Попроси меня. Матриархат, путь восхождения, низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 2

Александр Атрошенко

Повествование исторической и философской направленности разворачивает события истории России с позиции взаимоотношений человека с Богом. Автор приподнимает исторические факты, которые до сих пор не были раскрыты академической историей, анализирует их с точки зрения христианской философии. В представленной публикации приводится разбор появления материализма как учения от увлечения сверхъестественным и анализ марксистского «Капитала».

ГАРМОНИЯ

Во времена, когда Русь была повержена монголами и долгое время находилась в состоянии зависимости, приостановивший торговый и культурный обмен ее с другими частями света, на Западе, происходила эпоха Возрождения, Ренессанса, возврат к античному миру, его философии и архитектуре, давшему этому новое развитие. Другим важнейшим этапом существования европейской цивилизации в X — XIII вв. стало формирование современных государств. Так, в Англии в 1215 г. была принята первая конституция — Великая хартия вольностей, а в 1265 г. — появился парламент. Во Франции при Филиппе Красивом (1285—1314 г.п.) были созваны Генеральные штаты, наделенные законосовещательными функциями, в Германии при Максимилиане I в XV в. создается Имперский сейм — Рейхстаг. Пронизанная мистикой философия, в том числе и христианская, во многом склоняется к светскому характеру, прославлению человека и его дел, от чего получила название гуманистической (от лат. «humanus» — человеческий), — матриархальный дух «единства противоположностей» начинает прославлять человека, т.е. выделять его из всего животного мира, копируя тем Бога-Творца, у Которого человек — венец творения, но под своим прежним вектором, — человек — высокое достоинство природы, подчеркивая тем его превосходящее состояние и удерживая последователей дальше в системе гармонии, — если в Боге человек это элемент природы с повышенными возможностями, то в мистицизме — в состоянии супер. Гуманистические идеалы, смешанные с христианством, и от того в целом не в полную силу проявленные на Западе давали иллюзию милостивости, становились как бы вторым христианством, красивой выдумкой борющихся с Богом и разуверившихся в христианскую церковь (как правило, монашеского уклона) людей.

Для последователей идеи Просвещения гуманизм подразумевается положительной формой, — гуманизм вообще произвёл подмену понятий, где «человеческий» стало явлением сплошной позитивности до выражения высокой комплиментарности, а все его негативные качества были отнесены к разряду дикой природе зверей, в которую человек своим вхождением не входит, и соответственно, имением не имеет. Поэтому для людей (относящих себя к европейской светскости) гуманизм представляется идеалистической формулой — будем жить правильно, т.е. хорошо, т.е. дружно, помогая друг другу для общего благополучия. Но в подавляющем факторе мира ущербного благословения система гуманизма разворачивается в полную силу, проявляет все свои свойства — быть человеческим, со всеми его качествами (это то же самое, как фактор поведения, например, собаки по-собачьи). Поэтому, когда «хорошо» ограничено, гуманизм означает несколько иное — повезло тому, кто оказался в хорошем месте, «под солнцем». Продолжая эту цепочку, вскрывается настоящая подноготная этой системы, — воспользоваться возможностями, чтобы оказаться в хорошем месте — воспользоваться приемами хитрости, ловкости, лживости, наконец, прямого силового давления на конкурентов, чтобы оказаться в хорошем месте — любыми способами и средствами захватить «тепленькое местечко», оградить себя и свое благополучие от любых посягательств, вплоть до зачистки «всё и вся», способное иметь свое отдельное мнение, уничтожения всех заподозренных в недружелюбие, не ставших благодарными рабами. Исходя из приведенной цепочки отношений система гуманизма раскрывается объектом сил обмана — пропагандируя и предполагая высокие человеческие идеалы, гуманизм, своим идеалистическим положением прекрасно сформулированное М. Горьким — «все в человеке, все для человека» помимо установки «своя рубашка ближе к телу» ставит объект самодостаточности в состояние гордости, чувства превосходства и эгоизма (что открыто приветствуется гуманистами — «и поднялся во всей гордости своей, во всей своей прелести мысли и чувства» (М. Горький, «На дне»), несет все низменные проявления человеческой природы, с внешней иллюзорностью хорошего и доброго начала является системой духовного бандитизма, которая, рано или поздно, неизменно переходит в реальное проявление. Система гуманизма может быть вполне успешна в небольшом племенном устройстве, когда все члены общества знают друг друга, видят, кто, чем живет, т.е., иначе сказать, присутствуют соседские отношения и абсолютнейший контроль всех за всеми — иначе говоря, примитивная прозрачность исходящая из самого фактора простоты условия, и, конечно, с более-менее адекватным его главой, но в масштабном обществе, где отдельный человек находится в большей закрытости, когда невозможно за всеми уследить, людьми со своими стремлениями, страстями, элементы системы нацеленной на свободу, входившая, таким образом, в фазу хаоса и скрепляющаяся своей противоположностью — централизованностью, это устройство разделяется на два лагеря — гуманизма верхов, сильных мира, и гуманизма низов, и эти два вида гуманизма, несмотря на как бы единую цель — общего благородства и благоденствия, исходя из положения вещей ограниченного благословения, точнее сказать, самоограничения от духа величины, выстраивавший природу целостности-крепости от мира предложения, рано или поздно абсолютно противонаправляются с вытекающими отсюда последствиями в виде бунтов, переворотов, революций.

Следует отметить присутствие в гуманизме фундаментального фактора «единения противоположностей», т.н. гармонии. Но в единении нет противоположностей, а в противоположностей нет единения — это противоречие, т.е. «0», поэтому, с одной стороны, такое положение существует волшебным образом только в гармонии, которой в действительности нет, а с другой, поскольку настоящей противоположности не может быть принято, — целостность не может разорваться, а нецелостность стать целостностью, — даже в природе «единения противоположностей» противоположность не отличается от другой противоположности и поэтому вся картина представляет лишь фактор множительности одной по природе состояний, существует иллюзорным образом бизеркального отражения.

В мире творческого начала дух противодействия, т.е. тормоза, что значит гармония, выдает себя за милого безобидного зайчика и даже мудрое произведение Божественного искусства, но при анализе ее качеств открывается природа темной бездны с замашками всепожирающего хищника.

Хитрец выдает «единение противоположностей» за Божественное единение всего мироздания. То есть, настоящее единение это когда нет противоположностей, а противоположностей нет тогда, когда нет целостностей, т.е. система (ы) разрывается, и, таким образом, единение есть результат единения с Богом, который одаривает. В гармонии же все наоборот, «единение противоположностей» происходит в результате закупоривания систем, создавая ситуацию, при которой, под общим видом дружелюбности и милостивости, но временной необходимости, а потому по русской поговорке — «в добровольно-принудительном порядке», силы вытягиваются из составляющих для их же последующего объединения. Поэтому в результате единения первого случая происходит быстрое движение вперед, а в результате второго случая — как говорится — «шаг вперед и два назад». Можно привести показательный пример. Две руки человека это две разные части одного тела, т.е. все это одно тело. Но с точки зрения гармонии руки это противоположности, т.е. отгородившиеся настолько, что превратились в суперличности, поэтому каждая из них сама по себе, и поэтому в гармонии, по русской пословице, «правая рука не знает, что делает левая», и тем более не указ друг другу, и поэтому здесь требуется объединительный момент, чем и является общее тело, как третья суперличность в цепкой связи с обоими заставлявшая соблюдать вынужденные условия совместного пребывания. Или, можно привести пример иначе. Настоящее единение это автомобиль и водитель, образно говоря, с мозгами, а лживое, это автомобиль и водитель с преобладанием животных рефлексов. Целостность как бы и там и там, но в одном случае она с мозгами и потому является нецелостностью, а дисгармонией и творческим процессом, где мысль не потакает нервной замкнутой системе человека и потому ее разрывает, в результате чего движение происходит соразмерно здравомыслию дающееся от Бога, а в другом, мыслительный дар не выходит за рамки обслуживания нервной системы, конструируя, таким образом, целостность системы, т.е. людей в структуре материи, без сознания (примитивного сознания), представляется процессом зацикливания, где, с одной стороны, происходит ублажение нервно-рефлексной системы движением достоинства сильного рефлекса, а с другой, любой самый сильный рефлекс неизбежно затухает, поскольку в гармонии, с одной стороны, величина силы рефлекса наталкивается на противоположную величину силы рефлекса, а с другой, поскольку вообще вся система стремится к покою и экономит свою энергию. Точкой экстремума последнего примера можно назвать единение деталей автомобиля, соответственно, революционным процессом становления упорядоченности из хаоса, что с позиции гармонии одновременно является и процессом движения, или, абсолютным экстремумом, два автомобиля, процесс единения которых должен вывести на новый уровень их способностей.

Гармония, как позиция природы величины, представляется сочетанием-согласием (сказал бы лирик или хитрец), уравновешиванием (по мнению практика-техноря) сил и законов. Поэтому гуманизм — это давление закона. Но по своей природе закон эгоистичен — закон мертв и не имеет внутренних сдерживающих рамок, он представляет собой ограниченность и зависит от того, кто его установил, и потому природа закона преходящая, смертная, и потому закон преследует цель отдаления свей кончины до бесконечности, — вследствие этого он стремится распространить свою власть до бесконечности, иначе говоря, целостность всегда голодная. Это внутренняя составляющая духа гуманизма. Поэтому чем больше личность или общественная система вовлекается в гуманистические идеалы единения, тем сильнее становится не обществом согласия, закона, где все по закону, а обществом природы закона, где эгоизм расцветает пышным цветом, а властный — доминирует над здравомыслием… P.S.: — так что властитель хочет быть выше всех законов, даже собственных, как бог, к чему стремятся и все остальные… — здесь всё не в терпёж, и в то же время в бесконечном терпении.

Мир сложности это мир динамики, мир простоты менее динамичный — тормознутый, поэтому состояние благоуспешности в примитивном обществе более растянуто во времени, создавая иллюзию верности мировоззрения целостности бытия, поэтому гуманизм в примитивном обществе торжествует и всемирная человеческая история этому наглядное подтверждение, когда на раннем этапе своего существования племена были подвержены поклонению различным культам-идолам с центральной идеей благоденствия общины, достигаемое через принцип сбалансированного единения и его устойчивости в факторе труда. Именно поэтому силы мистицизма культивируют идею старины как благоденственное время состояния тормоза, сотрудничества человека и Люцифера через связку идол-гармония (единение-согласие), гармония в племенном устройстве, гармония племени с окружающим его миром и наглядным идолом, символизирующим эти отношения. Именно поэтому гуманистические системы, в затворнической ограниченности, и в неустойчивости предчувствующие свою кончину, стремятся к распространению, а достигнув огромных размеров (империй) становятся не в состоянии удержать примитивным устройством, старым мировоззрением, состоянием покоя, размеры своего государства, рушатся, — гуманизм либо настраивается на военный уклад и поглощает, либо его поглощают внешней системой гуманизма, либо превращается в гнилое покойственное общество, так называемое «единения противоположностей», «верхов» и «низов», где «верхов» хоть и меньше, но один стоит десятерых из «низов» и потому прекрасно уравновешивается, и рассыпается, либо достаточно неплохо сохраняется в деревенском укладе, небольших городах с деревенским укладом (например, у Аристотеля полис в идеале должен быть не более 10 000 человек), выжидая, когда пробьет его час к распространению… P.S.: Природа целостности стремится к гармонии, т.е. к бесконечности, достигнув чего обретает абсолютный покой — резвость целостности иллюзорна, ее цель — покойственный сон. Гармония это то место, где, образно говоря, птицы не поют и деревья не растут, где песня без слов, многочисленность которых упирается в тупик всеобщего монотонного единообразия, где при точности выстроенного направления нет ориентиров будущего, где верность мудрого рассуждения на поверку оказывается всеобъемлющей клеветой, где ум покинул мозг, и все элементы преобразования — движения вперед, больше напоминают раков, пятившихся назад, у которых веселой радостью является грустный восторг торжествующего стона.

Исходя из составной части Вселенной — силы, гармония, соответственно, гуманизм, представляет собой фактор энергетического сбалансирования, уравновешивающей проявления сил прямо или косвенно противонаправленных. Человеку, смотрящего на мир «со своей колокольни», кажется, что гармония это пик, наилучшее состояние, к которому нужно стремиться, точно так же как для насекомых вожделенна зажженная в темноте лампочка. Но, видимо, еще никто не подумал (или, не осмелился подумать), что само уравновешивание это смерть движению и развитию (процессу создания и формирования нового), т.е. уравновешивание — это покой, а, кроме того, фактор независимости — себявозвышения — и замкнутости, и, соответственно, застой, поэтому в мире движения и развития смерть самой системы «Гармония». Уравновешивание ведет к затуханию причин, вызывающих изменение, т.е. гармония это аксиома состояния покоя (буддистская нирвана), а творчество — дисгармония, т.е. когда нарушается уравновешивание, появляется нечто выходящее из устоявших, привычных рамок. Общая же замкнутость гармонии ведет к отставанию от незамкнутых на себе систем, деградации и верной смерти (или, тем или иным реформам, выхода из собственной гармоничности, ложных или явных). Другими словами, мир — это не когда «+» равен «—», а, наоборот, когда эти величины не совпадают, вследствие чего происходит изменение мира, а поддерживающей опорой этих величин, этого негармоничного взаимодействия в состоянии стабильности выступает третья сила — заинтересованность Бога-Творца. P.S.: Мир это не фантазии спящего мозга, не сон летаргический, но пробуждающая реальность.

Можно привести пример: день и ночь сменяют друг друга вовсе не потому, что они находятся в гармонии между собой — когда произойдет их уравновешивание, то для стороны дня наступит вечный день, для стороны ночи — вечная ночь, все остановится (а поскольку остановка одной величины в цепной реакции влечет остановку всего существующего, то это есть выражение величины «0» — гармонии Бытия, поэтому все исчезнет, Вселенная исчезнет), — и не из-за борьбы друг с другом — вообще, они не одухотворены, не имеют ни целей, ни характерности, — а, наоборот, их смена проистекает в результате движения-изменения, являвшееся следствием негармоничности. День и ночь лишь отдельные факторы, но их удачное совмещение (чередование) выявляет тонкую подгонку механизма движения под названием Бытие.

Позиция уравновешивания в гармонии ведет к положению равенства всех частей бытия, а равенство частей бытия ставит человека в положение равенства с природой, т.е. человек как часть природы, не лучше и не хуже любого элемента, что в природе эгоизма величественности величины приобретает позицию негатива, — человек — всего лишь один элемент в истории природы, Вселенной, всего лишь ничтожный организм, — тогда как Бог (весь смысл Библии) говорит, что человек это венец творения, — отсюда происходит вытекающее положение о необходимости быть в гармонии с миром, слияние с природой, т.е. идет незаметное перетягивание, Божий венец превратить в малозначительный элемент — человек как обычное животное, — в человеке Бог заложил потребность в творчестве, а сатана стремится затереть суетой эту творческую потребность, убить необходимостью, полет мысли зажать приземленностью, представляя необходимость эталоном существования общества (к примеру, по русской поговорке — «где родился, там и пригодился», т.е. нужен как фактор решения вопроса, как винтик природы, и не более, т.е. ни как неповторимая в творчестве личность): если Бог изливает милость, то сатана вкладывает заинтересованность по необходимости, поэтому история противостояния Люцифера Богу представляет собой противостояние эгоизма справедливости (уравновешивание сил справедливости) милости.

Мир является замысловатой конструкцией приспособления одного к другому, следовательно, у сложной конструкции должен быть умелый конструктор — Бог-Творец, который замыслом производит соединение, объединение-единение всех частей Бытия. Однако в позиции мистицизма процесс единения-конструирования, если так можно сказать, принимает степень, «опережающее» Бога, бесконечной сложности, суперсложностии, где приспособление является не приспособлением, или, иначе говоря, единение в гармонии это приспособление не приспособляемого, здесь единение, поистине, является изящным произведением искусства волшебной палочки.

С позиции быть дитём Бога все люди являются братьями и потому они равны во всех правах, с позиции же гармонии наоборот, все элементы вначале равны между собой, а, соответственно, значит они братья. Поэтому, как в зеркальном отражении мира Бога-Творца, в гармонии всегда «телега находиться впереди лошади», что прекрасно отображено пословицей русской атмосферы: в гармонии эпоха наступает раньше причины наступления новой эпохи.

Положение равенства перед Богом не означает равенство между собой, которое состоянием неравенства наделяется свойственными для каждого элемента отдельными талантами. Однако это положение существует и в гармонии, когда все её элементы равны перед лицом гармонии, и в то же время различны по степени своей величинности, наделяя момент различности таким же фактором талантности. Поэтому гармония копирует произведение Бога-Творца со всей своей возможности бесконечной маскировки, а вылезающие несоответствия старается не замечать позицией безразличности.

Гармония является эталоном равенства во всех отношениях, в том числе и нравственно-духовных. Поэтому главный девиз гармонии — толерантность, вследствие чего здесь допустимо всё, и потому эта система представляет собой хаос состояния «0», что, в свою очередь, является противоположностью, присутствующей в «единстве противоположностей», цементирующего единоличия.

Состояние целостности является формой сложноустроенности примитивизма, когда величина состоит из величиной бесконечности, с одной стороны, с другой, тем являясь копирующим свойством Бога в Его сложноустроенности, поэтому если Бог — Истина, то величина заявляет о собственной истинности, но в действительности несет природу тени, антиистинности, и поэтому последователи гармонии пропитаны бандитскими наклонностями — там все (копирующее Бога) говорят о правде, и все склонны к неправде. Поэтому, по русской поговорке, « здесь говорят одно, подразумевают другое, а делают третье». У русских на этот счет сложилась ещё и другая своеобразная похвально-понимающая поговорка — «быть у колодца и не напиться».

Целостность — это явление идеализма абсолютного уравновешивания плюса с минусом, т.е. такого состояния, которого в природе не существует, поэтому здесь царствует состояние супер, которое, в свою очередь, «единством противоположностей» открывается образом полнейшего идиотизма.

Гармония культивирует личностное начало, причем если гармония это состояние супер, то личностное начало тоже в степени супер, т.е. безумства, поэтому в гармонии царит культ личности, по своему копируя тем творческое начало дисгармонии, но в отличие от дисгармонии личностное начало гармонии базируется главным образом на достоинстве-силе или покровительстве более сильной структуры гармонии, следствием чего является устойчивость системы, в отличие от творческой природы, где само творчество является показателем устойчивости. Поэтому гармония это в первую очередь сила, силовое решение проблемы, что является бандитсвующей наклонностью, откровенным бандитизмом со структурой управления с главарем-паханом на ее вершине.

Все что не делается в гармонии, все является следствием одной цели — сохранение устойчивости, т.е. энергии, что, в свою очередь, лучше всего осуществляется в ее увеличении. Знакомство же с сильным (заискивание, угодничество) является хорошим способом такого сохранения или приумножения своих сил, поэтому гармония стремится к связям т.с. по блату, отражая тем картину стремления человека (общества) обойти правила установленные Богом, — однако состояние блата может быть только у немногих, поэтому все остальные, ругая блатных, завидуют им.

В структуре гармонии любой вид управления несет оттенок лживости, приобретает вид существования по блату, или откровенно бандитствующего характера. В централизации это связка своих людей, т.с. пахана и его особо близких дружков (а те по нисходящей своих, а если и не своих, то в прямой зависимости, чтоб не отличались от своих), весь остальной люд представляется благодатной средой для благоприятного пребывания бандитствующей группировки (и семейников «пахана», которые, в свою очередь, постепенно размывают этот т.с. светлый облик «авторитета», выделенный «Небесами»). В масштабе больших образований паханом становиться сам ставший, таким образом, стольный город. Армия чиновничества, феодалов, предпринимателей выгодных сфер и отраслей — «братками», которые во главе с «паханом» пребывают в благодатной, т.е. легкой и дешевой среде своего существования, как правило, находившейся в природных ресурсах, дешевом труде (дармовом в виде рабства, крепостничества, колоний), в повышенных налогах (которые фактически мало отличаются от дани) с подвластной территории, коррупционно-кормленческой форме устройства общественно-властных отношений. Несмотря на кажущиеся плюсы взаимной выгоды принципа достоинства, гарантирующие хорошую устойчивость подобных систем, исторический срок их ограничен зыбкостью стабильности от недовольства основной массы элементов, что рано или поздно приводит к смутам, переворотам, бунтам, революциям, или захватами иноплеменниками по причине слабости от общей недоразвитости: система «ты мне, я тебе» находиться в замкнутом состоянии и потому является ограниченностью, вследствие чего она всегда страдает упадком сил, энтропией, — парадокс гармонии в том, что в системе своих никто не говорит правду (лишь только малую), и приходит время, когда у главного «авторитета» теряется ориентир.

С другой стороны, если некая система находится в разорванном состоянии и происходит увеличение её возможностей (устойчивость, мощь, творчество) вследствие выхода её устройства за рамки примитивности образа взаимовыручки, гармония тут как тут, и со своей позиции она трактует это изменение волшебной формулировкой, что развитие есть условие совмещения «единства противоположностей» (сбалансированности сторон интересов). Когда же данное положение она начинает воплощать в действительность, в погоне за обретением мощи её соседями, то всё происходит до наоборот, система впадает в состояние абсолютного тормоза или её бешенной асимметрии — хаоса, из которого, если полностью не разваливается, она проваливается в очередные периоды смен покоя и хаоса, в переходных промежутках, перенимая технический опыт передовых систем, достигая следующей ступени технической мощи, в свою очередь, преподнося эту догонялочку принципом развития, параллельно совмещая всё это с ажиотажным характером (эгоизма гармонии) постановки вопроса ребром о достижении скорости развития обеспечивающей обгон неидеальных догоняемых при посредстве абсолютной идеальности способа совмещения «единства противоположностей», что в целом для гармонии является эталоном существования её феномена всеобщего саморазвития.

Равенство в гармонии является фактором идеализма существования всеобщей благоуспешности. Поэтому гармония радеет за демократический принцип. В гармоничной демократии структура бандитизма приобретает форму масштабности, т.е. когда все общество надеется уйти от фактора Божественного благословения, т.е. выйти из состояния не благословения. Подобная форма живет в иллюзиях спасения через многомыслие, а в усложняющейся системе через всеобщую коррупционность к отдельному представителю, выдвигает надежды обмануть на их взгляд немногочисленных особо коррупционных хитрецов своего общества для всеобщего процветания, соответственно — обмануть самих себя. В последнем случае исключительная близость растягивается на всех и потому становится явлением всеобщей заинтересованности, т.е. всеобщей коррупционности по отношению к Богу, в следовании не в уповании на Него, а на себя, когда народ поддерживает некую личность (парламент, правительство) выбором, чтобы затем она по близкому знакомству или за страх не быть переизбранным оказывала поддержку своим избирателям. Здесь одна заинтересованность друг в друге — все винтики системы (фактически мало отличающейся от централизованности), здесь все стремятся перехитрить самых хитрых — общество хитрецов, ленивых и гордых, здесь работа ума затормаживается, входит в состояние рефлекса, у которого нет милости. И даже в идеале этот тип управления лишь растягивает нужду на все общество, даже в благоприятных природных условиях от заклинивания мозга, но не выходит из нее, поскольку благоденствие начинается там, где дается сверх необходимости, т.е. в даре, в милости (проецируемое в реальности действием мозгового прорыва).

Демократия, как состояние народного воззрения в чистом виде, т.е. концентрированной (зацикленной) на себе системой «единения противоположностей», представляет собой сумму ограниченного сознания, что в конечном результате является все той же ограниченностью лишь с более раздвинутыми рамками ограничения, где сознание старается понять окружающий мир и в своей масштабности обманчиво принимает утверждение, что все не могут ошибаться, считая за истину (полагаясь на общее мнение) представление о целостном устройстве Бытия. Поэтому народное правление, демократия — это вообще сброд бредовых идей, которые, их общей бандитствующей основой, поскольку необходима сила, наводившая элементарный порядок во всеобщем хаосе бреда, мастерски воплощает либо перевес грубой силы одной из сторон, либо более цивилизованное продолжение этой силы в виде равноудалённой для всех сторон интересов централизации. Поэтому в гармонии демократия, в усложняющемся мире, тяготеет к централизации, которая способна либо создать сильный кулак, но, состоянием бреда, за счет огромной цены народа, либо рассыпаться, не оправдав надежды, приводя в хаос все общество, отражением хаоса его сознания, — централизация является способом ухода от дикостей (тормознутости) демократии, но находившись в этой же природе величественной ограниченности со временем сама превращается в ещё более дикую форму образа пребывания.

Бог создал человека с потребностями больше необходимости, т.е. дисгармоничным, и, изначально проявив милость, поместил его не в жесткие рамки гармонии, а в богатую среду, т.е. дисгармоничной к человеку в позиции «+». В богатой среде, когда нет нужды в борьбе за выживание, гармония наиболее ярко отражает характер своей системы — превращается в покойственное состояние, тупеет. В момент каких-либо изменений, когда среда теряет привлекательность, гармония ищет инструмент спасения, причем самый дешевый — волшебную палочку, — развивает систему рабства, подсаживается на обмен-распродажу природных ресурсов, через не хочу занимается примитивным производством, видит спасение в спекулятивном капитализме, покидает насиженное место, в надежде подыскать более лучшее, нанимает войско для собственной охраны, или сама вооружается и проявляет агрессию, становится грабительским войском, занимается грабежом или воровством, наконец, для своей устойчивости она идет на централизованность или процент централизованности, — тупой может управлять тупыми, но самоуправление тупых выявляет ее слабое место — идеалистическая демократия, состоянием безмозглого твердолобого равенства, в спорах неповоротлива и беззащитна для угроз (особенно внешних; показательный пример тому период княжеской междоусобицы в русской истории, которую можно назвать княжеской демократией, и к чему она привела в столкновении с монголо-татарами).

Гармония оценивает своё состояние высшей степенью гениальности, но гениальность в «единстве противоположностей» равно тупизне, поэтому в системе гармонии тупость и гениальность не отличается друг от друга, и потому в гармонии тупой может управлять тупыми, что, в свою очередь, преподноситься гениальным управлением всеобщей средой лишь незначительно отсталой гениальности. В действительности система гармонии в творительной среде (в человеке, в человеческом обществе) не распадается лишь потому, что даже в уходе от Бога человек, даром Творца, не теряет мыслительно-творительных способностей, но лишь начинают превалировать личностно-эгоистические свойства. Управление в системе гармонии действует по принципу «повивальной бабки»: если не знаешь что делать и как делать, то надо просто быть жестче, а там, глядишь, используя элементарные навыки по приспособлению, что-нибудь и как-нибудь сладиться. То есть, принцип один — посильнее напугать, растолкать элементы, чтобы их движение ускорилось, и это ускорение дало бы толчок всеобщему ускорению системы. Сама гармония это обстоятельство рассматривает как копию Божественного принципа уничтожения греха, т.е. то, что не получилось. Но в отличие от Бога, Который уничтожает то, что не получилось, в гармонии состояние получилось и не получилось совпадает, и потому она слепа и не знает что нужно выкорчёвывать, и потому, тем более в стремлении обогнать Бога, она выкорчёвывает всех кто так или иначе попался под руку. P.S.: Бог делает «руками», гармония — «задницей».

Положение равенства в гармонии это аксиома. Но любое сообщество представляет собой сложное образование, требует знания и навыки до самых элементарных. Поэтому даже равенство сталкивается с потребностью наставления и направления следования. Но поскольку в гармонии все равны по способностям, то, как и в животном мире, функцию направляющего, особенного, берет на себя лучше ориентировавшийся в мире, более помнивший, т.е. старшинство. Поэтому гармония культивирует старшинство и старчество, — старшинство в истории человечества до последнего времени, президентской формы, было архиактуально, — и отвергает всем нутром, состоянием стабильности своего равенства, выделяющуюся способностями творческую дисгармоничность — живость ума. То есть гармония — это традиция стабильности позиции страха лишь бы не было хуже, отвергающая любое преобразование. Другими словами, гармония представляет собой мир застарелости, она реформируется только под нажимом силы, как отражение самой себя же, поскольку гармония есть фактор уравновешивания сил, т.е. она идет не на творческое преобразование, а на силовое копирование более сильных и устойчивых форм. P.S.: — но как можно скопировать творчество? — поэтому в результате получается лишь грубая с наименьшими затратами подделка… — либо под нажимом внешней силы, либо представ перед фактом окончательной потери достоинства, а соответственно, и устойчивости, либо, возможно, всё это суммируя, перспективу приобрести вид цивилизованности, в определенный период идти на быстрое и достаточно умелое копирование и даже примера прогрессивного творческого потенциала для всего мира антитворчества.

Здесь, в гармонии, запрещается думать — на это расходуется энергия, влекущее слабость, впадение в дисгармонию и в целом не устойчивое состояние. Все нейроны успокаиваются, и система входит в стадию медитации — летания в облаках, где существует только один принцип — волшебство. Природа «становления» увеличивается, весь мир становится пустяковым предметом, сложность — это не к ней. Любая сложность упрощается до максимальности, особенно умственная и, особенно, властная, — централизация — ее конек по эгоизму и простоте и быстрой формой приспособления в мире изменяющихся условий, поэтому в целях самосохранения гармония тяготеет к военизировано-феодальному виду устройству. Сложность в гармонии иллюзорная, отражающее иллюзию положение равенства противоположностей, а поскольку равенство противоположностей иллюзорно, иллюзорно и равенство всех частей гармонии, — и патриархальная централизация и демократия (все внутренне матриархального уклона) здесь страстно афишируются, и выставляются (порой контрабандно) целью (вечного) развития общества; в состоянии стабильности гармония входит в «полет» медитации, ее физиология упрощается до максимальности, и в таком виде способна саккумулироваться только в примитивном обществе. Любая индивидуальность, тем более творческой наклонности, выкорчевывается (не замечается, отторгается примитивизмом системы, незаинтересованностью), криминальной, не угрожающей системе — наказывается не сильно, — у них одна основа — природа-«Мать», т.е. «социально близкие» друг другу, с разницей лишь скрытого или явного криминального начала, творчество и вообще любое напряжение ума ей угрожает больше, чем криминалитет, поэтому любые проблемы предпочтительно решаются способом — «само собою рассосется», — здесь все едино, личностей, кроме самой гармонии, нет, здесь самая несговорчивая между собой демократия — борьба противоположностей — вечно развивающаяся, здесь самый либеральный либерализм, фундаментальный, который есть всеобщее единение — помутнение мозгов, и вся эта платформа всеобщей шизофрении и разброда мнений удерживается единственной личностью, которая есть супер — гармонией, — контроль и пресечение перехода значительно уменьшенных границ здесь превыше всего, как единственный способ выживания, — поэтому, если в творческой системе разрешено все, что не запрещено, то супер состояние гармонии своей подозрительностью склоняется к запрещению всего, что не разрешено. Но повальное запрещение не гарантирует исполнение элементов стремящихся обрести личность, и потому гармонии для самого проникновенного контроля за всем нужен помощник, которому она, под зорким присмотром, позволяет приобрести некоторые свойства личности, и поэтому криминалитет, в усложненной системе и при определенных условиях частично, или целенаправленно приобретающий легальную форму, где дозволительное снисхождение, с некоторым выделением в старшинство, где феодало-монополиста, где образом чиновничества с мертвящим холодком к порученному делу, где фигурой правоохранительной системы, все вместе защищавшие достоинство центра гармонии от её менее достойных элементов окраин — составная физиологическая часть этой системы, — поэтому гармония перво-наперво пестрит угодничеством, а кроме этого, или всеобщим опущением нравов, или суровостью строгого закона, феодализмом, который переходит в монополизм (кланово-кумовской монополизм), и криминалитетом, криминальным феодало-монополизмом, которую прикрывают среды бездушного коррупционного чиновничества и правоохранительной системой — и, как проявитель в действительность эгоизма независимости, гнездовье феодализма, криминалитета, чиновничества и правоохранителей помогают содержать величины в безличностном состоянии, поддерживая тем атмосферу общего единения, которое все более и более «крепчает»… — чему способствует общая система справедливо-достоинства, где достоинство есть сама гармония, а всё остальное — «ничто», включая феодализм и криминалитет, которых гармония держит также за безличность, т.с. «временно исполняющих», поскольку не терпит ни малейшей конкуренции, поэтому в стремлении к идеалу гармония рано или поздно обращается к методу зачистки всего (а если это невозможно по каким-либо причинам предпринимает все усилия, чтобы элемент покинул систему), кто, так или иначе, имеет влияние на общую атмосферу, переводя всё состояние «крепости» в ценнейшее для нее положение «0» — это и есть конечная точка постановки балансирующей справедливости. Поэтому гармония, это единство не объединяющегося, другими словами — ломка через колено, но которое гармония позиционирует за идеальное устройство, которым все элементы обязаны быть довольны и счастливы одной лишь мыслью о лучезарности и сверхсмекалистости направляющего пути скорейшего остановления для сохранения потенциала движения.

Система криминалитета существует в мире свободы, т.е. из тюрьмы криминал выходит на свободу, на волю, и в действительности это жаргонные понятия, ярко демонстрирующие насколько природа бандитизма прописалась в мире людей всеобщим употреблением этого выражения в положительном аспекте. Честный же человек пребывает в состоянии повседневного житья, которое вовсе не свобода (в Евангелие это притча о блудном сыне). Поэтому, свобода и житьё (и вообще жизнь) являются антагонистами друг друга. Свобода есть условие, т.е. правило существования, которое, исходя из этого, является позицией законничества, в котором, соответственно, существует только принцип выживания. Со своей стороны, житьё не есть свобода, поскольку обременено зависимостью, лишь относительно меньшего размера, чем прежнее, крайне несвободное. Поэтому житьё лишь относительно свободно, и своим фактором уже входит в процесс творчества, хотя бы даже по обстоятельству необходимости приспособления.

Свобода есть выражение крайней, пиковой, высокой необходимости, и поэтому она с омерзением смотрит на умеренную необходимость житья, отторгает ее, как низшую, но не абсолютно чуждую по природе. Поэтому житьё находится в положении между абсолютной свободой и абсолютным творчеством, склоняясь либо туда, либо сюда, а свобода, поскольку в «единстве противоположностей» она несвобода, стремится обрести устойчивость в несвободе, используя умеренную свободу в своих интересах, что, в свою очередь, является стимулом для появления новых форм, «творчества», процесса рождения-отпочкования, в природе склоняющейся к абсолютной свободе умеренной свободы.

Поразительно, как запутанно, словно в цепи испорченной телефонной линии, в мире людей выражается природа Бога и человека одним словом «свобода». Состояние равнозначности условия «свободы Бога» и «свободы человека» переводит человека в бога, а бога в человека, становившись, таким образом, эффектом «золотой серединой» — сущностью геройства, героем труда и побед, следовательно, тяжелого пути преодоления-аскетизма, следовательно, постановкой отброшенности, которое, в свою очередь, феноменом общей притяженностью распространяется повсюду, становиться всем. И никакого другого понятия, по крайней мере, в русском языке, не существует, что прямо указывает на изначально присутствующий здесь, да и во всем мире, давление культа героизированной свободы, проникновением во всё принципа лучшести (в состоянии страха приобрести неблаговоление, упадок в низость, стремлением к объединяющему все элементы природы образу чистоты) доминанта мировоззрения целостности мира. (Поэтому выражение максимальная, абсолютная, свобода это пояснение того, что человек изначально неправильно выражает, поскольку свобода она уже есть свобода, а в форме абсолюта в действительности означает максимальный максимум. Поэтому, по сути дела, понятие свобода должна иметь множественность оттенков, которых нет, и поэтому в мире запутанной недосказанности («язык мой — враг мой») один свободу героизирует, а другой проклинает).

Гармония — система «единения противоположностей», поэтому здесь одно является всем, а все — одним, — это по-своему сложная конструкция, копирующая сложность бытия Бога-Творца. Поэтому представление об отдельной демократии природы гармонии является игрой фантазии нездорового рассудка, где сложность пребывает в фазе наипростейшей простоты (в действительности наяву раскрывающее наипростейшую сложность мира природы гармонии, ее сумасшествие, что, в то же время, в «единстве противоположностей» представлявшееся пиком научности).

Демократия в системе гармонии это разброд мнений личностей, не слышащих друг друга, охраняющие каждый свое весомое мнение, достоинство, пограничным ограждением от всевозможного проникновения из вне. Поэтому соединение в одно целое элементов гармонии невозможно в принципе из-за самого факта существования железобетонного забора между ними, и поэтому для их соединения, нивелирования, приведения противоречия в действие, требуется «волшебная палочка».

В гармонии, кроме равенства демократии, существует принцип старшинства, являющийся ценнейшим фактором мудрости. Таким образом, и старшинство и демократия — неотъемлемые части друг друга, демократия опирается на старшинство, а старшинство на демократию. Демократия выдвигает старшинство, чтобы затем старшинство продвигала (как можно быстрее и в максимальном виде) идеи демократии. Они существует в гармонии ее природой неотделимости равенства и неравенства, и потому являются выражением качества справедливости по отношению друг к другу. Поэтому старшинство в гармонии несет функцию представителя демократии, «первого среди равных» (или, по русской поговорке касающейся, как правило, властно-блатных групп населения времени равенства материалистического социализма — «самые равные среди равных»), и эта ситуация внешне копирует Божественное положения братского равенства, только в гармонии равенство является пропастью обожествления выделенности, а в открытой системе наоборот, пропасть выделенности приближается к равенству, непреодолимая бездна есть мостик братства и сострадания.

Демократия вообще является невыгодным условием не только в деле управления системой, но и повышено затратной формой с точки зрения элементарной экономики, — т.е. богатые не потому что беспечно демократичны, но бездумье демократии потому что в хороших условиях существования, т.е. богатые. (Прекрасным примером тому служит современная Швейцария, несмотря на свою сверхдемократичность не показывающая опережающего роста влияния ни в политике, ни в экономике мира). Поэтому демократия, рано или поздно, в мире динамики сама превращается в централизацию с простых экономических позиций природы «единения противоположностей», принимает форму ускорения процессов движения, тяготеющих к покою, ускорителя экономики природы тормоза, причем, чем больше система пребывает в состоянии тормоза, тем, внутренним её чаянием к выживанию в мире активных изменений, более подвижный деспотичностью вид принимает ускоритель, — необходимость в целенаправленной подвижности системы экономии проецируется в состояние слабодумующей централизации, которая, остротой впадения в мертвечину стремиться к обратному, и потому примером своей живучести переходит в состояние подвижной свободы, т.е. анархии — деспотизм, расталкивая тем все элементы системы, тяготеющих к застою.

Для более эффективного управления системой, демократия, посредству элементарной заинтересованности выхода из тупика самоорганизации, идет на частичную централизацию, которая, в свою очередь, в системе гармонии быстро осознает своё положение лучшести, т.е., языком «противоположностей», более высшей ступенью, но поскольку в гармонии высшее отрицает низшее, централизация отрицает хаосную самоорганизацию, как прошедшую низшую ступень развития.

Причем, оформившаяся централизация в природе гармонии фактически не подвержена изменению изнутри плавным, реформаторским движением, поскольку все её органы управления пронизаны фактором коррупционности, лени, безрукости, надменности, и чтобы сохранялась устойчивость каждой ступени управления, в представленной, по их мнению, суперпрогрессивной картине устройства бытия, всем им требуется надежный защитник, в роли которого и выступает вышестоящая ступень, которая, в свою очередь, элементарно понимая, что от смены мест слагаемых сумма не меняется, на смену чем-то провинившимся не придут более гениальные, расторопные, честные, и вообще побаивающаяся в принципе менять привычную обстановку на лиц новой неопределенности, не заинтересована ни в какой перемене, всей мощностью аппарата выступает в роли не для организации дела, но для охраны всех от организации дела, в первую очередь касающееся вопроса устройства дела институтов контроля властного шабаша.

Справедливость, как таковая, вообще, является фактором дуализма, поэтому справедливость является основой и условием вовсе не Бога, а гармонии. Справедливым, к примеру, может быть суд, да и то относительно⁴⁸, но милость не может быть справедлива. Поэтому в мире Бога-Творца справедливости не существует, он содержится благословением Бога, — несправедливость является выражением движения Бытия, само движение есть несправедливость, — справедливость, если так можно сказать, в смысле правильного решения вопроса, здесь является следствием фактора положительной, преобразовательной несправедливости. Принципом копирования Бога подобное положение наблюдается также и в «единстве противоположностей», где справедливость равна несправедливости, поэтому гармония заявляет, что она, как Бог, в несправедливости справедлива, и содержит свой мир через справедливую несправедливость. Отличием от Бога-Творца является только особенность гармонии, ее природа ограниченного целостного состояния. Поэтому в несправедливой структуре Бога всего много, очень много и очень очень много, а в справедливой позиции гармонии — мало, очень мало, очень очень мало (и вообще ничто). Поэтому в положительной системе Бога проявляется милость, где нехорошее спасается-переделывается — у Бога сил и фантазий много, — милость является неотделимой частью творчества, и потому есть творчество, — а в отрицательной, ограниченной, требующей сбалансирования справедливости гармонии, хорошее «вознаграждается» нехорошим, а нехорошее — хорошим, — так, что в русском мире гармонии даже сложилась пословица — «не делай добра, не получишь и зла».

В постановке справедливости гармонии очертывающим фактором достоинства изолирующей крепости зрение и мыслительная способность элементов системы сужается, а распорядитель крепости (монастыря-тюрьмы) старательно помогает, чтобы недоразвитые слепцы случайно не увидели чего-нибудь лишнего и не продвинулись более положенного в своем разумении: возможность разглядеть иное, новое, есть дар повышенной способности, выходящей за рамки привычного, т.е. крепости, поэтому справедливость боится нового, поскольку она сама по себе есть привычка, т.е. старина.

Законы физики безжалостны, но это безжалостное состояние сил законов является конструкцией мира творческой фантазии удивительной стройности природы красоты, и весь живой мир, как часть Бытия, как замысел Бога-Творца в логическом продолжении сложной конструкции, несет в себе отражение это состояния природы совмещения свирепости и милости. Проявление тех или иных качеств в живом мире происходит по закономерности, чем больше вид нуждается, применяет творческие навыки, роет норы, вьёт гнёзда, строит избы, добывает пропитание, тем больше у него проявляется милости, и наоборот.

Бог сотворил огромный мир физических явлений и, отображением Своего творчества-жертвенности, искусно украсил нищенской природы законы Вселенной обстоятельством повышенного дара, представленное средой живого мира, и особенно человеком. В человеческой природе больше чем в остальном животном мире заложен принцип олицетворения победы ни законов физики, где тело с большей энергией расправляется с телом меньшей энергией, т.е. силы агрессивного (бандитствующего) характера, а их поражение, воплощающееся в факторе милости, что является социальностью, назовем, положительного образа. То есть, милость отрицает физику, она другой природы, неподвластно физике, где все предсказуемо логично, потому является фактором фантазии, которое облекается в действие творчества силой движения, и тем не дающее успокоение, направленное к «0», силе процессов физики. Поэтому милость является творчеством и направленно против агрессии, агрессивных законов физики мира справедливости. Поэтому, чем больше милости, тем больше творчества, тем более сильна система, тем более счастлива и интересна искусством движения история ее элементов. Поэтому, когда торжествует справедливость, то в действительности, внутренним смыслом, праздничает глупость, радуется победа безрукой озлобленности, поскольку справедливость, в чистом виде, есть идеальный способ уничтожения, перевод всего в состояние «0». Поэтому принципиальная и точная в исполнении справедливость в действительности асоциальна, а глупая жертвенной щедростью милостивость является фундаментальным условием социальности. Поэтому, соответственно, и коммунистический типаж устройства асоциален (сюда относится и модное сегодня выражение социальная справедливость, относящееся к социальности отрицательного образа), а точнее сказать, поскольку живой элемент не в состоянии быть вообще один, социален на минимальном уровне. Это социальность суровых будней тяжелого существования скорее напоминающий процесс выживания со страхом — лишь бы не стало хуже.

Коммуна-справедливость выступает антагонистом развития социальности: коммуна отторгает разносторонность — это вообще отдельный мир со своим уставом исключительности равноправия, — она создает иллюзию идеальности, что особенно сильно распространённо в примитивном обществе, и уже этим фактором предстает тормозом установления более сложных конструкций социальных взаимоотношений.

В коммуне скупость равенства является миром богатства всеобщей успешности и потому направленно против мира богатства милости неравенства: свобода отрицает социальность, а социальность — свободу, поскольку сама по себе социальность является фактором зависимости. Но в «единстве противоположностей» присутствует состояние аскетической жертвенности, и на этом основании, передергивая позицию умеренной зависимости нормальной социальности, делая подмену понятиям, гармония приписывает себе образ социальности, а условием, что аскетическая жертвенность стоит дороже умеренной зависимости ставит свою социальность выше творческой, в состоянии супер. Кроме того, даже жертвенность в гармонии по своему внутреннему качеству отлична от состояния зависимости творческой системы, несет двойственное значение в факторе «+» и «—». С одной стороны — «мы за ценой не постоим», с другой — на аскетов смотрят как на дурачков, «не от мира сего». Поэтому в гармонии жертвенность является продолжением фактора общей скудости — жертвуют все («всем миром, всем народом, всей землей»), чтобы дело сдвинулось, малыми крохами всех, с мертвой точки, достигая результативности последующим общим обессиливанием, и жертвуют единицы, от которых толку, в масштабе всей системы, никакого нет. Поэтому в гармонии фактор жертвенности служит для того, чтобы создать иллюзию нормальной системы, в которой состояние изобилующей милостивости является обычным условием повседневности, а наметившие путь построения социализма в русле коммунизма (социализма при справедливости), ожидая, что всё это положительного свойства, «хорошее, доброе, вечное», будут довольствоваться вначале вспышками их столкновений, а затем вечными полумерами, и в общем превалирующем мировоззрении коммуны-гармонии, в конечном итоге, в тревожном для гармонии обстоятельстве мира постоянного развития-помощи (утопающему в природе затягивающей сбалансированности), всё снизойдет к состоянию отражающего, зеркального, т.е. в гармонии бизеркального развития, суперразвития — деградационному положению обстоятельства нулевой милосердности — «затягиванием гаек» для окончательного «срыва резьбы». (Интересно, город всегда более продуктивен, чем село, и один из важных тому факторов это обстоятельство более сильного разрушения в городе коммуны, чем в сельской местности (конечно, если своим увеличивающимся неравенством система не входит в хаос, другую противоположность гармонии). Другими словами, построение коммуны (равенства) это построение сельского типажа устройства (где наилучшим образом воплощены принципы гармонии связью с природой, бдением друг за другом и т.п.), и марксизм, таким образом, сводится к условию разрушения городской среды для воплощения села городского масштаба, с убеждением, что такое суперсело так рванет непревзойденной силой цивилизованности, что своей продуктивностью обгонит все города цивилизованного мира. Только у Маркса вместо города страна и вообще весь мир. P.S.: Город, превращенный в село, обгоняет город — это фантастическая глупость шизофренической наклонности, имеющее основание в мистическом факторе повернутости мозгов в сторону всеобщей справедливости и равенства. Клиника…)

В гармонии фактор социальности является обстоятельством преизбыточности, выходящего за рамки равноправия, вследствие чего социальность, будучи чуждым явлением, здесь отторгается всеобщим принципом паритетности. Сказать иначе, в гармонии социальность оказывается псевдосоциальностью, поскольку здесь помощь оказывается только тогда, когда по-настоящему возопиют, т.е. боясь потерять устойчивость, и только для того, чтобы наглядно продемонстрировать свою «не сгибаемую» природу справедливости, которая искусством иллюзии принципа восхождения преподноситься вопиющим подарком доброй милосердности.

В творческой системе неравенство обретает свойство равенства, в родильной — равенство стремится и обретает неравенство. Сказать иначе, у Бога хаос сдерживается целенаправленной задумкой, а в гармонии всеобщее сдерживание входит в хаос условием всеобщего ускорения процесса ошибочных действий.

Раз движение есть несправедливость, а реальность это мир движения, то реальность это явление всеобщей несправедливости, вследствие чего заниматься построением мира справедливости (даже если отвлеченно представить, что справедливость является эталоном счастья) в глобальном мире несправедливости это то же самое, как в текучей природе воды пытаться извлечь, трудом прессования, отдельную форму булыжника, — вообще стремящийся к справедливости, т.е. к состоянию суперуравновешивания, всегда получает искомую справедливость, но в позиции несправедливости, причем, что искал, искал супер, несправедливость в степени супер.

Справедливость, иллюзией завлечения, вообще не отрицает милостивость как таковую, но поскольку мир справедливости это природа соединения «+» с «—», т.е. образ самодостаточности, что значит, в действительном мире нужды позиционировать свою независимость, крутость, то мир справедливости является миром т.с. грубого приспособления. Поэтому условие справедливости в большей степени несет в себе природу агрессии, высокомерия и злопамятности: с одной стороны — «хождение по головам», с другой — «отольются кошке мышкины слезы».

К иллюзии завлечения относится и красивая с виду формула делания добра друг другу для общего процветания, поскольку справедливость в основе своей несет условие аскетизма, — здесь всегда найдутся умные — здесь существует мир умных, которые особо хитрые, высокого мнения о себе, в покойственности резвые пролезть, с желанием полегче и повыше занять место на бесконечной лестнице пути восхождения всеобъемлющего процесса занижения. Поэтому мир справедливости в позиционировании кругового шествия побеждающего добра в действительности является миражом для дурачков, которые своей наивностью и создают эту игру воображения, что в реальности означает мир повальной несправедливости.

Доброе расположение вообще не является следствием аксиомы настроения гармонии — добро за добро. В ориентации «добро за добро» внутренним фундаментом корениться условие эгоизма, которое в скудости мира справедливости, в конечном итоге, вынуждено начинает превалировать. Поэтому красивая сказка воплощается прозаичной действительностью, где не добро контролирует зло, а злоба ставит под свой контроль добро, по бандитски опуская его отсчитыванием за малое рвение в восхвалении крепости зла под названием «Добро». Поэтому в гармонии добро и зло имеют одну окраску, здесь добро есть зло, а зло — добро.

Справедливость вообще является фактором закона, поэтому стремящийся к справедливости стремиться к закону, а закон сам по себе мертв, он силен лишь своей иллюзией. Поэтому ставивший цель — справедливость, ставит цель собственного омертвения, превращения себя в иллюзию.

Живой мир пронизан нуждой — необходимо дышать, есть, спать и т. д. Осуществление нужды в мире Бога-Творца происходит по принципу раздачи даром — малая нужда вознаграждается большой смекалистостью для удовлетворения своих потребностей. Не так обстоит дело в гармонии, где главенствует принцип экономного сбалансирования, поэтому здесь всё наоборот — смекалистый в глазах стремящейся к покою системы выглядит никчёмной белой вороной, рудиментальным признаком оставшихся колебаний бывших или настоящих вынужденных возмущений. Поэтому в гармонии смекалистость достигает цели только при очень крайней (как правило, военной или голодной) необходимости, в соответствии чего, здесь большая нужда вознаграждается малой смекалистостью.

Природа гармонии — бесконечность, бескрайность, поэтому ее идеальный мир — супер, — если демократия — хаос, если старшинство-централизация — сверхцентрализация. Когда старшинство выходит из демократии, оно, в стремлении к суперживучести-суперустойчивости, но с наименьшими усилиями, т.е. в грабительско-распределяемой природе, преследует цель овладеть демократией, или, наоборот, для своей живучести демократия изначально, повышенным контролем, принципом сменяемости, ставит в сверхнеустойчивое состояние старшинство, вооружением элементов дает понять старшинству о неминуемых больших проблемах, если оно преднамериться выйти за пределы очертаной границы. Иначе в творческой системе, здесь живучесть выявляется не делёжкой средств существования, чем служит непосредственно в гармонии фактор контроля, создавая тем ситуацию, с одной стороны, железную, с другой, шаткую стабильность, неподвижное параличе образное единения, а стремлением к общему созиданию-движению, где единение-организация проистекает из самого процесса творческого движения, желания, образно говоря, помощи Богу-Отцу прибраться по хозяйству, что-либо усовершенствовать, и последствием этого братской помощи тому, кто не имеет к этому возможность. Поэтому присутствие в не творческой системе (или малого творчества, поскольку человек создан Богом творить) сверхцентрализации свидетельствует о сильном влиянии в этом обществе фактора демократии, скрытно проявлявшееся духом товарищества, психпатриотизма-нацизма, идеями спасения абсолютным хаосом — безвластного равноправия, принимающее здесь всё за позицию самоорганизации.

В положении оторванности от Бога-Творца включаются принципы эволюционизма, т.е. самоорганизации, самоуправления системы — т.н. вечевой уклад существования общества (по новгородской Руси), который в позиции старшинства эволюционирует до понятия самодержавия. То есть, самодержавие есть самоуправление. Самодержавие является богом на земле, поскольку в доктрине ограничения действия Бога-Творца небом оно становится полностью независимым, свободным. Поэтому как бы не назывался общественный строй, какой бы он вид не имел, т.н. монархический или демократический, если в нем нет действия Бога-Творца, он находится в позиции самоорганизации, и наоборот, если под Богом — в позиции внешней высшей организованности, управления. Другими словами, и демократия, и централизация в творческой системе нацелены на творчество, и та же демократия и централизация в системе свободы устремлены на остановку творческого процесса, на распад, но который положением «единства противоположностей» блокируется иллюзией конструирования, перенимания передового опыта для сохранения собственной устойчивости.

Отгороженностью от Бога-Творца гармония представляет собой систему свободы сосредоточенной на наименьшее усилие, заманчивую систему наименьших усилий — волшебства, т.е. самоорганизации-эволюции. Когда же общественная система погружается в это состояние, что фактически произошло еще от начала веков со всеми линиями-родами человечества, сам принцип самоорганизации разделился на две вышеупомянутой части — вес голоса большинства низов, управление посредству опоры на множественность, либо просто более физически сильной стороны (начального племенного типажа), и вес голоса более дерзкого, высоты достоинства, меньшинства верхов, управление однозначности и ее приближенных (как правило, при выстраивании крупных образований, напоминающих государственность), более подвижного в целях подавления веса голоса большинства низов, что в последствие приняло самообличающую форму названия — самодержавия. Таким образом, самодержавие и демократия это суть одно и то же, только при более подвижной структуре самодержавии, для подчеркивания ее высоты достоинства (а чем больше достоинства, тем больше крепость и устойчивость), развивается государственность, но способом подавлении большинства ее элементов, что, в свою очередь, трактуется представителями голоса большинства низов, как система деспотичности централизованности, ущемляющая интересы подавляющей массы системы.

Столкнувшись с подобным эффектом, наяву проявляется прямота извилин мозгов элементов конструкции гармонии. С одной стороны, они утверждают, что наилучшее существование находится в самоорганизации, которое при всем старании пока никак не удается достигнуть. Поскольку в действительности нет никакой самоорганизации (но существует явление сплоченности на основе идеи). То есть, они яростно утверждают, что система не работает, и также яростно продолжают призывать идти дальше в неработоспособную систему самоорганизации-самоуправления, точно так же как и в случае либерализма, столкнувшись с его хаосом, уверяют, что это всего лишь временные трудности, и дальше продолжают настаивать на т.н. либеральных ценностях, наяву воплощая русскую поговорку — «всё временное постоянное». А с другой стороны, они пылко призывают следовать туда, где общество находится уже от начала веков, и никогда не выходило с момента отступления от Бога (т.е. лозунги 1917 г. «Долой самодержавие» и «Вся власть Советам» напоминает карикатурный сюжет, по которому пьяный мужик на карачках ползет вокруг деревянной бочки в надежде найти заветный лаз в длинной стене забора). P.S.: Нормальный человек характерен здравой логикой вещей и запоминания опыта, и никогда не наступает на грабли, как минимум второй раз. Дураку одного раза опыта мало, для него процесс постижения житейской науки растягивается на степень его умалишенности и в целом на состояние неадекватности его органов чувств. Поэтому предлагать третий раз следовать по пути, который был уже пройден в 1917 и 1991 гг. (хотя, сюда также можно добавить Ивана IV, Екатерину II и Александра I, воплощавшие мир справедливости, заботы о человеке) может только представитель общества с застаревшим болезненным расстройством рассудка, вдобавок который еще и слеп и глух, т.е. во всех отношениях ограниченной природы гармонии (где, конечно, находятся примерные выразители, своего рода флагманы мира умалишенности, которые с твердой уверенностью делают сверхлегкомысленные заявления о том, что они знают, что Бога нет, — посчитали на ромашке).

Если в творческой системе развитие является процессом творческого конструирования, то в гармонии развитием выступает обстоятельство появления готовой формы из ничего посредству рождения, т.е. рождение есть фактор изменения, что по-современному называется эволюционизмом. Но для гармонии даже процесс рождения слишком затруднителен в своем мировосприятии, как своим действием процесса рождения, так и наводивший на сложные вопросы. Поэтому эволюция в гармонии, из примитивной постановки рождения, еще больше упрощается, переходит в степень твердого железобетонного утверждения — стало. Поэтому недосказанность, перепрыгивание с одного на другое, пропуская громадные процессы, являются факторами эволюции природы гармонии.

Явление самоорганизации в гармонии существует образом ее стремления к устойчивости через природу рождения-самопоявления. Но в «единстве противоположностей» самоорганизация равна деградации. Поэтому любой векторный процесс самоорганизации, быстродействие «скачка», неизменно упирается в атмосферу общей аморфности, которая поглощает все ее бойкие операции. Поэтому самоорганизация есть итог приложенной силы, либо извне, либо изнутри, а деградация — затухание энергии направленного импульса. Поэтому в самоорганизации не только присутствует деградация, но именно последнее, общим стремлением к хаосу и покою, является определяющим фактором конечного результата всей платформы. Поэтому в мире самоорганизации в действительности конкурирует деградационный образ всех совокупных систем — чем более дикий (с выпадами дикости в мире прогресса цивилизованности), тем в глазах самоорганизации более достойный, просветленный. Непосредственно цивилизованность в системе самоорганизации служит вынужденным условием существования в конструкторском бюро мира Бога-Творца.

В мире гармонии самоорганизацией, т.е. соединяющим моментом, служит фактор личностного интереса существования, т.е. заинтересованность в простом способе выживания, которое увеличивается при достижении высот достоинства, где по «единству противоположностей» — как можно меньшее (простое) отражает как можно большее (иллюзорно сложное). Поэтому основой самоорганизации в гармонии выступает положение коррупции, которая, таким образом, питается как можно более дешевой средой существования, достигая тем волшебную природу наиболее легчайшего устройства, которое одновременно является и наивысочайшим достоинством, — вообще, поговорка «быть полезным обществу» имеет двойственное значение. Например, в гармонии она прямо выступает против Божественного начала, а значит и творчества, и служит ей цементирующим фактором своей устойчивости, и более того, она направленна на разрушительное воздействие общества: она для дурачков, поскольку умные, которые хитрые в угоду своего величия, используют любую наивность сугубо в своих интересах, — общественно полезный труд в гармонии является антиобщественным интересом личностного эгоизма. Труд только тот полезен для всего общества, который несет творческое начало, собою отображает творческое начало Бога-Творца.

В системе абсолютного сбережения вообще идея творчества несет характер нонсенса, но если оно необходимо для существования, то оно происходит через волшебный фактор минимальных усилий, как то, захват, в наилучшем случае через копирование, и конечно при посредстве ценнейшего фактора волшебства — пинков и угроз, направленных на ленивых, сберегающих свою энергию собственных элементов.

Живость творчества для мертвящей гармонии является фактором ударного подвижничества, поэтому, поскольку по необходимости существует обстоятельство хотя бы минимального творчества, подстраиванием под окружающую среду движения, то определение «ударное подвижничество» фактически становится сущностью гармонии, скрытой формулой именной разновидности, которую, со своей стороны, она фамильным отпечатком стремится реализовать, как родитель в ребенке, в своих последователях, ко всему, что к ней относится. Поэтому гармония, в стремлении заявить о себе, быть живее всех живых, наставляет свои элементы, явлением перепрограммирования на идеальный образ, находится в сверх, суперживом состоянии ударного подвижничества — будьте как я, будьте мною, и те, ориентируясь на принцип справедливости — умереть в трудностях пути, чтобы затем воскреснуть в блеске, прямой религиозно-культурной доктриной аскетизма берут на себя её фамильную черту, к примеру, выраженное в праславянском народе самоназванием «ар» — «арии», означающее трудящиеся, где надо понимать, с огоньком… — что в целом означает люди Силы, т.е. силовой элемент, неверующий-отрицающий благодать Божию.

С позиции Бога-Творца бестолковый, тем более повышенный труд, образно говоря, превращает человека в обезьяну, является образом инволюционности, разрушающим замысловатый механизм деградационным обстоятельством. С позиции гармонии ударное подвижничество предстаёт условием эволюционного процесса, впадение в образ полной силы цветущего омоложения.

Эталонным стремлением в гармонии представляется т.н. путь освобождения — свобода. Но в гармонии понятие свобода синоним понятию личности, которые присутствует в гармонии как позволительное исключение, да и то до определенной степени, — природа гармонии представляется в магической формуле — «всё» есть «ничто», с внутренней составляющей стремлением вырваться из «ничто», стать значимым, но оставаясь в природе «ничто», а поскольку «ничто» бесконечно, стать значимым в бесконечности, богом, соответственно, со свойством бога — волшебство, которое фокусируется в способности изменения силами оставшейся «ничто», или, в большей степени вероятности, поскольку всё вырывается из «ничто» — затыканием, способом уничтожения, фигурально выражаясь, поеданием, затыканием как злостных бунтарей всех вылезающих в личности обратно в «ничто», — «здесь каждому разрешено стать первым или вторым»… Поэтому, с одной стороны, гармония это система геноцида против собственных элементов, — гармония показно́ сильно печется о существовании одного элемента, и уничтожает миллионами всех, кто так или иначе сомневается в ее истинности или вообще способен на это. А с другой стороны, поскольку каждый элемент в гармонии это отдельная, пусть маленькая, но гармония, то данным типажом отношения вообще пронизано мировоззрение всей системы. Поэтому гармония это система бандитстующего настроения всех.

Целостная структура гармонии выявляет её величинное устройство, а это, в свою очередь, лестничное («лествичное») её состояние, т.е. кто ближе к центру, тот выше и ценнее. Следовательно, в гармонии сословность является качеством фундаментальности.

Гармония — природа хитрости, поэтому для противодействия, как бунтарского духа, так и творческой необходимости, заложенное в каждом ее элементе, для экономии собственной энергии у нее припасен тонкий инструмент, с помощью которого элементы добровольно будут сами находиться в состоянии животного на привязи, т.с. пасти себя. Процесс затыкания всех, кто хочет чего-либо добиться начинается уже на самом тончайшем уровне, фундаментального сознания, что хорошо и что плохо, с виду невинной духовно-нравственной подменной понятий щедрой милости на положение необходимости скупого смирения. Другими словами, в гармонии все должны носить смирительную рубашку, поскольку гармония вообще стремиться к идеалу нулевого движения. Поэтому любые трудности в структуре целостности преодолеваются, попутным творческим процессом, только тогда, когда на то будет дано высокое позволение, или общим состоянием снисхождения безразличностью.

Здесь каждая величина стремится возвыситься, стать личностью, и это возвышение для нее дает ослабевание других, поэтому гармония придерживается «золотого» правила — падающего толкни, или, иначе говоря, «человек человеку волк».

В гармонии, с одной стороны, по «прекрасной» русской поговорке, «на обиженных воду возят», а с другой, поскольку здесь весь мир обиженных, они становятся символом народной правды, обиженных любят до беспредела.

В гармонии оценочный фактор друг друга играет роль повседневности, следствием чего здесь всегда присутствует желание опустить, и по возможности посильнее, меньшего по достоинству в лестнице восхождения как можно ниже, — поскольку гармония — природа числительности, то, по блату сама у себя, она считает себя первенствующей по отношению к Богу-Творцу.

Предпосылкой для счастья в гармонии является наглость, т.е. здесь, как точно подмечено в русской поговорке — «наглость — второе счастье». Наглость здесь является (часто блефовым) выражением силы, а сила служит демонстрацией лучшести, перед которой преклоняется худшая часть «лествичной» системы.

В системе «единения противоположностей» все друзья-товарищи одновременно являются злейшими врагами. Поэтому в целостной структуре никто не может ни на кого положиться, и поэтому здесь все надеются только на себя, что красноречиво отображено в русской пословице — «спасение утопающего дело рук самого утопающего», что, другими словами, можно выразить — «добьёмся мы освобождения своею собственной рукой»…

В творческой системе непосредственно сам непрекращающийся творческий процесс является спасителем для элементов, склонных к распаду. В структуре же целостности вообще спасение есть распад. Поэтому, если Бог спасает сцепленность элементов красоты произведения мира, то гармония, в первую очередь, заботится о спасении состояния свободы, причем, это «спасение» преподносится в двойственном варианте, т.с. на что элемент быстрее клюнет, или как личностное достижение долгого пути восхождения, или просто посредству веры, копируя спасение Бога-Творца.

Позицией противостояния творчеству в гармонии особенно ценится знание. Но знание в гармонии направленно на высокую индивидуальность и потому оно совмещенно со своей противоположностью — незнанием. Поэтому знание гармонии, в неадекватных сферах развивающейся бесконечности, выступает против знания творческой системы, реальных постановок конструирования формы Бытия.

Как в гармонии, так и в творческой системе присутствует фактор чистоты, простой и понятный для любого типажа человеческого сознания термин. Но в мистицизме чистота находится в состоянии простой прямолинейности и тривиально обозначает состояние идеальности, верх «лествичной» системы. В творческом движении чистота имеет сложное выражение соединения, конструирование механизма при помощи тонкой подгонки, где непосредственно сама подгонка является допускаемой до определенного предела нечистотой. Поэтому, в творчестве чистота, с одной стороны, является принципом идеальности, а с другой, неидеальности. Эту особенность сложного соединения, со своей стороны, копирует мистицизм, перенося структуру идеальности в свою противоположность, неидеальность. Но в отличие от творчества в мистицизме идеальность и неидеальность находятся в состоянии бесконечности, поэтому они абсолютно уравновешиваются, выявляя творческий запал гармонии позицией иллюзии «0».

Гармония это единение, а раз единение значит, по мнению гармонии, товарищество. Но товарищество в зеркальном отображении «единства противоположностей» является антагонизмом и соперничеством. Поэтому в гармонии дружеские объятия настолько сильны, что все антагонисты превращаются в товарищей, причем чрезвычайно гордившись таким состоянием, и в то же время все товарищи такого суперсплоченного состояния только и мечтают вырваться из крепких рук дружеского объятия, — гармония это единение, а, соответственно, единство, здесь все как один и один как все, и в то же время, в «единстве противоположностей», здесь все кроме одного, и один кроме всех.

В мире гармонии свой не ближе чужого, а чужой не дальше своего. Поэтому, искать правду здесь означает пробивать железобетонный круг своих, которые в действительности чужие — здесь вся опора только на своих, но свои оказываются случайно проходящими посторонними.

Свобода в гармонии является показателем исключения, но вместе с тем, с другой стороны, поскольку в гармонии все едино, то личностные свойства гармонии присутствуют в каждом ее элементе, и потому каждый из них и свободен, и высокомерен, и амбициозен, и потому, рано или поздно, наступает момент, когда личностями становятся все, — демократия в гармонии воплощает идею свободы всех и тем опасна, — хаос в гармонии есть выражение высшей свободы… — который затем низводится на нет личностным стремлением гармонии, магическими приемами превращая личностное начало в серую массу «ничто». Серая масса — самое устойчивое состояние целостности и освобождения, серая масса, переходящее в оборотенизм, — поскольку «+» и «—» в гармонии составляют единство, то это одна связка — одно, поэтому переход из одного в другое закономерен, которое в действительности есть «ничто» — личное животное благо. Существование здесь на уровне рефлексов, они основа и ориентир мира счастья природы «Гармония», — животный инстинкт примитивизма, животный принцип существования. P.S.: «Лень родилась впереди него» — сложившаяся русская пословица в русской атмосфере гармонии, которая способна подвигнуться только после того, как «петух клюнет…», а подвигнувшись наделает таких делов, точно по русской пословице — «заставь дурака богу молиться…», — это русская история пребывания в гармонии — животной лени, непонимания и долготерпения, проявлявшееся в отдельных личностях довольно ярко, своего рода, как ограненные кристаллы среди неограненных — эталоны системы гармонии, системы — «заторможенность-покой», отраженной в красноречивой русской пословице — «дурак на дураке сидит и дураками погоняет», — эта русская история от хаоса княжеской междоусобицы, сквозь царизм, коммунизм, вплоть до наших дней, это подноготное состояние русской системы — «тяп-ляп», или — «все временное — постоянное»…

Принцип гармонии — равенство, что означает сливание с окружающей средой, растворение в ней. Когда же среда меняется, то меняется и гармония, подстраиваясь под новую действительность. Поэтому система целостности пронизана сущностью хамелеонства-оборотнизма, и поэтому здесь нет никакой устойчивости. Устойчивость здесь шатко, а шаткость — устойчиво. Поэтому в гармонии лжец сам начинает верить своему вранью, несмотря на то, что он прекрасно знает о вранье, старается забыть и перекроить свою историю достоинства.

Состояние подстраивания под окружающую среду для гармонии является условием выживания, т.е. жизнью. Поэтому она позиционирует приспособленчество великим достижением, сравнимое с великим достижением Бытия в позиции Божественного творческого процесса. Только в отличие от Божественного творческого процесса гармония, в стремлении к экономии, настолько мало затрачивает своих сил, даже для приспособленчества, что это сводиться фактически к «0», которое, однако, она выдает за творческое приспособление Бога-Творца, и даже гениальней Его, поскольку не затрачивает лишних сил, а значит умнее и, соответственно, имеет более лучшую характеристику приспособления. Поэтому для гармонии приспособленчество, причем желательно нулевого действия, является гениальностью процесса замысловатого преображения, т.е. абсолютное бессилие приобретает статус силы конструирования. Поэтому в гармонии бессилие «серой массы» является силой направленного разума, а творческая сила превращается в бессилие. P.S.: Вообще выражение «встраиваться в природу» имеет синонимичный фразеологизм «плыть по течению», или, демонстрация свое несгибаемое достоинство, обозначающее себя как «лучше всех»… или, русский прицельный вариант — оскотиниться… — Бог дал человеку мир в дар, чтобы он владел всей природой, но мистика призывает к обратному — стать частью природы, чтобы природа владычествовала над человеком.

Бог, конструируя Бытие, приспосабливает что-либо к чему-либо, поэтому непосредственно и творчество оказывается фактором приспособления. Поэтому вообще, приспособление при задействии умственных способностей является творчеством, а творчество — приспособлением, только приспособление в мире гармонии происходит через экономию сил, где человек, к примеру, будет довольствоваться пещерой, с дальнейшем вытекающим положением — пусть другие на меня, и тем более на мое величие, поработают, а приспособление в системе будораживающего творчества осуществляется, как с большей изобретательностью, так и с повышенной затратой собственных сил, когда, к примеру, строиться дом и впоследствии наполняется удобствами. Поэтому приспособление в системе творчества лишь относительно является приспособлением, но в большей степени использованием в своих интересах окружающую среду, но, в то же время, разумно-творчески не нанося ей значительный ущерб. Вследствие этого, сбережение энергии является остановкой и неминуемой ее растратой, словно остановившегося путника в пустыне, которого бурей заносит песком, т.е. сбережение есть растрата-разложение, а творческое не сбережение наоборот ведет к ее увеличению, к культурному (не криминального вида) обогащению, через общее благословение системы Творцом. Другими словами, в гармонии происходит стремление к увеличению энергии, как можно более простым способом — либо повальной экономией, либо, копируя не экономию Бога-Творца — хаосом, в обоих случаях прекрасно воплощая русскую поговорку — «место красит человека», что буквально означает марксистское материалистическое «бытие определяет сознание»⁴⁹, когда в творческой системе — наоборот. (К. Маркс придавал своей фразе «бытие определяет сознание» только материалистическую точку зрения, равно как и понятию «диалектика», когда в действительности и то и другое нужно рассматривать учитывая религиозную составляющую).

Агрессия, страх и нужда в гармонии являются двигателями процесса движения к состоянию покоя, покойственная лень — эталоном счастья, нирваной-мокшей, разврат — животное состояние удовлетворения. Рефлексивная природа элементов выявляет математическую закономерность, математическая закономерность открывает роботизированость. Поэтому мир гармонии, это мир холодных бесчувственных роботов-вампиров, ищущих только энергетическую подпитку.

Природа гармонии — целостность. Но целостность является рамкой ограничения. Поэтому гармония, по свойству своей особенности фактора замкнутости, несет пример слепоты, глухоты и бесчувственности, она слушает, но ни кого не слышит, смотрит, но ни чего не видит, и существует своим миром необъяснимой, для здравого рассудка, загадочности, странного пути ее логики вещей, феномена разорванности причины и следствия.

Ценнейшее качество в мире людей — профессионализм. Но профессионализм является всего лишь отличным рефлексом и его разновидностью в виде складского помещения накопления базы данных, что в целом содержит мозги т.с. в отключенном состоянии. Поэтому гармония — профессионал профессионалов, где умственные системы-способности погружены в сон, все роботизировано до состояния фактического уравнения штатной единицы с инвентарным номером.

Гармония есть личность, соответственно у нее высокое достоинство, которое есть «всё». Высокое достоинство в гармонии является противоположностью низкого падения — «ничто». Однако в «единстве противоположностей» высота равна низости, низость — высоте. Поэтому альфа-самцовство гармонии неотделимо от ее мазохистских проявлений, и поэтому религиозное мировоззрение и власть здесь самые истинно-просветленные, правильное мироустройство, которое прилагает все усилия посильнее «нагнуть» все элементы этого устройства, включая и саму власть и религию, и поэтому состояние вечного бреда здесь представляется бесконечно тяжело достигаемой бесконечно искомой истинной.

Гармонию не интересует мнение ее элементов, они «ничто», но интересует только то, чтобы все до единого элемента возводили ее мнение в состояние аксиомы, — гармония не терпит никакую конкуренцию, и только в исключительных обстоятельствах прислушивается к мнению «ничто», и даже к оппозиции, допуская ее некоторое проявление под своим зорким присмотром, только в случае личного неустойчивого состояния в надежде найти совет мудрости по обеспечению себе большей устойчивости.

Гармония это величина, а величина это сила-независимость-достоинство, соответственно, гармония подчинена интересам природы высокого достоинства собственной силы, поэтому слабый-недостойный здесь воспринимается за никто и ничто, где слабый в человеческом мире это лицо, имеющее какую либо зависимость (финансовое, пленное), которая политическим условием затем превращается в путь постоянного опускания, и, непосредственно, слабый пол — женщина, которая здесь существует состоянием вражеского пленника. Другими словами, чем больше в обществе вообще проявлены рабские условия и чем больше женщины ущемлены в житейских правах, тем больше это общество подвержено матриархальному влиянию — культ женского начала, по-современному модно представляющееся любовью, очагом, семьёй, доброй помощницей, сильнее низводит любого слабого и непосредственно саму женщину дальше в ничто.

Наличие гармонии уже свидетельствует о наличие противоположностей, наличие противоположностей свидетельствует об их взаимодействии, гипотетически, как дружественное — т.н. «единение противоположностей», что в большей степени культивируется мистицизмом на протяжении тысячелетий, исходя из положения гармонии равенства всех частей и поскольку все вышли из одного, все являются одним, преподнесенное в иносказательной форме, понятное человеку, в качестве братства элементов природы, причем подчеркивая братство в мире людей мистицизм не афиширует положение братства всех частей природы — это супепрбратство, — камуфлируя всё под определение единения — гармония вообще стремиться к усредненности, человека она опускает до состояния обычного животного (в человеческом мире превращает в серую массу), мельчайшие организмы приравнивает к животному классу, — так и противонаправленное в интересах — т.н. «борьба противоположностей», исходящее из самого понятия противоположность, поскольку гармония есть целостность и ее интерес сосредоточен внутри системы, нацелен на охранении целостности и отдаление смерти, поэтому дружелюбие здесь является либо вынужденным фактором выживания, либо животным инстинктом половых симпатии, либо следствием т.н. патриотических настроений, и в таком случае, гармония, это вечная боевая стратегия всех против всех, объединенные в группировки схожими отличительными чертами и целями. Поэтому в гармонии «слово-закон» является обратным отображением абсолютной беспринципности, что в природе волшебного единства, сливаясь, образует усредненное состояние, а поскольку личный интерес всегда доминирует над остальными, то поэтому гармония напоминает ужа на сковородке, для своей устойчивости постоянно изворачивающейся в искании лучшего положения во всеобщем мире дисгармонии. (Поэтому, если экономика периода капитализма действует по принципу выравнивания дебета с кредитом, то это общество представляет собой сборище хамелеонов).

Состоянием величины гармония представляется логикой явления, но в «единстве противоположностей» сама логика противоположна себе, поэтому гармония кипит логическими противоположностями. С одной стороны, она говорит о развитии, с другой, с силой всемирной гравитации всех и всё выравнивает, заявляя о единстве, братстве, с третий, отбрасывает нижестоящую ступень и вообще всё, что так или иначе не совпадает с её целями, с четвертой, иллюзорное пребывание в усредненном состоянии мира выдает за реалистичность, т.е. в гармонии иллюзия это реальность, и в то же время, поскольку реальность имеет усредненное состояние, то значит, этого мира не существует, поскольку усредненность это «0», т.е. реальность есть иллюзия (поэтому в «0» в первую очередь переходят все неудобные для гармонии факторы)…

Составной частью Божественной реальности иллюзия, в состоянии высокого достоинства, заявляет о своей суперреалистичной истинности, выставляя Божественный мир за результат взаимодействий внутренних своих образов, и в то же время, состоянием нет копирует невидимый образ Бога-Творца.

Внутреннее усредненное состояние для гармонии самое устойчивое, поэтому она приписывает себе сложившуюся поговорку «золотой середины». Но, если так можно сказать, «золотая середина» выявляется не от увеличения собственной значимости, т.е. эгоизма и борьбы противоборствующих сил, а наоборот, уходом от эгоизма, напряжения импульса, в разумном понимании соблюдения интересов сторон. Поэтому, мистическая усредненность вовсе не Божественная, мистическая, — это нож за спиной — ущербная усредненность, ищущая подпитки и потому в природе «—» — в действительности «0» не существует, т.е. его нет — он «ничто», и потому сама усредненность это иллюзия, Божественная, — открытая приветливость, встречающая гостя, дающая ему все необходимое — имеющая, т.е. она в значении «+». Поэтому тот, кто ищет золотую усредненность (сбалансированность), тот вступает не на природу золота, а на противоположность этому, выбирает путь постоянного «—».

В гармонии почитают старшинство и преклоняются перед силой, поскольку эти два фактора являются мозгом системы, поэтому здесь все ориентируются на самого преклонного, но в большей степени сильного (или, нахального), в таком ракурсе самого умного, мудрого и, соответственно, старшего для всех остальных.

Ситуация «единения противоположностей» приводит к единству, единство — к затворничеству, затворничество — к аскетизму и раздробленности, аскетизм раздробленности — к единению через аскетизм и единству… — это колесо сансары, у которого выхода нет (но которое в индуизме трактуется состоянием выхода из колеса сансары, точно так же как, к примеру, у Гегеля, спасение от закона в законе). Или, можно сказать иначе, ситуация «единения противоположностей» представляется целостностью, целостность двулика, поскольку в себе несет величину-свободу и ограниченность-тюрьму. Поэтому в целостности величина равна ограниченности, свобода — тюрьме: величина сама для себя является тюрьмой, поскольку ее свободное состояние заключено в себя — в этом и есть абсолютная свобода, быть независимым ни от кого, и в то же время погруженным в себя и зависеть от себя. Поэтому гармоничное целостное состояние, состояние свободы, это абсолютное одиночество или искусственное соединение абсолютных одиночеств, вроде того, как раздробленность по тюремным камерам, когда никому ни до чего нет дела, либо дружный хор сидельцев по камерам, для удовлетворения чувства единения надсмотрщика за камерами, который гордится своей тюрьмой и примерным поведением в ней находившимся, в том числе и себя.

Тюремный мир сидельцев (уголовников) — это тоже мир социальности, но отрицательного свойства, поэтому в состоянии супер, где товарищи по достоинству (лениво копируя общий творческий процесс Бога-Творца) разделяют общую камеру принудительного труда. Это социальность вынужденного, тюремно-монастырско-коммунного условия, где голодной смертью умереть не дадут (если конечно не противоречишь общим тюремным правилам), но рассчитывать на большее не приходится. Поэтому насчет социальности гармония утверждает однозначно, что социализм может быть и необходим исключительно картиной тюремного условия — социализм канона «хера», естественно, прикрывающийся картиной, сказать, преизбыточной жизни сельской коммуны. Иначе говоря, гармония утверждает, что социализм бывает только левый, другой тип социализма это нонсенс (в само деле, ведь по гармонии кроме нее никого и ничего нет).

Единство в Боге это единство в процессе движения, соответственно, творчества. Единство в гармонии это единство в процессе обездвижения, застоя, стагнации, дремоты, депрессии, паралича. Для гармонии вообще бездействие лучше действия, лучшее действие.

Покойственность гармонии является тюрьмой для резвости дисгармонии. Следовательно, в мире дисгармонии гармония лучше всего воплощается в тюремном заключении, которое, таким образом, и есть абсолютное счастье гармонии — нирвана. Абсолютная же покойственность заключена в абсолютном ничто — атмосферной пыли, — это абсолютная нирвана. Поэтому абсолютно освобожден от всего, абсолютно свободен тот, кого не существует, — свобода есть выражение суицидальности.

Порядок в гармонии является средством успокоения системы, когда каждый знает свое место и не высовывается за дозволительные рамки, делает то, что ему велено, по распространённой русской пословице, т.н. русской мудрости — «каждый сверчок знай свой шесток». Порядок в Боге — инструмент для творческого созидания, где каждый совмещает свои наделенные Богом таланты (разности) с общим творческим движением общества, и на этот счет русская мудрость своей богатой фантазией за всю историю смогла оформить лишь внушительный пробел.

Прекрасный способ устойчивости это моральное уважение. Поэтому гармония в первую очередь гордится своим возрастным старчеством, древними корнями. Ее мало заботит состояние ее внутренних величин, лишь бы они не вызывали беспокойство, Пребывая в старческом, полуживом-полумертвом, абсолютного спокойствия, замороженном, состоянии гармония стремится пережить всех своих более живых, более глупых, с ее точки зрения, затрачиваемых энергию соседей. Поэтому самая ходовая поговорка гармонии — «что бы ни делать, лишь бы ничего не делать».

Вышеприведенную «золотую» поговорку, желая, не желая того, копируют все элементы гармонии, которые одновременно и боятся, поскольку «любая инициатива здесь наказуема», и сами не хотят выходить за очертанные рамки их дозволенности, — гармония это закон, а закон это запрет, поэтому запрет в гармонии это аксиома её существования, и любое разрешение здесь несет чрезмерную форму страха «как бы чего не вышло».

Природой бесконечности гармония является болезненным фактором впадения в крайность — если покой, то абсолютный — мертвящий, если дисгармония, то вплоть до самоуничтожения, но уничтожения не центральной гармонии, а ее периферийных областей, соблюдая тем интерес к выживанию гармонии и ее положения «единения противоположностей», — самое священное в гармонии это ее сердцевина — «0».

В гармонии патриотизм находится в сковывающем положении ситуации справедливости. Здесь, правилом мира величины, патриотизм вовлекается в тюремное состояние достоинства абсолютного совершенства и чистоты образа «Я», когда отдельное в меру непоседливое «я» элементов кристаллической решетки системы замораживается до такой степени, что «я» становится неподвижным колом, при котором происходит волшебное превращение «я» в «не я», где «я» изменяется в состояние высоты «Я», становясь суперэлементом системы, где «мои мысли» облекаются в форму «не мои мысли», а «не мои мысли» предстают эффектом «моих мыслей». Это как будто бы вожделенное взросление, когда появляются крылья для полета, состояние наркотической эйфории эффекта появляющейся силы, но в действительности является незаметной подменой вещей действия хитрости повышенного безумства, когда одаренные несущие вдаль крылья обозначают лишь условие изначальной задолженности, состоянием непререкаемой заданности действий определяется принцип беспомощности мира насекомых. Другими словами, патриотизм в гармонии это принцип эволюционизма, когда намечаешь одно, а получается другое (на что мистика говорит, это искусство волшебства, поскольку получилось лучше, просто фантастика). Поэтому в состоянии юродства суперпатриотизма «ты» оказываешься «не ты», поскольку в состоянии «Я» теряется «Я», но «ты» становишься изначально заданным и никогда неизменяемым вектором нулевого действия, когда «Я» будучи высокого мнения о себе оказывается подстилкой позиции общей непререкаемости состояния безручья фактора пещерного мировоззрения мира высокого достоинства.

Гармония вообще очень печется о сохранении энергии и потому о том, чтобы ее элементы были как можно менее подвижны (или направлены в строго определенную сторону), т.е. о состоянии их тюремного заключения (или полутюремного, военизированного). Это гарантия стабильности гармонии. Поэтому тюрьма начинается возводиться уже в сознании системы, камуфлируя это под любовь к своей когда то выбранной предками стези — отеческим гробам, т.е. под определение патриотизма, не затемняющей святой любви к отечеству. Нюанс же патриотизма в том, что история практически любого общества была концентрированием природы целостности. Поэтому гармония очень патриотична, что в действительности является для нее фактором ориентации внутрь системы, т.е. удержание элементов в состоянии близорукости, невежественности, и особенно в не стабильном положении, маскируя тем свое слабеющее состояние, т.е. ее интересует устойчивая целостность, выраженное в подчиненности величине, и любой инициатор, не вписывающийся в жесткие рамки т.н. подчинённой любви, тот объявляется врагом отечества, за чем скрывается банальная боязнь величины потерять лицо, а затем и устойчивость положения: к патриотизму, который не прославляет саму гармонию, гармония проявляет безразличность, со временем все сильнее превращающееся в подозрительность о существовании прямого конкурента. Поэтому гармония культивирует патриотизм, возводя это в болезненную параноидальческую фазу истинности состояния, мистического патриотизма свойства всё охватывающей гравитации — гордости тюремного состояния аскетизма, объявляя врагами всех т.н. умеренных патриотов-инициаторов, называя их поддонками и предателями, и использует его, с одной стороны, в своей целях еще большей спасательной закупорки, а с другой, объединительного порыва, направленного либо на трудовые рекорды, либо на действия военного характера по отношению к внешнему миру. Поэтому состояние мира гармонии — не правота, а нанесение превентивного упреждающего удара по всему, что не вписывается в рамки любви к ее состоянию свободы, равенства, справедливости и достоинства, — в гармонии вообще презумпцию абсолютной правоты имеет только правоохранительно-карательная система, она находится в состоянии воли, делегируя этот образ своим элементам, которые ограниченным сознанием воспринимают все «за чистую монету», т.е. что их воля бесконечна, в действительности гармонии, терпящей бедствие от приспособления к вечно изменяющемуся окружающему миру, всё пребывающее лишь «до поры до времени».

Состояние Божественного патриотизма, когда Творец, производивший постановку изменения, Собою наполняет и объединяет течение разносторонностей, даёт им вечную жизнь радостного существования, по-своему старается скопировать гармония используя для этого эффект опережения, и потому её патриотизм находится в состоянии супер, условием скачкообразного феномена является обстоятельством убегающего отражения, постановкой ненормальности оказывается в прямолинейности изломленной природой Божественного благословения.

Объективность условия патриотизма гармонии включает в себя весь мир противоположностей её элементов, в том числе, как живых, так и не живых. Поэтому объединяющим порывом гармонии является ситуация доведения структуры её личностных частей до общего значения равенства, когда живое пропитывается неживым, а неживое — живым. Поэтому всё снивелировано к «золотой середине», где смерть предстаёт постановкой не исчезновения, но впадение в состояние галлюциногенных переживаний, а жизнь не оказывается жизнью в полном значении этого слова, творческим движением, но выражением безрукой, зомбировано бестолковой беспомощности, мало отличающейся от образа идиотизма.

Гармония — цементирующий мир первенства своих, чужие, которые не первые, здесь отторгаются нивелированием в «ничто». Однако в «единстве противоположностей» «ничто» является всем, и потому это отдельный мир своего первенства, в свою очередь, способное рассматривать «мир первенства своих» как почву своего существования — в гармонии плюс и минус находятся в неустойчивом положении и поэтому время от времени меняются местами.

Природа целостности несёт в себе фактор ограниченности, вследствие чего в целостности ограничена сама стабильность, — стабильность здесь постоянно нарушается из-за самой ситуации взаимодействия, вынужденного явления в мире общего взаимодействия, вытекающего из общей дисгармонии. Поэтому гармония вынуждена лавировать в мире неустойчивости, искать большую выгоду, отбрасывая выгоду меньшего порядка, т.е. существовать по принципу — кто кого больше перехитрит, или откровенно обманет.

В мире дисгармонии, которое есть причина взаимодействия, гармония представляется природой аскетизма. Но аскетизм является дисгармонией. Поэтому гармония в себе несет одновременно дисгармонию, и в этом факторе она копирует движительное произведение дисгармонии Бога-Творца, но в отличие от Бога степенью аскетизма, позицией «—». Поэтому, чем больше гармонии, тем больше аскетической дисгармонии (хотя, положение больше-меньше в гармонии имеет фактор относительности), и наоборот. Поэтому гармония культивирует аскетизм, аскетизм — гармонию.

Весь мир дисгармоничен, неустойчив, и для своей устойчивости в мире неустойчивости гармония подстраивается под неустойчивое состояние, идет на сбой-скачок, внутреннюю дисгармонию, аскетизм, который принимает форму вынужденного движения элементов, т.е. необходимый труд, создающий благоприятные условия для устойчивости. Поэтому гармонии необходима дисгармония, которая служит залогом гарантии состояния ее целостности, и поэтому в гармонии дисгармония-труд обожествляется, понятия труд-доблесть-бог становятся синонимами, воплощая природу «единения противоположностей», и в то же время являются «противоположностями», где доблести мерзостен труд, а труд ни когда не достигает высот доблести. Поэтому в гармонии труд является ценнейшим фактором, который до бесконечности обесценивается, воплощая тем природу аскетизма и того и другого. (Поэтому в этой суперсистеме с работы возвращаются уставшими, зарабатывая тем хронические заболевания, и прекращают трудиться только будучи в одряхлевшем состоянии, отдавая себя на волю более молодых и таких же бедных элементов).

В системе равенства «единства противоположностей» открывается симметричный ему фактор неравенства, всегда отрицательного вектора. Поэтому коммунистический типаж равенства воплощается в суровой аскетической среде, что в более менее цивилизованной системе лучше всего проявляется в монастырском и военизированном укладе, где одно сплошное равенство (которое, к слову говоря, показательным примером своего идеального равенства в самой низшей, солдатской среде не терпит ни лучшести, ни худшести) сталкивается с внутренним противоречием своего неравенства и общим выражением заторможенности умственного движения к покою. Поэтому можно вывести простую формулу равенства — коммунизм тяготеет к военизированности, и даже при всей своей миролюбивости ведёт политику разжигания военных действий, и чем больше, тем лучше.

Идеал целостности состоит в покое, что представляется фактором обездвижения, которое, в свою очередь, для мира движения является аскетизмом. Поэтому сам по себе покой есть аскетизм, и он служит положительным фактором, и даже необходим, поскольку иллюзия гармонии существует, но строго в умеренных, образно говоря, иллюзорных дозах, поскольку гармония всего лишь иллюзия. Поэтому в системе гармонии процветание вообще является способом выживания, и не более того.

Гармония есть природа неправильности, невозможности существования в идеалистическом представлении целостности. Поэтому, чтобы неправильность обрела правильную форму устойчивости она сама идет на неправильность, включает в себе функции, отрицающие ее саму, под зорким присмотром и небольшим исключением.

Гармония — природа волшебства, которая воспринимает преобразовательную дисгармонию за эталон волшебства. Поэтому гармония вынуждено стремится к миру дисгармонии, чтобы приобрести волшебное состояние как можно больше. Поэтому повышенная дисгармония положением аскетизма трудового состояния является прогрессивной святостью мира гармонии.

В состоянии дисгармонии гармонии всегда не хватает бесконечности, поскольку одна величина есть бесконечность, поэтому аппетит гармонии бесконечен.

Своим целостным состоянием гармония позиционирует себя независимым ни от кого и ни чего образом, т.е. богом, вследствие чего она противостоит Богу-Творцу, вследствие чего у неё свято всё, что так или иначе либо открыто конфронтирует, либо скрытно отдаляет от Бога.

Гармонию заботит устойчивость, ее положение превосходящей царственности, т.е. в первую очередь ее волнует личное достоинство, моральное к ней отношение окружающего мира. Одним из факторов боязни потери лица находится в ее прошлом, где она пребывала в неприглядном, недостойном состоянии. Поэтому в гармонии история общества под пристальным вниманием, подправляется под необходимую точку зрения, местами скрывая и вымарывая неудобные факты, или специфично их трактуя: гармония придерживается золотого правила похоронного церемониала, — о покойнике либо — хорошо, либо — никак, — P.S.: — и этим лишний раз указывает на то, к чему она стремится — к покойственности. Поэтому в гармонии складывается парадоксальная ситуация, с одной стороны, культивирование своей истории, доводя это до психпатриотизма, а с другой, тщательное скрывание правдивых факторов, получая в конечном результате общее состояние русской пословицы — «Ивана, не помнившего своего родства», — психпатриотизм сломя голову героизирует историю своего народа, для него прошлое тормознутое (мистическое) есть идеал существования мира стабильного ускорения. Поэтому, вообще, патриотизм в гармонии в действительности является фашизмом (любой разновидности, националистической, либо всемирной).

Состояние нирваны гармонии — покойственность, которое достигается позицией уравновешивания, т.е. равенством частей, и потому равенство является идейным выразителем стремлений целостности. Но равенство является фактором абсолютной похожести, как внешне, так и внутренним качественным форматом — все элементы, как штампованные детали. Подобное явление штамповки примечательно в умственных способностях, где если хоть один элемент чего-либо не понимает, то соответственно, и никто не сможет этого понять. Поэтому мир гармонии — мир тупоумства: здесь невозможно осмысление ничего нового, поскольку горизонт способности мозга ограничен. И даже в состоянии неравенства, которое в позиции бесконечности балансирует равенство, элементы настолько неравны по своим способностям, что понять друг друга не могут, это как червяк и гомо сапиенс. Поэтому мир гармонии — это повальное закабаление, уничтожение, друг друга, перевод всего в «0», поскольку если будет найден способ завладения одним элементом вида, быстро перейдет в кабалу весь вид, поскольку защитный механизм вида фактически здесь отсутствует ситуацией абсолютной идентичности или абсолютной разрозненности.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

48

К примеру, если следовать древнему положению кровь за кровь о какой справедливости, что значит симметричности, может идти речь, — какая равнозначность, когда все люди разные, по возрасту, по каким-либо данным-талантам, по занятию в обществе положения. Все разное, однако, в стремлении за идеалом справедливости, абсолютная различность мира «кривизной глазомера» человечества выдается им за равнозначность. Поэтому, даже суд выражает состояние не равнозначности, а правильности наказания.

49

Здесь и далее по тексту эта фраза в кавычках означает марксистское материалистическое понимание.