Икона из скита

Александр Бабин, 2022

На берегах Енисея в заброшенном ските старообрядцев хранится старинная икона Николая Чудотворца. Вовсе не случайно в доме старосты оказались люди с разными судьбами: чекист и начальник лагеря для военнопленных немцев, бывший оберфюрер СС, вор в законе с казначеем – у них воровской общак, два военных летчика и девушка – кассир с чемоданом денег. Если бы чекист знал, что икона имеет мистическую силу, не отдал бы ее в качестве пароля будущему резиденту оберфюреру СС – то и его жена не родила бы мертвого ребенка. И не пришлось ему бы гоняться за резидентом по всей стране, у которого в Москве и Севастополе с войны остались агенты.Начальник лагеря – старообрядец. Еще ребенком его нашли в ските геологи, все жители умерли от неизвестной болезни. Мечтает сбежать в Америку с краденым с прииска золотом и открыть там лавку. Пройдя горнило огня, меняет свое мировоззрение, смыслом всей его жизни становится вернуть в скит чудотворную икону и обрести душевный покой.

Глава 3

На следующее утро Сильвестр Карпович направился к причалу проверить спрятанное им в катере золото. Причал находился рядом с пилорамой, разделяющей ее стеной из колючей проволоки. Проходя мимо вышки с часовым, запнулся о лежащую на земле доску.

— Мать вашу, опять туман, — выругался он, посмотрев на сапог.

Часовой, заметив начальника, крикнул:

— Товарищ полковник здравия желаю?

— Здравия желаю, здравия желаю. Бардак у тебя, никакого порядка нет, набросали досок, чуть сапог не порвал. А зэки где, почему не работают?

— Они в лесопильне. Ждут, когда туман рассеется.

— Рассеется. Так весь день могут прождать. Старшой там?

— Недавно как к ним зашел, пробовали пилить, но прекратили.

Сильвестр Карпович, войдя во внутрь лесопильни, увидел сидящих на корточках в кучке зэков. Пригнувшись, осторожно подошел к ним и громко крикнул, застав их врасплох:

— Встать, ядрена вошь! Может, вам спирта принести! А что?! Гулять, так гулять! Что сидим, кого ждем?!

Зэки, испугавшись голоса начальника лагеря, как ошпаренные, вскочили, прекратив смеяться. Один из зэков не встал.

— Хозяин, амнистию ждем, кого же нам еще ждать. Предлагаешь работать? Туман, ни хрена не видно, затянет в пилораму, пиши за упокой, — ответил спокойным голосом этот зэк по кличке «Веревка». Конечно, как и положено человеку, он имел фамилию, имя и отчество — Веревкин Павел Ильич. Являлся смотрящим за зоной, в воровском мире таких людей называют «вором в законе». Человек с виду хлипкий, с худощавым телом, на лице шрам во всю щеку, лысая голова, руки в татуированных перстнях. Главное, у него с лица не сходила улыбка, но за ней скрывалась внутренняя неведомая сила. В разговоре между ним и зэками в его голосе чувствовалась власть. Зэки ему дали звучную кличку не зря. Разговаривая, он все время улыбался, тем самым как бы веревкой опутывал сознание собеседника, и он, как мышь, становился жертвой «удава». Сильвестр Карпович и то его побаивался, понимая, без Веревки норму заготовки древесины и золота ему не выполнить. Одними приказами сделать этого невозможно, как и удержать в зоне порядок — сила была не на его стороне, хотя со стороны выглядело все наоборот.

— Значит, амнистию ждете! Глупые вы людишки! Так ее не будет, вы еще не весь лес в тайге попилили, на ваш век хватит, — чуть помолчав уже мягким голосом, предложил: — Ладно, нате покурите, — и достал из кармана пачку папирос. Зэки дружно разобрали папиросы по себе, оставив ему одну.

— Последнюю вор не берет, — ответил Веревка, высказав зэковскую присказку не взяв оставшуюся в пачке папиросу. — Начальник, ты бы нам норму поубавил бы, — а сам отвел в сторону глаза, намекая, нужен тет-а-тет разговор. Ведь самому на прием к начальнику не попросишься, все-таки он вор в законе, зэки заподозрят в стукачестве. В зоне немало блатных, могут высказать претензии, право они такое имеют, за плечами годы заключения. А воровские законы не обсуждаются, они записаны кровью.

— Предлагаешь поубавить норму? А зону превратить в пионерский лагерь? Я что сам возьму в руки пилу? Ну-ка выйдем, поговорим по душам, — начальник специально проговорил грозным голосом, поняв намек Веревки.

— Говори при всех, тут все свои. — Веревка подыграл хозяину.

Начальник, погрозив ему кулаком:

— А ты не боишься нарваться на мой кулак?

Веревка приподнялся, снял с себя пиджак и бросил его на землю, показывая своим видом, что он готов на все:

— Гражданин начальник, если пошел такой дешевый базар, за мной не заржавеет. — Веревка дерзко ответил хозяину, ведь на него смотрят зэки, должен держать свой воровской авторитет.

Сильвестр Карпович, слушая Веревку, подумал: идти в побег с зэками — это же самоубийство. В любой момент воткнут нож под ребро, за ними не заржавеет. Веревка слова на ветер не бросает с ним нужно говорить открыто.

И вышли на причал. Отошли подальше от пилорамы, начальник первым начал разговор, понимая, время для беседы ограничено, нужно готовиться к побегу:

— Уйдем сегодня, ближе к вечеру. У тебя все готово?

— Если говоришь про общак, — не называя хозяина на вы, — так он тут рядом припрятан. Мы с корешем ко всему готовы, жизнь научила, а ты с Гитлером переговорил? Он готов?

— Немец с утра подгребет к причалу. Лодка у меня на мази, хоть сейчас в рай плыви! Для отвода глаз покопается в моторе. Часового я отвлеку, попрошу помочь принести канистры, они у меня на складе. Пока ходим за ними, в это время Курт спрячется под полог. А вечером подплыву за вами, как и договаривались, будьте на месте, да сильно перед глазами часового не мелькайте. Все нужно делать быстро. Понятно?

— Что тут непонятного, и козлу ясно. Я тут карты разбросил и подумал: не стоит нам с корешем бродяг впутывать в блудняк, зачем зэкам знать о нашем побеге. Я насчет пожара, пилораму сами подпалим.

— Как сами, что-то я тебя не пойму? Когда пилорама полыхнет, мне как начальнику лагеря надо быть в зоне?

— Простые свечи зажжем, а они горят часа три, не меньше. Отчаливая, зажжем несколько штук. Чтобы не было осечки, для них и ямы уже приготовлены с сухой травой. Фитиль сгорит, дойдет до травы, как порох вспыхнет, пламя быстро распространится по пилораме. В трех местах сделали закладки, территория большая. Пока вертухаи тушат пожар в одном месте, в другом загорит. Хозяин, все твои труды сгорят, не жаль трудов-то своих? А? - смотря на него хитрыми глазами.

— А что их жалеть-то?! Как подумаешь, столько лет в лагере горбачу — один мартышкин труд, да и только. Понимаю, прииск, там хоть золото, а какая польза от пилорамы? Никакой! Пилим и пилим, день и ночь пилим, все равно половина древесины на складе сгнивает, только лес зря губим.

Веревка, переминаясь с ноги на ногу, с ухмылкой смотрел на хозяина:

— Начальник, даже ты этот бардак понимаешь. И зачем советской власти столько леса, если нас, зэков, по всем зонам пруд пруди и все с пилами да с топорами. Сколько сосен сгубили, можно ими опутать весь земной шар частоколом, а ты требуешь с нас норму. И кому нужна эта норма? Этого любителя природы да к нам на лесосеку, посмотрел бы я на него!

— Сталин, слышал про такого, — это он главный строитель коммунизма. Меня больше всего беспокоит твой казначей — он надежный человек или так себе, не пришей кобыле хвост? — прищуриваясь. — Я что говорю, как выйдем за ворота, он нас всех на нож поставит. А золота у вас в общаке, я так полагаю, не два килограмма?

— Тебе, начальник, скажу, сейчас можно, да, золотишка не два килограмма. Да и у тебя у самого рыжья не меньше? Поди и поболе? А казначея нельзя не взять, общаком вдвоем распоряжаемся. Ты законы наши воровские знаешь, мутные выкрутасы у нас не канают.

— И тут ты прав, скоробчил немного на старость, тоже придется с ним попотеть. Но нам надо думать не про золото, а как живыми остаться. За мной по пятам идет особист, даже не знаю, что у него на уме. Вдруг зэки ему стуканули о нашем побеге, у чекистов волчья хватка. Как думаешь? — поинтересовался, что он ответит.

Веревка, прищурив глаза, все время крутил головой:

— О побеге знаем только мы вчетвером. Думаю, и твой Гитлер не дурак языком чесать. Ну а мы с казначеем тем более язык держим за зубами, виду не подаем. Зэки — народ ушлый, носом чуют. Ладно, пойду я, начальник, а то братва заподозрит, что крысятничаю. Лишь бы твой катер не подвел, сам понимаешь, по тайге с золотом далеко не уйдешь, и обратного пути нет. Бежать, так бежать, и подальше. Ты сам-то, куда думаешь податься?

Сильвестр Карпович, не ожидая прямого вопроса, решил слукавить, не раскрывать свой план побега о намерение перебраться за границу. Вдруг Веревка сообщит в особый отдел — тогда пиши, пропало: расстрела не избежать:

— Все будет ясно, когда сядем на пароход.

— А что на пароходе дают путевки в санаторий?! Что-то ты, гражданин начальник, темнишь, — и улыбнулся улыбкой «удава». — Не обижайся, я так для интереса спросил.

— Мне скрывать от вас нечего, мы сейчас в одной упряжке. Имея золото, в зоне с ним одна дорога — на нары. Убежать подальше от этого места и документы получить. А заимея документы, подумаю, земля круглая, мест хороших много, — ответил Сильвестр Карпович, а сам подумал: Курт прав, зэк он и есть зэк, а тут вор в законе вдвойне опасный человек, да еще золото, а его не два килограмма, не зря расспрашивает.

Сильвестр Карпович, расставшись с Веревкой, направился обратно к часовому, подойдя к нему, крикнул:

— Тут должен подойти Гитлер, ты его знаешь, пусть меня подождет, я скоро вернусь. Он у моего катера посмотрит мотор, что-то стал барахлить. Ныне на рыбалку собрался, погода радует.

— Хорошо, скажу, — ответил часовой.

— С ночевкой поеду, отдохну, пока рыба ловится. И вам солдатам на уху перепадет, и на жареху хватит. Люблю я это дело, так бы каждый день и рыбачил. А ты не рыбак?

— В детстве с удочкой баловался, да и у меня на родине река так себе, речушка, не как Енисей.

— Да, Енисей всем батюшкам рекам главный! А вот и он, — начальник махнул рукой, увидев, как Курт вынырнул из-за угла навесного сарая.

— Гутен так, гер хозяин, — поздоровался Курт.

— Гутен морген. Ты инструмент-то взял, не забыл?

— Конечно, взял, — и показал в руках сумку. — Ну что там у вашего мотора случилось, наверно, опять свеча не работает? — посматривая на часового, который не спускал с него глаз.

— Черт его знает, может, и свеча. Посмотри в бардачке, там лежат запасные.

— Ладно, посмотрю, давай, гер хозяин, открывай ворота, — сказал громко, чтобы слышал часовой.

Начальник из брючного кармана достал ключ, открыл у ворот навесной замок, крикнув часовому:

— Ты тут без меня пригляди за воротами, закрывать не буду, скоро подойду.

— Хорошо, посмотрю.

Идя по причалу, Курт спросил хозяина:

— Ты готов?

— Готов, и блатные готовы. Как и договаривались, для вида покопайся в моторе, а я через часок к тебе загляну, попрошу часового помочь перенести канистры они на складе. Первую партию принесем, с нами вернешься в зону и пойдешь к бараку. А сам поглядывай, как я с часовым скроюсь из виду, в этот момент не зевай, не щелкай глазами, беги обратно к катеру и прячься под полог. Ясно? Да смотри не шевелись.

— Что тут не ясного, до вечера потерплю.

— Наверно, свобода дороже нескольких часов не шевелиться и пару раз оправиться в штаны.

Курт смело проговорил:

— И не такие пришлось пройти унижения в советских лагерях, главное, чтоб ситуация не поменялась, всякое бывает.

— Пока все идет как по маслу! — восторженно ответил начальник.

— У русских все как по маслу, а как дойдет до дела, все делаете через задницу — круглое носите, квадратное катаете.

Хозяин засмеялся:

— Зато есть результат. Мы вот русские на свободе, а вы немцы на «курорте». Значит, через задницу и есть короткий путь.

— И везде у вас русских своя правда.

— Это ты в точку попал! Для информации. Золото в катере, продукты принесу. Основная хавка с вещами припрятана на бережку: тушенка и все такое, ртов-то нас много.

Курт, поглаживая ладонью по животу:

— На воле можно жить одной свободой!

— Ну-ну, посмотрю я на тебя через денек, начнешь траву есть, как баран. Ладно, некогда базарить, посмотри мотор, а то и вправду подведет, дорога не близкая.

Подойдя к катеру, Сильвестр Карпович отодвинул полог и потрогал рукой вещмешки с золотом.

— Порядок. Да смотри без нас не уплыви, моча в голову ударит, знаю я вас, гитлерюгенд (молодежная организация, организованная Гитлером, запрещена в 1945 году), с детства учили людей обирать.

Курт обидчиво проговорил:

— Да и у вас в стране пионерские лагеря не лучше?

— И тут ты прав, одинаково учат. Ладно, пойду я, ауфидерзеен и помни, как спрячешься под полог лежи и не шевелись. Постараюсь с часовым к лодке не подходить, канистры оставим на причале, а то и вправду заподозрит неладное. У часовых глаз наметан.

Сильвестр Карпович, шел по причалу и подумал: может, не идти с зэками в побег, найти другие варианты? Брать в дорогу всю эту «дружную» компанию опасно. Один другого лучше, зэки они и есть зэки, в любой момент переступят черту порядочности, перегрызутся между собой. В придачу себя утопят и его утащат на дно. Опять же, как не бежать, если все приготовлено. И законник грозился сдать его особисту, как не крути — кругом вилы. Придется рискнуть.

Через час вернулся. Часовой помог ему перенести канистры с бензином.

Закрывая ворота на замок, часовому наказал:

— К вечеру вернусь, постараюсь пораньше отплыть, как бы погода не испортилась. А у тебя смена поста, когда заканчивается? — задал специально глупый вопрос, зная на него ответ, сам лично составлял график дежурств на вышках часовыми.

— Сменяюсь, как и положено, в пять.

— Тогда до завтра, как и обещал, рыбки вам подвезу. Эх, погодка нынче радует. Благодать! А туман, кажется, стал развеиваться.

— Нам, часовым, с этим туманом одна морока, ничего не видно, река рядом, к вечеру снова затянет.

— Возможно, возможно, — ответил начальник, подумав, а туман для всех беглецов брат родной.

Вечером Сильвестр Карпович, следуя по намеченному плану, открыл ворота, ведущие к причалу. Часовому приказал закрыть их на замок. Подойдя к катеру, посмотрел на вышку, часовой уже нес на ней службу:

— Эй, гер хозяин, просыпайся, — назвав Курта тем выражением, что он его называет, радуясь, что все идет по задуманному плану. Оставалось за малым — забрать законника с казначеем, но полдела уже сделано.

Курт дрожащим голосом тихо ответил:

— Это ты — гер хозяин, а не я. Замерз я тут, весь бок отлежал, ох и дно у катера холодное, не догадался фуфайку постелить.

— Извините, «граф», перины у меня нет! Ладно, что уж сейчас говорить, потерпи, недолго осталось.

— Быстрей бы темнело, мочи нет лежать, почки простужу.

— Не суетись. Сейчас заведу мотор и поплывем, и туман нам в помощь…

Подплыли к назначенному месту, законник со своим казначеем уже их ждали. Заметив катер, подбежали к куче с опилками и руками стали ее разгребать. Достав два вещмешка, волоком потащили к причалу. Сильвестр Карпович наблюдал за ними:

— Ни хрена себе скоробчили! Вот тебе и воровской общак! У государства в закромах и то его меньше. Ай да зэки!

— Ты о чем говоришь, я же не вижу? — шепотом сказал Курт.

— Про золото говорю, скоро увидишь, два мешка у них. Идут, молчи.

Зэки колючую проволоку раздвинули досками и пролезли в дыру, еле перетащив свои мешки.

— Принимай, — в приказном тоне сказал Веревка, подавая мешок хозяину. — Осторожнее не урони, тяжелый.

Перегрузив мешки с золотом, Сильвестр Карпович пологом накрыл компаньонов по побегу и направил катер к вышке с часовым. Напротив вышки заглушил мотор и стал перебирать сеть, делая вид, что она запуталась.

— Надо же сеть запуталась, — громко проговорил, чтобы слышал часовой.

Часовой тут же отреагировал на его слова:

— Товарищ полковник, вам помочь? Я щас спущусь, подплывайте к берегу, вдвоем сподручнее.

— Не надо, у меня еще есть сети. У тебя все спокойно, зэки работают? — начальник говорил немного волнуясь, боясь, что часовой может заподозрить неладное.

— Все нормально. Вот только туман не к месту, ничего не видно.

— Тогда гляди в оба.

— Есть, глядеть в оба! — бойко ему ответил.

Сильвестр Карпович завел мотор и поплыл на середину реки. Скрывшись за излучиной, громко сказал:

— Господа арестанты, просыпайтесь, вы на свободе! — и откинул полог.

Курт, услышав слова хозяина, соскочил на ноги и, крутя бедрами, дрожащим голосом проговорил:

— Тело не чувствую, продрог как суслик, так у вас русских говорят?

— Главное, чтоб язык твой фашистский не онемел, — посмеялся над ним Веревка. — Ну как, бродяги, будем делить добычу поровну или по-братски, — и вынул нож из голенища сапога, следуя его примеру, казначей тоже достал нож. Сильвестр Карпович рукой потянулся в карман, где у него лежал пистолет.

— Гражданин начальник, не советую испытывать свою судьбу. Вот и узнали, где ты прячешь волыну. Что, в штаны наложил? — говорил улыбаясь. — Не боись, я ж не фраер дешевый, добро не забываю! Хозяин, разве я могу поднять на тебя руку?! Ты нам бог родной, свободу дал, мы же не последние суки. По гроб жизни обязаны. А ты хотел нас пристрелить. Извини. Забудь мою шутку.

— Ух ты! — выдохнул хозяин. — Ну ты меня напугал. Больше так не делай. Аж в пот бросило, — и рукавом вытер пот со лба. — Так и сердце может остановиться, а хочется пожить и пожить красиво, как вы, блатные, любите говорить. Я уж и вправду подумал, на нож поставишь, — а сам думая: в следующий раз Веревка сценарий поменяет, зарежет как поросенка, рука у него не дрогнет, за душой пустота.

Веревка ловко жонглировал ножом:

— Все люди хотят жить красиво, нет разницы — блатной ты или вертухай. А ты что примолк, — обвел взглядом Курта с ног до головы. Курт, замерев, стоял в полный рост. — Тоже испугался, в штаны наложил, а еще воевал. Это вам, немцам, не с французами воевать, русского увидел — снимай штаны, все равно он тебе их первым снимет. Оберфюрер СС! Слово-то какое непонятное фрицы придумали, трезвому и не выговорить, вдобавок к ним буквы прилепили СС. — Положил руку на его плечо. — Не бойся, мы сейчас одним миром мазаны — уйти от легавых живыми. У меня не первый побег, знаю, как тяжело уходить от погони. В одиночку в тайге не выжить. И куда поплывем, гражданин полковник, в твоих руках все козыри. Банкуй!

— В скит поплывем, дождемся парохода. У меня договоренность с капитаном, — Сильвестр Карпович понимал, каждое им высказанное слово зэками воспринимается, что он их обманывает. Такова их воровская сущность — людям не доверять.

— Что ж, можно и подождать парохода, бывали случаи и не столько времени ждал, чтоб лоб зеленкой не помазали. — Веревка сказал грозным тоном, что всем стало понятно, в их компании с этого момента он главный, хотя не носит полковничьих погон, как хозяин зоны. Курт посмотрел на Сильвестра Карповича, а он на него, их взгляды сошлись, оба понимали: вчерашний разговор за чаем пошел не по намеченному плану и причина — зэки, и он подтвердился.

Отплыв на некоторое расстояние, Сильвестр Карпович повернул катер к берегу. Причаливая, скомандовал:

— Видите вон ту кучу веток, — показав на нее рукой, — это скрад. Быстро переодеваться, продукты сносите в катер. Я тоже переоденусь, за рыбаков сойдем. Ясно?

Веревка за всех ответил:

— Что-то мы на рыбаков не похожи — кожа да кости. Люди взглянут на наши рожи и сразу поймут, кто мы такие.

— Ты что предлагаешь здесь на бережку разбить «цыганский табор», харчевню открыть?

Веревка первым спрыгнул на берег, недовольно отреагировал:

— В твоей зоне жиру не накопишь. Повара варят щи для зэков из свиных рулек, а мясо по себе разбирают. Посмотришь на их животы — бабы беременные.

— Зэкам не положено есть мясо, на свободе откормите свое рыло. Хватит базарить, шевелите копытами, впереди долгий путь, — хозяин ответил на его же жаргоне, надеясь в душе, что роль главного в этой команде он не утратил, оставаясь все еще начальником лагеря.

Переодевшись и сев в катер, казначей сразу запел песню:

Мне цыганка на вокзале нагадала

Дальнюю дорогу и казенный дом,

Счастья и любви мне пожелала,

И в жизни не жалел чтоб ни о чем.

Я руку золотил ее цыганскую

И все просил: «Ты больше расскажи

Про жизнь мою шальную арестантскую,

Где много фальши, пошлости и лжи».

— Эй ты, загнанный вор, — обратился к нему Сильвестр Карпович, — ты репертуар-то свой блатной попридержи, не в зоне находишься. Пой то, что нормальные люди поют, калинку-малинку или как там «Ой, мороз-мороз, не морозь меня, моего коня!», — предложил слова из народных песен.

— А кто нас здесь на реке слышит, если что водяной, — казначей дерзко ответил и улыбнулся скользкой улыбкой, явно ненавидя хозяина.

Сильвестр Карпович посмотрел на Курта, а он на него, оба снова поняли, это только начало их общения с блатными, а что будет далее?

— Слышат, не слышат, а поостеречься не мешает. Ну, если так хочешь петь, пой. Меня больше всего волнует в нашей компании Гитлер. Курт, ты как будешь с народом общаться, акцент свой немецкий не скроешь, сразу догадаются, что ты не русский?

— Я уже над этим вопросом думал, скажу, что родом из Прибалтики.

— Хм, из Прибалтики, так там у них тоже другой говор. Не пойдет.

Курт, раздвинув руки в стороны и подражая блатным выходкам Веревки, сказал:

— Так под кого мне тогда канать?! Скажи, я подстроюсь!

— Лучше помолчать. На крайняк скажи, что ты немецкий антифашист, все ближе к теме.

— Хм, а что?! Можно назваться и антифашистом, если разговаривать с органами не буду, а там быстро вычислят, документов-то у нас нет.

— Обещали сделать, только бы парохода дождаться.

В разговор вмешался Веревка:

— Дождаться парохода? Это полбеды, а с золотом как? В чемодане его не понесешь, ручка отлетит, и в штаны не спрячешь, мусора сразу заметут.

Сильвестр Карпович подытожил разговор:

— Как сядем на пароход, тогда и решим. А пока нам еще надо доплыть без приключений до скита…

Ближе к полуночи, подплывая к скиту, Сильвестр Карпович прервал долгое молчание:

— Что-то я не пойму, у меня, что с глазами не все в порядке, посмотрите, костер горит или мне уже блазнит? — взволнованно стал говорить, вглядываясь вдаль. — Я уже с вами чокнулся. Да нет, точно костер. Поглядите-ка и самолет. Рекой, что ли, его принесло, никак не пойму. Это что? — говорил, явно испугавшись такому развитию событий, ведь был уверен, в ските, кроме него, никто не бывает. — Придется к костру причалить, разузнать. Да смотрите не конфликтуйте, как и говорил: мы рыбаки, приехали отдохнуть, половить рыбу. Работаем на пилораме, рабочие мы, чтобы не запутаться. Понятно? И язык свой блатной попридержите, говорите нормальным языком.

— А как на нем разговаривать, если мы его забыли, — возмутился Веревка.

— Ты дурачка-то из себя не строй. Вспомните или снова в зону не хотите?

— Стало быть, отдых отменяется. Везде легавые, — нервничал Веревка. — Перерезать всех на хрен и дело с концом. А то мало ли что?

Сильвестр Карпович направил катер к берегу:

— Легко сказать перерезать, а ты знаешь, сколько их кто они такие и что тут делают? Перерезать, как бы они нас не перерезали. Решаем так: мы рыбаки, я старший — и давайте на этом поставим точку. Ведите себя как нормальные люди. Понятно? По обстановке сориентируемся, как бы не нарваться на неприятности, ядрена вошь.

— Надо же, встречают с салютом, — пошутил Веревка, видя, как человек идя по берегу, махал им палкой от костра, искры от которой разлетались по сторонам.

Причалив к берегу, Сильвестр Карпович крикнул встречающему незнакомцу:

— Лови концы, — бросив ему веревку, и первым сошел на берег. Его примеру последовали остальные. — Ишь оно как вышло, облюбовал наше рыбное место и как будем его делить, — специально так сказал, чтобы встречающий не задавал лишний вопросов.

— Товарищи, я и не рыбак, — оправдался механик.

— Вижу, что не рыбак, никак летчик? Это твой самолет на излучине лежит?

— Наш. У самолета отказали двигатели, пришлось на воду сесть. А командир тут недалеко в заброшенной деревне, в доме отдыхает. А я жду парохода.

— Все хоть живы-то?

— Удачно приземлились. А вы что в такую даль приехали на рыбалку, что ближе нет рыбных мест?

— А как ты думаешь, кто из нормальных людей в такую глухомань забредет, только заядлые рыбаки. Самое рыбное место. Ох, и рыба тут ловится, руками голыми лови! — Сильвестр Карпович говорил, все время, улыбаясь, убеждая незнакомца, что он и его компания рыбаки.

— Далековато рыбачите! Не подскажете, по реке есть рядом селение, нам бы сообщить о крушении, рацию грозой разбило, координаты не успели передать.

«Рыбаки» встали полукругом напротив механика, «бригадир» продолжил разговор:

— Легче парохода дождаться, чем до поселка добраться, да и бензин у нас на исходе, если что для рыбалки осталась одна канистра. Завтра подойдет пароход, капитан мой товарищ, обещал подвернуть и бензина подбросить на обратный путь. Много канистр в лодку не возьмешь, да и зачем.

— Ну, хоть и так ладно, спасибо за информацию. А мы уж подумали, несколько дней придется на бережку куковать, мы ведь маршрут полета изменили. Спасатели, когда догадаются расширить поиск, — время пройдет. Слава богу, вас встретили, все будет полегче. С нами девушка, сами понимаете, как ей здесь в тайге.

— С вами девушка?! — перебил его Веревка и ехидно улыбнулся, посмотрев на своего казначея, который тоже оживился, услышав о девушке, стал потирать руки.

Механик продолжил:

— Молодая еще, совсем девчонка, в таких передрягах бывать не приходилось, но держится молодцом. Это мы с командиром оба фронтовики, на войне всякое повидали.

Бригадир «рыбаков» решил узнать больше информации о новых знакомых:

— Значит, вы боевые летчики! А где воевали?

— Да где только не воевали. А вы были на фронте?

— У рыбаков бронь, на фронт нас не брали. Хотя просились, государство приказало рыбу заготавливать. А сейчас сменили профессию, на пилораме работаем, но и рыбалку для души не забываем.

— Тогда понятно, война вас обошла стороной. А нам на фронте приходилось впроголодь воевать, не то, что немцам — с сосисками и шнапсом, так можно воевать, — с грустью проговорил механик, вспомнив войну. — Давайте пойдемте к костру, все теплее. У нас и спирт есть, но он в доме.

— Спирт? — обрадовался Веревка, снова потерев ладони.

Бригадир косо взглянул на Веревку, дав понять не вмешиваться в разговор.

Механик, идя к костру разговаривая со старшим рыбаком, посматривал на его команду. Веревка все время крутил головой по сторонам, ударяя ладонями по карманам, как будто проверяя, не потерял ли чего, бубня под нос лишь одно слово — свобода. Чуть позади молча шли казначей с Куртом.

— Спирт везли на прииск, да еще разные продукты, но все осталось в самолете. Канистру спирта успели взять, так для согрева. А вы рыбу ловите для себя или заготавливаете для государства?

— Да как придется, если поймаем ее много, сдадим государству, не получится с рыбалкой, просто отдохнем. Мы ведь на разведку приехали. Здесь заводей много, там вся рыба. Потом, ближе к холодам всей бывшей рыболовецкой бригадой приплывем. Подзаработаем денег, за рыбу хорошо платят.

— Понятно. А я уж подумал, что здесь делать людям за тридевять земель. Мы когда в деревушку пришли, не могли понять то ли это стан охотоведов или рыбаков? Только потом догадались, никак староверы в ней жили. В домах иконы, утварь разная, видно, все люди померли.

Сильвестр Карпович тяжело вздохнул:

— Не все умерли, я вот последний житель остался. Приплыл, так сказать, на малую родину.

— Как последний, а остальные где?

— Болезнь какая-то пришла в скит всех людей как косой подкосила. Врачей у староверов ведь нет, не положено их иметь, грех большой. А меня спасли геологи, мальцом еще был, определили в интернат.

Механик сделал удивленное лицо:

— Ну и законы у вас, староверов?! Врагу не пожелаешь. Люди болеют, а вы к врачам за помощью не обращаетесь?

— Вера наша не позволяет, слушались старосту. Он в ските был богом на земле.

— Наверно, мы в его избе поселились, дом как у барина, добротный.

— Хорошо помню, после революции новая власть нашу старообрядческую веру стала припирать, а жили общиной под Тверью. Вся община сюда добралась. Старосте дом первому отстроили, как ты говоришь барину.

— Далековато вас занесло, ближе-то не могли осесть?

— Старики все решают, молодым слово не дают, нельзя перечить — грех большой.

Механика заинтересовал быт в ските:

— Получается у вас староверов, куда не сунься везде грех. А как жен или женихов ищите, тут в тайге, как кроме малых народностей, и нет никого? Странные вы, какие-то люди?

— Никто без жен и женихов не оставался.

— Стало быть, женились без любви?!

— Любви?! Кто об этом спрашивал, отец выбрал жену — женись. Перечить отцу большой грех. Не отмолишь. Зато семьи крепкие, и ребятишки рождались здоровые, у староверов дураков нет.

— Как в зоне, — выкрикнул Веревка, явно сказав неуместные слова, виновато посмотрел на бригадира, а тот на него.

Сильвестр Карпович решил сгладить слова Веревки:

— Предлагаю пойти в скит, сидеть на бережку у костра не к чему. Кроме нас, никто больше сюда не приплывет. А пароход завтра подойдет. Мы, рыбаки, расписание судов знаем как отче наш. Мужики, продукты с собой возьмите, — приказал своим «рыбакам».

Механик сказал:

— Тогда давайте знакомиться, а то как-то неудобно, разговариваем, не зная имя-отчество. Я Анатолий.

— А я Сильвестр Карпович, это Паша и Иван, — бригадир показал рукой на Веревку с казначеем. А это наш друг камрад антифашист Курт, — назвав Гитлера настоящим именем, понимая, задаст летчик ему пару вопросов, сразу поймет, что он не русский.

— Антифашист?! — механик произнес слово торжественно.

— Поволжский немец. Война началась, власть русских немцев переселила в Сибирь, вот он ко мне в бригаду и попал. Остался.

— Получается, интернациональная у вас бригада?! — протянув руку немцу.

— Гутен так, — ответил Курт и подал тоже руку, но быстро ее разжал и пошел к катеру за продуктами…

Зайдя в поселок, Сильвестр Карпович радостно произнес:

— Эх, родные места, красота! Душа радуется! А вот и мой очаг, — показав рукой на добротный дом с резными наличниками. Бревна огромных размеров, деревянная крыша местами покрылась мхом. — Видите у крыльца бугорки, поросшие травой, здесь похоронены мои родители. Помню, как мать одна копала отцу могилу, вскоре и она померла. Геологи, когда в скит пришли, матушку похоронили рядом с отцом. Хоронили во дворах, кладбище от скита тут недалеко, но сил ни у кого не было носить покойников. Мне тогда восемь лет было, но хорошо все помню, — остановился и, повернувшись к механику, сказал: — Анатолий, мы бригадой обустроимся в родном доме, отдохнем с дороги, да и уже поздно ходить по гостям. Ваши друзья, наверно уже спят, все гурьбой завалимся, разбудим. Нам, рыбакам, такие ситуации знакомы, приезжаешь на рыбное место, а оно уже кем-то занято, конфликты бывают, — и засмеялся, еще раз убеждая механика, что они рыбаки, избегая встречи с людьми.

Механик находился в настроении, радуясь: есть на кого положиться. Завтра, подойдет пароход на нем имеется рация. Остается время дождаться спасателей:

— Нам это не грозит, мы не рыбаки, для нас, летчиков, все люди друзья! — улыбаясь. — Спасатели нас самих «ловят», надеюсь, скоро поймают. Конечно, обустраивайтесь, понимаю, с дороги вам нужно отдохнуть.

— Сегодня, если успеем обустроиться, расставим сеть в заводи, утром угостим вас горячей ухой вместо чая.

— Ухой! Это хорошо! Наш спирт, ваша уха — королевский завтрак! Тогда до завтра, — попрощался механик.

Сильвестр Карпович, зайдя в свой дом, переступив порог, встал, снял фуражку, заградив путь гостям. И стал молиться, крестясь, делая поклоны в сторону угла избы, где из окна падающий свет освещал лики икон:

— Господи, спаси нас и помилуй, Господи, спаси нас и помилуй, — повторял он одни и те же слова.

— Ну и долго будем стоять в дверях, вертухаев здесь нет, заходи смелее, — высказал недовольным голосом позади него Веревка. — Никак батюшкой хочешь стать? Молишься, ты своему богу, а он тебя в зону отправил. Неправильный у вас, староверов, бог, неправильный. Вот у нас, воров, он всегда с нами, взять наше золото, не так просто дал в награду, видно, за труды наши воровские праведные.

Хозяин дома в ответ пробурчал:

— Праведные. Народ обворовывать, вот ваши труды праведные, — пройдя в избу. — Предупреждаю: иконы не трогать и по домам не шариться, ничего в руки не брать. Все должно остаться на своих местах.

Веревка, не слушая хозяина, направился к иконостасу:

— Иконы-то, почему нельзя брать, можно будет их продать красиво! Все лишняя копейка, вижу у вас, староверов, они старинные, цены немалой, — подошел к иконостасу, взял в руки икону и стал ее рассматривать, царапая пальцем по ней. — Рублей пятьдесят стоит, не меньше. Иван, оцени, ты же имел дело с антиквариатом, — обратился к казначею, он не спускал глаз с иконостаса.

— Не слепой и так вижу, иконы цены немалой, можно загнать барыгам и поболе, — подошел к Веревке взял из его рук икону. — Иконы лучше продаются в Москве, в столице собрались все толстосумы страны: разные там артисты, писатели, вся интеллигенция барыжничает.

Хозяин твердой походкой подошел к ним, показывая своим видом, что его злить не надо:

— Я же сказал: ничего в доме не трогать, грех это, да и опасно. Антиквариат, еще мне тут приплели, безбожники. Положите икону на место.

Веревка взял икону у казначея:

— Что опасного-то, никак твоя икона нас по голове ударит? — ехидно улыбнулся. — Ты, хозяин, с нами точно умом тронулся. Давай так больше не шути, а то кто нас на пароход посадит, осторожнее нужно быть с мозгами, в больничку попадешь.

— Это вы будьте осторожнее, людям не нашей веры нельзя брать в руки старообрядческие иконы — несчастье они вам принесут.

— Я как погляжу, у вас, староверов, законы похлеще, чем в зоне. — Веревка передернул плечами и положил на место икону. — Давайте лучше похаваем, а то, что на голодный желудок базарить, один порожняк.

Сильвестр Карпович, видя, что обстановка накалилась, смягчил разговор:

— Вы тут ужин готовьте, а мы с Гитлером, фу-ты, с Куртом, — поправив сам себя, — у бережка сеть разбросим. Время еще не позднее. Обещали новых друзей угостить ухой, слово нужно держать. Мы недолго.

Веревка не смолчал:

— А что с золотом делать будем? Предлагаешь без охраны его оставить на ночь в катере? Людей мы не знаем, обкрадут. Все равно кто-то должен быть на стреме.

— Обкрадут! Праведник нашелся, как бы ты их не обокрал, кроме нас, тут на сто верст ни одной души, а летчики люди порядочные. Обкрадут. Больше я повторять не буду, — в приказном тоне ответил хозяин.

Выйдя из избы, Курт сразу сказал:

— Ну что делать будем, гер хозяин? Гляди, как дело повернулось, а я тебя предупреждал, — имея в виду поведение Веревки.

— Пока терпимо, но, чувствую, законник с казначеем что-то мышкуют. Ситуация поменялась, я говорю про летчиков. Слышал, что летчик сказал, спасатели их уже ищут, вдруг завтра обнаружат, и что нам делать? Хотя, зная эти глухие места, и не так-то просто их найти, ведь маршрут полета они изменили, — хозяин обернулся проверить, не идут ли за ними следом подельники.

— Конечно, слышал, я все внимательно слушал. Летчики не успели передать о крушении самолета, рация неисправна. А с неба самолет не видно, из воды торчит лишь крыло да часть фюзеляжа. Только с реки можно его увидеть. Надежда на твоего дружка капитана, но он только завтра причалит. Время пока у нас есть подумать.

— А если летчики попросятся на пароход, как будем подниматься с золотом на борт, не подумал, сразу догадаются, что мы не рыбаки. И сколько их? Со слов летчика с ними девушка, получается, их трое. Наверняка оружие при себе имеют.

— Ты что предлагаешь?

— Тут надо подумать. Меня больше всего волнует законник с казначеем, ты же не знаешь, что у них на уме. Суки, еще ножи повытаскивали, чуть не зарезали, значит, в их голове зреет план нас убить. Это факт.

— Сейчас как их обезвредишь, летчик видел их обоих. В лодке надо было кончать и за борт выбросить рыб кормить, там им место.

— Думал. Ну, как-то не осмелился, решил, как к берегу причалим. А оно, видишь, как вышло.

— Ты хоть ночью не спи, держи пистолет наготове, мало ли что. Я тоже постараюсь не уснуть, а завтра с утра подумаем о судьбе зэков. Хотя времени до прихода парохода совсем не остается…

Расставив сеть на мелководье реки, вернулись в избу, где уже Веревка с казначеем сидели за столом и ели тушенку.

— Все-таки нас не дождались, оголодали, — выругался с порога хозяин дома.

— А мы на воле свободные люди, что хотим, то и делаем, — смело ему ответил Веревка. — Вот сидим, думаем, кто за спиртом пойдет. Летчик сказал, спирт у него есть, грозился угостить, что сидеть-то на сухую, не в зоне чалимся, надо отпраздновать свободу. Как, начальник, думаешь? Гитлер, ты нас поддерживаешь, из одного котла щи хлебали, выпьешь за компанию?

Сильвестр Карпович сел на лавку прижался спиной к стене:

— Утром сам схожу на разведку, прощупаю летчиков. А твой спирт никуда не денется. Ты лучше думай о золоте, да о своей шкуре позаботься. Мозгами пошевели, а то летчики тебе ее испортят, оружие имеют, инструкция им предписывает.

Веревка засунул руку в голенище сапога:

— Мы тоже не лыком шиты, перо всегда при нас, и не в таких притонах бывали, — вынул нож и стал им размахивать перед собой.

— Убери его подальше и больше им не красуйся. В притонах они бывали? Тут летчики! Фронтовики! Не ваш брат блатной, в кого пальцем не ткни — все с душком, трусы обоссанные, летчиков финкой не напугаешь.

— А я и пугать не буду, для меня перо в бок в радость и дело с концом. Я что, хозяин, кубатурю, ты как собираешься с летчиками в одиночку базарить, они тебя в два счета расколют, мужики войну прошли. Не заметишь, как полные штаны наложишь! Интересно было бы на тебя посмотреть со стороны!

— С чего ты взял, что расколют, у них что три пяди во лбу. Расколют. Будешь, поменьше языком болтать и все будет нормально, — продолжая показывать вид, что он все еще является главным среди них.

Веревка продолжал ловко играть ножом в руках:

— Кончать их надо, в лесочке прикопаем, и никто не найдет. Ты, начальник, в наших воровских делах не шаришь, мы ни один пуд соли съели. Ученые! Свидетель он и есть свидетель, всегда сдаст легавым. Я вот в зону обратно не хочу. Гитлер, а ты что молчишь, у тебя с войны лоб зеленкой помазан, хочешь еще раз испытать свою судьбу? Давай рискни!

— То ли и вправду их завалить. — Курт неуверенно проговорил слова, оценив взглядом хозяина, затем Веревку с казначеем, думая: он между двумя огнями, на какую встать сторону, кто первый завалит друг друга — хозяин зэков или они его.

Веревка, услышав от Курта одобрение своих слов, почти прокричал:

— Вот это по-нашему мыслишь! Так что, гражданин начальник, в нашем коллективе большинство ртов за моим предложением! Решай, пока твой поезд не ушел, — напирая на интонацию в словах.

— Коллектив!? Банда, а не коллектив, — Сильвестр Карпович жестко ему ответил, а сам подумал, надо было зэков застрелить в лодке. — Подвожу черту, утром с Куртом дойдем до реки, проверим сеть, если рыбешка попадет, сварим ухи и пригласим летчиков к себе в дом, тут их и порешим, — уткнулся глазами на иконостас. — Нет, лучше в их доме, в своем грех большой.

Веревка после его слов воткнул нож в стол:

— Начальник, ты каким-то суеверным человеком стал. В зоне таким не был. Все равно в родительском доме не живешь, на хрен он тебе нужен, больше сюда не вернешься.

— Я сказал не здесь, значит, не здесь. Да и повод имеется прийти к ним в дом, угостим ухой, — повернулся в сторону иконостаса и три раза перекрестил себя. — И давайте заканчивать базар, отдохнуть надо, часок-другой поспим.

— Благослови нас батюшка. — Веревка хихикнул над хозяином и бросил на лавку фуфайку. — Прилягу тут на нарах…

Механик, вернувшись в дом к товарищам, поделился новостью о прибывших в скит рыбаках:

— К нам пожаловали гости, приплыли на катере, назвались рыбаками, в соседнем доме обустроились. Один из рыбаков, по-видимому старший, говорит, в этом доме он родился. Но мой фронтовой опыт подсказывает не рыбаки они вовсе, одежда уж больно на них чистая. Как будто одним днем выдана. Был бы фронт, подумал, что они немецкие диверсанты. На душе как-то неспокойно.

— Значит, говоришь, они не рыбаки? — отозвался первым пилот. — Завтра рассмотрим их поближе? — Главное, мы сейчас спасены, можно сказать, нас нашли. Не спросил, до ближайшего поселка отсюда далеко? Нужно срочно сообщить о крушении самолета, а то все службы на ногах.

— Спросил, но как-то неохотно ответили. Да и у них бензин закончился, завтрашним пароходом подвезут, говорят, не первый раз тут рыбачат.

— Не сказали, а когда пароход подойдет — утром, вечером?

— Говорят, завтра обязательно подойдет. У них в бригаде даже есть немец.

— Немец? — неожиданно спросил Скворцов. — А он откуда тут взялся?

— Антифашист! Русский немец, переселенец из Поволжья.

— Странно, какие тут могут быть переселенцы?! А что они еще говорят, — заинтересовался чекист.

— Старший рыбак родом из этого скита — потомок староверов. Рассказал, что в поселке люди умерли от неизвестной болезни, давно это случилось, якобы он один выжил. Его нашли геологи, еще мальцом был. А так люди как люди, но взгляды колючие. Особенно у одного, все время руками машет, явно в тюрьме сидел, худой как вобла, руки в наколках, видно, недавно освободился.

Скворцов взял в руку чемодан и стал ходить по избе, осматривая пол, сказал:

— В татуировках значит, худой, деньги у нас, сами понимаете. О деньгах надо молчать, спрятать их подальше от греха. В доме наверняка должен быть голбец, без него деревенским жителям не прожить, картошку, овощи в нем хранят.

Пилот привстал с лавки:

— Может, за печкой посмотреть видел там закуток.

— Да вижу, это он помогите.

Механик подошел и открыл дверку у голбца. «Чекист» полез по лестнице вниз, держа в одной руке чемодан:

— Темно, ничего не видно, чем бы посвятить. А нет, не надо, чемодан оставлю под лестницей. — Вылез из голбца, закрыл дверцу, набросил на нее половик. — Решаем так: спим по очереди, — высказал слова командным голосом. — Я спрячусь в горнице. Разговаривайте с рыбаками, как обычно люди разговаривают, но будьте начеку. Не нравятся мне нежданные гости, еще немец с ними, компания подозрительная.

Механик вдруг засомневался в своих словах в отношении гостей:

— То, что у рыбаков одежда не ношена, да, это подозрительно. В этом заброшенным богом краю люди, в основной своей массе бывшие зэки. Мы с командиром тут всяких повидали, и битых, и грабленых.

— Вот видите, зачем нам рисковать — выйдет себе дороже, лучше подстраховаться.

— А по нужде как выйдешь во двор, через окно? — стеснительно спросил его пилот, посмотрев на Аню.

— Схожу рано утром, а вот как обезопасить Аню, вопрос серьезный?

Пилот тут же скомандовал:

— Толя, слушай приказ: охраняешь Аню как зеницу ока, от нее ни на шаг. Понял? А я уж с гостями лично побеседую.

Механик с улыбкой приложил руку к голове:

— Командир, приказ выполню. Но, думаю, рыбаки они, рыбаки.

— Да хотя бы и рыбаки! Ты же не знаешь, что у них на уме? Тайга она и есть тайга, все следы мраком покроет. Петр Николаевич правильно говорит, поостеречься нам не помешает, да и за сохранность денег он несет ответственность.

Скворцов, ответил:

— Деньги — это одно. С Аней познакомились перед вылетом из Москвы. По личной инициативе помогаю ей доставить деньги по назначению. Руководством МГБ мне поставлена другая задача: из одного лагеря, где отбывают наказание пленные немцы, доставить в столицу матерого эсэсовца. У нас чекистов эсэсовцы на особом контроле.

Механик от слов чекиста возмутился:

— Расстрелять их всех к ядреной фене и дело с концом. Так нет, вы, чекисты, с ними церемонитесь, — и выпил из кружки воды. — Фашисты с нашим братом солдатом на войне не церемонились, скажи, командир. Повидали мы на фронте всякое, фрицы творили такое, что здравому человеку в голову не придет. В Белоруссии все деревни сожгли, вместе с людьми сжигали, а вы их жалеете.

— Не все так просто, как вам кажется. Нам, чекистам, нужно думать и о дальнейшей судьбе страны. А немцев из лагерей выпускаем, это чистая правда, но с одной целью — на их согласие сотрудничать с нами.

Механик не успокаивался:

— Не пойму я вас, органы безопасности, доверчивые вы люди, доверять фашистам — себя не уважать. Понимаю, отправите фрица в логово врага к американцам, чтобы на вас работал! Обманет. У немцев на всю жизнь обида на нас русских за проигранную войну.

— Это наша работа, безопасность страны — одна из главных задач, которую поставила перед нами партия.

— Партия! Скажите честно, вам нужны шпионы, но какие из них разведчики, если столько лет просидели в лагерях, толку от них как от козла молока. Время только зря на них тратите.

— Я и говорю, это наша работа. В бригаде у рыбаков немец, ваши же слова, мы же с вами не знаем, какие он преследует цели? То-то же! Вот поэтому мы, чекисты, этими людьми и занимаемся, — посмотрел на Аню, она, облокотившись на стол, подставив руку под голову, сонно моргала. — Аня, ложитесь спать на кровать, там помягче, а мы на лавках.

Пилот, зевая:

— И то, правда, нужно поспать, целый день на ногах. Это нам, мужикам, к трудностям не привыкать, на фронте сутками не спали. Аня я ваш сон буду охранять. Толя, часа через три меня сменишь. Договорились?

— Хорошо, командир, подменю…

Сильвестр Карпович, проснувшись рано утром, посмотрев на ручные часы, сказал:

— У-у, время-то уже не детское, Курт, пора на рыбалку. Господа, бывшие арестанты, поднимайте свой зад, а то гости первыми придут к нам в дом, и наш план накроется медным тазом, — в приказном тоне обратился он к зэкам.

Веревка недовольным сонным голосом проговорил:

— Хозяин, и все у тебя по расписанию, прям как в зоне. Думал, на воле высплюсь, так нет, и тут свои порядки устраиваешь.

— Дома на печи выспишься, сейчас у нас одна задача: живыми остаться. Мы с Куртом дойдем до реки, проверим сеть, из катера возьмем котелок, соль, хлеб у нас есть. Чашки в шкафу. А вы пока дров заготовьте, они тут повсюду, костер разожгите. Да смотрите дом не подпалите, листва сухая, погорит все на хрен.

Веревка, потягиваясь:

— Еще рыбы не поймал, а уже костер собрался разводить, у тебя телега впереди лошади бежит.

Хозяин встал и в сторону иконостаса перекрестился:

— Вернусь, сам разведу костер, а то и вправду все подпалите. Знаю я вас поджигателей, наверно, от моего лагеря одни головешки остались. А рыбу на реке почистим.

— Ты хозяин ее сначала поймай. Иван, ты погляди-ка, начальник точно с нами в больничку попадет, наперед знает, что рыба в сеть попалась.

Сильвестр Карпович, прохаживаясь по избе:

— Не беспокойся, рыба здесь кишит. Не зря мои предки тут обосновались, из рыбы все делали: солили, вялили, бабы из нее стряпали пироги на полстола!? Вкуснотище!

Веревка, потирая ладони:

— Да! Я бы сейчас пирога поел! Эх, еще бы спирта стакан накатить, вот это был бы праздник! Хозяин, может, мне сходить за спиртом, а? Думаю, летчики уже проснулись. А что? Приехали отдыхать, так надо отдыхать, мы же рыбаки, а то могут нам и не поверить, на рыбалке и трезвые.

— Вот уху сварим, с летчиками за одним столом выпьем и сделаем то, что задумали. По пьяни, оно как-то спокойнее на душе, — неохотно ответил Сильвестр Карпович.

Веревка вытащил из голенища нож и, перед лицом хозяина стал им размахивать, с бахвальством проговаривая:

— А нам ворам, что по пьяни, что трезвыми — один хрен одинаково — воровская жизнь вольная жизнь!

Сильвестр Карпович безразличным голосом ответил:

— Придется у тебя нож забрать, а то готов им себя и нас зарезать.

— Нам, ворам, без ножа нельзя, закон не позволяет. Поживу я еще, начальник, поживу! Зачем грех на душу брать, нам и других людей хватает резать. В России барыг пруд пруди, всем ворам работы хватит, — и снова засунул нож за голенище сапога. Развел в стороны руки и ими громко хлопнул, тут же ударив рукой по голенищу сапога, изобразив плясуна.

Курт с недовольным лицом наблюдал картину разговора хозяина с Веревкой, не выдержав, вышел из избы. Сильвестр Карпович последовал за ним, в дверях остановился:

— Артист из тебя никудышный, ноги кривые. Спляшешь гопака на своих похоронах, за летчиками не заржавеет, быстро тебе клифт испортят…

Сильвестр Карпович, идя к реке, не проронил ни слова, Курт тоже. Каждый думал, что «отдых на рыбалке» мирно для всех не закончится. Причина — золото. И первым, кто захочет им завладеть, будет Веревка.

Курт не выдержал молчание:

— Ты спал?

— Какой тут сон, ты же видишь, что он творит. Опасаюсь, летчики угостят его спиртом, вот тогда точно нас зарежет. Зэк он и есть зэк, ни флага, ни родины.

— Я тоже об этом подумал. Не спать — это полбеды, терпимо. А как на пароход сядем, сразу устроит концерт!

— Мне кажется, он хочет быть среди нас главным, нагло себя ведет, диктует свои воровские понятия. У тебя пистолет, конечно, если мечтаем попасть за границу. — Курт высказал слова специально, подталкивая хозяина на решение убить Веревку с казначеем.

— С летчиками разберемся, там поглядим, зависит от обстоятельств. Понимаю, тянуть с зэками нельзя.

Проверили сеть, пойманную рыбу почистили на берегу, из катера взяли котелок, налили из реки воды и вернулись в дом. Сильвестр Карпович, подавая котелок казначею, хмуро сказал:

— Смотри, не пролей, а то сам пойдешь на реку за водой.

Веревка, прохаживаясь по избе, обрадовался пойманной рыбе:

— Еще бы в уху положить лучка, укропчика да картошечки! Да накатить стакан спиртяшки! Ух!

— Не барин, без пряностей похлебаешь. Что стоите, руки в брюки, вам никто ухи не сварит, идите, разводите костер и рогатину сделайте, а то котелок уроните, — видя, что зэки не торопятся, решил идти сам: — Вам доверять — себе хуже сделаешь, — взял котелок и вышел во двор. Курт последовал за ним, боясь оставаться один на один с блатными.

Веревка подошел к окну:

— Ты гляди-ка, а хозяин с Гитлером мудрят, не заметил? Держат нас за лохов, печенкой чую, видать, приняли решение нас завалить. Ведут себя смело. А что? Будь я на их месте так бы и сделал. Я вот ночью лежал и кубатурил: летчиков вальнём, хозяин за нас возьмется.

Иван подошел к нему:

— Я это понял еще в лодке, когда он за волыной потянулся, хотел нас скопом вальнуть, да побоялся.

— Значит, мы их первыми вальнем — в хате у летчиков. Как говорится, под шумок. Я дам тебе знак — кивну головой, ты валишь Гитлера, а я хозяина — и в дамки! — говорил азартно. — Будь с Гитлером поближе, — и положил руку на грудь. — На душе неспокойно, сердце жмет, то ли и вправду нам, грешникам, нельзя брать в руки иконы.

Казначей улыбнулся во весь рот:

— Чушь это все, бабкины сказки! Я всю жизнь крал иконы и впаривал барыгам. И, как видишь, живой?

— На воле иконы другие, а тут старообрядческие. Слышал, что хозяин рассказывал, у них в поселке даже имелся свой «вор в законе», видать, дерзкий был мужик, наш брат зэк. Народу вешал лапшу на уши, прикрываясь чудотворными иконами, — немного помолчав, почесав затылок. — А может, и вправду они чудотворные. — Веревка последние слова сказал непонятно кому: себе или казначею.

— Ты же не верующий Фома, а сейчас к Богу потянулся. Определись, не по понятиям живешь.

— Определись? Вот я и думаю, как тут разберешься. С подельниками и то проблема, надумают воткнуть под ребро перо, не заметишь. Пойдем лучше к ним, все меньше времени дадим им общаться.

И вышли из дома. Веревка подошел к костру. Сильвестр Карпович как раз опускал куски рыбы в котелок, Курт подбрасывал в костер сухие ветки.

— Хозяин, я тут своим воровским умом подумал. К летчикам толпой пойдем, зачем тебе одному соваться, там и ухи поедим, и повод есть — летуны на спирт приглашали. А то мало ли что случись, расколют они тебя, за нас возьмутся. У них за пазухой волыны, перестреляют нас как куропаток, а револьвер только у тебя одного.

— Можно и так, — неохотно ответил хозяин. — Только ведите себя по-людски, чур, к девушке не приставать. Знаю я вас оголодавших.

— Ты что, начальник, думаешь, мы съехали с катушек? Да с нашим золотом девчонки сами будут прыгать к нам в кровать. Недолго осталось, потерпим! — обрадовался Веревка, что его план одобрил хозяин.

— Твоими устами да мед пить, — пробурчал ему в ответ, мешая поварешкой в котелке уху. — Вы что стоите, руки в брюки, не на курорте, готовьте чашки, ложки, уха скоро сварится, не барана варим. Ну и компания подобралась? — высказал им претензию. — Поторапливаться надо и пойдем, благословясь, еще бы пароход не просмотреть, а то останемся в ските до седьмого пришествия…

Скворцов ожидая гостей, смотрел из-за шторы во двор:

— Вчетвером идут, смело шагают, — успев проговорить, видя, как «рыбаки» подходили к крыльцу, и почти подбежал к горнице, в дверях обернулся: — Как договаривались — будьте начеку, — прострочил он слова.

Летчики сидели за столом, Аня с краю с ними рядом.

Первым в избу зашел Сильвестр Карпович. Снял фуражку, троекратно перекрестился, степенно произнес:

— Здравствуйте, соседи, ранним гостям вы рады?! Как и обещали, принесли вам ушицы, поешьте горячего, — отошел в сторону, пропустив в избу остальных. Встали полукругом.

Пилот встал из-за стола и, не торопясь, подошел к ним:

— Гостям мы всегда рады. Вчера постеснялись зайти, а зря, мы все равно полночи не спали, какой тут сон. На воду брюхом плюхнулись, сами вот спаслись, а наш борт утонул.

Старший рыбак поддержал разговор:

— В рубашке родились. На катере плывешь и то глаза мозолишь, кругом валуны, а тут самолет?! Господь помог!

— Можно сказать и так. Давайте знакомиться. Мой механик Анатолий, вы уже с ним знакомы. А это Аня — самая красивая девушка в эскадрильи, — кивнув в ее сторону, не сказав им правды, что она кассир. — А я Сергей Ильич — командир борта. Милости просим к столу. Аня, посмотри, я в шкафу видел чашки, ложки.

Сильвестр Карпович ее опередил:

— Не беспокойтесь, у нас рыбаков все свое имеется. Иван, выкладывай, — обратился к казначею, он стоял рядом с Веревкой, оба изображали на лице искусственную улыбку.

Казначей поставил на стол котелок с ухой. Из вещмешка выложил буханку ржаного хлеба, чашки, ложки, поварешку из голенища вынул нож и стал им резать хлеб.

— Знатный у вас нож, никак ручной работы? — поинтересовался пилот.

— Буряты подарили, они в этом деле мастера!

Механик, поддержал разговор командира:

— У меня на фронте тоже был знатный нож… немецкий, но где-то его обронил.

Все стали рассаживаться за стол. Сергей Ильич сел на свое место, Курт с Веревкой — по краям стола, Сильвестр Карпович и казначей — напротив летчиков.

Веревка, наблюдая, как Аня ловко черпаком разливает уху по чашкам, ласкательно произнес:

— Красивая у вас хозяйка! Мне бы такую жену, всю жизнь носил бы на руках и ноги целовал!

Сильвестр Карпович посмотрел на Курта, он, замерев, уставился на Веревку. Оба понимали, может, пойти не по их задуманному сценарию.

Анатолий, вспомнив вчерашний разговор с рыбаками, вскрикнул:

— Вот ёшкин кот! Я же обещал угостить вас спиртом. — Взял с лавки глиняную крынку и в нее дунул. Из-под стола достал канистру и налил в нее спирт. — Вместо компота попьем, — и стал разливать спирт по кружкам. — Аня, вам налить?

— Что вы?! Я спирт не пью, у меня шоколад остался он вкуснее.

Веревка решил поухаживать за девушкой:

— От шоколада не запьянеешь.

— А что обязательно нужно пьянеть, веселиться можно и без вина, — возразила Аня, стрельнув на него глазами.

— Какое веселье без вина?! Тот же пионерский лагерь, с вином жизнь бьет ключом! На подвиги тянет, — и перевел хитрый взгляд на хозяина, намекая, пора действовать.

Сильвестр Карпович посмотрел на Курта, затем на казначея, все поняли смысл слов Веревки и одновременно положили ложки на стол. Веревка сунул под стол руку, готовясь в нужный момент достать из голенища нож. Казначей взял на столе нож и стал им дорезать хлеб, которого и так было достаточно. Косо посматривая на хозяина, когда он первым начнет действовать, тяня время, сказал:

— Товарищи летчики, вам обязательно нужно поесть горячего, это мы, рыбаки, в любое время сварим ухи, голодными не останемся. В реке рыбы полно!

Сильвестр Карпович медленно засунул руку под лацкан пиджака. Под брючным ремнем находился пистолет. Нащупав оружие, крепко обхватил рукоятку, обвел взглядом своих дружков. Удостоверившись, что все готовы к нападению, выждал несколько секунд и резко вытащил пистолет, направив ствол на пилота. В этот момент пилот опрокидывает стол. Сильвестр Карпович, не удержавшись на табурете, падает навзничь на пол, выронив из рук пистолет. Котелок с ухой обливает ему лицо. Попытался встать, но снова упал, скользкий пол не дал ему этого сделать. Механик кулаком бьет казначея по руке, в которой тот держал нож. Ему мешают Веревка с пилотом, они схватились в объятии. Курт бросается на Анатолия, пытается его душить. На помощь механику приходит пилот. Веревка успевает ударить пилота ножом, касательное ранение приходится в бок. Пилот в горячке бьет кулаком по лицу Курта. Курт сумел устоять на ногах. Аня, спасаясь, бежит в горницу, в дверях сталкивается со Скворцовым, отлетает в сторону и падает на лавку. Чекист, держа в руке пистолет, сразу стреляет в Веревку, и тут же — в казначея. Веревка падает на пол, свернувшись калачиком, дрыгаясь в конвульсиях. Казначей, в горячке, зажав бок рукой, бросается с ножом на чекиста, но получает в грудь очередную пулю и замертво падает. Сильвестр Карпович дрожащим голосом закричал:

— Не стреляйте, не стреляйте!

Скворцов скомандовал:

— Лежать! Не шевелиться! Сергей, подбери пистолет, — обратился к пилоту и выстрелил еще раз в потолок.

Курт от испуга плюхнулся на пол животом, закрыв голову руками.

Пилот взял с пола пистолет, отстегнул у него магазин и снова защелкнул обратно, направив ствол на Курта.

— Полный магазин, вот суки, чуть не убили, — выругался он.

Скворцов продолжил командовать:

— Анатолий, ножи подбери, обыщи их, — посмотрел на Аню: — С вами все в порядке? — она сидела на лавке, поджав под себя ноги, прикрывая лицо руками.

— Тут кровь, я боюсь крови, — слезно проговорила она.

— Успокойтесь, идите в комнату, а лучше во двор.

Аня встала и пошла к двери, не наступая на капли крови.

Веревка шептал сквозь зубы:

— Иконы, иконы…

— Слышите, он говорит про какие-то иконы, — прошептала Аня, обходя Веревку.

Анатолий безразличным голосом ответил:

— У него шок, вот и болтает языком. Пристрелить его, гада, и дело с концом, все руки мне поранил, — и стал проверять одежду у «рыбаков». Проверив, сказал: — Все нормально, оружия нет. Командир, у тебя бок ранен, давай погляжу.

— Терпимо, чуть мне кишки не выпустил, — пилот подошел к Веревке и ногой ударил его в живот, он закряхтел. — Что, больно? Отдохни чуть-чуть, попозже я тебе фонарей навешаю, вместо керосиновой лампы сойдешь?! — придерживая рукой свой раненый бок.

Скворцов громким голосом оглушил избу:

— Кто из вас немец признавайтесь?

— Я немец, — тихим детским голоском ответил Курт.

— Предупреждаю, будешь врать, пристрелю как собаку. Я сотрудник МГБ, знакома тебе эта организация? А? Я спрашиваю, знакома?

— Я-я, — Курт от страха еле выдавил слово на немецком языке.

— Что мямлишь, от страха забыл русский язык? Кто такой? Говори живо, — толкнув его ногой в плечо.

— Я военнопленный сбежал из лагеря, а это начальник лагеря, — и рукой показал на Сильвестра Карповича.

— Лежи и руки не распускай, еще раз крылом махнешь, получишь пулю в затылок.

— А эти, как и я, зэки.

— Вижу, что не писатели! Повернись к лесу задом, а ко мне передом, — произнес слова из русской народной сказки.

Курт повернулся лицом к Скворцову:

— Курт Кляйне?! Вот так встреча! — изумленно воскликнул чекист. Достал из внутреннего кармана пиджака фотографию. Внимательно на нее посмотрел и положил на место. — Точно он! Вот те на?! Я ж к тебе, фриц, в гости летел, а ты хотел от меня сбежать. Не порядок! Вовремя подоспел, вовремя! С тобой потом поговорю один на один. А ты, начальник, что разлегся, поднимайся, не на курорте, базарить будем, так у вас в лагере говорят? Я спрашиваю, так?

Конец ознакомительного фрагмента.