Сказки Дальних дорог

Александр Асмолов, 2010

Медвежонок и его друзья из Дальнего леса отважились пройти дальними дорогами, чтобы вернуть шкатулку с магическим кристаллом, управляющим временем. Коварный Магистр, укравший шкатулку у хранителей, устраивает хитроумные ловушки на дорогах, по которым идут друзья. Необычны эти дальние дороги, одна заводит медвежонка во времена средневековой Англии, где он оказывается в своей прошлой жизни. Книга будет интересна тем, кто любит слушать или читать сказки в стиле фэнтези.

Принцесса далёкой страны

Иногда мы задумываемся, почему вечера красивее рассветов. Ведь утром все только начинается, оно должно быть ярче, краше, величественнее, Ан, нет! Даже самый прекрасный рассвет оставляет меньше воспоминаний, чем закат. Впечатления от угасающего вечера над рекой, в горах или за родной околицей всегда сильнее утренней зорьки. А секрет прост… Утром мы всегда ожидаем большего, впереди еще целый день, а за ним еще и вечер. Мы спешим, надеясь, что лучшее нам еще встретится. Позже. А вот вечером все иначе! Мы знаем, что погаснет последний луч и более не повторится. Поэтому мы жадно впитываем в себя все, что увидим и почувствуем… Нет времени мечтать. Все уже случилось за прошедший день, а впереди только темная ночь. Вот потому вечер производит более сильное впечатление, нежели любое, не менее прекрасное утро. И тут любой готов даже к магии потянуться. Ибо вечером светлые силы погибают в борьбе с темными. Не случайно закат всегда окрашивает мир в кроваво-красный цвет. Борьба без жертв не бывает.

Возможно, об этом еще не размышляли медвежонок и мышонок, дремавшие на спине у огромного лося. Но сгущавшиеся сумерки, и алевшее небо над головой настораживали. Ночью лес совсем иной, чем днем. Ветвистые деревья, под кронами которых лесной народец днем укрывается, ночью кажутся монстрами с длинными щупальцами. Темнота сгущается в кустах, издавая странные звуки, а ветер раскачивает верхушки деревьев, и те стонут, глухо поскрипывая. Глаза ночных птиц и зверей недобро светятся в ночи. Это пугает! Страшно наблюдать, как в темноте движутся одни глаза… Без тел.

Малёк пригрелся под боком у Ме́ни, растянувшегося на мощной спине Длинного. Дыхание медвежонка было теплым и спокойным. Это спокойствие и уверенность передавались и мышонку, который впервые в жизни самостоятельно покинул свою норку. События прошедшей ночи он еще не осознал, и то, что его жизнь теперь может измениться, казалось весьма туманным. Наступавшая ночь говорила о том, что на смену лисам и крупным птицам, что вынюхивали и высматривали мелких грызунов, появлялись совы. Никто в лесу не обладал таким зрением и слухом, как эти ночные охотницы, а уж тихо вспорхнуть с высокой сосны и бесшумно подлететь к зазевавшейся мышке… Тут у сов не было конкурентов. Даже старушка Соня, вечно щурившая свои, якобы подслеповатые глаза, оставалась грозой для всех мышек в округе. Не случайно Малёк, неожиданно получивший могучий дар колдовства, принадлежавший ранее Магистру, первым делом захотел поменяться с Соней местами. Чтобы эта романтичная старушка превратилась на время в мышонка, но умерла бы не от острых когтей, неожиданно схвативших ее, не от мощного клюва, занесенного над несчастной, а от страха. Страха, рождаемого одной мыслью, что с ней это может случиться.

Малёк стал чувствовать, что задыхается. Он попробовал пошевелиться и не смог, что-то тяжелое и теплое придавило его к спине лося. Мышонок попробовал даже укусить то, что так неожиданно навалилось на него.

— Хорошо, что у тебя нет жезла Магистра, — неожиданно услышал он шепот Ме́ни. — А то бы всех нас превратил в кого-нибудь.

— Да, я… — начал было оправдываться грызун.

— Пошутил, — подсказал ему медвежонок.

— Ну да!

— Так вот запомни, твои шуточки кому-то могут очень дорого стоить. Магистр тоже не сразу стал таким жестоким, чтобы превращать всех неугодных ему в зверей, птиц и рыб, а то и просто — в камень. Я это на себе испытал. Поначалу он был только маленьким Ма. Акробатом бродячего цирка, который любит пошутить. Что было потом, ты видел сам в нашем лесу. Деспотами не рождаются, ими становятся.

— Ме́ня, — запищал обиженно мышонок.

— Я же не собирался никого превращать…

— А кто так подумал о Соне?

— Откуда ты знаешь?

— Сон видел.

— Так ты, и вправду, можешь меняться сна ми?

— Могу, — угрюмо буркнул косолапый.

— А говорил, сон не идет. Спать не могу. Тоже мне друг!

— А ты хочешь со мной дружить?

— Конечно, — взвизгнул Малёк. — Да пусти, ты. Придавил совсем!

Он высвободился из-под лапы медвежонка и обиженно сел чуть подальше, но так, чтобы не свалиться со спины лося. Посопел для порядка и продолжил:

— У меня ведь никогда не было настоящего друга. Только братья и родственники. Они хорошие и добрые, но друг… это ведь совсем иначе. Вот у тебя есть друг?

— Друг? — Ме́ня замялся. — Я дружу с волчонком Коготком, с зайчишкой Тришкой, бельчатами Прыг и Скок. Еще мы дружили с Ведой, но она ушла к своим, с Филом.

— Я слышал, что они звали тебя с собой, — воскликнул мышонок. — Почему ты отказался?

— Мой дом — лес, а у них свой дом.

— А что, там нельзя наделать норок? — вскинулся грызун.

— И воровать крупу?

— Почему сразу воровать, — надулся Малёк. — Можно подобрать то, что упало. Ненужное. Вот падают же яблоки, орехи, желуди… Наши говорят, что у людей есть такой… вкусный очень… такой мягонький… Сыр! И в нем можно проедать дырки и целые норки.

— Обжора! — фыркнул медвежонок.

— А кто только что облизывался на мед! — всплеснул тоненькими лапками мышонок. — И что только в нем хорошего? Сам потом пить все время хотел!

— Так ты подглядывал за моим сном! — рассердился косолапый.

— А кто все сны перепутал? — взвизгнул от возмущения серый грызун. — Понаперепутал и ругается!

Медвежонок неожиданно повалился рядом с мышонком и задрыгал от радости всеми лапами. Благо, широкая спина лося это позволяла.

— Ты чего? — опешил Малёк.

— Получилось! А я думал уже больше никогда… Ура! Получилось!

Лось резко остановился, услышав радостные возгласы медвежонка.

— Чего орешь-то? — пробасил он.

— Я снова могу меняться снами!

— Зачем? — удивленно протрубил лось.

— Вот ты хочешь увидеть облако во сне и не можешь, — начал объяснять Ме́ня. — А я — запросто! Мы с тобой обменяемся снами, и ты его увидишь.

— Правда? — Длинный так круто обернулся, чтобы посмотреть на медвежонка, что оба путешественника полетели вниз. — Не врешь?

— Да мы только вот с ним… — он кивнул в сторону перепуганного падением мышонка. — Поменялись.

Лесной гигант так близко наклонил к серому грызуну свою длинную морду с огромными грустными глазами, что от его дыхания у мышонка прижались ушки, как от сильного ветра. Потом моргнул, чтобы лучше видеть в надвигавшейся темноте, и спросил:

— Правда?

Мышонок не на шутку перепугался и смог только утвердительно кивнуть в ответ. Он зажмурился на всякий случай. Уж лучше не видеть последний миг своей короткой жизни… Тут что-то теплое и влажное прижало мышонка к земле, пройдясь от носика до самого кончика хвоста. Ему показалось, что это был весенний теплый ливень. Только очень короткий. Но такой быстрый, что он даже не успел спрятаться.

— Эй! — раздался взволнованный голос медвежонка. — Поосторожней со своим языком… Мы же маленькие!

— Давайте дружить! — неожиданно ласково протрубил лось. — Вы мне так нравитесь, ребята.

— Ты тоже… ничего! — взвизгнул обрадованный счастливым исходом событий мышонок. — Только ты… это… поаккуратней!

— И я согласен! — Ме́ня смущенно опустил свой нос к лапам, сложенным на животике и засопел. — Чесс слово!

— Тогда по рукам! — Малёк вытянул в стороны свои тоненькие лапки. — То есть по лапам.

Все засмеялись, представляя, как лось ударит копытом по лапке мышонка в знак согласия. Потом Длинный присел, чтобы друзья смогли вскарабкаться на его могучую спину, и компания отправилась дальше. Теперь сгущавшиеся сумерки уже не казались такими страшными, а лес враждебным. На душе у всех было легко и радостно. Любые беды и горести легче преодолевать с друзьями, а в дороге просто веселее. Они даже начали что-то напевать. Каждый свое. Малёк попискивал нечто, напоминавшее старые мышиные песни, которые длинными зимними ночами можно услышать, если приложить ухо к земле у открытой норки. Ме́ня, закрыв глаза от удовольствия и раскачиваясь в разные стороны, подвывал тихим баском то, что когда-то напевала ему перед сном медведица Тамара. Лось по имени Длинный ускорил шаг и, высоко подняв голову, трубил что-то так сильно, что в Дальнем лесу все замирали, услышав боевой клич гиганта. Наверное, ему виделись славные походы его предков, которые когда-то сражались с захватчиками за свои родные леса. Это было так давно, что уже никто не помнил этих подвигов, даже сам Длинный, но воспоминания хранились в его сердце. В минуты радости они вырывались из глубин его необъятной души, и каждый вдруг ощущал прилив гордости и необыкновенного подъема. Это просыпалась память предков. Она живет у каждого, только в обычной ситуации память дремлет. Но иногда случается так, что она пробуждается. И тогда неясные образы великих свершений и побед вдруг окрыляют нас. Удивительная гордость охватывает каждого, хранящего в себе эту память. И тут ни время, ни наветы, ни россказни не властны над проснувшейся памятью. Она клокочет внутри нас и зовет. В дальние страны, к новым великим свершениям, к приключениям…

Вы спросите, а какие такие великие дела могут быть у мышат или бельчат? Ответ прост. Величие не зависит от веса или размера, если речь идет о душе, а именно она определяет, какие мы и что можем. Поверивший в себя и поставивший себе великую цель — добьется!

— Ну и голос у тебя! — восхищенно прошептал Ме́ня. — На весь лес…

— Ага, — поддакнул Малёк. — В каждой норке слышно.

Лось, казалось, их не замечал. Он перешел на бег и, не обращая внимания на кусты и молодые деревца, ломился вперед. Мощной грудью он прокладывал себе дорогу сквозь непроходимые чащи, словно врывался в ощетинившиеся острыми пиками ряды неприятеля. Это было похоже на бой с невидимым противником. Медвежонок и мышонок затихли на могучей спине, готовясь к схватке. Это было так упоительно, что восторг захлестнул всех троих. Даже Малёк ощутил себя воином, закованным в сверкающие латы. С мечом и щитом… Ах, как это было здорово!

— Ура! — пропищал грызун. — Вперед!

— Он стал размахивать тоненькими лапками.

— Даешь!

Мышонок непременно свалился бы со спины мчащегося гиганта, но лапа друга вовремя подхватила его и усадила на место. Ме́ню тоже охватило пьянящее чувство великой битвы.

— Ура! — они уже орали вдвоем на спине лося. — Длинный, давай! Быстрей!

Трещали сухие сучья, подминались молодые побеги, раздвигались кусты, уступая натиску лесного гиганта. Задрав морду, он неистово трубил, налетая мощной грудью на притаившегося в темноте воображаемого врага.

— И куда это вы собрались? — неожиданно прозвучало сверху. — Пожар что ли?

Длинный так резко затормозил, что двое, сидевшие на его спине, кувырнулись вперед и вниз. В полете они заорали еще сильнее, но уже не от восторга, а от страха. При ударе о землю оба разом умолкли. К своему удивлению разгоряченная порывом троица только сейчас заметила, что в лесу тихо. Вернее, над всем Дальним лесом нависла зловещая тишина.

— Я вас спрашиваю, уважаемые, — это был голос романтичной Сони. — Что приключилось-то? — Никто ей не ответил. — Это так неприлично!

— Сова просто кипела от возмущения. — Так орать среди ночи… от Вас, Длинный, я этого никак не ожидала. Просто неслыханно!

Лось, понурив голову, молчал. Его могучие бока еще вздымались от быстрого бега. Он сам не мог понять, что это с ним произошло. Какая-то неведомая сила вдруг увлекла его в этот странный воображаемый бой. Но он мог поклясться, что видел и даже чуял врага впереди. Он по-настоящему готовился к битве. Он почти уже сражался. Странно!

— Так у вас тут целая команда, — сова прищурилась, разглядывая копошащихся мышонка и медвежонка. — Узнаю… Вот уж не думала, что Вы, уважаемый лось, водитесь с этими врунишками-болтунишками. — Ее голова с огромными черными глазищами сделала почти круговое движение. — Это просто возмутительно!

— Соня даже моргнула. — Неслыханно!

— Это я… — едва пролепетал Ме́ня.

— Я все это… — еще более невнятно пропищал Малёк.

— Простите, достопочтенная Соня, — голос лося заглушил остальных.

— Да вы что, мухоморов объелись! — возмутилась сова. — Орать ночью в лесу. Кому положено — спят, остальные — на посту…

От этих слов мышонок вздрогнул и шмыгнул за медвежонка.

— Всех переполошили, — не унималась Соня. — Народ в лесу подумал, что это стая из другого леса на нас войной пошла. Попрятались со страху… Одна я тут осталась!

— О, Вы всегда были самой мудрой из нас, — лось галантно поклонился.

— Вы так учтивы, дорогой Длинный, — сова моргнула и чуть наклонила голову, — как милый Фил. — Соня собиралась было всплакнуть, но подумала, что это сейчас вряд ли кто оценит, и воздержалась. — Из-за чего весь этот шум?

— Мы шли на бой! — гордо пискнул мышонок, выглянув из-за спины Ме́ни. — Вернее, мчались!

— С кем же? — заинтересовалась сова.

— Ну, с этим… — Малёк замялся. — С Ма!

— Кто это? — Соня шире открыла и без того огромные глазищи.

— Который время украл, — грызун гордо подбоченился и выставил вперед тоненькую лапку, — который Магистром стал!

Романтичная сова чуть отшатнулась назад и зажмурилась, готовая шмякнуться в обморок. Впрочем, она быстро передумала, вспомнив, что сидит на самой высокой ветке огромной сосны, а кавалера, способного подхватить чувственную даму, рядом нет. Вот так всегда: можно рассчитывать только на себя… Что за времена наступили в Дальнем лесу! Где вы, рыцари, способные пожертвовать собой за единственный взгляд красавицы? Где ты, молодость? Хорошо, хоть красота не покинула ее… Да, ей будет не хватать Филарета, его галантности, его прекрасных манер и задушевных разговоров.

Конец ознакомительного фрагмента.