Метод Нортона

Александр Александрович Анджелфилд, 2021

В престижном лондонском университете находят тело уважаемого профессора. Полиция считает, что виной всему сердечный приступ, однако помощник профессора замечает некоторые странные обстоятельства и начинает собственное расследование.

Рассказывает помощник профессора на кафедре экспериментальной химии Уолтер Нортон

I

3 декабря 1918 года. На континенте закончилась Великая война, хотя её исход, кажется, был предрешён ещё давно. Тем временем на наш грешный мир обрушилась новая кара (я склонен считать, что Господь послал её за развязывание ужасной войны): испанский грипп. Эпидемия вовсю бушевала на континенте и была в самом разгаре на Британских островах.

Впрочем, это история не о тысячах погибших, страдавших и раненых во имя нашей великой империи. Это история об одном удивительном человеке, и о последствиях, которые его смерть повлекла за собой не только для отдельных лиц, но также, не побоюсь этого написать, для всего остального мира.

За окном шёл снег с дождём. Уже несколько дней стояла отвратительная промозглая погода. Я долго не мог уснуть, полночи проворочавшись на кровати, и проснулся ещё впотьмах. Зажёг свечу и посмотрел на часы. Пять утра. Необходимо было скоротать два долгих часа перед тем, как отправиться в университет. Потому я достал томик Дидро и при тусклом свете фитилька начал читать. Признаюсь, мне долго не удавалось сосредоточиться. Меня одолевало смутное предчувствие чего-то тревожного и неизбежного, и надо признать, в этот день оно полностью оправдалось.

Наконец пробило семь. Я отложил книгу и неторопливо оделся. Мой утренний кеб уже ожидал у ворот (он всегда ждёт меня в это время). Кучер хлестнул коня, и тощий молодой жеребец пошёл медленной рысью. По пути не случилось ничего особенного, однако тревожное предчувствие лишь усилилось.

Когда мы приехали к университету, мой глаз сразу уловил нечто странное. У главного входа стояли трое полисменов и о чём-то шептались, а рядом гудела возбуждённая толпа. Кое-как протиснувшись, я подошёл и заговорил с ними.

Прежде чем продолжать историю, предлагаю читателю составить своё мнение о её рассказчике. Моё имя Уолтер Нортон, двадцати шести лет отроду. Три года назад я с отличием окончил этот самый университет, где сейчас занимаю должность помощника профессора на кафедре экспериментальной химии. Мой отец умер за несколько лет до описываемых событий, накануне Великой войны, оставив нам с сестрой и матушкой небольшое состояние. Из других родственников у нас остались дядюшка, тётушка и кузина.

Два слова об университете. Это громадное, мрачноватого вида здание 1820-х годов постройки. Заведение сие считается престижным, и не обременённому умом человеку не так-то просто сюда попасть. Помимо парадного входа есть также несколько чёрных, обычно запертых на ключ, и одна из этих дверей примыкает к нашей лаборатории (о ней будет рассказано позже).

Вернёмся к полисменам. Я обратился к ним с таким вопросом:

— Могу я узнать, что здесь произошло?

— Сэр, прежде чем сообщить вам что-либо, — сказал главный из трёх, — нам необходимо узнать, кто вы такой. Вы студент?

— Нет, я здесь работаю. Моя должность — помощник профессора Бэлла на кафедре экспериментальной химии, — гордо произнёс я.

Моё заявление, по-видимому, произвело на них некоторое впечатление. Они нервно переглянулись, о чём-то с серьёзным видом пошептались, и другой полисмен сказал:

— Пройдёмте за мной.

Я повиновался.

II

По пути главный полисмен открыл мне, какое страшное событие произошло в стенах этого здания.

— Я бы не мог рассказать вам, что случилось, сэр, — заговорил он, — если бы это происшествие не имело прямого отношения к вам. Более того, вы можете быть полезны следствию…

Мысли мои на миг спутались. Какое событие могло иметь отношение ко мне? Что за следствие велось в университете?

Я тут же был вознаграждён ответом на оба вопроса.

— Дело в том, что… Томас Бэлл мёртв. Его тело нашли сегодня утром в лаборатории. Мы считаем, что смерть наступила в результате естественных причин. Видите ли, профессор был уже далеко не молод, и вполне вероятно, что его сердце просто не выдержало…

Дальше слушать просто невозможно. Уже после первой фразы я почувствовал головокружение и стал как вкопанный, а последующие слова слились для меня в бессвязный поток речи. О, профессор Бэлл мёртв! Мой старый, верный друг! Я питал искреннее уважение по отношению к этому человеку и действительно гордился, что имею честь быть его помощником.

— Сэр, вам, кажется, нехорошо? Позвать за врачом? — эти вопросы полисмена вывели меня из ступора, в котором я пребывал последние две минуты.

— Нет, нет… Просто я не был готов к такой новости. Можно ли осмотреть лабораторию?

— Вы уверены? Тело уже убрали, но ничего более не трогали. Как помощник покойного вы имеете на это право. Однако ж… Полиция уверена, что профессор умер своей смертью.

Я проигнорировал последнее замечание, и мы отправились в лабораторию.

Просторная комната выглядела совершенно так же, как обычно, только на полу валялись осколки нескольких склянок и сосудов, используемых нами для опытов.

— Если вы утверждаете, что Томас Бэлл умер в результате сердечного приступа, что произошло с этими сосудами? — немного оправившись от первого потрясения, указал я.

Тут заговорил третий полисмен. Видимо, он заранее заготовил ответ.

— Вероятно, профессор задел их, упав навзничь во время приступа.

Конечно, это объяснение меня не удовлетворило. Но что мне оставалось делать? Я узнал, что похороны состоятся послезавтра, и попросил выдать мне копию полицейского протокола. Главный полисмен любезно сообщил, что я могу получить таковую завтра в полицейском участке на…-стрит, и там же для соблюдения всех формальностей мне зададут пару вопросов о покойном. Выяснив всё, что хотел, я отправился домой в очень подавленном настроении. Занятий в этот день на нашей кафедре не было.

Всё оставшееся время вплоть до отхода ко сну я думал, и мысли мои были тяжёлыми.

III

4 декабря. Погода на Туманном Альбионе стала ещё более скверной, потому я нанял кеб и приказал кучеру ехать к полицейскому участку на…-стрит. Быстро расплатившись, я миновал маленькую площадь и вошёл в низкое тёмное здание. Меня встретил высокий сухой полисмен, который и провёл допрос, если можно так это назвать.

Вопросы показались мне очень банальными. Как долго вы были знакомы с профессором? Пять лет. Не замечал ли я чего-нибудь необычного в его поведении в последнее время? Нет. Имелись ли у него враги? Если и имелись, я о них ничего не слышал. Покончив с этими пустячными формальностями, я завладел наконец копией протокола и отправился к матушке и сестре, дабы отогнать от себя мрачные мысли.

В их обществе моё расположение духа стало гораздо лучше. Они уже проведали о случившемся, но старались об этом не говорить, чтобы не расстроить меня, зная, что мы с мистером Бэллом были хорошими друзьями. Роза, сестра моя, развлекала нас пением, аккомпанируя себе на фортепиано. Вечер прошёл очень приятно.

Однако, как только я вернулся в свою комнату, вернулись и мрачные мысли о моём покойном друге. Но на этот раз мне удалось распознать их источник. Что, если это был вовсе не сердечный приступ? Возможно ли, что профессор погиб от чужой руки? Лишь смутное подозрение, оно основывалось только на каком-то внутреннем чувстве, никаких доказательств у меня решительно не было.

5 декабря. Утро. Начался очень непростой для меня день. Сегодня я отправляю в последний путь моего горячо любимого друга Томаса Бэлла.

5 декабря. Вечер. Ужасно, ужасно… До сих пор не верю в то, что произошло, хотя собственными глазами видел остывшее тело… Миссис Эмма Бэлл, жена профессора, в девичестве Бронте, и мисс Оливия Бэлл, его прехорошенькая дочка, были в глубоком трауре. За чёрным лакированным гробом шла длинная процессия, в основном из студентов, — настолько велико было уважение к профессору.

Для понимания дальнейших событий читателю необходимо познакомиться с личностью усопшего и его семьёй. Итак, начнём с покойного мистера Белла.

Это был высокий худощавый человек, располагавший к себе с первого взгляда. Под верхней губой он носил пышные старомодные усы, на голове волос почти не осталось, тем не менее, он слыл весьма привлекательным джентльменом в глазах многих дам. Выражение его лица всегда показывало душевную доброту, с какой он относился ко всему живому, а стальные светло-серые глаза, как бы глядевшие на вас с лёгким укором, беспрестанно наполнял блеск деятельного человека. Ушедший в мир иной в возрасте пятидесяти трёх лет, за свою жизнь профессор успел произвести множество важнейших открытий в области химии, биологии и медицины, и сделал бы ещё больше, если б не его безвременная кончина.

Наша дружба с мистером Беллом началась ещё в годы моего студенчества. В то время он заменил другого профессора, ушедшего на покой. Несмотря на большую разницу в возрасте, мы неизменно понимали друг друга, а вскоре начали более близкое общение. В один из вечеров я был приглашён к нему на ужин в его загородный дом. Войдя в прекрасно обустроенный особняк, я был представлен жене и дочери профессора.

Не будучи по-настоящему низкой, но и не среднего роста, миссис Бэлл была превосходно сложена. В молодости она слыла истинной красавицей, и остатки этой красоты до сих пор были хорошо заметны в лебединой шее, лёгкой походке и грации движений. Она имела истинно светские манеры и вкусы: прекрасно играла на фортепиано, безупречно знала французский и была безмерно учтива.

Дочь их, двадцати четырёх лет от роду, была вылитая копия матери не только внешне, но и по характеру. Мисс Оливия, низенькая прехорошенькая девица, сразу овладела моим сердцем. С её стороны она также проявляла симпатию ко мне, но пока я не решался стать для неё более, чем другом. Во-первых, в то время я сильно погрузился в изучение всяческих наук и пока не решался на семейную жизнь. Во-вторых, при всей нашей искренней дружбе с профессором, я не был полностью уверен в его одобрении нашего с Оливией брака. Томас Бэлл имел во владении красивейший особняк и большое состояние, а у меня не было ни того, ни другого. Короче говоря, наше с Оливией общественное положение было слишком различно.

Теперь читатель ознакомлен со всеми членами этого семейства. Но я ещё не успел упомянуть о содержании полицейского отчёта, полученного мною третьего декабря. Он был краток и содержал следующие сведения:

«02.12.1918. К полицейскому экипажу, дежурившему на…-стрит, обратилась явно потрясённая женщина по фамилии Кларксон. Она представилась уборщицей в университете, расположенном неподалёку, и сказала, что нашла в лаборатории бездыханное тело мужчины. На место тотчас отправились три полисмена, которые предприняли необходимую меру предосторожности: объявили студентам, уже прибывавшим в университет, что занятия начнутся позже обычного в виду чрезвычайного происшествия. Миссис Кларксон провела полицейских к лаборатории, а позже была допрошена в полицейском участке. По её словам, она производила утреннюю уборку в помещениях кафедры, как вдруг наткнулась на тело в лаборатории, которое тотчас опознала: это был мистер Томас Бэлл, профессор. После этого она сразу позвала упомянутых полисменов. Нет оснований полагать, что она дала недостоверные показания. Лаборатория была тщательно осмотрена, и никаких признаков насильственной смерти не обнаружено. Полиция полагает, что виной всему сердечный приступ.»

На этом заканчивался отчёт, но не мои предположения. После похорон я пуще прежнего утвердился во мнении, что профессор был убит. Теперь, после длительных размышлений, у меня уже появились некоторые доводы в пользу моей версии.

Во-первых, весьма странно, что Томас Бэлл обрёл упокоение в лаборатории. Первого декабря около семи часов вечера я лично простился с ним в стенах университета и через окно увидел, как он сел в экипаж. Через четверть часа я запер лабораторию на ключ, как делаю всегда, и пошёл к себе.

Положим, профессор приехал домой в семь тридцать, тогда вновь появиться в университете он мог не раньше восьми, а скорее всего позже. В это время главный вход был уже закрыт, следовательно, войти мистер Бэлл мог только через чёрный. Но с какой целью он вернулся? Маловероятно, что профессор мог забыть какие-то вещи в лаборатории, потому что об этом не упомянули ни полисмены, ни их отчёт (а такие подробности всегда вносятся туда!) Следовательно, Томас Бэлл преследовал какую-то неизвестную причину, возвращаясь к этому месту.

Следующая странность заключалась в разбитых сосудах, о которых я уже упоминал. Дело в том, что в нашей лаборатории очень широкие проходы даже для такого большого помещения, каковым она является, и профессор никак не мог задеть стеклянные ёмкости с разных столов (а именно так и было, насколько я помню их расположение накануне), даже если бы вытянул обе руки в стороны. Для меня было очевидно — это признак борьбы и сопротивления, которые мистер Бэлл оказал убийце или убийцам.

Пока что это было лишь два незначительных для посторонних глаз факта, указывающих на возможное преступление. Но даже с такими незначительными доказательствами я осмелился обратиться к поверенному покойного, с которым я был хорошо знаком.

IV

9 декабря. Теперь, после смерти моего уважаемого друга, на меня были возложены обязательства управляющего кафедрой, покуда не будет найдена замена. В связи с этим мне стало гораздо сложнее выкроить время для моих дел, и только вчера вечером удалось посетить поверенного. Пришлось поспешить: был поздний час, и мистер Питерс мог покинуть контору с минуты на минуту. К счастью, я застал его ещё внутри, и тот пригласил меня в кабинет.

Я подробно изложил догадки насчёт гибели профессора. Внимательно, но без энтузиазма выслушав меня, поверенный дал исчерпывающий ответ со своей, юридической точки зрения.

— Понимаете ли, мистер Нортон, я очень сомневаюсь, что такие незначительные факты (которым, безусловно, можно без труда найти объяснение) убедят полицию возбудить дело или хотя бы начать расследование. А если это и случится, суд обещает быть очень долгим. Предвижу ваш вопрос и сразу отвечу на него. Кроме отсутствия каких бы то ни было серьёзных улик, отсутствует и мотив. Посудите сами, по завещанию всё имущество и состояние профессора переходит к его совершеннолетней дочери, — тут он показал мне копию завещания, подтвердившую его слова. — Никаких личных вещей, насколько известно мне и полиции, не было украдено. Более того, вы сами, мистер Нортон, на своём допросе в полиции утверждали, что не знаете, чтобы у покойного мистера Бэлла были какие-либо враги. Ничего не известно о таковых ни его жене, ни дочери, ни мне, — после этого он сделал паузу, посмотрел на часы и продолжил. — Скажу вам по секрету, как моему хорошему знакомому: полиция не желает

Конец ознакомительного фрагмента.