Сталинизм. Книга 1. Без царя в голове

Александр Афанасьев, 2021

В книге поднимается весьма актуальный для нашей страны вопрос – насколько И.В. Сталин является автором созданного в России после 1917 года тоталитарного государства. То, что он его возглавлял и пользовался им, направлял террор – это несомненно, но был ли Сталин его автором? Или это было коллективное творчество? Но сталинские репрессии – это не непременная составная часть тоталитаризма, это часть политического почерка лично Сталина и партии большевиков. И если брать тоталитаризм, как он есть – то Сталин вряд ли виновен в его установлении, по крайней мере, он не единственный виновник. Большая и политически актуальная книга, интересная и для сторонников, и для противников сталинизма.

Глава 5. Корни зла. Истинные источники чекистских институтов и практик сталинского времени

1915 год — год первого сталинского процесса. Нет, я не шучу и не передергиваю. Принято считать, что первым большим процессом сталинского типа было «Шахтинское дело» — я же считаю таковым дело Мясоедова — Сухомлинова 1915-1917 годов. Ниже я это докажу — но обо всем по порядку.

Почему то историки, изучая сталинизм как явление — неразрывно связывают его с личностью самого И.В. Сталина и резко отделяют время его правления от того что было до него и после него. И еще более резко отделяют действительность СССР от действительности Российской Империи. Как будто в 1937 году — всем жителям страны Советов было максимум по двадцать лет и они не имели никакого жизненного опыта, кроме того который получили в СССР. И как будто бы Сталину и Ежову было по двадцать лет, как будто они не родились и не выросли в Российской Империи и не получили в ней самый важный, детский и подростковый опыт.

В то же время мы, живя в наше время — видим своими глазами, что независимой демократической и капиталистической России двадцать пять лет — но у нас по-прежнему существует советский человек, живя и совершая поступки в соответствии со своим опытом. И этот советский человек проявляется в нас буквально на каждом шагу. При этом — нас от Советского Союза отделяет лихолетье девяностых — но оно нас не изменило. Точнее, изменило, конечно, но не всех и не кардинально.

Так почему же мы думаем, что в 1937 году было как то иначе? И не стоит ли нам поискать истоки этого страшного времени во временах молодости тех, кто в зрелости своей надел ежовые рукавицы и пошел искоренять контру? Не там ли — они набрались этого специфического сочетания наивной, нерассуждающей веры в самое страшное — с готовностью применять страшное, разнузданное насилие для массового искоренения этого страшного. А откуда взялось сталинское общество? Эти люди, которые искренне верили, что те, кто еще вчера стоял на Мавзолее — на самом деле агенты американской, немецкой, британской, польской, бурундийской разведок? Что существуют группы заговорщиков, которые опрыскивают кабинеты парами ртути, распространяют бациллы холеры, делают вредительские взрывы на шахтах и заводах, портят крупный рогатый скот вредительским образом.

Как то очень легко мы поверили, что один Сталин и его ближайшие соратники — способны ни с того ни с сего ввергнуть народ — богоносец в чернейшие времена охоты на ведьм. Что один Сталин — способен всего за несколько лет создать систему общенационального террора. Сделать морально здоровых людей Великими Инквизиторами.

Так вот.

Дело полковника Мясоедова — началось и закончилось в 1915 году. До этого — жандармский полковник Сергей Мясоедов вел интересную и насыщенную жизнь. Он долгое время был начальником пограничного пункта в Вержболово, через который потоком шла самая разная контрабанда. У него были дорогие ружья и автомобиль Даймлер-Бенц (по современным меркам Мерседес — 600). Но непонятно — то ли он это купил на взятки, то ли на приданое супруги — еврейки. Жениться на еврейках для жандарма тогда было предосудительно.

В мирные времена — Мясоедов был приглашен на охоту лично кайзером Вильгельмом. По мнению немецких контрразведчиков — он совмещал охоту со шпионством (в пользу России), а контрразведчики ничего не могли сделать с гостем Кайзера. Мясоедов был личным врагом Столыпина и Гучкова.

Уволенный со службы он занялся бизнесом — пристроили еврейские родственники. Гучков обвинил его в шпионаже еще в 1912 году — но это был «удар от борта», на самом деле Гучков атаковал военного министра Сухомлинова. Мясоедов был приближенным Сухомлинова, организовывал отдых 65-летнего министра с его 25-летней супругой в Германии. Наверняка и что-то имел от этого, не он так его еврейские родственники. Но был ли он шпионом?

С началом войны — Мясоедов попросился в строй — и Сухомлинов устроил ему это. Лично ходил в тыл с разведгруппами, по мнению многих был полезен — но не упускал и возможности прибрать в брошенных немецких домах что-то ценное для себя. Но был ли он шпионом?

Его судили наскоро, военным трибуналом, после серьезных поражений зимы-весны 1915 года, которые на кого-то надо было спихнуть. Главным доказательством против него было сомнительное утверждение бежавшего из плена лейтенанта Колпаковского, который утверждал, что немецкие разведчики дали ему задание убить главнокомандующего, вел. кн. Николая Николаевича и посулили за это миллион рублей — а в качестве связника назвали полковника Мясоедова. Дело в суде — даже военном суде — почти развалилось — по части обвинений Мясоедов был признан невиновным, за что потом наказаны были сами судьи. Но по оставшимся вынесен был смертный приговор. По закону — Мясоедов имел право на обжалование, но воспользоваться им ему не дали. Вел. кн. Николай Николаевич распорядился лично и письменно — все равно повесить, что и было сделано.

Но дело Мясоедова — не ограничилось одним Мясоедовым, по нему было арестовано несколько десятков человек, включая жену Мясоедова, его любовницу и всех его еврейских родственников. Обвинения некоторых были по меркам юриспруденции ужасны — например, одного человека обвинили в том, что он дал Мясоедову взаймы печатную машинку, на которой он мог печатать шпионские донесения (на самом деле он печатал на ней письма любовнице). Другого — в том, что он вместе с Мясоедовым ехал в одном купе (и, наверное, во время поездки говорили не о видах за окном, а о шпионаже). По этому делу было вынесено еще девять смертных приговоров, в том числе жене Мясоедова, Кларе (видимо, за потерю бдительности). Приведено в исполнение пять, многим осужденным смягчил наказание лично Николай II, например Кларе Мясоедовой заменил виселицу ссылкой в Томск (то есть расправы с родственниками были востребованы общественным мнением). Это стало одной из причин, почему в связях с врагом начали подозревать уже Высочайшую семью.

Однако, как и в 1912 году — следом за делом Мясоедова последовало дело Сухомлинова, военного министра. В 1916 году под сильнейшим давлением общественности, Думы и министров Николай II был вынужден снять его с поста военного министра. Вскоре он был арестован и обвинен в развале армии, шпионстве — в общем, во всех смертных грехах. Его назначили главным виновным в т.н. «снарядном кризисе», ставшем причиной великого отступления 1915 года. Современные историки, изучив материалы — считают, что Сухомлинов наоборот, довольно много сделал для армии, снарядный кризис имеет совсем другие причины, и не в последнюю очередь — деятельность Главного артиллерийского управления во главе с вел.кн. Сергеем Александровичем. Но козлом отпущения за все сделали Сухомлинова и его скандально известную молодую жену. Потому что так было проще и понятнее обществу.

Процесс над Сухомлиновым — прошел в сентябре 1917 года, уже при Временном правительстве, кроме него — на скамье подсудимых сидела его супруга. Процесс был политически мотивирован, на суд со стороны Керенского оказывалось сильное давление. Керенский считал, что этот процесс станет знаковым и внушит доверие к Временному правительству. Однако, произошло все в точности наоборот. Сухомлинов был признан виновным лишь частично, его супруга — оправдана. Обвинение на процессе выглядело жалко и одиозно, всплыли факты виновности совсем других людей, не привлеченных к суду. Процесс стал не триумфом, а очередным ударом по репутации Временного правительства и власти в целом — накануне Октября 1917 года.

Таковы факты, но более интересны не факты о самих процессах — а реакция общества на эти обвинения.

Сухомлинов виновен уже потому, что общество обвинило его и вынесло приговор, а суд — это формальность. Нет, это сказал не Андрей Януарьевич Вышинский, главный обвинитель на процессах 1937 года. Это сказал доктор наук, профессор Московского университета, основатель партии кадетов и один из отцов русского конституционализма Павел Милюков. И сказал он это тогда, когда за иное мнение не грозили ни ГУЛАГ, ни психушка. Если таков либеральный профессор — то какие же все остальные? Должны быть повешены даже те, кто стирал Мясоедову носки. А это сказал гофмейстер Двора, камергер, потомственный дворянин, председатель Государственной думы М.В. Родзянко. Над этими людьми не висела угроза оказаться в лагере за «мыслепреступление». Но они это сказали, причем публично. И никого, кроме может быть Николая II — это не покоробило. А потом мы сидим и думаем — а как это с нами мог случиться тридцать седьмой год…

Дело Мясоедова — Сухомлинова вызвало в стране настоящий шпионский психоз, подогреваемый с самых разных сторон. Вел. кн. Николай Николаевич, как и некоторые из его генералов Ставки — банально спасали свою шкуру, пытаясь списать на массовое шпионство собственную бездарность как командующих, грубые просчеты в организации боевых действий (например, ввели новый шифр, взамен уже раскрытого противником, передали им приказ, одна дивизия не поняла, ей повторяют уже старым, раскрытым шифром — надо ли сомневаться в том, что следующие приказы можно было передавать открытым текстом). Генерал Янушкевич, квартирмейстер Ставки (отвечавший за разведку) был по воспоминаниям современников оголтелым антисемитом (звучит, на фоне того что тогда антисемитами были все) — ему всюду мерещились еврейские шпионы, коллаборанты и поджигатели. Промышленно-торговые элиты, как я уже говорил — в то время планировали большой хапок с перераспределением имущества всех, у кого была немецкая или похожая на немецкую фамилия (в частности, готовилось перераспределение более 6,5 миллионов гектаров пахотной земли и отнюдь не в пользу крестьян) — им история с массовым немецким шпионажем была как раз на руку. Петроградские элиты — готовились подрывать устои и в крайнем случае даже свергать власть — им нужна была история со шпионажем Сухомлинова как повод потребовать введения Ответственного (перед Думой) правительства и ограничения полномочий Монарха. Все это вылилось в чудовищную шпионскую истерию, распространение самых невероятных слухов и домыслов, издание брошюр, немецкие погромы в Москве и самое главное — потере авторитета власти даже в армии, без чего был немыслим переворот февраля 1917 года. Никто не будет сражаться за власть, полную предателей и шпионов. Никто не будет защищать такую власть и стрелять ради нее в собственный народ.

Надо сказать, что психоз шпиономании — он не нов и это не изобретение России. До войны, еще до десятых годов двадцатого века некий Уильям Тафнелл Ле Ке, международный журналист — издал в Великобритании серию книг о массовом немецком шпионстве. Все это породило массовый шпионский психоз, шпионов искали даже в самых захудалых английских графствах. Под влиянием этого психоза — правительство вынуждено было создать аппарат контрразведки — до этого со шпионажем боролась полиция. Однако в Великобритании было то, чего, к сожалению, не хватило в России — профессиональная и устоявшаяся судебная система и уважение к правам отдельной личности. Случаи линчевания — были и в Великобритании, но в глухих местах. В России же — линчевание было публичным, массовым и поддержанным элитами российского общества. В травле участвовали Дума, газетчики, промышленники и предприниматели. Уважаемый всеми профессор Милюков — пошел дальше: в ноябре 1916 года взгромоздясь на трибуну Думы он произнес разгромную речь против власти, факты которой были почерпнуты в германских и французских желтых газетах — после каждого такого факта он гневно вопрошал: что это глупость или измена? И большая часть зала кричала — измена! Профессору права, как и депутатам — презумпция невиновности была неведома.

И — в этой атмосфере подозрительности, шпионского психоза, ожиданий массовых погромов то ли евреев, то ли немцев, бросаемых через газеты громогласных обвинений, в понимании того что страна гибнет из-за предателей — росла молодежь. Та самая, что станет взрослыми, самостоятельными мужиками уже при Сталине. Где-то в Петрограде — в это время доучивался и вставал к станку Коля Ежов. В Москве — практиковал присяжный поверенный (адвокат) Андрей Вышинский. Жили в то время и другие герои сталинских процессов — и жило в атмосфере шпиономании все общество.

Думаете, они ничего не видели, не слышали, не запоминали?

Отдельных слов заслуживает в этом деле контрразведка — ее возглавлял генерал Бонч-Бруевич, а его брат был профессиональным революционером, помогал Ленину. Помощником Бонч-Бруевича был полковник, затем генерал Батюшин, до войны начальник разведки Варшавского военного округа, по мнению многих самый талантливый русский контрразведчик того времени. Однако, затем он был отстранен от должности с весьма неприглядным обвинением в коррупции. Генерал Бонч-Бруевич стал предателем, пошел на службу к большевикам — скорее всего он был предателем и до 1917 года.

Контрразведка — не только не относилась к явно сумбурным и сомнительным обвинениям с должной степенью осмотрительности — но и наоборот, всемерно поддерживала эти психозы, предъявляла явно липовые обвинения. Генерал Бонч-Бруевич, как при Императоре, так и позже, при Керенском — отчетливо вел линию на расширение полномочий контрразведки, вывод ее за пределы закона, присвоение права вмешиваться в деятельность военных и гражданских властей, расширение штатов. То, что ему это не удалось — еще ни о чем не говорит. В деятельности Бонч-Бруевича и создаваемой им службы — отчетливо видны зачатки ягодинско-ежовского НКВД. В том числе и личная нечистоплотность палачей, двойная лояльность — у одного брат революционер, другой коррупционер.

Весь этот шпионский психоз — накладывался и на общую канву российской публичной политики, которой были свойственны стремление к борьбе с властью, психология подполья, агрессивность, радикальность, одержимость теориями, нетерпимость. На этом фоне — очень сладким соблазном было навсегда уничтожить политического или идейного противника, облыжно обвинив его в шпионаже и запустив машину общественного линчевания.

Процесс по делу Мясоедова-Сухомлинова уже в 1915 году имел все основные признаки публичного сталинского процесса против «врагов народа», а именно:

— основное обвинение в измене Родине

— старт процесса с оговора подсудимых каким-то сомнительным лицом.

— политическая обусловленность процесса.

— его публичная составляющая, выражающаяся в кампании шельмования подсудимых в газетах

— заинтересованность властей в исходе дела и серьезное, явно противозаконное давление на суд.

— привлечение к ответственности родственников подсудимых и тех, кто был рядом, но не распознал врага. И в случае Мясоедова и в случае Сухомлинова — к суду были привлечены их жены. Причем если жена Сухомлинова была скандально известна — то основная вина Клары Мясоедовой была видимо в том, что она была еврейкой.

— выстраивание цепочки процессов, при которых признание виновными одних — обуславливает привлечение к суду других и процесс уже над ними.

— использование механизмов чрезвычайного правосудия. И в случае Мясоедова и в случае Сухомлинова подсудимых судил военный трибунал с сомнительной юрисдикцией по этому делу, особенно в случае с Мясоедовым.

— использование процесса для создания атмосферы шпиономании и психоза в обществе, создания ощущения что «кругом враги».

— недостойное поведение элиты общества — политиков, журналистов, депутатов — которые не взывали к закону и разуму, а наоборот, стали одними из главных зачинщиков этого психоза. Главным локомотивом этих дел была не власть — а скорее общество. Власть подчинялась агрессивным общественным настроениям, поискам врага.

Этот процесс не стал началом системного террора против «врагов народа», что в немалой степени было связано с личностью последнего российского императора Николая II. Казнь Мясоедова стала одной из причин отставки вел. кн. Николая Николаевича — Государь поехал в Ставку сам. Государь отпустил под домашний арест Сухомлинова, найдя обвинения сомнительными — его повторно арестует уже Временное правительство. Если бы Николай II повел себя по иному — у него были бы все шансы остаться у власти, переключив агрессию общества с себя, на многочисленных «врагов народа», возглавив массовую охоту на ведьм, и под этим лозунгом расправившись с некоторыми своими политическими противниками. Возможно бы, тогда в народе остался бы миф не о суровом и справедливом товарище Сталине — а о суровом, но справедливом Николае II. И сейчас бабка бы несла его портрет на демонстрацию, суровый работяга на безобразия буркал бы «Николая II на вас нет», а самым популярным жанром отечественной фантастики было бы «как получить по башке, попасть в ставку к Николаю II и рассказать ему как быстро и почти без жертв выиграть Первую мировую войну». Но история сослагательного наклонения — увы, не имеет. Народ алкал большой крови и получил ее при Сталине, отце народов — а теперь потомки расстрелянных, забитых сапогами НКВДшников и сгноенных в ГУЛАГе придумывают «Отцу народов» оправдания…