Вдали от солнца. Из цикла «Потускневшая жемчужина»

Александр Басов

Прямое продолжение сюжетной линии сержанта Ладвига из произведения «Союз верных. Энгельбрук». Западное герцогство готовится к войне с Востоком. В Озерном Замке под руководством егермайстера Манфреда пытаются создать новый род войск, в качестве основной боевой единицы которых планируется использовать демонов. Выживший после ранения Ладвиг оказывается в центре событий.

Глава 7

«Надо же, какие пышные слова — „новый род войск“, — потешался про себя Ладвиг, вспоминая недавний разговор с егермайстером. — Эти мечтатели решили, будто дрессированные демоны усилят войска герцога Кэссиана! Даже если дикарь смог приручить слугу сатаны, это ещё не означает, что из этих тварей можно сформировать боеспособное подразделение. Представляю, как вытянутся лица у солдат регулярной армии Восточного герцогства, когда они увидят наш зверинец на прогулке! Наверное, схватятся за животы от смеха и выронят оружие. Может, на это и было всё рассчитано? Манфред не показался мне наивным человеком, но он свято верит в идею создания боевой пары из человека и демона. Пускай считает, что приобрёл в моём лице единомышленника. Буду во всём с ним соглашаться. Когда затея потерпит неудачу, а я уверен, что она потерпит неудачу, мне бы не хотелось быть среди тех, на кого свалят вину за провал. Я уже не так наивен и понимаю, что следует держаться в стороне от сомнительных идей».

Коротая время, Ладвиг стал выполнять физические упражнения. Получив от ночных визитёров несколько чувствительных ударов в живот, он занялся укреплением мышц брюшного пресса.

Жизненный опыт подсказывал сержанту, что в покое его вряд ли оставят и следует ждать новых встреч с Арне и остатками его шайки. Ладвиг не держал зла на бывшего унтер-офицера городской стражи. Трудно сказать, как бы он сам поступил, окажись на месте Арне, которому не было смысла конфликтовать со злопамятным Тилло. К тому же, в случае его отказа, хромой пройдоха вполне мог найти и других исполнителей для осуществления мести, не таких великодушных, как Арне.

Меньше всего Ладвига беспокоила предстоящее знакомство со своим будущим напарником. Егермайстер гарантировал ему полную безопасность, предупредив, что на данном этапе не предусмотрено никаких тесных контактов. Необходимо будет просто посмотреть на демона, и таким образом между ними наладится связь, достаточная для отдания мысленных команд.

— Мне ему в глаза нужно будет смотреть? — Спрашивал во время того разговора сержант.

— Как таковых, глаз у демона нет. — Отвечал Манфред. — Зрение ему заменяет чувство обоняния, или что-то в этом роде. Когда вы его увидите, то поймёте, куда нужно смотреть.

— А что потом?

— Общение с человеком пробуждает разум демона. В отличие от своих диких собратьев, он становится умнее, начинает понимать и выполнять команды. Обретает способность анализировать ситуацию и действовать самостоятельно с пользой для своего напарника-человека.

— Ясно. А есть что-то, что мне не стоит делать во время первого знакомства?

— Есть. Я могу сказать, о чём вы не должны думать, но тогда выполнить это будет труднее.

— Я понял. — Засмеялся Ладвиг. — Если сказать человеку, чтобы он не думал о зелёном яблоке, то удержаться от этого будет невозможно.

— Совершенно верно. При налаживании мысленного контакта с демоном, вам нужно быть уверенным в себе, чтобы будущий напарник это почувствовал. Стоит запаниковать и потерять над собой контроль, как демон решит подчинить вас своей воле.

— Когда именно предстоит встреча с ним?

— Всему своё время, сержант.

«На этот вопрос егермайстер так и не ответил, — возвращаясь мыслями к недавнему разговору, подумал Ладвиг, — видимо, считает, что я пока не готов к участию в проекте „Напарник“. Подозреваю, что Манфред поведал не обо всём. Если бы демоны настолько интересовались людьми, как рассказывал егермайстер, то в Диком лесу открылся бы уже вербовочный пункт».

Сержант не стал скрывать скепсиса, поэтому спросил:

— Кто-то ещё, кроме вашего дикаря, смог приручить демона?

— Имеющиеся в нашем распоряжении люди имеют слабую подготовку и пока малопригодны в качестве напарников для слуг сатаны. — Ответил Манфред. — Я уже говорил, что нам нужен инструктор, который сможет обучать других после того, как у него появится собственный опыт.

По коридору прошёлся надзиратель, проверявший, все ли двери камер закрыты. Дойдя до камеры сержанта, он заглянул в маленькое оконце и строгим голосом произнёс:

— Завтра начальство устраивает строевой смотр. Всем постояльцам надлежит привести в порядок одежду. Чтобы никаких оторванных пуговиц, прорех, криво наложенных заплат и тому подобного.

— Отлично! — Отозвался Ладвиг. — Даже если бы я и хотел заняться починкой одежды, то в темноте всё равно ничего не увижу.

— И то верно, — почесал лоб надзиратель. — Иголка с ниткой у тебя есть?

— Откуда? Всё отобрали.

— Вот тебе освещение, — дверь отворилась, надзиратель передал сержанту факел. — Смотри, не подпали здесь ничего. Я сейчас вернусь со швейными принадлежностями. Куда ты к столу с огнём пошёл? На стене, в ярде от пола кольцо есть. Там и закрепи факел.

Ладвигу впервые представилась возможность получше рассмотреть своё нынешнее жилище. Ничего нового он не увидел, разве что смог оценить изящные линии потолочной решётки, формой напоминавшей паутину. Поднеся к свету верхнюю одежду, тщательно осмотрел её и счёл достаточно годной для строевого смотра. Порезы, образовавшиеся после ударов ножами, были уже кем-то аккуратно заштопаны, а в остальном, всё выглядело вполне прилично. Он обернулся, чтобы сообщить об этом надзирателю, но тот уже звенел ключами дальше по коридору.

Где-то на верхнем ярусе камер заскрипела отворяемая дверь, пламя факела задрожало, вспыхнуло ярче. Со стороны оконца в сторону потолочной решётки возникла ощутимая тяга воздуха, будто в печной трубе открыли заслонку. Из любопытства сержант шагнул вперёд и посмотрел вверх. Длинные гибкие плети метнулись к нему сквозь переплетение металлических прутьев, окружив со всех сторон. Короткие пальпы демона дотронулись до головы Ладвига, их касание было едва заметным, но устоять на ногах оказалось непросто. После каждого прикосновения, сержант чувствовал себя так, словно уже сделал шаг в пропасть и со страшной скоростью нёсся вниз навстречу гибели. Это повторялось бессчётное количество раз, ощущение верха и низа менялись местами, и в результате Ладвиг совсем перестал воспринимать своё тело. Стало казаться, что бесконечное падение остановилось, и он просто завис, как медленно тонущая в вазочке с вареньем муха.

Короткие пальпы демона пришли в движение, напоминая развевающийся на ветру плюмаж рыцарского шлема. Гибкие отростки стали складываться в сложные узоры удивительной красоты. Подсвеченные факелом, они, на мгновение ярко вспыхивали и гасли, но в сознании сержанта отпечатывался каждый узор, как если бы это были слова, нанесённые кем-то на лист бумаги. Ладвиг не понимал их смысла, да он в этот момент, мало что понимал вообще, не задумывался над мелькавшими перед глазами странными символами, не имея на то никакого желания. Его теперешнее состояние было трудно с чем-то сравнить, самое подходящее для этого понятие — сон наяву — не отражало и десятой доли того, что испытывал в тот миг сержант…

О том, что всё уже закончилось, Ладвига оповестила холодная струйка воздуха, коснувшаяся его щеки. Факел давно погас, и в камере даже не чувствовался запах дыма. Глядя широко открытыми глазами в темноту, сержант силился понять, снилось ли ему все это, или произошло наяву. Казалось, он до сих пор находится во власти странного видения и по этой причине не видит ничего и не слышит.

Стоило только вспомнить о звуках, как мир моментально ими наполнился. Послышались шаги нескольких человек, раздался скрип закрывающейся двери, и почти сразу же Ладвига ударили чем-то твёрдым и тяжёлым. Сержант ещё не успел прийти в себя после встречи с демоном, поэтому с трудом мог реагировать на сыпавшиеся из темноты удары. Его били долго и обстоятельно, не тратя время на передачу приветов и разговоры. Ситуация казалась не совсем реальной, если бы не боль, напоминавшая о том, что всё происходит наяву…

Ночные визитеры ушли так же внезапно, как и появились.

«Никогда бы не подумал, что способен радоваться уходу гостей, — мысленно произнёс Ладвиг, пытаясь добраться до кровати. — Что бы ни говорили, а побыть одному так приятно».

Одиночеством сержант наслаждался недолго. У него возникло стойкое ощущение чьего-то присутствия рядом с собой. Затем в сознание грубо вторглась некая сила, принявшаяся перебирать содержимое памяти Ладвига на манер посетителя библиотеки, бегло просматривающего страницы взятой наугад книги. Некоторые воспоминания вызвали у «посетителя» повышенный интерес.

— Красиво как… — восторженно прошептал мальчишка, рассматривая украшенные гербами шатры, колыхавшиеся на ветру знамёна и герольдов в пёстрых одеяниях. — Я раньше никогда не участвовал в настоящем рыцарском турнире.

— Пажам пока рано участвовать в состязании, — заметил Хилдебранд. — Поупражняйся с мечом

ещё два-три длинных сезона, подрасти, окрепни, дождись, когда я сделаю тебя своим оруженосцем. Вот тогда и придёт твоё время выходить на ристалище. Что касается этого турнира, то назвать его настоящим, язык не поворачивается.

— Почему? — Искренне удивился Ладвиг. — Доспехи вон какие красивые, оружие до блеска начищено, лошади все рослые, как на подбор.

— Из того, что ты перечислил, разве что лошади настоящие, — усмехнулся рыцарь. — Да и то, мало какая из них приспособлена для реального сражения. Посмотри на эти красивые доспехи. Что ты видишь? Кругом филигрань, позолота, перья и ленты. Флюгера на шлеме только не хватает. Такое впечатление, что эти доспехи создавал дамский портной. Оружие, говоришь, до блеска начищено? Приглядись вон к тому огромному мечу. Да, вон к тому, возле которого выставлен караул из двух пажей. Видимо, для солидности.

— Цвейхандер. — Сразу же определил Ладвиг. — Мощная гарда и длинная рукоять под двуручный хват. Должно быть, меч очень тяжёлый.

— Ещё бы. Скажу больше, он совершенно неподъёмный. Сделан только для того, чтобы потешить самолюбие владельца. Судя по узорам на клинке и характерному блеску металла, сталь использовалась не оружейная. Если найдётся силач, который сможет опробовать этот меч, то он будет сильно разочарован. Такое чудо кузнечного искусства согнётся после первого же удара. Настоящее оружие не нуждается в украшениях. Оно может выглядеть невзрачно для

непосвященного человека, но те, кто понимает суть боевых искусств, всегда будут видеть красоту в простых и строгих линиях рыцарского меча.

— А рыцари на турнире настоящие?

— Открою тебе страшную тайну, малыш, — Хилдебранд оглянулся по сторонам и понизил голос: — большинство участников турнира, очень смутно представляют себе, что такое быть рыцарем. Они думают, что достаточно нацепить на себя позолоченную металлическую скорлупу и пару раз взмахнуть бутафорским мечом, как сразу же превратятся в великих воинов, о которых будут слагать легенды.

— Почему вы говорите об этом шёпотом?

— С моей стороны было бы жестоко лишать людей их любимых заблуждений. Если вдуматься, то многим из них заблуждения заменяют веру, принципы и смысл жизни. Я не ставлю перед собой задачу просветить, или переделать этих людей. Такое не всегда по силам даже Великим Богам.

— Тогда, что мы здесь делаем?

— Это средней руки турнир, устроенный в честь бракосочетания виконта Герарда. Я получил особое приглашение от его отца, графа Дедрика, и вместе с Эйлертом буду участвовать в показательных поединках. Мы продемонстрируем зрителям искусство боя на полутораручных мечах.

— Чем прикажете заниматься мне?

— Помимо своих повседневных обязанностей, ты будешь выполнять представительские функции.

— Прошу прощения, мой господин. Я вас не понял.

— Ты можешь делать всё, что пожелаешь, но должен вести себя так, чтобы не была задета моя честь. О каждом рыцаре судят по поведению его пажей и оруженосцев. Если они поступают неподобающим образом, это бросает тень на репутацию самого рыцаря. Случается, что пажу, или оруженосцу приходится защищать честь своего господина от нападок недоброжелателей. Это нужно делать решительно и с достоинством. Надеюсь, что ты меня не подведёшь.

— Я буду стараться, мой господин.

Специально приглашённым рыцарям не нужно было заботиться о жилище на время проведения турнира. Для этих целей устроители предоставили походные шатры, снабдив каждый из них вымпелом с соответствующим гербом. Пока Ладвиг переносил в шатёр багаж, Хилдебранд и Эйлерт решили нанести визит вежливости хозяевам. Помня о том, что ему разрешена полная свобода действий, паж быстро распаковал вещи и отправился на прогулку.

Турнир не успел начаться, участники и зрители представляли собой единую людскую массу и ещё не разошлись по своим местам. Самым ярким зрелищем, которое Ладвигу приходилось видеть до нынешнего дня, была сельская ярмарка, собиравшая жителей из нескольких соседних деревень. Сегодня он попал на ярмарку, где основными товарами были тщеславие, высокомерие и зависть.

Каждый из присутствовавших старался выделиться из толпы, для чего применял любые средства, которые мог использовать. Рыцари соревновались между собой в пышности походного шатра, степени блеска парадных доспехов и размерах свиты. Некоторых из них сопровождали четыре-пять оруженосцев и с десяток одинаково одетых пажей и это, не считая слуг. Зрители ревниво наблюдали друг за другом, отмечая, кто во что нарядился, одежды какого цвета преобладают в костюме у тех, или иных людей.

Сначала Ладвиг не мог сообразить, зачем им это было нужно, но, прислушавшись к разговорам, понял, что зрители таким способом выявляли, кто из них какому рыцарю симпатизирует. Постепенно собирались группы единомышленников, громко восхвалявших достоинства своих кумиров и споривших до хрипоты с теми, кто не соглашался с их мнением. Здесь же обсуждались шансы на победу в предстоящих поединках, а некие предприимчивые личности предлагали всем желающим делать ставки.

На любознательного мальчишку обрушился шквал впечатлений, которые он впитывал с детской непосредственностью, не единожды заставившей его пережить состояние полного восторга. Переходя от одного шатра к другому, Ладвиг старался побывать, где только получится и увидеть как можно больше. Его внимание привлёк громкий смех, доносившийся со стороны плотной группы людей. С трудом протиснувшись в первые ряды, паж увидел, что взгляды зрителей прикованы к человеку, напялившему на себя совершенно нелепую одежду.

Собранный из разноцветных лоскутов короткий камзол, из-под которого виднелся голый живот, сам по себе уже выглядел смешно. Ноги человека были затянуты в четырёхцветные, до невозможности зауженные шоссы. Но верхом глупости мог считаться его головной убор, сшитый, похоже, из нескольких колпаков малого размера. На каждом свободно свисавшем матерчатом конусе болтался небольшой бубенчик.

Человек этот занимался тем, что передразнивал кого-нибудь из проходивших мимо людей. При этом он столь ловко копировал походку, осанку и манеру поведения, что всем сразу становилось ясно, кого именно он сейчас изображает. Из выкриков зрителей, Ладвиг понял, что этого артиста называют шутом, и сам с удовольствием принялся наблюдать за его ужимками. От души веселившиеся люди были довольны представлением, которое разыгрывал шут, и в награду кидали ему мелкие монеты.

Выбирая очередной объект для своих насмешек, шут оглядел толпу, и его взгляд остановился на Ладвиге. Артист сразу же сделал глупое лицо, для чего выпучил глаза, приоткрыл рот и часто заморгал.

«Не может быть, чтобы я так выглядел, — подумал паж, с неудовольствием глядя на смеющихся людей, начавших показывать на него пальцами, — и рот у меня закрыт».

Он твердо решил уйти и уже начал протискиваться между плотно стоявшими зрителями, когда услышал, как кто-то из них прокричал:

— Ну, точь в точь, Хилдебранд!

Ладвиг моментально вернулся на прежнее место и успел заметить, как шут, проходя мимо женщин, отвешивает им поклоны, дурашливо вздёргивая при этом плечом. Чем-то это действительно напоминало привычку Хилдебранда, который не любил, когда во время поклона с его спины съезжает набок плащ.

— Возмутительно насмехаться над моим господином! — Громко сказал вышедший вперёд паж. — Немедленно прекратите!

На его слова обратил внимание только один человек, и это был шут. Он сразу же перестал кривляться, соорудил на своём лице глуповато-надменное выражение, выпрямил спину, сделавшись даже выше, чем казался до этого. Ладвиг не знал, что ему делать дальше, потому что цель оказалась достигнута, он защитил честь своего господина и теперь с чистой совестью мог удалиться. Но у шута на этот счёт были свои планы. Откуда-то он раздобыл парочку деревянных мечей, путём нехитрой пантомимы сообщив зрителям, что оружие очень тяжёлое и острое.

Один меч артист воткнул в землю возле Ладвига, а с другим проделал несколько замысловатых упражнений, что вызвало у зрителей шквал аплодисментов. Похоже, шут собирался устроить очередное дурацкое представление, но у мальчишки не было желания принимать в этом участие. Он отвернулся, намереваясь уйти, и в то же мгновение почувствовал, как что-то коснулось его спины. Обернувшись, Ладвиг удивлённо уставился на лежавшую под ногами отрезанную куриную лапку, а зрители зашлись в очередном приступе хохота.

— Это старина Хофнар бросает тебе вызов! — Объяснил кто-то из толпы. — Придётся, парнишка, принимать бой!

— Поединок! Поединок! — Стали скандировать зрители.

Какой-то вертлявый мужичок спросил у пажа его имя, а потом взял на себя обязанности герольда:

— Внимание, дамы и господа! Сейчас состоится поединок на мечах! Доблестный рыцарь Ладвиг против непобедимого и ужасного Хофнара!

При этих словах шут оскалил зубы и стал сотрясать воздух своим деревянным мечом, демонстрируя свирепость и непреклонную волю к победе. Хотя пажу и польстило, что его назвали рыцарем, он не собирался дальше участвовать в этом потешном представлении, но отступать было некуда. Зрители громко вопили его имя, требуя сразиться с Хофнаром. Ладвиг нехотя взялся за рукоять воткнутого в землю меча и потянул её на себя. Под всеобщий хохот гарда сразу же отвалилась от деревянного клинка. Мальчишка сердито стиснул зубы и схватился за остатки меча, но, как ни старался, выдернуть его из земли не смог. Деревянное лезвие было обильно смазано густым жиром, и руки постоянно скользили, не давая возможности крепко ухватиться.

Выражавшие полное одобрение происходящему зрители уже не смеялись, они стонали, держась за животы. Так бы и остался Ладвиг без оружия, если бы не великодушие Хофнара. Шут передал противнику свой меч, а сам изготовился к бою, держа в руках длинную флейту. Решив, что ничего не теряет, мальчишка взмахнул деревянным оружием и сделал выпад в сторону противника. Тот не стал парировать удар музыкальным инструментом, а всего лишь уклонился, сыграв на флейте простенькую мелодию. Ладвиг провёл новую атаку, считая, что на этот раз достанет наглого шута, но меч прошёл в дюйме от тела Хофнара. Благодаря удивительной гибкости, шут ухитрялся избегать ударов, оставаясь на одном месте, и ещё что-то весело насвистывал на флейте.

Ладвиг сменил тактику и, сделав вид, что после длинного замаха последует рубящее движение мечом, провёл колющий удар, при содействии левой руки, добавив ему силы и точности. Это был любимый финт Хилдебранда, многократно отработанный им в тренировочных боях с Эйлертом. Если бы в руках оказался настоящий меч, то шут в полной мере испытал на себе гнев пажа. Увернуться Хофнар не успел и получил приличный по силе тычок в грудь, после чего опрокинулся на спину. Всё ещё держа меч обеими руками, Ладвиг занёс его над лежащим противником и замер, ожидая с его стороны очередную хитрую выходку, а толпа уже восторженно ревела:

— Добей его! Смерть побеждённому!

Хофнар поймал взгляд мальчишки, подмигнул ему, незаметно для окружающих показав на небольшую выпуклость на своей груди. Паж ничего не понял, и уже собрался было убрать меч, как вдруг шут ухватился обеими руками за деревянное лезвие и рывком направил его себе в грудь.

Зрители ахнули, когда из той самой выпуклости брызнула в разные стороны кровь. Как и все остальные, Ладвиг не ожидал, что совершенно дурацкий бой закончится столь ужасным образом, но испугаться не успел. Стоя ближе всех к поверженному врагу, он заметил, как по губам Хофнара скользнула улыбка, и только после этого у шута началась агония.

«Умирал» он долго, сопровождая этот процесс несуразными воплями и конвульсивными подёргиваниями конечностей, затем распластался на земле в нелепой позе и затих. У зрителей случился новый, до колик в животе, приступ смеха, а потом они начали громко прославлять победившего «рыцаря Ладвига». В «скончавшегося» шута со всех сторон полетели монеты, причём их было столько, что складывалось впечатление, будто из денег сразу решили насыпать могильный курган.

Только после этого Хофнар позволил себе воскреснуть и долго раскланивался, подбирая с земли гонорар за выступление. О Ладвиге больше никто не вспоминал, поэтому он с радостью бросил деревянный меч и покинул поле боя. Заметив на тыльной стороне ладони пятно «крови» шута, мальчишка недоверчиво поднёс руку к носу.

«Да это же красное вино, — понял он. — Вот так, жулик, этот Хофнар. Задурил всем головы».