть; сориентируйся, может, там какое озерцо есть, — можно остановиться искупаться да и перекусить. Или ты как?

— Я — только за! — оживилась она.

Перегнувшись через спинки, она достала карту и увлеченно зашуршала.

— Ринка, либо перелезь на переднее, либо останься на заднем, но не виси на спинке кресла, — прикрикнул я, улыбаясь. — Вон, вон, читай, как эта деревня называется!

— Заречье, — глянула она на знак, — ну, значит, как минимум река тут есть.

— Потрясающий образчик женской интуиции! — спрятав улыбку в уголках глаз, подтвердил я. — Смотри, магазинчик какой-то, зайдем? Хоть спросим, где тут народ охлаждается.

Заглушив мотор, мы вышли из машины, сразу ощутив горячий воздух, окутавший ноги. Ринка технично запрыгала, исполняя какую-то смесь из разминочных упражнений и дикого танца племен чарруа. Машина выглядела уставшим зверем, — я почти чувствовал, как он тяжело дышит, раздувая бока, над капотом воздух преломлялся от жара: тяжело мотору в такую жару, хоть приборы и показывают, что всё в норме, но я чувствую, как ему нелегко.

В магазине было на удивление прохладно. За прилавком румяная тетка в белом халате демонстративно отвернулась от нас. Ринка, надувая большие пузыри из жвачки, стала обходить магазин по периметру. Продавалось все — от резиновой лодки и до ирисок Кис-Кис.

— Девушка, — откровенно польстил я тётке, — а не подскажете: у вас в посёлке можно искупаться где-нибудь?

Лесть не прошла: окинув меня с головы до ног презрительным взглядом, тётка все-таки ответила.

— За поворотом метров через сто будет мост, сразу перед ним спуск к реке, не промахнетесь. Брать что-то будете, а то мне на обед пора?

— Папулик, а купи мне вон того петушка на палочке! — Ринка повисла на локте. — Ты же сам говорил, что они в сто раз лучше, чем чупа-чупсы.

У меня расширились глаза, что еще за «папулик»? какие чупа-чупсы?… Дочка их с роду в рот не брала.

— Ты это серьезно? — глядя в ее лукавые глаза, спрашиваю я. В уголках ее зеленых глаз явно прятались бесенята, которые что — то задумали.

— Конечно, серьезно, ну купи — купи, — она поднялась на цыпочки и чмокнула меня в щеку.

Я взглянул на ценник и выгреб пригоршню мелочи

— Посмотрите, сколько тут получится? — обратился я к тётке.

Она отодвинула пару монет, остальные сгребла в кассу и ловким движением бросила на прилавок три леденца, один из которых тут же очутился за щекой у Ринки.

— Кать, что это еще за «папулик»? — выйдя на улицу спросил я у дочери, остановив ее за руку.

— Ну-у, понимаешь, пап, она так на тебя смотрела, сам посуди: на папу с дочкой мы похожи меньше всего, вот я и изобразила дурочку — любовницу, — рассмеявшись, она выдернула руку и отбежала к машине, звонко хохоча. — Знаешь, сколько она теперь будет думать про «этих городских»? «Совсем стыд потеряли, он ей в отцы годится», — она произнесла это сварливым голосом, явно передразнивая тётку, — «а проститутка малолетняя явно ради кошелька с ним»! — Ринка продолжая веселиться, показала продавщице язык: та наблюдала за нами сквозь окно витрины и, увидев Ринкин жест, раздраженно сплюнула и отвернулась.

— Вот, Кать, где-то ты умная и взрослая, а где-то «дура-дурой и во рту чупа чупс», — вспомнил я фразу из некогда популярной песни, — перед тобой взрослая женщина и она подумала, что ты избалованная невоспитанная дочка, а я хреновый отец, который тебе ремня всыпать не может. Еще и меня заставила чувствовать себя полным идиотом.

Ринка перестала веселиться и притихла. Я знал, что в себе она всё проанализирует, и подобного больше не повторится, по крайней мере, настолько топорно.

Тётка не обманула, место было хорошее, река в этом месте изгибалась, образуя большой омут, до противоположного берега метров двадцать пять — прикинул я на глаз. На берегу грелась молодая пара, в сторонке, под большим раскидистым деревом, небольшой компанией что-то живо обсуждали, энергично жестикулируя, то и дело прикладываясь к внушительного вида канистре. Около воды сидели мама с маленьким мальчиком, мама делала бумажные кораблики, а мальчик бросал их в воду, с восторгом глядя, как их подхватывало и уносило течение. Открыв кунг, я достал сумку с купальными принадлежностями. Прикрывшись кое-как дверцами, мы переоделись и направились к воде, предвкушая скорую прохладу.

Твою ж ты мать!!! прохладу я просил! От холода сковало всё тело! Вынырнув на поверхность, я не сдержал рёв! Ринка хохотала, она не стала бултыхаться с ходу, а зашла только по колено. Ну это мы сейчас исправим, не будет над отцом глумиться. Веер бриллиантовых брызг накрыл ее с головой, хохот превратился в истошное верещание, от такого ультразвука стая птиц снялась с насиженного дерева на противоположном берегу. Спасая свои перепонки, я снова ушел на дно. Второй раз уже лучше, — вода не настолько холодная, насколько велика разница между температурами воды и воздуха.

Интересная стихия — вода. Кем бы ты ни был на суше, хоть олигархом, хоть обычным слесарем, но скинув одежду и нырнув в воду, все это смывается, остается просто обычный человек. Говорят, что в бане все равны, — нет, не согласен; все равны здесь, вот в этой самой речке.

Через четверть часа, наплескавшись до синих губ, мы, тяжело дыша, лежали на надувном матрасе. Вытерев ладонь о полотенце, я достал сигарету. Еще бы ледяного пива — и счастье было бы обретено полностью.

Ринка, едва отдышавшись, принялась накрывать импровизированный стол. Стола конечно не было, но и до газеты дело не дошло. В ход пошла заранее приготовленная скатерть, на которой и расположилась наша нехитрая снедь.

— Классное место, да? — Ринка вытерла пальцы салфеткой и перевернулась на спину. — Еще будем купаться?

— А ты как хочешь? — спросил я. Вообще-то не рекомендуют купаться после еды, но сколько той еды-то? Да и солнце припекало нещадно.

— Я бы тут жить осталась, — засмеялась она. — Может, и правда заночуем тут?

— Рин, времени еще полно, да и потом, это не прилично и не безопасно, останавливаться в таких местах. Наверняка вечером тут соберется весь местный бомонд, — усмехнулся я, вспоминая свою юность в похожей деревне.

— Жаль, ну давай тогда еще разок искупнемся, обсохнем и поедем.

— Так, а чего ты развалилась тогда? А ну бегом в воду! — я вскочил на ноги одним рывком. — Кто последний окажется на том берегу, тот вечером чистит картошку!

Кто меня за язык тянул?! эта стрела пронеслась мимо меня, обогнав еще на берегу, и с визгом ушла под воду, всплыв только на середине.

— Ну-у, так не честно, — подплыла она ко мне, развалившемуся звездой на середине воды. — Что, я одна должна плыть?

— Почему не честно, ты до берега-то доплыла?

— Нет, ты же не плывешь!

— У-у, дочь моя, ничего ты в военной хитрости не понимаешь, — подмигиваю я, переворачиваясь в воде.

Она поняла, но уже поздно; нехорошо, конечно, хитрить с ребенком, но что поделать. В несколько сильных гребков я достиг берега; надо отдать должное, отстала Ринка всего на полкорпуса, и это учитывая, что один раз она уже пересекла довольно широкое русло, пока я отдыхал на спине.

— Пап, ну ты и гад! Я же, по сути, два раза переплыла, — обида была наигранной, Ринка тщательно сдерживала улыбку, — так что это не считается, я выиграла!

— Выиграла, выиграла, молодчина, — картошка на мне, — соглашаюсь я, — а ты когда так плавать научилась?

— Да в прошлом году еще, в лагере, у нас вожатый спортсмен оказался по плаванию, вот и показывал, что и как правильно нужно делать.

— Повезло тебе.

— Угу, тебе бы так повезло: он деспот и тиран, у всех ребят с вожатыми все нормально, а этот по ночам обходы устраивал, смотрел, чтобы все спали.

— Просто человек ответственно относится к своей работе; он за вас переживает.

— Пап, ну ты же не зануда, сам — то понимаешь, что говоришь? — она покрутила пальцем у виска.

Я потеребил её мокрую голову и легонько оттолкнул от себя.

— Ладно, поплыли обратно, ехать пора!

— Эй, красотка, здорово плаваешь! — на берегу нас окликнул один из тех парней, что сидели под деревом.

— Спасибо! — ответила Ринка и, посмотрев на меня, тихо добавила, — па, ты только не вмешивайся, я сама разберусь.

— В чем? — не сразу понял я.

— Может, посидишь с нами? — уже второй парень, постарше, повернулся в нашу сторону, — покажешь пару стилей, а то мы тут сидим, в воду зайти боимся, плавать не умеем!

— Ага, давай к нам, детка, а мужик твой пока за вином сгоняет, а то у нас уже закончилось! — третий гопник что-то допил из канистры и отставил от себя в мою сторону, широко улыбаясь щербатым ртом, — мужик, не в падлу, сгоняй, а?

Такой контингент мне был хорошо знаком: ими управлял стадный инстинкт, сознание того, что они в большинстве, придавало смелости. Парень с девушкой, лежавшие поодаль на покрывале, приподнялись на локтях и с интересом наблюдали за происходящим.

— Мне думается, уважаемый, что вино тебе не пригодится: знаешь ли, врачи не рекомендуют есть или пить после удаления зубов, а у вас их сейчас изрядно поубавится. — Я растянул губы в самой благожелательной улыбке. — Да, и пока ваша дикция не подверглась кардинальным изменениям, вследствие вышеизложенных причин, не могли бы вы мне подсказать, как лучше потом проехать к ближайшему травмпункту? Ибо я, как порядочный человек, буду просто обязан доставить вас к врачу.

— Чего? — хором удивились хулиганы, еще четверо парней из их компании, до этого игравшие в карты и не обращавшие внимания на происходящее, повернули головы в нашу сторону. — Он или очень борзый, или очень глупый, — задумчиво пробасил самый старший из них, лениво поднимаясь.

На вид ему было лет двадцать восемь; майка-борцовка подчеркивала накачанный торс, низкий лоб, маленькие уши плотно прижаты к черепу, рост невысокий, — и из-за этого он казался квадратным. Во всех движениях угадывался опытный боец; я вскользь отметил, что этого нужно вырубить первым, продолжая оценивать противников. Кодла тем временем начала неспешно нас обступать, пытаясь взять в кольцо. Долговязый паренек лет двадцати, — то ли самый смелый, то ли самый глупый, — шагнул ко мне и, слегка набычившись, толкнул в плечо:

— Мужик, ты что, самый борзый что ли, соску свою для хороших людей пожалел? Так мы её и сами возьмем, ты не бойся, мы ребята порядочные, поиграем и отдадим! — Он противно осклабился кривозубым ртом и оглянулся на своих. — Верно я говорю?

Так, удар левой ладонью в нос, для ошеломления. Парень схватился за лицо, сквозь пальцы проступила кровь. Отлично! Хук с правой в челюсть прошел безупречно и опрокинул самонадеянного идиота на землю боком ко мне. И ногой под рёбра в печень, для убедительности! Серия прошла настолько быстро, что с лиц остальных гопников даже улыбка не успела спасть.

— Пап, не надо! — вскрикнула Ринка. — Давай уедем! — она потянула меня за руку.

— Катя, иди к машине, собери пока всё, я быстро поговорю с молодыми людьми и поедем, — как можно бодрее сказал я и шагнул навстречу ближайшему подонку, — тот быстро отскочил.

— Так это дочка твоя, что ли? — округлил глаза щербатый, отскакивая и поднимая руки, словно сдается.

— Ладно, мужик, извини, — квадратный шагнул ко мне, но угрозы я не почувствовал. — Мы были не правы. Ты, красавица, тоже извини! Вино крепкое попалось, вот и переклинило что-то, — он, виновато улыбаясь, протянул мне руку, — ну что, мир?

— Миру — мир! — ответил я и отвернулся, игнорируя его руку.

— Сука! — прошипело за спиной, — он мне нос сломал! Падла, встретимся еще!

За спиной раздалось какое-то перешептывание и глухой удар, сопровождающийся сдавленным стоном. Я не обернулся.

Обсыхать мы не стали; собрали вещи, переоделись и тронулись в путь.