Вкус детства

Александр Алекс, 2020

Вкус детства – у каждого он свой. Это зависит еще и от эпохи, в которой живут ее герои. Моя эпоха – послевоенное время, разруха в стране, титанические усилия после войны, чтобы выжить… Многие тогда росли, как придорожная трава. Воспитателем была улица, а родителей заменяли казенные учреждения, как мне – детский дом. Наше поколение отстроило города, подняло экономику. Молодые влюблялись, создавали семьи, воспитывали детей. Сколько людей, столько и судеб. Автор этой истории рассказывает с болью, иногда с философским отстранением, а то и с юмором о своем неповторимом детстве. В нем – моменты коллективного портрета его сверстников и той эпохи. Читается легко и с интересом. Загляните в этот мир – он не оставит вас равнодушным.

Любовь к песне или каменный «гость»

В редкие свободные часы, вечерком после ужина, отец словно преображался, делая что-то по дому. Иногда, отложив бесконечные домашние заботы, мастерил для нас со Славиком игрушки из дерева, мурлыча под нос украинские песни.

Уже тогда я пытался подпевать отцу. Запоминал отдельные фразы. Ему моё старание явно нравилось, он поощрял этот творческий порыв. Бывая в хорошем расположении духа, сажал на колени, и мы пели с ним в полный голос.

Старался я от всей души, отец гладил мою голову и говорил: «Молодец, голос у тебя, сынок, правильный. Наша порода, чисто поёшь!»

Однажды после ужина осенним вечером, после хорошего ужина, сидя на лавке у стола, отец, усевшись за шитье сбруи для коня, затянул свою любимую: «Ой, ты Галю, Галю молодая…».

Я моментально взгромоздился к нему на колени, сначала робко, потом увереннее стал подпевать мальчишеским дискантом.

Отложив шитьё, отец напевал украинские слова, которые я не понимал, но старательно повторял. Плавно лилась мелодия, в русской печи потрескивали поленья.

Мама, слушая нас, вязала на спицах из шерсти носки или свитера, она всегда что-то делала, но сама никогда не пела.

Трехлетний братишка сидел на полатях и тоже пытался подпевать, но для него это было слишком сложно.

Когда подрос, помню, распевал я во дворе понравившуюся мне песню о комсомольцах-добровольцах:

«И снег, и ветер, и-и звёзд ночной полёт,

Меня моё сердце в тревожную даль зовёт…»

Славик, не зная слов, ещё картавя, тоже выводил мелодию без слов, это звучало в его исполнении так: «Тли-тли, тли-тли-тли-тли…»

Я пытался подсказать слова, но он отрицательно мотал головой и одержимо продолжал: своё «Тли-тли, тли-тли-тли-тли…»

В тот вечер, в самый пик нашего с отцом пения, неожиданно раздался звон разбитого стекла. Через окно на стол бухнулся булыжник примерно с отцовский кулак.

Песня оборвалась… Отец чертыхнулся и мигом выскочил на улицу. Послышались крики и удаляющийся шум, топот.

Вскоре он вернулся мрачный, о чём-то долго говорил с матерью.

Став взрослее, я иногда прокручивал тот случай, размышляя, что же произошло тогда? Наверно, у отца были враги, а, может, это было просто хулиганство?

Происшествие запомнилось ещё и потому, что всё прошло для меня на контрастах: сначала радостная сопричастность с песней, затем − каменный «гость» в окно, прервавший идиллию.

Остался где-то в подсознании внутренний страх и… детская гордость за отца, что он, такой большой и сильный, защитил нас от опасности.

Так получилось, что наши песнопения больше не возобновлялись.

Вскоре отец с матерью достроили дом на заброшенном пустыре, на краю посёлка, завели большое хозяйство — не до песен.

У меня же на всю жизнь осталось ощущение чего-то красивого и светлого в душе. Сколько себя помню — всегда пел. Где-нибудь наедине, в детдоме — в хоре, но певцом не стал, мешала чрезмерная застенчивость.

Об одной песне моего детства хочется рассказать особо.

Однажды, тяжело заболев воспалением лёгких, я попал в соседнее село Волково. В небольшой больничке (в нашем посёлке не было стационара) метался с высокой температурой, надолго проваливаясь в тяжёлый сон, просыпался и снова забывался в бреду.

Меня, конечно, лечили, но этого я не помню.

В памяти остались обрывки: небольшая палата, белые простыни и подушки, железная панцирная кровать. Белые стены и потолок, а на противоположной стороне, у дверной коробки чернела тарелка репродуктора.

В минуты моего просветления, я слышал голос диктора, читающего новости, играла какая-то музыка.

Так прошла целая вечность. Когда жар спал, я стал думать о маме. Хотелось, чтобы она вошла и присела рядышком, но она не всё не приходила. Видимо, дела не позволяли. Дома — животные, птицы, работа…

Вдруг из репродуктора полилась мелодия песни, необычный голос грустил о море, о любви, о расставании:

С добрым утром, дорогая,

Расстаемся мы с тобой.

И любовь моя большая

Остается за кормой.

Звуки вибрировали и бились о противоположную стену над моей головой, пульсировали красивым тембром и проникали в самое сердце.

Хотелось слушать и слушать, но песня отзвучала, и вновь заговорил диктор.

Долгие годы эта песня затаилась в моей душе, иногда в полудрёме, ранним утром вдруг всплывали строчки:

До свиданья, дорогая,

Расстаемся мы с тобой…

Ты налево, я направо,

Так назначено судьбой.

Просыпался, силился вспомнить, но в голове крутились лишь отдельные строчки.

Вставал и забывал, за делами и заботами было не до того, но она периодически приходила вновь, будоражила моё воображение незабываемой мелодией, красивыми словами.

Намеревался написать письмо Виктору Татарскому на радио, ведущему передачи «Встреча с песней». Слушая исповеди других и песни в исполнении забытых кумиров, надеялся, что когда-нибудь вспомнят и мою любимую песню, но так и не услышал, и не собрался написать.

Как-то, проснувшись ранним утром, долго ворочался от навязчивой мелодии, опять вспоминая слова. Вдруг осенило: можно поискать в компьютере, ведь я могу набрать в поисковике фамилию предполагаемого певца, найти его репертуар…

Искал, но всё не то.

Наконец догадался набрать строчки из песни: «С добрым утром, дорогая…»

Надо же, оказалось, у песни такое же название.

И вот она звучит в моих наушниках. Старая запись — будто слышен даже шум крутящейся пластинки, льётся, клокочет в висках песня в исполнении Владимира Нечаева (композитор − Василий Соловьёв-Седой, стихи Алексея Фатьянова).

Знакомая концовка:

Даже солнце каждым утром

Ждет свидания с землей…

Так неужто, дорогая,

Мы не встретимся с тобой?

Сильное волнение охватило меня, словно я встретил, наконец, встретил друга детства.

Но друзья стареют, их трудно бывает узнать, а песня из детства, которую слышал однажды, и которая все эти годы жила в моём сердце, вновь зазвучала, словно вернулась из долгой поездки!

Это было непередаваемое ощущение!

Там же нашёл эту песню в исполнении Геннадия Белова. И, как ни странно, его исполнение понравилось ещё больше.

Подобное случается редко. Первый исполнитель всегда, как эталон, а тут — такое вибрато, свободно льющееся пение, словно легкий бриз на море, и аранжировка в песне гораздо красивее.

Теперь она у меня в компьютере и на флешке, и я слушаю каждый раз с замиранием сердца.