Стихотворения. Песни

Александр Аркадьевич Галич

Александр Галич был одним из первых наших поэтов, кто в начале 60-х запел свои стихи под гитару, и они, неоднократно переписанные магнитофоном, стали известны всей стране. И, как позднее это произошло с В. Высоцким, их пели все, не всегда зная, кто автор.

Красный треугольник

…Ой, ну что ж тут говорить,

что ж тут спрашивать?

Вот стою я перед вами, словно голенький.

Да, я с Нинулькою гулял с тёти-Пашиной,

И в «Пекин» её водил, и в Сокольники.

Поясок ей подарил поролоновый

И в палату с ней ходил в Грановитую.

А жена моя, товарищ Парамонова,

В это время находилась за границею.

А вернулась, ей привет — анонимочка:

Фотоснимок, а на нём — я да Ниночка!..

Просыпаюсь утром — нет моей кисочки,

Ни вещичек её нет, ни записочки!

Нет как нет,

Ну, прямо — нет как нет!

Я к ней в ВЦСПС, в ноги падаю,

Говорю, что всё во мне переломано.

Не серчай, что я гулял с этой падлою,

Ты прости меня, товарищ Парамонова!

А она как закричит, вся стала чёрная:

— Я на слёзы на твои — ноль внимания!

И ты мне лазаря не пой, я учёная,

Ты людям все расскажи на собрании!

И кричит она, дрожит, голос слабенький…

А холуи уж тут как тут, каплют капельки:

И Тамарка Шестопал, и Ванька Дёрганов,

И ещё тот референт, что из органов,

Тут как тут,

Ну, прямо — тут как тут!

В общем, ладно, прихожу на собрание.

А дело было, как сейчас помню, первого.

Я, конечно, бюллетень взял заранее

И бумажку из диспансера нервного.

А Парамонова, гляжу, в новом шарфике,

А как увидела меня — вся стала красная.

У них первый был вопрос — «Свободу Африке!»,

А потом уж про меня — в части «разное».

Ну, как про Гану — все в буфет за сардельками,

Я и сам бы взял кило, да плохо с де́ньгами,

А как вызвали меня, я свял от робости,

А из зала мне кричат: «Давай подробности!»

Все, как есть,

Ну, прямо — все, как есть!

Ой, ну что ж тут говорить, что ж тут спрашивать?

Вот стою я перед вами, словно голенький.

Да, я с племянницей гулял с тёти-Пашиной,

И в «Пекин» её водил, и в Сокольники.

И в моральном, говорю, моём облике

Есть растленное влияние Запада.

Но живём ведь, говорю, не на облаке,

Это ж только, говорю, соль без запаха!

И на жалость я их брал, и испытывал,

И бумажку, что я псих, им зачитывал.

Ну, поздравили меня с воскресением:

Залепили строгача с занесением!

Ой, ой, ой,

Ну, прямо — ой, ой, ой…

Взял я тут цветов букет покрасивее,

Стал к подъезду номер семь, для начальников.

А Парамонова, как вышла — стала синяя,

Села в «Волгу» без меня и отчалила!

И тогда прямым путём в раздевалку я

И тёте Паше говорю: мол, буду вечером.

А она мне говорит: «С аморалкою

Нам, товарищ дорогой, делать нечего.

И племянница моя, Нина Саввовна,

Она думает как раз то же самое,

Она всю свою морковь нынче про́дала

И домой по месту жительства отбыла».

Вот те на,

Ну, прямо — вот те на!

Я иду тогда в райком, шлю записочку:

Мол, прошу принять по личному делу я.

А у Грошевой как раз моя кисочка,

Как увидела меня — вся стала белая!

И сидим мы у стола с нею рядышком,

И с улыбкой говорит товарищ Грошева:

— Схлопотал он строгача — ну и ладушки,

Помиритесь вы теперь по-хорошему!

И пошли мы с ней вдвоём, как по облаку,

И пришли мы с ней в «Пекин» рука об руку,

Она выпила дюрсо, а я перцовую

За советскую семью образцовую!

Вот и всё!

<1963?>