АлкоМаг 4

Александр Арсентьев, 2023

Загнанный в угол, ты всегда выбираешь вариант наименьшего Зла. Выжить сейчас, а уж остальное приложится. Из сетей интриг цивилизованного мира – прямиком в топку войны. Инстинкт выживания становится образом жизни …

Глава 2

На тот момент грандиозная кампания по внедрению визоров еще только начиналась, поэтому повсеместных проверок не было. Но, как Леха мне уже рассказывал, у отца был друг-полицейский. И тут-то все и выяснилось. Хорошо, что друг оказался на самом деле другом! После этого жизнь Алексея начала чем-то напоминать историю агента под прикрытием. И лишь это могло хоть как-то сгладить тошнотворные ощущения от окружающей его действительности. Он чувствовал себя особенным и пытался хоть как-то это реализовать. Нет, не в плане революционной деятельности! Слава богу, для этого у него не нашлось единомышленников, иначе он бы давно уже не жил на этом свете…

Молодой Леха пытался как-то реализовать свои порывы — он писал стихи, сочинял музыку, но… В один прекрасный момент ему довольно недвусмысленно намекнули на то, что свои порывы он может засунуть себе в известное место, если не хочет оказаться в местах не столь отдаленных. Пришлось Лехе и на этой стезе пойти на сделку с самим собой. Он пытался искать себя в спорте, потом — в делах семейных. Но, все это не могло компенсировать ему необходимость ежеминутно купаться в океане лжи и продолжать с этим мириться.

И, так как алкоголь стал его верным спутником еще с детских лет, то Алексею, по сути, не оставалось ничего иного, кроме как… Я, можно сказать — с состраданием взглянул на него, недоумевая — как ему удалось вообще выжить! Не спиться, не угодить в «дурку», да и вообще — не опустить руки… Одно слово — личность героическая!

— А ты? — тихо спросил Леха и почему-то заметно смутился.

— Я? — я озадаченно почесал затылок, соображая — что ему ответить.

А действительно? Пытаться рассказать о том, что со мной действительно произошло — все равно, что пересказывать благодарному слушателю содержание увлекательного и напичканного спецэффектами блокбастера. Не поверит, скорее всего… Да и не хотел я, если честно, доверяться малознакомому человеку. Как говорят — «был подозрительным от природы».

Поэтому, я многозначительно взмахнул рукой и ответил:

— Я? Да что там рассказывать, Леха! Практически один-в один с твоей историей! Разница лишь в том, что всю свою жизнь я прожил в глухомани. У вас тут — другой размах! Поэтому и решил, наконец, податься в столицу. И, как видишь, неудачно…

Я многозначительно умолк. Леха немедленно поддержал меня — он пьяно икнул и сочувственно кивнул.

— Это — точно! Я вообще не понимаю — как вы там живете, в этом захолустье! Бывал пару раз — хватило, чтоб больше туда не соваться. Мрак, жуть и безысходность… Если уж не здесь, то там бы я точно спился в корягу… Ик… Андрюха, я это… Пожалуй, подремлю…

И, даже не дождавшись ответа, Леха откинулся на койку и мгновенно захрапел.

— Давай-давай, — пожелал я ему.

После этого я поднялся с кровати и решил пройтись. Моцион, так сказать, да заодно и до туалета прошвырнуться. Пока я брел по казарме до двери, из-за которой исходил весьма характерный запах, то на душе у меня становилось все тоскливее. Грандиозная пьянка достигла, судя по всему, апофеоза. Пол был во многих местах заблеван. В одной из подобных луж боролись двое мужиков, чем-то вызвав ассоциации с борьбой голых девиц в грязи. Тут же орали какую-то патриотическую и жутко шовинистическую песню под аккомпанемент непонятно где взятой гитары. Я ловко увернулся от летевшего прямо на меня мужика лет пятидесяти с зажатым в кулаке стольником.

— Ща, еще возьмем! — прохрипел он и, сшибая все на своем пути, ринулся к заветному окошечку на двери.

Я задумчиво посмотрел ему вслед и решил, что пить все-таки вредно.

После посещения туалета настроение мое не улучшилось. Мало того, что на время посещения мне пришлось задержать дыхание, так еще и ботинок в луже испачкал. Я тщательно вытирал подошву о пол, когда неожиданно мне прямо между лопаток «прилетел» короткий, но одновременно мощный импульс сенсорики. Я замер…

Вот чего я точно не ожидал, так этого! Главным образом потому, что никак не ожидал встретить здесь представителей так называемой «элиты». Ранг не тот, чтобы на начальных этапах мобилизации идти на фронт. Ну, только если в рамках пиар-компании. Поэтому я растерялся на пару мгновений. А потом медленно обернулся и принялся прочесывать взглядом разухабистую пьяную толпу…

Вскоре я нашел его. Молодой мужчина, лет тридцати, стоял, облокотившись на стену и с нагловатой улыбкой пялился на меня. Я вопросительно вскинул брови — «Чего, мол?»Сенс лениво оттолкнулся от стены и развязно направился в мою сторону. Скажу честно — никого видеть из моей родной касты у меня желания не было. Как я понял из посещения Сенсодвора, численность сенсов в Москве была не столь велика — пара-тройка сотен, не более. Исходя из этого, шанс быть опознанным был для меня очень высок. А это — не есть хорошо! Могут, при желании, и сдать…

Я стоял, глядя на приближающегося шатена с огромными и выразительными карими глазами. Женщины, вероятно, посчитали бы их красивыми. Для меня же они не несли своим выражением ничего, кроме непомерной спеси существа, оказавшегося в среде плебеев. Впрочем, глаза и были его характерной особенностью, и ничего, собственно, более — маленький невыразительный рот и оттопыренные уши практически без мочек. Все это в сочетании с бритой наголо головой вызывало комичные ощущения. «Сенс, исполненный очей…»Тем не менее, в высокомерии ему было не отказать…

— Хай! — он в отдающем жеманностью жесте приветственно поднял руку с длинными и тонкими пальцами. — Чьих будешь?

— Своих собственных, — не раздумывая ответил я, гадая — узнал он меня или нет.

Неожиданно спеси в его взгляде заметно поубавилось — видимо, мой невозмутимый ответ поставил его на место.

— Альберт, — неожиданно протянул он мне руку. — Альберт Нэцке…

— Андрюха Коротков, — уверенно отреагировал я, решив блефовать до конца, и пожал его холодную, чуть влажную ладонь.

К моему великому облегчению, он принял это мое имя. А мгновение спустя смущенно опустил вниз ресницы.

— Я… Это… Можно сказать, изгой…, — неожиданно он справился со своей робостью и с вызовом взглянул на меня. — Моя семья несколько лет назад была изгнана из Круга. А теперь вот, нас реабилитировали…

Я запоздало произвел его идентификацию — прикрыл веки и немедленно узрел пред собой образ, соответствующий сенсу — оранжевый силуэт. Только вот, непонятно — он-то каким образом здесь оказался? О чем я и не замедлил его спросить:

— Альберт, ты-то здесь что делаешь? Неужели мобилизация касается нашего круга?

Он вновь смутился, на этот раз так, что по щекам пошли малиновые пятна.

— Я…, — он нервно мял в ладони полу своего камуфляжа. — Эти… Животные…Они даже не стали смотреть мои документы, а попросту швырнули меня в кузов машины! И сколько бы я ни пытался им втолковать — всем было абсолютно насрать на меня! А ты?!

Он с надеждой воззрился на меня. Видимо решил, что совместными усилиями мы сможем восстановить свою поруганную честь, а именно — откосить от мобилизации. Этого мне еще только не хватало…

Я немедленно ухватил его за рукав камуфлированной куртки и оттащил к стене.

— У меня — та же история! — дыхнул я на него перегаром, от чего Альберт смешно сморщился. — И, как я понял, доказывать что-то нам совершенно не с руки! Полицейская и военная бюрократические машины ой как не любят признавать собственные ошибки. И советую больше не орать о том, кем ты на самом деле являешься. Ты, наверное, догадываешься — как именно труди относятся к привилегированному классу? Ну, вот. Отсюда вывод — сиди ниже травы и тише воды! И нам лучше сделать вид, что мы не знакомы — так меньше вероятности быть раскрытыми…

— Но, послушай! — Альберт судорожно схватил меня за рукав. — Я слышал, что нас — сенсов, отправляют в другие подразделения, в элиту! Аналитика, стратегический отдел и прочее…

Я на миг замер. Вот как, оказывается? Впрочем, для меня это ровным счетом ничего не меняло. Я как был здесь инкогнито, таким и предпочитал оставаться.

— Забудь, — прошипел я. — Если хочешь выжить в этом аду — забудь. И про меня — тоже…

Я жестко взглянул в его глаза и, богом клянусь, увидел в них подступившие слезы. Тонкие губы Альберта тряслись… На какое-то короткое мгновение мне даже стало жаль его, но… Ничего поделать с собой я не мог — он мне не понравился сразу. Жеманный, высокомерный и, судя по всему, до безобразия трусливый. Вон как его колбасит!

— Все понял? — сдвинул я брови.

— Д-да, — пролепетал он, обреченно отвернулся и побрел на свое место.

Я с неприязнью взглянул ему в след. Униженный и оскорбленный, мля… Да и хрен с ним — лишь бы хлопот не принес! В груди что-то кольнуло…Нехорошее какое-то предчувствие…

«Да похер!» — рявкнул я сам на себя, круто развернулся и зашагал в свой угол.

Я еще не дошел до своей койки, как двери в казарму распахнулись. Два дюжих молодца с широкими улыбками, словно играясь, закинули в помещение завернутый в камуфляж… Кусок мяса — иначе это было не назвать! Я присмотрелся и опознал в нем того самого мужика, что забирали на «беседу» добры молодцы Смурного. Ипать, как они его…

Сердобольные соседи Говорливого немедленно подхватили собрата под руки и утащили на кровать, где заботливо поднесли к разбитым губам бедолаги бутыль «Империи». «О времена, о нравы!» В сердцах сплюнув на пол, я плюхнулся на свою койку и в бессильной злобе сомкнул веки. Спокойствие, только спокойствие…

Наверное, я задремал, по крайней мере — на какое-то время смог отстраниться от реальности…

Но, ничто не вечно под луной — от очередного пронзительного визга сирены меня аж подбросило на кровати. Опять противно заныли зубы, так что я даже испугался — не дай бог, и вправду кариес!

— Да какого хера-то?! — возмущенно простонал Леха и поднял голову.

Вновь ожили динамики под потолком.

— Граждане мобилизованные! Прослушайте важное сообщение! Через пять минут в расположение команды будет доставлен ужин. Убедительная просьба — не препятствовать работникам военкомата и находиться во время раздачи на своих местах! После приема пищи будет организован просмотр обращения Импертора Московской Империи, Вельзева Романовского, к нации! По окончании — показ художественного фильма «Все для фронта». Повторяю…

После повтора сообщения двери распахнулись. Два автоматчика заняли свои места у входа, в то время как несколько рабочих вкатили в помещение тележки с бачками и стопками алюминиевых мисок. Шедшие рядом поварихи разливали сомнительно пахнувшее пойло в тару и подавали его призывникам.

Наконец, дошла очередь и до нас — мы с Лехой получили по миске местной баланды. Я заглянул в тарелку, лениво пошевелил содержимое ложкой — крупные дольки картофеля, лука, какая-то крупа и практически незаметные волокна мяса. Ну, что ж, ладно хоть вообще что-то дали…

На удивление, ужин оказался вполне себе приемлемым, поэтому я уже через минуту подал пустую тарелку рабочему, собиравшему грязную посуду. Леха тоже давился, но исправно уничтожал ужин, понимая — что альтернативы не будет.

Когда прием пищи был окончен, работники призывного пункта, собрав посуду, удалились. В зале погас свет, а на потолке разверзлась ниша, откуда выдвинулся проектор. Мощные лучи ударили в противоположную стену, послужившую вполне себе неплохим экраном.

Далее последовали гимн и аплодисменты, после которых на трибуну взошел сам Вельзев Романовский. Я с неприязнью вновь отметил характерные детали его одеяния — высокие каблуки, пиджак не по размеру, под которым наверняка был бронежилет. Вдохновленное блиноподобное лицо императора лоснилось так, что даже играло бликами в лучах софитов.

На каком-то ракурсе я сумел заметить тот самый волшебный защитный круг в стиле «Хома Брут» и невольно поразился — вот нахрена ему сейчас-то все эти меры предосторожности? Ведь он же не где-то «на людях», а в родных пенатах.

— Вот гандон, — тихо произнес Леха. — Ты только посмотри на него — он уже ссыт даже своего окружения! Скоро на танке выезжать к трибуне начнет. Хотя, на его месте я бы тоже наверное опасался. Всенародная любовь — страшная штука!

Леха тихо рассмеялся, но на него тут же зашикали соседи по казарме. Я с изумлением взглянул на них — призывники на самом деле были увлечены происходящим на экране. Затаив дыхание, труди во всю ширину своих глаз наблюдали за вождем, именно благодаря стараниям которого они и были направлены на грядущую бойню. Мне даже как-то неуютно стало находиться поблизости от подобных фанатиков. Еще придушат ночью в припадке патриотизма…

Вволю откашлявшись и прокряхтевшись, престарелый диктатор обратился к собравшимся по ту сторону экрана. Его речь была долгой и цветистой, и нужно отдать ему должное — язык у него был подвешен превосходно. Что было вполне ожидаемо, он пытался обвинить весь цивилизованный мир во всех смертных грехах, пытаясь свести все к единственному возможному выводу — его заставили развязать эту войну. Не знаю как остальным, но мне было отчетливо видно — старый брехливый пес оправдывается! Тут было над чем задуматься…

Хотя, по идее все было логично до безобразия. Возомнив себя Пупом планеты, дряхлый диктатор рассчитывал на один сокрушительный удар, который бросит к его трясущимся ногам новые территории. На деле все вышло с точностью до наоборот. Мир консолидировался и объединился против откровенного беспредела. И Романовский, судя по всему, вместе со своей непобедимой армией огреб по-полной! Иначе, зачем все это — всеобщая мобилизация, возгонка шовинизма и прочее?

После этого император долго и нудно рассказывал о том, что в Московской Империи все, как никогда, «цветет и пахнет». От его слов веяло такой неприкрытой ложью, что Леха не выдержал — свесившись с койки, парень вывалил свой ужин на пол. Вот так…

Под конец, когда Романовский вновь вернулся к теме войны, внутри у меня все похолодело. Он начал что-то плести о небывалом самопожертвовании имперцев, как отличительной черте нации. Рассказывал о многочисленных примерах, когда воины отдавали свои жизни за Отечество. Ясно было одно — ему потребовались жизни сограждан в неимоверных количествах. Я припомнил то, что происходило в реальности, и понял — все сходится. Диктатор набирал мясо для мясорубки!

Под конец своего выступления Вельзев, войдя в раж, выкрикнул несколько лозунгов, поклонился и был таков…

На пару минут в казарме зажегся свет. Видимо, готовили к трансляции фильм. Я осмотрелся — пьяные мобилизанты были исполнены самых светлых чувств! Это было дико, но пламенная речь диктатора вдохновила эти организмы! Они грязно поносили жителей Миянмы, обещая уничтожать каждого кто встанет у них на пути! И, что было самым невероятным, одновременно с этим они утверждали, что являются освободителями этого самого народа! И принесут на новые земли мир и процветание. Подобным же образом Романовский доказывал что он ведет эту священную войну чтобы…закончить войну! «Палата номер шесть», как она есть…

Потом свет погас, а на экране замерцали кадры черно-белого старого фильма о том, как во время Восточной войны имперцы храбро противостояли оккупантам из Джайпана, вторгшегося на территорию московской Империи. Судя по всему, руководством страны была поставлена задача — «напялить сову на глобус» и провести железобетонные параллели между канувшей в историю войной освободительной и нынешней — захватнической имени Романовского. Ай, красавец! Чудовищность этой неприкрытой лжи потрясала до глубины души… Но больше этого пугало другое — сидящие со мной в одном помещении зомби во все это свято верили…

Я скосил взор на своего товарища, и искра эмпатии залила теплом все мое существо. Хоть кто-то меня тут способен понять. Леха, казалось, прочитал мои мысли — он жалко улыбнулся мне, после чего его вновь стошнило…

По окончании фильма в казарме погасили свет. Стало быть — команда «Отбой»? Мы с Лехой уговорили еще по дозе «Империи» и, пожелав друг другу спокойной ночи, заскрипели сетками, пытаясь найти удобное положение для сна. Но, уснуть оказалось не так-то просто… Подождав, пока глаза не привыкли к темноте, соседи преспокойно продолжили бухать во славу Великой Империи. Оно бы и плевать, но контекст негромких разговоров убивал во мне всяческую веру в человечество…

Первым делом, естественно, беседы сводились к довольствию, а проще — к денежному обеспечению. Не имело значения — мобилизованный ты или доброволец — платить солдату Империи обещали исправно и обильно. Разумеется, на словах-то отчего бы не платить! Романовским был обещан размер оплаты, вдвое превышающий средний по стране. Так как уровень безработицы в последние месяцы неуклонно повышался, то многие труди были весьма обеспокоены своей возможностью и далее осуществлять регулярные платежи по кредитам и ипотекам. А многих уже, как говорится, взяли за жопу представители службы судебных приставов.

Как оказалось, в казарме присутствовали не только собранные по отделениям полиции кадры, но и обычные граждане Империи — добровольцы и мобилизованные. Многих на фронт погнала надежда хоть как-то выбраться из удушающих долгов — эти бедолаги и в самом деле решили поправить свое финансовое положение за счет захватнической войны. Кто-то шепотом упоминал о возможности подмародерить на уже оккупированных территориях. «Ачотакова?! Война — имею право!» Для своей совести (если она и была) у них была железобетонная «отмаза» — идем защищать Родину, а если кто-то с этим не согласен — тот агент спецслужб сенсов-ренегатов. Я скрипнул зубами — что ни говори, удобная позиция.

И эти существа на самом деле строили грандиозные планы о том, как счастливо они заживут, вернувшись с войны. От перспектив кружилась голова — обеспеченность на всю жизнь, почет, льготы и прочие блага, обещанные им Романовским с голубого экрана. Они, как дети, упорно старались мысленно перешагнуть этап, собственно, самой войны, даже не задумываясь — а что там, на фронте… Я сомневался в том, что в плане какой-то военной подготовки эти «освободители» хоть что-то из себя представляли. Пусть, у некоторых,возможно, и был какой-то боевой опыт, но большинство знали о боевых действиях лишь по отечественным фильмам и сериалам. Вот, взять хотя бы меня — какой нахрен из меня боец, хоть когда-то я и служил в армии? Ну, ползал на плацу, изучал строевую. Даже пару раз возили на стрельбище. Когда-то весьма неплохо собирал-разбирал автомат. Дай мне сейчас этот автомат — я и не вспомню, что и где у него расположено, кроме спускового крючка. Ну, или приклада… На этом — все! И где гарантия того, что в бою я стану героем, а не обузой для профессиональных военных?

Я вновь покачал головой, выслушивая бред очередного «спикера» о том, как «один его знакомый» недавно вернулся с войны и живет теперь «в шоколаде». Правда, в конце своего монолога парень упомянул о том, что у героя отсутствуют обе нижние конечности. Но он тут же вернулся на мажорный лад, сгладив неловкость момента заверением о том, что семью его обеспечивают всем необходимым — продуктовыми наборами, путевками в профилактории и прочим…

Осознавая чудовищную степень деградации этих организмов, я тихонько застонал. Вот как тут уснуть?! Я решительно поднялся, взял из пачки сигарету и отправился в сторону курилки, пытаясь абстрагироваться от захлебнувшего казарму маразма.

На входе в курилку я щелкнул зажигалкой и втянул в себя ароматный дым. Хоть что-то приятное…

Мимолетная эйфория была немедленно прервана сдавленными стонами, раздавшимися из тускло освещенного прокуренного помещения.

— Даувай-даувай! — повелительно прервал стенания грубый приглушенный окрик. — Деувачку не строй из себя, да…

Я нервно затянулся и вошел вглубь курилки. В клубах сигаретного дыма тут же разглядел двоих мужчин в углу — они стояли спинами ко мне. На звук моих шагов «курильщики» обернулись, открыв обзор к стоящему перед ними на коленях парню. Я прищурился… Точно, это был тот самый Альберт! Лицо недоделанного сенса было заревано и носило на себе оттенок трагизма. С этим — все ясно. Я перевел взгляд на обидчиков Альберта.

Явно не местные. В акцентах, диалектах и прочих языковых особенностях этого мира я пока что не разбирался, но парни были явно не уроженцами Москвы. У того, что покрупнее были расстегнуты штаны, а второй, по всей видимости, стоял вторым на очереди…

— Че тут за херня происходит? — с неприязнью «воткнул» я взор исподлобья в того, что покрупнее.

— Ты даувай — мима иды, да! — он красноречиво повел в воздухе рукой.

Его низкорослый собрат нервно хихикнул и с вызовом взглянул на меня из-под густых бровей.

— Нахер дернули отсюда, извращенцы! — я повысил голос. — Оба! Сука, покурить спокойно нельзя…