Куда сбегают города

Александр Аксаков, 2022

Ты, я и бутылка водки. Вот и все, что нужно для счастья. Добавляем к этому наш с тобой город и всех, кого мы знаем. Заворачиваем все в утопию последних школьных дней и… отправляем в плавание. В далекое плавание через неизбежное и туманное будущее.Хочешь?Вот и я – нет.

Глава 4

Аксаков и кухня

— Саш, я поехала к Насте. Не уходи никуда, сегодня кухня приедет, — сквозь сон пробивается в мои уши мать.

— Во сколько? — я максимально помятый, кое-как приподнимаюсь над кроватью, не в силах открыть правый глаз из-за опухшей брови.

— Не знаю. Сказали — с двенадцати.

— И до конца, что ли?

— Ну… видимо.

Дверь с грохотом закрылась, и я рухнул обратно на кровать. Суббота не могла не радовать своим присутствием, но вгоняла в тоску тем, что послезавтра опять начнется суета. Пусть я и выпускник, но всякие противные заморочки, вроде выпускных выступлений, доставляют хлопоты.

Каким бы асоциальным я ни был — стараюсь участвовать в общей жизни класса. Выступления, инициативные группы. Как бы муторно это ни было — это забавно. Сидите вшестером и репетируете роли к предстоящей постановке. Вроде тупо, но что-то в этом есть. Мы с самых младших классов занимались подобной самодеятельностью. И знаете что? Я не боюсь рассказывать вам свою историю только потому, что уже давно перестал бояться людей. Бояться толпы, что смотрит на тебя.

Кто-то скажет, что это все чушь, и перестанет читать. Кто-то увидит здесь себя. Кто-то поймет, что это написали специально для него. Но все это неважно. Важно то, что я добрался уже хотя бы досюда.

Время — полдень. Я нехотя встаю и, почесывая голову, иду на балкон. Пачка сигарет, что всю ночь лежала под дождем, уже покоробилась от влаги и выглядит не так презентабельно. Ну а я что? А я закуриваю.

Я стою, и легкий ветерок раздувает волосы. Стою и думаю, что есть тут что-то красивое. И сколько бы я ни плевался на эту маленькую однокомнатную квартиру, хорошее — есть. И каждое утро, независимо от времени года, я смотрю на это хорошее. Смотрю на этот вид из окна.

Тут нет ни высоких человейников, ни блестящих офисных зданий, что уходят вверх. Тут только серые панельки, стоящие друг от друга достаточно далеко, чтобы между ними было просторно. И отсюда, с предпоследнего этажа многоэтажки, я вижу небо. Оно простирается до самого горизонта, вдалеке упираясь в другую панельку, что уже не выглядит так массивно, стоя на расстоянии. Неба тут много. Много зеленой травы и молодых листьев внизу. Я стою тут круглый год и наблюдаю, как природа меняется. Снег сменился зеленью, и скоро все вокруг будет таким ярким, таким солнечным, что глаз будет резать от этой красоты.

А потом придет осень, моментально меняя цвета. Я бросаю окурок вниз и смотрю на полянку, что простирается под моими окнами. Тут сплошь заросли кустов и людей, как и всегда, нет. Даже в детстве, кидая пакет с водой, я очень расстраивался, что под моими окнами никто не ходит. У Женьки оживленный тротуар и сбрасывать всякую пакость было весело. У меня не так. У меня можно любоваться красивым небом, в каком виде бы оно ни предстало.

Звонок в домофон застал меня, когда я с трудом выбирался с балкона. Изрядно окосев от первой за день сигареты. Я лениво подошел и взял трубку. На часах было двенадцать.

— Да?

— Доставка.

— Ага… восьмой этаж.

Никто ничего больше не ответил. В трубке хрипели помехи и слышно было, как хлопают двери. Лифт загудел, передавая вибрации через бетон, и выиграл мне минуту, чтобы я оделся.

Минута — это мягко сказано. Ребята тащили коробки с деревом довольно долго, задерживая лифт на приличное время. Начали слышаться ругательства и шаги, что семенили по ступеням.

«Да ну и плевать», — думал я о тех нетерпеливых, что сыпали проклятья. Подумаешь, пройтись пешком. Не вверх же. С другой стороны, у тех, кто поднимался вверх, не было сил ругаться. Они пытались отдышаться, радуясь, что добрались.

Два здоровых мужика быстро занесли в квартиру восемь увесистых коробок и протянули мне бумагу.

— Распишитесь. Вот тут, — здоровяк ткнул пальцем в лист. — И тут.

— Без проблем, — ответил я и поставил две синие закорючки в накладной.

Ребята аккуратно свернули листок и удалились, считая ногами ступени до лифта.

— Спасибо! — крикнул я, но ответа не последовало. Они то ли не услышали, то ли им было без разницы.

Я оглядел коробки и начал волочить их на кухню.

«Это меня жизнь так наказывает. За то, что я сделал позавчера со спортсменом», — гудело в голове. Так вот опять же: «Не я же спортсмена-то бил. Так, пошутил. Кто ж знал-то, что он вспыльчивый такой. И вообще, он первый начал!»

Пока я оправдывался — коробки нехотя и лениво перемещались на выделенное им место. Я даже забыл умыться и почистить зубы, так увлекся, что мало того — перетащил все, так еще и распаковал.

В доме никогда не было мужчины. Не было ни отца, ни отчимов, как у многих. Я взял отвертку и шестигранник и принялся читать инструкции. Все просто и предельно понятно. Откладывая одни элементы кухни в сторону, я принялся собирать другие. Время шло, и это маленькое дело захватило меня целиком. Я никогда не думал о том, что не должен таким заниматься. Позиция нахлебника в доме хоть и была мне ближе, но не до такой же степени. Мать всегда говорила: «Саш, будь ты, блядь, мужиком», и я пытался им быть.

Она хорошая. Мать моя. Она одна меня вырастила. Не искала всяких уродов, чтобы облегчить свою ношу. Растила, работала, воспитывала. Я очень благодарен ей, и пусть порой она бывает невыносима, но все же — благодарен. Я собрал один шкаф и придвинул его к стене. Пора собирать второй.

Я вот собираю это все, и гордость берет. Я в своей жизни хотя бы уже ящик собрать смог. Кто-то и таким не наделен. Мать придет и увидит, что все готово. И скажет «Спасибо». Скажет, потому что опять придет уставшая от своей сестры, которая ни детей воспитать не может, ни ремонт в доме сделать. Во всем ей нужна помощь. А я? А мать? А мы всегда как-то сами… Как-то справлялись.

Мне это от нее досталось. Эта самодостаточность.

Вот так всегда. Я сегодня расскажу Женьке, что собрал целую кухню, а он завоет: «А че меня не позвал?». Ну не позвал и не позвал. А зачем? Я тут и один хорошо справляюсь. А с Женькой вышло бы дольше. Если бы вообще вышло. Он бы по-любому вскочил посреди дня и умчался бы в магазин за пивом или еще какой гадостью. Ни поработать, ни побухать толком.

Завибрировал телефон, и я моментально подхватил его. Мать звонит.

— Да? — приложил я это старье к уху.

— А ты че не в школе? — ошарашенно спросила меня мама.

— Кухню собираю.

— Уже?

— Ага…

— Ну ладно, давай, не буду мешать!

Я хлопнул крышкой телефона и в очередной раз удивился. Если бы не кухня, то мне бы опять устроили лекцию. А так… Странно она отреагировала, конечно, ну да и ладно.

К школе у нее хоть и серьезное отношение, но долгие годы упорных попыток привить мне такое же отношение не увенчались успехом. Когда я был в восьмом классе, она вдруг осознала, что если я не хочу, то и впихнуть в меня знания не выйдет. И с тех пор я учился сам. Да и она уже не могла мне помочь. Программа становилась сложнее, и решать квадратные уравнения и дифференциалы ей давалось еще с большим трудом, чем мне.

Телефон вновь зазвонил.

«Забыла что-то?» — подумал я и не глядя взял трубку.

— Ты че вчера не пришел, а? — раздался знакомый голос. — Сука ты эдакая!

— Романова, ты? Ты где мой номер взяла?

— Твой рыжий опездал дал. Поймала его, пока терся в курилке. Ты в курсе, что тебя ищут?

Нет, ну так-то логично. Мы обидели пацана. Теперь и он хочет обидеть нас. Ну тут уж скорее — меня. Я не смог быстро придумать какую-то язвительную шутку и просто захлопнул свой телефон.

К тому моменту, как она позвонила вновь, я уже вовсю дырявил перфоратором стены, чтобы повесить антресоль.

Кухню я собрал в этот же день.

Вышло криво.