Иван III. Новгородское противление. Роман

Александр Бабчинецкий

Несмотря на молодость, Иван III обладал умом настоящего политика. Чтобы показать Европе, насколько сильна Русь, он попытался присоединить к ней Казань. А в это время за спиной молодого царя Новгород вёл переговоры, надеясь с помощью польского и шведского оружия превратить город в оплот католицизма. Иван III собрал все свои силы воедино и в шелонской битве разгромил своих врагов. Не зря говорили, что Иван III был похож на Петра Великого: один был творцом, а второй – преобразователем России.

Пятая глава

Великий князь был весьма раздосадован столь внезапной утратой Тверитянки и всеми событиями, связанными с её гибелью. Матушка Ярославна очень любила невестку, не зря же она сопровождала её в последний путь. Вспомнил Иван слова свои, сказанные в горячности супротив супружницы своей, которую получил в наследство от батюшки по законам государственной необходимости. Подобное не единожды было слышимо, наверняка, и многое видимо внимательным оком дьяка Полуектова, доверенного человека Василия Тёмного.

Не исключено, что последний повелел своему слуге всячески оберегать княжеского сына от всех бед и страданий. Дьяк принял намёки государевы о недовольстве супругой к сведению. Именно он, возможно, и поручил своей жене извести великую княгиню, не бросив в то же время и тени на сумрачность венценосной особы. Не должно оной запятнонною быть. Вот теперь и думай, есть ли нужда в тайном дознании отравительницы. О дьяке и речи нет: он должен перейти от принятых при дворе в опальные (хотя бы на время).

Решение своё Иван спокойным тоном словно бы продиктовал Марье Ярославне. И видел испуганно-вскинутые глаза матери-княгини, которая сдержанно промолчала. Она спустя лишь совсем короткое время осмелилась выведать у сына о недавно узнанном ею из уст боярина Посольского приказа, который сообщил про приезд римского посланца.

— Наверняка выставлял очередные требы политические.

— Отнюдь, государыня Ярославна, — спокойно возразил боярин. — Оный привёз из далёкого Рима предложение для великого князя жениться на греческой принцессе Софии Палеолог.

Услышанное сильно поразило властную и умную женщину. Подобное следовало расценивать весьма высоко из-за возросшего престижа Руси на европейской арене.

Со времён нашествия Чингизидов русские князья рассматривались дворами Европы как жалкие данники Золотой Орды. Самое большее, на что они могли рассчитывать в плане женитьбы — рука желтоволосой литовской княжны или знатной ордынской красавицы. Теперь же князь Иван вызвал интерес императорского дома в изгнании.

Мать-княгиня добилась своего от сына, который лишь подтвердил слова высокопоставленного чиновника.

— Однако так просто латынщики не выкажут своё одобрение связью с греками, — поразила Ивана Ярославна своей проницательностью.

— Тебя бы, матушка, да в боярскую Думу, — усмехнулся великий князь. — А, может и правильно, что ваше племя туда не допускают.

— Слова матери навели государя на несколько печальные размышления. Он понял, что Русь перед каким-либо важным политическим шагом просто обязана продемонстрировать всему образованному миру не только своё умение хозяйствовать, но и воинскую силу, подкреплённую успехами русского оружия. Иван вдохновился такой идеей и стал деятельно готовиться к летним схваткам с казанцами.

Поэтому для начала он решил совершить акт мщения союзникам Казани — черемисам (современное название марийцев). С этой целью государь поставил над своим войском князя Семёна Романовича. Этот полководец прошёл огнём и мечом по черемисским землям, учинив там много зла: жгли жильё, угоняли скотину. Бравшие в руки оружие черемисы полегли от московского возмездия за Кичменгу и Галич. Поход на татарских подручников явно удался. Лесные жители были частично перебиты или пленены, частично запуганы. Одновременно с этим походом Иван отправил нижегородцев и муромцев опустошать земли казанского ханства вдоль Волги, чтобы нанести татарам дополнительный урон и внести смятение в ряды врага.

Во Владимире великий князь находился с крупными силами. Из этого города он имел возможность быстро направить свои войска в случае необходимости на юго-восток или к Костроме. Нахождение большой воинской рати перекрывало татарам дорогу на Москву. С Иваном вместе находились его братья Юрий и Борис, наследник престола Иван, которому в зиму исполнилось девять лет, а также сын Михаила Андреевича Верейского Василий Удалой. Простояв во Владимире несколько недель в томительном безделье, московская рать вернулась домой.

И снова отзвуки начавшегося противостояния между Казанью и Москвой напомнили о себе, потому что великий князь повелел не оставлять без внимания даже самые незначительные вылазки татар. И теперь Иван привлёк к ответным действиям против них свой двор и многих детей боярских. Оные должны были на Каме воевать места казанские. К участию в походе привлекались в первую очередь добровольцы — те, кто пострадал от недавних набегов «поганых» или просто хотел испытать судьбу. Вот тогда, услышав об этом, возжелали вновь встать на защиту православия знакомые ушкуйники: Лука и Игнат Малыгины, Александр Авакумович, Степан Ляпа да Прокоп Смолнянин.

— Жаль, что нет промеж нас Андрея Аврамьева, — цокнув языком молвил последний.

— О ком это вы? — осведомился московский воевода Иван Дмитриевич Руно.

— Да был в нашей команде один новгородец, просили его с нами пойти к Нижнему, а он к Мурому отправился.

— И давно то было?

— Месяц назад точно будет, — ответил Степан.

— В таком случае, могу сказать вам определённо, — заявил ушкуйникам воевода, — что пока вы с нижегородками по питейным заведениям развлекались, ваш приятель наверняка с татарами в Муроме поединничал. Это доподлинно мне ведомо от человека, который по указу тамошнего воеводы Данилы Дмитриевича Холмского мне и самому государю ту новость доложил.

Поохали вольные люди новгородские на такие известия и вступили в отряд «казаков» (добровольцев), который и был возглавлен Иваном Руно. Оные отправились поначалу в Галич. Там команда пополнилась местными удальцами и пошла далее к Вологде. Вологжане также посодействовали охочими людьми, оружием да провиантом. И тогда всё воинство двинулось на юг, к Вятке. И уж было вятские жители изъявили желание повоевать с татарами, однако прошёл промеж них слушок, якобы казанцы желают напасть на земли вятчан. После этого они сразу поостыли и быстро повернули назад.

** ** ** ** **

Великий князь довольно обстоятельно продумал предстоящую войну с казанцами, поэтому с лёгким сердцем после тщательной подготовки пригласил воеводу Константина Александровича Беззубцева. Последний, как показали позднейшие события, оказался неплохим полководцем.

В ожидании Иван подошёл к окну, подставив лицо ласковым солнечным лучам. Совсем не беспокоили суетные движения слуг в горнице, их перешёптывания и сдержанная брань. Раздумья о важном деле уносили куда-то ввысь. И с этой высоты всё внизу казалось совсем незначительным, мелким и никчемным. Жизнь, а вернее — Господь определил важность этого шага. А вот свершение её Он поручил своему ставленнику на земле.

Воевода ступил через порог княжеской горницы и осторожно кашлянул, извещая государя о своём присутствии. Иван не торопился поворачиваться к вошедшему. Слыхивал от своих сановников, будто вызванный доводился внуком баловня Василия I боярина Фёдора Кошки. Не терпел великий князь любимчиков, от которых можно было ожидать всяческого без утраты с их стороны, однако очень уважал мнение признанных авторитетов в лице своих дедов да прочих предков. А с этими спорить считал бесполезным занятием.

— Проходи, гость желанный, — наконец обратился Иван к приглашённому. — Одно советование утвердил я к действию.

Он внезапно замолчал и выдержал необходимую паузу, давая понять ею, что не только в данной ситуации, но и везде он — главнее всех, а потому и повиновение должно быть непререкаемым.

— Надлежит тебе, моему слуге, отправиться на Казань командовать «судовой ратью».

Великий князь снова замолк, но теперь уже в ожидании обязательного ответа от своего подданного. И он последовал незамедлительно:

— Приказание будет исполнено, государь, — склонил голову Константин Александрович, искоса глянув на Ивана.

Беззубцев вышел из горницы, слышались его решительные и твёрдые шаги.

«Этот действительно выполнит».

Государь решил оставить неизменными прошлогодние намётки казанской войны.

Как и было задумано, удар по Казани должен был наноситься с двух сторон. Иван

Васильевич призвал к походу не только свой «двор» и отряды удельных князей, но также и городское ополчение. Многие города в числе Москвы кроме тверичей и новгородцев обязались выставить своих ратников. Главное войско шло с запада, вниз по Волге. Часть служилых людей наступала с севера, с задней стороны, менее ожидаемой противником. В его состав входили жители Вологды и Устюга, а также часть великокняжеского двора. Это войско государь по совету видного боярства решил поручить одному из многочисленных представителей ярославских князей — Даниилу Васильевичу. Основу «северного» войска составляли устюжане, более других пострадавшие от татарских набегов. Великий князь попросил помощи у вятчан, однако те ответили отказом:

— У нас в действии прошлогодний договор с Казанью.

Возражать на это Иван уже не мог. По его указанию в Нижнем Новгороде в конечном итоге собралось огромное войско. Беззубцев, ещё пребывая в столице, получил строгий наказ: не предпринимать никаких шагов без надлежащих указаний оставшегося в Москве великого князя, который не торопился что-либо приказывать.

Возможно, Иван Васильевич боялся отпустить все войска на Казань, оставив Москву и другие русские земли без надёжного прикрытия. Он медлил. И делал это потому, что знал о силе Казани. По этому поводу вспомнилась недавняя беседа с ещё тогда живым архимандритом Питиримом.

Как обычно, святитель со сдержанной радостью встретил своего бывшего питомца и крестника. Последний ответил на приветствие священника лёгким кивком и коленопреклонённо прикоснулся губами к руке владыки. Другой ладонью Питирим притронулся к венценосному челу.

— Что-то гнетёт тебя, сын мой.

— Да, святый. Заботит меня грядущая война с «немытыми».

— Наше дело — говорить правителям истину. Что я прежде поведал тебе, славнейшему из владык земных, о том и ныне скажу. Когда ты выехал во Владимир из Москвы с намерением ударить на врага христианского, тогда мы, яко усердные богомольцы, денно и нощно припадали к алтарям Всевышнего, да увенчает тебя Господь победой. Отложи страх: Господь мертвит и живит. Поревнуй предкам своим: они хранили Русскую землю и покоряли многие страны. Лучше солгать и спасти государство, нежели истинствовать и погубить его.

— Всё это — заведомо известная истина, однако силы у нас с «погаными» разные, — сокрушённо качнул головой Иван. — Требуется нечто предпринять, чтобы либо уравнять наши возможности, либо оттянуть срок открытых столкновений.

— Самым разумным в нашем положении будет заключение достойного мира с ханом Ибрагимом, а тем временем следует заниматься укреплением государства, — снова заговорил Питирим — Лишь объединением всех ратных и прочих сил Тверской,

Псковской, Вятской и Новгородской земель Москва сможет добиться безусловного перевеса в борьбе не токмо с Казанью, но и с другими внешними врагами.

Великий князь незамедлительно вернулся в свои покои, предварительно приказав не допускать к нему никого, даже родную мать. Хотелось в тиши одиночества обмозговать весьма ценное предложение архимандрита, естественно, обдуманное самой жизненной необходимостью, ибо исключительно она способна на осторожные шаги и даже безрассудные поступки.

Сидя в молчаливом помещении, снова представил себе все возможности, которыми располагал для государственных раздумий. А оные требовали досконального проникновения в тему.

Несомненно, что переговоры с Ибрагимом могли пройти более успешно в условиях присутствия огромного войска в Нижнем Новгороде, вблизи самой границы с Казанью, в то время как отряды «охотников» как бы сами по себе, без дозволения великого князя, грабили северные и западные окраины ханских владений. К переговорам Иван надумал привлечь неизвестную по имени красавицу, татарскую «царицу» — жену состоявшего на московской службе хана Касима и мать сидевшего в Казани хана Ибрагима¹⁶.

Примечания

16

Возможно, оная была женой Касима до его бегства на Русь, после чего перешла как добыча к брату Касима Махмутеку и стала матерью его сына Ибрагима.