Танго смерти – 2. В Буэнос-Айресе

Александр Афанасьев, 2023

Продолжение романа "Танго смерти по-киевски". Бывший офицер ГРУ Александр Беднов по кличке Удмурт – неплохо устроился в жизни: он живет в Буэнос-Айресе и отмывает наличные колумбийской мафии, получая от этого неплохой процент. Но прошлое настигает его – совсем в другой стране, его ждут старые враги, старые друзья, новая кровь и страна на пороге государственного переворота. Да и сброшенная власть – еще способна огрызнуться…

Минск, Беларусь. 28 февраля 2018 года

Конечно… было большой глупостью думать, что мы перейдем белорусскую границу и не попадемся. Один я, может, и смог бы, но с двумя бабами и детьми… Это же не «страна 404», это Беларусь. Это — работающее государство, это один из европейских лидеров по производству малых беспилотников, которые, понятное дело, всегда контролируют границы этой страны. Скорее всего, с беспилотника нас и засекли, и уже на белорусской территории — нас повязала спецгруппа погранвойск. «Алмаз», кажется.

С пограничной заставы меня отправили в следственный изолятор КГБ в Минск. Знают ли они, кто я, или не знают — Бог весть. По крайней мере, тут меня накормили, врач осмотрел, и постель какая-никакая есть.

Жить можно.

Если так подумать, переход границы — преступление не слишком серьезное. Оружия при нас не было. Правда, денег очень много. Но разве это преступление?

Лязг засова.

— На выход, без вещей.

Или расстреливать повели, или выдавать России. Вещей у меня тут и в самом деле — немного. Только сумка с деньгами…

— Стоять… проходим.

Идем по коридору. Могут ли пристрелить? Могут — с такими-то деньгами. Я — никто, документов нет. Закопать в лесу — никто не хватится.

— Стоять.

Лицом к стене не сказали. Вместо конвоя — меня ждали двое, в штатском. У одного была моя сумка.

— Наручники снимите, — распорядился один из них

Уже лучше. Щелчок замка… свобода.

— Следуйте за нами.

Идем… один впереди, другой сзади. Выходим… джип Гелендваген… кто-то за рулем… темнеет.

— В машину, назад.

Ну… с Богом, как говорится. Интересно — и сейчас мне выпадет чет?

Тронулись.

— Экстрадировать будете? — поинтересовался.

Белорусские КГБшники ничего не ответили.

…

Мы ехали через Минск. Я не был в этом городе с конца девяностых — тогда я жил здесь какое-то время перед тем, как перебраться в Прибалтику. Город я не узнал — это был совершенно другой город…

Тот Минск — запомнился мне грязным снегом, сталинками — Минск это настоящий заповедник сталинской архитектуры, своего рода «сталинский Петербург», да почему то автобусами ЛАЗ, «наташками». Сейчас — в панораме высокого окна тяжелого внедорожника передо мной был другой Минск. Узнаваемый — и в то же время другой.

Все старые дома — новенькие, чистые, отремонтированные. В автомобильном потоке — одни иномарки, советских машин совсем не осталось, сами дороги ухоженные, гладкие как стекло. Везде освещение. Сталинские дома в центре — меняются на высотную застройку. Все современное и новое… прозрачные аквариумы огромных автобусов МАЗ, остановки, общественные пространства, ровные дороги… все.

Мы проехали через центр, выбрались на берег реки Свислочь. Там — на место старого, одно и двухэтажного Минска пришли жилые высотки. В свете прожекторов шло еще какое-то строительство, очень большое…

— Что это? — спросил я сопровождающего

— Минск-Сити, — с гордостью ответил он, — китайцы строят…

Я понял. Это был показ. Кто бы не выдернул меня из следственного изолятора КГБ — он чего-то от меня хотел. И потому он решил показать мне новый Минск, чтобы заручиться моей поддержкой в чем-то.

Но — в чем? И кто?

…

Гадать мне пришлось совсем недолго. Гелендваген вдруг выехал на тротуар и остановился. В нескольких метрах от нас впереди, мордами к нам стояли еще два Гелендвагена, фары были включены на ближний свет. От этого плохо было видно людей, которые стояли, опираясь на парапет набережной, и смотрели на тот берег. Один был среднего роста — только это я и смог разглядеть.

Во втором я узнал Слона…

Сотрудник белорусского КГБ открыл дверь с моей стороны.

— Идите. Вас ждут.

Ну… раз ждут. Невежливо заставлять людей ждать…

Я вышел из машины, совсем не похожей на тюремный автозак и направился к одиноко стоящим людям на набережной. Чем ближе я подходил, тем больше видел деталей — легкая куртка, легкомысленная бейсболка на голове. Но судя по тому, как он стоит, человек в годах. Впрочем, вряд ли будет другое, на самый верх молодые редко забираются…

Когда я подошел ближе — неизвестный мне человек обернулся, и я узнал его.

Виктор Шилин. Куратор всех белорусских спецслужб. Бывший генеральный прокурор Беларуси.

Шилин — появился около «батьки» с самого начала, никто не знал, где он обучался контрразведывательным навыкам — говорили, что он был начальником военной контрразведки в стратегической ракетной дивизии. Другие говорили, что он начинал следователем в военной прокуратуре. Говорили многое, но факт оставался фактом — именно Шилин создал структуру белорусских спецслужб, которая на корню подавила как минимум два Майдана. Именно Шилин создал «Оперативный центр» — не имеющий аналогов центр, подчиняющийся лично президенту и не контактирующий ни с одной белорусской спецслужбой. Именно Шилин — в числе прочих наладил контакты белорусов по всему миру — белорусская ЧВК обучает венесуэльский полицейский спецназ, они же обучают, а в некоторых случаях и обеспечивают охрану эмиров Катара и некоторых эмиратов ОАЭ. Если не верите мне, съездите в Доху — наших там нет, а вот белорусы — почему то есть.

Вопрос — зачем я нужен Шилину? И при чем тут Слон?

Шилин ничего не говорил, он только смотрел на меня больше минуты, потом повернулся к Слону, сказал характерным, высоким, почти женским голосом, совершенно ему не подходящим.

— Я пожалуй, вас оставлю…

— Да, Валерий Викторович…

Они со Слоном пожали друг другу руки, и Шилин отправился к машинам.

Теперь мы стояли уже вдвоем…

— Я надеюсь, ты извинений никаких не ждешь?

Я покачал головой.

— Вот и хорошо. Тогда — у меня есть для тебя работа.

Я снова покачал головой.

— Что это значит?

— То, что с меня хватит.

— Ты предпочитаешь сидеть в тюрьме?

— Рано или поздно выпустят. Зачем им я нужен?

— Это Беларусь.

— И что? Значит, тем более выпустят, на хрена я им? Отсижу за незаконное пересечение границы и выйду.

— А дальше?

Я пожал плечами.

— Уеду. Что мне тут делать?

— В Латинскую Америку?

— В нее самую.

Слон улыбнулся.

— И сможешь без работы?

— Смогу.

— Не лги себе.

— А я и не лгу. Знаешь, в чем проблема, Слоняра? Я перестал верить.

— Во что?

— В то, что есть какая-то цель, ради которой мы все это делаем.

— Цель у нас была и есть одна — безопасность нашей страны.

— Ты е…нулся? Что мы сделали с Украиной — ты можешь мне объяснить? Ну да, жили рядом с нами люди, в понедельник их мама родила, что тут поделаешь. Как-то жили, о чем-то мечтали. Ну, в Европу хотели — и что? То, что сейчас — лучше?

— А ты знаешь, что — сейчас?

— Представь себе — знаю. Я сюда с несколькими украинскими семьями съ…вался. По дороге друг друга перестреляли.

— И ты видишь в этом нашу вину?

— А ты — нет? Мы же спровоцировали у них гражданскую войну вместо того чтобы помочь. И теперь нормальных выходов из ситуации просто нет. У нас под боком будет или нацистское государство, с которым рано или поздно придется воевать, или рассадник преступности, террора и бардака всех мастей, или одна большая американская военная база. И все это — мы обеспечили своей стране сами, своими руками — мы, а не США и НАТО. Нам это г…о расхлебывать, нашим детям, и хорошо, если не внукам! А знаешь, почему так? Ты можешь сказать нормально, ради чего мы работаем? Нет. И я — нет. Мы просто играем в игру. И так как нет никаких моральных ограничений, нет никаких целей — играть у нас получается хорошо. Лучше чем у других. Лучше чем во времена СССР — совковый народ был слишком наивным. Но цели этой игры — нет, игра для нас и стала целью. И украинцы это — представь себе, поняли. Мы же им ничего не предложили…

— Все сказал?

— Слон. Давай без этого, а?

— Тогда послушай меня. Везде и всегда бывают ошибки. Вслух этого никто не признает, но здесь и сейчас, я тебе скажу — да, накосячили и сильно. Я видел, как принимались решения. Могу тебе сказать — никто такого не ожидал. Но то что ты говоришь — это п…ц.

— Это правда.

— Это правда, которая никому не нужна! Если тебя сбили с ног, вставай и иди дальше!

— Да, но не тогда, когда тебя сбила с ног бутылка бормотухи. Если так, то лучше все же полежать…

— Ну, и вот что с тобой делать?

Слон отвернулся к строящимся огням Минск-сити.

— Извини, — сказал я, — наверное, я слишком долго был на гражданке. Быстро разучаешься говорить «так точно».

— Я ушел из ГРУ, — сказал Слон.

О как…

— Поздравляю

— Да не с чем поздравлять.

— Сам или ушли?

— Да как сказать…

— Из-за меня? — спросил я.

Убийство Пивовара — серьезный косяк. Могли и спросить.

— Не только. В чем-то ты прав… дерьма стало слишком много. Ты в курсе за Гранит?

— Нет, что это?

— Структура. Одна из.

— Наша?

— Да. Задачи как у обычных ЧВК. Но наша специфика в том, что из системы никто и никуда не уходит…

Я начал понимать. Я — умный, намеки на лету хаваю. Украина и Сирия очень многое изменили. ГРУ, которое до этого было почти в стороне от финансовых потоков — сейчас село на них. А это всегда очень опасно, потому что у нас разделять службу и бизнес не умеют. Долбины — должностные лица с бизнес-интересами. Такие есть в ментовке, в прокуратуре, в ФСБ даже есть — помните, печально знаменитый парад на Гелендвагенах? Но после Украины и Сирии, после создания ЧВК типа Вагнера и Гранита — долбины появились и в армии, и что еще опаснее — в ГРУ. Заработанные большие деньги — они теперь конвертируют во власть. Я не знаю, как — но я знаю, что это так, потому что я знаю систему.

Там где появляются большие деньги, система очень быстро превращается в мафиозную. Заработали, начали покупать должности, выдавливать. Что еще хуже — те, кто побывал на Украине, видели, как дела делаются там. И не могли не подумать — а мы чем хуже?

Вот и задаешься вопросом — а так ли уж был неправ товарищ Сталин, который обрушил на вернувшихся из Испании военспецов каток репрессий. И так ли они были невиновны — такие как Павлов, Рычагов…

— Сейчас ты где?

— Действующий резерв. И в связи с этим — у меня к тебе дело…

— Какое?

— По твоему профилю. Аргентина.

Уже интересно

— А конкретнее?

— Вот, посмотри…

Слон передал мне телефон, я начал просматривать досье, в то время как Слон — комментировал:

— В декабре 2016 года в Аргентине, на территории российского посольства был обнаружен готовый к отправке кокаин, почти четыреста килограммов. Наши идиоты сообщили в полицию Аргентины. Подготовили специальную операцию, кокаин подменили, чтобы проследить путь транспортировки. Курьера взяли в Москве, им оказался технический сотрудник посольства.

— Четыреста килограммов — и технический сотрудник посольства? — не поверил я

— Слушай дальше. Курьер указал на двоих сотрудников МИД, которые по его словам были замешаны в поставках. И успел сказать, что эта поставка — была уже восьмой по счету. При перевозке спецавтомобиль подвергся нападению, курьер погиб. Оба сотрудника МИД, на которых указал курьер — скрылись. Один из них — по нашим данным всплыл в США, где получил политическое убежище.

Я начал понимать.

— В обмен на информацию?

— Именно. Во время крайней встречи Волкера и Суркова по Украине в Риме — нам дали посмотреть занимательное видео. Где бежавший сотрудник МИД сознается в том, что в российском МИД существует организованная сеть наркотраффика и кокаин дипломатической почтой распространяется по всему миру. Короче говоря, вариант Родченкова. Что это значит — тебе не надо объяснять?

Да какие тут объяснения…

Наркотики — это красная карточка, такое никто терпеть не будет. В свое время США вторглись в Панаму чтобы скинуть диктатора Норьегу который крышевал наркотраффик. С наркотиками связаны несколько скандалов в самых верхах мексиканской политики. Если теперь к этому пристегнут и Россию — это полный п…ц будет. Тем более что наркоскандал подозрительным образом наложился на дело Родченкова — беглого спортивного функционера из России, который был уличен в том, что, будучи главой допинговой лаборатории — продавал спортсменам допинг, который потом сам же не обнаруживал. Опасаясь ареста и приговора, он бежал в США, где, отмывая себя, начал городить всякую чушь про тотальный допинг, что вскрывались пробирки, которые в принципе невозможно вскрыть. Американцы начали раскручивать это дело — причем по своим законам, с предоставлением Родченкову статуса защищаемого свидетеля, к которому не имеет доступ защита. По меркам нашего да и вообще любого нормального правосудия, свидетель обвинения, к которому не допускают защиту, не разрешают провести перекрестный допрос в суде — это полный п…ц. Но по американским меркам это нормально. Скандал с Родченковым убедил весь мир, что русские нечестны, и только и думают, как бы нажраться допинга. Родченков договорился до того, что лично Путин приказывал давать допинг спортсменам. А теперь нас будут обвинять в организации наркотраффика. Такое обвинение может привести к чему угодно, даже к исключению из Совбеза ООН.

Интересно, кстати, кто сообщил в аргентинскую полицию, что на территории российского посольства обнаружен кокаин? Это или очень глупый человек, или в чем-то замешанный. Посольство России — это территория России, аргентинская полиция даже войти туда не имела права. И если на территории посольства обнаружено полтонны наркотиков — надо не в полицию звонить, а в Москву чтобы присылали следователей разбираться. Это наше дело, а не аргентинцев, твою мать.

— Официально мы действовать не можем. После провала белорусов приходится думать, что вся структура скомпрометирована, и заинтересованные люди — на самом верху. Потому принято решение действовать только по неофициальным каналам.

Я понял.

— Ты предлагаешь мне поговорить с доном Хосе?

Дон Хосе Мария Франсиско Агирре. Ушедший на покой лидер колумбийского наркокартеля, сейчас он проживает в Уругвае. Я его знаю по переправке долларов в Аргентину. Я спас его родственника в Одессе — и потому он мне должен.

— Не предлагаю, а прошу. Нужно понять, откуда на территории посольства взялся кокаин, кто его продает и кому. Почти полтонны — это не шутка.

Какие тут шутки? Это пятьдесят миллионов долларов. У простого технического служащего МИД таких денег нет, да и у министра вряд ли есть. А если дали на реализацию, без денег — должны быть связи, просто так никто не даст.

— Дон Хосе скорее всего, не будет говорить.

— Спроси его, какова будет цена его слов. Мы готовы платить.

Ясно. Земля под ногами загорелась.

— Еще одно. При чем тут белорусы? Что за провал?

Слон скривился.

— При том. Ты понимаешь, мы не могли действовать сами. В случае провала любые наши действия можно было бы истолковать, как попытку замести следы. Вышли на Батьку, попросили помочь, тот привлек Шилина. Шилин послал двоих опытных людей разобраться, оба со знанием Латинской Америки, работали там. Их убили в аэропорту Каракаса…

Информация к размышлению

Признаки наступления «особого периода»

1. Резкое и интенсивное нарастание идеологического и пропагандистского противостояния, при этом характер пропагандистских «вбросов» становится резко наглее, на грани и за гранью фола.

2. Нарастание политических провокаций.

3. Резкая активизация работы спецслужб вероятного противника, активизация разведывательной работы, спецопераций, в т. ч. и диверсионно-террористической направленности.

4. Скрытые мобилизационные мероприятия вероятного противника, развертывание центров военно-технической разведки вблизи наших границ, развертывание центров МТО и боевого обеспечения, выдвижение инженерных подразделений.

5. Нарастание военных провокаций.

6. Мобилизация и переброска армии противника.

7. Объявление особого периода.