Попроси меня. Матриархат, путь восхождения, низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 2

Александр Атрошенко

Повествование исторической и философской направленности разворачивает события истории России с позиции взаимоотношений человека с Богом. Автор приподнимает исторические факты, которые до сих пор не были раскрыты академической историей, анализирует их с точки зрения христианской философии. В представленной публикации приводится разбор появления материализма как учения от увлечения сверхъестественным и анализ марксистского «Капитала».

ИВАН III ВАСИЛЬЕВИЧ, ПОХОДЫ НА КАЗАНЬ, ПРИСОЕДИНЕНИЕ РУССКИХ ГОРОДОВ, ОРДА, СТОЯНИЕ НА УГРЕ, «МОСКВА — ТРЕТИЙ РИМ», ДВУГЛАВЫЙ ОРЕЛ

Василий II еще в 1449 г. объявил наследником престола своего старшего сына Ивана (д. р. 22 января 1440 г.) Желая приобщить его к государственному управлению, в котором военное дело стояло на первом месте, уже в январе 1452 г. Иван возглавляет походы против Дмитрия Шемяки. Женитьба наследника на Тверской княжне Марии Борисовне, 4 июля 1452 г., несмотря на юный возраст, означало признание его совершеннолетия.

Иван Васильевич уже в детстве был свидетелем княжеской междоусобицы. На его глазах произошло свержение отца Дмитрием Шемякой и Иваном Можайским. В дальнейшем, усваивая в качестве соправителя опыт своего отца, Иван Васильевич приобрел такие черты характера, благодаря которым сформировалась его «холодная жестокость», отмеченная впоследствии декабристом Н. М. Муравьевым. Иван был свидетелем как в 1456 г. Василий Темный арестовал в Москве своего троюродного брата серпуховского князя Василия Ярославовича, не остановившись перед нарушением данного серпуховскому князю «крестного целования». Василий Ярославович поддерживал великого князя Московского в его борьбе с Дмитрием Шемякой, но политический расчет оказался сильнее памяти о былых заслугах: владения Василия Ярославовича располагались вблизи литовского рубежа, с которым в случае чего могло произойти их совместное объединение. А весной 1462 г. в Москве был раскрыт заговор некоторых детей боярских и дворян с целью освобождения Василия Ярославовича. Заговорщики были казнены, несмотря на Великий пост. «Множество же народа, видяще сиа, от боляр и от купец великих, и от священиков и от простых людей, во мнозе быша ужасе и удивлении, и жалостно ирение, яко всех убо очеса бяху слез исполнеши, яко николиже тиковая не слышаша, ниже видеша в Русских князех бываемо, понеже бо и недостоин бяше православному великому осподарю, по всеи подсолнечнои сущю, и такими казьми казнити, и кровь проливати во святыи великии пост»⁵³.

Процесс становления единовластия был растянут на многие поколения, и Василий Темный, стремясь укрепить положение на престоле своего сына и наследника, в то же время не мог игнорировать старинного традиционного воззрения на свое княжение как на вотчину — имущество, подлежащее разделу между сыновьями. Поэтому в своей духовной (завещании) он предусмотрел выделение уделов для других своих сыновей — Юрия, Андрея Большого, Бориса и Андрея Меньшого, а также по обычаю — для своей жены Марии Ярославны. Но в то же время Василий Темный продолжал общую тенденцию, которая наблюдается при сопоставлении великокняжеских завещаний XIV — XV вв. Так, если Иван Калита оставил своим сыновьям примерно равное наследство, а Дмитрий Донской отдал старшему из пяти сыновей — Василию — треть владений, то Василий Темный завещал Ивану Васильевичу 16 крупных городов, тогда как четырем его братьям вместе — 12, что должно было послужить серьезной гарантией от новых усобиц. Таким образом, к концу правления Василия II были созданы важные предпосылки для преодоления удельной раздробленности и создания единого государства.

Вокняжение Ивана III произошло 28 марта 1462 г., к этому моменту ему исполнилось 22 года, он был женат и имел 4-летнего наследника. Несмотря на то, что летописи не говорят о получении Иваном ярлыка на великое княжение, но осторожный Московский князь вряд ли стал нарушать традицию и, скорее всего, принял ярлык из рук ханского посла, оставался его улусником и данником.

Начало княжения Ивана III ознаменовалось выпуском золотых монет, на которых были отчеканены имена великого князя Московского и его сына, наследника престола Ивана Молодого. Выпуск монет продолжался недолго, и был прекращен спустя непродолжительное время.

Историк Н. И. Костомаров характеризует Ивана Васильевича следующим образом: «Иван был человек крутого нрава, холодный, разсудительный, с черствым сердцем, властолюбивый, неуклонный в преследовании избранной цели, скрытный, чрезвычайно осторожный; во всех его действиях видна постепенность, даже медлительность; он не отличался ни отвагою, ни храбростью, зато умел превосходно пользоваться обстоятельствами; он никогда не увлекался, зато поступал решительно, когда видел, что дело созрело до того, что успех несомненен. Забирание земель и возможно-прочное присоединение их к Московскому государству было заветною целью политической деятельности, следуя в этом деле за своими прародителями, он превзошел всех их и оставил пример подражания потомкам на долгие времена. Рядом с расширением государства Иван хотел дать этому государству строго самодержавный строй, подавить в нем древние признаки земской раздельности и свободы, как политической, так и частной, поставить власть монарха единым самостоятельным двигателем всех сил государства и обратить всех подвластных в рабов своих, начиная о т близких родственников до последнего земледельца. И в этом Иван Васильевич положил твердыя основы; его приемникам оставалось дополнять и вести далее его дело»⁵⁴.

Вступив на престол, одной из особых забот Ивана было отношение с Казанским ханством, которое препятствовало волжской торговле, грабило приграничные волжские города. В 1467 г. Иван решил выступить против Казани. Но татары, узнав об этом, заранее приготовились к бою. Русское войско не стало давать сражение и вернулось ни с чем. Через несколько месяцев была предпринята другая попытка вторгнуться в Казанские земли. Воины дошли почти до самой Казани, нагнали страх на местное население и возвратились с добычей. В 1468 г. и в 1469 г. Иван предпринял попытки нанести удар по Казани. В 1469 г. большая рать сосредоточилась в Нижнем Новгороде, откуда двинулась по реке на Казань. Приплыв на судах к татарской столице, русские воины ударили по посаду и под звуки труб к утру ворвались в город и сожгли его. Но татары быстро опомнились и дали бой. Победителя не оказалось, Ивана III приказал войскам возвращаться в Москву. Осенью того же года вновь бы предпринят пятый по счету поход на Казань. На этот раз властитель города Ибрагим вынужден был заключить мир «на всей воле государя Московского».

В 1478 г. Казанский хан, нарушив клятвенные обеты, захватил Вятскую землю. Весной следующего года устюжане и вятичи выжгли селения по Каме, а московский воевода — по берегам Волги. Казанский хан Ибрагим запросил мира, однако вскоре он умер, оставив от разных жен много детей. После братоубийственной стычек князем Казани стал Алегам, недруг Руси. Стороннику московской ориентации Мухаммед-Эмину пришлось бежать в Москву. Он бил великому князю челом и назвал его отцом, т.е. совершил акт феодальной коммендации, признав свою зависимость от русского государства. Взамен беглец просил у великого князя «силы на брата своего».

12 апреля 1487 г. под предводительством князя Даниила Дмитриевича Холмского начался поход русских войск на Казань — последний поход XV века. 18 мая конная и судовая рати оказалась под стенами ханской столицы. Али-хан сделал попытку отрезать русских, но был обращен в бегство. Началась осада Казани. Вокруг города для полной блокировки был построен непрерывный острог — контрвалационная линия.

Осажденные казанцы не были едины. Их волю к сопротивлению ослабляли сторонники русских, которые, в конце концов, свергли хана Али, открыли 9 июля ворота Казани и выдали хана и всю его семью русским военачальникам. Русские войска вступили в Казань и начали ее разграбление.

На престол хана Казанского вновь был возведен Мухаммед-Эмин, окруженный русскими советниками. Хана Али и его семью отправили в ссылку.

Мусульманские государства — соседи Казанского ханства — Ногайская Орда и Сибирское ханство были шокированы расправой, учиненной Московским князем в независимом Казанском ханстве. Они сделали дипломатическое представление Москве, потребовали освобождения хана Али и его семьи и передать их, хотя бы за выкуп, в мусульманские страны. Однако Иван III отклонил подобные предложения. Вместе с тем, великий князь не решился идти на полное присоединение к Москве Казанского ханства, ограничившись тем, что к своему титулу он добавил слова «государь Булгарии».

Трамплином для ведения своей политики в северо-восточной части Европы, т. е. Новгорода, был Псков, поэтому Иван III при всем желании лишать города своего права голоса и подчинить их полностью Москве, должен был проявить здесь большую деликатность. Еще в 1461 г. Василий II прислал в Псков князя Владимира, которого не просили и не хотели. По сути дела это был уже московский наместник. Псковичам пришлось мириться и принять неугодного им князя, но в 1462 г., когда умер Василий II, Владимир был немедленно изгнан. «Выгнаша псковичи князя Володимира Ондреевича изо Пскова, а иные люди на вечи с степени съпхнули его; и он поехал на Москву с бесчестием к великому князю Ивану Васильевичу жаловатися на Псков»⁵⁵.

Псковский летописец сообщает, что на вече «некоторые невежественные люди» даже спихнули его со ступени.

После изгнания неугодного Владимира псковичам пришлось вновь обратиться за князем к Москве, поскольку существовать без поддержки Москвы Псков не мог. К новому великому князю Ивану III были отправлены послами псковские посадники. Тот, желая наказать псковичей за непокорность, три дня продержал послов в сенях великокняжеского дворца, отказываясь их принять. Но ссориться с Псковом в то время ему было не выгодно: Москве предстояла долгая и трудная борьба с боярским Новгородом. Поэтому Иван III дал псковичам того князя, кого они просили. Но отношения между Псковом и Москвой с этого времени стали меняться. Московские наместники забирали себе все большую власть, что привело к восстанию в 1483 г. На этот раз восставшие не решились выгнать князя, но отправили послов к Ивану III с просьбой восстановить «старину», дать им другого князя, не нарушавшего прав вече. Иван III на эти просьбы ответил отказом и требовал, чтобы псковичи признали свою вину и подчинялись московскому наместнику. Восставшим не удалось добиться успеха. Но и Иван III принял к сведению сопротивление псковичей и не настаивал до поры до времени на дальнейшем увеличении своей власти в Пскове.

Напряженно складывались отношения у Ивана III с Господином Великим Новгородом. Его городская верхушка стала проявлять активное сближение с Западом. Великий князь отправлял в Новгород послов с требованием: «Исправитися ко мне, моя отчина, нас и знайте; а в земли и в воды мои великаго князя не вступайтеся, а имя мое держите великаго князя честно и грозно по старине, а ко мне к великому князю посылайте бити челом по докончанию; и аз, свою отчину, жаловати хощу вас и в старине держати»⁵⁶. Они не желали подчиняться Московскому князю, говоря-де Новгород не отчина великого князя, Новгород сам себе господин, и склонились под патронаж Польского короля и великого князя Литовского Казимира IV. В 1470 г. ситуация обострилась, новгородцы пригласили к себе на службу Литовского князя Михаила Олельковича (Александровича) с дружиной.

По поручению Ивана в Новгород прибыл митрополит Филипп, пытавшийся внушить горожанам, что переход под власть государя «латинской веры» есть измена православию. Однако посланцев РПЦ выдворили из Новгорода. После ухода князя Олельковича послы Новгородцев, во главе с вдовой бывшего посадника Марфой Борецкой, заключили с Казимиром договор, по которому Новгород отдавался под власть короля Польского и великого князя Литовского при сохранении новгородских обычаев и привилегий. Этого Иван вынести уже не мог.

Решающая кровопролитная битва произошла 14 июля 1471 г. на р. Шелонь, где новгородское войско было разгромлено, вся боярская верхушка попала в плен. В руки Ивана попала грамота, подготовленная для Казимира, с точки зрения Московского князя она стала свидетельством измены новгородцев своему отечеству. За свою вину новгородцы должны были выплатить сумму в 16 тыс. рублей, четверо главных зачинщиков были публично казнены, остальных отправили в коломенскую тюрьму. Дальнейшее прикрепление Новгорода к Москве послужили внутренние раздоры, жители, недовольные на самоуправство посадника Ананьина, обратились с мольбами на него к Ивану III. В конце октября 1475 г. Иван выехал из Москвы в Новгород для разбора дела, а 26 октября в Городище состоялся княжеский суд. Подобная ситуация в корне меняло народное сознание, поскольку здесь на лицо происходило пренебрежение традицией, по которой должностных лиц судили только вече и совет господ. Произведя суд, Московский князь демонстрировал усиление своей власти, и то, что только князь способен защитить народ. Иван счел обвинения в сторону посадника и его сторонников правильными, арестовал их и отправил в Москву. Кроме того взял с них штраф на сумму 1500 руб.

Несмотря на все, новгородцам понравился справедливый суд и теперь многие стали искать правду в Москве, а Иван III вызывать жителей Новгорода для суда в Москву, чего прежде никогда не было. Хитрая политика великого князя, настраивающая новгородцев на главенство Москвы, вызывало неудовольствие бояр, у них по-прежнему были сильны польские настроения.

В мае 1477 г. они подняли мятеж против великого князя и убили его сторонников. Новгородские события вновь заставили Ивана III отправиться с войском наводить порядок. 27 ноября московские полки, расположились на льду озера Ильмень. В ходе многодневных переговоров Иван III проявил твердость, — ни на какие уступки согласия не дал и объявил, что в Новгороде не будет ни вече, ни посадника, а вечевой колокол, древний символ «Господина Великого Новгорода» будет снят и отправлен в Москву. Однако Иван пошел на уступки, обещая новгородцам оставить ряд привилегий: право сношений с соседней Швецией. Обещал не выселять новгородских бояр из города и не привлекать новгородцев к московской службе.

Твердая позиция Ивана III совпала с изменой внутри Новгорода. Глава новгородской рати В. В. Шуйский перешел на сторону великого князя и теперь новгородцам ничего не оставалось, как принять условия Ивана III. 15 января князь И. Ю. Патрикеев с четырьмя московскими боярами получил от новгородцев грамоту с 58 печатями о том, что они обязываются верно служить Ивана III, и стал приводить новгородцев к крестному целованию, затем были поставлены новые наместники. Однако все эти действия не возымели должного результата, менее чем через два года наместники стали доносить, что сам владыка Феофил и некоторые знатные новгородцы ссылаются с Польским королем Казимиром и хотят восстановить прежние вольности. Ситуация осложнялась тем, что Польский король вошел в союзнические отношения с Золотой Ордой и планировал совместный поход на Москву, кроме того, политикой централизации стали недовольны его братья Андрей Большой и Борис Волоцкий они отправились в Псков для дальнейшего отъезда в Литву. Однако все эти события не остановили Ивана III. В октябре 1479 г. он с небольшим отрядом, якобы с миром, подошли с городу, но горожане отказались открыть ему ворота, тогда стало все очевидно. Вслед за ним подошло и основное войско. Только после того, как пушки стали обстреливать город, владыка города, новый посадник, тысяцкий и другие важные лица Новгорода вышли к Ивану. Заняв город, Иван начал методическую расправу. Архиепископ Феофил был сведен с кафедры и отправлен в Чудов монастырь в Московском Кремле, вместо него был поставлен старец Троице-Сергиева монастыря Сергий. Были выявлены и казнены 100 человек заговорщиков, другие 100 знатных семейств были разостланы по городам бывшего Московского княжества. В 1480 г. 50 наиболее богатых новгородских купцов были отправлены во Владимир, в 1482 г. более 7000 новгородцев были переведены в различные города, на их место приехали жители Москвы и других центральных городов. Политика переселения оказалась более эффективной, нежели аресты и казни.

Большое сопротивление по присоединению к Москве оказал некогда Новгородский город Вятка. В 1489 г. против вятичан выступило войско во главе с Даниилом Щеней и Григорий Морозовым. Город сдался, главные противники Москвы были повешены, остальных представителей знати с женами и имуществом разослали по разным центральным городам.

Рязанский князь Василий еще во времена Василия Темного был взят в Москву и там воспитан. В 1464 г. Ивана III отпустил его на родину, а, поскольку, он был женат на сестре великого князя, Анне, связь с ним не прерывалась. В 1483 г. князь Василий умер, оставив свои владения старшему сыну Ивану. Тот предпочел сразу заключить договор с великим князем, по которому значился младшим братом и имел права удельного князя, а после смерти Ивана Рязанского в 1500 г. его сын попал еще в большую зависимость от великого князя.

С Тверским князем Михаилом Борисовичем отношения складывались дружественные, пока была жива первая жена Ивана III Мария. С 1484 г. Михаил стал отдаляться в сторону Литвы и даже вступил в родственные отношения с Казимиром. Наконец, был заключен договор, по которому Тверской князь обязывался помогать своему новому родственнику и явно имел антимосковскую направленность. Это понял Иван III и он сразу направил свое войско в Тверскую землю. Казимир не пришел на помощь, и Михаилу пришлось признать главенство Москвы. Через некоторое время Тверской князь опять попытался сблизиться с Литвой и отправил к Казимиру гонца, но тот был перехвачен и доставлен в Москву. 8 сентября 1485 г. московское войско окружило Тверь. После того, как посады были сожжены, тверская знать в массовом порядке стала переходить на сторону Ивана III. Сам Михаил под покровом ночи бежал в Литву, а его владения перешли в собственность великого князя. В Твери он оставил наместником старшего сына Ивана.

Верейский князь Михаил Андреевич долго сохранял независимость. Он был союзником Ивана III и активно помогал ему в борьбе с ордынцами. Породнился с великим князем, женив своего сына Василия на племяннице второй жены Ивана III, Софье Палеолог. Через некоторое время между ними произошла семейная ссора (вероятно, не случайно) и Иван III обрушился на Верейского князя. Василий бежал в Литву, а его отец лишился своего удела.

В 1474 г. после смерти Юрия Дмитровского, Иван III без всякого совета с остальными братьями присоединил его владения к своим. В борьбе с ордынцами братья Ивана III Андрей Угличский и Борис Волоцкий, смогли выторговать у него некоторые территории за оказанную им помощь. После смерти младшего брата, Андрея Меньшого, великий князь по завещанию получил все его владения. Через некоторое время Иван III обновил договора со средними братьями, теперь они должны были поддерживать его во всем. В 1491 г. Иван III приказал братьям послать войска на помощь своему союзнику — Крымскому хану Менгли-Гирею. Андрей не подчинился. Тогда по приказу великого князя его схватили и бросили в тюрьму. В конце 1494 г. он умер в заточении. Борис Волоцкий умер своей смертью и передал удел сыну. Но тот уже никакой самостоятельной роли не играл.

Русские князья, проживавшие на Литовских землях и подчинявшиеся Казимиру, с симпатией смотрели на успехи великого князя и вскоре стали иметь желание перейти к нему на службу. В 1483 г. на службу к Ивану III прибыли князья Воротынские, Иван и Семён, вместе со своими отчинами и захваченными городами Серпейск и Мещовск. В это же время великокняжеские воеводы Денис Щеня и Василий Патрикеев взяли Вязьму, приехал служить и князь М. Р. Мезецкий, приведя с собой пленными двух родных братьев, которых сослали в Ярославль. Сын Казимира, Александр, став великим князем Литовским, решил упрочить положение своего таявшего государства браком с дочерью Ивана III, Еленой. Однако этот брак не улучшил отношения между соседями. Вскоре начался массовый переход князей на сторону Ивана III. Вместе с собой они забирали свои волости, так Чернигов, Стародуб, Галич, Любеч, Рыльск, Новгород Северский вскоре стали за Московское княжество. Александр решил выступить в поход. Решающая битва произошла 14 июля 1500 г. на р. Ведроша. Литовцы были разбиты, а сам гетман К. Острожский попал в плен. Вместе с тем другие воеводы взяли Торопец, Оршу, Мстиславль.

В 1492 г. на берегу р. Наровы, напротив крепости Нарва, возводится русское укрепление — Ивангород. Этим Иван III закрепил на северо-западе границу Руси. Вместе с тем земли Русского государства расширялись и на восток. С 1487 г. Казанское ханство считало себя вассалом Москвы, одновременно с этим началось присоединение поволжских народов: чувашей, мордовцев, марийцев.

Отношения с Ордой, и без того бывшие напряженными, к концу 1470-х г. окончательно испортились. Орда продолжала распадаться: на территории прежней Золотой Орды, помимо непосредственно приемника — Большой Орды, образовались также Астраханская, Казанская, Крымская, Ногайская и Сибирская Орды. При Иване III, если принять во внимание насколько выросли силы Москвы, объединившей большую часть русских земель, и насколько ослабла Орда, зависимость от нее становилась анахронизмом.

Используя все более осложнявшиеся отношения хана Большой Орды Ахмата с Крымским ханом Менгли-Гиреем и турецким султаном, Иван III стал выплачивать дань хану не регулярно. В 1471 г. Ахмет вступил в союзнические отношения с великим князем Литовским и Польским королем Казимиром, а в 1472 г. с войском подошел к Алексину, сжег город и остановился у Оки. Вскоре сюда же стали подходить и основные силы великого князя.

Узнав о приближении новых войск, Ахмет поспешно ушел в степь. После истории с Алексиным Иван III полностью прекращает выплату дани Орде. Однако хан делает вид, как будто ничего не произошло. В 1476 г. в Москву прибыло новое посольство от Ахмата. Оно, как рассказывает «Казанская летопись», опираясь на давний обычай, потребовала дани и предъявило, при этом, Ивану III ханское изображение или «басму» с тем, чтобы он ей поклонился. «Великий же князь, — говорит летописец, — ни мало, ни мало не убояся страха царева, но, приим басму, лице (е) го, и плевав на ню, и излама ея, на землю поверже и потопта ногами своима»⁵⁷, после чего приказал послов убить, а «единого же отпусти жива, носяще весть ко царю, глаголя: „да яко же сотворих послом твоих, тако же имам тобе сотворите, да престанеши, беззаконниче, от злаго начинания своего, еже стужати нам“»⁵⁸.

Существует известие, что Иван III поступил так решительно под влиянием Софьи Фоминичны, гордость которой не могла переносить унизительной зависимости от татар.

Карамзин отмечает влияние великой княгини Софьи Палеолог, часто говорившей Ивану III: «Долго ли мне быть рабынею Ханскою?»⁵⁹. Еще ранее она, послав дары жене хана, писала ей, что имела видение, и потому желает создать храм на Ордынском подворье (где сооружена была церковь Николы Гостунского); просит его себе и дает вместо него другое. Царица согласилась, татары остались без пристанища в Кремле, чего и домогалась Софья. Она же убедила Ивана III не встречать ордынских послов, которые обыкновенно привозили с собой басму или болван хана. Древние князья Московские всегда лично должны были встречать их далеко за городом, слезать с коня, тогда как они сидели на лошадях, и принимать их с большим почетом. На том месте, где бывала эта встреча, впоследствии во время Ивана III был создан храм.

Поступок великого князя означал полный уход Русской династической зависимости. Это было уже фактом, поскольку хан ничего не мог сделать, ему оставалось только ждать подходящего момента, который, по его мнению, вскоре и замаячил на горизонте. В феврале 1480 г. младшие братья Ивана III Андрей Большой Угличский и Борис Волоцкий, подняли мятеж, к которому присоединился и митрополит Феофил. Причина недовольства состояла в том: что, после кончины второго по возрасту брата Юрия Васильевича, в 1474 г., его владения полностью перешли к Московскому княжеству, т.е. к Ивану III, а не были разделены между всеми братьями, что также ничего не досталось братьям великого князя и после завоевания Новгородской земли, и что Иван III объявил старшего своего сына Ивана «великим князем», соправителем, на деле означающее быть его наследником.

По существу, в отношениях братьев столкнулись противоречия, когда одна сторона не желала своего ущемления и требовала «старины», другая — проводила политику возвеличивания Москвы, ее властного рода, от отца к сыну, постепенно ограничивая, выдавливая конкурентов — братьев из политической жизни Руси. К этому времени моральное положение Москвы достигло предела, когда ее князь стал называть царем, например, по исковой грамоте 1477 г. — «Господину государю великому князю Ивану Васильевичу царю вся Руси».

Иван III находился в Новгороде, когда к нему пришло сообщение о начинающейся усобице, что Андрей и Борис со своими удельными полками подались в Тверскую область. Великий князь поспешил в Москву и тотчас отправил к братьям уговаривать их кончить дело миром, но те не послушали и, в 20-х числах июля, рать их двинулась к Новгородским волостям. Тогда Иван III вторично послал к мятежникам уговаривать, Ростовского архиепископа и духовника великого князя, Вассиана Рыло. Ему удалось склонить Андрея и Бориса послать своих бояр для переговоров в Москву, но сами они направились к Литовскому рубежу и, остановившись в Великих Луках, стали пересылаться с Казимиром, прося помощи против старшего брата. Казимир в непосредственной помощи их войскам отказал, проявив осторожность, но дал город Витебск на прокормление, и вместе с тем сам поспешил известить Ахмата об усобице в Московском государстве, обещая, в походе на Москву, присоединится к нему со своим войском.

В разгар этого конфликта пришло известие о выступлении хана Ахмета на Русь. В надвигающемся столкновении с Ордой разрешение внутриполитического кризиса стало для Ивана III первоочередной задачей. Московский князь пошел на уступки. Он объявил о готовности уступить братьям Алексин и Калугу. Компромисс был найден и осенью, в канун решающего столкновения, удельные полки братьев стояли рядом с великокняжескими ратями, что послужило определенной ролью в нерешительности действий Ахмата.

О намерениях Казимира и Орды совершить поход на Русь в Москве знали. Еще весной монголы произвели разведку, появившись на правобережье Оки. Весной же Иван III заключил договор о взаимопомощи с Крымским ханом Менгли-Гиреем, который обещал нейтрализовать Казимира угрозой нападения на Литву.

Летом 1480 г. Ахмет с войском вторгся в русские пределы. Как только Иван Васильевич узнал о наступлении монгола, тотчас, кроме выдвижения главной рати к Оке, приказал воеводе Звенигородскому, князю Василию Ноздреватому, сесть с небольшим отрядом и с войсками крымского царевича Нур-Девлет-Гирея на суда и спуститься вниз Волгою, чтобы разгромить беззащитную Золотую Орду, зная, что Ахмат, по обыкновению, как все ханы, оставит в ней только жен, детей и старцев; великий князь был уверен, что как только хан узнает об этом нападении, так тот час же кинется назад защищать свои улусы.

Против подходившей Орды Ахмета Иван III во главе русских войск стал у переправы через Оку у Коломны. Младшего своего брата Андрея он послал в Тарусу, а сына Ивана — сначала в Серпухов, а затем в Калугу, поскольку хан, убедившись в надежности обороны, в начале сентября направился к левому притоку Оки, р. Угре. Маневр преследовал две цели: соединение с войском Казимира и переправу во фланг русских войск через мелководную Угру. Благодаря распорядительности московских воевод великокняжеские полки раньше татар вышли на берег реки и воспрепятствовали переправе. Началось «великое стояние на Угре».

В Москве готовились к обороне города. Великая княгиня Софья, вторая жена Ивана III, с детьми и казною была отправлена в Белоозеро. Князь предполагал отправить туда и инокиню-мать, но митрополит и архиепископ отговорили его от подобного поступка, т.к. москвичи могли воспринять это как массовое бегство (московский летописный свод и ряд других летописей осуждают даже поступок княгини Софьи). Сам Иван III долгое время был в нерешительности. Одни приближенные уверяли, что сражаться ему не стоит, т.к. он может или погибнуть или попасть в плен и держава будет обезглавлена, другие считали, что личный пример может побудить других воинов к невероятным подвигам. Дело кончилось тем, что великий князь покинул полки и 30 сентября вернулся в Москву. Но не успел он въехать в Кремль, как встретившие его митрополит и Ростовский владыка Вассиан, стали упрекать за уход от войска, поэтому прожив две недели в Красном Селе, Иван III отправился назад.

Тем временем, расположившись на Угре, Ахмат дожидался войска своего союзника Казимира, которого все не было. Польский король, в это время, сам отражал атаки крымского хана Менгли-Гирея на Подолию, и идти воевать против Москвы не мог. В летописи отмечено, что Крымский хан делал это «служа великому князю», т.е. выполняя достигнутые ранее между Москвой и Крымом договоренностей.

Прибыв к своим войскам, Иван III не спешил вступать в сражение всеми силами с монголами, а стал тянуть время, начав переговоры с Ахматом, отправив к нему посла с челобитьем и дарами. Хан обрадовался этому и ответил: «Жалую его добре, чтобы сам приехал бил челом, как отци его к нашим отцем ездили в орду»⁶⁰. Но Иван III не поехал. Тогда Ахмат послал ему сказать: «А сам не хочешь ехати, и ты сына пришли, или брата»⁶¹. Не получивши ответа, хан послал опять сказать: «А сына и брата не пришлешь, и ты Микифора пришли Басенкова»⁶², окольничего вел. князя и ездившего в качестве посла к хану, его очень уважали в Орде. Однако Иван и Басенкова не послал. Как передает летописец, Ахмат все говорил: «Даст Бог зиму на вас и реки все станут, ино много дорог будет на Русь»⁶³.

Между тем, среди московского воинства стали роптать на Ивана III в его нерешительности дать решающее сражение, причем обвиняли близких ему бояр Ощера и Мамона, которые советовали не вступать в бой с монголами.

Волновалась и Москва, а старец Вассиан, узнав о переговорах с ханом, прислал Ивану III красноречивое послание: «Ныне же слышахом, яко же бесерменину Ахмату уже приближающуся и христианство погубляющу, наипаче же на тебе хваляшеся и на твое отечьство, тебе же пред ними смиряющуся и о мире молящуся, и к нему пославшу. Ему же окаанному одинако гневом дышущу и твоего молениа не послушающу, но хотя до конца разорити христианство… Не послушай убо, государю, таковых, хотящих твою честь в безчестие и твою славу в беславие преложити, и бегуну явитися и предателю хритьанскому именоватися… Изыде убо скоро, в сретение ему изыде, взем Бога на помощь и пречистую Богородицю…»⁶⁴.

В конце октября стали крепкие морозы и реки покрылись льдом. Положение Орды становилось все более сложным. Она оказалась не готовой вести войну в зимних условиях, т.к. по сломам летописца «бяху бо Татарове наги и босы, ободралися»⁶⁵, кроме того, при выпадении снега монгольские лошади лишались корма. Когда Угра перестала служить преградой, и Иван III приказал войскам отойти назад к Кременцу, где в случае надобности можно было биться соединенными силами, это было встречено печалью и с унынием в русских войсках, считавших постыдным такое отступление перед монголами. Конец этому противостоянию положил рейд русско-монгольского отряда воеводы Ноздреватого и Нур-Девлет-Гирея в Поволжье, по тылам Большой Орды. Получив такое сообщение Ахмату ничего не оставалось, как поспешить обратно в свои владения.

Интересно описывал события свержение монгольского ига К. Маркс в оценке культурно — исторического наследия России: «Когда Иван вступил на престол, Золотая Орда уже давно была ослаблена: изнутри — жестокими междоусобицами, извне — отделением от нее ногайских татар, вторжениями Тимура-Тамерлана, появлением казачества и враждебными действиями крымских татар. Московия, напротив, неуклонно следуя политике, начертанной Иваном Калитой, стала необъятной громадой, стиснутой татарскими цепями, но вместе с тем крепко сплоченной ими. Ханы, словно под воздействием каких-то чар, продолжали служить орудием расширения и сплочения Московии. Они намеренно усиливали могущество православной церкви, которая в руках московитских великих князей оказалась опаснейшим оружием против них самих.

Чтобы восстать против Орды, московиту не надо было изобретать ничего нового, а только подражать самим татарам. Но Иван не восставал. Он смиренно признавал себя рабом Золотой Орды. Через подкупленную татарскую женщину он склонил хана к тому, чтобы тот приказал отозвать из Московии монгольских наместников. Подобными незаметными и скрытыми действиями он хитростью выманил у хана одну за другой такие уступки, которые все были гибельными для ханской власти. Таким образом, могущество было им не завоевано, а украдено. Он не выбил врага из его крепости, а хитростью заставил его уйти оттуда. Все еще продолжая падать ниц перед послами хана и называть себя его данником, он уклонялся от уплаты дани под вымышленными предлогами, пускаясь на все уловки беглого раба, который не осмеливается предстать перед лицом своего хозяина, а старается только улизнуть за пределы досягаемости. Наконец, монголы пробудились от своего оцепенения и пробил час битвы… Золотая Орда была вынуждена отступить вследствие нападения на ее столицу крымского хана. При отступлении она была разбита казаками и ногайскими татарами. Таким образом, поражение превратилось в успех. Иван победил Золотую Орду, не вступая сам в битву с нею. Бросив ей вызов и сделав вид, что желает битвы, он побудил Орду к наступлению, которое истощило последние остатки ее жизненных сил и поставило ее под смертельные удары со стороны племен ее же собственной расы, которые ему удалось превратить в своих союзников. Одного татарина он перехитрил с помощью другого…

Казалось, Иван сорвал цепи, в которые монголы заковали Московию, только для того, чтобы опутать ими русские республики. Казалось, он поработил эти республики только для того, чтобы поступить так же с русскими князьями. В течение двадцати трех лет он признавал их независимость, терпел дерзости и сносил даже их оскорбления. Теперь благодаря низвержению Золотой Орды и падению республик он стал настолько сильным, а князья, с другой стороны, такими слабыми в результате влияния московского князя на их бояр, что Ивану достаточно было лишь продемонстрировать свою силу, чтобы исход борьбы был решен…

Между политикой Ивана III и политикой современной России существует не сходство, а тождество — это докажет простая замена имен и дат. Иван III, в свою очередь, лишь усовершенствовал традиционную политику Московии, завещанную ему Иваном I Калитой. Иван Калита, раб монголов, достиг величия, имея в руках силу самого крупного своего врага — татар, которую он использовал против более мелких своих врагов — русских князей. Он мог использовать силу татар лишь под вымышленными предлогами. Вынужденный скрывать от своих господ силу, которую в действительности накопил, он вместе с тем должен был ослеплять своих собратьев-рабов властью, которой не обладал. Чтобы решить эту проблему, он должен был превратить в систему все уловки самого низкого рабства и применять эту систему с терпеливым упорством раба. Открытая сила сама могла входить в систему интриг, подкупа и скрытых узурпации лишь в качестве интриги. Он не мог ударить, не дав предварительно яда. Цель у него была одна, а пути ее достижения многочисленны. Вторгаться, используя обманным путем враждебную силу, ослаблять эту силу именно этим использованием и, в конце концов, ниспровергнуть ее с помощью средств, созданных ею же самой, — эта политика была продиктована Ивану Калите специфическим характером как господствующей, так и порабощенной расы. Его политика стала также политикой Ивана III. Такова же политика и Петра Великого, и современной России, как бы ни менялись название, местопребывание и характер используемой враждебной силы… Подведем итог. Московия была воспитана и выросла в ужасной и гнусной школе монгольского рабства. Она усилилась только благодаря тому, что стала virtuoso [LXXXVIII] в искусстве рабства. Даже после своего освобождения Московия продолжала играть свою традиционную роль раба, ставшего господином. Впоследствии Петр Великий сочетал политическое искусство монгольского раба с гордыми стремлениями монгольского властелина, которому Чингисхан завещал осуществить свой план завоевания мира…»⁶⁶.

В своей оценке Маркс неправ только в том, что не монголы воспитали русских, и как-бы передали Москве эстафетную палочку алчного раба-победителя, но русские сами выбрали систему ценностей монголов, поскольку они отражали настроения русского народа в общем. Русская система ценностей отставания, «старины держати», что значит «свободу и достоинство искати», станет диктовать российскому миру «царственности» наипростейший способ достижения устойчивой прогрессивности, в которой заложена одна цель — существование не по милостивой мудрости, а по условию справедливого достоинства. Поэтому фактор алчности (мира ограниченной ущербности) будет прописан здесь фундаментально, сильнее разжигая огонь непримиримого противостояния позиций противоположностей (структуры справедливости), высоты достоинства — низости упадка, продолжая инерционно двигаться по тысячелетней накатанной колее пути яростного восхождения эволюционной лестнице от условия червя до эффекта бога.

11 сентября хан двинулся назад через земли своего союзника Казимира, в отместку за нарушение договора грабя его территории. Нагруженный добычей Ахмат зазимовал в устье Донца, прислал Московскому князю грузное послание вернуться после зимы. «Ведомо да есть: кто нам был недруг, что стал на моем царстве копытом, и яз на его царстве стал всеми четырмя копытами; [и] того Бог убил своем копьем… А нынеча есми от берега пошел, потому что у меня люди без одежд, а кони без попон. А минет сердце зимы девяносто днеи, и яз опять у тобя буду, а пити ти у меня вода мутная»⁶⁷. Однако 6 января 1481 г. сонного Ахмата убил в степи его противник Ибак, хан Тюменской (Ногайской) Орды. В 1491 г. Иван III оказал поддержку Менгли-Гирею в борьбе с детьми хана Ахмата, вследствие чего произошло окончательное крушение Большой Орды, а в 1502 г. Крымский хан одержал полную победу над Шихматом, последним царем Большой Орды.

Так пало монгольско-татарское иго над Русью, явившееся предвестником падения большой Орды. Москва с этого времени становится столицей нового крупного суверенного европейского государства. Немалую роль в свержении ига в последнем решающем противостоянии, сыграл сам Иван III, который в сложной обстановке 1480 г. не наделал политических ошибок, проявил разумную сдержанность и дипломатическое мастерство, позволившее объединить русские силы и оставить Ахмата без союзников.

Усиление польского влияния и католической пропаганды создало в Литве много недовольных православных людей. Они стали уходить в Московское подданство вместе со своими вотчинами. Это еще более умоляло литовские силы и делало для Литвы очень рискованным открытое столкновение с Москвой. Однако оно стало неизбежным по смерти Казимира (7 июня 1492 г.), когда Литва избрала себе великого князя особо от Польши. В то время как королем Польши стал сын Казимира Ян Альбрехт, в Литве вокняжился его брат Александр Казимирович. Воспользовавшись этим разделением, Иван III начал переговоры с Александром и в январе 1494 г. добился того, что Литва формально уступила ему земли князей, перешедших в Москву (Вяземских, Новосильских, Одоевских, Воротынских), и, кроме того, признала за ним титул «государя всея Руси» в обмен на то, что Иван III не будет требовать Киев. В том же году Московский князь дал согласие выдать свою дочь Елену замуж за Александра с условием сохранения православной веры. Литовский князь, видимо, питал надежды возможности объединить всех славян через династические браки, под эгидой Литвы; эту же надежду, не мудрено понять, имел и Московский князь, только под рукою Москвы.

В течение 1495 и 1496 гг. произошли военные столкновения Москвы и Стокгольма. Три месяца русские войска осаждали Выборг, но шведов одолеть не удалось. Воеводы удовлетворились опустошением шведских сел на расстоянии 30—40 верст от границ. Иван с сыном Юрием и внуком, прибыв в Новгород, пытался повлиять на ход войны со Швецией. Состоялся поход на Гамскую землю (Финляндию). Русские войска разбили 7 тыс. шведов. Главные силы шведов ждали неприятеля в поле, однако русские не стали давать сражения, а совершив маневр, с добычей и пленниками благополучно возвратились в Москву. В отместку шведы с 2 тыс. войском взяли Ивангород, разорили его и ушли. Война окончилась, когда Датский король, друг Ивана, в 1496 г. стал Шведским королем. В результате переговоров в 1501 г. Швеция пошла на некоторые территориальные уступки России.

Сдержать обещанное Литовскому князю Александру под воздействием католических соратников было трудно, и судьба великой княгини Елены Ивановны была печальна. Это обижало великого князя. С другой стороны, к Ивану на службу продолжали проситься православные князья из Литвы. Так, Иван III принял к себе князя Бельского и князей Новгород-Северского и Черниговского с громадными вотчинами по Днепру и Десне. Поэтому взаимное недовольство скоро вылилось в войну, которая проходила с 1499 по 1503 год, причем сторону Литвы принял Ливонский орден, а сторону Москвы — Крымский хан.

Крупная победа русских войск у реки Ведроши привело вражду к перемирию, по которому Иван III удержал за собой все приобретенные им княжества. Было очевидно, что Москва в ту пору была сильней Литвы, точно так же как она была сильнее Ордена. Орден, несмотря на отдельные военные удачи, тоже заключил с Москвой не особо почетное перемирие.

Воюя со всеми более цивилизованными западными и северными соседями, Иван III стремился налаживать контакты в Европе. Москва при нем вступила в дипломатические отношения с Данией, Венгрией, Венецией. Окрепшее Русское государство входило понемногу в круг европейских международных отношений и начало свое общение со странами запада.

От первого брака с Марией Тверской у Ивана III был только один сын — Иван Молодой, родившийся в 1458 г. Он был верным помощником отца в его делах и даже звался великим князем. Но в апреле 1465 г. Мария умерла, и Иван III женился во второй раз на дочери Фомы Палеолог, бежавшего с семьей в Италию от осаждавшей Царьград армии султана Мехмеда II, племяннице последнего Византийского императора Константина XI Палеолога, убитого турками при взятии Константинополя в 1453 г., Софьи (Зои) Фоминичны Палеолог.

Второй брак Ивана III стал возможен в значительной мере благодаря дипломатической активности папского престола. В Риме были серьезно обеспечены усилениями могущества Османской империи, которая после падения Византии захватила Балканы и оказалось на границах Германской империи. Папа выступил с идей создания антиосманской лиги христианских государей. Большие надежды возлагались на Ивана III, предполагалось, что одновременно с привлечением Московского князя решится вопрос об унии православной церкви с католической, признать которую отказался Василий II.

В 1469 г. папа Павел II направил в Москву грека Юрия Траханиота с предложением великому князю взять в жены Софью Палеолог. В папском письме сообщалось, что она уже отказала таким женихам, как король Французский и герцог Миланский, не желая выходить за государя латинской веры. Посоветовавшись с матерью и боярами, Иван III дал согласие на вступление в новый брак. Осенью 1472 г. Софья прибыла в Москву, а 12 ноября состоялся обряд обручения.

Брак Ивана III с Софьей Палеолог не дал Риму желаемых результатов. В условиях, когда главной внешней политики Ивана III на востоке являлось ликвидация зависимости от Большой Орды, не могло быть и речи об участии его в антиосманских акциях. Борьба с сильнейшей военной державы Европы того времени, могла лишь обескровить Русь. Более того, для борьбы с Ахматовой Ордой Иван III заключил союз с Крымским ханством, находившимся с 1475 г. в зависимости от турецкого султана.

Фактически Иван III от своего брака выиграл больше, чем организатор его — Римская курия. Отторгая Рим, избегая какой-либо зависимости от него, политической или церковной, русское духовенство обратило внимание на одну интересную римскую мысль. В стремлении склонить Ивана III к участию в антитурецкой лиги, итальянские дипломаты сформулировали идею о том, что Москва должна стать преемницей Константинополя. В 1473 г. сенат Венеции обратился к великому князю Московскому со словами: «Восточная империя, захваченная Оттоманом, должна, за прекращением императорского рода в мужском колене, принадлежать вашей сиятельной власти в силу вашего благополучного брака»⁶⁸.

Идея, выраженная в послании сенаторов, пала на благодатную почву, форсировала закрепление двух идей, витавшие до этого времени в воздухе: Москва — оплот православия и всего христианства, и Москва, как продолжение древнего Рима — «Москва — третий Рим». Эта идея впервые упоминается митрополитом Зосимой в 1492 г. при составлении пасхалии на восьмую тысячу лет. Окончательно сформулирована эта идея в 1510—1511 гг. псковским монахом Филофеем: «Понеж убо ветхии Рим падеся Аполинариевою ересью; вторыи же Рим, иже есть Констянтинополь, Агарянскими внуцы, от безбожных Турок, обладаем; твое же, о блгочтивыи Црю, великое Росииское Цртвие, третеи Рим, блгочтием всех превзыде, и вся блгочтивая Цртвие в твое въ едино собрася, и ты един под нбсем Хртьянскии Црь именуешись въ всеи вселеннеи, во всех Хртианех»⁶⁹. Так уже совершено откровенно выражает свои идеалистические стремления старец Елеазарова монастыря. Под углом зрения равнозначности Москвы Риму теперь начинает рассматриваться и великокняжеская генеалогия, как бы ее изначальному истоку от римского корня. Апологетом такого «научного» труда является несостоявшийся, рукоположенный в Константинополе, но не принятый на родине, митрополит Спиридон — Савва. В своих трудах (которые подобно «Повести временных лет» начинаются с рассказа о разделении земли между сыновьями Ноя) он выделяет «царя вселенной» Римского императора Октавиана Августа. Август определил своего брата «Пруса — на берегах реки Вислы, в град, называемый Марборок, и Торунь, и в Хвойницу, и в преславный Гданьс, и во многие грады до реки, называемой Неман, впадающей в море. И поселился здесь Прус на долгие годы, пожил же до четвертого колена рода своего; и до сего времени по его имени зовется Прусская земля»⁷⁰ (в первой половине XVI в. герцогство Пруссии находилась в этих границах). От рода Пруса, по Спиридону, происходил и Рюрик, которого новгородцы призвали по совету Гостомысла. Впоследствии, уже доработанную другими сказателями, Иван IV будет безоговорочно верить этой версии происхождения рода Рюриковичей, приписывая себя к потомкам Августа Цезаря. Д. Флетчер в своем «О государстве Русском» описывает историю, как однажды Иван IV заметил одному английскому ювелиру: «Русские мои все воры». Английский мастер улыбнулся и сказал: «Ваше Величество изволили сказать, что Русские все воры, а между тем забыли, что сам Русский». На что Иван IV ответила: «Я так и думал (отвечал Царь), но ты ошибся: я не Русский, предки мои Германцы»⁷¹ — намекая тем, что он наследник не только Священной Римской империи, но и древнего Рима.

В переписке Иван IV с Польшей и Литвой, по поводу возможности избрания его в короли, он открыто выразил мысль, что русские самодержцы являются таковыми не в отдельных своих представителях, а в отчином родовом преемстве этого титула и его значения и это, в свою очередь, являлось превосходством русского самодержавия перед другими подобными ему видами автократии. «Кроме нас да Турецкого султана, — писал Грозный, — ни в одном государстве нет государя, котораго бы род царствовал непрерывно чрез двести лет, — потому они и выпрашивают себе почести; а мы от государства господари, начавши от Августа кесаря из начала веков, и всем людям это известно»⁷².

В XV в. оформляется теория происхождения русских государей от римского императора Августа, которая логично доходит до своего апофеоза в идеи культурно-политического наследия, — Москва — третий Рим. Эти теории отвечали новой политической ситуации: выход России на международную арену и превращения ее в одну из ведущих стран Европы, и требовали уравнения русского государя с другими европейскими государями. Вероятно, Ивану III хотелось встать в один ряд с императорами Священной Римской империи, чьим символом был двуглавый орел, а также быть наследником римского величия. Поэтому вслед за теорией Москва — третий Рим, в 1497 г. появляется серьезное новаторство в геральдике: Большую печать Ивана III украсил двуглавый орел. До этого официальная геральдика ограничивалась изображениями Креста, Спаса, Богородицы, Георгия Победоносца и других святых. Таким образом, двуглавый орел стал первым на Руси «нехристианским» плюс анималистическим символом, который в последующей истории использовался в качестве официального государственного знака.

История появления двуглавого орла уходит в глубокую древность и изначально была связана с мировоззрением древних людей о гармонии мира. Двуглавие в те времена была символом небесного свода, солнечного рассвета и заката. Двуликий Янус изначально почитался римлянами как бог солнца и небосвода. В «Ригведе» ту же роль играли близнецы-всадники Ашвины, в греческой мифологии — братья Диоскуры: Кастор и Полидевк. Поэтому самую видную птицу не могло обойти внимание людей, в своем искусстве отображавшие характерные черты как лидеров, так и в целом всего общества.

Свойство орла летать выше всех птиц и захватывать добычу очень удачно тогда совпало с природой общества и ее власти быть выше и непобедимой, т.е. достойней. Поэтому орел становится солярным символом — образом солнца, которое над всеми, и которое, в мистицизме, т.е. в гармонии, дает миру все необходимое, а вследствие этого становится божественным, а уже затем и царским знаком, параллельно приобретая свойства гармонии в образе второй головы. Фактически двуглавый орел собою дополнил матриархальные символы гармонии мира, и что показательно, уродство природы стало ее отражающим элементом.

Символ двуглавого орла был широко распространен в культуре Шумерской цивилизации. Шумеры наносили его на печати, на стены, на сосуды и другие изделия и сооружения. Иногда орла изображали с жертвой в когтях (обычно с зайцем). Шумерологи считают, что двуглавый орел символизировал шумерского бога грозы и ливней Нинурту. Благодаря своей булаве, которая была увенчана орлом, Нинурт побеждал и в войнах, и укрощал непокорных. Дальше исследователи находили двуглавого орла в культуре индоевропейского народа хеттов, которые увенчали орла царской короной. Царь у хеттов именовался «солнцем», а двуглавый орел, таким образом, становился символом обожествляемой власти. У хеттов орел изображался с зайцами в когтях, символизирующие сумерки, тьму, зло. Орел, схвативший зайца, олицетворял победу царя над его врагами, света над тьмой, добра над злом. От хеттов двуглавого орла заимствовали мидийцы, персы, арабы, армяне, турки-сельджуки, монголы, византийцы, в общем, весь свет гармонии.

В Древнем Риме полководцы имели изображение орла на своих доспехах, это был символ главенства над войсками. Позднее орел стал исключительно императорским знаком, символизирующий верховную власть, так, символ Римской империи со времени Юлия Цезаря был императорский жезл с фигурой орла — священной птицы Юпитера. Появление второй головы произошло в 330 г. вследствие разделения империи на части — восточную и западную. В 326 г. император Константин Великий делает своим символом двуглавого орла (или, по другим источникам, Юстиниан I), и с этого времени двуглавый орел — государственный герб, несущий основной смысл «единения противоположностей», единства двух частей империи.

Рим, вообще, мало заботит божественное, но модель пространства для столь значимой империи непременно должна существовать. Этого требует веяние времени и сама складывающаяся внутриполитическая ситуация. Но будучи превосходными практиками-прикладниками римляне с недоумением воспринимали идею обобщения и оформление своих достижений в науке. Зачем, раз греки уже все придумали, надо учить у них богатых детей и получать от них модные доспехи, этого достаточно. Поэтому только Боэция (ок. 500 г.), повторяя греков, осторожно сформулировал мысли эллинистической философии: «Всё, слагающееся из противоположностей, объединяется и сочетается некой гармонией. Ибо гармония есть единение многого и согласие разногласного»⁷³.

После распада Римской империи двуглавый орел прописался в эллинистической среде Византийской империи, фактически стал символом, но негласным, он не был гербом Византии, не изображался на печатях и монетах, но был на знаменах, одежде, разных предметах императоров, а также на вещах связанных с патриархом и митрополитом, т.е. собою отображал духовное мировоззрение византийского общества о гармонии-симметрии мира, его обновление (спасение в христианской интерпретации) посредству этой симметрии, и которое греками было старательно втиснуто в христианство. Однако золотой двуглавый орел на красном фоне был личным символом последней византийской династии — Палеологов (1261—1453). Племянница последнего императора Константина XI Софья привезла его с собой в Москву в 1472 г., но на государственной печати ее мужа Ивана III он появился лишь с 1497 г., а Генрих Штаден в своих «Записках о Московии» времен Ивана IV указал деталь, что цвет двуглавого орла на опричненом дворце был черный, как в то время изображался орел Священной Римской империи или орел Болгарии. По всему, складывается впечатление, что Софья в большей степени привезла с собой не орла, а новое к нему отношение — орлиная символика была весьма распространена в Западной Европе и потому она не вызывала сильного интереса, поскольку Москва рассматривала себя отдельным миром, но теперь появлялась легальная возможность оформления этого символа, в принципе указывающее на величественность, и которой на Руси не спеша воспользовались уже впоследствии, поскольку непосредственно к Софьиному орлу в Москве было двойственное отношение, с одной стороны, как законной преемственности от Византии, поскольку Москва очень ревниво относится к законности вообще, с другой, всем действием притом старательно подчеркивая именно непреемственность российского орла от византийского, этой неполноценной демократическо-подобной формации, выстраивая тем мостик преемственности в Рим, к Августу Цезарю, или, на худой конец, к германцам, к Прусу, и в то же время, в вертлявой позиции быть выше и независимым и вообще сравниваемым с Богом на небе, ни к тому и ни к другому, ни к кому, поскольку все они (и Рим, и Священная Римская империя, и Византия) неполноценны… В конечном итоге, взятие двуглавого орла Москвой было закономерным шагом и финалом прослеживающийся тогда общей тенденции, когда русские княжества стремились морально возвыситься, уравняться с европейскими королями, и некоторые из них даже брали имперскую символику, как, например, Черниговское княжество XIII столетия, или, в «Хронике Констанцского собора» Ульриха фон Рихсенталя еще от 1416 г. герб Руси изображен в виде двуглавого орла (герб Ruthenia), символика, принадлежавшая тогда Галицко-Волынскому княжеству. Таким образом, хищническим уродцем симметрия стала символом духовно-политической чистоты Московии, которая своею погружённостью в состояние собственного достоинства, величественности и независимости, была настолько умственно приторможена, что символ симметрии у нее оказался чуть ли не в самую последнюю очередь всего мира гармонии (точнее сказать, прогармонии), причем в стремлении к высоте «Небес» след появления этого символа запутывался так ловко, своей отстраненностью от т.с. недостойных, неполноценных передовых стран этой символики, что создает впечатление, будто он вырос буквально из неё самой… — достойными были «божественные» азиаты, и если бы они проявили себя в истории этого периода несколько цивилизованней, Москва непременно вывела бы от них (к примеру, от Персии) и свою генеалогию, и все царские символы.

Первыми детьми Софьи и Ивана были девочки, но в марте 1479 г. родился сын, носивший два имени — Гавриил и Василий, а затем и еще несколько сыновей. Отношения между Иваном Молодым и Софьей сразу приобрели враждебный характер, каждый намечал свою сторону быть в наследниках великого князя. В связи с этим в противовес Софье и ее сыну Василию московская сторона стала использовать идею, которая, несмотря на византийскую интерпретацию, исключала какую-либо роль второй жены Ивана III в принятии Русью ее наследия. Так, в «Изложении пасхалии» митрополита Зосимы 1492 г. подчеркивалась идея восприятия Москвой той роле, которую играл ранее Царьград, а Иван III сравнивался с «царем Константином», но вне всякой связи с Софьей. Представление о том, что Руси еще задолго до Софьи было предназначено принять на себя византийское наследие, а Москве стать новым Царьградом, выразилось в «Сказании и князьях Владимирских» Спиридона-Саввы, написанном уже при Василии III, когда автору было 91 год. В нем говорилось, как император Константин IX Мономах передал своему внуку Владимиру Мономаху, будущему великому князю Киевскому знаки царского достоинства: «от своей главы венец царский», сердоликовую коробку, владельцем которой был «Август, царь римский», и иные драгоценности. Тем самым в произведении Спиридона-Саввы выражалась идея принятия Русью византийско-римского наследия задолго до женитьбы Ивана III на Софье, и, соответственно, законности передачи власти от деда к внуку, т.е. от Ивана III к Дмитрию Ивановичу.

Еще до своей второй женитьбы Иван III следуя примеру своего отца, сделал своим сопроводителем сына Ивана Ивановича (Молодого), которому передал великокняжеский титул и, уходя в 1471 г. в поход на Новгород, оставлял его за себя в Москве. Как соправитель княжич Иван Молодой подавал немалые надежды и хорошо проявил себя во времени стояния на Угре, вместе с князем Даниилом Холмским не позволил хану Ахмату переправиться через реку.

В 1482 г. Иван Молодой женился на Елене Волошанке, дочери молдавского «господаря» Стефана Великого. Этот брак был выгоден обеим сторонам, так как укреплял позиции Молдавского княжества перед лицом как Казимира IV, стремившего поглотить его, так и Менгли-Гирея, наследника Ивана III, постоянно угрожавшего Молдавии. Для Ивана III брак его сына представлен собой случай признания за ним роли защитника православия, поскольку Молдавия являлась православной страной.

В октябре 1483 г. у молодых родился сын Дмитрий. Московская сторона все больше набирала вес перед Софьиной. Однако в 1490 г. Иван Молодой разболелся «комчагою в ногах» — подагрой. Для его лечения Софья пригласила прибывшего из Венеции в составе группы итальянских специалистов — архитекторов, инженеров, ювелиров, призванных Иваном III к Московскому двору, лекаря Леона, прозванного московитами Леоном Жидовином. С соизволения Ивана III Леон начал лечить Ивана Молодого: «Лекарь же дасть ему зелии пити и жещи нача стькляницами по телу, вливая горячою воду; и от того ему бысть тяжчая»⁷⁴. Сегодня трудно сказать был ли он повинен в злых замыслах, но 7 марта 1490 г. Иван Молодой умер. Иван III был в горе. Вспомнив, что лекарь головой своей ручался за жизнь его сына, князь казнил итальянского врача. Слухи же о причастности Софьи к смерти наследника ещё очень долгое время бродили в верхах. История передачи Софьи семейных драгоценностей, принадлежавшие Иван III еще от первой жены, своей племяннице, слухи о причастности ее к смерти Ивана Молодого, а также возможности возвышения греческих родственников, чуждые русского боярству, главной опоре престола, все это послужило тому, что в 1497 г. Иван III принял решение передать престол своему внуку Дмитрию, притом особым способом — чином церковного венчания.

Возвышение власти Московского князя нашло выражение в такой «новации», как венчание на великое княжение. Церемония венчания была наделена большим смыслом: источником великокняжеской власти вновь становится происхождение, а не воля Золотоордынского хана; утверждалась наследственная монархия, поддерживаемая духовными силами, отраженная в гордой фразе Ивана III: «Мы Божьей милостью государя на своей земли изначала от Бога».

Несмотря на решение Ивана III передать престол Дмитрию сторона Софьи не желала сдаваться. Что бы собрать силы, они склоняли на свою сторону служивших при великокняжеском дворе боярских детей. Были приглашены бабки-ворожеи для приготовления отравы. Зародившуюся смуту Ивана III удалось пресечь в самом начале. Опираясь на поддержку Боярской думы, а также московского наместника князя И. Ю. Патрикеева и воеводы князя С. И. Ряполовского, он расправился с заговорщиками. Василий был взят под стражу, Софья удалена от двора, многих казнили и посадили в тюрьму. После этого началось приготовление к церемонии венчания на великое княжение внука Дмитрия. Оно состоялось 4 февраля 1498 г. в Успенском соборе Кремля.

На церемонии венчания Иван III благословил 15-летнего будущего князя, возложив на него шапку «Мономаха», а митрополит осветил происходящее и произнес поучение юному князю. Затем Дмитрий посетил Архангельский собор, где находится кладбище-усыпальница его предков и молился им об их (сказать, мистическом) заступничестве. После Архангельского собора он побывал в Благовещенском.

Однако, несмотря на все происшедшее, вскоре Дмитрий попал в немилость Ивану III. Династическая внутренняя борьба продолжалась и после его венчания, где любой промах наследника выставлялся его противниками великим преступлением. В 1498 г. Василий получил титул великого князя, что вызвало недовольство Боярской думы. Бояре видели за всем этим происки Софьи и ее сторонников, которые грозили не только выделением нового крупного удела, но и возможной повторения внутренней смуты, которая была при Василии Темном, а также устранение законного наследника — Дмитрия Ивановича. Но Иван III твердо решил осуществить задуманное: передать Василию Новгород, тем самым ослабить Боярскую думу, лишив бояр тех колоссальных новгородских вотчин, которые они получили в результате присоединение Новгорода.

Иван III сломил сопротивление бояр в 1499 г., приказав казнить Патрикеева и Ряполовского, а также двух сыновей московского наместника — Василия и Ивана. Эти казни наглядно показали, что для Ивана III ничего не значили ни знатность рода, ни служба, ни родственные связи. Так, Патрикеев был правнуком великого князя Литовского Ольгерда Гедиминовича и сыном дочери великого князя Московского Василия Дмитриевича, Марии, следовательно, двоюродным братом самого Ивана III, которому всегда верно служил. Ряполовский был зятем Патрикеев и имел за личные заслуги титул «слуги и боярина».

Расправившись с видными членами Боярской думы, Иван III провел конфискацию вотчин в Новгородской земле. Земли были розданы на пометном праве детям московских бояр, что позволило усилить новгородское ополчение и укрепить в бывшей республике власть великого князя.

В апреле 1502 г. Дмитрий вместе с матерью оказался уже в полной опале, его лишили титула и посадили «за приставы». Иван III пошел на такой тяжелый шаг даже несмотря на то, что это грозило натяжкой отношений с Молдавией. Вскоре официальным наследником был провозглашен Василий. За ним Иван III, осознавая основную причину распада земель от ее деления наследникам, оставил почти все свои владения. Василий получил всю Москву с окрестностями, Тверское и Новгородское княжества. Вятскую, Псковскую земли и часть Рязанской. По данным С. Соловьева Иван III завещал Василию 66 городов. Его же братья получили разбросанные по разным местами города в количестве всего 30. Кроме того, они не имели право чеканить монету, собирать торговые пошлины и вершить суд.

С 1503 г. Иван III сильно болел, всеми делами занимался Василий. В апреле 1503 г. умерла Софья, а в январе 1505 г. в заточении умерла Елена Волошанка. Невесту Василию сначала искали в соседних странах, но наиболее подходящая кандидатура, дочь Датского короля Елизавета, предпочла стать женою бранденбургского курфюрста. Тогда поиски претендентки перенеслись на русскую почву среди знатных фамилий, тем более что для сына нелюбимой всеми гречанки была необходима опора в русском обществе. Согласно сведениям С. Герберштейна (вероятно преувеличенным) к Василию во дворец было доставлено 1500 знатных девиц, которых на нормальность проверили повивальные бабки. Из них выбрали 500, затем их этих — 100, а затем — 10, и из этой десятки Василий выбрал себе Соломию, дочь Юрия Константиновича Сабурова, представителя древнего разветвленного и многочисленного костромского боярского рода, в который входили Годуновы и Вельяминовы — Зерновы, и потому могущий стать мощной поддержкой Василию (возможно, эти выборы невесты были профанацией, а выбранная изначально была у Василия на примете).

Свадьба Василия Ивановича с Соломией Сабуровой состоялась 4 сентября 1505 г. Вскоре после этого 2 октября умер Иван III. Перед кончиной старый князь лежал парализованный и думал только о спасении души. Он даже распорядился освободить внука — Дмитрия, у которого сразу же появились сторонники среди знати. Но как только Иван III скончался, его тут же опять бросили в теплицу, где через три года умер, по слухам, дошедшим до С. Герберштейна, то ли от голода и холода, то ли задохнувшись в дыму.

Иван III был дважды женат, на Марии Борисовне, дочери Тверского князя Бориса Александровича, и византийской царевне Софья Фоминичне Палеолог, племяннице последнего императора Византии, Константина XI. После себя он оставил 5 сыновей и 4 дочери.

Годы правления Ивана III ознаменовались успехами во внутренней и внешней политике. В его правление Московское княжество территориально расширилось — когда в 1462 г. он принял престол, то государство составляло 400 тыс. км², а после его смерти в 1505 г., оно составляло более 2 млн км². Объединение ранее раздробленных русских земель в единое государство требовало единства правовой системы. В сентябре 1497 г. в действие был введен Судебник — единый законодательный кодекс, в котором отразились нормы таких документов, как Русская Правда, Уставные грамоты (Двинская и Белоозерская), Псковская судная грамота, ряд указов и распоряжений Московских князей.

Время правления Ивана III также охарактеризовалось масштабным строительством и приглашением в Россию иностранных специалистов, итальянцев, греков, меньше немцев, возведением храмов, развитием зодчества, расцветом летописания. Так, были возведены Успенский собор (1479), Грановитая палата (1491), Благовещенский собор (1489), построены 25 церквей, интенсивное строительство Московского и Новгородского Кремля. Построены крепости Ивангород (1492), в Белоозере (1486), в Великих Луках (1493).

Сохранилось описание внешности Ивана III сделанное венецианцем А. Контарини, в 1476 г. посетивший Москву и удостоившийся встречи с великим князем. По его словам Иван был «высок, но худощав; вообще не очень красивый человек». Холмогорский летописец упомянул прозвище Ивана — Горбатый, что возможно, говорит о сутулости великого князя. Одно прозвище, данное современниками — «Великий» — в настоящее время используются наиболее часто. Помимо этих двух прозвищ, сохранились еще два прозвища Ивана III: «Грозный» и «Правосуд».

О характере и привычках Ивана Васильевича С. Герберштейн, побывавший в Москве уже при Василии III, писал следующее: «Женщинам он был до того страшен, что если какая случайно попадалось ему навстречу, то от его взгляда только что не лишилась жизни»⁷⁵. О нуждах простолюдин он не сильно задумывался: «Не было к нему доступа для бедных, обиженных и притесненных сильными»⁷⁶. Не обошел Иван вниманием и традиционный порок русских князей — пьянство: «За обедом он большею частью до того напивался, что засыпал, а все приглашенные между тем от страху молчали; проснувшись, он протирал глаза, и только тогда начинал шутить и был весел к гостям»⁷⁷. «Великий Стефан, воевода Молдавский, — пишет Герберштейн, — часто вспоминал о нем на пиршествах, говаривал: „Иоанн, сидя дома и покоясь, увеличивает свое царство, а я, ежедневно сражаясь, едва могу защитить границы“»⁷⁸. Известно, что Иван III прислушивался к советам Боярской думы; дворянин И. Н. Берсень-Беклемишев (казнен при Василии III) писал, что великий князь «против собя стречю [возражения] любил и тех жаловал, которые против его говаривали»⁷⁹. Андрей Курбский тоже отмечал любовь монарха к боярским советам; впрочем, судя по словам оппонента Курбского по переписке, Ивана IV, отношения Ивана III с боярами были отнюдь не идеалистическими. С татарами Иван III вел политику покорности: «Хотя он и был весьма могущественным, однако принужден был повиноваться татарам. Когда приближались татарские послы, он выходил к ним на встречу за город и выслушивал их стоя, тогда как они сидели. Его супруга, которая была родом из Греции, очень досадовала на это, и ежедневно говорила, что она вышла замуж за раба татар; потом она убедила супруга притвориться больным при приближении татар для того, чтобы наконец когда нибудь уничтожить этот рабский обряд»⁸⁰.

Иван III правил 43 г., его смерть наступила ночью 27 октября 1505 г. Во время правления Ивана Васильевича раздробленная Русь начала превращаться в Россию, причем само слово — Россия — стало официальным наименованием государства, в повседневность входит титулование Московского князя «государем всея Руси», определение, «самодержец».

Иван III управлял территориально возросшим государством с неограниченной властью над подданными, имел большое сходство со своим внуком-царем. В его время в официальных документах закрепляется формула обращения к государю, которая распространяется на все категории служащих людей: «Се яз, холоп твой…» На государственной печати великого государя был изображен всадник, сражающийся с драконом, а по краю шла надпись: «Иоанн Божией милостью господарь всея Руси и великий князь». В годы правления Ивана III за малейшее ослушание лишались жизни представители знатнейших и славнейших княжеских и барских фамилий. Обычным явлением стала доселе на Руси неизвестная унизительная «торговая казнь» — публичное наказание кнутом. Не случайно отдельные историки сохранили сведения о том, что его иногда называли Грозным, как и внука. Такая аналогия между двумя государями — дедом и внуком — имела глубокое основание связи с тем, что Иван III, как и Иван IV, был крут на расправу, представлял свою власть ничем не ограниченную в отношении своих подданных, за которым не признавал ни каких прав, был типичным тираном и деспотом, которыми так богата эпоха позднего средневековья, когда действие мистицизма, потерпевшего сильный удар от христианства, особенно в период его настоящего действия от проповедования и изучения в образовательных школах, еще открыто проявляло злобную природу своего духа.

Примечания

53

Полное Собрание Русских Летописей. Том двадцать третий. Ермолинская летопись. Тип. М. А. Александровой, СПб, 1910, стр. 157.

54

Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях ея главнейших деятелей. Книга первая. Господство Дома Св. Владимира. X — XVI-ое столетия. Шестое издание. Литературный Фонд, СПб, 1912, стр. 201—202.

55

Полное Собрание Русских Летописей. Том пятый. Псковская и Софийская летопись. Тип. Эдуарда Праца, СПб, 1951, стр. 34.

56

Полное Собрание Русских Летописей. Том третий. Новгородская вторая и третья летопись. Тип. Импер. Акад. Наук, СПб, 1879, стр. 279—280.

57

Полное Собрание Русских Летописей. Том девятнадцатый. История о Казанском царстве. Тип. И. Н. Скороходова, СПб, 1903, стр. 200.

58

Там же, стр. 200—201.

59

Карамзин Н. М. История государства Российскаго. Том VI. Издание второе. Тип. Н. Греча, СПб, 1819, стр. 91.

60

Полное Собрание Русских Летописей. Том шестой. Софийская летопись. Тип. Эдуарда Праца, СПб, 1853, стр. 231.

61

Там же, стр. 231.

62

Там же, стр. 231.

63

Там же, стр. 231.

64

Библиотека литературы Древней Руси. Том 7. Наука, СПб, 1999, стр. 388—390.

65

Полное Собрание Русских Летописей. Том шестой. Софийская летопись. Тип. Эдуарда Праца, СПб, 1853, стр. 231.

66

Библиотека Гумер — история. Маркс К. Разоблачения дипломатической истории XVIII века. Электронный ресурс. URL: https://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/diplomat_history/01.php (дата обращения: 09. 06. 2021).

67

Горский А. А. Москва и Орда. Ломоносовъ, Москва, 2016, стр. 197—198.

68

Зайцев И. В. Между Москвою и Стамбулом. Очерки. Рудомино, Москва, 2004, стр. 90.

69

Собрание Государственных Грамот и Договоров. Часть вторая, служащая дополнением к первой. Тип. Селивановскаго, Москва, 1819, стр. 97.

70

Русская социальная политическая мысль XI — XVII века. Хрестоматия. Моск. универ., 2011, стр. 178.

71

Д. Флетчер. О государстве Русском. Издание третье. Тип. А. С. Суворина, СПб, 1906, стр. 19.

72

Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Книга вторая. Том VI — X. Второе издание. Общественная польза, СПб, 1896, стр. 241.

73

Памятники музыкально-эстетической мысли. Музыкальная эстетика западноевропейского средневековья и возрождения. Перевод В. Зубова. Музыка, Москва, 1966, стих 166.

74

Полное Собрание Русских Летописей. Том шестой. Софийская летопись. Тип. Эдуарда Праца, СПб, 1853, стр. 239.

75

Записки о Московии барона Герберштейна. Перевод И. Анонимов. Тип. В. Безобразова и комп., СПб, 1866, стр. 21.

76

Там же, стр. 21—22.

77

Там же, стр. 22.

78

Там же, стр. 21.

79

Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи археографическою экспедициею Императорской Академии Наук. Том первый. 1294—1598. Тип. II Отделения Собственной Е. И. В. Канцелярии, СПб, 1836, стр. 144.

80

Записки о Московии барона Герберштейна. Перевод И. Анонимов. Тип. В. Безобразова и комп., СПб, 1866, стр. 22.