Разновидности зла

Александр Афанасьев, 2014

2016 год… Исторический враг России, Великобритания, потерпев поражение на полях сражений, не может смириться с новой реальностью. Среди прочих земель Афганистан, который они контролировали больше столетия, ушел под скипетр русского императора. Но так и не обрел покой – подстрекаемые англичанами, террористы и исламисты всех мастей превратили эту страну в настоящую пороховую бочку. И волна террора выплеснулась за пределы Афганистана. После убийства императора Николая Третьего в России все громче стали раздаваться голоса за вывод войск из горного королевства… Но князь Воронцов хорошо помнил древнюю мудрость: «Если ты не идешь на войну, война придет к тебе». И взялся за, казалось бы, безнадежное дело…

11 апреля 2016 года

Крым, Россия

А так все идет…

Скучно в Москве и дождливо в Крыму…

И все хорошо…

СплинДвое не спят

В Крыму и в самом деле было дождливо. Веселый, почти летний дождь с крупными, тяжелыми, теплыми каплями ударил с утра, заставляя крымчан спешно искать себе укрытий. Почему-то вспомнилось, что точно такой же дождь шел много лет назад… мы тогда были в Ливадии, царском дворце. Было что-то вроде завтрака на природе, все побежали прятаться в дом… а мы с Ксенией не добежали. Можно сказать, что не успели…

Вспомнилось совершенно не к добру…

Я закрыл ноутбук, на котором неспешно набирал кое-какие заметки. Заметки о некоторых событиях, имевших место в прошлом, и одному Господу известно, как они отразятся в будущем. У нас есть замечательная традиция… подобные записки засекречивают на девяносто девять лет. Сейчас многие военные историки с трепетом ждали рассекречивания архивов времен мировой войны… теперь уже Первой мировой войны. Одному Господу известно, узнаем ли мы когда-нибудь всю правду о Второй…

Но что касается меня — я сделаю для этого все. Пусть даже с отсрочкой в девяносто девять лет…

Ноутбук я спрятал в сейф. Мрачно посмотрел на кальян в углу… старый, дедов. Говорят, что кальян не так вреден, как обычный сигаретный, трубочный или сигарный дым. Сам дед в молодости старался походить на старого морского волка с трубкой — есть фотографии, тому свидетельствующие. Меня от курения он отвадил очень просто — сказал, что в подводно-диверсионные части курящих не принимают, нужны абсолютно здоровые легкие. Но сейчас… я просто уже не знаю, что делать.

Все прожекты с реформированием Первого отдела СЕИВК и борьбой с теми, кто предпочитает корабельному сурику венецианскую штукатурку, погибли, не успев воплотиться в жизнь. Потому что моего старого друга, с которым мы вместе играли на ливадийском пляже, убил террорист-смертник, активировавший взрывное устройство после паники, вызванной выстрелами Серебрянского, ублюдка с крепким коктейлем из Маркса, Бакунина и Троцкого в голове.

После присяги я просто взял отпуск. Он мне полагался, потому что за все время службы я брал отпуск два или три раза, хотя мне полагался «большой» отпуск, как и всякому, чья служба связана с повышенными психологическими нагрузками и стрессом. До сих пор я числился на действительной службе — меня отозвали из отставки, чтобы уничтожить генерала Абубакара Тимура. Генерал был мертв, но лучше от этого не стало…

Почему я не участвовал в расследовании теракта? Господа, вы шутите? Это только в книгах так бывает. В таких делах нельзя допускать личного, а для меня это очень личное. Есть огромная, разветвленная служба, ведущая оперативную работу в Империи, — Министерство внутренних дел. Десятки тысяч доверенных лиц, миллионы осведомителей, сотни тысяч оперативников. Что могу против них я — один человек, для которого это глубоко личное.

Не стал я искать и придворных должностей. Потому что ситуация и так неоднозначная — регентства в нашей истории не было четверть тысячелетия, да и Павел — если и не взрослый, то уж подросток точно. С Ксенией… свои проблемы, еще не хватало обвинений в семейственности.

Господи…

Сам рассмеялся. Ну, какая семейственность? Какая ко всем чертям семейственность. Это газетчики могли раздуть истерию, если бы они знали, может быть, и посочувствовали бы мне. Чисто по-человечески. По-мужски. Семьей я так и не обзавелся, несмотря на то что прожил почти полсотни лет в этом мире. Как-то не получилось. Знаете, как говорится… возможно, дело не в кулаке, а в физиономии. Вот так и у меня. Семейная жизнь как-то не получается… совсем. Вероятно, примета нашего поколения. Женщины не готовы ждать и не готовы ничем жертвовать. Мама ждала отца отовсюду, хотя он пропадал на годы.

Или, может быть, я выбираю не тех женщин.

Вышел на балкон. Помимо нашего родового имения в центре Одессы, дома в Севастополе, в сороковые годы мы построили еще и этот дом… точнее — дворец, совсем недалеко от Ливадии. Здесь я сейчас и прятался… от всего окружающего мира…

Ого.

Я усмехнулся сам над собой. От мира не спрячешься, господа… Нет, не спрячешься…

Кавалькада машин поднималась от ворот…

— Сударыня…

Ксения оделась в черное. Брючный костюм с пиджаком, ужасающая новая мода, когда женщина старается выглядеть как мужчина, ну а мужчин заставляют выглядеть как женщина. Несмотря на свой возраст, она по-прежнему была в форме, поддерживая ее, как Екатерина Вторая, — изматывающим фитнесом и молодыми любовниками. Но мне на это плевать.

Или не плевать?

— Прошу…

— Сударь, ваша забывчивость не делает вам чести. Я не давала согласия ни на что, кроме морской прогулки…

Ксения проигнорировала мою руку и направилась по лестнице вниз. У нас в имении есть лестница, спускающаяся к самой воде, как Потемкинская, спуск очень крутой. Там внизу — ангар, а в ангаре лодка. Лодка совсем не такая, как здесь предпочитают, — тяжелая патрульная, с жестким днищем и кевларовыми баллонами. Это не способ продемонстрировать окружающему миру мою крутость — просто здесь постоянный, резкий прибой, очень опасный фарватер, и никакая другая лодка просто не выдержит. Так что скорлупки из фибергласа с палубой из дорогих пород дерева оставьте себе…

Ксению охраняли моряки — Гвардейский флотский экипаж. Урок не пошел впрок — охраны мало, хотя и больше, чем в тот злополучный, проклятый день. Черные повязки на рукавах, как и у меня на мундире. Знак потери и знак того, что зло не отмщено. О наказании в случае со смертниками речь вести бессмысленно.

Только об отмщении.

— Здравия желаем, Ваше Высокопревосходительство…

— И вам того же. У меня только одна лодка, вы в курсе?

— Не извольте беспокоиться. Ксения Александровна приказали не нарушать ваш тет-а-тет.

— «Сообразительный» в трехмильной зоне, Ваше Высокопревосходительство, — сказал другой моряк, показав на горизонт.

— Премного благодарен…

Кораблик и в самом деле болтался в море как раз напротив пирса. С этого расстояния он казался игрушкой…

Я спустился вниз, открыл ангар, завел моторы. Потихоньку вперед… теперь к причалу… вот так. Волнение сегодня было приемлемым, а на причале — у меня что-то вроде штормтрапа, для милых дам. Ксения протянула руку… хотя с ее фитнесом, думаю, ей не составило бы труда…

— Немного полюбезнее, mon ami… На нас смотрят…

— Сударыня, моей репутации это не повредит. Вашей тем более.

Ксения зло сверкнула глазами, но ничего не сказала…

Отойдя от причала на малом, я дал газу, разгоняясь до двадцати узлов. Присев на корму, лодка пошла от берега, оставляя белый пенный след за собой…

Эсминец, охранявший нас, приближался. На юте, на вертолетной площадке, я различил снайперов за ограждениями, с противоположного борта прятались две скоростные лодки с готовыми к действию отрядами морских пехотинцев. Я помахал им рукой, и кто-то мне ответил. Ксения, надев черные очки на пол-лица, нервно курила…

Заложив резкий, почти хулиганский вираж вокруг эсминца, я остановился меньше чем в двух кабельтовых от него. Рассчитал так, что он служил нам как бы волноломом, закрывая от волны.

— Не знал, что ты стала курить.

Ксения бросила недокуренную сигарету в море.

— Раскуришься тут…

Из сумки появилась новая пачка, но я перехватил ее и, прежде чем Ксения сумела сообразить, что происходит, выбросил в море.

— Довольно. Одну за одной — это уже слишком…

— Ты мне не муж вообще-то.

— Вот и побереги меня. Близких людей ты не бережешь…

Ксения сняла очки. Солнце бликовало на линзах оптических прицелов на эсминце. Я знал ее… если сразу дать отпор, она начинает отступать. Но она не отступит дальше, чем ты ее к этому вынудишь, и при первой возможности вернет себе позиции. Сильная женщина — синоним слов «одинокая женщина»…

— Как мне все надоело… — зло сказала она.

— Регентство?

— Оно самое. Все так и норовят сделать по-своему.

А ты чего хотела… Так вот и выглядит власть… власть женщины.

Проблема в том, что мужчина априори не может подчиняться женщине, все его существо будет протестовать против этого. Особенно — военный. Ксения — совсем неплохой вариант на троне Империи. Умная, волевая, хитрая, способная к интригам, прекрасно знающая экономику. С почти мужским складом характера. Проблема в том, что она женщина. Мужчина может подчиниться мужчине, признать его главенство — как вождя. Женщине же раз за разом придется доказывать, что она достойна быть вождем, и окончательно она никогда этого не докажет. А раз за разом кому-то что-то доказывать — утомительно.

Но она сама себе это выбрала. Хотя и без Регента тоже было нельзя.

— Что ты думаешь об обстановке в Афганистане?

— Это не такой простой вопрос.

— Господин адмирал, разве я когда-то задавала вам простые вопросы…

Ксения теперь начала кокетничать. У нее на каждую ситуацию существует свой набор ужимок и уловок, которые она применяет вполне обдуманно и хладнокровно. Она может обвинить в чем-то… для каждого у нее есть свои обвинения, она может напомнить о чем-то хорошем… если есть, о чем напоминать. Но что касается меня — со мной эти игры давно не проходили. Возможно, поэтому я до сих пор и был один… потому что со мной никакие игры не проходили. Если человек видит свою вторую половину насквозь, жить становится просто невозможно.

— Я не служил в Афганистане и не могу ответить на этот вопрос.

— А как насчет Персии? Это же соседняя страна. И ты там очень многого добился за очень короткий срок.

— Видите ли, сударыня… сравнивать ситуацию в Персии и в Афганистане бессмысленно, потому что у них совершенно разные корни. Совершенно разная основа. В Персии мне удалось добиться ощутимых результатов за короткое время потому, что в этой стране люди привыкли жить в государстве. Государство, которое построил для своих подданных шахиншах Мохаммед, было не таким уж и плохим. Там производилось больше киловатт в час энергии на душу населения, чем где-либо в мире. Бензин стоил примерно в три раза дешевле, чем в нашей стране. Хлеб стоил дешевле вдвое… собственно говоря, это и стало одной из причин восстания крестьянства, они не могли конкурировать с дешевым, завозимым продовольствием, а шахиншаху было плевать на то, что думают феллахи, он на них не опирался. В стране работали заводы, порты, добывались полезные ископаемые. В городах в каждой семье был автомобиль. Практически не было уличной преступности… это неправда, что жестокость наказания не позволяет предотвратить преступление, неправда, по крайней мере для Востока. А то, что в стране пропадали люди, что каждый полицейский чиновник был маленьким шахиншахом, творившим беспредел от лица государства… что же, на Востоке жили и при худшем беспределе. Несколько столетий назад монголы стерли Багдад, тогда один из крупнейших городов мира, с лица земли, перебили всех его жителей. Когда мы пришли… мы просто установили другое государство и другие правила игры. Был шахиншах Мохаммед — стал шахиншах Николай. Если раньше полицейские могли схватить и убить тебя по подозрению в сопротивлении режиму, то сейчас — за исламский экстремизм. Мы установили новые правила игры и объявили о них людям. У нас появились сторонники, которые увидели, что мы искренни в своих попытках установить более справедливое правление, прекратить творившееся беззаконие, восстановить страну и дать персам место в нашей большой семье. У нас были противники, ты прекрасно знаешь, откуда они взялись и кто их финансировал. Но большая часть населения изначально не была ни за нас, ни против нас. Они смотрели и выбирали. Уже с первого месяца-двух мы сделали несколько правильных шагов, и люди стали воспринимать нас как новую власть, а не как безбожников и оккупантов. Мы построили новое государство — и люди согласились с этим.

Ксения нервно повела плечами, смотря на охранявший наш покой эсминец с Андреевским флагом.

— А в Афганистане разве не так? Там тоже был… король, пока у нас не хватило ума его убить. Господи… все больше убеждаюсь в том, что Николай был закоренелым идеалистом. Дай Господь, Павел не унаследует это…

С вами… С вами это исключено, сударыня. И я даже не знаю, хорошо это или плохо.

— В Афганистане все совсем не так. В отличие от шахиншаха Мохаммеда, афганский король даже не думал делать что-то для страны. Даже не думал устанавливать какие-то законы и требовать их жесткого выполнения. В сущности, его власть ограничивалась лишь несколькими провинциями, по странному стечению обстоятельств теми, где удобно выращивать опиумный мак, и лишь несколькими сферами жизни. Он не был королем в общепринятом смысле этого слова, он не был главой государства. Это была британская марионетка в политике и преступник международного класса во всем остальном. Он занимал престол только для того, чтобы его не заняли другие, англичане сохраняли его у власти только для того, чтобы создать зону хаоса и блокировать ею наш путь в Индию. Как минимум две трети территории Афганистана ему не подчинялось, там не было никакого государства, государственность там не выходила за пределы институтов родоплеменного строя. Британская армия вела постоянные контртеррористические операции, волей-неволей обучая афганцев противостоять сильному, технологически передовому противнику. Мы поставляли им оружие и инструкторов, чтобы британцы разбирались со своими проблемами, а не создавали проблемы для нас в Средней Азии. Там не было государства, понимаешь? Его никогда там не было в отличие от Персии. Теперь мы пришли и начали его строить. С нуля и в условиях жесточайшего противодействия. Таким образом, мы наступаем на хвост очень многим.

— Но разве люди не хотят жить в цивилизованных условиях? — озадаченно спросила Ксения. Вопрос ее был просто замечательным — вопрос женщины, выросшей в столице передовой технократической империи мира, относящейся к высшей аристократии, к дворянству и привыкшей пользоваться всеми плодами технологического прогресса, какие только были.

Я молча достал коммуникатор, подключил его. Все-таки шагнул прогресс, шагнул — катаемся на катере, и прямо отсюда я могу узнать, что творится прямо сейчас на другом конце света…

— Что ты делаешь?

— Хочу показать тебе кое-что. Ты сразу многое поймешь.

Я зашел в хранилище снимков, британское. Файлы были проиндексированы для удобства, и я быстро нашел нужный…

— Если не боишься, можешь посмотреть…

Ксения свет Александровна смело взяла коммуникатор и… чуть не выбросила его за борт.

— Боже… что за мерзость. Это что, постановочный кадр?

— Нет. Это Кабул образца две тысячи двенадцатого года.

На снимке, который в свое время меня потряс, была изображена речка Кабул. Протекающая через город. Точнее, даже не речка, а речка и прилегающая к ней территория. Дело было летом, река сильно пересохла, обнажив часть своего русла. Кто-то поил осла, женщины стирали белье и набирали воду в кувшины. Судя по зданиям на заднем фоне, снимок был сделан в городской черте Кабула. Тут же на корточках сидел бородач в чалме и, простите… справлял свои естественные потребности. Прямо на виду у всех и никого не стесняясь.

— Сумасшествие…

— Нет, сударыня. Они так живут. Понимаете, если вас с детства не приучили посещать ретираду, а справлять свои потребности, где придется и на виду у всех, то потом приучить взрослого человека со своими устоявшимися привычками к ретираде непросто. Прежде всего, эту ретираду надобно построить, затратив для этого время и ресурсы. Подвести к ней воду, трубу и положить туалетную бумагу и освежитель воздуха. Затем каждый раз, как только возникает потребность, идти к этой ретираде. Не проще ли просто снять штаны и сесть, где придется?

Ксения помолчала, уясняя в голове ситуацию. Мне в свое время также было непросто понять это. Я это понял, но не принял. Просто правильное понимание ситуации — это тоже своего рода оружие, ничего нельзя изменить, если не понимаешь, что вообще происходит.

— Это… сложно принять.

— А это и не нужно принимать, Ксень. Но понимать — нужно. Мы идем по тяжелому, очень тяжелому пути. Пути, изобилующему кознями и неприятностями. Нас никто не похлопает по плечу, зато найдется немало желающих всадить нож в спину, как только мы отвернемся. Или выстрелить нам в лицо, как только мы на миг потеряем бдительность. Но наши предки, наши деды и прадеды прошли по этому пути, не жалуясь, не считая своих ран, не жалея ни себя, ни других. Вправе ли мы быть слабее их?

Ксения раздраженно фыркнула:

— Мужчины… Вам обязательно нужно быть такими правильными, да? Иногда мне кажется, что вы не понимаете, что говорите. Не осознаете последствий. Не считаете цену.

— Наш мир построен жесткими и правильными мужчинами. На них же он и держится, нравится это кому-то или нет.

— Возможно, и построен. Но не держится…

— Это не так…

Ксения моментально сменила тему.

— Ты начал писать мемуары? Не рановато ли, господин адмирал?

В этот момент лодку шатнуло на внезапно накатившей волне, начало разворачивать бортом, и я схватился за штурвал, кляня себя за неосмотрительность. Военный моряк, называется… так и перевернуться можно.

Узнала все-таки… болтунов полон дом. Даже злиться не стал — ничего другого и ожидать нельзя. Ксения из тех дам, которые упорно будут рыться в телефоне супруга, перечитывать все СМС, ища малейшие признаки измены, но в то же время жутко возмутятся, если вторая половина захочет ознакомиться с содержимым телефона супруги. Ксения не плохая, просто ее надо принимать такой, какая она есть — женщина с мужским характером, достойной Макиавелли хитростью и одержимая навязчивым желанием все и вся контролировать. Она родилась не мужчиной и теперь ненавидит за это мужчин.

— Сударыня, какое отношение это имеет к текущим делам?

— Мемуары обычно пишут те, кому больше ничего не остается делать. Вы готовы, сударь, выполнить поручение своей почти что Императрицы?

— Какое именно, сударыня?

— Ни армия, ни флот не справились с ситуацией в Афганистане, — заговорила Ксения с твердостью в голосе, которая, как я хорошо знал, скрывала смятение. — Павел еще совсем ребенок, он мыслит категориями дурацкого рыцарства. Я хочу разобраться с ситуацией в Афганистане до прекращения моего регентства.

— Разобраться, сударыня?

— Вывести войска. Мы зря туда вошли, и эту ошибку надо исправить. Афганистан ничего не принес нам, кроме крови и слез.

— Как насчет одной малоизвестной традиции, что, если где русский флаг поднялся, он уже не может быть спущен?

Ксения улыбнулась — я знал ее досконально, и эта улыбка значила, что она разозлилась, и довольно сильно…

— Я думала, что ты умнее военных, — ледяным тоном начала она, — думала, что ты перерос армию и уже можешь стать политиком. С большими перспективами в монархическом блоке. Которые ты неосмотрительно отверг.

— Покорно благодарю, сударыня, но я служил на флоте.

— Нет, ты так и не понял, и не время для ерничества. Все больше и больше убеждаюсь, что с афганской эпопеей пора заканчивать. Николай сделал слишком много уступок армии, и теперь получается, что военные потребности определяют государственную жизнь, а не наоборот. Армия же, если рассматривать ее объективно, — это как детский сад, только автоматы настоящие.

— Армия и флот — последнее, что отделяет нас от врагов, желающих нас уничтожить. Спецслужбы — последнее, что отделяет нас от террористической вакханалии. Ругая военных, мы слишком часто забываем об этом.

— Оставим это. Итак?

— Сударыня, я как дворянин не могу отказаться выполнить поручение Престола.

Ксения раздраженно встала с сиденья лодки.

— Я знаю, как выполняются распоряжения из-под палки. Так, что лучше бы и не выполнялись. Хорошо, раскрою тебе суть замысла. Ваша ошибка, господа последние защитники России, в том, что вы мыслите категориями прошлого века. В вашем понимании захват какой-то земли может происходить исключительно военными методами и заканчивается с поднятием флага над столицей. Но это не так: вы не хотите понять, почему вы вешаете флаг, но тут же кто-то пытается сбить его взрывом или пулей. Настали новые времена, и теперь мы будем действовать по-другому. Осел, груженный золотом, возьмет крепость, которую не возьмет никакая армия. В двадцатые годы мы закрылись от всего мира торговыми пошлинами исключительно потому, что были слабы и нам надо было собраться. Теперь мы сильны, и пора выходить на мировую арену. Англия больше нам не конкурент, Америка — тоже. И той и другой, даже если они предпримут все возможные меры, чтобы собраться, потребуется не меньше двадцати лет только для восстановления. За это время мы уйдем вперед. Москва станет финансовым центром мира. Мы сделаем рубль единственной валютой, которую принимают по всей Земле в любых расчетах. Мы станем последним и окончательным судьей во всех международных спорах. Наши товары будут покупать повсюду. Мы будем скупать патенты, компании, людей — они будут работать, но уже под нашим контролем. Британия так и останется тем, чем должна оставаться — маленьким островком со скверной погодой и населенным мерзкими и злонамеренными людьми. САСШ будет поделены на две части — Север и Юг, и мы будет сотрудничать и с теми и с другими. Священная Римская империя попробует противостоять нам, но у них не хватит сил ни в военном отношении, ни в экономическом. У них нет столько природных ресурсов, сколько у нас, Европейский континент раздирают противоречия. Мы же уже давно едины. За ними останется Европа, часть Африки — и только, мы не будем претендовать на их землю, но заберем все остальное. Наша сила — не в ракетах и авианосцах, не в армии, а в нашей промышленности, готовой выпускать все, что нужно, и по доступной цене, в наших людях, настойчивых, предприимчивых и изобретательных, в нашей валюте, которая обеспечена на сто процентов, а наш внешнеторговый баланс на сегодняшний день — второй после Священной Римской империи, что мы быстро исправим. Но, для того чтобы все это сбылось, чтобы Россия действительно заняла то место, которое ей полагается занимать по праву, нужно прекратить воевать. Никто не будет вкладывать деньги в страну, которая воюет, никто не будет приезжать в страну, где его могут убить фанатики и террористы просто за то, что он идет по улице. Теперь ты понимаешь, как важно мне быстро и надежно замирить Восток? Или все еще нет?

— Самый быстрый способ закончить войну — это потерпеть в ней поражение… — мрачно процитировал я кого-то из классиков.

— А самый умный — превратить поражение в победу, — моментально отразила удар Ксения, — господи, да открой глаза. Не уподобляйся Павлу и Николаю! Мы проигрываем Афганистан, нам там просто нечего делать. Никогда не было так, чтобы афганцы, пуштуны, ненавидели нас, русских людей. Всегда мы были для них заступниками против злой воли англичан. Черт возьми, мы кормили их, когда они подыхали от голода во время английской блокады! Мы поставляли им оружие, самое современное оружие, когда они выходили против англичан с ружьями тысяча восемьсот лохматого года. Мы с мясом вырвали у англичан то, что в тысяча восемьсот девяносто четвертом году прихапал Дюранд — никто из племенных вождей даже мечтать не мог о том, что мы сделали за один день наступления. Мы взяли Карачи и Гвадар — два крупнейших глубоководных порта региона, и теперь у афганцев появилась возможность нормально снабжать свою страну и вывозить полезные ископаемые! Все это сделали для них мы — так скажи мне, почему в прошлом году в этой стране погибло сто восемьдесят шесть наших солдат?

Я бы мог ответить, но не стал.

— Теперь ты оправдал мои ожидания. Девять из десяти идиотов с орлами на погонах начали бы мне доказывать, почему все происходит именно так, а не иначе. Почему на индийской территории — две сотни лагерей, в которых готовят террористов против нас. Почему нам изменяют даже вернейшие из племен. Почему племенные вожди ведут двойную игру. Почему на половине территории страны наша власть ограничена светлым временем суток. Почему убивают врачей и учителей. Почему за все доброе нам платят пулей в лицо. Но я не хочу слушать никакие оправдания, понимаешь, даже если они и заслуживают внимания. Окно возможностей, которое открыто для нас, — оно будет открыто для нас еще лет пять, и то в лучшем случае. Немцы недаром затеяли возню с ЭКЮ и международным учетным банком во Франкфурте-на-Майне. Пока у нас лучше стартовые позиции, но это пока. Времени нет, и я намерена пожертвовать малым, чтобы отыграть потом все. Мне нужно, чтобы ситуация в Афганистане изменилась.

— Я изменю ее, — сказал я.

— Что за глупости… Ты только что доказывал мне, что изменить ее невозможно!

— Я никогда не говорил этого. Если перед тобой препятствие, ты просто убираешь его с дороги и идешь дальше. Другого выхода нет. Изначально в Персии была куда худшая волна терроризма, там нам противостояли миллионы разъяренных фанатиков. Террористический интернационал.

— Это несерьезно, — устало сказала Ксения.

— Серьезно.

Ксения смотрела на меня, а я на нее. Она знала, что значат такие обещания.

— Времени очень мало. Мы не можем позволить себе долгую войну. Больше — не можем.

— Это не займет много времени.

— И что тебе для этого нужно? Еще одна полевая армия?

— Нет. Это все ерунда, чем больше там военных, тем больше целей. Только и всего.

— Деньги?

— В разумных пределах. Ничего экстраординарного.

— Тогда что?

— Информация. Любая, какая есть. Возможность привлекать людей.

— И все?

— Почти. Надо создать группу. Ориентированную только на Афганистан. Точнее — на лидеров бандподполья. Многие слишком зажились на этом свете. Они посылают шахидов на нашу территорию, но никто не думает о том, что им предложат попробовать свое же собственное лекарство.

— Это разумно. И все?

— Нет. Дипломатическое прикрытие. Серьезное. На случай, если Британии не понравится, что ее планы летят в тартарары.

— Надеюсь, ты не собираешься устраивать Третью мировую?

— Я тоже надеюсь, что обойдется.

И я и Ксения знали, что говорим серьезно. Под внешне несерьезным тоном разговора обсуждались страшные вещи.

— Вот что, господин адмирал… — Ксения приняла решение, она всегда это делала быстро, ничего на потом не откладывая. — Я не верю в то, что получится, но не смею оскорблять вас и все дворянство России недоверием и пренебрежением. Полагаю, я поступлю вот как: вам будут предоставлены любые разумные ресурсы по запросу. И дипломатическая помощь в требуемом объеме… до тех пор, пока это и в самом деле не начнет превращаться в Третью мировую войну. И я даю вам ровно один год, чтобы что-то сделать. Если через год ситуация не изменится, я приму решение. И если ситуация изменится, я тоже приму решение, но уже другое. Это все.

— Нижайше прошу прощения, Ваше Высочество, — я нарочно титуловал Ксению полагающимся ей титулом, а не так как все придворные шаркуны, — полагаю, есть еще одно.

— Что именно? — снова начала злиться Ксения.

— План стабилизации, Ваше Высочество. Действующий. Подготовленный с вашим участием. Изложенные там соображения мне немало помогли бы… пусть и ошибочные.

— Ошибочные?

— Сударыня, вас можно назвать прямым наследником достопочтимого синьора Макиавелли. Как я могу отвергнуть ваши мысли…

Ксения вздохнула.

— С годами ваши комплименты все изысканнее, князь. Но если вас интересует мое мнение, то оно заключается в следующем. Афганцев нужно оставить в покое. Сейчас дружественные нам племена попали в очень интересную ситуацию. Они понимают, что рано или поздно мы уйдем и им придется воевать, а поэтому они саботируют все наши попытки привлечь их к боевым действиям, отсиживаются в стороне и копят силы. А мы вынуждены воевать на переднем крае. Если мы уйдем, но уйдем умно, то произойдет вот что. Дружественным племенам потребуется наша помощь, но она будет предоставляться уже на наших условиях. Возможность вызвать авиацию или ракетный удар — дорогого стоит, но при этом никто из наших солдат не будет гибнуть. Второе — сейчас всем, в том числе и самим племенам, понятно: британцы не попытаются ни вернуть Карачи и Белуджистан, ни отнять заново племенные территории, ни нанести удар возмездия по Кабулу, потому что в этом случае им придется иметь дело с нами. А мы показали свою силу. Если же мы уйдем из Афганистана, пуштунским племенам придется объединяться против общего, грозного для них врага, вековечного врага их народа — англичан. И тех, кого они собрали на той стороне границы. Сейчас наше присутствие приводит к тому, что под нашим прикрытием они выясняют отношения друг с другом. Когда нас не будет, они будут вынуждены защищать свою землю, как бы они друг друга ни ненавидели.

— И что же будет потом? Сильно сомневаюсь, что они способны выбрать себе власть. Каждый король станет другом своему племени и врагом всем остальным, они там так живут.

Глаза Ксении окончательно заледенели. Она это может — я мало видел людей, которые могут «сделать в глазах февраль». А она могла.

— Ты знаешь, что такое крысиный король? Когда на корабле слишком много крыс, матросы ловят десяток и сажают в закрытую бочку. Когда крысы понимают, что им не вырваться и кормить их тоже никто не собирается, они начинают пожирать друг друга. И рано или поздно остается только одна крыса, которая для других крыс страшнее любой кошки. Вот и я хочу… даже сейчас хочу — сделать нечто подобное. В Афганистане слишком много крыс, мон шер ами. Я думаю, настало самое время сделать эксперимент с крысиным королем. Рано или поздно мы получим кого-то вроде шахиншаха Мухаммеда Хосейни. Принято ругать его, но, думаю, он сделал одно большое дело. До него персы мало отличались от афганцев, вы многое сказали про Персию, но этого не сказали. Шахиншах цивилизовал персов. И вселил в них страх…

— А полезные ископаемые?

— А что полезные ископаемые? Британцы добывали их и не заходя в Афганистан. То же самое будет и сейчас. К тому же я не помню, чтобы провинция Белуджистан когда-либо в обозримой истории принадлежала Афганистану. И в будущем она Афганистану принадлежать не будет.

Да… Достойная наследница Макиавелли.

— Подвези меня до Ливадии… — сказала Ксения, — не хочу возвращаться тем же путем. И подумай над тем, что я тебе сказала…

Когда наш катер прошел мыс, мы увидели небольшую группу людей на сходнях, где стояли легкие катера. Сначала увидел я — у моряков чаще всего очень острое зрение, они всегда вглядываются в даль, чтобы не пропустить неприятеля. Потом увидела их и Ксения…

— Боже мой… — сказала она.

— Ты не ждала?

— Нет… Он же на другом берегу…

Среди рослых лейб-гвардейцев выделалась худенькая фигурка подростка. Он носил казачью шинель, набросив ее на плечи и не вдевая руки в рукава… как основатель правящей ветви династии Михаил Александрович Романов, прекрасный кавалерист и отчаянный рубака. В последнее время я мало виделся с Павлом… но что-то подсказывало мне, что из него со временем выйдет достойный правитель, не хуже отца. Он был жестким и в то же время смышленым. Жизнь его била, и била сильно, совсем не по-императорски, но он с честью это выдержал, даже будучи подростком. Проблема была в том, что его мать, вдовствующая Императрица, и Ксения Александровна, родная тетка и регент престола, люто ненавидели друг друга и постоянно интриговали, о чем знал весь Петербург. Подростку расти в атмосфере ненависти и недостойных интриг… в том нет ничего хорошего…

Я ошвартовал лодку. Волнение усилилось, лодку било о причал. Для Ксении Александровны принялись переставлять штормтрап, я же просто прыгнул на причал. И был просто счастлив, что прыжок не отозвался уколом боли в пояснице… с этой проблемой я все-таки справился, как бы трудно это ни далось…

— Ваше Величество…

Павел почему-то не ответил.

Ксения Александровна поднялась по трапу, опираясь на руку одного из офицеров лейб-гвардии. Немного прихрамывая, подошла к нам. Я готов был поставить сотенную, что с ее ногой во время нашей поездки ничего не случилось…

— Сударыня… — сказал Павел, — я принужден напомнить вам вашу же науку. Дела государственной важности не обсуждают в будуаре.

— Ах, Ваше Величество… Мне просто пришло в голову прокатиться на катере, подышать свежим воздухом в приятной компании. Я очень благодарна адмиралу Воронцову за то, что помог мне развеяться и забыть государственные дела.

— Государственные дела не любят, чтобы о них забывали, — сказал Павел, — тем более что и у меня есть разговор к адмиралу. Сударь, извольте следовать за мной. Честь имею, сударыня…

Если описать мое состояние в этот момент — я был в полной растерянности. Да, у молодого, не достигшего еще полного совершеннолетия Государя был молодой двор, как был он у его отца в бытность его наследником. Однако молодой двор — это ни в коем случае не политическое образование. Первая задача молодого двора — ввести в свет молодых барышень из хороших семей и помочь каждой из них подобрать себе подходящую партию. Вторая — окружить наследника друзьями, с тем чтобы потом друзья стали придворными, министрами и советниками, чтобы Император знал каждого из них, знал, что от кого ждать и кому какое дело можно доверить. Но молодой двор не имеет никакого отношения к политике. Павел же, будучи несовершеннолетним, вел себя как полноправный Государь. И самое главное — Ксения ему подыграла!

Новости…

Мы поднялись по недавно построенной лестнице к свитским корпусам дворца. Павел шел быстро… за ним приходилось поспевать не только мне, вице-адмиралу русской службы, неоднократно раненному, но и лейб-гвардейцам. Наверху, на площадке, рядом с машинами, стояли солдаты лейб-гвардии Семеновского, увидев несовершеннолетнего Императора, ему отдавали честь.

Прошли к Белому дворцу. Совсем недавно ему исполнилось ровно сто лет. Сейчас — сто четыре года.

Павел собственноручно открыл тяжелую дубовую дверь, мы прошли коридорами, поднялись по лестнице и завершили свой путь на балконе. Балкон висел в воздухе, за ним был лес, вдалеке виднелось море…

— Оставьте нас, господа… — приказал он сопровождавшим его телохранителям.

Те немедленно подчинились.

— Сударь…

— Ваше Величество…

— Моя тетя… — Павел стукнул ладонью по ограждению балкона, — излишне легко относится к тому, что требует самого серьезного к себе отношения. Вот и сейчас вместо того, чтобы спросить у вас совета относительно государственных дел, она всего лишь позволила себя пригласить на морскую прогулку.

— Ваше Величество, позвольте выразить сомнения в том, что я имею право давать советы по государственным делам…

— Имеете, господин адмирал, имеете. Моему отцу было достаточно ваших советов, почему я должен ими пренебрегать?

Павел говорил совсем как взрослый. В Константинополе что-то определенно происходит… в его возрасте у него должны быть совсем другие заботы.

— Ваше Величество, я нахожусь в отставке, и…

— До этого сослужили прекрасную службу моему отцу и моему деду. Довольно слов, меня интересует Афганистан.

— Афганистан, Ваше Величество?

— Да, Афганистан. Если ты видишь, что успел закопаться, не лучше ли прекратить копать? Этой философской максимой поделился со мной Великий князь Николай, будучи проездом в родном городе.

Сын…

— Полагаю, Великий князь Николай скоро будет бывать в Санкт-Петербурге не только проездом…

— Учение, которое он проходит в Цюрихе и Франкфурте-на-Майне в будущем сослужит немалую службу Престолу. Так что не стоит торопить события. Но я не услышал ответа, господин адмирал. Вы так же считаете, что мы должны покинуть Афганистан?

— Никак нет.

— Почему?

— Потому что, если ты не идешь на войну, война придет к тебе, Ваше Величество…

Павел неверяще посмотрел на меня.

— Это самые достойные слова, которые я слышал с утра.

— Увы, Ваше Величество, если речь идет про Афганистан, слов тут недостаточно, слова — самое малое, что там потребно…

Малолетний Император, пусть будущий, но все же Император, кивнул, соглашаясь.

— Дед доверял вам.

— Да, Ваше Величество…

— Отец доверял вам.

— Мы с ним были друзьями с детства.

— В таком случае и я доверяю вам и вашему мнению. Расскажите мне, что происходит в Афганистане.

— Ваше Величество, я не был в Афганистане уже четыре года. Осмелюсь спросить: почему вас так интересует Афганистан?

— Потому что я хочу служить в Афганистане.

Вот так-так… Интересно, а Ксения знает?

— Тетя ничего не знает. И не должна знать. Это дело касается мужчин.

— Это гибельное дело, Ваше Высочество, — сказал я.

Вообще-то я должен был сказать совсем другое. И порадоваться за то, что нам на смену идет достойное поколение. Стальное поколение, поколение, готовое к борьбе. И один из его представителей готов служить своей стране, причем там, где страшнее всего. Но вместо этого — я сказал совсем другое…

–… В каком роде войск вы собираетесь служить?

— Парашютно-десантные войска… если не возьмут в спецназ.

— Проблема, знаете, в чем, Ваше Величество? В том, что жизнь дается один раз. Ваш отец не одобрил бы ваших намерений.

— Почему?

— Потому что он был офицером. И хорошо понимал одну вещь: каждый должен быть на своем месте. Офицер не менее важен, чем солдат, без грамотного, инициативного, думающего офицера солдаты попадут в ловушку и погибнут. Если офицер будет просто подниматься впереди солдат в атаку, а не руководить боем, он просто погибнет, только и всего.

Мелькнула мысль в голове: а сам-то ты разве по-другому поступал?

Да, признаю, офицер из меня как-то не получился.

Павел покачал головой.

— У меня нет за спиной Суворовского училища. Никто не может дать рекомендацию на поступление. Я рассчитывал на вас, сударь, как на близкого друга моего отца. Но если ваша позиция такова…

— Павел, на том свете я не хочу отвечать перед твоим отцом за это.

Но Павел четко и раздраженно отдал честь:

— Честь имею, сударь. Не смею вас больше задерживать…

До дома я добрался на катере, там переоделся. Сделав пару звонков, выехал к себе, в городской особняк в Одессу, в смятенных и расстроенных чувствах. Настолько смятенных, что по дороге едва не врезался в ограждение, разделяющее дорогу и обрыв. Это привело меня в чувство — только вчера лично полировал свой старый «Олдсмобиль», и еще не хватало — ободрать его о заграждения на дороге. Машина редкая, с реставрацией потом хватишь лиха. Это неприятное происшествие на дороге относительно привело меня в чувство.

Дело вот в чем… как бы это правильно объяснить. Был в Российской империи такой писатель, фамилия у него была… нет, не вспомню. Отслужил в пограничной страже в не самом приветливом месте — Туркестанский военный округ, граница с Афганистаном, потом начал публиковаться, писал книги для подростков. И вроде бы хорошие книги, но дело в том, что его излюбленным сюжетом было попадание подростка, мальчишки в критическую ситуацию. И в этой критической ситуации он делал то, что подчас было не под силу и взрослому, военному, офицеру, даже прошедшему специальную подготовку. Соответственным образом он побеждал всех антигероев и добивался своей цели. Именно этих мальчишек — каюсь, прочитал пару книг по совету — напомнил мне сейчас несовершеннолетний еще Император.

Беда только в том, что в жизни так не бывает.

Проблема даже не в неравенстве сил. В жизни бывает по-всякому… в бытность мою Наместником ко мне привели озлобленного, одиннадцатилетнего больного пацана. Какой-то ублюдок дал ему самодельный двуствольный пистолет — ничего другого не было, и пояс шахида, видимо, тоже не смогли смастерить — и отправил его убивать. Этим оружием он воспользовался с предельной эффективностью — два выстрела и два трупа, казак и офицер. Таких убивали на месте… но на этого у много чего повидавших, озверевших от крови казаков просто рука не поднялась. Привели ко мне… я с самого начала довел до всех, что никто не получит взыскание, если приведет ко мне кого-то или сообщит что-то, заслуживающее, по его мнению, внимания, даже если потом это окажется полной чушью. Привели… хотели узнать имя того ублюдка, который послал этого пацана с самоделкой, чтобы нагрянуть и расквитаться. Слышали, что мне удается расколоть самых отпетых и террористы боятся, и боятся лично меня. С этим пацаном мы проговорили несколько часов… разговор напоминал разговор глухого со слепым, в конце концов, отправил его в закрытый интернат. А что прикажете делать? Надеюсь… он жив до сих пор… интересно было бы напомнить ему сейчас его слова: волей Аллаха мы убьем всех неверных, сколько бы их ни было, и будем жить по шариату. Он и сейчас так же думает?

А если вспомнить тот случай на открытии завода? Если вдуматься — еще страшнее. Еще один пацан, вообще без оружия, все его оружие — черенок от лопаты, пластиковая бутылка и черный носок. Он прекрасно знал, как охраняют меня, он прекрасно знал, что, увидев гранатометчика, снайперы просто откроют огонь на поражение и будут разбираться потом, потому что идет война. И он умрет, даже не забрав с собой ни одного врага… умрет просто для того, чтобы в чашу наших грехов капнула еще одна капля невинной крови, и, может быть, когда-нибудь эта чаша переполнилась бы. Он был готов даже на это… во имя экстремистских идеалов, какие вбил в его голову какой-то ублюдок-исламист.

И вот туда, в этот ад, в этот бурлящий ненавистью котел отправить будущего Императора?!

А кого же еще?!

У двери, конечно же, не было ни машины, ни конвоя, положенного Регенту, но я понял, что Ксения уже здесь.

Дворецкий закрыл дверь. Выразительно показал глазами на кабинет… в который я вообще-то приказал никого не пускать в мое отсутствие. Но Ксения Александровна, конечно же, прошла туда…

Дубовая дверь кабинета затворилась за мной с едва слышным скрипом.

Так… Диван, поза умирающего лебедя, небрежно отброшенная в сторону сумочка. Господи, Ксения, когда ты перестанешь лицедействовать и станешь самой собой — ведь ты далеко не такая плохая, какой хочешь показаться. С чего тебе пришло в голову, что гибрид Екатерины Второй и баронессы Рэтчер, премьера Соединенного Королевства восьмидесятых, — это то, чем ты должна выглядеть?

Я молча открыл спрятанный в стене за потайной панелью бар. Бутылки содержались там не так, как обычно, а в полной темноте, на боку, на специальных подставках и при оптимальной температуре и влажности. Часть бутылок была родом с виноградников, принадлежащих мне.

— Шампанского, сударыня?

— Нет… Вина. Красного вина.

Вот даже как…

— Вина?

— Да, черт возьми, вина. Хочу напиться до чертиков.

— Сударыня, чрезмерное употребление спиртного для прекрасной дамы чревато грехопадением, о котором она потом сама же и будет сожалеть.

— Кому, как не вам, это знать, — огрызнулась Ксения.

Выпад был злым и явно незаслуженным. Но я молча проглотил это, открыл бутылку вина, присланного с Азовского побережья. Там были очень плохие условия для виноградарства — снег зимой, каменистая почва и чудовищные ветра, обнажающие корни лозы. Но именно поэтому опытный виноградарь мог сделать там просто потрясающее вино. Для того чтобы получилось хорошее вино, винная лоза должна страдать. Кто думает по-другому, тому прямая дорога в дешевую винную лавку, где вашему вниманию будут представлены десятки сортов ординарных вин, водянистых, иногда и спиртом крепленных, с виноградников, орошаемых установками, управляемыми компьютером…

— Прошу, сударыня.

Ксения опрокинула бокал, как заправский гвардеец, одним глотком. Я немного покачал бокал, чтобы увидеть, как вино на его стенках показывает «ножки», один из отличительных признаков густого, хорошего, настоящего вина. При вращении вино покрывает стенки бокала, потом, когда центробежная сила перестанет действовать, оно стекает вниз под воздействием силы тяжести. Но если вино достаточно густое, насыщенное, не жидкое, то остаются полоски на стекле. Это и есть «ножки». Вино было цвета крови и очень насыщенным.

Полюбовавшись на ножки — увы, только в бокале, — я отпил глоток. И в самом деле, неплохо…

— Еще?

Ксения послушно подставила бокал, я же ограничился тем, что у меня было. Сейчас не время напиваться, голова должна быть трезвой. В бокале оказалось намного больше вина, чем это принято по правилам.

— Хотите напоить меня, господин адмирал…

— Сударыня, я слишком хорошего воспитания, чтобы пользоваться минутной слабостью женщины…

— А жаль… — Ксения отпила из бокала, задумчиво на меня посмотрела и заключила: — Очень жаль…

Вот и пойми этих женщин…

— Ну, как… — Ксения с какой-то недоброй усмешкой в глазах смотрела на меня поверх бокала, — аудиенция?

— Ты знаешь?

— Господи, конечно, знаю! Вы же ничего не можете скрыть, как следует! У мужиков все на лице написано, исключений нет! И болтаете — хуже нас! Он носится с этой идиотской идеей, как дурак с писаной торбой! Ездит в этот проклятый аэроклуб и прыгает с парашютом, несмотря на запреты. Господи, ты можешь себе это представить — Император прыгает с парашютом…

Я ничего не ответил.

— Он сошел с ума! — твердо сказала Ксения — Он получил неправильное воспитание! Вместо того, чтобы нанять нормальных преподавателей, чтобы отправить его в нормальное учебное заведение, Николай пустил все на самотек и занялся этой шлюхой! И вот результат!

Ксения накручивала себя. Множила счет.

— Вообще-то я полагаю дать ему рекомендацию, — сказал я.

Ксения остановилась. На полном скаку.

— Какую… рекомендацию? — спросила она.

— Существует пять территориальных учебных центров спецназа, — объяснил я, — я имею в виду армейский, не флотский спецназ. Вопреки обычному мнению, поступить туда можно не только из действующей армии, нужно просто сдать очень серьезные вступительные экзамены и представить рекомендацию. Всего одну, но это должна быть рекомендация либо командования части, либо очень авторитетного, имеющего вес в армии командира скаутов, либо просто действующего старшего офицера сил специального назначения. Павел обратился ко мне за рекомендацией, и я намерен предоставить ее.

— Только этого не хватало… Ты понимаешь…

— Я все прекрасно понимаю. Ты уже воспитала Николая, хватит. Павел воспитан правильно, он заслуживает этой рекомендации и получит ее.

— Ты хочешь быть ответственным за смерть Монарха?

— Нет, не хочу. Времени осталось более чем достаточно. Прием идет с шестнадцати лет. Пока Павлу не исполнилось шестнадцати — время у нас есть. Потом у нас еще есть два года на курс подготовки. За это время я займусь Афганистаном, если ты не против. И сделаю так, чтобы к моменту службы Павла ему там ничего не грозило…