Дядьки с неба

Александр Бергельсон

Илья отправляется к чёрному колдуну Навиславу, чтобы раз и навсегда покончить с ним, виноватым, как считает Илья, в огромном количестве зла, на земле творимого. Илье предстоит встретить старца Фёдора, который оказывается вовсе и не старцем, а отставшим от космических пришельцев отроком, да и Навислав, как выяснится, вовсе и не злой чародей, как это Илье казалось…Ещё одна книга о приключениях Ильи, о временах его юности и о том, как появился мир, в котором предстоит совершать ему свои подвиги.

4. Чай с малиной и разговором

— — — — — — — — — — — — — —

Надо полагать, что если у человека разумного нет желания нравиться, то у него вообще нет никаких желаний, ибо он не может не знать, что без этого он ничего не добьется.

Филипп Честерфилд

— — — — — — — — — — — — — —

Теперь Илья мог, наконец-то, и оглядеться толком.

Внутри Изба оказалось вовсе не Избой, а пустым местом.

В самом прямом смысле пустым, ибо не было ни на стенах, ни в самой горнице вообще ни-че-го.

Где, к примеру, сундуки?

Где скрыня?

Куда ж одёжу складать, где молодухе приданое копить?

А лавки?

Как же без них?

Сидеть на чём, ежели ни одной нету: ни долгой лавки, ни короткой, ни пороговой, ни кутной подле печи, вёдра с водой ставить, где посуду держать, горшки-кринки, миски-ложки, чашки-ножики?

Впрочем, самой печи Илья тоже не увидел.

Чему, кстати, поразился без меры.

И как тут не поразиться, если без печи Ильюха Избы представить не мог вовсе.

Но Илья не подал виду, что удивлён зело.

Наоборот, изобразил на челе равнодушно-привычное выражение: дескать, чего там — бывали и в куда, как более странных жилищах, лицезрели и куда как более волшебные обиталища!

Потом, впрочем, средь пустой Избы по велению Навислава явился сам собою стол, а при столе — то, на чём сидеть можно, а на столе — всё, что для чаёвничания полагается, чин чином.

И чай оказался хорош, и варенье — не соврал Колдун! — выше всяких похвал.

— Рад нашему знакомству. — Рёк Навислав, когда Илья к столу сел и за чай принялся. — Представляться, думаю, лишнее. Вы, насколько я понимаю, меня убивать пришли? Зря. Вас, Илья Иванович, ввели в заблуждение. Я безобиден, и никакой угрозы никому не представляю, тем более, вам.

— А Череп? — Сурово спросил Илья, возложив руку на рукоять меча, хотя, в другой руке продолжал держать удивительно тонкой работы чашку, украшенную по округлым бокам крупными разноцветными цветами. — Тоже, скажешь, безобидна игрушка?

— Нет. — Навислав тяжело вздохнул и развел руками. — Видите ли, при любом Колдовстве выделяется огромное количество энергий самого разного вида. В свой Череп Запасной я сознательно собрал негативные остаточные явления Магии. Так сказать, Злые, решив их изолировать, а, собрав, удалил, спрятал, и доступ к ним закрыл, как мне казалось, максимально надёжно.

Навислав неожиданно сделался сердит.

— Наглухо закупорил! Кучу замков понавесил! Все меры безопасности! Так нет: и дорогу отыскали, и ведь почти добрались, почти завладели…

Колдун сник, уныло глядя на чашку в руке.

— Вот и объясните мне, Илья Иванович: когда же это кончится? Сколько можно? Вы, как я успел заметить, хоть и молоды, весьма разумный представитель рода человеческого. Кстати, спасибо вам: если бы не ваши столь решительные действия в последней фазе авантюры Чурляя и компании… даже представить страшно, чем бы всё могло кончиться! Даже представить!

И тут Илья окончательно понял: не будет он Навислава убивать.

Вот просто не будет, и всё.

Расхотелось.

Почему? — ответ оказался совершенно для Ильи неожиданный: да потому, что каждое слово Колдуна чётко совпадало с ощущениями и мыслями самого Ильи относительно похода геройского Чурляевой ватаги.

Впрочем, Навислав вполне мог и притворяться.

Да запросто.

На то ведь, блин горелый, они и Колдуны, чтобы быть умнее и хитрее всех вокруг людей обыкновенных.

Так что, решил Ильюха незамедлительно (на всякий случай!) перепроверить ещё раз.

Просто так, исключительно исходя из главной черты своего характера: всё доводить до конца.

Чтобы, значит, потом не пришлось доделывать того, что на полпути бросил.

— Ребята, ребята, коли хотите жить богато, покупайте нитки да зашивайте дырки. — Многозначительно заметил Илья.

Поговорки и пословицы более всего подходят для создания многозначительности.

— Вы имеете в виду, что я сам оставил Черепу лазейку? — Задумался Навислав. — Не знаю. Хотя, вполне может быть. Ещё раз скажу: я ж не злодей. У меня в голове нет, и не может быть того, что есть у Чёрного Черепа.

— Было. — Поправил Илья. — Потому как, в прошлом, а не сейчас.

— И опять вы правы. — Навислав рассмеялся. — Нет, с вами исключительно приятно иметь дело. Прошлое время отличается от нынешнего именно отсутствием в нынешнем такой гадости, как этот мой Запасной Чёрный Череп.

— Именно, что Чёрный. — Илья поставил чашку с недопитым чаем. — Тогда, вопрос: почему тебя, уважаемый, тоже Чёрным Колдуном зовут, если ты, как послушать, так совсем даже весь из себя Просветлённый?

— О! — Навислав тоже поставил чашку. — Тут, поверите ли, издержки буквального перевода. Я по рождению из того северного народа, которого здесь у вас зовут свеями. И родовая фамилия моя Svart. Так вот: если фамилию эту буквально перевести на славенские языки, «Чёрный» и получится.

— Понятно. — Илья задумчиво глядел на Навислава. — На иную хитрость станет и простоты. Выходит, перехитрил тебя Череп.

— Скорее, реализовал возможность занять моё место. — Навислав развёл руками. — Уверяю вас, Череп, в отличие от меня, церемониться не собирался: сейчас я был бы уже давно мертвее мёртвого. Он же вам, Илья Иванович, достаточно откровенно и подробно поведал о своих дальнейших намерениях.

Илья не стал отвечать.

Даже наоборот: задал вместо ответа ожидаемого свой новый вопрос.

— А зачем тебе, мудрец Навислав, ента вот хитра Изба? — Илья обвёл широким жестом по сторонам. — Слышал я, истинная мудрость умеет обходиться только самым простым и необходимым.

— Золотые слова! — Навислав подскочил с места, и забегал по горнице. — Но, уверяю вас, здесь нет ничего лишнего. Я, извините за нескромность, превыше всего ставлю только возможность реализации своих Идей и Планов. Плюс, конечно, безопасность. Ведь это же уму непостижимо, сколько у меня врагов! А всё почему? Всё потому, что бытует мнение: если Волшебник и Колдун, то непременно должен знать что-то такое, отчего и другим, простите, на халяву, будет богатение. Но лично я, прежде всего, учёный человек. Книги — вот богатство, знания — вот то, что дороже…

— Ага. — Илья вспомнил Голована. — Речи знакомые! Слыхал я всё это уже.

И повёл разговор свой хитрый дальше.

— А вот, правда ли, будто иная Книга Мудрая, — Илья показал руками объём той Книги, какую имел в виду: толстенный, метр на метр в ширину и полметра толщиной, фолиант, — стоит как табун самых лучших боевых коней. Или нет?

— Да. — Легко согласился Навислав. — Обладая большим количеством денег, человек перестаёт беспокоиться о завтрашнем дне и ограничивать себя в желаниях. Я создал Избу: уникальную возможность для себя жить в том мире, какой мне по нраву, в котором отсутствуют проблемы бытовые. Я богат, и меня не страшат проблемы финансовые. Однако я никого не убивал просто так, и никогда не преступал закон. К примеру, Страшила, который погиб у ворот Избы, суровая плата, боль сердца моего, нравственный тупик, но — иначе не получается!

— Тогда — вопрос другой. — Илья опять указал на Избу вокруг. — Откуда ж ты, добрый человек, добываешь злато-серебро? Чай, на такую Избушку и потрачено не полушку?

— Наследство. — Скромно ответствовал Навислав. — Двоюродный дедушка по материнской линии у меня был, может быть доводилось слышать? Гункхур Безумный.

— Викинг Гунгхур? — Илья сощурился. — Так он же ж жил тыщу лет назад!

— Именно так. Но у нас в семье все долгожители.

Навислав хлопнул в ладоши, и на стене возник огромный портрет, изображавший натурально и в мелочах свирепого дядьку в диковинных доспехах и сроду нечёсаной бородищей.

— Вот, пожалуйста. Он и оставил мне сбережения. Хотя, сказать честно, у меня тогда были сомнения морального плана: могу ли я позволить себе взять награбленное? Потом, здраво рассудив, я сделал вывод: ради науки…

Но Илья больше его не слушал.

Илья во все глаза смотрел на личину, цветными красками изображённую.

Сходство Навислава с северным конунгом было поразительное.

На самом деле, гораздо больше заинтересовало Илью нечто другое.

Гункхур Безумный с портрета как две капли воды походил и на…

Старца Фёдора.

Только у Фёдора по сравнению с известным сумасшедшим викингом, была ещё более запущенная борода и во стократ безумнее выражение глаз.

5. Правда о Старце Фёдоре и новые планы Ильи

— — — — — — — — — — — — — —

Тот, кто поступает правильно в пятидесяти одном случае из ста, в конце концов, становится героем.

Алфред Слоун

— — — — — — — — — — — — — —

— А кем тебе приходится, уважаемый, Старец по имени Фёдор? — Поинтересовался Илья у Навислава. — Живёт в лесу, сам неопрятен зело, и, по его словам, есть прилетевший из Иных Миров небесный житель. К тому ж, и на портрет викинга, дедушки твоёва, сильно походит…

— О, Светлые Боги! — Огорчился Навислав. — Я так и знал. Успел, всё-таки, этот несчастный типус вас перехватить.

— Я жду. — Илья смотрел на Навислава. — Или что не так?

— Всё не так! — Вскричал Колдун, садясь обратно за стол. — Причём, уже давно. Но — давайте я вам расскажу по порядку.

Череп Чёрный, основному Запасной, был отнюдь не первою попыткой Колдуна Навислава собрать накопившуюся, как он сам это называл, «остаточную после любого колдовства Злую сторону Магии», и запрятать куда подальше, на веки вечные.

Ещё в самом начале своей Практики Навислав попробовал их, отходы эти, сразу, как накопились, помещать в сосуды из самых разных металлов, камней и, даже, кости.

Но Чёрная Магия превращала сосуды в своих слуг, и начинался сущий кошмар.

— Представьте, — грустно говорил Колдун, — железный кувшин, царствующий над целым народом степных кочевников. Или — того хуже: не понять чья малая берцовая кость, захватившая власть во франкском городе Реймсе, и требующая, чтобы горожане каждые полгода приносили ей в жертву самых сильных юношей, дабы она, кость эта, могла заиметь, хотя бы ненадолго, но тело.

Илья кивнул: слышал он эти истории, и слышал неоднократно.

Вот только всегда считал их брехнёй, от первого до последнего слова.

А выходило — даже для враков о чём-то или о ком-то, всегда берётся мало-мальски кое-где с кем-то что-то взаправду случившееся, и только потом, путём всяческих додумок, глупых фантазий и прочей ерундятины, превращается, собственно, в настоящие враки.

— И вот тогда, — продолжал Колдун, — решил я, что наиболее безопасно отправлять скопившийся магический мусор на Небеса. Уж там-то, думал я, места много, авось и не повредит никому деяние моё…

Навислав хмуро потупился.

— Зря я так решил. Ох, зря! Оказалось, Небеса чрезвычайно плотно населены. Одних Богов меряно — не меряно! Судите сами: у каждой, сколько было ранее и будет впредь Вер и Религий, своё Божество имеется, и не одно. И, какого Бога или Богиню ни возьми, — чрезвычайно тяжёлый характер, отягощённый болезненным самолюбием. Плюс исключительно свои, личные, представлениями о Правде: ежели каждому не отвести отдельный изолированный участок Бытия, неминуемо грянет скандал не менее чем Вселенского масштаба. Кроме того, у каждого народа в небе, Илья Иванович, своя область для Душ Умерших. Викинги с Одином пируют, Вальхалла ходуном, а рядом — тишайшие и степенные Мудрецы Богдойского Царства, заслужившие себе Рай, точнее, — Дун-тянь: «Счастливые земли».

— Это что ж за Богдойское Царство такое? — Заинтересовался Илья.

— Страна Чин. — Ответил Навислав. — Огромная Империя, которую, если ничего не случится воистину катастрофического с нашей Землёю, будут через века звать Китаем.

— А где она, страна эта? — Илья слушал очень внимательно.

В ближайших планах у Ильи, между прочим, был и такой: обойти весь Свет вдоль и поперёк, не пропустив ни одного уголка-закоулочка.

— Всё время на юго-восток, пока не упрётесь в Стену. — Стал объяснять Навислав. — Ею, Стеной Великой, всё их Богдойское Царство огорожено.

— Зачем? — Опять спросил Илья

— А чтобы не допустить проникновения чужой глупости и сохранить накопленную Мудрость. — Ответил Колдун.

— Во как… — Только и сказал Илья.

Внезапно стены Избы стали светиться, вспыхивая помигивающим голубоватым светом.

— Опасность номер тринадцать два дробь семь. — Услышал Илья голос Избы. — Категория «Особо Вредных Вторгающихся»!

Голос был какой-то не очень человеческий.

Так, к примеру, на памяти Ильюхиной, говорил Пень Колодыч: добрейший лесной долгожитель, с коим Илью свела однажды Судьба.

Пень Колодыч просил Илью пособить в деле усекновения головёнки засевшего в местной Роще Дундука-Корообъедалу, обуреваемого неистовой страстью: снимать, сгрызаючи, девичью юную кору с младых, едва в возраст вошедших, берёзок.

Илья не отказал, за что и вознаграждён был Пнём Колодычем сторицей: одарил Пень Колодыч Илью незаменимым в походах-странствиях оберёгом, дающим владельцу оного умение всегда выбрать самую короткую и прямоезжую дороженьку.

— Солнышко по небу идёт, с пути не собьётся. — Говорил Пень Колодыч, и слышался в речи его неспешной то ли скрип древесный, то ли шорох трав, а, может быть, даже и тихое подобие тех шепотков неумолчных, которые внутри Земли-Матушки творят неустанно Главное Заклинание Жизни. — Тут, паря, на оберёге-то, Солнышко и есть. Видишь, круг, а в круге — ножки, одна за другой, топ-топ, и всё прямёхонько туда, куда идти собрался. А резан сей волшебный оберёжик самим Богом Колядой, в незапамятны времена, чтоб, значит, раздавали мы, жители Лесные, оберёги эти особым людям, кому должно верную дорогу избрать.

— Спасибо, дедушка. — С поклоном ответил Илья, и оберёг с тех пор носил не снимая.

Конец ознакомительного фрагмента.